Ночью перед заходом Луны, в два часа девятнадцать минут Моони произвел вторичное измерение лунного диска, обнаружившее увеличение диаметра приблизительно на одну восьмую-десятую градуса горизонта.
Он несколько раз самым тщательным образом проверил свои измерения и, убедившись в их безошибочности, страшно обрадовался. Если он до последнего момента еще немного сомневался в скорости действия «великого магнита», то теперь уже не оставалось никаких сомнений в идеальной правильности этих вычислений. Диск
Луны увеличивался как раз настолько, насколько это предусматривал расчет Моони.
Еще не прошло и одиннадцати часов с момента начала опыта, а Луна уже значительно приблизилась к земному шару. Правда, это приближение еще не могло быть замечено невооруженным глазом, но телескоп точно и безошибочно подтвердил осуществление надежд молодого астронома.
Убедившись в этом, Моони в волнении принялся ходить взад и вперед по обсерватории, громко разговаривая сам с собой от сильнейшей радости, охватившей все его существо. Потом он от усталости прилег на диван и задумался о том, что осуществление его смелого проекта в этой обсерватории, заброшенной в пески беспредельной пустыни, является великим историческим событием, открывающим совершенно новые перспективы для изучения мирового пространства и установления связи с ближайшими, а быть может, и отдаленными планетами.
Погруженный в эти мысли, Моони незаметно для себя уснул и проснулся лишь после восхода солнца.
Он чувствовал сильную тяжесть в голове и совершенную разбитость во всем теле, но, несмотря на это, сейчас же бросился к магнитометру. Стрелка, указывавшая напряжение магнита, по-прежнему стояла на максимуме. Солнце уже поднялось над горизонтом, и инсоляторы начали работать. Моони с болезненно-тревожным нетерпением ожидал появления Луны. В этот день она всходила в четыре часа тридцать шесть минут пополудни, но уже задолго до этого момента он был у телескопа и, не сводя глаз с горизонта, готовился к новому измерению.
Когда Луна наконец поднялась над горизонтом, Моони убедился, что увеличение ее диска может быть обнаружено даже невооруженным глазом. Как он и рассчитывал, по мере приближения к Земле сила притяжения прогрессивно увеличивалась, и с каждым часом Луна должна была ускорять свое движение по направлению к земному шару.
При встрече с ним Когхилль спросил, иронически улыбаясь:
— Ну, как поживает Луна? Я уже влюблен в нее и с нетерпением жду обещанного вами свидания с ней!
— Имейте терпение, друг мой, — в тон ему ответил Моони. — К вечеру, когда зайдет солнце, вы будете иметь случай убедиться в том, что она с не меньшим нетерпением ожидает этого свидания.
И действительно, к вечеру все обитатели пика Тэбали с величайшим удивлением обнаружили значительное увеличение лунного диска. Теперь Когхилль уже больше не иронизировал над Моони, а, подойдя к нему, пожал ему руку и поздравил с решительной победой.
В три часа утра, незадолго до захода Луны, Моони еще раз произвел измерения лунного диска. Привыкнув к мысли об успешном разрешении стоявшей перед ним задачи, Моони на этот раз спокойнее отнесся к своим наблюдениям и, записав их в дневник, лег спать.
На третьи сутки, поднявшись рано утром на верхнюю галерею, Моони с тревогой обнаружил, что за два дня армия инсургентов успела значительно приблизиться к пику Тэбали и находилась на расстоянии одного пути от него. Теперь уже ясно можно было различить отдельные отряды вооруженных арабов, в стройном порядке раскинувших свой лагерь в Байудской пустыне.
Судя по царившему в лагере порядку, можно было сказать, что арабы еще не успели заметить необычайного увеличения Луны или, если и обратили на него внимание, то увидели в этом благоприятное предзнаменование для себя.
Во всяком случае, на следующий день должна была решиться судьба Моони и всего его предприятия. Если арабы не испугаются огромного диска Луны, то все труды Моони пропали даром в самый момент блестящего осуществления его дела.
Для этого, впрочем, даже не нужно было ждать наступления следующего дня: сегодняшний вечер после захода солнца должен был решить судьбу Моони, и поэтому неудивительно, что он весь день волновался и нервничал, с нетерпением ожидая наступления сумерек.
Около семи часов вечера солнце скрылось за горизонтом, и на небе появился громадный полукруг Луны.
