Лунариум

Айзек Азимов — Сами боги[28]

Ослепительно улыбаясь, Селена Линдстром подошла к вновь прибывшим легкой танцующей походкой, в которой туристы, оправившись от первого удивления, вскоре начинали ощущать своеобразную грацию.

— Пора завтракать, — весело объявила она. — Пища лунная, леди и джентльмены, на вкус может показаться несколько странной, но очень питательна… Сюда, сэр. Сожалею, но выбирать можно только напитки, остальное меню одинаково для всех… Нет, нет, запах и вкус приданы искусственно, но все вполне съедобно.

После чего с едва различимым вздохом и с еще менее заметной гримаской, рябью всколыхнувшей приветливое выражение лица, она заняла свое место за столиком.

Какой-то турист плюхнулся в кресло напротив.

— Не возражаете? — спросил он.

Она окинула его взглядом, быстрым, оценивающим, — она обладала способностью мгновенно оценивать людей. Этот, по-видимому, вполне безобиден. Она пробормотала:

— Пожалуйста. Но разве у вас нет знакомых в группе?

Он отрицательно мотнул головой.

— Нет. Я здесь один. Но даже если бы и были, земляшки мало привлекают меня.

Она еще раз внимательно оглядела его. Ему за пятьдесят, усталый вид, лишь глаза, блестящие, проницательные, опровергают первое впечатление.

В нем безошибочно угадывался землянин, придавленный бременем земной гравитации. Она сказала:

— «Земляшки» — выражение из лексикона селенитов, и оно не из самых пристойных.

— Я с Земли, — возразил он, — в моих устах оно не оскорбительно, я полагаю. Если вы, конечно, не возражаете.

Она передернула плечами, как бы говоря: «Воля ваша».

У нее были глаза с косым разрезом (что характерно для лунных женщин), волосы цвета меда и прямой нос. Она, безусловно, была привлекательна, хотя классической красавицей ее никак нельзя было назвать.

Землянин разглядывал визитную карточку, приколотую к блузе. Она пришла к выводу, что он разглядывал визитную карточку, а не саму грудь, несмотря на полупрозрачный материал блузки.

Он сказал:

— У вас тут много Селен?

— О да, сотни, наверно. А также Цинтий, Диан и Артемид. Скучное имя. Половину Селен, которых я знаю, зовут Ленами, другую…

— К какой принадлежите вы?

— Ни к какой. Я Селена, все три слога вместе: Се-ле-на, — проскандировала она, сделав ударение на первом слоге, — для тех, кому я разрешаю называть себя по имени, конечно.

С лица землянина не сходила легкая улыбка.

— А есть такие, которые делают это без разрешения?

— Им это удается только один раз, — решительно объявила она.

— И все же некоторые пытаются?

— Дураки есть повсюду.

Официантка подошла к их столу и начала расставлять тарелки быстрыми, ловкими движениями. Землянин следил за ней с нескрываемым восхищением.

— Тарелки у вас в руках просто порхают, — cказал он ей.

Официантка улыбнулась и перешла к следующему столику.

Селена сказала:

— Не пытайтесь подражать ей. Она привыкла к нашей гравитации, поэтому ей это удается.

— А если я попробую, у меня все вывалится из рук?

— Сами измажетесь как поросенок и все кругом перемажете, — сказала она.

— Тогда я и пытаться не стану.

— Не волнуйтесь, рано или поздно кто-нибудь это сделает за вас: уронит тарелку, она заскользит вниз, он захочет схватить ее, промахнется и — тут я готова держать пари — непременно выпрыгнет из кресла и растянется на полу. Сколько ни предупреждают — бесполезно, только запугаешь человека вконец. Все остальные будут смеяться, конечно, — я имею в виду туристов, официанткам же не до смеха — они этих сцен насмотрелись досыта, к тому же грязь убирать приходится им.

Землянин с осторожностью поднял вилку.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Даже простейшие движения здесь даются с трудом.

— Ну, все дело в привычке. Люди быстро осваиваются. Во всяком случае, с такими простыми вещами, как еда. Вот с ходьбой дело сложнее. Я еще ни разу не видела землянина, которому удалось бы овладеть искусством бега. Бега в подлинном смысле этого слова.

