Люди и монстры

Всю ночь дождь хлестал не как из ведра — как из прохудившегося дна океана. Струи вгрызались землю, лупили по крыше гостиницы и бились в стекла так, что те дребезжали, из последних сил сдерживая напор взбесившейся воды вперемешку с ветром. Казалось, еще чуть-чуть — и небо, отбросив такие предрассудки, как капли, разом выплеснет все запасы, и случится всемирный потоп, наказание за грехи, как предрекали Дети Радетеля в храмах.

Найз в свои тринадцать лет грешником себя не чувствовал, идти ко дну не хотел, и поэтому, не в силах заснуть, проворочался под грохот ливня ночь напролет: уроженцу засушливого побережья среди такого количества воды с небес было не по себе. То и дело вставал он и на цыпочках, чтобы не разбудить Фалько, своего наставника, подходил к окошку и выглядывал во двор. Не надо ли спасать лошадей? Не подмыло ли гостиницу? Не затопило ли первый этаж, где спали торговцы их каравана? Хотя единственным его настоящим стремлением было увидеть посветлевший край неба, означавший конец дождю.

Ближе к утру его желание сбылось. Ливень прекратился так же внезапно, как начался вечером. Ветер стих, умаявшись дуть, тучи, излившись до последней капли, пропали, и горизонт засветился близким восходом. В свете пробуждавшегося солнца мальчик разглядел двор, покрытый слоем мутной воды с плавающим мусором, представил завалы из упавших деревьев, веток и грязи на дороге, и понял, что сегодня они никуда не поедут. А самое главное — тренировки с утра пораньше не будет тоже. Если весь день впереди, к чему подниматься ни свет, ни заря? А значит, наконец-то, можно спокойно поспать.

Спокойно поспать ему удалось ровно тридцать минут. На тридцать первой не хуже любого грома прозвучал голос Фалько:

— Эй, на корабле! — и перед носом в раму кровати воткнулся метательный нож.

Найз вскочил, не открывая глаз, отбросил одеяло, и обиженно промычал:

— Ну никуда ведь не едем!.. Ну зачем?..

— Если ты никуда не едешь — давай попрощаемся, потому что остальной караван и я с ним выступаем через полтора часа.

Глаза мальчишки моментально распахнулись:

— Но дождь?.. Дороги?..

— Караванщик говорит, что торопится до молодой луны проскочить одно нехорошее место. А точнее, нехорошее оно три дня до и три после.

Фалько стоял у открытой двери умытый, побритый и одетый для спарринга в черные кожаные штаны, коричневую рубаху с закатанными до локтей рукавами и сапоги. Высокий, мускулистый, но поджарый, он выглядел на свои сорок пять и ни днем старше даже после тех испытаний, что выпали на его долю. С зачесанными назад не по моде короткими черными с проседью волосами, с лицом, пересеченным двумя шрамами — через лоб к правому уху и параллельным — через правую щеку, давшими ему кличку «Тигр», он всегда обращал на себя внимание окружающих. Почему-то особенно женщин. Вот и сейчас из-за угла коридора на него глазели служанки, толкаясь, перешептываясь и хихикая, будто на всём постоялом дворе больше нечем стало заняться. Словно не замечая столпотворения за его спиной, гардекор невозмутимо продолжил:

— …Так что если мы задержимся сейчас, в ожидании, пока крестьяне местного графа расчистят завалы…

— Что это за место? — любопытство согнало с мальчишки остатки сна.

— Почему бы тебе не расспросить об этом самого мастера Виклеа́на по дороге? — предложил Фалько и мотнул головой в сторону лестницы: — Давай, бегом, пока не утекли эти чудесные лужи и не высохла эта изумительная грязь! Тебя ждут шестьдесят минут непередаваемого удовольствия!

Как выяснилось через час, удовольствие оказалось не только непередаваемым, но и плохо отмываемым, и поэтому завтрак Найзу пришлось прихватить с собой. Доедал он баранье рагу, завернутое в лепешку, уже на муле, под сочувственными взглядами караванных кумушек и завистливыми — псов. Впрочем, в своем запоздалом принятии пищи он был не одинок: мастер Виклеан, маленький полноватый человечек лет пятидесяти в зеленом костюме и прочном дорожном плаще из шкуры виверны, тоже уплетал свою порцию верхом. Хлопоты по подготовке трех с половиной десятков фургонов в путь по непредсказуемой дороге не оставили времени посидеть за столом и ему.

Встретившись взглядами и увидев если не родственные души, то товарищей по неудобству, оруженосец и караванщик улыбнулись друг другу и направили своих скакунов бок о бок.

За утро вода с дороги ушла, оставив толстый слой грязи вперемешку с ветками, камнями и кусками дерна, собранными ураганом со всех окрестностей. Более крупных препятствий, к счастью, пока не попадалось, и торговцы спокойно сидели на козлах фургонов, любуясь умытым перелеском и небом в пуховках облаков.

— Мастер Виклеан, — дожевав последние крошки и запив водой из фляжки, Найз обратился к попутчику. — Я слышал, мы торопимся, потому что на пути есть какое-то странное место. Это правда?

— Более чем, — улыбчивое лицо купца посерьезнело. Словно потеряв аппетит, он бросил остатки лепешки увязавшейся за ним собаке и вытер ладони о штаны. — Посмотри по сторонам, парень. Видишь?

Найз огляделся. Конечно, он видел — и чахлый лесок с проблесками полян вдалеке, и проплешины глины на крутых обочинах, где потоком был вымыт дерн. И кривые стволы деревьев приметил — столько уродцев в одном месте он не встречал раньше нигде. Но что конкретно он должен был увидеть — или не увидеть?

Не дожидаясь вопроса, караванщик продолжил:

— А теперь вспомни места, по которым мы ехали… ну, хотя бы вчера.

Мальчик наморщил лоб, припоминая — и понял:

— Тут всё вокруг как будто больное!

— Верно, — кивнул Виклеан. — Даже вода в здешних ручьях какая-то нездоровая. Безвкусная. Никто не знает, почему. И так — на три дня пути. И люди тут не живут: ни гостиниц, ни трактиров не встретишь, не говоря уж про фермы. Только замок графа в стороне от дороги, ну да ему за стенами в окружении гвардейцев да стражи не всё ли равно… Но всё бы ничего было — мало ли странных мест по дороге нашему брату попадается, и постраннее видали, но дело в том…

Купец смолк и настороженно оглянулся, словно опасался, что его подслушивают. Мальчик тоже посмотрел на обочину, потом на караван, но кроме Эмирабель и ее дядьки Лунги, пристроившихся на козлах одного из фургонов, никто не проявлял к нему интереса. Эмирабель Ронди, для друзей — Белка, землячка Найза, ехала за границу продолжать изучение алхимии. По крайней мере, так она всем говорила. О настоящей цели знали лишь пять человек: Лунга — ее старый слуга, Фалько, Найз, капитан королевской гвардии Дагон и Дечебал Второй, король Эрегора.

Паренек обменялся улыбками с друзьями и перевел вопросительный взгляд на Виклеана:

— Дело в чем?

— Дело в том, парень, что иногда на молодую луну здесь появляются всякие твари, — тихо проговорил купец.

— Твари?! — возбужденно округлив глаза, выдохнул Найз. — Какие? Откуда?

— Всякие, — исчерпывающе ответил Виклеан на первый вопрос, а на второй лишь пожал плечами: — И никто не знает, откуда. И куда деваются потом — тоже. Сколько граф Мугур ни пытался сыскать — не нашли ничего. Даже королевских солдат присылали из Рэйтады пару раз. Всё прочесали — без толку. Ни следов, ни нор, ни лёжек, ни логовищ… Как сквозь землю проваливаются.

— А может, это магия? — в голову мальчику пришло первое и единственное логическое объяснение.

— Святой Радетель упаси! — караванщик истово сделал знак от беды. — Хотя на моей памяти до Симарона, жри его Долдык сырого каждый день, и впрямь ничего такого не было. Так ведь можно и подумать, что дух проклятого колдуна здесь ходит, воду мутит.

Не знакомый с премудростью лунных фаз, Найз задал вопрос, мучавший его целое утро:

— А когда появится молодая луна?

— Через пять дней, — Виклеан успокаивающе махнул рукой. — Как раз проскочить успеваем.

И тут из головы каравана донесся пронзительный крик.

Найз не поверил своим глазам: клозах в трех от него кусок дерна на обочине внезапно ожил, обрел длинное мощное тело с острой мордой, лапами и хвостом — и бросился к ним через канаву. А за ним еще один. И еще.

Паренек метнул растерянный взгляд вперед, назад: повсюду гибкие зеленые твари со змеиными шипастыми хвостами перепрыгивали через канаву и кидались на лошадей. Первый крик слился с какофонией воплей — человеческих и лошадиных — и низким рокотом рыка зеленых чудовищ. Пара собак выскочила из-за соседнего фургона и налетела на ближайшего зверя. Тот ощерился, стеганул их хвостом как кнутом, и псы со страшными ранами, хрипя, покатились по грязи. Краем глаза Найз увидел, как кони из соседней упряжки, свернувшие в канаву в попытке спастись, беспомощно бились в постромках у перевернутого фургона, а рядом съежилась их хозяйка, закрыв руками голову, и кричала — хрипло, без слов, на одной жуткой рвущейся ноте.

И только тогда мальчик испугался.

Купец, белый как полотно, выхватил из-за пояса кинжал и приготовился защищаться, но все три твари, как одна, с рычанием, похожим на рокот отдаленного грома, налетели на его жеребца. Размером с волка, они повалили бы бедное животное в мгновение ока, но Гри встал на дыбы, яростно замолотил копытами — и два неудачливых чудища отскочили, едва успев увернуться. Третье повисло на шее коня, вцепившись не только зубами, но и когтями передних и задних лап. Виклеан подался вперед, целя кинжалом в глаз твари, но в этот момент хвост ее хлестанул плечо скакуна. Тот завизжал от боли совсем как человек, шарахнулся — и караванщик полетел на землю, запутываясь в плаще. Два зверя, избежавшие копыт, набросились на него, вцепились в виверновую шкуру и исступленно замотали башками, пытаясь ее разорвать.

— Да провались земля и небо!.. — очнувшись от шока, парнишка выхватил меч и ударил пятками мула, направляя к купцу. Жок в ужасе вздыбился, сбросил седока и помчался прочь. Две недели назад такое падение его бы оглушило, если не оставило со сломанной рукой или шеей — но не теперь. Не выпустив оружия, он прокатился по мостовой, вскочил и рванулся к куче-мале с отчаянным «А-а-а!!!..».

Три прыжка, замах… Меч соскользнул по странной длинной шерсти чудовища. Новый взмах и удар — клинок отскочил. И еще раз, и еще, и еще — шея, бок, голова… Куда бы ни опускалась сталь, шерсть чудовищ не поддавалась. Рык тварей, ржание коней, вопли людей, вой собак всего каравана смешались вокруг в жуткую какофонию. Найз, тоже вопя бессвязно, но отчаянно, ухватил рукоять меча обеими руками и принялся рубить гибкие сильные тела, едва уворачиваясь от ударов хвостов.

Внезапно до одного из зверей дошло, что рядом стоит добыча полегче, он развернулся — и ринулся на паренька. Тот отскочил, увидел несущееся в полете мохнатое тело, оскаленную пасть, взмахнул мечом…

Чудовище ударило его лапами в плечи и приземлилось на грудь, впечатав затылком в дорогу. Оно бы вырвало мальчику горло в ту же секунду — если бы не меч, попавший между челюстей. Зубы его рефлекторно сомкнулись на клинке, как на добыче, и из оружия у твари остались лишь когти и хвост, хотя и одного из них хватало, чтобы убить человека. Мальчик, что было мочи, вцепился чудищу в шею, но с тем же успехом он мог попытаться душить бревно. Обдавая смрадным дыханием и слюнями, зверь выпустил когти — и Найз закричал. Пальцы его впились в рукоять меча, тщетно силясь вырвать из железных тисков… И вдруг перед глазами мелькнула сталь.

Голова чудовища дернулась, из глотки вырвался визг, и на лицо мальчика хлынуло что-то черное и горячее. Почти захлебываясь, он вывернулся из-под обмякшей туши, попытался подняться, упал на колени, лихорадочно вытирая глаза рукавом и борясь с тошнотой, нащупал кинжал…

— Спокойно, парень! Перерыв между раундами! — прозвучал голос Фалько.

— Мастер Виклеан!.. Звери!..

— Жив. Разберемся. Сиди тут.

Сзади донесся рык твари, собачий визг… Тень жеребца Фалько накрыла мальчишку и пропала — и тут же за спиной раздался свист стали, рев, вой, топот копыт, новые крики и рык…

Найз встал. Выставив кинжал перед собой и чувствуя, как желудок рвется к горлу, он принялся вытирать с лица смрадную черную кровь. Каждое движение разодранных плеч отзывалось болью. В попытке избавиться от мерзкого вкуса во рту, он сплюнул раз, другой, но едкая кровь всё равно обжигала, заставляя давиться дыханием.

Сзади, сыпля проклятьями и уговорами для успокоения то ли лошадей, то ли самих себя, торговцы тщились высвободить запутавшуюся в постромках пару. Мальчик зашарил глазами по дороге, готовый сражаться, но чудищам было не до него. Повсюду верховые охранники каравана скакали от одной твари к другой — если те не находили их раньше — и рубили, рубили, рубили… А зеленые волки, точно обезумевшие, вместо того, чтоб бежать, всё метались по дороге, разрывая и кромсая своими жуткими клыками, когтями и хвостами живых и мертвых.

Последняя тварь с отсеченной охранником лапой бросилась на его коня и вцепилась в горло оставшимися конечностями и зубами. Тот повалился, придавливая всадника. Оказавшийся неподалеку Фалько пришпорил Армасара и на всем скаку рассёк чудовище надвое. Лапы его обмякли, но голова в агонии продолжала работать челюстями, пока второй удар не раскроил и ее.

Не в силах смотреть, Найз добрел до обочины и упал на колени, извергая остатка завтрака. Чувствуя себя так, словно зеленая тварь вырвала горло ему, он застыл, уронив голову и упершись ладонями в грязь.

Чьи-то сильные руки неожиданно подхватили его подмышки и поставили на ноги. Грубая ладонь коснулась лица, стирая грязь и кровь.

— Идти можешь? — прозвучал голос гардекора.