С верхней террасы при мертвенно-призрачном и фантастическом сиянии чудовищной Луны, свет которой почти не уступал дневному, можно было видеть, как арабы в долине в страхе падали на землю, молитвенно простирая руки вперед. До вершины Тэбали доносились звуки тамтама, созывавшие правоверных к молитве, и протяжные завывания имамов, призывавших милосердие аллаха на детей пророка. Всю ночь продолжались эти завывания и заклинания. Утихли они лишь около четырех часов утра, когда Луна скрылась за горизонтом, что арабы, очевидно, приписали результату своих усердных молений и приветствовали торжественными криками.
Таким образом, надежды Моони на устрашение мусульман необычайной переменой в лунном диске не вполне оправдались. Правда, они были смущены и даже, пожалуй, испуганы этим явлением, но, по-видимому, не отказались от наступления на Тэбали.
В величайшем волнении ожидал Моони наступления следующего дня. Почти всю ночь бродил он по своему кабинету, обдумывая, каким способом договориться с инсургентами, убедить их в том, что он не является их врагом, и заставить их отказаться от разрушения обсерватории на пике Тэбали.
Как только взошло солнце, молодой ученый стрелой поднялся на верхнюю галерею, чтобы посмотреть, как ведут себя арабы. К его величайшей и совершенно неожиданной радости, лагерь инсургентов остался на том же месте, где он был вчера: очевидно, арабы не решались двинуться вперед и ожидали наступления вечера, чтобы снова посмотреть на Луну.
В шесть часов сорок пять минут вечера Луна вновь появилась на небе, занимая теперь уже восьмую часть всей окружности горизонта.
Поднявшись высоко над горизонтом, Луна повисла на небе огромным молочно-белым, почти уже полным шаром, на котором довольно ясно обрисовались цепи гор и равнины, усеянные отдельными скалистыми пиками и кратерами; между ними видны были громадные голубоватые пустыни, окаймленные по краям утесами и угрюмыми скалами.
В телескоп поверхность Луны была так же отчетливо видна, как поверхность Земли с воздушного шара, парящего на высоте двух или трех тысяч метров.
Отличительной и характерной чертой лунного пейзажа по сравнению с обычным земным являлось полнейшее отсутствие не только океанов, но и морей, озер и рек. Громадные пустынные пространства только в немногих местах были покрыты какой-то странной темно-бурой растительностью, напоминавшей по цвету осеннюю окраску кленов и каштанов; не было видно не только каких-либо селений, но и вообще незаметно было никаких признаков присутствия живых существ.[18]
В этот вечер все обитатели пика Тэбали почти до самого захода Луны по очереди любовались небывалым зрелищем. А в лагере арабов господствовало невероятное смятение, свидетельствовавшее о паническом ужасе, охватившем их. Они метались как угорелые по всему лагерю, с суеверным страхом взирая на Луну.
Когда же на пятый день в семь часов сорок четыре минуты вечера Луна медленно начала показываться над горизонтом, страх охватил даже и некоторых обитателей пика Тэбали. В этот вечер лунный диск занимал половину видимого горизонта, или, точнее, измерялся дугой в 182°15′22″.
Башня с телескопом лорда Росса (Ирландия, XIX в.).
Теперь этот громадный диск лишь по краям был окаймлен узкой светящейся полосой, образовывавшей серебристо-пепельное сияние на центральной части Луны, закрытой земной тенью. При этом пепельном сиянии уже невооруженным глазом можно было рассмотреть поверхность ближайшего спутника Земли.
В эту ночь в арабском лагере уже не слышно было ни криков, ни молитвенных возгласов и причитаний; даже не видно было нигде ни одного человека: все они
в страхе и ужасе попрятались в своих палатках, не смея выглянуть из них.
Наконец наступил долгожданный, шестой вечер. По вычислениям Моони, нисхождение Луны к Земле должно было продолжаться шесть суток восемь часов двадцать одну минуту сорок шесть секунд. И действительно, к вечеру шестого дня громадный диск совершенно поглотил весь небесный свод.
Наступила беспросветная черная ночь. Только на восточном краю горизонта из мрака вырывалась узкая серебристая полоска.
В лагере инсургентов царило гробовое молчание; даже сторожевые псы замолкли, и их лай ни разу не раздался в ночной тишине. Арабы, очевидно, решили, что Луна, поглощенная мраком, исчезла навсегда, и покорно ждали смерти.