Некоторое время они ели молча. Затем он сказал:

— Что означает буква Л? — Он снова разглядывал ее визитную карточку, на которой значилось: «Селена Линдстром Л».

— Просто «Луна», — бросила она небрежно, — чтобы не спутать меня c иммигрантами. Я родилась здесь.

— Правда?

— В этом нет ничего удивительного. Вот уже более пятидесяти лет люди осваивают Луну. Неужели вы полагаете, что за это время у них не рождались дети? На Луне есть такие старожилы, у которых имеются внуки.

— Сколько лет вам?

— Тридцать два, — сказала она.

Он удивленно посмотрел на нее, затем пробормотал:

— Да, да, понимаю.

Брови Селены поползли вверх.

— Вам кажется, что понимаете. Большинству землян приходится объяснять.

Землянин сказал:

— Я знаю достаточно, чтобы понимать, что большинство видимых признаков старения — результат бесспорной победы силы притяжения над тканями тела: обвислые щеки, опустившаяся грудь. Поэтому нет ничего удивительного, что люди у вас так молодо выглядят.

Селена сказала:

— Они только выглядят молодыми. Это не значит, что мы бессмертны. Продолжительность жизни на Луне приблизительно такая же, как и у вас, только наша старость гораздо приятнее вашей.

— Да, такие вещи нельзя сбрасывать со счетов. Однако вам, наверно, приходится чем-то расплачиваться за это. — Он сделал первый глоток кофе. — Пить вот эту… — Он остановился, подыскивая соответствующее слово.

— Мы могли бы импортировать пищу и напитки с Земли, — сказала она, усмехаясь, — но они удовлетворили бы лишь крохотную долю населения в течение крохотного периода времени. Какой в этом смысл, не лучше ли использовать космос для транспортировки более необходимых предметов? К тому же мы привыкли к этой дряни — или вы собирались произнести словечко покрепче?

— Не по поводу кофе, — сказал он. — Я его сохраню для характеристики остальной пищи. В данном случае «дрянь» в самый раз… Но скажите, мисс Линдстром… В туристской программе я не встретил никакого упоминания о протонном синхротроне.

— Протонном синхротроне? — Она заканчивала завтрак, и ее взгляд скользил по залу: казалось, она выбирает удобный момент, чтобы поднять всех на ноги. — Он является собственностью Земли и закрыт для туристов.

— Вы хотите сказать, что он закрыт для селенитов?

— О нет. Ничего похожего. Большая часть обслуживающего персонала селениты. Просто правила устанавливаются руководством с Земли. А оно требует: никаких туристов.

— Мне бы хотелось взглянуть на него, — сказал он.

Она сказала:

— Я в этом не сомневаюсь… Вы принесли мне удачу: на полу — ни единого кусочка пищи, ни одного растяпы-туриста.

Она поднялась и объявила:

— Леди и джентльмены, мы отбываем минут через десять. Прошу вас, не сдвигайте тарелки. Для тех, кто пожелает привести себя в порядок, имеются комнаты отдыха. Затем мы посетим с вами пищевые комбинаты, где изготавливается пища, которую вы только что пробовали.

— Хелло! — весело произнесла Селена.

Землянин обернулся. Он почти мгновенно узнал ее.

— Селена! Я ведь не ошибся — Се-ле-на?

— Правильно! Произнесено без единой ошибки. Вам нравится у нас?

Землянин ответил совершенно серьезно:

— Очень. Ощущаешь все своеобразие нашего столетия. Еще недавно я находился на Земле, уставший от окружающего меня мира, от самого себя. И вдруг я подумал: «Столетие тому назад единственным способом покинуть мир было умереть, сейчас же ты можешь полететь на Луну».

В улыбке его не было веселья.

— А теперь, когда вы на Луне, вы чувствуете себя счастливее?

— Немножко. — Он огляделся: — А где же ваша толпа туристов? Разве вам не нужно присматривать за ними?

