Люди

Глава 14

Мэри вернулась в свою лабораторию на втором этаже и теперь сидела на вертящемся кресле чёрной кожи — предмет офисной роскоши, который редко встретишь в кабинете университетского профессора. Она отвернула кресло от рабочего стола и смотрела в большое северное окно, выходящее на озеро Онтарио. Она знала, что Торонто находится напротив Рочестера на противоположном берегу озера, но даже в ясный день она не могла отсюда разглядеть тот берег — он скрывался глубоко под горизонтом. Самое высокое рукотворное сооружение в мире, телебашня Си-Эн Тауэр[22], находилась прямо на береговой линии Торонто. Она надеялась, что хотя бы её верхушка высовывается из-за искривления поверхности Земли, однако…

Однако она вспомнила, как Понтер говорил, какой большой ошибкой было выбрать для Хак, своего импланта-компаньона, голос его умершей жены. Вместо утешения он получил постоянное напоминание об утрате. Так что, возможно, это и хорошо, что Мэри не может увидеть в своё окно даже маленькой частички Торонто.

Как ей рассказывали, летом Сибриз был совершенно замечательным местом, но по мере того, как вступала в свои права осень, он становился мрачнее. Мэри приспособилась смотреть новости на канале «WROC» — местном филиале «Си-Би-Эс», но в каждом прогнозе погоды, который она слышала, упоминался «эффект озера», о котором она никогда в жизни не слыхала, живя на северном его берегу. В Торонто зимой снега не слишком много, но в Рочестере, похоже, сыплет без перерыва из-за того, что холодный воздух из Канады, двигаясь на юг, вбирает над озером влагу.

Мэри взяла кофейную кружку, наполнила своим любимым сортом «Максвелл Хауз», приправленным шоколадным молоком, и осторожно отхлебнула. Она успела пристраститься к «Экстремально шоколадному молоку» от «Upstate Dairy», которое, как и французский луковый соус «Heluva Good», в Торонто не продавалось. В жизни вдали от дома иногда бывают и плюсы…

Её раздумья были прерваны телефонным звонком. Она поставила кружку на стол. Её здешний номер знало всего несколько человек, и это был не внутренний звонок изнутри здания «Синерджи Груп» — в этом случае сигнал другой.

Она подняла чёрную трубку.

— Алло?

— Профессор Воган? — произнёс женский голос.

— Да,

— Это Дария.

Мэри тут же почувствовала, как у неё поднимается настроение. Дария Клейн — её аспирантка в Йоркском. Разумеется, Мэри дала свой новый номер всем на факультете: это было самое малое, что она могла для них сделать, сбежав в такой спешке перед самым началом занятий.

— Дария! — воскликнула Мэри. — Как я рада вас слышать! — Мэри представила себе угловатое улыбающееся лицо с каштановыми волосами.

— О, мне тоже очень приятно, — ответила Дария. — Надеюсь, вы не возражаете, что я позвонила. Я не хотела сообщать об этом по е-мэйлу. — Судя по голосу, Дария буквально подпрыгивала от возбуждения.

— Сообщать о чём?

— О Рамзесе!

Мэри уже собралась было пошутить «Вы знаете, он эффективен только на девяносто семь процентов»,[23] но не стала. Дария, очевидно, говорила о египетской мумии, из которой она извлекала ДНК.

— Я так понимаю, результат положительный, — сказала Мэри.

— Да, да! Это действительно представитель династии Рамзесов — предположительно, сам Рамзес Первый. Записывайте ещё один успех на счёт Воганской технологии!

Мэри, вероятно, немного покраснела.

— Это здорово, — сказала она. Однако всю кропотливую работу по секвенированию выполнила Дария. — Поздравляю.

— Спасибо, — сказала Дария. — Те типы из Эмори просто в восторге.

— Замечательно, — сказала Мэри. — Отличная работа. Я вами горжусь.

— Спасибо, — снова сказала Дария.

— Как там у вас вообще дела?

— Да по-старому, — ответила Дария. — Помощники преподавателей поговаривают о забастовке, «Йоменов»[24] разносят в пух и прах, правительство провинции объявило о новых сокращениях.

Мэри невесело усмехнулась.

— Да уж, хорошего мало.

— Вы знаете, — сказала Дария, — по-настоящему плохая новость, что на этой неделе в кампусе изнасиловали женщину. В «Экскалибуре»[25] писали.

Сердце Мэри пропустило удар.

— Господи, — сказала она. Потом снова развернулась с креслом к окну, представляя себе, что видит в нём университетский кампус.

— Ага, — сказал Дария. — Причём прямо рядом, возле Фаркуарсон-билдинг.

— Там говорилось, кто жертва?

— Нет. Никаких подробностей.

— Насильника поймали?

— Пока нет.

Мэри глубоко вздохнула.

— Дария, будьте осторожны. Будьте очень осторожны.

— Обязательно, — ответила Дария. — Джош встречает меня с работы каждый день. — Джош — Мэри не помнила его фамилии — это бойфренд Дарии, студент из Осгуд-Холла[26].

— Хорошо, — сказала Мэри. — Это хорошо.

— Ну, так или иначе, — сказала Дария, явно настроенная перевести разговор на более весёлую тему, — я звонила сообщить о Рамзесе. Скорее всего, будет какое-то освещение в прессе. Завтра к нам обещали приехать из «Си-Би-Си».

— Отлично, — сказала Мэри, почти не соображая, что говорит.