На пике Тэбали тоже было тихо. Моони и Когхилль сохраняли обычное хладнокровие и спокойствие, а разговорчивый доктор Бриэ веселил всех своими добродушными шутками. Виржиль был несколько смущен тем, что небо «подозрительно мрачно», а Тиррель Смис, привыкший к раз навсегда установленному этикету благопристойности и приличий, открыто возмущался по поводу нарушения естественного порядка явлений. Хотя он не показывал виду, что испытывает страх, но уже два дня не рисковал высунуть нос на свежий воздух.
Гертруда Керсэнь совершенно спокойно переносила бы «лунную близость», как сама она выражалась, если бы на эту близость не реагировала слишком болезненно ее маленькая служанка Фатима, горячими слезами оплакивавшая исчезновение Луны.
Около полуночи все обитатели пика Тэбали собрались в круглой зале «Ручей», куда пришел и Моони.
— Сейчас ровно 25 минут двенадцатого, — произнес он. — Через 38 минут и 25 секунд произойдет соприкосновение Луны с нашей Землей.
— Как… А… разве это соприкосновение… со-вер-шится? — дрожащим голосом пробормотал Тиррель Смис.
— Да, дружище. Ведь для этого-то мы и производили всю нашу работу.
— Скажите, Нормер, а это падение Луны на Землю не грозит всем нам катастрофой? — спросил Когхилль.
— Конечно, нет. По моим расчетам, лунные Апеннины коснутся поверхности земного шара в песках Сахары к северо-западу от пика Тэбали. В момент соприкосновения мы, конечно, ощутим резкий толчок, но он будет не особенно сильным. Должен вам сказать, что сила падения Луны на Землю в значительной мере уже ослаблена, так как я в последние три дня постепенно уменьшал силу нашего магнита, переводя ее к точке нуля; теперь Луна мчится к нам уже исключительно в силу инерции.
— Но, может быть, вы ошиблись в своих расчетах? — продолжал беспокоиться Когхилль. — Что будет с нами, если соприкосновение двух планет произойдет в ближайшей к нам местности или даже на самом пике Тэбали?
— В таком случае Луна искрошит нас в порошок и не оставит даже воспоминания ни о пике Тэбали, ни о нас! — с улыбкой ответил Моони. — Но вы можете не беспокоиться, друзья! Вычисления мои абсолютно безошибочны, а кроме того, для вашего спокойствия я, как видите, опускаю вниз на пять делений ручку Б, которая дает электрическому току обратное движение, в свою очередь, вызывающее обратное действие нашего великого магнита. Благодаря этому дальнейшее падение Луны на Землю замедляется и окончательное соприкосновение обеих планет почти совсем не будет ощутимо.
Уже в 1693 году Галилей заметил, что при сравнении наблюдений затмений по античным и арабским источникам с современными период обращения Луны, а следовательно, также и ее орбита оказались уменьшающимися… А что, если при непрерывном и беспрепятственном уменьшении лунной орбиты Луна наконец упадет на Землю? В 1770 году Парижская академия предложила премию за исследование о том, может ли теория гравитации объяснить такое явление.
С этими словами Моони отошел от мраморной доски с ручками и, взглянув на хронометр, сообщил:
— Сейчас без двух минут двенадцать. Осталось ждать еще минут шесть.
— Скажите, Норбер, — снова спросил Когхилль, — что произойдет, если ручку Б повернуть до максимума, то есть до 320-го деления?
— Тогда обратное действие магнита заставит Луну удалиться от Земли до пределов ее нормальной орбиты.
Не успел он договорить последнее слово, как Тиррель Смис со всех ног бросился к мраморной дощечке. Прежде чем кто-либо успел догадаться о его намерении, он схватил ручку Б и быстро опустил ее вниз.
Моони с криком отчаяния подбежал к Смису, чтобы вовремя остановить его, но было уже поздно…
Электричество сразу погасло, и зал погрузился в полный мрак. Через мгновение раздались глухие подземные удары, пол под ногами заколебался, точно происходило землетрясение… За этими ударами последовал страшный взрыв и оглушительный грохот, похожий на канонаду из тысячи орудий…
Все это произошло в течение нескольких секунд. Моони успел только крикнуть: «Гертруда», но голос его потонул в адском грохоте, и он упал, потеряв сознание…
— Мы на Луне, — сказал Моони.