— Не сегодня. Сегодня у меня выходной день. Кто знает, может быть, мне хочется отдохнуть денек-другой — моя работа такая нудная!

— В таком случае я очень сожалею, что в свой свободный день вы натолкнулись на туриста.

— Я не натолкнулась на вас. Я вас искала. И довольно долго. Вам не следует бродить одному.

Землянин поглядел на нее с большим интересом.

— Зачем я вам понадобился? Вам нравятся земляне?

— Нет, — ответила она с обескураживающей откровенностью. — Они мне осточертели.

— Однако вы разыскивали меня, хотя нет такой силы на Земле, простите — на Луне, которая заставила бы меня поверить, что я юн и неотразим. Зачем же вы разыскивали меня?

— Затем, что существуют интересы другого рода, а также потому, что вы интересуете Бэррона.

— А кто такой Бэррон? Ваш друг? Или начальник?

Селена рассмеялась.

— Бэррон Невилл. Он больше, чем начальник, и гораздо больше, чем друг. Итак, каковы ваши планы на сегодня? Что мы будем делать?

Они двигались по коридору, вырубленному в молочно-белой скале. Повсюду в сверкающей поверхности стен тусклыми пятнами обозначались вкрапления «лунных бриллиантов» — протяни руку и бери. У нее на ногах, были сандалии, которыми она едва касалась пола. У него — бутсы на толстой подошве, тянувшие его вниз свинцовой тяжестью — иначе каждый его шаг превратился бы в пытку.

Движение по коридору было односторонним. Изредка их обгоняла, скользя, электротележка и почти бесшумно исчезала вдали.

Землянин сказал:

— Каковы мои планы? Планы обширны.

— Вы физик?

— Почему вы спрашиваете об этом?

— Просто чтобы услышать, что вы скажете. Я знаю, что вы физик.

— Откуда?

— Никто, кроме физика, не станет, только вступив на Луну, расспрашивать о протонном синхротроне.

— Вы поэтому меня разыскивали? Потому, что я похож на физика?

— Потому, что этого захотел Бэррон. Потому, что он физик. И потому, что вы показались мне несколько необычным для землянина.

— В каком смысле?

— Если вы ждете от меня комплиментов, я должна вас разочаровать. Просто у меня сложилось впечатление, что вам не нравятся земляне.

— Вы в этом уверены?

— Я наблюдала за вами, когда вы смотрели на других членов вашей группы. Я как-то сразу угадываю вещи такого рода. К тому же, если землянин мечтает остаться на Луне, значит, он не очень жалует землян. Итак, что бы вы хотели осмотреть?

— Ответ на этот вопрос прост. Я хочу видеть протонный синхротрон.

— Только не это. Может быть, потом, когда вы поговорите с Бэрроном.

— Кроме синхротрона, меня мало что интересует у вас. Радиотелескоп находится на другой стороне, насколько мне известно, да и вряд ли я увижу там что-либо новое… Признавайтесь, что у вас не показывают обыкновенному туристу?

— Многое. Водорослевые фермы, например, а не те антисептические производственные цехи, которые мы видели, но сами фермы. Впрочем, запах там довольно крепкий, и я не думаю, чтобы землянину он показался аппетитным. У землян и без того немало неприятностей с нашей пищей.

— Вас это удивляет? Вы когда-нибудь пробовали земную пищу?

— По-настоящему нет. Хотя мне бы она, вероятно, не понравилась. Все дело в привычке.

— Вы, пожалуй, правы, — вздохнул землянин.

— Мы могли бы осмотреть окраины, места, где в толщах скалы прорубаются новые коридоры, но для этого пришлось бы надеть защитные костюмы. Есть еще фабрики…

— Выбирайте, Селена.

— С удовольствием, если вы честно ответите на один вопрос.

— Не могу обещать, пока не услышу.

— Я сказала, что на Луне остаются те земляне, которым не по душе остальные земляне. Вы меня не поправили. Означает ли это, что вы намерены остаться на Луне?

Землянин уставился на кончики своих нелепых ботинок. Он сказал:

— Селена, мне с трудом удалось достать визу на Луну. Они заявили, что я слишком стар для подобного путешествия и что, если я задержусь здесь подольше, я просто не смогу вернуться назад. Тогда я заявил, что собираюсь навсегда остаться на Луне.