— Я помогу! Сейчас! — раздался взволнованный выкрик, и мальчик увидел, как Белка выбирается из перевернутого фургона, зажимая подмышкой мешок со снадобьям, корпией и чистыми полотняными лентами. Ее волнистые темные волосы до плеч, и в лучшие времена отказывавшиеся укладываться в прическу, торчали в разные стороны, а на локте дорожного платья зияла дыра. — Лунга, скорей!

— Иду-бегу! — донеся скрипучий голос ее дядьки из-за порванной парусины тента. — Только выползу вот… Тут такие завалы… и все на мне… или я под ними… Сейчас выберусь и приду, милая!

— Не надо мне помогать! Со мной всё в порядке! — морщась от боли в плечах, мальчик заморгал. Зрение слегка прояснилось, и он огляделся.

Пара торговцев, ругая на чем свет стоит зеленых тварей, молодую луну и своего предводителя, всё еще пыталась успокоить и выпрячь запутавшуюся пару. Конь мастера Виклеана, как и несколько других лошадей, лежал неподвижно. Рядом с ним — и вдоль дороги до головного фургона — валялись зеленые твари, десятка три или больше. Остальной караван, вставший в хаосе фургонов, людей, собак и лошадей, кричал, стонал и метался, как раненое животное. Едкий запах крови — красной и черной, витал над дорогой как радостный падальщик, впитываясь, казалось, в одежду и проникая в поры так, что тошнота вновь подступала к горлу. Но стоило взгляду мальчика упасть на чудище клозах в четырех от него, как всё остальное моментально ушло на задний план.

Зверь, пытавшийся его загрызть, растянулся на боку, подогнув когтистые лапы. Из одной его глазницы торчала рукоятка ножа гардекора. Со странной смесью любопытства, страха и гадливости мальчик подошел и впервые рассмотрел зеленую тварь, как следует.

Размером она и впрямь была с матерого волка. Всё ее тело, кроме чешуйчатой головы, покрывали жесткие веревкообразные выросты, принятые им за шерсть, длиной нолов в десять-пятнадцать. Из открытой пасти торчали клыки толщиной с мизинец. Зелено-бурая шкура, делавшая зверя незаметным на обочине, на глазах принимала цвет грязи, на которой он лежал.

Гардекор выдернул из глаза твари нож, разжал им ее челюсти и вытянул меч Найза. На клинке, еле заметные, виднелись отпечатки зубов.

— Держи. Клейменый, — протянул он оружие мальчику. Тот сомкнул пальцы на рукояти, как завороженный не сводя глаз с мертвого существа.

— Кто это? Откуда? Молодая луна ведь еще не скоро? Или купцы обсчитались?

— Не обсчитались, — возразила подоспевшая Белка, окинула придирчивым взглядом Найза, и ее лицо, слишком скуластое и слишком волевое для девочки, омрачилось еще больше: — Тебя надо срочно перевязать.

— Так пройдет, — дернул плечом паренек и скривился: когти зеленого волка, хоть и короче зубов, в плоть впились глубоко.

— Я осмотрю, обработаю, перевяжу — а потом так пройдет, — непреклонно поджала губы Эмирабель.

— Тут кроме меня раненых хватает! — не сдавался мальчик.

— Медиков тоже, — Фалько бережно подтолкнул его к Белке. — Купеческое дело беспокойное, поэтому у них каждый и сапожник, и пирожник, и картёжник.

Почти убежденный, Найз уже был готов сдаться, как вдруг совсем близко кто-то застонал: безнадежно, тихо, мучительно. Мальчик оглянулся и увидел, как конь мастера Виклеана дернул копытами и чуть приподнял голову. На мгновение приоткрывшиеся глаза глянули на людей, снова закрылись, и голова упала в грязь.

— Я думал, он кончился, — Фалько сочувственно качнул головой, вынул из ножен кинжал и двинулся к коню — но Эмирабель его опередила. Не разбирая, грязь ли, кровь, она с разбегу упала на колени перед крупной серой головой, приложила одну ладонь к виску, вторую к шее, там, где зубы твари разорвали вену, закрыла глаза и замерла. Из-под ладоней ее, точно слабый дымок, заструились крошечные золотистые искорки.

— Палкой в глаз, Белка!!! — прошипел гардекор, наклоняясь, чтобы оторвать ее, утащить, пока магию не заметили посторонние, но вдруг развернулся и бросился к перевернутому фургону.

Найз и Лунга в панике закрутили головами — не видит ли кто-нибудь, что происходит, но к счастью, торговцам было не до них.

Пока.

— Белка, прекрати, — невысокий, гладко выбритый старик с длинными волосами вокруг лысины, делавшими его похожим на одуванчик — дядька Эмирабель — умоляюще сложил руки на груди. — Тебя увидят! Ты же знаешь, чародея можно убить на месте — и никому ничего за это не будет! Королевский эдикт! Пожалуйста, милая! Перестань!

— Белка… а может, вправду не надо? — сердце мальчика разрывалось между жалостью к серому и страхом за Эмирабель. — Он всё равно не жилец.

Но девочка будто не слышала. Неподвижная, как статуя, и такая же бледная, сидела она перед конем. Пару минут ничего не происходило, и паренек подумал было, что серого спасти уже невозможно даже волшебством, как вдруг заметил, что края ран стали медленно стягиваться. Кровь остановилась.

— Готов бедняга?

Голос караванщика прозвучал неожиданно. Найз вздрогнул, крутанулся — и увидел, как с перевязанной наспех рукой, тяжело хромая и опираясь на плечо чернявого возчика, к ним приближался мастер Виклеан. Сердце мальчика прыгнуло в горло, и он кинулся им навстречу.

— Вы живы? А твари все убиты? А много потерь? А собаки их испугались! А тут фургон перевернулся! А… — едва понимая, что говорит, лихорадочно затараторил он, как бы невзначай преграждая дорогу.

— Корявая рожа Долдыка… Ничего не понимаю! До молодой луны пять дней! Какого?!.. — морщась и хмурясь, караванщик попытался его обогнуть, но каким-то таинственным образом худая фигурка неизменно загораживала весь проход.

— Я тоже ничего не понял! Я подумал, что обсчитались! А эти звери точно в Эрегоре не водятся? А может, они в Далайне есть? Ой, смотрите, что-то в траве на обочине зашевелилось! Зеленое! Точно-точно!

— Где?! — подпрыгнули торговцы, не зная, за что им хвататься вперед — за сердце или кинжал.

— Вон там! — мальчик ткнул пальцем наугад и рывками принялся водить им направо и налево: — Нет, вон там! Нет, туда уползло! Или их двое! Трое! Шестеро! Вон-вон-вон-вон-вон! Одни там, другие…

Торговцы, с минуту напряженно следившие за перемещением грязного перста, выдохнули и угрюмо переглянулись:

— Слушай, парень. У тебя что, со зрением что-то случилось? Или с головой? Нет там никого! Ни травинки не шелохнется!

— А я видел, — самые честные во всем Эрегоре серые очи уязвленно воззрились на караванщика. — Они там ползали. Ну значит, показалось… А еще я слышал, будто такие в Ламуртии водятся. Или в Далайне? Может, им там есть нечего стало, и…

— Нет их в Ламуртии! И в Далайне таких выродков не живет! — едва сдерживаясь от выражений покрепче, в том числе в адрес надоедливого мальчишки, рявкнул Виклеан. Но Найз был готов и к худшему, и уже набирал воздух, чтобы спросить еще что-нибудь очевидное и нелепое, потому что ни один умный вопрос, как на грех, не приходил ему в голову, как твердая рука легла ему на плечо и голос Фалько произнес:

— Я слышал, десятка полтора тварей все же сбежали. Охрана отправилась по следам, мастер Виклеан?

— Сразу, как только убедились, что тут остались только дохлые, — угрюмо буркнул купец. Похоже, на успех поиска он не рассчитывал.

— Если они обнаружат неподалеку ручей или озерцо…

— Я первый побегу туда, — хмыкнул купец, кивая на свою одежду, пропитанную грязью и кровью.

Повернувшись к торговцам, все еще пытавшимся выпрячь беглых лошадей, теперь уже с помощью товарищей, он сердито гаркнул:

— Да разрежьте вы всё к Долдыку лысому! До ночи так прокопаетесь! — и снова обернувшись к Фалько, угрюмо проговорил: — Извините, что прерываю беседу, но я бы хотел пройти дальше, эру гардекор.

— Да, конечно, — тот развернул Найза к себе и повлек к обочине.

— Гри жалко… Я его жеребенком купил, вырас… — меланхолично начал было Виклеан, отыскивая взглядом своего коня… и прикусил язык. Глаза его встретились с мутными, но открытыми глазами серого. — Радетель Всемогущий…

Не веря себе, он оттолкнул сопровождавшего его возчика, едва не упал, успел схватиться здоровой рукой за его плечо и яростно толкнул:

— Да иди же ты скорей! — и заковылял к коню.

Он лежал посреди дороги, едва приподняв голову и судорожно поводя боками. Шея и грудь были плотно завязаны парусиной, сквозь который проступали неровные грязно-бурые пятна. Позади, в канаве, парусиновые борта фургона зияли огромными дырами. А рядом, с ведерком чего-то черно-серого в руке, стояла Эмирабель.

— Пресвятой Радетель… — потрясенно повторил купец. — Когда я уходил, он был мертвый!

— Лошади… тоже могут терять… сознание… — еле слышно, чуть покачиваясь, проговорила девочка.

— Но что?.. Кто?..

— У нас был бальзам. Секретный рецепт Белкиной матушки, — бережно отбирая ведро и поддерживая девочку, проговорил Лунга. — Мы наложили его и перевязали. Повязку нельзя убирать месяц, иначе действия не будет!

— Не уберу! Даже два не уберу! Спасибо! Спасибо вам! — не зная, как и кого благодарить в первую очередь — мать девочки, ее саму или Радетеля, пославшего ему в этот день хоть одну хорошую новость, караванщик бросился к Гри. Упав рядом с ним на колени, он обнял его за шею выше повязки и что-то быстро и ласково зашептал в насторожившееся ухо. Конь слабо фыркнул, словно смеясь, положил голову ему на плечо и умиротворенно затих. Дыхание его стало медленно выравниваться.

— Лунга, отведи хозяйку куда-нибудь. Хоть в соседний фургон. Ей надо поспать, — тихо распорядился гардекор.

Найз подхватил мешок со снадобьями, забытый девочкой на обочине, и хотел было догонять, но Фалько осторожно взял его за плечо:

— Оставь, он нам еще пригодится. Подожди меня здесь. Сейчас возьму тебе чистую одежду и поищем воду. Придется удовлетвориться моими познаниями в медицине.

— Бальзам тоже брать? — мальчик нашел взглядом оставленное Лунгой ведро.

— Какой бальзам? — с недоумением переспросил гардекор — и понял. — А, ты про это… Не стоит. От смеси дегтя и варенья никто еще не выздоравливал.

— Что?! — опешил Найз. — Но зачем тогда?..

— Это первое, что попалось мне в фургоне в лошадиных дозах. Так сказать.

— И под парусиной?..

— Чистая ровная серая в яблоках шкура. Ну и месячный запас дегтя и варенья, конечно.

Как торговцы и полагали, выследить тварей не удалось: капли черной крови вели к ближайшему болоту и там терялись. Проходимое в обычное время, после ночного ливня оно превратилось в непреодолимую преграду для людей, и в убежище — для чудищ. Побродив по краю и не найдя следов, ведущих из трясины, охранники истово пожелали зеленым гадам утонуть, плюнули и пошли к каравану. Дел и без пустого ожидания было еще преизрядно: ловить разбежавшихся запасных лошадей, переворачивать опрокинутые фургоны, собирать рассыпанный товар, перевязывать раны и копать могилы для четверки неудачливых купцов и троих охранников, чьи странствия по городам и весям закончились этим утром.

Фалько с Найзом отыскали ручей по другую сторону от дороги и потратили немало времени, чтобы отмыть оруженосца, перевязать его а, самое главное, отстирать его одежду. Впрочем, это оказалось единственным делом, закончившимся полной неудачей.

После двадцати минут усилий дорожный костюм, напоминавший теперь человеческую одежду покроем, но не цветом и запахом, был заброшен в кусты с прощальным: «Зато мешок будет легче». На возражения Найза, что его мешок теперь будет не просто легким, а вообще пустым, Фалько усмехнулся:

— Сдается мне, парень, что пока не кончится третий день после молодой луны, вес мешка должен заботить тебя в последнюю очередь. В конце концов, ты не девчонка, чтобы думать целыми днями про наряды!

— Я не думаю про наряды целыми днями! Я думаю про них только когда мне не во что переодеться! — насупился Найз, пробывший обладателем двух пар курток, рубах и штанов всего три недели — первый раз в жизни. Но гардекор от его огорчения лишь отмахнулся, и его зеленые глаза озорно сверкнули:

— В ближайшем городе купим новые и побольше. На будущее. И кстати, о девчонках, — он посерьезнел. — Мне кажется, Эмирабель упоминала, что ее мать была ведьмой?

— И прабабка тоже. И дальше по роду, — кивнул мальчик, воспоминая единственный их с Белкой разговор на эту тему вскоре после того, как она вытащила Фалько почти из-за грани смерти. Девочка не любила говорить о внезапно открывшемся даре, отделываясь взглядом исподлобья и скупыми «да», «нет» и «не знаю», и Найз понимал ее. После Симарона в королевстве остатки магии, и без того редкой, быстро искоренили — вместе с магами, а эрегорцев с детства стали учить бояться и ненавидеть чародеев. Но как бояться и ненавидеть собственную мать, а теперь еще и себя?

— Мать ее обучала?

— Нет. Тетя Ануш никому не говорила, что у нее есть дар. Белка несколько лет назад как-то сама догадалась, и с неделю потом ревела и пряталась от нее. Но тетя Ануш никогда не хотела быть ведьмой. Она и в город-то из своей деревни перебралась, чтобы никто об этом не знал. А когда после смерти Симарона объявили охоту на чародеев…

— Ее… нашли?

— Нет, — покачал головой Найз, понимая, что имел в виду его наставник: стать свидетелем расправ над последними магами он успел. — Она была знахаркой и умерла во время эпидемии сухой лихорадки. Заразилась в пристанищах для больных, куда ухаживать за ними ходила.

— Значит, никто не подозревает, что Белка — маг, — то ли спрашивая, то ли утверждая, пробормотал Фалько.

— Нет. А что? — в его недоговоренности Найз почуял недоброе.

— Мне не понравилось, как на нее глядел черноволосый возчик, на которого опирался наш добрый купец, — гардекор задумчиво потер горбинку носа. — Он эрегорец, присоединился к каравану в Рэйтаде, а в Эрегоре с магами разговор особый. В Далайне или Гельтании они еще могут рассчитывать на изгнание или каторгу. Здесь же… Короче, приглядывай за ним, если будет возможность. Ну и за ней, конечно, тоже.

