Любовная горячка

11

– В'лейн! – рявкнула я.

Я раздета – значит, он рядом.

– Настал обещанный час, МакКайла, – раздался бестелесный голос.

– А ну верни меня обратно! Я нужна Бэрронсу!

Как он смог так быстро и незаметно перетащить меня из одной реальности в другую? Он переместил меня между мирами? Я что, только что телепортировалась, как Фейри? Но я даже не видела В'лейна, не чувствовала его прикосновения. Я вообще ничего не чувствовала!

– Мы договорились, что время для разговора выбираю я. Ты отказываешься от нашей договоренности? Следует ли мне отменить свое участие в твоей судьбе?

А он это может? Вернуть меня назад, в заполненный Тенями магазин, оставить корчиться с несколькими спичками в запасе перед поджидающим врагом? Или он имел в виду, что сейчас призовет Теней в магазин и мне придется, вернувшись из Уэльса, своими силами изгонять их? У меня не было ни малейшего желания это проверять.

– Я не отказываюсь! Это ты отказываешься. Верни мою одежду!

– Мы ничего не говорили по поводу одежды. Мы с тобой в равных условиях, ты и я, – промурлыкал В'лейн из-за моей спины.

Я резко обернулась, с яростью во взгляде и жаждой убийства в сердце.

Он тоже был обнажен.

Все мысли о Бэрронсе, открывающем дверь в подвал, и о возможных опасностях, поджидающих за этими дверями, выветрились у меня из головы. Не важно, как я попала сюда. Главное, что я здесь.

Мои колени превратились в желе. Я грохнулась на песок.

Я попыталась отвернуться, но тело меня не слушалось. Моя центральная нервная система явно подчинялась теперь другому хозяину, и сила воли не имела тут никакого значения. Сила? Воли? Воля – последняя – подписывается в присутствии адвоката, на случай внезапной смерти, вот и все. И никакого отношения к данной ситуации она не имеет. Я хотела лишь доверить свое тело Маэстро, который сыграет на нем симфонию, недоступную простым смертным, позволит мне достигнуть невообразимого прежде крещендо, беря аккорды, которые никогда раньше не звучали и могут никогда больше не прозвучать.

Обнаженный принц Фейри был видением, которое всех остальных мужчин заставило бы навечно забыть о каких-либо шансах.

Он шагнул ко мне. Я задрожала. Он собирался коснуться меня. Господи, он собирался коснуться меня!

Есть множество прилагательных, которые помогали мне описывать В'лейна во время предыдущих наших встреч. Я говорила о нем как об ужасающе прекрасном, божественном, излучающем нечеловеческую сексуальность, смертоносный эротизм. Я могла назвать его неотразимым, губительным, я проклинала его. Я хотела его. Я могла бы сравнить его глаза с окнами в сияющий рай, я могла бы назвать их вратами в ад. Я бы дополнила записи в моем дневнике набросками, которые позже не имели бы никакого смысла. Я разбила бы описание на колонки антонимов: ангельский – дьявольский, создатель – разрушитель, огонь – лед, секс – смерть. Я не знаю, почему последние два понятия для меня противоположны, разве что потому, что секс для меня одновременно и празднество жизни, и процесс, который эту жизнь создает.

Я составила бы целый список цветов, внесла бы в него все оттенки бронзы, золота, меди и янтаря, известные человечеству. Я написала бы портрет В'лейна маслом и пряностями, чтобы он пах детством и мечтами.

И все равно описание было бы неполным. Мне не хватило бы никаких слов и словесных конструкций, чтобы описать В'лейна, принца Фейри. Он был настолько прекрасен, что часть моей души просто плакала. И я не понимала этих слез. Это были не те слезы, которыми я оплакивала Алину. Эти слезы состояли не из соли и воды. Думаю, моя душа плакала кровью.

– Прекрати. Это. Немедленно, – сквозь зубы процедила я.

– Я ничего не делаю. – В'лейн остановился на песке, в шаге от меня, он возвышался надо мной.

Та часть его тела, которой я жаждала, которую мне было смертельно необходимо почувствовать внутри себя, которая могла утолить мою нечеловеческую похоть, была на расстоянии вытянутой руки. Я стиснула кулаки. Никогда. Я никогда не протяну руку. Не к Фейри. Никогда.

– Лжешь.

Он рассмеялся, и я закрыла глаза, сжимаясь в клубок на мягком белом песке. Мельчайшие песчинки касались моего тела, словно руки любовника, ветер, ласкающий соски, казался горячим языком. Я молилась лишь о том, чтобы до меня не достала случайная волна: от ее прикосновения я могла просто разорваться на части. Распадется ли связь между клетками моего организма, потеряю ли я человеческую форму, как потеряла суть? Разлетятся ли мои осколки по всей Вселенной, превратившись в пыль на переменчивом ветру мира Фейри?