— Вы лгали?

— В то время я еще не был уверен. Сейчас мне кажется, что я останусь.

— При этих условиях, мне думается, они должны были сделать все, чтобы помешать вам.

— Почему?

— Ваши правители не любят выпускать физиков на постоянное жительство на Луну.

Губы землянина скривились.

— В этом отношении у меня не было никаких затруднений.

— Ну что ж, если вы намерены стать одним из нас, я полагаю, вам следует посетить гимнастический зал. Земляшки проявляют к нему порядочное любопытство, которое мы, как правило, не поощряем, хотя в принципе такие посещения не запрещены. Иммигранты другое дело.

— Почему вы не поощряете?

— Прежде всего потому, что мы занимаемся спортом полностью или наполовину нагие. Я не вижу в этом ничего плохого, — в ее голосе звучали нотки обиды, как будто бы она устала без конца повторять одни и те же слова защиты. — Температура воздуха всегда одинакова. Все кругом стерильно. Мы начинаем ощущать неловкость от своей наготы только тогда, когда среди нас появляются земляне. Некоторых нагота шокирует, других возбуждает. Некоторые испытывают и то и другое. Ну и пусть. Мы не собираемся ради них менять свои привычки и напяливать на себя гимнастические костюмы. Мы просто предпочитаем держать землян подальше от спортзалов.

— А как же иммигранты?

— Привыкают постепенно. В конце концов, они приходят к тому, что сами отказываются от одежды. Спортзал им нужнее даже, чем рожденным на Луне.

— А нам тоже придется раздеться? — Он смотрел на нее с насмешливым любопытством.

— В качестве зрителей? Нет. Мы могли бы, но не будем. Вам еще рано: вы бы очень неловко себя чувствовали без одежды.

— А никто не будет возражать — я хочу сказать, возражать против моего пребывания там?

— Со мной нет.

— В таком случае я согласен. Нам далеко идти?

— А мы уже пришли.

— Ага, значит, вы заранее знали, что приведете меня сюда?

— Я подумала, что вам будет интересно.

— Почему?

Селена неожиданно улыбнулась.

— Просто мне так показалось.

Землянин с сомнением покачал головой.

— Я прихожу к выводу, что вам никогда ничего не кажется просто так. Разрешите мне сделать одно предложение: если я собираюсь остаться на Луне, мне нужна будет гимнастика, чтобы сохранить в форме свои мускулы, кости, а возможно, и внутренние органы — ведь так?

— Так. Мы тоже много упражняемся, но иммигрантам с Земли это особенно необходимо. Настанет время, когда ежедневное посещение спортзала станет для вас хоть и нудным, но привычным ритуалом.

Она открыла дверь; у землянина широко раскрылись глаза от удивления:

Господи, я впервые вижу у вас место, напоминающее Землю.

— В каком смысле?

— Такое большое помещение. Я не предполагал, что на Луне могут быть просторные комнаты. Настоящий земной оазис: столы, машинки, женщины-служащие.

— Женщины с обнаженной грудью, — заметила Селена без тени улыбки.

— Да, это уже не по-земному, должен признаться.

— У нас также имеются коммуникационные шахты и лифт для земляшек, который переносит их на нужный уровень… Но погодите.

Она подошла к одной из женщин, сидевших за столом, и, пока землянин осматривался кругом с добродушным любопытством, обменялась с ней несколькими фразами.

Селена возвратилась и улыбнулась ему.

— Возражений нет. И нам, кажется, повезло — сейчас состоится матч — массовая борьба. Я знаю команды — они довольно сильные.

— Знаете, меня радует, что, несмотря на спартанский образ жизни на Луне, вы позволяете себе роскошь — тратить столько полезной площади на легкомысленные затеи.

— Легкомысленные затеи? — оскорбленно повторила Селена. — С чего это вы взяли?

— Борьба? Спортивные игры?