В тот день караван прошел еще пару десятков дистантов, прежде чем начало темнеть и мастер Виклеан дал команду на привал. Съехав с дороги на небольшой луг, под копытами мгновенно превратившийся в месиво из грязи и травы, торговцы поставили фургоны кольцом, загнали коней внутрь и развели костры. Всё это проделывалось сноровисто, но угрюмо, без обычных разговоров и дружеских подначек: неурочное появление чудищ, а самое главное, их бегство накрыло лагерь торговцев безмолвной тенью дурных предчувствий.

Традиционно охрана выходила за круг и бродила ночь напролет, приглядывая заодно за стреноженными лошадями на выпасе — но не сегодня. Опустив борта фургонов так, чтобы под колесами невозможно было пробраться, караульные взобрались на фургоны побогаче, те, что с дощатыми стенками, уселись на крыши, поджав ноги, и приготовили луки и стрелы. Второй рукопашной с зелеными волками люди отнюдь не хотели.

Фалько, Найз, Эмирабель и Лунга поужинали у костра мастера Виклеана в такой же напряженной тишине, как остальные торговцы и, коротко поблагодарив, отправились спать. Гри, выглядевший подозрительно бодро для чуть не съеденного полдня назад, попрощался с ними тихим ржанием. Из-за его спины, от соседнего костра, во тьму их проводил холодный задумчивый взгляд чернявого возчика.

В эту ночь торговцы не разбивали шатров и палаток: ме́ста для них в кругу плотно составленных возов было слишком мало, и людям приходилось устраиваться на голой земле, подложив доски и одеяла, или располагаться среди товаров внутри фургонов. Фалько сказал, что спать не хочет, а лучше посидит на крыше с караульными, подышит свежим воздухом. Найз тут же сообщил, что сон пропал и у него, но гардекор легким движением руки отправил мальчика вслед за спутниками к торговцам, с которыми Белка и ее дядька ехали днем. Он попробовал было заикнуться, что свежий воздух — то, что раненому ночью нужно больше всего, но девочка коварно открыла второй фронт, заявив, что раненому ночью больше всего нужен покой. Верный Лунга тут же поддержал ее примерами из жизни алхимиков, пострадавших от экспериментов, чье выздоровление или его отсутствие зависело от полноценного ночного отдыха. Против такого напора Найз поделать уже ничего не смог. Вздохнув, он влез в темную душную утробу фургона, на ощупь отыскал незанятый уголок и осторожно растянулся на спине, стараясь не потревожить ни соседей, ни разнывшиеся плечи.

Найз думал, что после дня, полного тревог и опасностей, ему долго будет не заснуть, но стоило глазам закрыться, а мускулам расслабиться, как он провалился в темную бездну без грез… из которой его не сразу смогли вырвать даже крики, истеричный лай собак и ржание лошадей — совсем рядом.

Лихорадочно пытаясь сообразить, что происходит и куда бежать, мальчик вскочил, сбивая кого-то и, кажется, роняя на другого кого-то — в кромешной тьме фургона было не разглядеть и собственного носа — наугад повернулся, и увидел светлую полоску там, где полог неплотно прилегал ко входу. Он рванулся туда, отдернул парусину — и оказался нос к носу с зеленым волком. Из спины его торчало две стрелы, пригвоздивших зверя к торцу фургона, глаза были закрыты, но выпущенные когти еще скребли по дереву.

— П-палкой в глаз… — выдохнул Найз, механически нащупывая у пояса отсутствующий кинжал, оглянулся, каждое мгновение ожидая увидеть новое чудовище, несущееся к нему — и только теперь услышал резкий крик мастера Виклеана откуда-то сверху:

— …не выходить! Не выходить, я сказал! Всем оставаться в фургонах!!!..

В центре лагеря носились кони, раскидывая остатки костров и постелей, а между ними, то ли ловя, то ли уворачиваясь, бегали люди. Под возами, забившись в самые дальние углы, глухо выли псы. Зеленых тварей видно не было. Но не успел мальчик понять, миновала угроза или затаилась, как парусина их убежища затрещала, и с крыши вниз бросилась одна звериная фигура, вторая, третья… С рыком чудовища помчалась к коням. Взбесившиеся от ужаса животные исступленно заржали, заметались, люди внизу закричали, падая под копыта, и голос караванщика, отчаянно завопивший «Не стрелять!», потонул в какофонии рева, ора и рычания.

К их фургону, мотая головой и яростно скаля зубы, выскочил Гри, приметный даже во тьме своей парусиновой повязкой — и тут же с крыши соседнего воза на спину его сигануло что-то темное. «Зверь?!» — испугался мальчик, но в свете луны и догоравших костров блеснул длинный клинок. Человек изогнулся, меч свистнул, одним ударом рассекая путы на ногах коня, и шальной клич «А провались земля и небо!..» на пару секунд заглушил дикий гвалт, проливаясь бальзамом на сердце мальчишки. Фалько ударил пятками в бока, посылая скакуна к безумной круговерти людских и конских тел. Гри взвился, протестуя, но, признав умелого всадника, сдался.

В ту же секунду мрак у земли в пяти клозах от них ожил и слепился в зеленую тварь. Оттолкнувшись задними лапами, она бросилась к шее коня — но Гри отступил, свистнул клинок, и зверь рухнул в грязь, рассеченный надвое.

От крика «Е-есть!!!» под ухом мальчик едва не свалился на землю, а когда секунду спустя вновь поднял взгляд, то всадник и жеребец уже смешались с хаосом в центре лагеря.

Как ни силился Найз разобрать хоть что-то в этой сумятице, ничего не удавалось. Кони, твари, люди пешие, люди верхом — или один человек? — всё слилось в полумраке в единую непрерывно мечущуюся массу, и когда минут пять спустя этот безумный хоровод стал замедляться и успокаиваться, мальчик соскочил на землю и кинулся в самую гущу, сжимая кинжал.

Несколько раз ему приходилось натыкаться на растянувшиеся в грязи темные фигуры, и он с трепетом склонялся над ними: человек? знакомый? кто?.. Но каждый раз выяснялось, что это была зеленая тварь, одним куском или несколькими. И тогда он выпрямлялся, улыбаясь, точно получил привет от друга, и бежал дальше.

Гри он увидел на другом конце лагеря. Без всадника, со сбившейся повязкой, он стоял у стенки пестро разукрашенного деревянного фургона и устало поводил боками. Сердца мальчика сжалось: где Фалько? Он остановился, тревожно озираясь — и увидел, как из-под соседнего фургона на четвереньках вылез человек с масляной лампой в руке. Оглянувшись и не увидев опасности, он поднялся, зажег свой фонарь и направился к Гри. Тусклый свет упал на лицо торговца, и Найз моментально насторожился. Эрегорец из Рэйтады! Тот самый!

Паренек шагнул к стоявшей рядом кобыле и прижался к ней, сливаясь в темноте в единое целое. Дойдя до Гри, рэйтадец снова огляделся, поставил лампу на землю и принялся торопливо развязывать узел повязки.

Мальчик задохнулся от возмущения и шагнул вперед, стискивая кинжал. Чернявый, заметив движение, резко повернулся:

— Чего тебе?

— Я… я… — заметались мысли Найза, застигнутого врасплох. — Я… это. Вас искал.

— Зачем? — враждебно уставился на него рэйтадец.

— Меня… это. Мастер Виклеан отправил, — с облегчением придумал мальчишка. — Чтобы я вас нашел. Чтобы к нему прислал. Потому что надо.

— Зачем?

— Не знаю.

Чернявый тяжело прищурился, не веря ни единому слову пацана:

— Иди, скажи ему, что сейчас буду.

Тот не сдвинулся с места.

— Ну? Чего еще?

— Мастер Виклеан сказал, что если я приведу вас быстро, то он мне даст пятьдесят башен! — осенило Найза. Парня, которого караванщик прислал с поручением, прогнать было можно. Но парня, которому за это же поручение была обещана половина серебряной монеты…

По лицу возчика было видно, что он мучительно размышляет, не предложить ли назойливому сопляку в два раза больше, лишь бы отстал. Но ничего надумать он не успел: из-за спины Найза, задыхаясь от быстрой ходьбы и волнения, выскочили Эмирабель и Лунга.

— …Я ж говорил, нельзя было разрешать этому вояке садиться на него! Он слишком слаб! Копыта протянет — а кто виноват будет? Тебя же и обвинят, мол, залечила, или недоглядела! — сварливо причитая, дядька тыкал пальцем в Гри. — А ведь слухами земля полнится! Кто к тебе после этого на прием пойдет? Вот! Гляди! Едва на ногах стоит! И повязка сползла! И развязалось наполовину всё! И кто так завязывает?! Если бы он был человеком, ему вообще надо было бы прописать постельный режим!

Возчик, отдернув руки от парусины, зыркнул на подходивших земляков, поднял фонарь и зашагал прочь. Белка, бледная, как лунный свет, со сжатыми в ниточку губами и расширенными глазами, молча проводила его взглядом, и Найз понял, что впервые за день ей стало по-настоящему страшно. «Место колдунам — в сказке, истории или могиле», — эрегорское присловье гласило не просто так.

Утро следующего дня началось рано. Край неба едва заалел, а лагерь уже шевелился и гудел, разбуженный обеспокоенным караванщиком затемно. Торговцы на ходу завтракали остатками ужина, запрягали коней, разворачивали фургоны и спешно долатывали парусину, порванную вчера когтями предприимчивых тварей, догадавшихся лезть не под фургонами, а через них. Мастер Виклеан, хмурый и злой, как сто зеленых волков, бросался на всех, кто попадал ему под горячую руку, торопя с поводом и без и проклиная каждую секунду задержки. Его усилиями или вопреки им, но через двадцать минут после пробуждения караван выступил в путь.

Разведчики разъехались во все стороны с первыми лучами солнца, но караван тронулся, не дожидаясь их возвращения. Виклеан рассудил, что если плохие новости впереди, то он к ним готов и без предварительного оповещения, а если сзади — то тем более надо скорее убираться.

Надрывно скрипя осями и дугами, обоз выбрался из грязи на дорогу и загромыхал по булыжнику на восток, навстречу солнцу, еле видному из-за тяжелых низких туч.

Найз, к стыду своему проспавший отбытие Фалько в числе разведчиков, ехал рядом с фургоном Белки и Лунги, зорко оглядывая обочины, готовый при первых же признаках нападения защищаться и защищать. Но бдительность его пока пропадала втуне: ничто не нарушало покой придорожных трав, коршуны, вечно кружащие над холмами и перелесками, будто вымерли, и даже ветер не трогал бурьян шаловливой рукой. Мир этим утром словно забыл проснуться. Но лишь минут через сорок пути мальчик понял, что́ его настораживало больше всего: мертвое молчание обочин. Не стрекотали кузнечики, не жужжали шмели, не гудели оводы, комары, воспрянувшие после давешнего дождя, исчезли без следа. Единственные звуки, оглашавшие дорогу и ее окрестности, исходили от каравана: стук копыт и колес по булыжнику, скрип фургонов и редкие приглушенные голоса людей, точно поддавшихся настрою природы. Мальчику пришло в голову, что именно так он представлял себе засады: тишина затаившегося — и оглушительная, как стук по крышке гроба, поступь жертвы.

Солнце выглянуло ненадолго и снова спряталось в тучи, не успев поднять путникам настроение, а после его ухода вокруг даже стало как будто темнее, чем час назад. Впрочем, долго раздумывать над этим мальчику не удалось: вернулась пара разведчиков из тыла. Не сбавляя хода, они пронеслись мимо фургонов, оставляя за собой волну дурных предчувствий и тишины. Короткий доклад мастеру Виклеану — и тот обернулся на караван, привстал на стременах и коротко свистнул три раза. И тут же по всей дороге засвистели кнуты и зацокали языками возчики, торопя лошадей. Найз схватился за меч, выглядывая опасность, но кругом, насколько хватало глаз, было тихо.

Неестественно тихо.

— Что случилось? — Лунга глянул на хозяина фургона — рябого детину с крюком вместо левой руки, нащелкивавшего кнутом над крупами упряжки.

— Не знаю, — пробурчал однорукий. — Но похоже, сзади нашли какую-то дрянь. Старый Лис приказал спешить, что есть сил.

— Кто? — не поняла Эмирабель.

— Виклеан.

Найз бросил взгляд в сторону первого фургона — караванщик все еще был там и даже не смотрел в их сторону.

— Как приказал?

— Свистом, конечно. Три длинных — прибавить шагу, три коротких — поднять все паруса и дуть в них, пока не лопнете, как говорил наш боцман, — пояснил торговец.

— Зачем дуть? — недоуменно моргнул Лунга.

— Чтобы судно шло быстрее. Шутка такая, — ворчливо буркнул однорукий. — Теперь прояснилось?

Найз кивнул и настороженно обернулся: а вдруг тот, на кого наткнулись разведчики, увязался за ними? И реальна ли новая опасность, или караванщик, как укушенный гадюкой в той поговорке, шарахается от ужа? Но выяснить это можно было лишь одним способом, и он пришпорил Жока, направляя к мастеру Виклеану. Может, получится разузнать хоть что-нибудь: ждать в безвестности у него уже не хватало терпения. Но не успел он доехать и до середины колонны, как слева показался всадник. Еще не разглядев ни коня, ни лица, мальчик узнал Фалько и Армасара: посадку гардекора в седле — точно конь и всадник были единым целым — не спутать. Легко перемахивая через буераки и кусты, не разбирая дороги, гнедой такканский жеребец несся прямо к первому фургону. Что-то точно случилось!

Как ни подгонял мальчик толстого Жока, гардекор успел к караванщику первым, и когда Найз подъехал, изо всех сил лупя пятками по бокам невозмутимо трусящего мула, Фалько уже заканчивал свой доклад:

— …минут через десять выйдут на дорогу. Если караван их заинтересует… в смысле, если окажутся голодными, по мостовой пойдут быстрее, и тогда упряжкам с ними не тягаться. Надо или срочно разбивать лагерь и готовиться к обороне, или…

— Палкой в глаз! — выругался сквозь зубы Виклеан, не дослушав, ибо альтернатива была и так слишком ясна. — Мы не можем остановиться, потому что у нас нет времени! Молодая луна скоро! И против такого количества этих… тварей… мы не выдюжим! Это тебе не зеленые волки! Такие на фургон не полезут — они его просто перевернут!