Я перекатилась, и мои соски вжались в песок пляжа. Во время движения мои бедра слегка задели нежную ноющую плоть, скрытую меж них. И я кончила, быстро и бурно.

– Ты, ублюдок… я… ненавижу… тебя! – прошипела я.

И я снова оказалась на ногах, полностью одетая в свой облегающий комбинезон, с копьем в руке. Мое тело было спокойным, собранным: ни малейшего следа той страсти, в пожаре которой я сгорала всего секунду назад. Я снова контролировала себя.

Я без промедления сделала выпад в сторону В'лейна. Он исчез.

– Я лишь хотел напомнить тебе, МакКайла Лейн, что мы могли бы разделить с тобой, – сказал он из-за моей спины. – Это было необычно, так ведь? Как того и заслуживает необычная женщина.

Я повернулась и снова сделала выпад копьем. Я знала, что В'лейн в очередной раз просто увернется, но ничего не могла с собой поделать.

– Какую часть слова «нет» ты не понял? «Н», «е» или «т»? Это не означает «может быть». Это не означает «я люблю грязные игры». И это никогда, никогда, никогда не будет означать «да».

– Позволь принести тебе свои извинения.

Он снова оказался передо мной, на этот раз одетый в мантию – такого цвета я никогда раньше не видела и не могла бы его описать. Глядя на этот цвет, я представила себе крылья бабочек на фоне радужного неба, освещенного тысячами солнц. Глаза Фейри, когда-то янтарные, теперь были того же странного оттенка. В'лейн не мог бы показаться мне более чуждым.

– Я ничего тебе не позволю, – сказала я. – «Наш час» отменяется. Ты нарушил условия договора. Ты обещал, что не будешь практиковать на мне свои сексуальные штучки. И не выполнил обещания.

Несколько долгих мгновений В'лейн изучал меня, потом его глаза снова стали теплыми, янтарными, и сам он вновь превратился в обворожительного принца Фей.

– Пожалуйста, – сказал он, и по тому, как он это произнес, я поняла, что в языке Фей нет такого слова.

Для Туата Де Данаан не существует разницы между созиданием и разрушением, – сказал мне Бэрронс. – Для них есть лишь покой и изменение.

Точно так же этим существам было неведомо такое понятие, как извинение. Разве океан станет извиняться за то, что захлестнул упавшего человека с головой и заполнил водой его легкие?

В'лейн использовал это слово ради меня. Возможно, он даже выучил его специально для разговора со мной. И он произнес это слово, он просил меня. Я запнулась на миг, чего он, кажется, и добивался.

– Пожалуйста, – снова сказал принц. – Услышь меня, МакКайла. Я опять ошибся. Я пытаюсь понять твои пути, твои желания. – Будь он человеком, я сказала бы, что он выглядел смущенным. – Раньше мне никто никогда не отказывал. Я не привык переживать отказы.

– Да ты не давал им ни малейшей возможности отказать. Ты просто насиловал их!

– Это неправда. Я уже восемьдесят две тысячи лет не использовал Сидха-джай с женщиной, которая не желает этого.

Я уставилась на него. В'лейну восемьдесят две тысячи лет?

– Вижу, я разбудил в тебе интерес. Это хорошо, поскольку я тоже интересуюсь тобой. Ну же, присоединяйся ко мне. Давай поговорим о нас. – Он отступил на шаг и сделал приглашающий жест.

Между нами появились два шезлонга. На плетеном столе, возникшем посредине, стоял поднос с кувшином чая и двумя наполненными льдом бокалами. На песке рядом с одним из шезлонгов образовалась бутылочка с моим любимым бальзамом от солнца и стопка толстых пастельных полотенец. Из ниоткуда появились шелковые покрывала, блеснувшие на солнце и опустившиеся на наши шезлонги.

Соленый ветерок коснулся моей кожи. Я оглядела себя.

Мой комбинезон снова исчез, как и копье. Я была одета в розовое бикини, талию обвивала золотая цепочка с двумя алмазными подвесками и рубином.

Я моргнула. На моей переносице тут же появились модные темные очки.

– Прекрати, – зашипела я.

– Я просто пытаюсь предугадать твои желания.

– Перестань. Это отвратительно.

– Подари мне час под этим солнцем, МакКайла. Я не прикоснусь к тебе. Я не стану… как ты сказала… практиковать на тебе свои штучки. Мы побеседуем, и во время нашей следующей встречи я больше не совершу прежних ошибок.

– Ты говорил это и в прошлый раз.

– Я и тогда ошибся. Тех ошибок я тоже не повторю.