— Вам они кажутся легкомысленными? На Земле вы проделываете это ради спортивного интереса: десять человек дерутся, десять тысяч наблюдают. На Луне все несколько иначе. То, что для вас развлечение, для нас необходимость… Сюда, пожалуйста, мы воспользуемся лифтом, придется немного подождать.

— Я не хотел рассердить вас.

— Я не сержусь, но вам не следует делать поспешных выводов. Вы, земляне, приспособлялись к земной гравитации в течение трех миллионов лет — с момента, когда жизнь выползла на сушу. Даже если вы и не занимаетесь спортом, вам это сходит с рук. У нас же совсем не было времени для адаптации к лунным условиям.

— Однако внешне вы уже отличаетесь от нас.

— Ну если вы родились и воспитывались на Луне, естественно, что ваш костяк и мышцы будут менее массивны. Но это поверхностные отличия. Нет такой функции организма — будь то пищеварение, гормональная деятельность или любой другой процесс обмена веществ, — которая бы не страдала от новых условий гравитации и не требовала для своего восстановления целого комплекса упражнений. И если мы облекаем их в форму игр и развлечений, то вовсе не из легкомыслия… А вот и лифт.

Землянин, охваченный мгновенной паникой, подался было назад, но Селена раздраженно бросила:

— Сейчас вы скажете, что это не лифт, а плетеная корзина для белья. Еще не было ни одного землянина, который удержался бы от подобного замечания. Но с нашей гравитацией нам другого не нужно.

Лифт медленно скользил вниз. Они были единственными пассажирами в нем.

Землянин заметил:

— Лифтом, кажется, не очень часто пользуются.

Улыбка вновь появилась на лице Селены.

— Вы правы. Спусковая шахта пользуется большей популярностью и доставляет больше удовольствия… Приехали. Нам нужно было спуститься всего лишь на два уровня… Спусковая шахта — это вертикальная труба со скобами на внутренней поверхности. Вы ныряете вниз — и все. Землянам пользоваться ею не рекомендуется.

— Слишком рискованно?

— Спуск сам по себе — нет. Можно ведь спускаться по скобам, как по лестнице. Однако местная молодежь привыкла лететь вниз сломя голову, а земляшки не очень-то расторопны, и в этих случаях столкновения неизбежны. Впрочем, постепенно вы научитесь пользоваться такими шахтами. Та, что мы видим перед собой, больше другой по размерам и предназначена для самых отчаянных прыгунов.

Она провела его на опоясавший шахту балкон, где стояли, болтая между собою, несколько человек. Все они были в той или иной степени обнажены. Почти у всех на ногах были сандалии, у большинства через плечо висело полотенце. Некоторые были в плавках. Кто-то перегнулся через перила, один насыщался зеленоватой массой, выковыривая ее ложкой из банки. Проходя мимо него, землянин поморщился. Он пробормотал:

— Вас тут, на Луне, должно быть, беспокоит проблема зубов.

— Да, — согласилась Селена. — Была бы наша воля, мы бы вовсе от них отказались.

— Беззубый рот?

— Ну, не полностью. Мы сохранили бы резцы и клыки — из соображений косметических и отчасти практических — ведь их легко чистить. Но к чему нам бесполезные коренные зубы? Они просто рудимент нашего земного оснащения.

— И вам удалось добиться каких-нибудь успехов в этом направлении?

— Нет, — сухо сказала она. — Генетическое программирование запрещено Землей.

Она оперлась о перила и указала вниз.

— Это называется Лунный стадион.

Землянин проследил за ее рукой. Под ними глубоко вниз уходил цилиндрический колодец с гладкими розовыми стенами, от которых под прямым углом отходили металлические брусья, образуя причудливую и на первый взгляд совершенно беспорядочную конфигурацию. То тут, то там цилиндр был перерезан перекладиной по диаметру, кое-где отсекался какой-нибудь его сектор. Глубина колодца достигала четырехсот-пятисот метров, ширина не превышала пятидесяти.

Казалось, никто не обращал особого внимания на землянина с его спутницей. Некоторые, правда, бросали на них безразличный взгляд, как бы мгновенно охватывающий облаченную в одежду фигуру незнакомца и выражение его лица, но тут же отводили глаза в сторону. Другие небрежным жестом приветствовали Селену — и тоже отворачивались. Все отворачивались, и это показное равнодушие было выразительнее самого откровенного любопытства.

