Часть I

Глава 1. Та надпись означает совсем другое

1

Я оглядел энергетическую батарею аэрационной установки. Стер пыль с ее процессора. Попинал вентиляционный короб. Включил и выключил модуль управления. Задумчиво почесал затылок. И сообщил подчиненным:

— Похоже, братцы, движок мы успешно запороли.

— Нарочно б захотели такое провернуть — не удалось бы и с тысячного раза, — хмыкнул долговязый капрал Коста.

— Вечно, прапорщик с тобой такая вот фигня происходит проворчал рядовой Жуй Вэн, обвиняющее глядя на меня. — И чего теперь делать?

Жуй Вэн демонстративно отвернулся от меня, уставившись на экран робота-диагноста. На экране появлялись и исчезали сведения о протестированных роботом деталях сломанной установки.

— Как что!? Ты же, Жуй… — я прожег своего подчиненного возмущенным взглядом. — Ты же, это, ты же русский космофлотец, а не какой-нибудь там дебил из Голубой Конфедерации. Ты должен такую фишку, как черную кошку, с полуоборота рубить даже в темной комнате. Даже если ее там нет, все равно рубить.

— Чего нет? — Жуй отвлекся от экрана и недоуменно посмотрел на меня. — Комнаты?

— Проехали, Жуй, — махнул рукой я, понимая абсолютную невозможность объяснить капралу соль своей шутки. — Введи комбинацию «АС-3058843» в формирователь эмульсии, жмякни пимпу «Пуск!», набей на ограничителе катализа «0,43 %» и ни о чем больше не парься. Трубы станут на режим самоочистки до прихода на ассенизационную станцию ремонтников. Ну, а когда они все починят… Вот тогда я и скажу тебе, что надо будет делать, а то ты, один хрен, все успеешь к тому времени позабыть.

Коста расхохотался.

И чего смешного я сказал?

2

На нашей с Жуем «Апельсиновке» — находящейся на планете Кобо системы звезды Кнарр научно-исследовательской станции Российской Империи — имеется немало людей, корчащих из себя недосягаемых для простых смертных жрецов науки и техники.

Речь идет, например, о вечно задирающие нос перед обычными космофлотовцами представителях Академии наук, изучающие в здешних местах следы канувшей в Лету кобонкской цивилизации.

Но мы с Жуем и другие бойцы нашего батальона хозслужбы, никогда не занимаемся такими недостойными настоящего русского космопроходца вещами. И всегда готовы разъяснить суть своей работы самыми доступными словами.

Мы не задирает нос перед теми, кто не слишком сведущ в нашей работе. Не надуваем важно щеки. И не разглагольствуем с важным видом про «одноэлектронное туннелирование в условиях кулоновской блокады» или «полупроводниковые квантовые точки».

Почему? Да потому что прекрасно знаем о том, что в технологически продвинутой Империи профессия нанотехника ныне не только не почетна, но даже и почти презираема.

Ниже нанотехников на профессиональной (и, соответственно, социальной) лестнице стоят лишь госчиновники Метрополии и служащие провинциальных муниципалитетов, принудительно набираемые из числа преступников, осужденных на общественные работы.

Ремесло бюрократа настолько презираемо в обществе, что на повестку дня со всей серьезностью встал вопрос о том, чтобы всю административную работу в Империи отдать на откуп искусственным интеллектам. Я бы давным-давно так и сделал. Но кто меня послушает-то?

Чуть-чуть выше по карьерной лестницы (лишь на одну ступеньку) профессии нанотехника находится такая специальность, как программист.

Зато это уже вымирающая профессия, поскольку даже в случаях серьезных сбоев в компьютерных сетях, те автоматически восстанавливались с помощью аварийных систем, самостоятельно принимающихся за работу. И программистов сейчас в метрополии в основном используют в качестве разнорабочих.

Машины проектируют задачи и технологию их реализации для машин.

Машины конструируют машины для достижения поставленных машинами целей.

Машины программируют машины, сконструированные для достижения поставленных машинами целей.

И люди в данных процессах играют уже лишь эпизодические роли, а со временем, вероятно, потеряют и их…

3

Однако ж, братцы, вернемся к герою сего поучительнейшего романа, то бишь ко мне — прапорщику Семену Павловичу Поленову.

Если говорить откровенно и честно, то сей прапорщик очень скромный и славный человек, а также — наидобрейший и наипокладистейший.

Меня обожают женщины (в смысле одна, но стоящая десяти тысяч других) и уважают друзья (их у меня целых два). Про меня одобрительно отзывается (вернее отзывалось до недавней поры) суровое начальство.

Я славен даже в малом. Вот, например, когда все мои коллеги шарахались от въедливых и чрезвычайно любопытных членов прилетевшей на пару суток съемочной группы школьного телеканала «Юный галактик», кто я взял на себя нелегкую ношу общения с говорунами-телевизионщиками?

Я взял. И не просто взял, но и рассказал им доступным языком о том, как подразделения моего батальона проводит в полевых условиях сборку молекулярных конструкций размером десять в минус девятой степени из типовых атомарных конструкций заводской штамповки.

Несколько слов о данном батальоне, раз уж зашел о нем разговор.

В сем батальоне уже шестой год ударно трудятся три роты: первая — ремонтная (наладка нанотехнологического оборудования); вторая — санитарно-гигиеническая (поддержание в помещениях станции и прилегающих к ним территориях дружественной людям микробиологической среды); третья — гумификационная.

Дружное отделение под моим командованием входит именно в третью роту, в ее второй взвод.

Доблестные бойцы сей роты с помощью различных модификаций нанороботов-ассенизаторов (те производят гуминовые кислоты, гумин и фульвокислоты, доставляют их молекулы в нужные места и ускоряют их полезную деятельность) очищают топливные сети и канализационную систему станции от всякой гадости.

Гадость эту нанотехники переводят в полезный для посадочных культур перегной, облагораживая кобонковскую землю и делая ее плодородной в отношении земных растений (белок флоры и фауны Кобо был абсолютно непригоден для питания людей, зато местная живность уплетала человеческую пищу с явным удовольствием).

4

Вот и сейчас мы с занудой Жуем занимались своим неблагодарным, хотя и весьма полезным и в чем-то даже благородном, делом на ассенизационном узле.

Кстати, поломка движка аэрационной установки ничуть не сбила меня с панталыку. И я решил проэкспериментировать в одном из коллекторов с лично модифицированным штаммом нанороботов, предназначенном для очистки канализационных труб станции от поселившейся в ней плесени.

И этим поставил в тупик педанта Жуя, привыкшего идти проторенными дорожками и впадавшим с ступор при малейшем изменении традиции.

— Нас ремонтники укокошат, если мы еще и коллектор грохнем, — заявил Жуй.

Жуй был неплохим работником — терпеливым, аккуратным и дисциплинированным. Однако имел один серьезный недостаток — с большим трудом воспринимал малейшие отклонения от инструкций и вообще был рабом традиций и шаблонов.

Вот и сейчас Жуй начал активно критиковать мои действия. Его поддержал Коста, которому хотелось побыстрее уйти в дежурку и доиграть.

— Эх вы! — раздосадовано вздохнул я, чувствуя, как агонизирует мой энтузиазм.

Я сложил в сумку инструменты и сказал:

— Черт с вами — лентяями! Возвращаемся!

Мы сели в шарабан и полетели к станции.

— Мы вот тут с тобой с дерьмом сражаемся, Жуй, а красивая и славная жизнь проходит мимо, — заявил Коста.

— Как так? — Жуй озадаченно посмотрел на Косту.

— Археологи, небось, всякие сокровища из-под развалин вытаскивают сундуками, — Коста указал пальцем в сторону находящегося в трех километрах от нашей «Апельсиновки» Саркофага.

— Откуда знаешь? — засомневался Жуй.

— А почему тогда нашему Сене туда соваться запретили? — спросил у Жуя Коста. — А ведь ему больше всего на свете сейчас хотелось бы принять участие в изучении главной кобонкской загадки — содержимого Саркофага.

Коста был прав. Я и в самом деле очень хотел разгадать эту загадку. И начальство действительно мне запретило даже близко подходить к этому артефакту.

Что интересно, до недавнего времени я был совершенно равнодушен ко всем древним цивилизациям во Вселенной. Острое любопытство к Саркофагу и культуре аборигенов Кобо у меня появилось только три месяца назад — одновременно с гнетущим чувством тревоги.

5

Хорошо помню тот момент, с которого все это началось.

Я сидел в полковой столовой и лениво посматривал на телек нашего станционного видеоканала в ожидании заказанного ужина. По телеку крутили наши местные новости.

На телеэкране бородатый профессор-лингвист из прикомандированной к апельсиновцам банды научных сотрудников нудно бубнил про то, как они с коллегами расшифровали надпись на стене Саркофага, а в надписи той, мол, говорится про то, что внутри Саркофага находится «любимый друг кобонков».

«И слушают, не слыша, и смотрят, не видя, — раздался в моей голове Семена чей-то грозный, отдающий металлом голос. — Та надпись означает совсем другое».

«Штабной канал связи, что ли, опять пробило?» — не особо обеспокоился я, полагая, что опять идет тестирование новой системы внутренней связи, которая сбоила и выводила разговоры между связистами на слуховые нервы совсем не причастных к тестированию сотрудников станции.

Каждый такой сбой наполнял их головы громкими разговорами на разные темы (связисты трепались обо всем, кроме своей непосредственной деятельности очередь).

«Канал связи тут ни при чем, — раздалось из моей же собственной головы. — Просто тебя, Сеня, по-моему, ждет очередная передряга. Не слабее той, что было на Анаконде. Ежели суровый рок сделал тебя своим избранником, то это надолго. Не исключено, что навсегда».

Я насторожился (на планете Анаконде меня чудом не укокошили). И решил послушать, о чем возвестит таинственный голос.

Но тот, сволочь, умолк. И до сих пор пока не объявлялся.

Зато появились сны. Один тревожнее и кошмарнее другого.

И сегодня я решил принять серьезные меры, чтобы разобраться со своим состоянием. Надо было только по быстрее расстаться с Костой и Жуем и слинять к себе — в комнату в жилблоке.

6

Мы сошли с шарабана. И направились к жилблоку.

— А мне говорили ржавчина там одна да бетон, — после долгого размышления возразил Косте Жуй. — Иногда мины попадаются и ловушки.

— Такие разговоры, как пить дать, для отвода глаз, — продолжал врать Коста, лукаво щуря глаза.

— Чего их отводить-то? — настороженно спросил Жуй.

— Чтоб такие, как мы с тобой, туда не залазили, — таинственным шепотом сообщил ему Коста.

Жуй внимательно посмотрел в сторону раскопок, словно надеясь различить среди холмов блеск золотых монет и самоцветов.

Но увидел лишь вертикальное ребро и две отливающие на солнце серебром грани Саркофага, покрытые полностью расшифрованными, как казалось специалистам, иероглифами.