Я покачала головой.

– Где мое копье?

– Оно вернется к тебе, когда ты решишь уйти.

– Правда? – С какой стати он собирался вернуть мне Святыню своей расы, способную убивать ему подобных, зная, что я снова использую ее для убийства?

– Считай это жестом нашей доброй воли, МакКайла.

– Вашей?

– Моей и моей Королевы.

– Я нужна Бэрронсу, – повторила я.

– Если ты настаиваешь, я могу немедленно прекратить эту встречу, поскольку ты считаешь, что я вел себя неподобающим образом. Но я не верну тебя в Уэльс, и ты в любом случае не сможешь помочь Бэрронсу. Останешься ты или уйдешь, ты не окажешься рядом с ним. И, МакКайла, я уверен, что он скажет тебе, что ни в ком не нуждается.

Это во многом походило на правду. Интересно только, откуда В'лейн знал Бэрронса. Я спросила. Но, наверное, они с Бэрронсом прошли одинаковую школу по уклонению от ответов, поскольку принц ответил лишь:

– В Дублине непрерывно идет дождь. Посмотри.

Передо мной распахнулось маленькое квадратное окошко, так, словно кто-то раздвинул ладонями небо, за которым оказался наш мир. Сквозь окошко я увидела книжный магазин. Улицы были темными и мокрыми. Там я снова буду одинока.

– И дождь все еще идет. Стоит ли мне возвращать тебя, МакКайла?

Я посмотрела на крошечный магазин, на тенистые аллеи с обеих сторон здания, на инспектора Джайна, сидящего на противоположной стороне улицы под фонарем и наблюдающего за входом. Я вздрогнула. Мне показалось или в дальнем конце квартала я действительно заметила очертания созданного мною же призрака смерти? Я так устала от дождя, темноты и врагов, поджидающих на каждом шагу. Солнце мягко давило на кожу. Я почти забыла это ощущение. Казалось, что мой мир на протяжении долгих месяцев состоял из мрака и дождя.

Я отвернулась от хмурой картинки, взглянула на небо. Солнце всегда добавляло мне сил и уверенности, словно подпитывая какими-то витаминами, а в его лучах находились необходимые моей душе элементы.

– Оно настоящее? – спросила я, кивая на солнце.

– Так же, как и ваше.

Окошко закрылось.

– А оно мое?

В'лейн покачал головой.

– Мы в стране Фейри?

Он кивнул.

Впервые после того, как меня так бесцеремонно вырвали из привычного мира, я огляделась по сторонам. Песок под моими босыми ногами был ослепительно белым и мягким, словно шелк, океан отливал лазурью, а вода в нем была настолько чистой, что я могла рассмотреть целые города из разноцветных кораллов, над которыми шныряли среди рифов золотые и розовые рыбки. На гребне взметнувшейся волны затанцевала русалка, исчезнув лишь за миг до того, как волна плеснула о берег. Прибой оглаживал песок пляжа, покрывая его мерцающей серебристой пеной. Пальмовые деревья трепетали на ветру, засыпая песок маленькими алыми цветами.

Воздух был пропитан ароматами редких специй, экзотических цветов и соленым привкусом моря. Я прикусила губу, чтобы с языка не сорвалась предательская фраза «Здесь так красиво». Я не собиралась отпускать комплименты в адрес этого мира. Мир В'лейна враждебен нашему. Этот мир находится не на моей планете. А моя планета далеко.

И все же… Солнце всегда было моим любимым наркотиком. И если на этот раз Фейри будет играть честно – то есть не попробует снова меня изнасиловать, – то кто знает, чему я смогу здесь научиться?

– Если ты дотронешься до меня или каким-то другим образом попытаешься повлиять на мое сознание, наше общение тут же закончится. Понял?

– Как пожелаешь. – В'лейн изогнул губы, празднуя победу.

Я сняла солнцезащитные очки и посмотрела прямо на солнце, надеясь, что оно выжжет красоту его улыбки из глубины моих глаз, сотрет ее из моей памяти.

Я понятия не имела, кем или чем на самом деле являлся В'лейн, но я твердо знала одно; он Фейри, и при этом невероятно могущественный Фейри. В этой войне, где знание являлось абсолютной силой, где только информация могла помочь мне остаться в живых, где Бэрронс справлялся с большинством задач лишь потому, что очень много знал, я не могла упустить свой шанс и не попытаться расспросить Фейри. И похоже, В'лейн не имел ничего против подобного допроса.

Возможно, он мне солжет. Возможно, по поводу некоторых вещей он лгать не станет. Я все лучше справлялась с сортировкой получаемых сведений. Я училась слышать ложь в правде и правду – во лжи.

– Ты действительно живешь уже восемьдесят две тысячи лет?