— Охрана должна справиться, если с умом взяться. Там их не особенно много, — с сомнением заметил гардекор.

— Там — да, но с десяток таких же видели сзади!

Фалько присвистнул:

— А это уже хуже.

— Хуже — это когда вернется разъезд с севера и доложит, что и оттуда… кабы не сглазить… — караванщик старательно щелкнул пальцами четыре раза, отгоняя дурное.

Остановив рыжего мерина, заменявшего Гри, он вытянул карту из тубуса на ремне через плечо, раскатал на холке и принялся водить по ней пальцем, бормоча: «Три дистанта… поворот… Семьсот клозов… Пятьдесят восемь дистантов… Холера им в брюхо… день… Шесть дистантов… и тут еще… Два дня…» Фалько пристроился рядом, хмуро следя за перемещениями пальца и время от времени задавая вопросы про названия и расстояния. Найз, ничего не понимавший ни в картах, ни в местной географии, остановил мула рядом и принялся вглядываться в холмистую равнину в островках перелесков, угрюмую под тяжелым небом, точно налитым свинцом. Зверей, обнаруженных разъездами, видно не было — пока.

«Больше зеленых волков»? «Перевернут фургон»?

Мальчик не был уверен, что хотел их видеть вообще.

— Гроза, похоже, собирается. Еще не хватало… для полного счастья-то…

Найз оглянулся: охранник, крепкий светлобородый мужчина, прибывший чуть ранее из разъезда, с беспокойством щурился на тучи. Боясь показаться смешным, мальчик, тем не менее, решился поделиться своим наблюдением, тревожившим его уже минут десять:

— Мне кажется… всё время темнее становится. Как будто вечер наступает.

Охранник фыркнул:

— Ночь, еще скажи… Чуешь — тишина? Ни насекомых, ни птиц, все рты позакрывали и попрятались. Перед грозой так бывает.

Гардекор резко обернулся, хотя казалось, что он был полностью занят разговором с караванщиком:

— Перед грозой — да. Но не за несколько часов до нее. Мы их с рассвета еще не слышали, если ты заметил.

— И что ты хочешь сказать? — ревниво прищурился светлобородый.

— Что чем скорее мы проедем эти места, тем лучше. Если к обеду становится темнее, чем утром, а грозы нет…

И тут из хвоста каравана донеслись крики:

— Там!

— За нами!

— Кто-то идет!..

— …бежит!

— Их много!

Виклеан яростно скомкал карту:

— Вонючие лапы Долдыка!!! Прибавить ходу! Охрана — все в конец!.. Нет, пара тут останьтесь! Глядите в оба!

И, пришпорив рыжего, поскакал к последнему фургону — догоняя Фалько и Найза.

Преследователей мальчик увидел сразу, как только поравнялся с последним фургоном. В сгущавшемся сумраке сперва показалось, что из-за поворота вдалеке вывернули люди, хоть и массивные и огромного роста, но когда они опустились на четвереньки и вперевалку потрусили вслед за караваном, не сводя с него желтые светящиеся точки глаз, сердце мальчика пропустило такт.

— Кто это? — вскинул он взгляд на Фалько, машинально хватаясь за рукоять меча.

— Долдык их знает… — поморщился гардекор. — Но вблизи они похожи… даже не знаю, как объяснить. Если бы медведя скрестили с гориллой, увеличили раза в полтора, а шкуру покрыли чешуей, похожей на камни, и выкрасили в зеленые и бурые пятна… Хотя морды у них больше похожи на крысиные.

Найз представил — и поежился.

— Они хищные?

Начальник охраны каравана, старый вояка с перебитым носом и висячими усами, фыркнул:

— Нет, они идут за нами, чтобы поболтать о погоде!

— И минут через десять нам придется поддержать разговор, — пробормотал Фалько.

Парнишка с холодком в груди оглянулся на караван, мчавшийся прочь из последних конских сил, на небо, на монстров, приближавшихся с обманчивой неторопливостью, на пятерку охранников, снова на небо…

Подоспевший Виклеан перехватил его взгляд и выругался:

— Палкой в глаз… А ведь и верно, еще темнее становится! Проклятая гроза…

— Да какая гроза! Похоже, Долдык полдня из-под нашего носа выхватил и в задницу себе засунул! На вечер настоящий это смахивает, вот на что, провалиться мне на месте, — процедил сквозь зубы начальник охраны, не сводя взора с приближавшихся тварей.

— А если вообще стемнеет? — нервно заерзал в седле рыжий скуластый громила в виверновом нагруднике. — А тут эта мразь на подходе! В темноте они вмиг нас всех задерут! Пикнуть не успеем!

— Если раньше по канавам шеи не переломаем в потемках, — его старший брат, такой же рыжий и бледный, воззрился на небо, темнеющее медленно, но неуклонно, точно кто-то над ними закрывал крышку огромного гроба.

— А отчего темнеет-то? Неужто солнце гаснет? — третий брат с растерянностью уставился на низкие бугры туч, наливавшихся тьмой, как черной кровью. — А если навсегда? Конец света пришел, не иначе! Ох, прости, Радетель, души наши грешные…

— Опять запричитал, как баба, блаженненький… — неприязненно зыркнул на него старший брат, но в этот раз за раздражением прятался страх.

— Гадины… — тоскливо прошептал молодой узколицый охранник, вытягивая из колчана лук и накладывая стрелу. Мальчик заметил, что его руки дрожали. — Да еще эта тьма… Радетель нас прости и спаси…

— Бить их надо только в глаз, иначе не возьмет, — покосившись на его приготовления, заметил Фалько.

— Пробовал уже, что ли? — огрызнулся охранник.

— Пробовал, — коротко кивнул гардекор. — Не знаю, как они устроены… Я в горло ему попал, но всё равно, что зубочисткой в зад ткнул — столько же пользы.

— Пока еще хоть немного светло, можно их встретить, дать им бой, задержать!.. — с губ Найза слетели уже давно рвущиеся слова.

Мастер Виклеан зыркнул на него, как на сумасшедшего:

— Шестеро против десятка этих непробиваемых, да в полутьме? Не будь дурачиной, парень. Они пройдут по вам и не заметят. А потом подоспеют их приятели с юга…

— Ну а что еще делать, Лис?! Или мы их тут сейчас положим, или они нас позже, причем всех, когда будет темно, как в брюхе Долдыка! — старый охранник рубанул воздух ребром ладони. — Посмотри на небо, что творится! Конец света натуральный, локоть ему в глотку!

Мастер Виклеан болезненно скривился:

— Вижу. Выход один, Ве́кчи. Сворачивать к замку и просить у графа убежища. Если успеем, — и, словно принятое решение придало новые силы, он расправил плечи: — Ве́кчи, Ти́нери, остальные — отступайте за караваном, следите за тварями, не давайте приблизиться! Я — вперед, проситься за стены! Только бы мост опущен был и ворота открыты… Да поможет нам Святой Радетель!

Свистнула плетка — и рыжий мерин развернулся и взял с места в карьер, выбрасывая из-под копыт комья грязи.

Мальчик оглянулся, попробовал отыскать замок в почти вечернем сумраке, но взор его, точно прикованный, постоянно возвращался на дорогу, туда, где, не сводя с добычи ядовито-желтых огоньков глаз, неуклюжей стаей бежали чешуйчатые твари. Лошади, почуяв приближение опасности, тревожно запереминались, заржали — и голоса их точно подстегнули монстров.

— Хорош пялиться! Отступаем! Глядим в оба! — скомандовал старик, и четверо охранников и Фалько поскакали вслед каравану, то и дело оборачиваясь на преследователей.

— Тигр, замок далеко? — Найз окликнул гардекора.

Тот наморщил лоб, вызывая в памяти карту:

— Сейчас дистанта два до поворота… и еще дистанта с полтора от дороги до ворот.

— Мы успеем?

— А ты как думаешь? — Фалько насмешливо приподнял бровь.

Мальчик глянул на монстров, на караван, снова на монстров…

— Не успеем, — тоскливо разлилось по груди.

Пятнистые твари, почуяв убегавшую добычу, прибавили ходу. Минут двадцать назад купцы бросили на дорогу баранью тушу, надеясь, что чудовища остановятся или хотя бы задержатся, но ожидания не оправдались. То ли они не любили баранину, то ли считали живую еду лучше мертвой, но на приманку не отвлекся ни один. Охранники пробовали швырять перед ними горящие тряпки и факелы, чтоб отпугнуть, но монстры огибали их, даже не замедляясь.

Найз оглянулся: звери, едва различимые в сгущавшихся сумерках, нелепо косолапили, точно прихрамывая, и казалось, даже бегущий человек с легкостью оставит их позади, но расстояние всё сокращалось и сокращалось. Люди и лошади уставали, а пятнистые монстры — нет.

Даже не оборачиваясь, мальчик затылком чувствовал, как твари уже пожирали его — взглядами. Возчики свистели, угрожали, умоляли, исступленно орудовали кнутами — но долго скакать впряженной в огромный фургон, доверху набитый товарами, не могла ни одна лошадь.

— Мост! Замок близко! Прибавили ходу, бродяги, Долдык забери ваши ленивые душонки!!! — пролетел над дорогой рев караванщика, и до Найза донесся грохот копыт и колес по деревянному настилу — далеко, слишком далеко впереди!.. В сердце его вспыхнула искра надежды, что всё обойдется, что они успеют — но единственный взгляд на угрюмое лицо Фалько загасил ее, как ведро холодной воды. Три с половиной десятка фургонов в темноте не сумеют быстро заехать во двор замка, если поместятся там вообще!

— Найз! — властный голос наставника вернул мальчика от будущих бед к настоящим: — Быстро к мосту! Посмотри, не видно ли тварей, что были на севере!

Горя желанием быть полезным хоть в чём-то, он ударил пятками Жока, и тот мгновенно перешел на карьер, с радостью уносясь от неведомых хищников.

Необъяснимая тьма уже почти поглотила холмы и обочины, и мальчик с отчаянием подумал, что новых монстров ему не рассмотреть, пока они не выпрыгнут на него… И вдруг бешеный стук копыт и колес впереди взорвался грохотом, треском, ржанием и проклятиями. Защелкали кнуты, завопили возчики, лихорадочно останавливая упряжки, оказавшиеся позади затора, заголосили женщины…

— Охрана, в хвост все!!! — оглушительный рев Виклеана заглушил на секунду даже жуткую какофонию.

«Фургоны!» — замерло сердце Найза. — «Перевернулись или столкнулись! Теперь нас точно догонят!..»

И тут же другая мысль заставила его схватиться за меч:

«Теперь охранникам придется напасть на тварей, чтобы задержать! Фалько специально отправил меня!»

— Разворачивайся! — мальчик яростно дернул повод, но обезумевший от шума и страха мул подбросил зад, скинул седока, и умчался во мрак.

Мостовая выбила из него дыхание, высекла искры из глаз, и Найз покатился, не имея воздуха даже чтобы заскулить от боли в плечах. Судорожно втягивая воздух сквозь зубы, он вскочил на ноги — и уткнулся в обмотанную парусиной конскую грудь. Гри!

Не раздумывая, он сдернул поводья с крюка в корме фургона, вскарабкался на спину жеребца и ударил пятками в бока, разворачивая в сторону преследователей.

Предчувствуя, что увидит, когда доберется до арьергарда, Найз всё же охнул и до крови прикусил губу: одинокий всадник с мечами наголо гарцевал среди монстров, чудом уворачиваясь от наскоков со всех сторон. Если бы звери были проворнее, растерзанные тела гардекора и его такканца уже валялись бы в грязи, но медленные движения хищников пока дарили им жизнь. Мечи сверкали в тусклом свете позднего вечера, находя цель с каждым ударом, но твари точно были неуязвимы или не чувствовали боли: неуклюже, но без устали они огрызались, то поднимаясь на дыбы, то выбрасывая в ударах передние лапы, похожие на руки, то норовя свалить коня выпадами головы. Пока Фалько и Армасару везло, но Найз понимал, что удача не может быть бесконечной, и первый же пропущенный удар станет для них последним.

Мальчик сжал коленями бока Гри, лег на шею, неосознанно посылая вперед — но широкая лапа начальника охраны схватила поводья:

— Стоять!

— Мы должны ему помочь! Отвлечь их! — мальчик яростно рванул повод Гри из его руки.

— Именно этим твой рыцарь и занимается — отвлекает, — хмуро ответил Векчи.

— Но они его сожрут!

— Подавятся, — хмыкнул стражник, и в голосе его прозвучало невольное уважение.

— Пустите!!! — едва не рыча, паренек дернул поводья, снова, и снова… И пропустил момент, когда Фалько пришпорил коня, заставляя перепрыгнуть через крайнего монстра, и оказался в канаве, в нескольких клозах от мостовой. Армасар неистово заработал копытами, выбираясь по глинистому склону обочины, скользкому после вчерашнего ливня — и несколько тварей повернули за ним. Передняя выбросила лапу-руку, хватая Армасара за хвост, но тот лягнул ее в морду, рванулся, выбираясь на ровное место — и выскочил. Пятерка чудовищ, подвывая, изо всех сил рванулась вслед. Жеребец хотел умчаться прочь, но Фалько, дав пробежать лишь с десяток клозов, поставил его на дыбы и снова заставил гарцевать, не переставая подбадривать монстров, буксовавших в промоинах. Дождавшись, когда они выберутся из канавы, гардекор обернулся к дороге и задорно помахал охранникам шляпой:

— Остальные — ваши! — выкрикнул он и послал Армасара рысью к холмам.

Твари припустили за ним.

— Остальные — наши! — Векчи вырвал из седельного кольца пугающего вида топор и пришпорил коня. Десяток охранников — все, кто был в караване — тоже взмахнули оружием и с ревом «Наши! Наши!» поскакали навстречу пятерке тварей, оставшихся на дороге.

— Наши! Наши! — азартно завопил Найз, выхватил меч, пришпорил Гри…

Движение слева случайно привлекло его внимание, и мальчик подавился воинственным кличем. В придорожных кустах внезапно засветились лимонно-желтые огоньки, ветки зашевелились, раздвигаясь… Сердце паренька пропустило такт. Трое чешуйчатых монстров, неловко скользя по глине, двинулись к дороге. Из горла одного из них торчала стрела.