Выражение лица у Жуя непрерывно менялось, становясь то мечтательным, то озадаченным, а под конец — разочарованным (капрал подключил имплантированный в мозг чип связи к интеллекту библиотеки станции и мысленно проконсультировался с ним насчет правдоподобности предположения Косты).

— Зачем неправду говоришь? — укоризненно посмотрел на Косту Жуй.

— Ты, чо?! Я и в мыслях не держал! — не смог сдержать хохот Коста. — Вот еще! Делать мне нечего, как своим ребятам брехать!

— И какие-такие тогда сокровища там лежат? — Жуй указал пальцем на зону рядом с Саркофагом.

— Разные… — Коста задумался. — А ну тебя! Все равно ты ничего не понимаешь в артефактах.

Жуй обиженно надулся.

— Пошли в бассейн, командир, искупаемся, — предложил мне Коста.

— Не, я лучше к себе пойду, — отказался я. — Посплю. Устал. Что-то я нынче не в своей тарелке. Доделаешь все один?

— Не вопрос.

— Тогда флаг тебе в руки. А я — спать.

Глава 2. Уходи от меня, бзик! Уходи, проклятый!

1

«Вот и Жуй туда же, — размышлял я по дороге к своей берлоге, — чуть ли не прямым текстом меня неудачником назвал. Но какой же я неудачник?! Да я самый что ни на есть везунчик! Одна любовь Златки чего стоит! Такая женщина! Подобных ей нет больше во всей Галактике!»

Я вспомнил о том, что...

«А между прочим, Златка сегодня свободна от дежурства Надо будет пригласить ее погулять», — решил я и вспомнил, как познакомился со Златкой…

2

Подчиненное мне отделение должно было прочистить биофильтр станционного дома культуры. И я пошел к его коменданту, дабы прояснить кое-какие технические вопросы.

Проходя по коридору с афишей, объявляющей о том, что через неделю народонаселение «Апельсиновки» потрясет премьерой спектакля наш самодеятельный театрик, я наткнулся на группу одетых в старинные одежды актеров.

— Всем здрасте! — поприветствовал я их. — Не подскажите, где мне найти…

Вдруг ко мне ни с того, ни с сего рванулась дамочка со старинным кинжалом в руке.

Она бросила мне в лицо:

— Неверный обманщик! Ты отрекся от меня ради другой! У меня под сердцем твое дитя! Я убью нас обоих, вероломный подлец!

Я от неожиданности уронил на пол планшетник с техдокументацией.

А эта дамочка (ослепительной, между прочим, красоты и грации) вонзила себе в грудь кинжал.

У меня слегка подкосились ноги и на них, на полусогнутых, я рванулся к «самоубийце».

Но тут раздались аплодисменты остальных актеров. А дамочка радостно улыбнулась и «вытащила» из груди голографическую имитацию кинжального лезвия.

Я облегченно вздохнул. Над моим растерянным видом вся труппа, включая ее режиссера, хохотала минут пять.

А потом состоялось мое знакомство с членами организованного при доме культуры станции творческого сообщества из четырех десятков ее сотрудников, в свободное от работы время участвующих в постановке спектаклей и театрализированных торжеств, связанных с общеимперскими праздничными датами.

Сами они называли себя «актерами любительского драмтеатра «Астра».

Но остальные сотрудники употребляли на их счет более прозаичное обозначение: «местная самодеятельность».

Ну а приведшая в замешательство нашего героя мнимая самоубийца в старинном платье как раз и была Златка, женщина, покорившая мое сердце.

3

По дороге к подъезду пятиэтажки, на втором этаже которой располагалась моя скромная халупа, я усиленно размышлял.

Такого за мной в прежние времена не водилось. Увы-увы, раньше я не слишком-то любил утруждать себя шевелением мозгами. И лишь в последние три месяца стал предаваться всяческим размышлениям, порой весьма и весьма отвлеченным от действительности.

Усиление мыслительной активности в моей голове толкало все остальные части моего тела на действия, раздражающие начальство и вызвавшие недоумение у его сослуживцев.

Во-первых, я увлекся археологией. И за считанные дни усвоил ее общий курс (на него у обычного студента уходит не менее трех лет). А затем — принялся изучать состояние дел с раскопками на Кобо, используя как открытые источники, так и закрытые (дважды был застукан на взломе секретных баз данных станционного интеллекта, но ухитрился отвертеться, ловко прикинувшись идиотом).

Ко всему прочему я стал все чаще азартно спорить с работающими на «Апельсиновке» учеными, доказывая им их неправоту в трактовке тех или иных находок на Кобо.

Во-вторых, меня начал мучить зуд изобретательства. Я теперь постоянно прибегал к начальству (при этом зачастую минуя взводную и ротную инстанции, а направляясь прямо к комбату, а то и к самому комполка) с многочисленными рационализаторскими предложениями.

Начальство всеми силами отбивалось от чересчур инициативного прапорщика (мне даже был объявлен за нарушение субординации выговор) и затыкало моим отделением все дыры, даже те, которых еще или пока не имелось в наличии, заставляя трудится и во внерабочее время.

Естественно, всем бойцам моего отделения, подобный порядок вещей нравиться не мог. И я слышал от своих товарищей немало обидных слов в свой адрес.

«Вот и сейчас — Жуя моя инициатива напугала, а Коста даже не обратил на нее внимания, — с горечью думал я, неспешно шагая по дорожке, посыпанной темно-коричневыми пластиковыми гранулами. — Интересно, а почему именно в последнее время меня тянет ломать голову над всякой всячиной? Ведь раньше я ничем не отличался от Жуя. Нет, от Жуя отличался. Я не такой паникер, как он. Но вот на Косту я точно походил. А сейчас? Никто меня не понимает. Ну, кроме Златки, конечно. И, честно говоря, я и сам себя ни фига не понимаю».

«Зато я тебя понимаю, Сеня, — раздался в моей голове металлический голос. — Жаль, что ты меня пока не можешь понять. А времени все меньше и меньше. Напряги мозги, прапор. Потом уже поздно будет».

Я замер на месте, ибо после услышанного ко мне вдруг пришло предчувствие, что если в сей миг напрягусь и нырну в глубину своего разума, то найду там ответы на все мучающие меня вопросы. Но я испугался того, что это предчувствие является симптомом какой-нибудь страшной психической болезни. И стоит мне только поддаться ей, как меня тут же выкинут со службы.

4

«Уходи от меня, бзик! Уходи, проклятый!» — я потряс головой, разгоняя наваждение. И продолжил движение.

У входа в свою пятиэтажку я остановился, чтобы успокоить разыгравшее воображение, дабы не вызвать к себе любопытства «дневального» — роботизированной опознавательной аппаратурой, охраняющей жилблок как от вторжения в него лиц, не имеющих допуска, так и от посещений различного зверья, прикормленного обитателями дома. А то подумает еще, будто я под кайфом и стуканет куда не надо.

Я повернулся в сторону Саркофага и посмотрел на него. Надо сказать, что в последнее время я стал испытывать постоянную внутреннюю потребность видеть Саркофаг. Вот и сейчас перед тем, как предстать перед «дневальным», мне не удалось удержать себя от того, чтобы не посмотреть на гигантское строение кобонков.

Оное благодушно блистало своими гранями в лучах местного полуденного солнца.

«Ну меня-то ты своим сверканием не заморочишь, — сердито подумал я. — Это ты наших профессоров с академиками морочь. А уж я-то тебя, сволочь, насквозь вижу. Твой постоялец — «Шролл» — та еще штучка».

«Обитель Любимого Друга», — так перевели ученые «Апельсиновки» надпись на Саркофаге, звучавшую по-кобонкски: «Шра Шролл». И с ними было согласно большинство специалистов Империи.

Слова «Шра» и «Шролл» имело около двадцати значений каждое. Тем не менее ученые остановились всего лишь на двух (тем самым подтекстуально обозначив такой объект, как Саркофаг, в качестве банального культового сооружения), что, скажу, забегая вперед, принесет «Апельсиновке» катастрофу.

А вот я с каждым днем все больше ощущал исходящую от Саркофага угрозу. И пытался бить в колокола, отсылая по десяткам адресов в Империи тревожные письма со своими сомнениями в правильности работы с кобонкским кубом, который вот-вот должны были вскрыть.

Ничего, кроме неприятностей на свою голову от сих посланий я не получил. Впрочем, не надо о грустном…

«Эта кубическая дурища не может содержать внутри себя ничего хорошего, — я одарил ненавидящим взглядом Саркофаг, словно тот был моим злейшим противником. — История нас учит тому, что все войны во Вселенной были лишь инструментом — тактическим или стратегическим — политики. Политика же является отражением верований и виденья мира формирующей ее элиты. Кобонкская элита, если судить по доставшимся нам от кобонков источникам, верила только в то, что единственная доблесть на свете — это война. И какая отсюда, к черту, «Обитель Любимого Друга», а?! Любимыми друзьями этих помешанных на битвах аборигенов были пушки да ракеты. Но им не строили храмы, предпочитая использовать их по прямому назначению».

Я сдвинул форменный берет на лоб. В задумчивости почесал макушку.

«Взять, скажем, аналогию с Землей, — продолжил я ход своих невеселых мыслей. — Там уничтожение человека человеком носило характер естественной необходимости, поскольку жрать было нечего. Миллион лет человечество жило по принципу Гераклита: «Война начало всех начал». Кстати, его земляк, Аристотель, вообще считал войну одним из немногих легальных способов заиметь собственность… У кобонков же войны приобрели иррациональный характер, сделавшись регулятором жизни всей цивилизации. Это больше похоже на затянувшееся безумие, чем на войну».

Породив на свет такую серьезную мысль, я обругал пугающий меня артефакт кобонков грубыми словами, пообещал себе больше никогда не волноваться из-за такой ерунды и вошел в подъезд своей пятиэтажки.

Глава 3. Вижу чертей… немножко

1

Я поступил нехорошо — взял, да и нагло соврал Косте и Жую. Ибо покинул я их компанию вовсе не для того, чтобы благодушно окунуться в объятия Морфея.

Войдя в свою квартиру, я снял ботинки и форму, облачившись в тапочки и спортивный костюм. После этого придал своем лицу архисосредоточенное и донельзя напряженное выражение. Запер дверь в квартиру. Затем активизировал свой домашний терминал. Отключил его от станционной локальной компьютерной сети. И запустил на нем программу «Ваш надежный доктор».

Видеопроектор изобразил перед прапорщиком виртуального врача — благообразного старичка в белом накрахмаленном халате.

— Слушаю, молодой человек, — поприветствовал меня виртуальный врач. — На что жалуемся, голубчик?

— На многое, — заявил я, внезапно осознав, что совершенно не понимаю, что с ним происходит.