— На Луне?] — воскликнули все в один голос. — Не может быть!
— Несомненно. Мы находимся на Луне, и объясняется это очень просто: внезапное усиление обратного действия магнита в тот момент, когда Луна должна была коснуться Земли, вызвало взрыв скрытых вулканических сил. Благодаря сильному подземному толчку, подбросившему нас на воздух, мы попали в сферу притяжения Луны… Это мое предположение, и я пока еще не убедился в его безусловной правильности, но, во всяком случае, оно является наиболее вероятным объяснением пережитой нами катастрофы.
— Вы вполне убеждены в том, что мы находимся на Луне? — все еще не доверяя объяснениям Моони, спросила Гертруда.
— Безусловно. Выйдя на верхнюю галерею, я убедился в том, что здешняя атмосфера, если только она существует, совершенно непригодна для дыхания, и поэтому поторопился законопатить все окна и двери.
— Ну и великолепно! — невозмутимо произнес доктор Бриэ. — Ведь вы стремились во что бы то ни стало попасть на Луну, и я не вижу ничего ужасного в том, что ваши надежды таким блестящим образом осуществились.
— Блестящим образом! Ничего ужасного! — передразнил его Когхилль.
— А я не вижу ровно ничего утешительного и веселого в том, что мы очутились на дьявольском расстоянии от Земли, да еще без воздуха. Когда я вспоминаю, — добавил он, гневно взглянув на Тирреля Смиса, — что за все это мы должны благодарить моего безграничного дурака, то я прихожу в бешенство и готов разорвать его.
Злополучный камердинер и так уже был в полном отчаянии от одного сознания, что он находится на Луне. Когда же он узнал, что причиной катастрофы явился его необдуманный поступок, бедняга принужден был согласиться с аттестацией Когхилля и, многозначительно ударяя себя ладонью по голове, сосредоточенно повторил несколько раз подряд:
— Дурак!.. Совсем дурак!.. Несомненно дурак…
Обращаясь к прошедшим эпохам, мы найдем, что по мере нашего удаления в глубь времен и сутки и месяц укорачиваются, но сутки меняются быстрее, чем месяц. Земля могла совершать большее число оборотов в течение месяца, чем теперь, хотя месяц сам по себе был короче, чем наш современный, так мы возвращаемся к той эпохе, когда месяц заключал в себе 29 вращений Земли вокруг ее же оси вместо 271/3 современных.
Эта эпоха является своего рода критической в истории системы Земля — Луна, так как можно показать, что месяц не заключал в себе никогда более 29 суток. И раньше той эпохи в месяце было меньше 29 суток, и после той эпохи тоже. Хотя эта эпоха в истории Земли весьма удалена от нас, но в общей последовательности всех изменений она должна рассматриваться как сравнительно недавняя.
В известном смысле, таким образом, мы можем говорить, что лишь недавно пережили срединную стадию нашей истории.
Затем, прослеживая последовательность изменения от той эпохи, которая характеризуется наибольшим числом суток в месяце, мы увидим, что Земля вращается все быстрее и быстрее, что Луна подходит все ближе и ближе к Земле и обращается вокруг нее в промежутки все более и более короткие. Но тут наступает резкая перемена: месяц сокращается быстрее, чем сутки. Поэтому Луна снова, так сказать, нагоняет Землю, которая не может вращаться с таким же числом оборотов в месяц, как прежде. Другими словами, число суток в месяце уменьшается от своего максимального значения (29) и окончательно сводится к одним суткам. Когда это было так, Земля и Луна вращались с одной и той же самой скоростью, и Луна всегда была против одной и той же стороны поверхности Земли; поскольку это касается взаимного движения, Луна и Земля как бы соединялись твердым стержнем.
Итак, мы пришли к тому заключению, которое мы предвидели и для далекого будущего; но оба случая глубоко различны: в будущем период совместного обращения будет заключать 55 наших суток, а в давно прошедшие времена оба небесных тела вращались одно около другого в период, равный от 3 до 5 наших часов. Спутник, обращающийся вокруг Земли в такой короткий промежуток времени, должен почти касаться земной поверхности. Таким образом, мы проследили состояние системы до той эпохи, когда Земля и Луна почти соприкасались и вращались как одно тело.
Тихо Браге и его квадрант.