Найз метнул лихорадочный взгляд на битву клозах в пятидесяти от него, на последний фургон, беспомощно остановившийся в череде таких же, услышал пронзительный женский визг совсем рядом — кто-то заметил новых гостей… Единственно верное решение пришло ему в голову в то же мгновение — и горло перехватило от страха. Не давая себе ни секунды на раздумья, чтобы мысль о том, какой он дурак, не заставила пуститься наутек, он ударил пятками Гри, посылая наперерез чудовищам. Конь, пробежав пару клозов, почуял зверей, взвился, забил копытами, истерично заржал — и первая тварь, уже косолапившая к упряжке, остановилась и обратила морду в его сторону.

— Урод! Пугало огородное! — срывающимся голосом заорал Найз, с оскорблениями выпуская и капельку страха. — Иди сюда! Я тебе уши отрежу! Шкуру сниму! Рыбочисткой почищу!

Точно обидевшись, чудовище со стрелой утробно зарычало и повернуло к мальчишке. Конь всхрапнул, развернулся и, не слушаясь поводьев, рванулся прочь. В несколько скачков он достиг дальнего склона и неистово заработал копытами, выбираясь на обочину. Найз оглянулся, едва не падая в канаву, и увидел, что все три монстра свернули им вдогонку — и что ближайший разевал пасть клозах в двух от крупа жеребца.

— Давай, Гри!.. — взвыл мальчик.

Челюсти твари с лязгом гильотины сомкнулись на конском хвосте. Ужас придал жеребцу энергии. Он панически заржал, оттолкнулся задними ногами и одним прыжком вылетел на ровное место. В пасти преследователя, точно отрубленный топором, остался пук конского волоса — но ни Найз, ни Гри этого не знали: слившись в одно существо, испуганное до полусмерти, с парой бешено молотящих сердец, они уносились в холмы. И если бы мальчик сейчас увидел, что все три зверя увязались за ними, позабыв про караван, он бы еще долго размышлял, испытывать ему радость или трепет.

Минуты через две бешеной скачки он понял, отчего в темноте люди предпочитают ездить шагом, а еще лучше — сидеть дома. Гри, подгоняемый страхом, несся не разбирая дороги, перемахивая через кусты и ложбинки, спотыкаясь и чудом сохраняя равновесие, когда падение казалось неминуемым. Найз уже не пытался держаться, как учил его Фалько. Он просто вцепился в гриву, прижался к шее, стиснул ногами тяжело вздымавшиеся бока и застыл, с каждым прыжком ощущая, что еще немного — и окажется на земле.

Опасения его подтвердились скоро и самым худшим способом: конь, не разглядев ямы, запнулся и покатился кувырком, с треском ломая кустарник и чахлые деревца. Мальчик, выброшенный из седла, полетел головой вперед и врезался в низкую жесткую поросль в нескольких клозах от места падения. Оглушенный, едва понимая, что произошло и где он, Найз попытался встать — и увидел, как на него с топотом несется нечто большое и серое. Он кинулся наземь — и жеребец перескочил через него и растаял во тьме.

— Гри, Гри!!! — сжимая кулаки, закричал парнишка. — Вернись!!! Гри! Сюда! Ко мне! Гри!!!..

В ответ — совсем недалеко — раздался треск ломаемого кустарника и тяжелое дыхание. На мгновение сердце Найза подпрыгнуло от радости — Гри возвращается! — и вдруг он понял, что звуки доносятся с той стороны, откуда они прискакали. Это были звери!

Мальчик повернулся и бросился бежать.

Студеная тьма к этому времени опустилась на землю, точно проклятие, окутывая ее, заливая каждую ложбину и овраг, пряча холмы и деревья от человеческих взглядов, проникая в самые кости и плоть влажным холодом — но Найзу стало жарко. Чувствуя, как рубаха липнет к вспотевшей спине, он помчался, что было мочи, и испуганная до полусмерти душа его устремилась к Радетелю со знакомой с детства молитвой, от которой через несколько секунд осталось лишь одно слово: «Помоги». Он спотыкался, падал, ушибал колени и локти, рвал одежду и кожу о колючки, но не останавливался ни на миг, потому что сзади, приближаясь неспешно, но быстрее, чем он бежал, доносились тяжелые шаги и сиплое дыхание пятнистых монстров.

— Помоги… помоги… помоги… — Найз не заметил, как стал кричать, будто так покровитель мира мог услышать его вернее. — Помоги!!!..

С неба, как слезы доброго бога, стал накрапывать теплый мелкий дождик.

— Помоги-и-и-и!!!..

Полегшая трава оказалась под ногой неожиданно, и мальчик шлепнулся плашмя, ударился лбом о камень и на насколько секунд потерял сознание. А когда очнулся, влажная зловонная волна накрыла его, заставляя задохнуться.

Твари!

Найз перекатился на спину, рука его метнулась к поясу, где висели меч и кинжал — и почувствовал, что запястье его ухватило нечто кожистое и твердое. Взгляд его встретился с сияющим золотом взглядом чешуйчатой твари. Мальчик отчаянно закричал, рванулся — и вдруг под спиной задрожала земля. В следующий миг над головой его свистнула сталь, и что-то упало ему на грудь. Раздался оглушительный рев боли и ярости, хлынула горячая жидкость, и хватка монстра ослабла. Найз, не дожидаясь развития событий и не прекращая кричать, извернулся и вскочил на ноги, готовый бежать во весь дух. Чья-то сильная рука ухватила его за шкирку, бросила поперек седла, вышибая дыхание, и вновь засвистела сталь, заревели чудища, конь взвился на дыбы, молотя копытами…

— Хоп, хоп! — выкрикнул голос Фалько — и Армасар прыгнул вбок и понесся прочь, оставляя позади воющих чудищ.

Пока они ехали через холмы, Найз заметил, что начало светлеть. Еле различимо, постепенно, беспроглядная тьма стала сменяться глубокими сумерками, а очертания холмов и деревьев — проступать, как под кистью художника, рисующего ночь. Фалько тоже заметил это и досадливо сплюнул:

— Затмение, забери его Долдык…

— Что? — не понял мальчик.

— Затмение солнца, говорю. Бывает очень редко… Но бывает. Мог бы догадаться.

— Я не знал, — уныло выдавил парнишка.

— Я про себя, — не слишком охотно пробурчал гардекор. — Это всё объясняет. Кроме того, что объяснению не поддается, конечно.

— Звери?

Фалько кивнул.

— Виклеан рассказывал, что Мугу́р пеняет на колдовство и извел всех в своем графстве, кто хотя бы погоду мог предсказывать — пусть и посредством собственного ревматизма.

— Но чудища все равно появляются!

Гардекор снова кивнул:

— А это значит, что либо мы имеем дело не с колдовством… во что поверить очень сложно… либо что не был изведен тот… или та… кто устраивает тут цирк с медведями на молодую луну.

— И на затмение, — дотошно подсказал Найз, с удовольствием выговаривая новое слово.

— Самое главное, — хмыкнул Фалько и пришпорил Армасара.

Первым, кого они увидели у моста, был Гри. Он стоял на обочине у полузасыпанного рва, опустив голову и тяжело дыша. Грязь, трава и листья налипли на потные бока и забились под повязку, а в гриве и хвосте запутались колючки. Завидев людей, он отвернулся и заржал — тихо, устало и, как показалось, пристыженно. Найз с радостью принял извинения — истинные или воображенные — и забыл всё горько-кислое, что по дороге успел передумать про скакуна мастера Виклеана. Не слезая с Армасара, Фалько подхватил поводья Гри и все четверо двинулись к воротам.

В полумраке, поредевшем, но всё еще назойливо липнувшем к земле, сложно было различить что-то в деталях, но с расстояния в десяток клозов привратную башню рассмотреть уже было возможно. Высунувшись из-за спины гардекора, мальчик с любопытством взирал на выщербленную временем кладку, на щелястые створки ворот, задребезжавшие под ударами кулака его наставника, на тускло светившиеся бойницы над головами, на герб — ветер с головой и передними лапами волка, изогнувшийся, будто запятая — единственное аккуратное красочное пятно на старых камнях…

Блуждающий взор перешел на толстые штыри справа и слева от герба, чуть согнувшиеся от веса больших клеток. Найз недоуменно прищурился: что за странные неподвижные птицы сидели внутри, выставив наружу тонкие длинные хвосты, похожие на…

И прикусил язык.

Ноги. Не хвосты. И в клетках находились не птицы, а скелеты. Останки людей.

Найз попытался выдохнуть — и вспомнил, что забыл дышать с минуту назад.

— Фалько… — сипло шепнул он.

— Что? — полуобернулся гардекор, прислушиваясь к скрежету поднимаемого изнутри засова.

— Там… люди!

Он проследил за направлением дрожащего пальца мальчишки и скривился:

— Похоже, именно так граф Мугур лечит ревматизм у своих подданных.

— Но это… это же!.. — возмущенно начал было Найз — и смолк. По закону королевства, каждый правитель провинции мог расправляться с обвиненными в колдовстве, как хотел.

— Они… были мертвы до того… как их?.. — в глубине души зная ответ, всё же спросил паренек.

— Хотелось бы надеяться, — уклончиво ответил Фалько и тронул коня навстречу открывавшейся створке.

Первое, что бросилось им в глаза во дворе замка — фургоны. Расставленные беспорядочно, как рассыпанные ребенком кубики, они упирались оглоблями в грязь, а вокруг них суетились торговцы с факелами, осматривая колеса, оси и борта. Кое-где, разложив на земле инструменты, работали кузнецы с подмастерьями — знакомые и незнакомые. Не занятые осмотром торговцы выпрягали лошадей и уводили на задний двор. Посреди суматохи стоял, скрестив руки на груди и нахмурившись, как все грозовые тучи вместе взятые, мастер Виклеан.

При виде Фалько и Найза, а может, главным образом, Гри, морщины на его лбу разгладились.

— Живые! Хвала Радетелю!

— Возвращаем в целости и сохранности, — гардекор соскочил с коня и протянул хозяину поводья Гри. — Правда, репьи придется вычесывать с неделю…

— Ерунда, — отмахнулся караванщик и бережно похлопал жеребца по грязной шее. — Эту дорогу ты надолго запомнишь, бродяга.

— Как и мы все, — усмехнулся Фалько.

— Врагу не пожелаешь, да… — покачал головой Виклеан и закрутил головой в поисках кого-то: — Эй, Барбат! Ты где? Иди сюда!

Из-за дальнего фургона с молотком в руке вынырнул чернявый эрегорец.

— Чего изволите, мастер Виклеан?

— Бросай возиться с колесами, без тебя там закончат. Почисти лучше Гри. Да осторожно, не сорви повязку!

— С нашим удовольствием, хозяин! — просиял Барбат, будто ему предложили кошелек, набитый золотом, и поспешил к жеребцу.

Найза бросило в жар.

— Я сам! Я сам его почищу! — он вцепился в поводья и едва удерживался, чтобы не загородить коня собой. — Это я виноват — я на нем ускакал, я с ним упал, я всё исправлю! Сам!

— Ты, парень, у нас сегодня герой, — Виклеан ласково потрепал его по грязным вихрам, — а героям после подвигов положено отдыхать.

— Нет! Я… я не могу так! — Найз уперся, точно речь шла не об отдыхе, а о прогулке среди стаи чешуйчатых тварей. — Эру Тигр учит, что человек никогда не должен сваливать на других последствия своего поступка — никакие!

«Я так учу?» — промелькнуло по физиономии Фалько — и пропало, не замеченное никем.

— Ну хорошо, хорошо, если тебе так хочется… — в удивлении качая головой, согласился караванщик и взмахом руки отправил Барбата продолжать незаконченное дело. Он повернул назад с таким видом, будто выпил касторки, не переставая мрачно коситься через плечо.

— Вижу, на сегодня путь завершен? — Фалько обвел взглядом приготовления вокруг.

Виклеан угрюмо кивнул:

— Его сиятельство любезно разрешил воспользоваться его конюшнями и мастерскими, и даже направил своих кузнецов на подмогу нашим. В спешке и темноте повредили несколько фургонов: одни сцепились ступицами, половина спиц вдрызг… другой задел ограду моста, ось сломал… Да еще тройка осей с трещинами обнаружилась. Пока ремонтируем, всё равно дело к вечеру пойдет.

— А наутро — в дорогу?

— Хотелось бы, — подтвердил караванщик. — Теперь понятно, откуда эти твари брались… вернее, отчего. Сейчас посветлеет, и вышлю разъезды. Если всё будет спокойно — завтра спозаранку выступаем. Молодую луну тоже никто еще не отменял. Гнилые края…

Виклеан нервно оглянулся, выбранил нерадивого торговца, болтавшего с женой вместо помощи соседу, сплюнул досадливо и повернулся к гардекору.

— А еще поблагодарить вас хочу, эру Тигр, и юного Найза тоже, — проговорил он, снимая шляпу и кланяясь. — Если бы не вы, недосчитались бы мы немало народу. Что вчера, что сегодня. Про лошадей молчу даже.

— Всегда к вашим услугам, мастер Виклеан, — галантно склонил голову Фалько.

— Всегда к вашим услугам, — мальчик неуклюже, но с достоинством скопировал наставника.

— Если что-то нужно будет вам или вашему мальцу, — караванщик кивнул на Найза, — не задумываясь просите. Не откажем. Ни в чем и никогда. Караван Виклеана добро помнит.

Найз посмотрел на свою рубаху, куртку и штаны, стоявшие коробом от засохшей черной крови, вспомнил о пустом мешке в багаже — и робко воззрился на караванщика:

— А мыло можно попросить? Большой кусок? Но если нету или слишком дорого, то хотя бы маленький? А то у меня это последнее…

Виклеан окинул парнишку оценивающим взглядом и хмыкнул:

— Два средних сойдет?

— Ага! — обрадовался Найз.

— Прихвати Армасара, — гардекор вложил ему в руку поводья, и Найз потянул коней в сторону прохода между замком и стеной, куда, как он видел, торговцы и конюхи уводили лошадей из упряжек.

— Найдешь конюшню-то? — спохватился вслед Виклеан.

— Я провожу, — из-за ближнего фургона выступила Эмирабель, будто дожидалась подходящего момента. — Я там уже была.

Лицо девочки было бледным и чумазым, а на прикушенной нижней губе засыхали капельки крови.

— С тобой и дядей Лунгой всё в порядке? — забеспокоился мальчишка.

— Всё нормально, — скупо кивнула Белка, стискивая пальцы перед собой. — Мы ж в середине были, и даже не поняли, что грозило, пока уже тут нам не рассказали.

— А мы вот приотстали маленько, — улыбаясь, как именинник, проговорил Найз: адреналин скачки и сражения только сейчас полился в кровь, и чувство всесильности и непобедимости, как молодое вино, в первый раз дурманило голову. — А мастер Виклеан назвал нас героями!