«Начать с того, что ли, как я капитана Коросту со старлеями Вандунгом и Нуджиевым в маджонг сделал? — подумал я. — До этого я вообще не выигрывал. И не то что в карты, а вообще — никогда и нигде… Затем все как понеслось… Самого Ли Беня в пинг-понг обыграл в трех партиях подряд… Нет, программа слишком глупа, чтобы врубиться в такую муть. Может, начать с того, что я выучил кобонкский язык всего лишь за десять дней и всего за неделю сладил и с его древними диалектами».

Хорошенько поразмыслив, я решил начать свою исповедь с того, что, собственно говоря, и заставило его прибегнуть к помощи виртуального доктора.

Все дело было в преследующих меня ночных кошмарах. Они были насыщены яркими и ужасными картинами. И порой даже по прошествии многих часов после пробуждения я не мог позабыть те картины.

Более того, меня порой охватывало убеждение, что окружающая его тусклая, напоенная душной жарой действительность — фикция, а вот мир кошмаров, наполненный богатой гаммой ярких и зловещих цветов, потоками сильного света, льющегося отовсюду из невидимых источников, и какофонией отчетливо слышимых жутких звуков, и есть истинная реальность.

2

— На всякую хренотень в мозгах я жалуюсь, — подытожил перед врачом я свои думы на тему личных недомоганий.

— Выражайся точнее, голубчик! — потребовал виртуальный врач.

— На… Ну, скажем, жалуюсь на кошмары, — выдавил я из себя. — Вижу чертей… Немножко. Чуток демонов. Изредка шабаши. В общем, стандартная нечисть в кошмарах почти не попадается. Зато является целая куча каких-то фантастических уродов злобного вида.

— Что еще?

— А этого мало, что ли? — возмутился я. — Тебе надо, чтоб они у меня еще и башку отгрызли?

— Кошмары видит во сне время от времени каждый пятый обитатель «Апельсиновки». Трудности акклиматизации.

— Да ну?! Каждый пятый! Врешь, поди?

Я до сих пор считал, что все его сослуживцы радуются жизни, ночами крепко засыпают и спят, как сурки, видя счастливые сны.

А тут — кошмары. С чего бы это? В пору усомниться.

— Я обмениваюсь данными с местной медсетью, — бесстрастно заверил меня виртуальный врач. — И вообще — искусственный интеллект никогда не лжет.

— Я, между прочим, тоже не вру! Так, иногда, бывает, недоговариваю кой-чего… Кстати, ты нашу-то с тобой эту вот встречу потом сотри и ни в какую сеть не пускай. Понял?

— Отчет о сегодняшней консультации будет устранен из моей памяти. Что еще беспокоит тебя, голубчик?

— Не знаю, как это и назвать. Вроде бы как дежа вю у меня. Помню, чего не должен помнить. Вижу, чего не видит никто. Понимаю, чего не должен понимать.

— А конкретно?

— Я, например, с роду археологию терпеть не мог. А месяц назад с таким пылом на данные местных раскопок накинулся, что стал в языке, культуре и истории кобонков шарить не хуже самых крутых ученых.

— Позволь провести твою биологическую и психическую диагностику?

— Позволяю.

Поленов надел на голову шлем для биомагнитного исследования нервной системы. Включил его. Потом взял ручной медтестер в руки и нажал пальцем на кружок «Проба».

Медтестер впитал в себя грамм крови из подушечки моего пальца, разделил полученный материал на фракции и добросовестно исследовал каждую из них.

Я передал результаты анализа крови в базу данных программы «Ваш надежный доктор». И присел на краешек кресла в ожидании приговора.

3

Несколько минут виртуальный врач досконально изучал полученные медтестером данные, а затем сообщил:

— Ты абсолютно здоров, голубчик. Вызванные перенесенным тобой в детстве гриппом «Дзетта» изменения в кроветворной системе совершенно не влияют на функции всех остальных систем твоего организма.

— Ага, и будет мне счастье… Чушь! Я ночами хожу по преисподней. В башке кто-то какую-то чушь бормочет. Что-то с памятью моей неладное творится. Помню то, чего узнать не мог.

— А по данным произведенного только что экспрессобследования со всеми видами естественной памяти у тебя — все в порядке. И контактный чип в мозге тоже функционирует прекрасно. Можно отметить…

— Стой! — напрягся я. — С какими еще «с обеими»?! У меня их несколько, что ли?

— У любого здорового человека наличествует три типа памяти: оперативная, временная и основная. Есть несколько теорий…

— Ближе к телу, доктор!

— Основная память состоит из двух видов. Первый — осознаваемые воспоминания. Второй — узнаваемые.

— Та-а-к, — кивнул я головой, показывая, что все понимаю, хотя ничего пока понять не мог.

— За осознанное вспоминание событий отвечает префронтальная область коры и гиппокамп, находящиеся в передней части головного мозга.

— Именно это я и подозревал.

— Узнавание же, молодой человек, связано в основном с деятельностью парагиппокампальной извилины и ее корковых проекций.

— А при чем тут моя… мой… мое дежа вю? — я не знал толком, что такое «дежа вю» и какого рода это слово, но хорошо помнил тот фильм, где главный герой страдал этим заболеванием и мучился, как мне кажется, теми же проблемами, что и я.

— Дежа вю, то есть — чувство «уже виденного», это временная активация парагиппокампальной извилины и связанных с нею мозговых структур на фоне нормального функционирования префронтальной коры и гиппокампа. Подобный процесс, молодой человек, и вызывает сильно выраженное чувство узнавания, не сопровождающееся, однако, какими-либо конкретным и детальным осознанными воспоминаниями.

— И?

— У тебя нет никакого дежа вю, голубчик. Просто: жара, повышенная влажность, пониженное содержание кислорода в воздухе, излучение местного светила…

— Слушай, ты, светило, — я раздраженно скинул с себя диагностический шлем. — Для пустых разговоров у меня есть домашний предсказатель будущего.

— Ты имеешь в виду локальный моделятор действительности?

— Именно. Ты мне диагноз давай, а не пустопорожние рассуждения. И говори честно, как на духу, без всяких там префронтальных извилин.

— Имеешь ли ты, молодой человек, какие-нибудь физические недуги, кроме множества перенесенных ранее переломов, вывихов и сотрясений мозга?

— Ростом мал.

— Это не физический недуг, а физический недостаток. Я же имел в виду: боль, судороги, потерю слуха или зрения?

— Нет, такого не замечаю за собой. Правда, когда возникает видение, я уже ничего другого не вижу и не слышу.

— Какие стимуляторы принимаешь?

— Никаких. Ну пивка иногда… чуть-чуть.

— Как с аппетитом?

— Уплетаю все подряд за обе щеки.

— Спорт?

— Ежедневный прапорский минимум.

Тут я немного слукавил, чтобы не уводить диагностику в сторону, не имеющую к анамнезу никакого отношения.

Дело состояло в том, что в последнее время я, повинуясь непреодолимому и непонятно откуда взявшемуся желанию к совершенствованию тела, проводил напряженные тренировки в спортзале.

— Сон? — продолжала допрос бездушная машина.

— Несмотря на все ночные видения, сплю, тем не менее, как убитый. Ну, если, конечно, Златка на ночь не приходит. С ней не слишком-то заснешь, — честно признался я.

— Не мучат ли тебя, молодой человек, душевные терзания?

— А это еще что такое?

— Вопрос снимается… Может, тебя, голубчик, гнетет низкая социальная значимость твоей профессии?

— Причем тут моя профессия?! Мне не мое повседневное дерьмо видится, а всякие мрачные места, в которых меня никогда не было.

— Каково содержание последнего пугающего тебя сновидения?

— Оно пришло ко мне позавчера, после того как я со Златкой три часа шлялся по раскопкам, переругиваясь с патрулями, шугающими оттуда зевак… Вот ведь гнусность какая: главные раскопки на планете — в двух шагах. И разминирование там давно проведено. А вот фига с два дадут по тем местам спокойно прогуляться. Я так считаю, что если оружие и боеприпасы оттуда извлекли, то работникам станции просто обязаны дать возможность там ходить. Я собираюсь написать по этому поводу служебную записку нашему комдиву. Пусть снова за нарушение субординации на гауптвахту сажают, но терпеть несправедливость…

— Гм, голубчик, не надо отвлекаться. Так что же тебе привиделось?

— Я видел, как некий древний город погружается в кипящее грязевое озеро, а над его тонущими башнями летают ангелы и злорадно смеются над ужасом высыпавших на крепостные стены горожан.

— А на самом деле?

— На самом же деле… Я не псих, доктор! И прекрасно понимаю, что спал в это время в своей постели.

— Померещившийся тебе город был городом кобонков?

— Нет. То был чисто земной город. На древние Афины похожий. Или на Рим… тоже древний. Ну еще и — на мой родной Новокиевск… немножко.

— Понятно.

— Впечатляет? И что можно сказать об этом, доктор?

— Есть версия.

— ?

— Дежа вю, голубчик, у тебя никакого нет. Зато у тебя, молодой человек, имеются признаки вялотекущей шизофрении с элементами слабого параноидального бреда без создания сверхценных идей.

— Шизофрения? — возмущенно завопил я (хотя меня, откровенно говоря, больше потрясло своей безнадежностью слово «вялотекущая»). — О чем это ты толкуешь? Что я сошел с ума, так?

— Не надо волноваться, молодой человек.

— Да ты сам сошел с ума! Шизофрения… Да ну тебя на фиг!

— Позволь…

— Фигушки!!! Вот уж чего-чего, а такого над собой надругательства я ни за что не позволю!

Глава 4. Это вовсе не «любимый друг»

1

Я выключил программу «Ваш надежный доктор». Горячо и со вкусом выругался. И задумался о своем будущем, ибо если глюки начнут слишком сильно досаждать мне, то придется сдаться на милость врачам и о службе в Космофлоте придется позабыть.

А Космофлот для меня все: и семья, и работа, и смысл жизни, и сама эта жизнь, поскольку об иной даже и не мечтаю.

Мой прадедушка — гениальный академик Епифан Поленов, создатель науки антимеханики, которая помогла создать двигатели, позволяющие космическим кораблям пронизывать пространство со скоростью, намного превышающую световую.

Увы, я — его непутевый правнук — не имею даже миллионной доли способностей своего прапрадеда.

Я стал лузером еще с земной школы, где мои одногодки презирали его неповоротливый ум и смеялись над моей неловкостью и старомодностью языка.

Дело заключалось в том, что после того, как я в детстве тяжело переболел смертоноснейшим гриппом «Дзетта», меня по медицинским показаниям на четыре года отлучили от школы общего образца, отдав на попечение деда, который и воспитывал меня в духе своих собственных представлений о нормах должного поведения в обществе.

После школы я окончил на Марсе пятилетнюю Школу нанотехники и покинул Солнечную систему из-за того, что никак не мог приспособится к процессу бешеной интеллектуализации тамошнего населения.