– Дольше. Я упомянул лишь то время, на протяжении которого не использовал свои чары на женщинах. Садись и давай поговорим.

Помедлив немного, я осторожно опустилась на край шезлонга.

– Расслабься, МакКайла. Наслаждайся солнцем. Вполне вероятно, что это твоя последняя возможность увидеть его, тебя ждет долгий период без солнца.

Я задумалась над тем, что он имел в виду. В'лейн что, решил податься в метеорологи? Или он способен контролировать погоду, вызывать дождь? Решив остановиться на более приятной догадке, я легла в шезлонг и вытянула ноги. Я смотрела на сапфировое море, на белых птиц, парящих над волнами и ныряющих за рыбой.

– Так сколько тебе лет?

– Этого, – ответил В'лейн, – никто не знает. В данной реинкарнации я прожил сто сорок две тысячи лет. Ты же знаешь о наших реинкарнациях?

– Ты пил из котла.

Он кивнул.

Сколько, интересно, требуется времени, чтобы сойти сума? Для меня прожитые двадцать два года были достаточным испытанием. Кажется, способность забывать – это большое благо. Я обдумала последствия утраты памяти и поняла, почему Фейри не спешат с этим. Если уж кто-то провел пятьдесят или сто лет, наблюдая, учась, заключая союзы и наживая врагов, то с момента, когда он потеряет память, он не будет знать даже имен этих врагов.

А они будут прекрасно помнить, кем он был раньше.

Интересно, доводилось ли Фейри насильно поить забвением представителей своей расы, чтобы спасти их от неминуемо приближающегося безумия? Или, может быть, по другим, не настолько честным причинам?

Поскольку В'лейн прекрасно знал, где я и что делаю, меня интересовал и другой вопрос – был ли он причастен к тому кошмару, который я застала в уэльском поместье?

– Это ты украл амулет?

Он рассмеялся.

– А, так вот за чем вы там охотились. Меня это интересовало. Амулет усиливает волю, МакКайла.

– И что?

– Он мне не нужен. Моей воле не требуется усилитель. Моя воля правит миром. Амулет был создан для представителя твоей расы, поскольку в вашем случае о воле говорить не приходится.

– То, что мы не можем манипулировать реальностью при помощи мысли, еще не говорит о том, что у нас нет воли. Возможно, мы изменяем реальность, просто немного другим способом, и поэтому вы не замечаете изменений.

– Может быть. Королева подозревает, что дела обстоят именно таким образом.

– Она так считает?

– Именно поэтому она послала меня тебе на помощь, чтобы впоследствии ты помогла нам, поскольку вместе мы сможем обеспечить выживание обеих наших рас. Ты что-нибудь узнала о «Синсар Дабх»?

Несколько секунд я размышляла. Стоило ли отвечать ему? Что я могла ему сообщить? Возможно, следовало приберечь эту информацию, чтобы выудить из него побольше фактов.

– Да.

Цветы перестали осыпаться с пальм, волны замерли, птицы застыли на половине движения. Несмотря на солнце, я вздрогнула.

– Ты не мог бы снова запустить этот мир?

Было жутко до озноба. Окружающее снова пришло в движение.

– Что тебе известно?

– Ты знал мою сестру?

– Нет.

– Как такое может быть? Обо мне ты знаешь все.

– Мы узнали о тебе лишь потому, что следили за Бэрронсом. Твоя сестра, о которой мы до сих пор не слышали, не была знакома с Бэрронсом. Их пути не пересекались, соответственно, и наши тоже. А теперь расскажи мне о «Синсар Дабх».

– А почему вы следили за Бэрронсом?

– Потому что за Бэрронсом стоит проследить. Книга, МакКайла.

Но я еще не закончила. Информация о книге дорогого стоила, так что пусть раскошеливается.

– Ты знаешь Гроссмейстера?

– Кого?

– Ты что, шутишь?

– Нет. Кто такой Гроссмейстер?

– Тот, кто провел Невидимых сквозь врата. По совместительству он еще и их лидер.

В'лейн казался удивленным. Но не более, чем я. Оба они, Фейри и Бэрронс, знали невероятно много, но упускали некоторые звенья нужной информации. Они были невероятно умны относительно одних вещей и так же слепы в отношении других.

– Он Фейри? – спросил В'лейн.

– Нет.

Принц недоверчиво взглянул на меня.

– Как такое может быть? Фейри не станут следовать за человеком.

Я не сказала, что Гроссмейстер был человеком. Он определенно был кем-то еще. Но то, как В'лейн процедил слово «человек» – так, словно речь шла о самой низшей форме жизни из всех существующих, – разозлило меня настолько, что я не стала его поправлять.