— Я знаю, — произнесла Белка и опустила глаза, будто нужные слова лежали где-то под ногами в грязи.

Найз ожидал услышать дальше, что они с дядькой Лунгой волновались за них, или наоборот, были уверены, что если Фалько там, то ничего плохого случиться не может, или что она рада их видеть живыми и здоровыми, но девочка лишь протянула руку:

— Давай, я Гри поведу. И кстати, Жок уже в конюшне. И вы… молодцы.

— А это уже знаю я, — хмыкнул мальчик, привыкший к немногословной сдержанности юного алхимика, и вложил ей в ладонь поводья серого. — Пойдем.

Когда Найз закончил чистить Гри и оставалось лишь подтянуть повязку — так, на всякий случай — дверца стойла за его спиной заскрипела. Мальчик обернулся и увидел мастера Виклеана с мешком в руках.

— Это тебе, — караванщик без предисловий протянул свою ношу парнишке.

— Что это? — недоуменно воззрился он, откладывая щетку на полку.

— Мыло, — подмигнул Виклеан и сунул мешок в руки растерявшегося Найза.

— Столько?!.. — он вытаращил глаза, распустил шнуры, стягивавшие горловину мешка — и заморгал: — Но… тут какие-то… какая-то… одежда?..

— Я и говорю — мыло, — невозмутимо подтвердил купец. — Ибо у нас в Далайне всем известно, что самая чисто отстиранная рубаха — новая.

— Это — новая рубаха?! — все еще не веря ни глазам, ни объему мешка, вопросил Найз.

— Два новых рубахи, двое новых штанов и две новых куртки, — дотошно, как на базаре, перечислил Виклеан.

— Но я… у меня… Эру Тигр заплатит!.. наверное…

— Не обижай меня, малый, — караванщик качнул головой. — Сегодня ты сделал для нас всё, что мог. И мы тоже хотим сделать для тебя всё, что можем. Хотя я понимаю, что жизнь на штаны — обмен неравный…

— Жизнь без штанов невозможна, — уже не сдерживая довольную улыбку, проговорил мальчик. Торговец расхохотался и хлопнул его по плечу:

— А ты хороший ученик своего рыцаря, во всех отношениях!

— Я стараюсь, — скромно потупился Найз.

— Старайся, — одобрил Виклеан. — Быть воином — замечательно! Лучше — только торговля, но не каждому по силам такое непростое занятие.

— Я бы сказал наоборот, — вежливо, но твердо проговорил мальчик — и встретился с лукавым взглядом караванщика.

— Ну ладно, не буду тебе мешать, — улыбнулся он. — Или ты уже закончил?

Найз метнул взгляд на парусину, на купца, и уклончиво ответил:

— Почти.

— Нужна помощь?

— Нет, спасибо. Я всё сам.

— Ты ведь хотел повязку подтянуть? — цепко взглянул на него караванщик.

Найз моментально насторожился.

— Н-нет. Она нормально держится. Я уже всё. Сейчас пойду.

— Просто я волнуюсь за старину Гри: вчера его чуть не съели — а сегодня уже едва не загнали. И кто видел, говорят, что он скакал по оврагам как жеребенок.

Не отвечая и не задавая вопросов — ибо не знал, как и о чем — паренек в молчаливом напряжении уставился на Виклеана, готовый врать, изворачиваться, даже сражаться!..

— Нет, я ни в коем случае не обвиняю тебя — ты схватил первого коня, что попался под руку, и если бы не Гри… Но… — купец замолчал, будто не находя больше слов, выдохнул резко и взмахнул рукой. — Палкой в глаз…

Он подошел вплотную к Найзу, наклонился к его уху и прошептал:

— Я могу посмотреть на раны Гри?

Мальчик поднял голову и твердо глянул ему в глаза:

— Нет.

— Почему?

— Потому что… потому что… — Найз метнул растерянный взор на коня, на караванщика, на проход между стойлами, где суетились торговцы Виклеана и конюхи графа…

Купец знал! А если не знал, то догадывался, сомнений почти не оставалось, иначе зачем спрашивать, зачем шептать?.. А если он догадался про Белку… Если он расскажет графу…

В памяти Найза моментально возникли клетки над аркой, человеческие остовы в них, и в груди его захолодело.

Было похоже, что караванщик прочитал эмоции, разбушевавшиеся на лице мальчишки, потому что он выпрямился, положил руку на его плечо и кивнул:

— Наверное, потому что мне их лучше не видеть. Еще месяц. Зрелище не для слабонервных впечатлительных коммерсантов, я полагаю. Да?

Мальчик снова встретился с ним взглядом и медленно кивнул:

— Да. Пожалуйста.

Торговец сжал плечо Найза:

— Караван Виклеана добро помнит. Не бойся. А для поддержания образа чудом выжившего больного коняки было бы хорошо, если бы ты со своим рыцарем с этого момента обходил Гри стороной.

— Хорошо, — снова кивнул мальчик, не веря, что всё кончилось так замечательно и так быстро.

— Ну вот и славненько, — караванщик отступил на шаг и распустил морщинки в улыбке: — Давай, наводи тут порядок, умывайся и приходи в нижний зал графского дома. Его сиятельство нам грозился если не сказочным пиром, то очень сытным и вкусным обедом. Самым сытным и самым вкусным, какой только удастся приготовить нашим поварам из наших припасов на его огне.

Только возвращаясь из конюшен, мальчик немного рассмотрел замок.

Крепостные стены — куртины, увенчанные квадратными зубцами, возвышались клозов на двадцать и издали казались неприступными. Но если снаружи кладка крошилась лишь местами, то изнутри осыпь приняла катастрофический размах. Теперь Найз понимал, откуда на заднем дворе взялась странная мостовая из редкого, вдавленного в грязь битого камня: упавшие обломки не выбрасывались, а укладывались на землю, делая непролазную грязь после дождя просто непроходимой.

Стены графского дома, хозяйственных построек, башен — все были тронуты оспинами выпавших камней, оставивших на сером фоне неровные черные тени. Узкие окна замка и донжона в глубине двора больше походили на бойницы и наводили мальчишку, невзлюбившего этот место с первого взгляда, на мысль об укрывшихся за ними лучниках и соглядатаях. Мысли о шпионах вызывали и графские слуги, угрюмыми, плохо одетыми тенями сновавшие по двору. Ни одного открытого взгляда, ни одной улыбки, точно видели в торговцах неприятельский отряд, захвативший их безрадостную обитель.

Оставив надежду поговорить хоть с кем-нибудь из местных, Найз просто нашел колодец, налил воды в корыто, откуда поили скотину, стянул с себя заскорузлую вонючую одежду и быстро помылся: среди подарков мастера Виклеана сыскались и обещанные два куска мыла. Дрожа от холодного ветерка, мальчик натянул новый наряд и задумался, куда девать старый. Отстирать его в водопойном корыте он не желал даже пробовать: опыт подобной стирки в ручье был еще слишком свеж в памяти. Класть грязные вещи с обновками ему не хотелось тоже. Подумав с минуту, он махнул рукой, свернул грязное в узел и направился в конюшню. Пусть полежит там, пока он поищет в замке какую-нибудь добрую женщину, согласную за несколько башен сразиться с половиной грязи этого графства.

Оставив одежду под бдительным присмотром Армасара, Найз поспешил в дом, где, судя по словам караванщика, а теперь еще и по разносившимся ароматам, торговцев поджидал сказочный пир.

Когда он вошел, в зале на первом этаже уже стояли столы в пять рядов и скамьи, кое-где замененные чурбаками с брошенными на них досками. Женщины каравана суетились вокруг, расставляя посуду, извлеченную из багажа. У пяти очагов, лениво крутя вертела с бараньими тушами, сидели возчики. В шестом в огромном котле булькало что-то наваристое, красновато-прозрачное. Бульон из вяленых бычьих хвостов и овощей, сразу понял парнишка, за время пути успевший познакомиться со всеми изысками полевой далайнской кухни.

Даже после серого света дня полумрак зала, разрываемый лишь оранжевым пламенем факелов, показался темнотой. Но стоило глазам привыкнуть, как взгляд мальчика забегал по залу с завороженным отвращением, с каким рассматривают диковинного паука или мокрицу: какой он, дом человека, сажающего в клетки других людей? Выщербленный пол, стены, украшенные десятком голов неизвестных чудовищ, ветхими знаменами, алебардами, щитами и мечами, голые узкие окна, некоторые без стекол, закопченные дочерна балки, давно не скобленные столешницы… Можно было подумать, что замок заброшен или достался нерадивому управителю: следы запущенности и бедности отпечатались повсюду. Но не это занозой сидело в подсознании и не давало расслабиться, опуститься на скамью и насладиться покоем и теплом. Не понимая, что его могло насторожить, Найз снова обежал взглядом всё вокруг клоз за клозом — и осознал. Редким островком ухоженности на общем фоне запустения было лишь оружие, отполированное до блеска, будто только что от кузнеца. А над высоким дверным проемом в дальнем конце зала единственным во всем зале ярким пятном сиял герб.

«Точно как снаружи», — с холодком в груди вспомнил мальчик ворота, клетки и людей в них.

— Ты тоже это заметил… — на плечо Найза легла рука гардекора. — Похоже, его сиятельство имеет два достоинства: родовитость и воинственность. Или два недостатка?

— Три, если речь зашла о них, — незаметно присоединился к ним караванщик.

— И каков третий? Незнание адреса хотя бы одного стекольщика? — хмыкнул Фалько, чуть поеживаясь от разгулявшегося по залу сквозняка.

— Сын, — не принимая шутливого тона, ответил Виклеан.

— Разочарование отца-сноба?

— Полное и окончательное, чтобы не сказать, позор, — поджал губы купец, воровато оглянулся и прошептал: — Говорят, он дурачок.

Брови Фалько вопросительно приподнялись, и торговец кивнул:

— Да, именно в этом смысле. Радетель обделил его разумом. Других детей нет и не было. Жена умерла месяцев пять назад. Слухи ходят, что забил до смерти, когда узнал, что понесла от волка…

— Что?!

Караванщик недоуменно глянул на собеседника — и спохватился:

— Ах, да, вы же не знаете! Волками он называет свою личную гвардию. Головорезы, один паршивее другого, между нами говоря, откуда только таких набирает…

Гардекор неопределенно хмыкнул, давая понять, что личная гвардия из пай-мальчиков — гораздо хуже, а торговец меж тем продолжал:

— …похоже, Радетель ему не давал детей, а не ей. И теперь у него мысль продолжить свой род — как зуб в глазу, причем постоянно болящий. Я слышал, он уже сватал сынка к нескольким девицам и даже вдовушкам благородного происхождения, но везде получил отказ.

— По-моему, их благородности хватит на двоих, — Фалько глянул на герб. — Са Флуэры — одна из самых древних фамилий Эрегора. Он мог сосватать дочку знатного горожанина, к примеру… или простого… Крестьянку, наконец, если на кону продолжение рода. Не может быть, чтобы никто не польстился если не на титул, то на деньги и земли.

— Поговаривают, он забрасывал удочки и в это озеро, но знатные горожанки отчего-то не захотели стать виконтессами, — не без тайного злорадства поведал Виклеан. — Денег у него в мошне не больше, чем у воробья под крылом, а земли гнилые. А простолюдинка в жены са Флуэру… хоть и такому… Да скорее Эрегор с Далайной местами поменяются!

Фалько пожал плечами и заинтересованно воззрился на женщин с котлом, черпаками и блюдами с мясом и хлебом, обходивших столы:

— Их проблемы. И кажется, кушать подано.

— Да, конечно, — торопливо согласился мастер Виклеан с обоими утверждениями и добавил: — Я просто хочу, чтобы вы ненароком не заговорили про блаженненьких в его присутствии, если он почтит им низких торгашей. Очень болезненный вопрос.

— Для него? — уточнил Найз и получил в ответ кисловатую усмешку караванщика:

— Скорее, для тех, кто не знает, о чем при его сиятельстве можно говорить, а о чем нельзя.

Гардекор покривил губы в пренебрежительной улыбке.

— Мое дело предупредить, — развел руками мастер Виклеан и двинулся к голове среднего стола, лавируя между людьми, устремившимися к столам со всех концов зала.

Найз спохватился, закрутил головой, отыскивая Эмирабель, Лунгу и свободные места — желательно всё сразу, и понял, отчего столов было так много. Половину мест занимали люди графа. Челядь, стражники и еще какие-то здоровяки, вооруженные, но не похожие на стражников ни одеждой, ни поведением, садились вперемешку с торговцами. Он радостно замахал рукой девочке, сидевшей через стол лицом к ним, приняв за Белку, но та лишь нервно втянула голову в плечи и отвернулась.

— Скромный, добрый, бескорыстный… Не понимаю, отчего невесты носы воротят от такого свёкра… — пробормотал гардекор и подтолкнул мальчика к ближайшей скамье: — Они с Лунгой за дальним столом, и там всё занято. Пойдем пристраиваться, куда есть. И пока есть куда.

— Но хотя бы рядом с мастером Виклеаном…

— Рядом с мастером Виклеаном места не для нас. Если, конечно, тебе не хочется поглядеть на графа Мугура поближе.

— Лучше я на чешуйчатую тварь поближе погляжу, — мальчик зыркнул на пустующее место во главе среднего стола как на самого графа и поспешил за Фалько.

Поздний обед — или ранний ужин, так и не понял Найз — прошел в неуютном молчании. Торговцы, обычно говорливые и смешливые, в этот раз тихо поедали поданное на стол, хотя поговорить после такого дня им было о чем. Но в окружении прислуги са Флуэра, хмурой и настороженной, они чувствовали себя как в стане противника, и языки, не знавшие бы покоя в иное время, сейчас благоразумно держались за зубами. Привольно себя за ужином чувствовали только волки — личная гвардия графа. Они хохотали, обмениваясь грубыми шутками и сплетнями об общих знакомых, без меры пили вино Виклеана — правда, разбавленное водой, тоже без меры, и многозначительно подмигивали женщинам, всем без разбора. Затихли и приосанились они лишь раз, когда сам граф Мугур осчастливил гостей своим присутствием. Чопорно поприветствовав торговцев, он выразил надежду, что впредь они будут более удачливыми, что на следующее утро ему с гвардейцами удастся отыскать зверей, напавших на караван, и что свой путь по его землям они завершат без новых злоключений. Выслушав благодарственную речь мастера Виклеана, граф сдержанно откушал от его щедрот и, наказав оставшимся веселиться и развлекаться, удалился.