Все вокруг получали одно образование за другим, охотились за новыми средствами совершенствования запоминания, скорости и глубины мышления, ставили рекорды, участвовали в сотнях конкурсах.

Чтобы интеллектуально перещеголять друг друга, жители Солнечной системы постоянно внедряли в свои тела разные устройства.

А я испытывал непреодолимое отвращение к имплантам. Мне в детстве неудачно вживили чип-коммуникатор, после чего меня года два по-черному колбасило: трясло, бросало то в холод, то в жар, а еще временами я ни фига не видел даже на расстоянии вытянутой руки.

Поэтому я отказывался от любых имплантов. И, поскольку не мог на равных соперничать с остальным народом Солнечной системы, стремился вести образ жизни тихий и созерцательный.

Но именно этого мне окружающая социальная среда и не позволяла. Меня постоянно втягивали в какие-либо склоки, отягощенные судебными тяжбами.

В общем, братцы, я разочаровался в окружающем его обществе. Можно даже сказать: невзлюбил его. И завербовался я тогда прапором в ряды Космофлота, корпорации занимающейся освоением просторов Галактики в отведенном русским пространстве.

Большинство людей, ушедших туда работать, не искало в новых мирах славы и приключений. Оное просто бежало от старого мира, где не в силах были конкурировать не то что с искусственными интеллектами, не допускающими ошибок в столкновении с человеком в конфликтных случаях, но и даже со своими продвинутыми в искусстве мышления сородичами.

Нет-нет, друзья мои, если вы подумали, что полевые сотрудники Космофлота — простофили и недотепы, то сильно ошиблись. Они просто другие по складу характера.

Для освоения космических далей такой характер подходит, а вот для жизни в обжитом мире — нет.

Не только в пределах Российской Империи, но и во всей полностью освоенной людьми части Галактики процветает тот, кто быстрее других соображает и имеет чрезвычайно изощренный в науках ум. Найти работу и достойное место в таком социуме могут только те, кто всю свою жизнь (и тело!) готов положить на алтарь преуспевания.

По-моему, все это рано или поздно погубит всю человеческую расу (поскольку темпы развития разума у мыслящих существ искусственного происхождения серьезно опережают темпы развития разума у землян), но пока оно лишь стимулировало ее развитие. И мощную космическую экспансию тоже.

Как я понял, читая статистические сводки, оная не приносила прибыли. Наоборот — истощала ресурсы человечества не меньше экспансии виртуальной (да-да, на освоение созданного компьютерами пространство уходило рабочее и личное время миллиардов человек, а также — задействовалось не менее пятой части всех производственных мощностей человечества). Но зато — гарантировала отток на другие планеты из Солнечной системы и из прочих обжитых систем тех личностей, что были недовольны покоем и стабильностью, царившими в метрополии.

Киборгов и прочих модификаций человека в Космофлоте имелось предостаточно, поскольку всегда находилось немало людей за хорошую пенсию набить свое тело имплантированным оборудованием.

Однако их обязательная страховка стоила столь больших средств, что модификаты использовались только в исключительных случаях — на тяжелых направлениях, там, где простому человеку выжить было невозможно, а робот пасовал перед множеством вариантов возможных действий.

В последнее время везде, в том числе и на «Апельсинке», ведут работу по объединению маневренной робототехники и массивных искусственных интеллектов в единые рабочие сети, однако пока они еще не могу конкурировать с человеческими коллективами…

В общем, в Космофлоте мне нравилось. Я служил здесь с удовольствием. И ни разу не подумал о том, чтобы вернуться в Солнечную систему. И даже отпуск проводил как можно дальше от нее.

2

«Кажется, попал я, братцы, в большой переплет», — с тоской подумал я, грустно глядя на лица известных кинохрабрецов, голографические картины с коими увешивали все стены в моем скромном жилище.

Физиономии отважный киношных парней выражали полное согласие с моими печальными мыслями.

Я подключил личный терминал к локальной сети станции. И тут же получил на экран сообщение Златки.

Моя ненаглядная предлагала «встретиться через полчаса на берегу Беломора» — у входа на территорию садово-огородного комплекса, прозванного сотрудниками Клюквой.

Беломором же обитатели «Апельсиновки» прозвали протекающий рядом с ней заполненный оранжевого оттенка водой канал искусственного происхождения двухкилометровой глубины и полуторакилометровой ширины.

Для чего кобонки вырыли сей канал люди еще точно не знали, хотя, как полагается, в гипотезах недостатка не имелось.

В сем водоеме водились флегматичные стометровые двухголовые псевдоящеры, изредка всплывающие вверх ради того, чтобы слопать несколько менее массивных экземпляров (тонн под пять-десять) из числа живности, резвящейся на поверхности канала в прибрежных зарослях из больших жестких шаров-водорослей, плавающих в наполовину высунутом из воды состоянии.

3

Людей звери планеты Кобо не трогали. Но вовсе не из-за природного своего миролюбия, коим никогда не отличались, а из-за вшитого в предплечье каждого человека (без этого его просто не выпускали из станционного карантина) приборчика, излучающего на сотни метров сигнал, благодаря коему кобианская фауна воспринимала сего человека, как самого близкого друга на свете.

Впрочем, иногда зверье Кобо устраивало людям неприятные сюрпризы.

И тогда правые верхние углы экранов всех компьютеров станции украшали траурные значки, а на доске объявлений у полковых штабов появлялись некрологи про «погибших на боевом посту вследствие несчастного стечения обстоятельств» людей, проглоченными или укушенными каким-либо чудовищем, на которое не подействовал сигнал вживленного в тело жертвы аппарата.

Вообще же животный и растительный миры Кобо был многообразен и удивителен, вызывая у биологов Империи неослабевающий интерес — не меньший, чем ушедшая в прошлое цивилизация кобонков у археологов.

На «Апельсиновку» порой прибывало с пришедшим с базы Русского сектора кораблем до тысячи штатских специалистов — ботаников и зоологов.

Оные являлись постоянной головной болью для заместителя командира нашей станции Ивана Вейлича Цзяо-Шишкина, который должен был обеспечивать всем необходимым эту постоянно обновляющуюся и постоянно увеличивающуюся числом толпу гражданских лиц, весьма капризных и привередливых и вечно забывающих оформить перед прибытием продуктовый аттестат или аккредитационные документы.

Но на Кобо бурно кипела не только жизнь заезжих специалистов, но тех местных биоформ, коих они с энтузиазмом изучали.

В отличие от большинства известных человечеству организмов структура живой плоти у растений и животных Кобо содержащиеся в ядрах их клеток гены за счет необычного строения хромосом могли произвольно меняться местами.

В результате такой необычной способности планета Кобо за 200 000 лет с момента катастрофы, уничтожившей почти все живое на планете, смогла возродить биосферу и сейчас просто кишела самыми необычнейшими формами жизни. Естественный отбор шел здесь ударными темпами и в совершенно немыслимых направлениях, радуя командированных на Кобо ученых Империи разнообразием биологических видов.

Бактерии, водоросли, травы, леса — все это, пусть и мало похожее на земные аналоги, на Кобо было.

А вот млекопитающих тут не водилось. Насекомых — тоже.

Зато разных видов амфибий и рептилий имелось в избытке. Классификация их еще не закончилась. И простоты ради самых больших из них звали «псевдоящерами», средних по величине: сухопутных — «псевдодинозаврами», водных — «псевдокрокодилами». Ну а маленьких — псевдожабами (сухопутных) и псевдотритонами (водных).

Крылатых же животин зовут «псевдоптерозавры», поскольку назвать их «псевдоптицами» из-за их ужасающей безобразности ни у кого не повернулся язык.

4

Я послал на рабочий терминал Златки свое полное одобрение сему предложению и горячее с ним согласие. И спешно покинул жилблок, направившись к Клюкве.

Но сегодня коварная Фортуна была отнюдь не на моей стороне.

На берегу Беломора я ухитрился наткнуться на командира своего батальона, на майора Григория Ефимовича Сонина — вечно недовольного всем и вся толстяка.

Подчиненные звали комбата (за глаза, конечно) Колобком.

Два года назад от него ушла, подавшись в заведующие рестораном на лайнер, обслуживающий внутренние космолинии Солнечной системы, жена.

Ей, мечтавшей о благах цивилизации, вконец надоело мыкаться с Григорием по дальним гарнизонам неосвоенных планет без каких-либо перспектив стать когда-нибудь генеральшей (Сонин не рвался получить более высокое звание и вряд ли бы даже к концу своей военной карьеры носил бы звание выше полковника).

Колобок пережил расставание с супругой нелегко. И до сих пор, несмотря на помощь штатного психотерапевта, сослуживцы называли душевное состояние комбата «легкой контузией».

С каждым месяцем Колобок становился все более придирчивым к подчиненным, приобретя любовь к длинным проповедям на служебные темы.

Однако и его подчиненные не оставались в долгу перед ним. Они сочиняли про своего брюзгу-майора разные смешные небылицы и распространяли их среди персонала «Апельсиновки».

Байки про капитана Сонина в последнее время пользовались большой популярностью. И не только на Кобо.

Колобок стал персонажем всего космофлотского фольклора. И ему неоднократно поступали предложения от репортеров галактических новостных каналов об интервью.

От всех интервью капитан Сонин категорически отказывался, несмотря на то, что за них ему сулили немалые гонорары…

При всем своем скверном характере Колобок питал в душе и некоторые сентиментальные чувства к некоторым объектам. Например — к самого мерзкого вида животным.

5

В данный момент комбат нанотехников стоял у воды и кормил самых агрессивных представителей кобонковской фауны — псевдокрокодилов.

Шустрые похожие на гигантских аллигаторов (раздувшихся до чрезвычайности и обзаведшихся двумя парами лишних лап и высоченным гребнем) чудовища яростно вопили, быстро и воинственно перебирали лапами, кусали друг друга и гнали прочь менее сильных и проворных сородичей, прокладывая себе путь к подачкам Колобка.

Я вежливо поздоровался с комбатом. И решил было идти себе мимо, поскольку перспектива стоять рядом с полчищем голодных хищников, ожесточенно дерущихся между собой, ничуть не привлекала нашего героя.

Но не тут-то было.

Комбат подозвал меня к себе и затеял с подчиненным архинудную и крайне воспитательную беседу.

Ее главная идея заключалась в том, что надо «соблюдать субординацию» и не лезть со своими «прапорскими идеями» туда, куда не следует лезть «даже с полковничьими погонами».

Я сначала вяло отбивался. Но, видя, что это лишь поощряет майора к словоизвержению, начал давать более серьезный отпор. Мы перешли на повышенный тон.

— Послушай, Сеня, зачем тебе все это надо, — наконец хмуро произнес Колобок. — Ну не лезь ты к нашим доморощенным археологам со своими идеями. И не называй их, пожалуйста, «олухами» и «тупицами». У них же там все доктора-профессора. Могут зашуметь и волну на наш славный батальон погнать.