– А ведь предполагалось, что ты знаешь все.

– Всесильный не значит всезнающий. Мы частично ослеплены тем, что все видим.

– Но это абсурд. Как может ослепить абсолютное зрение?

– Представь себе существо, которое способно увидеть атомную структуру окружающего вас мира, МакКайла. Способно видеть прошлое, настоящее и часть будущего и жить в этом клубке образов. Представь себе всеобъемлющее знание об изначальном устройстве мира. Представь существо, способное осознать бесконечность, – лишь считанные единицы представителей вашей расы приближаются к подобному знанию. Представь себе осведомленность о последствиях любого из возможных вариантов твоих сиюминутных действий, о том, как твой легчайший вздох отзовется во всех существующих реальностях. Но эти последствия нельзя довести до логического финала, поскольку каждое живое существо привносит бесконечный поток изменений. Лишь смерть является подобием покоя, но и этот покой далек от абсолютного.

Мне жилось довольно сложно и в моем, ограниченном человеческом существовании.

– Таким образом, – подвела я итог, – все, что ты говоришь, полная ерунда. При всем вашем превосходстве и силе вы не умнее и не лучше нас. А может, и хуже.

Секундная пауза плавно перетекла в десятисекундную. Затем В'лейн холодно улыбнулся.

– Зли меня, если желаешь, МакКайла. Я сяду на край твоего смертного одра и тогда спрошу, хочешь ли ты поменяться со мной местами. Где этот человеческий идиот, который именует себя Мастером ничтожеств?

– 1247 Ла Ру. Склад за домом. Огромный дольмен. Сквозь него Гроссмейстер проводил Невидимых. Ты не против разрушить для меня этот дольмен?

– Слушаю и повинуюсь.

В'лейн исчез.

Я уставилась на пустой шезлонг. Он что, действительно отправился уничтожать дольмен, сквозь который в наш мир вошли Невидимые? Он собрался еще и убить Гроссмейстера? И тогда справедливость, которой я добивалась, будет достигнута автоматически? А я даже не смогу стать свидетельницей этого? Я не хотела, чтобы так случилось.

– В'лейн! – закричала я, но ответа не дождалась.

Он ушел. И я прикончу его, если он уничтожит убийцу моей сестры без меня! Темная лихорадка, которую я подхватила в тот вечер, когда впервые ступила на мостовую Дублина, превратилась в болезнь иного рода: в кровавую лихорадку – и я жаждала крови, пролитой во имя моей сестры. Пролитой моей рукой.

Дикая Мак, живущая во мне, все еще не обрела голоса, все еще не говорила моими губами, но теперь мы с ней нашли общий язык, и в главном мы с ней полностью сходились. Мы вместе уничтожим убийцу нашей сестры.

– Младшая? – спросил нежный, мелодичный голос.

Голос, которого, как мне казалось, я никогда не услышу вновь.

Я вздрогнула. Голос раздался справа от меня. Я уставилась на волны. Я не буду туда смотреть. Я в стране Фейри. Здесь ничему нельзя верить.

– Младшая, перестань. Я здесь, – снова позвала меня сестра и рассмеялась.

Я чуть не сложилась вдвое от боли, которую вызывал этот смех. Он принадлежал Алине: милый, чистый, наполненный бесконечным летом и солнечными лучами, полный уверенности в том, что жизнь прекрасна.

Я услышала шлепок мяча о ладонь.

– Крошка Мак, давай сыграем. Сегодня прекрасный день. Я принесла пиво. Ты захватила лаймы из бара?

Меня зовут МакКайла Эвелина Лейн. Ее – Алина МакКенна Лейн. Я младше ее на два года. Иногда она называла меня «крошка Мак». Раньше я часто таскала лаймы из холодильника с закусками в «Кирпичном». Каждую субботу. Это глупо, я знаю. Я хотела бы никогда не взрослеть.

Из глаз брызнули слезы. Я глубоко задышала, с силой вдыхая и выталкивая воздух из легких. Я стиснула кулаки. Я покачала головой и посмотрела на море. Ее там нет. Я не слышу ударов мяча о песок. Я не чувствую, как ветер доносит до меня запах ее духов…

– Песочек прекрасный, Младшая. Мелкий-мелкий. Ну давай же! Сегодня придет Томми, – дразнилась она.

В Томми я была влюблена много лет. Но он встречался с одной из моих лучших подруг, так что я притворялась, будто терпеть его не могу. Однако Алина обо всем знала.

Не смотри, не смотри. Есть призраки, а есть вещи гораздо страшнее призраков.

Я обернулась.