Веселье и развлечение для купцов ограничилось неспешным доеданием ужина и мытьем посуды — правда, вместе с кучкой графских служанок. Найз, решив помочь, оставил кинжал и меч гардекору и присоединился к женщинам на кухне — длинном полутемном помещении в глубине дома, пропитанном запахами горелого жира, кислой капусты и утреннего хлеба. Орудуя пучком травы, обмакнутым в золу, он провел полчаса, вспоминая родную Песчаную слободу, мать и сестру, отчего-то всегда поручавших мытье посуды единственному мужчине в доме — ему.

С рассеянной улыбкой он поднял голову от мыльного чана и встретился взглядом с худой костистой женщиной из графских. Неожиданно та улыбнулась ему в ответ и смахнула со лба прядь красной обветренной рукой. «Как у прачки», — подумал парнишка и вспомнил о грязном свертке в конюшне. Сконфуженно моргнув, он подошел к ней.

— Феме, извините… — мучительно краснея и спотыкаясь в поисках нужных слов, проговорил он, — но… у меня есть запачканная одежда… и пять башен. Не могли бы вы до утра?.. Или подсказать, кто у вас мог бы за пять башен…

— Пять медяков против огромной кучи грязного белья? — нахмурилась служанка.

— Нет, она не огромная! — Найз торопливо замотал головой. — Только рубашка, штаны и куртка! И я бы больше дал… но у меня… но эру Тигр, мой наставник…

— Понятно, — кивнула женщина и ободряюще похлопала мальчика по спине. — Пять башен за такую ерунду даже много будет, но если тебе так хочется с ними расстаться, возражать не буду. Неси, парень. До утра постираю. Правда, сушить их тебе придется, растянув веревку между ребер фургона.

— Ничего, растяну! — обрадованно отмахнулся он. — Я сейчас! Вы здесь будете?

— А куда ж я денусь, — хмыкнула служанка. — Я на кухне работаю. Тут меня и застанешь. Не увидишь — спросишь, как найти феме Букатар. А где у тебя стирка? В обозе?

— Нет, в конюшне оставил.

— Тогда тебе ближе не через общий зал, а через задний ход, — женщина указала на дверь в дальнем конце кухни, почти не видимую в полумраке. — Выйдешь сейчас — и направо. Там по коридору шагай, никуда не сворачивай, прямо в выход упрешься, на задний двор. А где конюшни…

— Я знаю! — радостно договорил за нее мальчик и поспешил во тьму.

Очутившись во дворе, казавшемся еще более огромным под покровом сумерек, Найз направился в правый дальний угол, туда, где в блеклом свете звезд виднелось длинное приземистое строение, покрытое соломой — конюшня.

У двери он снял с полки одну из ручных ламп, зажег от большого фонаря и ступил вовнутрь. Клетушка дежурного конюха у входа была пуста. «Вышел погулять. Или, может, у них вообще не принято по ночам тут сидеть. За стеной ведь. Что может случиться?» — рассеянно подумал паренек и заспешил по проходу, казавшемуся почти бесконечным в темноте. Слева и справа переминались с ноги на ногу и укоризненно вздыхали побеспокоенные светом кони. Мальчик уже было почувствовал себя виноватым, что перебудил всю конюшню, как вдруг до его слуха донеслись голоса откуда-то спереди. Приглядевшись, он увидел, как тусклый свет ручной лампы проливался на землю почти в конце долгой череды денников. Совесть его слегка успокоилась: значит, это не он растревожил натерпевшихся за день лошадей. Но кто тогда? Конюхи? Что-то случилось? Может, нужна помощь?

Ноги его по земляному полу ступали бесшумно, и с каждым шагом долетавшие голоса становилось различить всё легче и легче. Их было два. Мужской и женский. Агрессивный и испуганный.

— …знаешь, что будет… ты видела…

— …не посмеешь!

— …проверим!

— …не мои деньги!

— …не моё дело! Или ты мне отдаёшь всё, или…

— …отдам, а ты всё равно расскажешь са Флуэру…

— …только надеяться и верить мне.

— …Да я скорее зеленому волку…

Найз едва не споткнулся. Женский голос принадлежал Белке! А мужской…

— …тогда будешь кормить воро́н в клетке. Ненавижу ведьм!

Леденящее душу подозрение в единый миг превратилось в уверенность. Барбат! Чернявый возчик из Рэйтады!

Забыв про всё, мальчик кинулся на голоса.

Задыхаясь от возмущения, он появился в проеме стойла, и картина, представшая перед ним, впечаталась в память: Гри с наполовину развязанной повязкой, бледная как смерь Белка, прижавшаяся к стене, и победно ухмылявшийся Барбат, склонившийся на ней, упершись на одну вытянутую руку. Во второй он держал нож.

При виде оружия глаза Найлза вспыхнули, как гремучий порошок алхимиков. Три недели тренировок не прошли даром — не задумываясь, он прыгнул к рэйтадцу и со всей силы рубанул рукой по запястью. Барбат выронил нож, но уже через секунду его кулак опустился на скулу парнишки, и тот кубарем покатился по полу. Носок сапога яростно врезался в его ребра — раз, другой, третий…

Гри жалобно заржал, шарахнулся, загарцевал, ударил копытами в стенку стойла — и грохот словно вывел Белку из оцепенения. Она набросилась на рэйтадца и вцепилась ногтями ему в лицо. Взбешенный, он ударил ее наотмашь, и девочка отлетела к стене. Но остервеневшему возчику было этого мало. Сипя проклятия, он принялся ее пинать.

— Ненавижу… ведьм… убью… тварь… — хрипел он с каждым ударом под истеричное ржание Гри.

Найз очнулся, ухватил Барбата за ногу, пытаясь уронить — и тот, забыв про Белку, снова обрушил всю ярость на паренька. Белка закричала, Гри поднялся на дыбы, молотя копытами в воздухе… и опустил их на голову возчика. Тот полетел ничком на настил и рухнул рядом с Эмирабель.

У дверей конюшни раздался встревоженный крик и топот конюха, со всех ног мчавшегося на шум.

— Повязку поправить… Задержи… — Найз вскочил, едва не упал от предательски качнувшейся земли, и бросился к коню.

Эмирабель схватилась за дверь денника, рывком поднялась и, раскачиваясь, будто пьяная, вышла на середину прохода. Сделав несколько шагов навстречу бежавшему, она картинно осела и повалилась на бок.

Холодные синие глаза графа Мугура буравили представленных перед ним ребят, точно силясь разглядеть их души и всё, что творилось в них теперь. Найз одним взглядом окинул высокую худощавую фигуру, черный наряд с единственным светлым пятном — золотой цепью с гербом, жесткое лицо, поджатые тонкие губы и понял, что если у этого человека зародится хоть крошечное подозрение в адрес Белки, то в клетку над воротами она отправится без всяких доказательств.

Эмирабель стояла рядом, опустив глаза и сплетя в замок дрожащие пальцы. Отблески пламени камина зловеще играли на бледном лице, наливавшемся синяками. Казалось, от ее бунтарского духа и несгибаемой уверенности в себе не осталось и следа, но мальчик знал, что это впечатление обманчиво, и стоило паре волков, молчаливо застывших у письменного стола за спиной хозяина замка, попытаться схватить ее…

Впрочем, что произойдет в графском кабинете, если са Флуэр приговорит Белку к смерти, мальчик представлял очень хорошо, потому что сзади него, с безучастным видом скрестив руки на груди, стоял Фалько. И, судя по тому, с какой легкостью он отдал свои мечи волку при входе, на персоне его наставника оставалось достаточно оружия, чтобы противостоять всему гарнизону замка. Хотя, как успел понять мальчик в первый же день их знакомства полтора месяца назад, везде и всегда главным оружием Фалько был он сам.

— Прошу ваше сиятельство простить за прерванный сон… и что пришлось из покоев… идти… из-за каких-то… какого-то… коня, — нервно крутя печатку на пальце, заговорил мастер Виклеан, но смолк под пренебрежительным взглядом хозяина замка.

— Я никогда не ложусь раньше полуночи, торговец, и после смерти жены почти всегда сплю здесь. А как правитель этих земель, я обязан во всём разобраться, беспристрастно и тщательно, как это делали до меня с незапамятных времен все главы дома са Флуэров, ибо мелочей в деле правосудия не бывает. Справедливость — вежливость правителя, как говорил мой дед, а сила наказания не в его жестокости, а в его неотвратимости. Хотя одно не исключает другое, в зависимости от рода злодеяния, — граф сделал паузу, пронзив Найза безжалостным взором, и мальчик сразу почувствовал себя виновным во всех преступлениях мира.

Презрительно скривив губы, Мугур продолжил:

— Сейчас я должен вынести решение по смерти возчика Барбата, являвшегося подданным его величества Дечебала Второго, хоть и служил он в караване из Далайны. А для этого я обязан знать, не было ли в его смерти недоброго умысла.

— Святой Радетель направил копыта жеребца, — Фалько с постной физиономией воздел ладони к потолку. — На всё воля Радетеля.

— Какой может быть спрос с детишек? — поддержал его мастер Виклеан.

— Детишки сидят у мамок на руках! — оборвал его граф и мрачно перевел взгляд на Фалько. — И если вы оба не хотите, чтобы вас вышвырнули за дверь, то будете молчать, пока не спрошу. Ясно?

— Ясно, как светлый день, — пробормотал гардекор. Караванщик просто закивал — молча, на всякий случай.

— Это происшествие кажется мне в высшей степени подозрительным, — не сводя теперь взора с ребят, проговорил Мугур. — Потому что, сдается мне, если бы эта… девица… не уединилась со своим воздыхателем, а другой поклонник не застал их…

— Он не мой воздыхатель!

— Я не ее поклонник!

Граф брезгливо поморщился под возмущенными взорами двух пар глаз:

— Когда на кону стоит чья-то шкура, наплести можно всё, что угодно. Тем более, на месте гибели возчика нашли нож. Чей он?

— Барбата! — в голос ответили ребята.

— Естественно, — хмыкнул са Флуэр. — На кого еще всё свалить, как не на покойника… Ну хорошо. Я слышал, что произошло. А теперь хочу знать, как. Ты… — палец графа ткнулся в грудь мальчика, — сейчас расскажешь мне, что знаешь. Зачем ты пошел в конюшню, если не шпионил за своей подружкой?

Мысли Найза в который раз за последние полчаса метнулись в поисках варианта, который спас бы Белку — и не нашли.

— Ну? — нетерпеливо бросил граф.

— Я… у меня в одном из стойл лежала грязная одежда, — обреченно решив рассказывать правду, и ничего кроме правды, пока не придумается, что бы такого соврать, медленно заговорил Найз. — И одна из ваших служанок согласилась ее выстирать. За плату. И я пошел, чтобы принести. Одежду, значит. Прямо сейчас. То есть прямо тогда. Когда мы договорились. То есть мы договорились, и я пошел. Сразу. Потому что утром мы уезжаем. А мы с ней договори…

Под убийственным взглядом графа Найз, только что собиравшийся в третий раз поведать, о чем именно они договорились со служанкой, прикусил язык и поспешил перейти к следующей части своего повествования:

— А когда я вошел в конюшню… и дошел до середины… почти… то услышал…

— Да? — синие глаза са Флуэра кольнули его ледяной иглой. — Что ты услышал? Как эти двое развлекались? Ссорились?

Щеки Белки гневно вспыхнули, но непреходящая угроза мучительной смерти не дала негодованию вылиться в слова. Чувствуя, что готов возмущаться за двоих, парень хватанул полную грудь воздуха… и внезапно понял, что должен говорить. И тут же новый страх высыпал на лбу холодным потом. Сможет ли он? А если не получится? Запутается?.. Сердце его моментально подпрыгнуло к горлу, пальцы захолодели и задрожали так, что он торопливо сжал их в кулаки.

— Я услышал… как возчик угрожал Белке, — чувствуя, как с каждым словом в горле его пересыхает всё больше, заговорил мальчик, — а она просила его отпустить. И говорила, что никому не расскажет.

— Что не расскажет? — граф хищно подался вперед.

— Не знаю, — Найз пожал плечами. — Может, о том, что он к ней приставал?

— И что ты сделал?

— Побежал ей на помощь.

— И?

— И когда вбежал в денник, то увидел, что он притиснул Белку к стене, а в руке у него был нож. Я попытался его отобрать, а Барбат стал меня бить. Белка за меня заступилась, и тогда он стал бить ее тоже. А потом Гри его лягнул.

— Всё? — требовательно прищурился са Флуэр, не дождавшись продолжения.

— Всё, — кивнул Найз.

— А как ты считаешь, зачем эта парочка вообще пробралась туда, где их никто не увидит? — граф Мугур наклонил голову, заглядывая Найзу в глаза. — Какова репутация в караване у этой девицы?

Найз вздрогнул: вот он, момент! — и будто не понимая, о чем вопрос, воззрился на графа чистым серым взглядом:

— Они были в стойле Гри. И я не думаю, что они туда пробирались. Мне кажется, они туда просто пришли. Гри по дороге искусали твари, и Белка лечила его. А Барбат с самой Рэйтады не давал ей прохода, а она на него не обращала внимания. И сейчас он мог сказать, что Гри стало плохо, и заманить ее в конюшню. А что такое… репа… тация… я не знаю. Но если вы имеете в виду, блюдет ли она себя, то по-другому быть не может, ведь Эмирабель Ронди — внучка покойного главы гильдии алхимиков Рэйтады домна Горату Ронди.

Мальчик договорил и замер в ожидании реакции на свои слова. Ну теперь-то граф просто обязан им поверить: внучка такого человека, как глава столичной гильдии, особенно если это гильдия придворных алхимиков, выше всяких подозрений!

— Внучка главы гильдии?! — взгляд са Флуэра метнулся на растрепанные волосы девочки, ощетинившиеся сеном и соломинами, на грязное дорожное платье простого кроя, на лицо, изукрашенное ссадинами и синяками…

— Да, — сухо подтвердила она.

— Это правда? Караванщик, тебя сейчас спрашиваю!

— Истинная правда, правдивей некуда! — горячо закивал мастер Виклеан. — Присоединилась к нам в Рэйтаде со слугой, багажом и пони! Заплатила за проезд чистым серебром!

— Так значит, Белка — это сокращенно от Эмирабель? — всё еще не в состоянии совместить услышанное и увиденное, повторил граф Мугур.

— Для друзей, — процедила сквозь зубы девочка с таким видом, будто к ней в приятели набивался пятнистый монстр.

Взор са Флуэра снова перебежал на Виклеана:

— Подтверждаешь ли ты, что возчик Брабат… Барат… Бабарат… по дороге оказывал нежелательные знаки внимания этой достойной девушке?