— Они на меня, типа, жаловались? — не менее хмуро, чем комбат, проговорил я.

— С тобой, Сеня, трудно говорить серьезно. Правда, и с этими клоунами из яйцеголовых — тоже нелегко общаться.

— Все ученые немножко клоуны. Делают вид, что все знают, а не знают ничего. Двести миллиардов землян глядят на них с восхищением. А те и рады веселить публику разным бредом.

— А у тебя не бред?

— У меня — исключительно факты.

— Может, поведаешь их мне?

— Легко! — согласился я. — Ибо, — глубокомысленно добавил он, — всех нас привела на эту планету жажда знаний и способствовать ее утолению есть святая обязанность каждого, кто посвящен в секреты неведомого.

— Гм, — комбат мыском сапога столкнул обратно в канал, пытающего вылезти на берег зубастого проглота.

Я мрачно смотрел, как комбат скармливает псевдокрокодилам батон ржаного хлеба и как множество зеленовато-желтых тел взбивают в воде хвостами и лапами грязную серую пену. Смотрел и чувствовал себя прескверно.

— О чем задумался, Сеня?

— Думаю, с чего начать сказ.

Глава 5. Новые «горизонты»

1

Никогда бы раньше я не стал бы всерьез говорить с комбатом про свои изыскания. Ибо прекрасно понимал, что тому на них совершенно наплевать. И лишь тяга к тому, чтобы быть выслушанным хоть одной живой душой подвинула меня на изложение всего того, что ему удалось установить. Но насколько можно быть откровенным с Колобком, я не знал.

Уж в любом случае я не стану рассказывать содержание преследующих меня по ночам видений. Их общий настрой представлял собой нечто настолько мрачное и фантастическое, что, узнав о них, мой командир тут же бы потащил меня в санчасть.

Да, много всего ужасного я повидал в ночных кошмарах.

Унылое ночное кладбище, где в полном молчании из могил вылезают мертвецы и дружно шествуют куда-то по своим одним им ведомым делам…

Гигантское чудовище сооружает из рассеянных по бескрайнему полю миллионов человеческих черепов огромные холмы…

Безжизненная земля, опаленная великим зноем и усеянная гигантскими костями невиданных чудовищ — ни травинки, ни насекомого, ни птицы, ни единого живого существа…

Черные скалы, исторгают каменными устами вопли на неведомом Семену языке и тонут в океана крови, водопадом хлещущей с небес…

Города, чьи небоскребы, рассыпаются в пыль…

Армия закованных в латы человекоподобных существ гибнет, испуская вопли боли и отчаяния, под огненным дождем из капель расплавленного металла…

Глубокая пещера, в которой прячется Некто, кого я до ужаса боюсь и одновременно с этим очень хочу увидеть. Внезапно в ту пещеру извне проникает белый свет. Он заливает все внутренние углубления подземного убежища, разгоняя тьму. И Некто в страхе пытается спрятаться от света. Но тот разрывает скрывающегося в пещере беглеца на тысячи тысяч частиц и разносит их по Вселенной…

2

Начальник догадался, что мне нелегко вот так сразу отрапортовать обо всех своих мыслях, и заговорил первым.

— Начни сказ с кобонков, — посоветовал Колобок, с интересом глядя резвящуюся в воде живность. — Я никак не могу въехать — что они за народ.

— Загадок у расы кобонков — великое множество, товарищ капитан. Первая начинается с их политической географии. Все территории кобонковских государств не похожи на сложившиеся стихийно, путем постепенного заселения и освоения. Их границы идут не по естественным ландшафтным линиям, а проложены явно искусственно, прямыми линиями. Площади каждой из стран нарезаны явно искусственным путем. Складывается такое ощущение, что их сначала чертили на картах, а потом уже осваивали. И, что самое интересное, территории всех государств сходятся в одной общей точке — у Саркофага.

— Значит, он был важен для всех без исключения.

— Несомненно. Но чем именно важен?

— Чем же?

— Проведя виртуальное возрождении кобонкской цивилизации, наши археологи узрели на экранах нечто, сбившее их с толку и послужившее источником совершенно дичайших гипотез.

— Надеюсь, ты им так не говорил?

— Как?

— Про то, что у них гипотезы «дичайшие»?

«Зря ты так глубоко копаешь, Сеня, — сказал мне взглядом комбат. — Свихнешься же, дурачок, от своих изысканий».

В ответ я послал взгляд, в который постарался вложить противоположную мысль: «Ни фига не сфихнусь, будь в том уверен, Колобочек».

— Так я, может, и не говорил, — соврал я. — Однако… это… вроде того.

— К-км, — Колобок недовольно кашлянул.

Комбату нравился прежний я — туповатый и простодушный. Нынешний я — энергичный, вдохновленный какими-то дурацкими научными идеями, эрудированный — не нравился Комбату. Совсем не нравился. Более того — даже пугал.

— Компьютерная модель показала, — продолжил я, — что цивилизация на Кобо не имеет аналогов не только в человеческой истории, но и в истории всех доселе открытых нами разумных рас, включая нашу собственную. Если использовать в качестве аналогии земной истории, то все эпохи кобонковской цивилизации — это какая-то невообразимая смесь культуры средневекового гарнизона с техническими достижениями Европы периода Поздней индустриализации и социальным развитием общества на уровне индейских кланов Северной Америки в момент высадки там англичан и французов.

— Гм, — Колобок бросил на меня угрюмый взгляд, в котором было не трудно прочитать: «Ох, и наломаешь же ты, Сеня, дров. Как пить дать наломаешь… А кто будет отвечать? С него, придурка, спрос небольшой. И за все потом мне, несчастному, придется отдуваться».

— Технологическое развитие кобонков кое в чем даже не уступает нашему, — вдохновенно вещал я. — Особенно они преуспели в транспортных технологиях. Видимо, скорость передвижения грузопотоков имела для кобонков первостепенное значение. Они использовали природный планетарный электромагнетизм, наделили всю транспортную инфраструктуру интеллектом и получилась уникальная, требующая минимальных трат энергии структура надземных и подземных магистралей. На Кобо еще со времен девятого культурного слоя исчезли лежащие на грунте дорожные полотна. Вместо них появились…

— А зачем же тогда им нужен был Шролл? — перебил Поленова комбат, которому было абсолютно все равно, как именно передвигались по своей планете кобонки. — Спецы уверены — это либо их божок, либо робот-защитник.

— Бред сивой кобылы! — я в сердцах плюнул на ближайшее к нему страшилище, барахтающееся в воде.

Колобок неодобрительно покачал головой, осуждая такое пренебрежительное отношение к своим любимцам, и спросил:

— Надеюсь, Сеня, и этого ты нашим «гробокопателям» не говорил?

— Я начал свои исследования, товарищ капитан, в отличие от этих педантов — с самого главного. И совершил величайшее из открытий.

— Серьезно?

— Я даже какашки на полном серьезе в удобрения перевожу.

— Ты крут, Сеня.

— И это мне вредит по службе. Генералитет видит во мне нешуточного конкурента.

— По службе тебе вредит отсутствие высшего военного образования. Окончил бы училище — и вперед за маршальским жезлом.

— Я до мозга костей — технарь-романтик. Мне, товарищ капитан, маршальство ни к чему. Я лучше с оборудованием лишние сутки повожусь, чем на параде орденами трясти стану.

— Тогда не скули.

— Кому же еще мне плакаться в жилетку, как не доброму отцу-командиру?

3

Колобок озадаченно задвигал нижней челюстью и напрягся. До сей поры никто не называл его «добрым отцом-командиром». Обычно все было наоборот.

— Гм… Так с чего же ты там все начал? — спросил почуявший недоброе Колобок, чтобы хоть что-то сказать.

— С изучения сути.

— Это правильно, — одобрил майор такой подход к делу.

— Суть всех шестнадцати отрытых нами на Кобо культур — ярый милитаризм.

— Верно. Мы с майором Додкиным поехали намедни на одну из гор, чтобы поохотится. И чуть было там на минное поле не напоролись. Хорошо, что анализатор на джипе беду почуял. Иначе бы, прапор, пришлось бы тебе служить под другим комбатом.

— Не пришлось бы.

— ?!

— Я бы тогда умер бы, безутешно стеная и вопя длинные некрологи, на вашей могиле. Или бы — с горя утопился бы в фекальных массах.

Колобок с удовольствием представил себе меня, тонущего в фекалиях, заулыбался и предположил:

— Да может, через столько времени у мин уже ничего бы не сработало.

— Мины кобонки делали очень качественно. Не исключено, что и через тысячи лет они бы рванули и разнесли бы Ваше бренное тело, товарищ капитан, на тысячи кусочков.

— Гм… Гм… — нарисованная мной картина очень не понравилась собеседнику. — Я и говорю: аборигены эти совсем свихнулись от своих войнушек.

— Так вот, товарищ капитан, именно военную технику, оружие, устройство армий и фортификационные сооружения я и взял в качестве отправного пункта своих исследований, посчитав данное явление базовым в становлении цивилизаций кобонков.

— Очень и очень логично, — одобрил такой подход Колобок, как и все служаки уверенный, что все Мироздание держится на плечах военных.

— Их войны я решил изучать не как философ, а как технарь. И начал — с оружия.

— Правильно.

— К сожалению, старое оружие у кобонков шло не в музеи, а на переплавку. И четкое представление можно получить об оружии только пятнадцатой и шестнадцатой культур. Впрочем, были найдены еще и рисунки, и голограммы, и текстовые описания оружия прошлых культур. К сожалению, большинство из них засекретили.

— Гм, — а вот Колобок совершенно не сожалел об утраченных знаниях в отношении прежних четырнадцати культур и одобрял режим секретности.

— И знаете, товарищ капитан, что меня поразило больше всего в оружии кобонков?

— Не знаю, — ответил комбат, про себя наверняка добавив что-либо вроде: «Не знал. И знать не желаю».

— Культурных слоев — шестнадцать. Однако даже среди первых — нет древних крепостей! Сразу — города из бетона и форты с лазерными боевыми установками в амбразурах. Нет ни первобытнообщинных поселений. У кобопитеков есть, а у кобонков нет. Нет у них и первых городищ. Нет эпохи холодного оружия. У землян ушли тысячи лет, чтобы перейти от холодного оружия к огнестрельному. А тут: раз — и все. Такое ощущение, что кобонки не истинные кобианцы, а кобопитеки не предки их, а полностью уничтоженный ими разумный биологический аборигенный вид.

— Ну-у-у, ты, это… Ты, Сеня, того… Ведь имеется коррозия, землетрясения всякие бывают… — Колобок взял в руки очередную буханку.

Так и не услышав от меня ничего ужасного, он снова расслабился.