— Меня прямо распирает, — сказала Дария. — Это так здорово!

Мэри улыбнулась. Ещё бы!

— Ладно, не буду вам больше докучать, — сказала Дария. — Просто хотела поделиться. Потом ещё позвоню.

— Пока, — сказала Мэри.

— Пока, — повторила Дария и отключилась.

Мэри попыталась положить трубку, но у неё тряслись руки, и она не сразу попала трубкой в гнездо.

Ещё одно изнасилование.

Ещё один насильник?

Или… или… или…

Или это животное, этот монстр, о котором она не сообщила в полицию, нанёс новый удар?

Мэри почувствовала, как её желудок завязывается узлом, словно в быстро снижающемся самолёте.

Чёрт. Чёрт возьми!

Если бы она сообщила об изнасиловании — если бы полиция насторожилась, если бы университетская газета…

Прошло несколько недель со времени нападения на неё. Нет причин считать, что насильник тот же. Но, с другой стороны, сколько длится у насильника восторг, подъём, вызванный удачным нападением? Сколько ему потребуется на то, чтобы набраться смелости — злобной, сжигающей душу смелости — и решиться на новое преступление?

Мэри предупредила Дарию. Не только сейчас, гораздо раньше, в е-мэйле из Садбери. Но Дария — лишь одна из тысяч женщин в Йоркском университете, одна из…

Мэри преподавала на кафедре женских исследований, она была знакома с феминистской фразеологией: все взрослые люди женского пола — это женщины и только женщины. Но Мэри тридцать девять — её день рождения пришёл и прошёл никем незамеченный — а в Йоркский принимают с восемнадцати. О, первокурсницы — тоже женщины… но они ещё и девушки, по крайней мере, по сравнению с Мэри; многие из них впервые оказались вдали от дома, только-только начинают свой жизненный путь.

И этот зверь охотится на них. Зверь, которому она сама дала уйти.

Мэри снова посмотрела в окно, но в этот раз она была рада, что Торонто отсюда не разглядеть.

Некоторое время спустя — Мэри представления не имела, какое именно — дверь её лаборатории приоткрылась, и в неё просунулась голова Луизы Бенуа.

— Мэри, как насчет пообедать?

Мэри повернулась к ней вместе с креслом.

— Mon dieu! — воскликнула Луиза. — Qu’est-ce qu’il y a de mal?

Мэри знала французский достаточно, чтобы понять вопрос.

— Нет, ничего. А что такое?

Луиза перешла на английский; её голос звучал недоверчиво:

— Ты плакала.

Мэри автоматически поднесла руку к щеке, и сразу одёрнула. Она почувствовала, как её брови полезли на лоб.

— О! — тихо выдохнула она, не зная, что и сказать.

— Что случилось? — снова спросила Луиза.

Мэри глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Луиза была самым близким ей человеком во всех Соединённых Штатах. А Кейша, консультант Центра помощи жертвам изнасилований, с которой она разговаривала в Садбери, как будто находилась во многих световых годах отсюда. Но…

Но нет. Она не хочет об этом говорить; она не хочет рассказывать о своей боли.

Или своей вине.

И всё же она должна что-то сказать.

— Ничего, — сказала она, наконец. — Просто… — Она нашарила на столе пачку вегманcовских[27] салфеток и вытерла лицо.

Луиза понимающе кивнула, словно Мэри призналась ей в каком-нибудь — как бы она это назвала? В каком-нибудь affaire de coeur с несчастливым финалом. Мэри подозревала, что у Луизы было множество таких романов.

— Мужчины, — согласилась Луиза, закатывая глаза к потолку. — Ты не можешь жить с ними, и не можешь жить без них.

Мэри хотела было кивнуть в знак согласия, но… она слышала, что в мире Понтера всё не так, как сказала Луиза. И потом, Мэри не какая-нибудь школьница — впрочем, как и Луиза.

— Это из-за них мире столько проблем, — сказала Мэри.

Луиза кивнула и на это, и, по-видимому, уловила смену акцентов.

— Женщины определённо реже устраивают теракты.

Мэри была вынуждена согласиться с Луизой, но…

— Но проблемы не только от заграничных мужчин. От здешних тоже — и в Америке и в Канаде.

Брови Луизы озадаченно изогнулись.

— Что случилось? — спросила она.

И Мэри, наконец, ответила, пусть и не полностью.

— Мне звонила подруга из Йоркского университета. Сказала, что в кампусе было изнасилование.

— О Господи, — сказала Луиза. — Кто-то знакомый?

Мэри покачала головой, хотя и понимала, что не знает ответа. Боже, подумала она, а что если это и правда кто-то знакомый — кто-то из тех, кого она учила?

— Нет, — сказала Мэри, словно покачивание головой недостаточно чётко передавало смысл ответа. — Но я сильно расстроилась. — Она посмотрела на Луизу — такую молодую, такую красивую — и опустила взгляд. — Это так ужасно.

Луиза кивнула, и то был такой же мудрый кивок видавшей виды женщины, как и в первый раз, будто Луиза — у Мэри при этой мысли скрутило желудок — будто она знала, о ком Мэри сейчас говорила. Но Мэри не могла это выяснить, не раскрыв свою историю, а к этому она была не готова — по крайней мере, пока.

— Мужчины могут быть такими ужасными, — сказала Мэри. Это прозвучало легковесно, по-бриджитджонсовски, но это была правда.

Правда, гори оно всё в аду.