— Подтверждаю, — убежденно кивнул торговец. — Исподтишка только этим и занимался. Я делал ему предупреждение, и он, вроде, даже понял… Но, видать, не до конца.

— Есть ли у вас что добавить к рассказу мальчика о событиях в конюшне, доамна Эмирабель?

Белка помолчала немного и медленно повела головой:

— Нет. Он всё верно описал.

— Ну что ж… — са Флуэр повернулся, потирая руки, прошелся по кабинету и снова остановился перед путниками, замершими в ожидании вердикта. — Кажется, мое расследование завершено. В смерти возчика… как там его… я не нашел человеческого умысла, а один лишь промысел Радетеля, покаравшего его за недостойное поведение. Все могут идти отдыхать по своим комнатам. Доамна Эмирабель, я пришлю вам служанок с горячей водой, полотенцами и щётками. Девушке вашего положения не пристало выглядеть как… как… — граф поискал подходящий эпитет, но, не найдя, договорил: — …как вы сейчас выглядите.

— Благодарю, ваше сиятельство, — девочка склонила голову то ли серьезно, то ли с иронией, — но у нас нет комнат. Мы спим в общем зале на полу. А после ночи на охапке соломы я вряд ли буду выглядеть лучше.

— Ерунда, — отмахнулся са Флуэр и оглянулся на гвардейцев. — Дрепта, Станга. Проводите гостей в комнаты. Третий этаж, окна на передний двор.

— Всех в одну? — уточнил Станга.

— Всех в три, — раздраженно фыркнул граф.

— Но на третьем этаже для гостей готовы только две, — напомнил Дрепта.

— Тогда отведи доамну Эмирабель со слугой на второй, в двойную.

— Будет исполнено, ваше сиятельство, — волки резко кивнули, роняя подбородки на грудь, и шагнули к двери. — За нами следуйте, пожалуйста.

«А этот граф, оказывается, не такой уж плохой человек», — думал мальчик на бегу к конюшне: узел с грязной одеждой так и остался в стойле Армасара. — «Если забыть про клетки… и про жадность… и про убитую жену… Интересно, получится у кого-нибудь забыть столько всего сразу?»

Грохот чего-то большого, пустого и падающего выдернул Найза из теплого сна и подбросил на кровати.

— Где?.. что?.. — пробормотал он, с усилием разлепляя глаза и пытаясь рассмотреть в густом холодном мраке, что случилось. Но в комнате было всё спокойно и неподвижно, и даже монотонное журчание сверчковой песни не прервалось ни на миг.

— Во дворе что-то уронили. Бочки, похоже, — донесся голос Фалько, и тут же его фигура серой тенью скользнула к окну.

Не удержавшись, мальчик тоже вскочил с постели, подбежал к окошку и выглянул, ежась от холода.

Свет близкого утра уже разбавлял ночную тьму, вырисовывая всеми оттенками темно-серого формы и силуэты под окном.

От переднего двора, заставленного фургонами, оставался свободным лишь проезд от дома до ворот да небольшой пятачок, на котором едва могли разминуться несколько всадников. На него-то какой-то умник вечером и додумался притащить с полтора десятка пустых бочек — валявшихся теперь повсюду. А между ними, лавируя и громко бранясь, пробирались двое всадников в одинаковых плащах с поднятыми капюшонами. Под ногами их коней суетились слуги, неуклюже раскатывая бочки по углам. Еще двое с поднятыми от ночной прохлады капюшонами ждали у полуоткрытых ворот, и факелы в руках стражников отбрасывали на них рваные оранжевые отблески. Вдруг один из уезжавших откинул капюшон, оглянулся на дом и помахал кому-то рукой.

Найз недоуменно нахмурился: кому бы это?.. — и охнул.

Эмирабель!

Это же была она — с дядькой Лунгой! Их белые пони, их плащи, их кожаные с белыми узорами дорожные мешки, распределенные теперь между двумя всадниками, преодолевшими, наконец, препятствия из бочек и подъехавшими к воротам. Она уезжала! Но куда?! Зачем?! Внезапно! Не сказав ничего!..

Стражники воткнули факелы в кольца, уперлись ногами в землю, и потянули створки ворот на себя, открывая. Показалось ему или нет, но глаза девочки встретились с его глазами, она улыбнулась и замахала рукой с удвоенной энергией:

— До свидания! Записка! Спасибо! — достигли его слуха прощальные слова, и маленький отряд под стук копыт исчез за воротами.

— Белка! Это была Белка! — Найз обернулся на своего наставника, но того уже и след простыл. Грохот подкованных сапог по камню долетел из коридора и пропал на лестнице.

Не теряя ни секунды, Найз натянул штаны, рубаху, сапоги, подхватил меч и кинжал и выскочил в коридор. Куда теперь? Вверх, к кабинету графа? Вниз, в общий зал? В комнату мастера Виклеана? В конюшню?..

В это время с лестницы донеслись голоса, и мальчик помчался туда.

— …не хотела вас будить, сказала, что прошлую ночь вы не спали, и днем пришлось потрудиться, — говорил бесстрастный, чуть скучающий голос са Флуэра.

— Она крикнула «Записка!» — Найз выскочил на лестницу и закрутил головой.

Снизу поднимались двое. Один с лампой, второй с мечом в руке, вложенным в ножны — са Флуэр и гардекор.

— Записка у меня, — хмуро кивнул Фалько, и Найз заметил в его руке белый квадрат бумаги. — Если ваше сиятельство соблаговолит подержать лампу вот так…

Не дожидаясь согласия графа, Фалько взял его за руку, приподнял ее на нужную высоту и поощрительно кивнул:

— Очень хорошо. Если вас не затруднит, конечно.

Взглядом са Флуэра можно было вымораживать бородавки, но гардекор, миролюбиво улыбаясь и не обращая внимания на хозяина замка, уже разворачивал сложенный вчетверо лист.

Строчек на нем было мало и, дай немного (а лучше — много) времени, Найз теперь и сам смог бы разобрать, что написано, но Фалько, пробежав глазами по тексту, уже читал его вслух:

— «Мои друзья! Из Рэйтады за мной приехали гонцы от гильдии. Нужно срочно, не теряя ни минуты, возвращаться в столицу. Это касается незавершенных исследований деда — что-то пошло не так, а записей не сохранилось. Я была его единственным ассистентом. Потом они хотели бы начать заново, потому что, похоже, это — настоящий переворот в науке! Я желаю присутствовать тоже, поэтому задержусь в Рэйтаде минимум на месяц, но потом возобновлю свой путь. Не хотела вас будить, ведь мы не навсегда расстаемся. Мир тесен, обязательно увидимся снова! Спасибо вам за всё! Искренне — Эмирабель Ронди».

Мальчик уязвленно насупился и глянул на Фалько:

— Могла бы и разбудить…

— Значит, не сочла нужным, — с холодной желчностью прокомментировал граф и зашагал вверх, оставляя гостей в темноте.

День мирно клонился к вечеру. Под ритмичную поступь мула Найз дремал в седле: третья подряд бессонная ночь просто так не проходила даже в его бесконечно-энергичном возрасте. Но и в состоянии полусна мысли его не переставали крутиться вокруг внезапного отъезда Белки, и с каждым новым воспоминанием в душе его поднималась то обида на то, что не разбудила, то гордость за нее: человек, за которым специально прислали курьеров, потому что не могли без него обходится ни минуты дольше, автоматически возносился в его глазах до королевских высот.

Гардекора сегодня он почти не видел: на всякий случай Виклеан решил патрулировать окрестности, и Фалько весь день проводил в разъездах с охраной каравана или в одиночку, возвращаясь лишь изредка — доложить или перекусить. И весь день, насколько мальчик мог замечать, недовольство не сходило с лица его наставника, а раздражительность и резкость обжигали, как удары бича.

Когда начало темнеть и мастер Виклеан объявил привал, охранники вернулись, каждый, как обычно, с охапкой сушняка или просто нарубленных веток. По всему лагерю стали разгораться костры.

Фалько подъехал к Найзу и чете торговцев, в чьем фургоне они ночевали, молча бросил вязанку хвороста рядом с котелком и соскочил на землю.

— Я почищу Армасара! — мальчик перехватил поводья. Гардекор, скользнув по нему хмурым взглядом, так же молча кивнул и отправился к ручью, протекавшему рядом с лагерем. Сняв куртку и рубаху, он долго умывался, точно надеялся, что ледяная вода смоет камень с его души, потом так же долго сидел на берегу, нахмурившись и угрюмо поджав губы.

Закончив вечерний туалет Армасара, мальчик подошел к его хозяину и присел рядом.

— Ты… из-за Белки?.. — спросил он, несмело заглядывая Фалько в лицо.

Гардекор промолчал, поигрывая единственным своим украшением — перстнем из черно-оранжевого камня в виде головы тигра, то ли не желая говорить, то ли собираясь с мыслями. И тогда паренек сам продолжил их однобокую беседу, выкладывая всё, что передумал за день:

— Белка… она ведь сама по себе такая. Чувства как купила, как моя мама говорит. В смысле, расходует экономно. Правда, она не про нее это говорила, а про соседку нашу, которая… Ну, неважно. То есть, я хочу сказать, что я тоже на нее обиделся. Но если она такая, какая есть, то… что она уехала среди ночи, не попрощавшись… вовсе не значит, что мы для нее никто. Наверное. Она, вон, и от ворот помахала. И крикнула. И улыбалась… Чем улыбаться, лучше бы заскочила хоть на полминутки, конечно… Но зато она записку нам оставила. Ведь это был ее почерк? Ты его знаешь? — забеспокоился Найз, перехватив сумрачный взгляд Фалько.

— Палкой в глаз, парень! — гардекор вскочил на ноги. — Это был ее почерк! Это была она у ворот! И история в записке гладкая, как беременная свинья! И торговцы, спавшие в общем зале, в голос твердят, что приехали двое посыльных, граф спустился полуодетый, пригласил их в кабинет, потом они вернулись, поели, пока они с Лунгой собирались, и ускакали! И всё равно я не верю! Не верю, локоть ему в глотку!!!

— Кому? — не понял Найз.

— Не знаю, — выдохнул его наставник и опустил сжатые кулаки. — Но кажется, его флуэрскому сиятельству. Всё хорошо, всё правильно, но что-то не дает мне покоя, как гвоздь в сапоге. Что-то здесь не так.

Кто-то тронул его за плечо, и Найз сонно приоткрыл один глаз. В фургоне было темно, и лишь дырки в парусине маячили серыми пятнами на черном фоне. Значит, солнце пока не встало, но скоро уже. Сколько может быть времени? Часов шесть? Семь? И что случилось?

— Если ты со мной — пойдем, — шепнул ему в затылок голос Фалько. — Я уезжаю.

Не задавая вопросов, мальчик откинул одеяло, быстро оделся, стараясь не разбудить хозяев, отыскал на ощупь оружие и выскользнул наружу. Гардекор ждал его у импровизированного выхода из кольца фургонов, поводья Армасара и Жока в одной руке, мясо с хлебом — в другой. Рядом стоял мастер Виклеан — хмурый и заспанный. Не замечая приближения Найза, они продолжали свой разговор:

— …мне тоже всё это кажется странным, но мало ли странностей бывает в жизни — совершенно обычных, если разобраться.

— Может быть, — не поднимая глаз, проговорил Фалько. — Может быть, по чисто случайному совпадению за ней и впрямь приехали посыльные ее гильдии из столицы, и сейчас они благополучно спят в гостинице в сутках пути от замка, а еще через две недели будут в Рэйтаде и продолжат свой эксперимент, в чем бы он там ни заключался. Но поверю этому я только когда догоню их и лично удостоверюсь, что всё обстоит именно так. Пока же моя пятая точка… шестое чувство, то бишь… неустанно шепчет мне, что если я не вижу в этой истории дыр, это не значит, что их нет. Я не великий мыслитель, я простой гардекор, и методы у меня тоже простые. Догнать, проверить, развернуться и продолжить путь, чувствуя себя последним болваном.

— И всё равно не понимаю я ваших подозрений, эру Тигр, — упрямо мотнул головой караванщик. — Она уехала добровольно. В хорошем настроении. Улыбаться-то ее никто не заставлял! С ней были двое сопровождающих. Значит, и по дороге ей ничего не грозит.

— А по прибытию?

— Куда?

— А вот это и я хотел бы выяснить.

— Хорошо, воля ваша, — сдаваясь, купец развел руками. — Но если всё в порядке…

— Мы продолжим путь в Гельтанию. Кстати, наш багаж мы оставляем у вас, и если до первого постоялого двора мы вас не догоним…

— …то я передам его на хранение хозяину. Деревня Апус, кстати, ближняя. Постоялый двор там один, на главной улице. Мимо не проедете. Хозяин — мужичок честный, не первый год знакомы, так что за вещи свои не волнуйтесь, — сообщил Виклеан, помялся, будто хотел сказать еще что-то — но промолчал.

— Запомним, — пообещал гардекор и кивнул парнишке: — Садись. Завтрак съешь по дороге. Мы возвращаемся до Плекаты и дальше, пока не догоним Белку и Лунгу.

— Они впереди нас на два дня, — прикинул мальчик, забираясь в седло печально вздохнувшего Жока. — Придется спешить.

— Поспешим, — хмыкнул Фалько, вскочил на Армасара и приложил кулак к плечу по эрегорскому обычаю: — Спасибо за всё, домн Виклеан. Радетель вам в попутчики.

— А-а-а-а, палкой в глаз!.. — к изумлению обоих воскликнул купец, сорвался с места и рысью побежал в темноту.

— Как ты думаешь, это было «И вам Радетель в попутчики» или простое «До свидания»? — проводив взглядом караванщика, гардекор посмотрел на Найза. Тот озадаченно пожал плечами:

— Может, он что-то забыл?

— Или кого-то? — уточнил его наставник, глядя вправо.

Мальчик повернулся и увидел, что Виклеан возвращается так же вприпрыжку, как и удалился, а за ним в поводу бежит Гри.

— Вот… забирайте… — отдуваясь и пыхтя, проговорил торговец, протягивая Фалько поводья.

— У нас нет таких денег, — покачал головой гардекор.

— Я не за деньги. На обмен. Возьму Жока. Он вас только задерживать будет. А на этого парнягу мои ребята стали коситься нехорошо. На парусину его, если быть совсем точным, ну и на меня за компанию. Мол, или дурак наш Старый Лис, или колдунью покрывает. И то и другое для репутации караванщика — могила. Так что, баш на баш. Мою будущую неприятность на вашу, и да будет нам счастье.