— Так ведь хотя бы черепки должны были остаться после всех коррозий и землетрясений, — не отступал я.

— Ну не везде. Вот, допустим… — капитан забыл продолжить фразу, поскольку за брошенный им в воду ломоть хлеба разразилась столь ожесточенная битва, что все внимание Колобка рефлекторно переключилось на нее.

— Что самое интересное, в кобонковских учебниках истории, которую имели право изучать только высшие офицеры, жрецы да старейшины — тоже нет никаких сведений о доиндустриальном обществе.

— Их язык все-таки удалось расшифровать?

— В целом — да. В главном — нет.

— А что главное?

— Главное: как переводится имя — Шролл.

— Как?

— Наши дипломированные мудрилы считают — Любимый Друг.

— А ты?

— Я думаю, это не Любимый Друг, а — Любимый Враг.

Внезапно в глубине вод произошло какое-то движение.

Огромная темная масса приблизилась к поверхности воды.

Майор и прапорщик из предосторожности сделали несколько шагов от канала.

Две головы псевдоящера появились из воды и устремили взор свой на стремительно улепетывающую от них группу псевдокрокодилов.

— Любимый Враг, говоришь? — Колобок зло посмотрел на распахнувшего огромные пасти псевдоящера, погрозил ему кулаком, затем повернулся ко мне и сказал. — Какой же придурок станет строить храм, чтобы поклонятся сидящему там врагу?

— Более того, не только строить убежище для врага, но создавать его самого, подключая весь свой научно-технический потенциал. Одной кустарной артелью построить такую убойную штуковину, угомонить которую могут только объединенные армии всех государств, невозможно.

— Сами создали?! Не-е, Сеня. Тут ты… того… перегнул палку…

— В электронных схемах каждого кобонковского вида оружия, каждой киберсистемы управления подразделениями боевых роботов, транспортом, приборами управления огнем, артбатареями, лазерными и реактивными установками, а также в каждом узле стратегической и оперативной связи: везде есть чипы, которые срабатывают на неких сигнал. После его получения вся военная техника кобонков начинает действовать только в одном направлении — против Саркофага. Почему?

Псевдоящер погнался за одним из псевдокрокодилов. И, схватив его зубастыми челюстями обеих голов, погрузился обратно в черную бездну Беломора.

— Гм… — Колобок подошел к берегу и, невзирая на брызги от волн, поднятых псевдоящером, сердито плюнул ему вслед.

— Сам-то Саркофаг ведь совершенно безобиден, — я проследовал за капитаном. — Это просто покрытая прочной оболочкой полость. Без амбразур. Без приборов наблюдения. Без люков для выхода подземных торпед и ракетных запусков.

— Гм.

— Выходит одно: вся военная мощь кобонковской техники была направлена против того, кто находится в той полости.

— Зачем?!

— Кобонки, хоть и были со сдвигом, но инстинкт самосохранения имели. Они не хотели, чтобы от междуусобиц гибла вся их цивилизация. Вот и придумали Шролла — саморазвивающуюся систему уничтожения органики. При открытии Саркофага, все войны между народами прекращались и начиналась общая борьба с Любимым Врагом, которого с крупными потерями и всяческими материальными разрушения силой загоняли обратно в Саркофаг. На шестнадцатый раз Шролл одолел кобонков. И самостоятельно вернулся на консервацию в Саркофаг, поджидая тех дебилов, которые выпустят его на свободу.

— Да за такое время…

— Между пятнадцатым и шестнадцатым выходом Шролла прошло целых 3 000 лет. А он вышел — бодрый и здоровехенький — и перебил в легкую не менее 300 000 000 кобонков, если верить их хроникам. Так что, и через пару сотен лет традиция, уверен, будет соблюдена.

— Идиотская у них традиция.

— Она лишь следствие их происхождения.

— Но ученые его так и не выяснили.

— А я выяснил. Именно потому, что начал исследовать их цивилизацию с изучения самого древнего оружия.

— И что выискал? Какой-нибудь самострел? Бумеранг?

— Я не выискал даже наконечника от копья и вообще ничего из того, что характерно, например, для классических древних культур Междуречья, Египта, Греции или Рима.

— Да ну?!

— Зато нашел, допустим, остатки не разъеденной временем артиллерии. Пушечной. Реактивной. Минометной…

— Не ты нашел, Сеня, а люди, специально обученные все находить. А ты только воспользовался результатами их трудов.

— До истинных результатов еще далеко. Я, товарищ капитан, пересмотрел голограммы разных видов кобонкских гаубиц, мортир, самоходок, реактивных установок и других орудий смерти… И все найденные при раскопках средства обеспечения прицельности стрельбы я тоже по мере сил обнюхал: бинокли, стереотрубы, дальномеры, гироскопические топопривязчики, детали радиолокационных, метеорологических и звукометрических станций, фотограмметрические приборы…

4

Я словно уснул. Да что там «словно» — раз увидел сон, значит, точно спал.

А увидел я, как всплывающий над горизонтом Кнарр озарил своими красновато-оранжевыми лучами газон с надгробьями. Священное кладбище клана Черный Дым.

Клан пользовался уважением среди кобонков — разумных обитателей Кобо. Ибо все они знали: вожди и старейшины Черного Дыма мудры, хладнокровны и умеют соблюдать договоренности. Даже — с самыми злейшими врагами.

Благодаря такой репутации издревле старейшинам этого клана состоялся именно на территории Священного кладбища клана Черный Дым.

Территории всех мужских кладбищ на Кобо использовались обычно не только для похорон, но и для празднеств, собраний и дипломатических переговоров (считалось самым страшным преступлением солгать на земле, где покоится прах героических предков или совершить на ней иной проступок, указанный в древнем Кодексе воинов).

Естественно, что и гарантии безопасности всем прибывшим предоставило клан Черный Дым. Такие гарантии дорогого стоили, ибо клан располагал лучшими на планете: системой противовоздушной обороны и защитой от автономных групп роботов-диверсантов.

Патрульные самолеты, летающие вокруг места встречи старейшин, оберегали их собрание от ударов с воздуха. От ударов с земли и из-под нее защищали угрюмые танковые колонны и бригады подземной бронетехники.

Усталые офицеры, дежурившие у экранов радарных установок, с напряженным вниманием следили за всем вокруг. За всем, что носилось в небе. За всем, что перемещалось по поверхности земли. За всем, что двигалось в ее глубинах.

Тридцать три старейшины прибыло на Совет. Каждый из них выражал интересы своего многомиллионного клана и был наделен им высшими полномочиями.

А кланов на Кобо до всеобщей войны (вспыхнувшей совсем недавно, но уже успевшей превратить всю планету в поле боя) имелось сорок два.

Шесть кланов подверглись полному уничтожению и прислать никого уже не могли. А два клана решили не посылать своих делегатов на Совет.

Тридцать три старейшины стояли сейчас полукругом перед старейшиной клана Черный Дым Шагуллом, за спиной которого, стараясь быть незаметным, находился молодой писец, ведший протокол Совета.

В целях безопасности кладбище было экранировано от всех каналов связи, поэтому последних сводок с полей сражения старейшины получить не могли. Но, будучи опытными воинам (в старейшины избирали только ушедших по возрасту с военной службы клановных полководцев), они понимали, что чуда быть не может. Мир сам собой не установится. И каждая прошедшая минута обходится разрезанному на части линиями фронтов народу Кобо в тысячи трупов.

Впрочем, ситуация не являлась абсолютно безвыходной. Однако единственный выход из нее вел к тому, что за минуту станут гибнуть уже не тысячи, а десятки тысяч людей.

А еще каждый из старейшин понимал, что заканчивается определенный период его жизни и жизни его клана. И этот Совет — не только примирение враждующих сторон, но и прощание с прежним образом существования…

Кнарр уже полностью поднялся над горизонтом.

До войны безоблачными днями можно было вовсю любоваться солнечным диском, находящимся в зените. Однако в последние месяцы из-за широкого применения химического оружия озоновый слой над планетой истощился. И свет божественного Кнарра, породившего жизнь на планете, стал опасным для глаз кобонков.

Поэтому, когда солнечные лучи заскользили вдоль Аллеи павших героев по обелискам воинов-предков и по красным хламидам старейшин, все они как один надели защитные очки.

Ярко-оранжевый солнечный диск величаво парил над горизонтом. Его лучи, проливаясь на лесок, росший вокруг кладбища, превращали бирюзовые листья деревьев в сверкающее серебристо-зеленоватое поле. Среди всеобщей выжженной и усеянной радиоактивным пеплом пустыни, в которую превратилась поверхность планеты Кобо, здешние джунгли смотрелись чем-то нереальным, чем-то из старого довоенного времени.

Из-за кустов доносились крики диких зверей, а над густыми кронами высоких деревьев беззаботно порхали и парили разного размера пестрые крылатые твари.

Сия идиллическая картина вызвала восхищение даже у суровых старейшин, большинство из которых не выходило из подземных бункеров с начала войны.

Поэтому старейшины не спешили переходить к обсуждению вопроса, ради которого собрались здесь, наслаждаясь последними мгновениями покоя перед принятием решения, которое, возможно, приведет к уничтожению всей цивилизации на Кобо.

Не спешил с выступлением и старейшина клана Черный Дым. Он всегда готов был поддержать многочасовую часовую беседу. И любил выступать на публике. И умел говорить долго и красиво. Но сегодня ему впервые не хотелось раскрывать рта.

Наконец, проследив тоскливым взглядом за полетом патрульного истребителя, старейшина клана Черный Дым резко вздохнул и, преисполнившись решимости, начал свою речь:

— Уважаемые старейшины гордых и сильных кланов нашей Планеты Воинов, всем вам известно, ради чего мы собрались. Мы не слабодушные женщины, чтобы отвращать свой взор от правды, какой бы жестокой и страшной она ни была. Именно поэтому я не стану пытаться убедить или переубедить вас в чем-либо. Уверен, на советах вождей вы уже все обсудили с лидерами своих кланов. Прошу высказываться.

Лаконичность выступления одного из самых лучших ораторов Кобо была оценена по достоинству всеми собравшимися. Праздная риторика в преддверии возможной гибели всего живого на планете были бессмысленны. И никто не собирался сейчас торговаться или вести дипломатические игры.

Заговорил старейшина клан Кровавый Ветер:

— Не уверен, что хочу открытия врат Логова.

Старейшина клана Черный Дым понимающе кивнул:

— И никто из нас в том не уверен. Даже жрецы колеблются, не в силах однозначно растолковать знаки в дымах священных костров. Нам дано выбирать не из самых лучших вариантов, а из самых худших… А что нам скажет решительный старейшина известного своей победой у горы Зо клана Безжалостные Тесаки?