За волейбольной сеткой, колышущейся от нежного тропического ветерка, стояла моя сестра. Она улыбалась, хотела сыграть со мной. Она была одета в свое любимое ядовито-лаймовое бикини, ее белокурые волосы были пропущены сквозь отверстие над застежкой линялой бейсболки «Дон Руан» – она носила эту кепку два года назад, во время отпуска в Кей Уэст.

Я заплакала.

Алина выглядела изумленной.

– Мак, милая, что случилось? – Она бросила волейбольный мяч, поднырнула под сетку и поспешила ко мне по песку. – Что такое? Кто-то обидел тебя? Я нашлепаю их лягушачьи петунии. Скажи мне кто. Что они сделали?

Мои рыдания перешли во всхлипы. Я смотрела на свою сестру и дрожала от невыносимой тоски по ней. Алина упала на колени рядом со мной.

– Мак, ну ты просто убиваешь меня. Скажи мне, что случилось?

Ее руки обвились вокруг меня, и я расплакалась, уткнувшись ей в шею, утонув в запахе персикового шампуня, духов «Бьютифул», масла для загара с ароматом гавайских тропиков и жвачки, которую моя сестра всегда жевала на пляже, чтобы мама не учуяла от нее запаха пива.

Я чувствовала ее тепло, гладкость ее кожи. Я касалась ее. Я зарылась пальцами в хвостик из ее волос и всхлипнула. Мне не хватало ее волос. Мне не хватало моих волос. Я скучала по ней. Я скучала по себе.

– Скажи мне, кто тебя так расстроил, – сказала Алина, и я поняла, что она тоже плачет.

Мы никогда не могли вынести слез друг друга и потому договорились всегда защищать одна другую, всегда друг о друге заботиться. Насколько я помню, договор наш вступил в силу еще тогда, когда ей было три года, а мне один – когда нас оставили в чужом для нас мире, – чтобы спрятать, как я начала подозревать.

– Это правда ты, Алина?

– Посмотри на меня, Младшая. – Она отстранилась, вытерла одним из полотенец мои слезы, потом свои. – Это я. Это настоящая я. И я здесь. Господи, как я по тебе соскучилась! – Она снова рассмеялась, и на этот раз я рассмеялась вместе с ней.

Когда вы внезапно, без предупреждения, теряете любимого человека, вы мечтаете вновь увидеть его, пусть хоть раз, но, пожалуйста, Господи, дай увидеть его. Каждую ночь после похорон Алины я лежала без сна в своей спальне, в двух шагах от ее комнаты, и желала ей спокойной ночи, зная, что она уже никогда не сможет ответить мне.

Я лежала среди разбросанных фотографий, снова и снова воскрешая в памяти ее лицо, как будто, если мне удастся все сделать правильно, я смогу позвать ее в свои сны и использовать эти воспоминания как путеводную нить, чтобы добраться до нее.

Иногда я не могла увидеть лицо Алины и плакала, просила ее вернуться ко мне. Я предлагала Богу какие угодно сделки – но он никогда не соглашался на них. В отчаянии я молила хоть кого-нибудь, кто согласится заключить со мной договор, взять что угодно, но вернуть мне сестру.

И кто-то меня услышал. Вот мой шанс снова увидеть ее. И мне все равно как. Мне все равно почему. Я впитывала каждую деталь встречи.

На левой щеке у Алины, на самом верху, была родинка. Я прикоснулась к ней. На носу у моей сестры были веснушки, которые сводили ее с ума, на нижней губе был тоненький шрамик – я нечаянно стукнула ее гитарой, когда мы были детьми. У Алины были ярко-зеленые глаза, почти такие же, как у меня, но с большим количеством золотистых вкраплений. И у нее были длинные светлые волосы, так похожие на те, которые я срезала.

В ушах у Алины были крошечные серебряные сережки в виде сердечек – от Тиффани. Я шесть месяцев собирала деньги, чтобы купить их на ее двадцать первый день рождения.

Это была Алина, от макушки до ногтей на ногах, выкрашенных ее любимым летним лаком, розовым «Cajun Shrimp». Он жутко не подходил к зеленому бикини, о чем я ей и сообщила.

Она снова рассмеялась и вскочила с песка.

– Давай, Младшая, пойдем сыграем.

Я села, застыв на миг.

Я не могу описать все мысли, которые возникли тогда в моей голове.

«Это нереально, этого не может быть. Или – может? Возможно, это опасно. Неужели это моя сестра из другого измерения, другая ее версия, но все же Алина? Поспеши, спроси ее о дневнике, и о Гроссмейстере, и о том, что случилось в Дублине. Не спрашивай у нее ничего, она может исчезнуть».

Все эти мысли быстро пронеслись и исчезли, оставив после себя лишь одно желание – сыграть с Алиной. Здесь и сейчас. Принять все таким, каким оно кажется.

Я встала и помчалась по песку, взбивая его пятками. Мои ноги были длинными, тело – сильным, сердце – целым.

Я играла в волейбол с моей сестрой. Мы пили «Корону» на солнце. Я не принесла лаймов, конечно, но мы нашли в холодильнике целую миску с ними и выжали в бутылки, глядя, как мякоть сползает по замерзшему стеклу. Пиво никогда больше не казалось мне таким вкусным, как в тот день с Алиной, в стране Фейри.

В итоге мы улеглись на песке, купаясь в солнечных лучах, а пальцы ног оказались в щекотавшем их прибое. Мы говорили о маме и папе, мы говорили о школе, мы говорили о классных парнях, которые слонялись поблизости и пытались зазвать нас очередной раз сыграть в волейбол.

Мы говорили о желании Алины переехать в Атланту и о том, как я уволюсь с работы и перееду к ней. Я всегда притворялась, что собираюсь начать серьезнее относиться к жизни, и вот – я снова та, кем была когда-то, выбрав путь наименьшего сопротивления, легкий выход, и я пыталась удержать то, что доставляло мне удовольствие, и плевала на последствия.

Я перекатилась на песке и снова взглянула на сестру.

– Это сон, Алина?

Она повернулась ко мне и улыбнулась.

– Нет.

– Это реальность?

Она снова улыбнулась, но уже грустно:

– Нет.

– Тогда что это?

Она прикусила губу.

– Не спрашивай меня, просто наслаждайся этим днем.

– Я должна знать.

– Это подарок от В'лейна. День на пляже в моей компании.

– Иллюзия, – сказала я.

Словно вода для человека, который два с половиной дня умирает от жажды в пустыне. Он выпьет воду и не подумав отказаться, даже если будет знать, что она отравлена. Я понимала, что не стоит этого делать, но все же попыталась:

– И если я спрошу тебя о том, как ты познакомилась с Гроссмейстером или как найти «Синсар Дабх»?..

Алина пожала плечами.

– Я ничего не знаю об этом.

Я не удивилась. В'лейн, должно быть, вытащил ее из моих воспоминаний, а это значило, что она знает лишь то, что знаю я, и бесполезно спрашивать о чем-то, что выходит за рамки моих воспоминаний о ней.

– Как долго я здесь пробыла? – Как творение В'лейна, Алина должна это знать.

Она снова пожала плечами.

– Дольше, чем человеческий час?

– Да.

– Я могу уйти?

– Да.

– Я могу остаться здесь?

– И получить все, что только пожелаешь, МакКайла. Навечно.

Алина никогда не называла меня «МакКайла». Впрочем, как и мои родители, как и друзья. Так называл меня только В'лейн. Неужели он прячется за этими сияющими глазами? И все же я хотела остаться здесь, раствориться в этом пляже, в этом солнце, проживать этот день снова и снова, до самой смерти. Забыть про дождь и страх, про боль и неопределенность моего будущего. Я могла умереть счастливой, лежа в гамаке под этим солнцем, через семьдесят лет, в окружении своих потерянных мечтаний.

– Я люблю тебя, Алина, – прошептала я.

– Я тоже люблю тебя, Мак, – прошептала она в ответ.

– Мне так жаль, что я подвела тебя. Так жаль, что я пропустила твой звонок. Мне так жаль, что я не поняла вовремя, что все идет не так.

– Ты никогда не подводила меня, Мак. И никогда не подведешь.

Слезы снова покатились у меня из глаз. Откуда взялись эти слова? Неужели принц Фейри может понимать человеческие чувства, которые с такой легкостью проецирует?

Я обняла Алину, глубоко вздохнула и попыталась запомнить все это, во всех мельчайших деталях сохранить ощущения в памяти.

А затем я крепко зажмурилась и потянулась в ту чужую и чуждую часть моего мозга, которая отвечала за пламя моих способностей. Я начала раздувать это пламя. Когда оно взвилось жаркими языками, я пробормотала: «Покажи мне правду» – и открыла глаза.

Мои объятия были пусты. Алина исчезла.

На песок передо мной опустился на колени В'лейн.

– Никогда больше со мной так не поступай, – тихо проговорила я.

– Разве тебе не понравилось время, проведенное с ней?

– Это была не она.

– Скажи мне, что тебе это не понравилось.

Я не могла этого сделать.

– Тогда поблагодари меня.

Это тоже было выше моих сил.

– Сколько прошло времени?

– Я мог вернуть тебя, но не захотел лишать тебя удовольствия. В последнее время в твоей жизни было мало светлых моментов.

– Ты сказал, что отнимешь не больше часа моего человеческого времени.

– Это я и имел в виду. Ты сама решила остаться в Фейри, когда пошла за своей сестрой по песку. Я понимаю, что люди высоко ценят свободу выбора. И не стал лишать тебя этого удовольствия.

Я хотела оспорить его хитроумные методы, но он прижал палец к моим губам. Палец был теплым, сильным, и в прикосновении не было абсолютно ничего от Фейри. Ради меня В'лейн скрыл свою природу. Теперь я ощущала его как мужчину, сильного, уверенного, сексуального мужчину – но не более того.

– Некоторые раны нуждаются в целебном бальзаме. Иллюзия прекрасно справляется с ролью такого бальзама. Скажи мне, твое горе от потери сестры стало немного меньше?

Я обдумала его слова и замерла, поняв, что он сказал чистую правду. И в то же время я знала, что Алина, с которой я только что играла, плакала, с которой обнималась и у которой просила прощения, не была настоящей. Однако этот солнечный день, проведенный с ней, принес мне такое облегчение, о котором я даже подумать не могла. Хоть я и знала, что Алина, которая простила меня, не была моей Алиной, ее слова все же успокоили меня.

– Никогда больше, – повторила я.

Иллюзия может быть бальзамом на душевные раны, но она может быть и опасна. А в моей жизни и без того достаточно опасностей.

В'лейн сверкнул улыбкой:

– Как пожелаешь.

На секунду я закрыла глаза, пытаясь избавиться от образа Алины, не думать о ней: ни о ее запахе, ни о внешности, ни о том, как затихал ее смех. Я все еще ощущала аромат ее духов, оставшийся на моей коже после объятий. Позже я буду воскрешать в памяти каждый момент встречи и утешаться этими мгновениями. Я открыла глаза.

– Что с Гроссмейстером?

– Склад оказался пустым. Я уничтожил дольмен. По всем признакам, там никто не появлялся уже несколько недель. Подозреваю, что Гроссмейстер никогда не возвращается в места, о существовании которых стало известно. Расскажи мне все, что ты знаешь о нем.

– Я устала, – сказала я. – И час прошел. – И не только час. – Верни меня обратно.

– Расскажи мне о «Синсар Дабх». Ты моя должница.

Я рассказала ему все, что знала: о том, как почувствовала, что книгу провозят по улицам Дублина, очень быстро, в автомобиле или чем-то подобном. Это было около двух недель назад. В'лейн задал мне уйму вопросов, на которые я не смогла ответить, поскольку из-за близости к «Синсар Дабх» почти лишилась сознания, – кстати, его этот факт откровенно смутил.

– Мы снова встретимся с тобой, МакКайла, – сказал В'лейн.

А затем принц Фейри исчез и я очутилась в совершенно другом месте. Я моргнула. Я так и не выяснила, сколько времени мы провели с В'лейном, но он на самом деле вернул меня не в Уэльс. Я оказалась у двери «Книг и сувениров Бэрронса». Возможно, В'лейн просто хотел позлить Бэрронса.

Несколько мгновений у меня ушло на то, чтобы собраться и сфокусировать зрение. Кажется, человеческое сознание не приспособлено к такой быстрой смене окружающей действительности, – мы ведь не умеем пользоваться подобным способом путешествий, – на несколько секунд сознание становилось замутненным, словно ночная трансляция по телевизору, которую перебивали помехи. Это опасные несколько секунд, поскольку их вполне достаточно для того, чтобы на вас напали.

Моя рука быстро потянулась к копью. Я обрадовалась, обнаружив его на поясе. Поясе, повязанном поверх («Ха-ха, В'лейн!» – злобно пробормотала я) розового бикини.

– Скотина. – Неудивительно, что я так замерзла.

Затем мой мозг наконец справился с осознанием новой обстановки, и я вскрикнула. «Книги и сувениры Бэрронса» были практически в руинах!

Столы были перевернуты, книги сброшены с полок и разбросаны повсюду, статуэтки и безделушки сломаны. Даже мой маленький телевизор, стоявший за конторкой, был разбит.

– Бэрронс? – осторожно позвала я.

Была ночь, и все лампы горели. Моя иллюзорная Алина сказала мне, что прошло больше часа. Неужели это та самая ночь, просто перед рассветом? Или это следующая ночь после нашей неудавшейся попытки ограбления? Успел ли Бэрронс вернуться из Уэльса? Что вырвалось из подвальных дверей, когда меня так грубо выдернули из нашей реальности?

Я услышала звук шагов – тяжелых подошв по паркету – и в ожидании повернулась к межкомнатной двери.

В дверном проеме появился Бэрронс. Его глаза казались черным льдом. Несколько секунд он просто смотрел на меня, изучая с ног до головы.

– Прекрасный загар, мисс Лейн. Так где вас черти носили весь последний месяц?