Землянин заглянул в колодец. На дне он увидел несколько хрупких фигурок, казавшихся укороченными оттого, что их рассматривали сверху. На каждой фигурке были надеты какие-то лоскутки — красные на одних, синие на других.

«Две команды», — решил он.

Все участники матча были в сандалиях и перчатках и носили предохранительные повязки вокруг локтей и коленей. У некоторых он заметил такие повязки вокруг бедер или груди.

— О, — пробормотал он, — женщины и мужчины.

Селена сказала:

— Правильно. Оба пола состязаются на равных.

Землянин заметил:

— Я, кажется, читал об этом.

— Возможно, — равнодушно согласилась Селена. — К вам поступает очень мало сведений о нас. Мы-то не возражаем, но земные правители предпочитают сводить информацию о Луне до минимума.

— Почему же, Селена?

— Это вы должны мне сказать, вы — землянин. У нас на Луне думают, что мы смущаем землян или, во всяком случае, правителей Земли.

Вдруг послышалась дробь барабана, и две фигуры стали быстро подниматься вверх со дна цилиндра. Вначале они карабкались, цепляясь за скобы, но постепенно скорость восхождения увеличилась, и где-то посредине пути они уже мчались вверх, отталкиваясь от каждой скобы гулкими шлепками, ритм которых слился с ритмом барабанной дроби.

— На Земле это не сделаешь с такой грацией, — с восхищением воскликнул землянин, — да и вообще так не сделаешь, — поправился он.

— Дело тут не только в низкой гравитации, — сказала Селена. — Можете сами попробовать, если не верите. Тут нужны бесконечные тренировки.

Состязующиеся перешагнули через перила и стали на помост, вытянув руки по швам. Затем, одновременно перекувырнувшись, начали падение.

— Оказывается, когда им захочется, они могут двигаться довольно быстро, — заметил землянин.

— Гм, — возразила Селена сквозь шум аплодисментов, — я полагаю, что, когда земляне — я имею в виду настоящих землян, которые ни разу не побывали на Луне, — пытаются представить себе движение на Луне, они думают о скафандрах и лунной поверхности. Такое движение, безусловно, замедленно. Масса человека в скафандре огромна, и при малой гравитации преодолеть такую огромную инерцию — дело нелегкое.

— Вы правы, — сказал землянин. — Я видел научные киножурналы классического детского репертуара о первых космонавтах — их движения напоминают движения аквалангистов под водой. Эти картинки запечатлеваются в мозгу навсегда, их ничем потом оттуда не вытеснишь.

— Вы не поверите, с какой скоростью мы сейчас передвигаемся по поверхности, даже в скафандрах, — сказала Селена. — А здесь, в недрах Луны, без скафандров наши движения ничуть не медленнее ваших на Земле. Слабый толчок, обусловленный малой гравитацией, компенсируется умелым владением своим телом.

— Однако вам знаком и замедленный ритм движений!

Землянин следил за акробатами. Если раньше их подъем совершался со всевозрастающей скоростью, падение они сознательно замедляли, плавно скользя вниз, прикасаясь руками к скобам, чтобы задержать падение. Они достигли дна, и двое других начали подъем. Затем еще двое. Пара за парой — от каждой команды по одному человеку — соревновались в виртуозности участники матча.

Каждая пара отделялась ото дна одновременно. И с каждой новой парой усложнялся характер подъема и падения. Вдруг двое, одновременно оттолкнувшись ото дна, описали плоскую параболу и, разделившись, по кривой устремились вверх, каждый касаясь скобы, только что оставленной напарником. Траектории их полета пересекались где-то в центре, они скользили, не задевая друг друга, чем заслужили взрыв аплодисментов.

Землянин сказал:

— Подозреваю, у меня нет достаточного опыта, чтобы оценить искусство соревнующихся. Они что, все урожденные селениты?

— Да, хотя стадион открыт для всех граждан Луны и иммигранты иногда показывают неплохие результаты, для виртуозности подобного рода требуются люди, родившиеся и воспитанные в наших условиях. Они тренируются с самого детства. Большинству из сегодняшних исполнителей нет еще восемнадцати.

— Наверно, это опасно.

— Переломы костей — явление нередкое. Я не слышала ни об одном смертельном исходе, но один случай перелома позвоночника и паралича имел место. Ужасный случай, я присутствовала при этом… О, погодите, нам, кажется, покажут свободную программу.

— Как вы сказали?

— То, что мы видели до сих пор, это обязательные упражнения — подъем и падение по заданному рисунку.

Барабанное стаккато стало мягче — один из исполнителей встал с места и вдруг подпрыгнул в воздух. Он ухватился за перекладину одной рукой, описал вертикальный круг и опустился на дно.

Землянин не мог оторвать глаз от гимнаста. Он сказал:

— Поразительно! Он кувыркается на этих брусьях не хуже гиббона.

— Кого? — спросила Селена.

— Гиббона. Вид человекообразной обезьяны. В сущности, единственное человекообразное, живущее на свободе. Они…

Он заметил выражение лица Селены и поспешил добавить:

— Я не имел в виду ничего оскорбительного, они такие грациозные существа.

Селена оказала нахмурясь:

— Я видела фотографии обезьян.

— Но вы не видели, как двигаются гиббоны. Конечно, земляне могут назвать селенитов «гиббонами» в том же смысле, в каком вы называете их земляшками. Но я-то имел совсем другое в виду.

Он положил оба локтя на перила и внимательно следил за движениями спортсменов. Казалось, они танцуют в воздухе. Он сказал:

— Как вы тут, на Луне, относитесь к иммигрантам, Селена? Я хочу сказать — к тем, кто намерен остаться здесь навсегда. Ведь у них нет способностей врожденного селенита.

— Это не имеет значения. Имми — полноправные граждане. У нас нет дискриминации. Мы равны перед законом.

— Как прикажете понимать — перед законом?

— Вы сами все сказали. Есть вещи, которые им недоступны. Разница существует. У них другие медицинские проблемы, их анамнез, как правило, хуже нашего. Если они попадают к нам в среднем возрасте, они выглядят… старыми.

Землянин смущенно отвернулся.

— А могут они вступить в брак — я хочу сказать, иммигранты с селенитами?

— Вы имеете в виду смешанные браки?

— Да, я имел в виду именно это.

— Конечно. Мы никогда не отрицали возможного наличия полезных генов у иммигрантов. Господи, мой отец был имми, хотя со стороны матери я селенитка второго поколения.

— Ваш отец, по-видимому, прибыл на Луну, когда он был еще совсем… О черт, — он судорожно вцепился в перила, но тут же вздохнул с облегчением. — Мне показалось, он вот-вот сорвется.

— Ни в коем случае, — объявила Селена. — Это ведь Марко Фор; он любит держать публику в напряжении. Хотя такие фокусы… Настоящий чемпион на это не пойдет. Моему отцу было двадцать два, когда он сюда приехал.

— Да, самая лучшая пора. Достаточно молод, чтобы адаптироваться, никаких эмоциональных осложнений на Земле…

Селена, казалось, вся ушла в наблюдение за акробатами.

— Это опять Марко Фор. Когда он не пытается работать на публику, он по-настоящему хорош, а его сестра мало в чем уступает ему. Их номер — настоящая поэма движения. Поглядите на них — вот они вертятся вокруг стального бруса, их тела как будто слились воедино.

— Сейчас все акробаты находились наверху, под самой галереей, образовав большой круг: красные — слева; голубые — справа. У перил собрались зрители — они громко аплодировали, подняв руки над головой.

— Вам следовало бы позаботиться о сидячих местах, — сказал землянин.

— Ни в коем случае. Это не представление, а тренировка. Мы не любим, когда собирается толпа зрителей: их должно быть не больше, чем способно разместиться вокруг перил. Нам, селенитам, место внизу, а не здесь, наверху.

— Вы хотите сказать, что умеете делать то же самое, Селена?

— В какой-то мере. Все селениты умеют. У меня, конечно, не все так хорошо получается. Я не состою ни в одной команде. Ага, сейчас начинается общая борьба. Это по-настоящему опасно. Вся десятка выходит в воздух, и каждая сторона будет стараться сбросить вниз другую.

— Всерьез?

— И еще как.

— А несчастные случаи бывают?

— Иногда. И такие упражнения не поощряются у нас. Их действительно можно назвать легкомысленной затеей: не такое многочисленное население на Луне, чтобы позволить себе заниматься членовредительством без особых для этого оснований. И все же борьба весьма популярна на Луне. Мы не можем набрать достаточно голосов, чтобы запретить ее официально.

— За что голосуете вы, Селена?

Она покраснела.

— Это неважно. Лучше смотрите.

Барабанная дробь превратилась в раскаты грома — в огромном колодце заметались фигурки, они пронеслись к центру со скоростью стрелы и переплелись там в причудливый клубок. Когда он распался, каждый крепко держался за свою скобу. Наступила минута напряженного ожидания — и кто-то опять двинулся вперед.

За ним последовал другой, третий — в воздухе вновь замелькали тела. Это повторялось раз за разом.

Селена сказала:

— Подсчет очков довольно запутан: каждый бросок дает одно очко, столько же каждое соприкосновение к скобе, промазал — два очка команде противника. Минус десять баллов за приземление. И кроме того, куча всяких пенальти за различные нарушения и грубости.

— Кто судит?

— Судейская коллегия, которая выносит предварительное решение; к тому же матч записывается на телепленку. Но сплошь и рядом даже она не может решить спора.

Неожиданно раздался крик — девушка в синем, пролетев мимо юноши в красном, дала ему звонкий шлепок: юноша пытался уклониться от соприкосновения, но неудачно; потеряв равновесие, он не успел ухватиться за скобу и довольно неуклюже стукнулся коленом о стенку.

— И где были его глаза? — возмутилась Селена. — Всякий дурак заметил бы ее приближение!

Страсти разгорались, и землянин перестал различать что-либо в этом клубке сплетающихся и расплетающихся тел. Время от времени какая-нибудь фигурка подскакивала, хваталась за скобу, но не удерживалась и срывалась. Всякий раз при этом зрители перевешивались через перила и, казалось, были готовы из сочувствия сами прыгнуть в колодец.

Кто-то ударил Марко Фора по кисти руки, и кто-то крикнул: «Нечестно!»

Фор выпустил скобу и полетел вниз. На взгляд землянина, спортсмен опускался довольно медленно, его гибкое тело грациозно переворачивалось в воздухе, свивалось и распрямлялось в безуспешной попытке удержаться. Остальные не двигались, как будто их собственные маневры зависели от падения этого человека. Теперь полет Фора приобрел ускорение, хотя он дважды старался замедлить его темп и ухватиться за скобу.

Казалось, еще секунда — и юноша ударится о дно. Почти паучьим движением он выбросил правую ногу и обвил ею поперечную перекладину, повиснув вниз головой и раскачиваясь. Затем, распластав руки, он замер на мгновение, подтянулся и, подскочив, ринулся вверх.

Землянин спросил:

— А удар был действительно запрещенный?

— Был бы, если бы Джин Уонг схватила Марко за кисть, а не оттолкнула ее, как это случилось на самом деле. Рефери не сделал ей замечания, и думаю, Марко не будет протестовать. Он упал гораздо ниже, чем следовало — ему нравится выходить из штопора в последнюю минуту, — когда-нибудь он поплатится за свои фокусы… Ой, что это?

Землянин с недоумением оглянулся, но Селена смотрела куда-то в сторону.

Она сказала:

— Там кто-то из канцелярии комиссара, наверное, ищут вас.

— Почему?

— А потому, что у него нет оснований спускаться сюда в поисках кого-либо другого.

— Но я не понимаю…

Однако посланец, сам по виду землянин или иммигрант, смущенный тем, что стал центром внимания, направился прямо к новоприбывшему.

— Сэр, — начал он, — комиссар Готтштейн просит вас следовать за мной.