— Хоть кланы и скрывают размер своих потерь, но и так ясно, что нынешняя война истребила уже никак не меньше трети населения планеты, — констатировал старейшина клана Безжалостные Тесаки. — А бомбы, ракеты, снаряды и генераторы лучей уничтожили на ее поверхности почти всю растительность и разрушили наземные поселения. Увеличение производства подземной бронетехники приведет к разрушению подземных крепостей и городов… В общем, достойные мужи, аналитики моего клана предрекли: в случае продолжения военных действий наша цивилизация погибнет не только на Кобо, но и на освоенных нашей расой планетах, где тоже бушуют ожесточенные бои. И мы не видим иного выхода, кроме открытия Логова.

— Воля клана Безжалостные Тесаки ясна и однозначна. А вот старейшина славного клана Кровавый Ветер в отличие от достойного старейшины клана Безжалостные Тесаки не высказал своего окончательного решения насчет Шролла, — отметил старейшина клана Черный Дым. — У тебя, мужественный старейшина, есть надежда, что без Него мы можем договориться о мире?

— Нет, — выдавил из себя старейшина клана Кровавый Ветер после некоторого раздумья.

— Значит? — потребовал конкретности старейшина клана Черный Дым.

— Шролла надо выпускать из Логова, — хмуро произнес старейшина клана Кровавый Ветер. — Но следует дать кланым хотя бы пару суток на эвакуацию в дальний космос. Ведь при любом исходе битвы на Кобо вряд ли сможет уцелеть живая плоть.

— А кто же будет тогда противостоять Шроллу здесь, храбрейшие? Кто его остановит и загонит обратно в Логово, лишив возможности преследовать нас на других планетах? — резонно спросил старейшина клана Акзз.

Он был так сильно ранен при бомбежке своей родовой крепости, что даже через месяц активного лечения не смог восстановиться настолько, чтобы стоять на ногах, не опираясь при этом на костыли (а сидеть и уж тем более лежать на территориях священных кладбищ было строжайше запрещено).

— Отряды смертников-киборгов и роботы, — ответил старейшина клана Кровавый Ветер.

— В прошлый выход Шролла они едва смогли справится с ним. А ведь тогда Великий Убийца еще не знал о принципах работы плазменнных генераторов и аннигиляторных батарей залпового огня. С тех пор мы не слишком-то продвинулись дальше в своих научных изысканиях, — возразил старейшина клана Акзз. — Как бы лекарство не оказалось более опасным, чем болезнь.

Все старейшины долго молчали. И никто не спешил нарушить тишину.

Наконец это сделал Мралл, старейшина клана Огненный Удар:

— Я, отважные, родился на пограничной заставе и жил до военного училища с другими детьми заставы в казарме среди леса. В мои окна при малейшем ветре бились ветви деревьев…

Далее последовал пространный рассказ о детстве Мралла, которое никого, кроме него не интересовало.

Все остальные участники Совета терпеливо ждали конца этого рассказа, поскольку знали, что показная сентиментальность Мралл — лишь маска, скрывающая его жестокое сердце и циничный ум, который не следует настраивать против себя ни при каких обстоятельствах.

Мралл до получения почетного звания старейшины клана Огненный Удар звался Мралл Низкий. Он долгое время занимал не слишком уважаемый среди кобонкской элиты пост начальника клановной контрразведки.

Мралл Низкий при малейшем подозрении члена своего клана в изменнических контактах с иноклановниками подвергал его изощренным пыткам и воздействию наркотических средств. После таких допросов их жертвы, если и выживали, то оставались психическими и физическими калеками на всю оставшуюся жизнь, наводя своими страданиями страх на соклановников.

Мралл Низкий не пожалел даже единоутробную сестру, когда на нее поступил донос от ее коллеги по лаборатории, где она исследовала свойства новых сортов взрывчатки. После допросов сестры, не добившись даже жесточайшими пытками от нее никаких подтверждающих ее вину показаний, Мралл Низкий потребовал от трибунала права собственноручно казнить мнимую предательницу вместе с двумя ее малолетними дочерьми.

Трибунал не возражал. И Мралл Низкий прилюдно бросил под гусеницы танка «преступницу» и ее детей, с легкой улыбкой наблюдая как траки танковых гусениц превращают тела родственников в кровавое месиво. После этого Мралл Низкий получил повышение по службе, сделав серьезный шаг к должности клановного старейшины, которую и получил после длинной цепи злодейств, каждое из которых было коварнее и продуманней, нежели предыдущее.

— …Теперь и от той казармы, и от того леса остался лишь радиоактивный пепел, — закончил свое затянувшееся лирическое вступление старейшина клана Мралл и вытер слезы отчаяния, выступившие в уголках глаз. — Терять нам нечего — от глубинной бомбы, примененной кланом Наводящий Страх для уничтожение океанских укреплений клана Меч Воли, появились разломы в континентальных плитах планеты. Вот-вот начнутся землетрясения и оживут древние вулканы. Я ратую за освобождение Шролла.

После представителя клана Мралл, обладающего самой сильной танковой и мотопехотной наземной группировкой на планете, еще шестеро старейшин высказались за выпуск Шролла из Логова.

Тут решил высказать свое мнение и сам организатор Совета.

— Я, мудрые и решительные старейшины, ратую за вызов Шролла потому, — сказал старейшина клана Черный Дым, — что начались боевые столкновения в колониях. Нарушена конвенция о заселенных планетах. Ресурсы поселенцев настолько малы, что они не только не смогут в дальнейшем возродить Кобо, но и существовать сами.

— Эксперты дипломатического батальона моего клана просчитали все варианты межклановных переговоров о мире на Кобо и в колониях, — вступил в беседу Долл — старейшина клана Непобедимое Знамя, известного мощью аналитических машин.

Все затаили дыхание, надеясь, что произойдет чудо и еще можно будет обойтись без кардинальных мер по спасению цивилизации, которых боялись даже самые смелые из старейшин.

— Неустрашимые, всеобщее замирение без выпуска на свободу Шролла совершенно невозможно, — заявил Долл. — Многие штурмовые и диверсионные группы действуют совершенно независимо от диспетчеров генштаба своего клана и во избежание радиоперехвата работают в совершенно автономном режиме. Поэтому бои будут продолжаться даже тогда, когда будет объявлено великое замирение. Но даже не это главное. Главное в том…

Слушающие снова затаили дыхание.

— …Что потерявшие свыше трех четвертей своих воинов кланы Несущие Смерть и Бросившие Вызов уже ни при каких условиях не остановят свои армии роботов, поскольку провели обряд Последней мести и теперь будут сражаться до последнего члена клана. Да и после его гибели, уверен, нам не будет покоя от запрограммированных на войну боевых устройств этих обреченных богами на смерть кланов.

— Клан Несущие Смерть, между прочим, до сих еще не использовало коллекцию смертоносных вирусов, оставленную им предками, — напомнил собравшимся старейшина клана Черный Дым. — А у клана Бросившие Вызов в арсенале хранится квантовый генератор, способный вызвать цепную реакцию распада атомов водорода в атмосфере Кобо.

— До меня тоже дошли слухи о проведении обрядов Последней мести двумя клаными, — сообщил старейшина клана Коессш. — Думаю, именно поэтому сюда не явились старейшины ни от клана Несущие Смерть, ни от клана Бросившие Вызов. А еще я думаю, что вести сейчас с ними переговоры совершенно бессмысленно. Вряд ли там остались вменяемые лица, чей статус придал бы смысл общению с ними наших дипломатов.

— И только появление Шролла сможет остановить эти кланы, — сделал вывод старейшина клана Непобедимое Знамя.

— Какая, однако, ирония судьбы — война не может быть прекращена из-за двух наименее причастных к ее развязыванию кланов, — с грустью произнес старейшина клана Мралл.

— Теперь мы уже точно знаем, что конфликт, положивший начало всемирной войне, был вызван вовсе не нападением, а мирными военными маневрами бронетанкового корпуса клана Торнвв, — вступил в беседу старейшина клана Гукк, известном многовековой любовью к собиранию фактов и всяческим расследованиям. — Машины шли к границе без боекомплекта. Поэтому их удалось так легко уничтожить авиации клана Коессш…

— Неправда! То были вовсе никакие не маневры! — запальчиво воскликнул старейшина клана Коессш, виновника бушующей на планете всеобщей войны.

— Именно маневры! У нас есть неопровержимые доказательства! — проявил не меньшую горячность старейшина клана Торнвв, жалея, что не имеет права и возможности убить проклятого коессшца.

— Вся ваша лживая пропаганда не стоит тех пуль, что следует вогнать в лоб вашим мастерам вранья и распространителям гнусных слухов! — крикнул старейшина клана Коессш.

— Сейчас это уже не имеет значение, отважнейшие! — повысил голос старейшина клана Черный Дым. — Прошу вас прекратить обсуждение причин войны! Перед нами только одна задача: решить — стоит ли вызывать Шролла из Логова или есть иной путь прекратить войну.

Однако не все вняли сему призыву.

Кое-кто решил поговорить о том, чтобы все-таки направить переговорщиков к старейшинам клана Несущие Смерть и Бросившие Вызов.

После часового обсуждения данного предложения от него единодушно решили отказаться.

— Одно меня тревожит, мудрейшие, — принял решение поделиться своими сомнениями старейшина клана Безумных Жнецов, — Шролл на этот раз должен быть сильнее, чем в прошлый, ибо напитал себя разумом и энергией пятнадцатой культуры. А мы не во многом превзошли ее.

— Наши специалисты считают также, — подтвердил старейшина клана Кровавый Ветер. На этот раз, несмотря на противодействие армии объединенных кланов, Шролл сможет дотянуться до всех заселенных нами миров, поскольку в сознании тех, кого он сожрет, найдется в отличие от пятнадцатого вызова достаточно сведений, чтобы найти дорогу к колониям.

— Несомненно, Шролл, объединив в своем мнемоническом анализаторе память поглощенных кобонков, сделает настольно грандиозный шаг в своей эволюции, что обретет беспредельную силу, — старейшина клана Кровавый Ветер вопросительно оглядел собеседников сквозь темные стекла очков. — Не лучше ли, сильнейшие духом старейшины, оставить ему Кобо без сражения, а самим забрать всю боеспособную технику и отступить на территории колоний. Если Шролл не уйдет в Логово, а двинется к нашим космическим базам, то нам будет легче отстоять их, не потеряв при обороне Кобо ни солдата, ни танка? При такой стратегии шансы нашей цивилизации на выживание повышаются.

Пессимизм старейшины Кровавого Ветра не понравился старейшине клана Черный Дым. И он произнес:

— Давайте не забывать, храбрейшие, что цель военной кампании — возвращение Шролла в Логово. Иначе его вызывание теряет смысл. С тем же успехом мы можем просто эвакуироваться с Кобо, взорвав планету, ставшую полем боя.

И снова разгорелся спор. В нем здравый смысл терялся в пафосе речей, а логика выжигалась накалом эмоций.

Однако горячие лучи Кнарра жгли уже вовсю. И терпеть зной старейшинам становилось все труднее и труднее. Непереносимая жара торопила их, подталкивая к тому решению, принять которое, несмотря на всю свою суровую мужественность и бесстрашие, проявленное в боях, они боялись.

— Никто так и не назвал причину, по которой врата Логова не следует открывать, — Мралл Низкий выглядел бесконечно уставшим, словно вел не беседу, а тяжелый бой. — Советую не тратить дальше время на пустопорожние разговоры. Подумаем о будущем. Когда мы уйдем отсюда, наша жизнь снова, как и до высадки на Кобо наших предков, станет кочевой. Давайте помолимся духам великих предков, чтобы избавили нас от судьбы странников, обреченных на вечные скитанья. Кто против так…

Старейшина вынужден был замолчать, поскольку его голос совершенно заглушили загрохотавшие неподалеку разрывы снарядов и ракет. То открыли заградительный огонь зенитные батареи клана Черный Дым.

К старейшинам, почтительно склонив голову, приблизился офицер безопасности. Он сообщил о появлении в опасной близости от Священного кладбища эскадрильи бомбардировщиков, проигнорировавшему объявленное на сегодня перемирие, и попросил всех перейти в подземное укрытие.

Старейшины, покидая Священное кладбище, снимали солнцезащитные очки и, щурясь от яркого света, бросали печальные взгляды на обелиски с барельефами клановных вождей и героев, на невысокие ветвистые деревья с пышными кронами, на бюсты предков на черных мраморных колоннах и выбитые на стелах иероглифы с поминальными изречениями… Ибо понимали, что вряд ли увидят когда-нибудь еще нечто подобное.

Через полчаса в бомбоубежище клана Черный Дым было принято окончательное решение. Оно отозвалось ужасом в сердцах простых кобонков: старейшины решили вызвать Шролла.

Доселе его вызывали пятнадцать раз. И с каждым разом Шролл являлся все более могущественным. В последний, пятнадцатый, раз (3 000 лет назад) его высвобождение из Логова стоило кобонкам очень дорого.

Хронисты разных кланов отразили данное событие по-разному. Однако в главных деталях все описания из кобонкские летописей, касающиеся последствий выхода Шролла на поверхность планеты, между собой сходились.

Вокруг Логова появилась рябь. Это Шролл, еще не выйдя целиком из Логова, начал пожирать воздух, питаясь энергией разрушения его молекул. Такая рябь стремительно распространилась по всей атмосфере, сделав воздух планеты сухим и раскаленным. А ее небосклон окрасилось в ярко-красный цвет.

Вся планета содрогнулось от взрывов. Вздыбилась земля, пылая и извергая дым. Раздался оглушительный грохот и небо закрыли тучи газа, из которых били молнии.

Шролл очистил планету от всех форм жизни. Ни одно живое существо не ползло, не бежало и не скакало по поверхности мертвой планеты, где не осталось ни деревца, ни травинки. И конечно же, Шролл убил всех жителей Кобо. Они не смогли спастись даже в подземных крепостях…

Не одно столетие понадобилось колонистам с обжитых кобонками планет, чтобы восстановить экологию Кобо, возвести там города и возродить промышленность. Но как только это было сделано, на Кобо разразилась очередная всепланетная война.

И настал день шестнадцатого вызова Шролла. Настал самый страшный день в истории кобонкской цивилизации. Никто не знал, чем кончится этот вызов. Но все были уверены: при любом исходе — больше никогда и никем Шролл не будет высвобожден из своего заточения.

«Кобонки ошиблись, Сеня, — раздался знакомый металлический голос в моей голове. — Через 200 000 лет нашлись те, кто сделает это».

5

— Кто сделает?! — воскликнул я, очнувшись от этого сна наяву.

— Ты о чем, Сеня? — полюбопытствовал комбат.

— Так привиделась одна фигня. Про кобонков.

— И чего ты, Сеня, в них нашел? Они ж давно померли.

— Гораздо любопытней то, чего я у них не нашел, — заявил Колобку Семен.

— Гм.

— Я и тут, как и в случае с поселениями, не нашел развития.

Успокоившись после погружения псевдоящера обратно на глубину, по поверхности канала опять засновало всякое зверье, издавая трубные звуки, визг, клекот и протяжные гнусавые вопли.

Семен содрогнулся от вида мерзких тварей, спешно приближающихся к месту, где стояли они с Колобком.

А тот, наоборот, радостно засвистел своим любимцам и замахал им пухлой рукой.

— Развития, говоришь, не нашел, — Колобок достал из вещмешка очередной батон хлеба и начал и его скармливать прожорливым бестиям, ни на секунду не прекращавшим ожесточенно бороться друг с другом.

— Возьмем, к примеру, для сравнения — земную артиллерию, — решил пояснить свою мысль Семен. — Первые огнестрельные орудия землян были поначалу примитивны — заряжающиеся с дульной части железные кованые трубки с глухой казной, где сверлилась дырка для воспламенения заряда горящим фитилем. Пальба велась каменными и железными ядрами. Потом в Европе было освоено литье орудий из из меди и бронзы.

Колобок подсоединился к станционной библиотеке, бегло просмотрел попавшийся первым материал по истории артиллерии и с важным видом проговорил:

— Это всем известно, Сеня. Мы все это еще в училище проходили: цапфы, дельфины… и прочие… как там их…

— А также: винграды, картечь, гранаты и лафеты.

— Угу, гм-кхм.

— Прошло время. И земляне-оружейники начали отливать орудия не из бронзы, а из чугуна. Причем — развитие техники шло последовательно и в соответствии в изменением фронтовых реалий. Например, когда русские артиллеристы во время Семилетней войны в сражении при Пальциге применили метод стрельбы через голову своих войск, то эта техника тут же была подхвачена всеми развитыми державами того времени и потребовала увеличения дальности стрельбы. Изготовители откликнулись…

— А ракеты? — спросил Колобок и тут разразился негодующими криками в адрес одной из барахтающихся внизу зверюги, ухитрившейся попасть в комбата выпущенной из пасти грязной, пахнущей тухлятиной струей воды.

— Чего «ракеты»? — не понял прапорщик.

Капитан бросил на землю буханку и стал обеими ладонями стряхивать с мундира капли вонючей жидкости.

Семен терпеливо ждал конца сей процедуры, стараясь не рассмеяться.

— Ракеты же у нас появились в один век, — объяснил Колобок, поднимая с земли брошенную буханку. — И практически сразу: бац-бац, и оптимальная модификация. Так что, и у кобонков тоже мог быть такой технологический прорыв.

— Из-за своего низкого научно-технического европейцы веками не могли додуматься, что используемые жителями Поднебесной фейерверки можно использовать в качестве снаряда, перемещающегося в пространстве благодаря реактивной тяге.

— Но потом-то додумались!

— А когда додумались, то наложили свою догадку на уже развитые технологии — перегонку нефти и самолетостроение — и науки — баллистику, химию, физику, кибернетику…

— Хорошо. И что в итоге? — Колобок размахнулся, забросил далеко в воду треть буханки и залюбовался вспыхнувшим за нее сражением.

— Я считаю, что кобонки — потомки экипажа военного космического корабля, возможно спасшегося из пекла уничтожившей их родину войны или просто потерпевшие возле Кобо крушение, — заявил прапорщик. — Потому-то у них отсутствует большинство признаков гражданского общества, казарменное устройство социума и наличие военной техники без ее примитивных прототипов. Здесь на орудиях первого культурного слоя уже нет даже прицелов. Сразу: автоматическое наведение орудий с использованием данных летящих по планетарной орбите спутников — корректировщиков огня. Тут и ежику станет ясно, что те, кто основал здешнюю цивилизацию, уже владели образцами вполне навороченной военной техники. И искать тут древностей вроде античных амфор или средневековых двуручных мечей бесполезно.

— Да, — согласился майор. — Все дно Беломора усеяно остатками покоцанной ржавчиной техники. Но там — антиквариатом и не пахнет. Я тут намедни попросил у григорьевских водолазов выудить для меня какие-нибудь древние сувенирчики вроде амулетов-браслетов — так они клянутся, что на дне ничего такого и в помине нет. Мол, подводную лодку мы тебе вытащим в два счета, а вот насчет антиквариата — шиш… Так каков же твой вывод, Поленов?

6

— Выводов у меня, Григорий Ефимович, целых два.

— Давай оба, — подбодрил подчиненного комбат, поймав, вдруг, себя на мысли о том, что уже забыл, о чем я ему только что рассказывал.

— Первый: несмотря на гибель всех своих воинственных обитателей в лице кобонкских кланов, все равно Кобо — смертельно опасная планета.

— А второй?

— В Саркофаг нам соваться пока не стоит. Надо подогнать с метрополии более серьезные силы.

— Может быть, Поленов, может быть… Нам сегодня на оперативке сообщили: в пятнадцати километрах от «Апельсиновки» нашли литиевую бомбу. Что интересно — она принадлежит не последней культуре кобонков, а предыдущей. Не планета, а пороховой погреб. А жили на ней — полные психи.

— Так точно, товарищ капитан. Кобонки воистину были настоящими психами. И думали только о войне, о воинской славе, о чинах и наградах.

— С их точки зрения — ты, Сеня, не алчущий подвигов и воинских наград прапор — тоже псих. Зачем, спрашивается, ты поперся на службу в Космофлот, если не мечтал о карьере, а? — Колобок рассмеялся.

Я не понял, то ли комбат пошутил, то ли разглядел в возне снующих в воде зубастых тварей нечто забавное. На всякий случай я вежливо подхихикнул комбату.

А тот, вдруг, посуровел и тихим проникновенным голосом спросил:

— Слушай, Сеня. А ты когда-нибудь доселе интересовался оружием, археологией и историей?

— Никогда.

— Я тебя не узнаю, Сеня. Раньше тебе такие заморочки были по барабану.

— Я, если честно, и сам себя не узнаю.

— А на кой же хрен тебе все это?

«Хороший вопрос, комбат, — уныло подумал я. — Мне бы тоже хотелось бы знать на него ответ. И на кое-что иное я бы не отказался получить ответы. Увы, майор, нет у меня их. Можешь скормить мое бренное тело своим уродцам, все равно не смогу тебе ничегошеньки толком объяснить, потому что и сам ни фига не знаю».

— И сам не имею ни малейшего понятия. Наверное, скука заела… Я пойду, товарищ капитан?

— Скука?! Постараюсь больше припахивать твою бригаду. Ладно, топай.

— «Служа Отечеству, я не ищу пощады!» — процитировал я любимый (но не признаваемый на официальном уровне) лозунг космофлотцев, поспешил раскланяться с назойливым капитаном и его зубастыми любимцами и побежал ко входу в Клюкву, серьезно опаздывая на свидание и придумывая на бегу форму самого эффектного оправдания перед своей подругой.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник