Лунариум

Томас Д.Томас — Двое с Луны[29]

Корабль показался низко над горизонтом — сначала в виде точки. Телевизионные камеры тотчас же поймали его. Казалось, корабль не летит, а неподвижно висит в воздухе, лишь увеличиваясь в размерах. Но вот он пронесся мимо первой телевизионной станции, и его пронзительный рев слегка поколебал телекамеру.

Пролетев еще миль тридцать над пустыней Нью-Мексико, он приземлился, его фюзеляжные костыли взбороздили плотный песок. Из-под хвостовой части корабля взметнулся огромный столб пыли и стал медленно расстилаться по пустыне.

Как только корабль начал спускаться, вверх поднялись вертолеты, чтобы встретить его. Когда корабль приземлился, они находились еще на расстоянии десяти миль. Пыль осела на земле. Корабль лежал теперь неподвижно. В наступающих сумерках его четкие линии как бы расплывались, и он напоминал диковинного зверя, притаившегося в пустыне.

Только после того, как головной вертолет приблизился на расстояние мили, его телекамера отчетливо уловила корабль.

Телеобъектив дал его наплывом, и телезрители смотрели на экран затаив дыхание. Они с восхищением разглядывали короткие стреловидные крылья и зияющее отверстие в хвостовой части корабля, из которого еще вырывалось пламя, как из самого ада. Но наибольшее любопытство вызывала у них средняя часть корабля, где находилась дверь.

И вдруг дверь распахнулась. В косых лучах закатного солнца показались две фигуры. Они остановились на пороге, глядя наружу неподвижным взором — казалось, бесконечно долго. Затем переглянулись и спрыгнули на землю.

До земли было всего лишь четыре фута, но оба они упали на колени. Однако тут же вскочили, отряхнули пыль с одежды и направились к месту, где их ожидали вертолеты. И люди по всей стране наблюдали уже знакомую им лунную походку — раскачивание тела из стороны в сторону, чтобы оторвать от земли слишком тяжелые ноги, а при опускании ног ступня будто шлепала о землю.

Телекамеры приблизились к ним, и на экранах крупным планом вспыхнули лица этих двух мужчин, стоящих рядом. Даже Ь первого взгляда лица казались необычными. А когда телекамеры задержались на них, стало ясно, что необычное заключалось в глазах: выражение глаз было спокойное, непреклонное, проницательное, испытующее, однако исполненное сочувствия. Их взгляд словно исходил из глубины и был направлен на что-то такое, что находилось вне обычного поля зрения. Это был как бы отсутствующий взгляд, неотразимый, полный мощной силы, хотя и принадлежал он просто человеку. И даже когда глаза их были закрыты, они казались необычными. Сеть мельчайших морщинок собиралась у уголков глаз. Из-за этих морщинок вокруг глаз оба они выглядели старше и какими-то странно высохшими.

Телекамеры задержались на их лицах, когда они неуклюжей походкой шли к вертолетам. Несмотря на то что навстречу им поспешили многие известные люди, телекамеры держали в объективе только лица новоприбывших, и все могли видеть этот странный взгляд.

В Мэконе, штат Джорджия, миссис Сайндермэн, смочив языком кончик пальца, приложила его к утюгу. Услышав шипение, она взглянула на экран телевизора в тот момент, когда на нем возникли лица новоприбывших.

— Чарли, Чарли! — позвала она. — Вот они!

В комнату вошел темноволосый приземистый человек и взглянул на экран.

— Да, — ворчливо заметил он. — Уж им-то досталось будь здоров. Обоим.

— Ну разве они не прелесть?! — воскликнула жена.

Он метнул на нее мрачный взгляд.

— Нет! — ответил он и вышел.

В Стэмфорде, штат Коннектикут, Уолтер Дуайер отложил газету, которую читал, и стал всматриваться в лица на экране.

— Гляди-ка, душа моя, — сказал он, обращаясь к жене. Она молча кивнула. Усмехнувшись, он добавил: — Еще двое, дорогая. Если так пойдет дальше, все мы сможем уйти на покой и предоставить им делать дела!

Она тоже коротко рассмеялась, продолжая смотреть на экран.

В Бойс, штат Айдахо, трактир «К пивной кружке» не был переполнен. Телевизор, стоявший на одном конце стойки, был включен. Когда на экране возникли лица новоприбывших, в комнате воцарилась тишина. Один из сидящих поближе к телевизору высоко поднял кружку с пивом в знак приветствия.

В длинном низком здании «Домов Нью-Мексико» худощавый молодой человек в сильных очках, сидя очень прямо на раскладном стуле, всматривался в лица двух человек на экране настенного телевизора.

— Доктор Скотт, — сказал он, — у них обоих тот самый взгляд.

Скотт молча кивнул.

— Думаете, вам на этот раз удастся что-либо выяснить, доктор? — спросил молодой Уэбб.

У Скотта появилось сильное желание посоветовать этому молодому человеку помолчать. Но он подавил в себе это острое желание вместе с другим острым желанием высказать все этим молодым оптимистам, которые хотят знать только то, чему их обучали в колледже, и ничего больше.

— Не знаю, доктор Уэбб, — ответил он. — Мы обследовали шестнадцать таких парней, и пока еще нам ничего не удалось выяснить.

Прибывшие поднялись на вертолет. Экран погас под звуки военной музыки и затем снова ожил с изображением зубастого диктора, восхваляющего достоинства нового шампуня для мытья волос…

Уэбб щелкнул выключателем и обратился к Скотту:

— Вы, конечно, уточнили все факты, подтверждающие преимущества вашей системы отбора?

Скотт крепко сжал зубами уже потухшую трубку. Он помедлил, чиркнул спичкой, чтобы снова прикурить, и лишь после этого смог спокойно ответить.

— Уточнил. Первые десять человек были подобраны по той же системе, которой мы придерживаемся и сейчас. Двое из них погибли на Луне, но большинству из тех, кто вернулся, свойствен этот отсутствующий взгляд. Изменение системы отбора, по-видимому, не поможет уничтожить этот отсутствующий взгляд.

— Значит, это, очевидно, связано с тем, что им приходится там пережить. Не испытывают ли эти люди на Луне что-то общее?

— Эти люди испытывают очень много общего, — ответил Скотт. — Они в течение двух лет проходят усиленное обучение. Они совершают полет в космос и высаживаются на Луне. Они проводят двадцать восемь страшных дней, наблюдая за показаниями измерительных приборов, проводя изыскания и отбирая различные пробы. Они страдают от такого одиночества, какого еще не знал человек. Их жизнь находится в постоянной опасности. Каждая пара пережила за время своего пребывания на Луне по меньшей мере одну катастрофу… Затем прибывает смена, и они возвращаются на Землю. Да, это верно, у всех у них есть что-то общее. Но некоторые все же возвращаются без этого отсутствующего взгляда. Те, кто был на Луне, душевно совершенствуются, они становятся лучше большинства людей здесь, на Земле. Но это уже люди из другого мира.

Уэбб смотрел в окно, ожидая появления вертолета. Он неуверенно покачал головой.

— Нам чего-то недостает, какого-то звена. И сознательно или бессознательно, но эти люди знают, чего нам не хватает.

Скотт вынул трубку изо рта и сказал спокойно:

— Я в этом сомневаюсь. Ведь мы пичкали их наркотиками, чтобы добиться от них правды. Мы одурманивали их и подвергали гипнозу. Возможно, они что-то утаивают, но я считаю это маловероятным.

Уэбб снова покачал головой и, отвернувшись от окна, сказал:

— Не знаю. Но тут явно чего-то не хватает. Я намерен подвергать этих субъектов всесторонним испытаниям.

Скотт побагровел от гнева. Быстрыми шагами он вплотную подошел к Уэббу и, коснувшись трубкой отворота его пиджака, процедил сквозь зубы:

— Послушайте, молодой человек. Эти «субъекты», как вы их называете, не похожи ни на каких других субъектов, с которыми вы когда-либо имели дело или которых вы себе представляли. Эти люди могут и вас и меня в бараний рог согнуть, если того пожелают. Они больше понимают в людях, чем все психиатры мира узнают в ближайшие сто лет.

Сунув трубку в рот, он прибавил уже спокойно:

— Вам предстоит пережить большое потрясение, Уэбб. Как раз эти двое только что с Луны, и они еще не совсем понимают, какое воздействие имеют на других… — Скотт замолчал, услышав гул приближающихся моторов. — Вам лучше приготовиться к опытам, доктор Уэбб, — сказал он.

Гул перешел в рев, когда вертолеты приземлились возле здания. Через минуту в вестибюле послышались шаги, и дверь отворилась.

Два человека вошли в комнату. Один из них, высокий, пристально посмотрел на Уэбба, и Уэбб почувствовал, будто его обжег порыв знойного ветра. Спокойные глаза сверкающей голубизны, казалось, проникали Уэббу в самую душу, мягко теребя его нервы. Он почувствовал большой душевный подъем. У него было такое же ощущение, как когда-то давным-давно, когда он оказался один во мраке леса, сотрясаемого бурным ветром. Не в силах произнести ни слова, он тяжело дышал. Во всем теле чувствовалась слабость. Взгляд голубых глаз пронзил его, оставив смущенным, встревоженным и глубоко разочарованным.

Уэбб смутно видел, как Скотт, пройдя через комнату, поздоровался со вторым, который был ниже ростом.

Первые люди на Луне.

Возвращение лунной экспедиции.

Первые люди на Луне.

Скотт сказал:

— Здравствуйте. Очень рады, что вы вернулись целыми и невредимыми. Все было в порядке, когда вы покинули Луну?

Тот, к кому он обратился, улыбнулся, пожимая ему руку.

— Благодарю вас, доктор. Да, все было в порядке. Наши два сменщика уже крепко взялись за дело.

Он взглянул на своего товарища, и оба улыбнулись.

— Да, — сказал второй. — Фоулер и Макинтош прекрасно справятся.

Прошло уже шесть дней после прилунения, но Дон Фоулер и Эл Макинтош все еще ощущали дрожь при одном воспоминании о первых минутах после высадки на Луну.

Корабль резко пошел на снижение. Фоулер первый неловко вылез через воздушную камеру. Он оглянулся, чтобы убедиться, что Макинтош следует за ним, затем стал обходить корабль, ища тех, кого они должны были сменить.

Корабль сел вблизи расщелины. Покрытый бороздами блестяще-черный базальт вокруг расщелины был скользок от пара, выходившего из корабля. Нога Фоулера попала в углубление у края расщелины, и он, потеряв равновесие, с трудом удержался, чтобы не упасть. При силе земного притяжения он, конечно, упал бы, но при силе притяжения Луны ему удалось остаться на ногах. И все же, спотыкаясь на каменистой ряби, он покачнулся. Макинтош хотел поддержать его, но Фоулер, взмахнув руками, извиваясь всем телом, внезапно исчез в глубине расщелины. Макинтош рванулся за ним, его ноги скользнули по ряби на твердом гладком базальте, и он тоже упал в расщелину.

На глубине тридцати футов расщелина сужалась, поэтому они упали неглубоко. Фоулер висел головой вниз в четырех футах от Макинтоша. Они не ушиблись, но когда они, сделав несколько попыток вылезти из расщелины, обнаружили, как крепко они в своих космических костюмах застряли между гладкими стенами, то сильно испугались. Пилот космического корабля, герметически закрытый в своей кабине, не могу им помочь. Те двое, которых они прибыли сменить, находились, быть может, на расстоянии многих миль. Так они висели, ожидая невесть чего.

Первым заговорил Фоулер:

— Послушай, Мак, удалось тебе посмотреть хоть, как она выглядит, Луна, прежде чем ты провалился сюда?

— Нет. Я надеялся, что, может быть, ты что-то увидел. А теперь нам не о чем даже поговорить.

Молчание, затем снова заговорил Фоулер:

— Об этом прямо-таки книгу можно написать. Тебе что-нибудь видно?

— Только дно этой ямы — и одно могу тебе сообщить, что там все черным-черно.

— А я здесь, снаружи, тоже ничего не вижу. Передо мной лишь приятный вид противоположной стены.

— Можешь добраться до меня?

— Нет. Я даже не вижу тебя. А ты можешь?..

— Что это вы там делаете, юноши? — новый голос вступил в беседу. Ни Фоулер, ни Макинтош не нашли, что ответить.

— Оставайтесь на месте, — продолжал голос, и что-то подозрительно похожее на смешок послышалось в нем. — Мы сейчас спустимся и вызволим вас.

Фоулер и Макинтош почувствовали царапанье о скалу. Две пары рук высвобождали их из каменных объятий стен. Макинтоша вытащили первым, и он с интересом наблюдал, как двое одетых в космические костюмы людей ловкими движениями вытаскивали Фоулера, повернув его головой кверху и подняв до надежного места в расщелине, где он сам мог удержаться. Затем все четверо стали карабкаться вверх по гладким стенам, скользя спиной по одной и упираясь ногами в другую.

Эти двое, которых они должны были сменить, обошли корабль и указали Фоулеру и Макинтошу на запад, в направлении Моря Дождей. Один из них сказал:

— За той возвышенностью, в полумиле отсюда, вы найдете купол. На расстоянии примерно восьми миль к югу лежит последняя транспортная ракета — она упала там два дня назад. Местность здесь труднопроходимая, так что вам лучше подождать несколько дней, пока не привыкнете к силе притяжения, а потом уже начнете исследования. Мы приготовили для вас горячий чай в куполе. Ну, теперь будьте начеку!

Все четверо торжественно пожали друг Другу руки. Звяканье металлических ладоней космических костюмов, скрип шарниров пальцев, запястий и локтей превратили простое рукопожатие в шумную церемонию.

Фоулер и Макинтош тщетно пытались разглядеть лица своих предшественников на Луне: был лунный день, и пластины их лицевых фильтров были закрыты. Их голоса в микрофоне звучали так же, как звучали бы на Земле.

Фоулер и Макинтош осторожно и неуклюже стали продвигаться к западу от корабля. Пройдя около четверти мили, они обернулись назад, чтобы еще раз взглянуть на него, и тут впервые увидели лунный ландшафт.

Описания и изображения часто могут дать достаточно ясное представление о месте или о событии. Но в тех случаях, когда человеческие чувства не обогащены опытом, одних только описаний и изображений недостаточно.

Возможно, и на Земле существуют такие же пустынные и дикие местности, но их немного, и люди живут только по краю их. Люди пересекают и исследуют их, а попав в беду и оказавшись беззащитными, могут выжить, могут перенести привычный для них дневной зной и ночной холод. Здесь же беззащитного человека ждала только смерть, мгновенная смерть, какой никогда не бывает на Земле. И не было здесь ни одного живого существа, не было возможности для существования человека. Только более темные или более светлые серые пятна, никаких красок, черное небо, белые точки вместо звезд, и во всем лунном пейзаже ничего, кроме сверкающих серых тонов и полутонов между белыми звёздами и черным небом.

Хотя Фоулер и Макинтош заранее знали, что их ожидало на Луне, но, оказавшись в месте, где не существует людей, они должны были сделать над собой усилие, чтобы подавить непреоборимое желание громко закричать. С широко открытыми глазами, сильно бьющимся сердцем и капельками пота на лбу, они через дымчатые фильтры пристально вглядывались в окружающую их природу. Каждый из них слышал в наушниках тяжелое дыхание другого, и их немного успокаивало лишь сознание, что оба чувствуют одно и то же.

Внезапно возникшая в небе огненная струя привлекла их внимание. Они оглянулись: космический корабль все еще стоял на месте, громадный и неповоротливый. Огненная струя превратилась в огромный столб. Корабль задрожал. Затем столб сжался в плоский огненный пласт, и корабль медленно стал подниматься. Пыли не было видно. Небольшой поток огня взметнулся в сторону — это взвилась уравновешивающая ракета. Корабль поднимался со все увеличивающейся скоростью; Фоулер и Макинтош откинулись назад, чтобы лучше видеть. Корабль над линией горизонта казался почти неподвижным. Они смотрели, как он все уменьшался, пока не исчез среди звезд. Теперь они огляделись кругом.

На этот раз все показалось им не столь удручающим, они были уже немного подготовлены, их чувства уже воспринимали окружающую картину. Но теперь они действительно были совершенно одни. Не думая о том, что делают, они приблизились друг к другу, пока их космические костюмы не соприкоснулись. Они на мгновение прижались друг к другу, силясь привести в порядок свои мысли.

Макинтош глубоко вздохнул и неистово затряс головой. Фоулер почувствовал облегчение. Они двинулись дальше порознь, всматриваясь в окружающий их ландшафт.

Наконец Макинтош сказал:

— Пойдем поглядим, где этот чай, который они нам обещали.

— Пойдем, — согласился Фоулер. — Я не откажусь от чая! А вот и купол!

Они направились к нему. Теперь купол уже был отчетливо виден и по мере приближения к нему все увеличивался. На Луне почти невозможно было судить о расстоянии. Все предметы виделись со сверкающей ясностью независимо от их отдаленности. Единственное, что указывало на расстояние, было уменьшение предметов в размерах.

Купол показался им поразительно знакомым. Он представлял собой точную копию того дома с разреженной атмосферой, в котором они жили и работали в течение многих месяцев своего обучения на Земле.

Воздушная камера была устроена так, чтобы в случае необходимости вместить сразу двух человек. Фоулер и Макинтош загнули антенны, которые торчали из ранцев, и вместе втиснулись в камеру, так как не хотели входить один за другим. Подождав, пока насос накачает воздух в купол, они вошли туда и, остановившись на пороге, оглядели все кругом.

Их глаза механически перебегали с одного прибора на другой. Надо было тщательно осмотреть помещение и удостовериться, что в куполе все в исправности.

Затем они сняли шлемы и принялись обследовать все более основательно. Давление воздуха было довольно высокое — восемь фунтов. Фоулер протянул руку к рычагу, желая снизить давление, но вдруг вспомнил, что перед их отлетом с Земли было решено поддерживать давление несколько выше, чем это практиковалось ранее. От этого лучше спалось.

— А как тетраоксидный калий? — спросил Макинтош.

Фоулер сразу заметил, что голос Макинтоша звучал не так, как на Земле, — причиной была различная плотность воздуха. Он сел на корточки, чтобы заглянуть в бункер, одна из стенок которого была прозрачной. На бункере была рельефная надпись: «Тетраоксид калия».

Первое, о чем заботятся на Земле путешественники в пустынной местности, — это вода. Затем уже о пище и почти одновременно о ночлеге, в зависимости от климата. На Луне главное — кислород. Основным источником кислорода является тетраоксид калия — превосходное вещество, которое, соединяясь с водой, выделяет кислород и затем поглощает из атмосферы углекислый газ. Одному человеку требуется около тысячи фунтов этого вещества, чтобы прожить на Луне двадцать восемь дней. Купол пополнялся воздухом из баллона, громоздкого и тяжелого, установленного под санями. А хорошо изолированный бак снабжал купол водой и частично, когда это требовалось, давал воду для выделения кислорода из тетраоксида калия.

Внимательно обследовав купол, Фоулер и Макинтош в едином порыве бросились к радиоаппарату: они жаждали услышать успокоительные звуки еще одного человеческого голоса. Макинтош настроил аппарат и сказал в микрофон: «Луна вызывает Землю. Фоулер и Макинтош дают проверку. Все в порядке. Перехожу на прием».

Через четыре секунды они услышали то, чего так нетерпеливо ждали: «Полярная станция номер один вызывает Луну. Рады вас слышать. Как вы там, ребята? Все в полном порядке? Перехожу на прием».

Макинтош поднял глаза на Фоулера, и перед их мысленным взором всплыла расщелина. Макинтош сказал: «Все благополучно, полярная станция номер один. Купол в исправности. Люди в отличной форме. Все превосходно на Луне. Перехожу на прием».

Трехсекундная пауза, затем: «Хорошо. Теперь мы будем держать регулярную связь. Время 06.41. Следующая настройка в 09.00. Выключаю».

Макинтош быстро повесил микрофон и повернул выключатель, чтобы не расходовать лишнюю энергию.

Они сняли космические костюмы, сели на низкую скамью и стали разливать чай из термоса.

Макинтош был коренастый человек с голубыми глазами и рыжеватыми, коротко остриженными волосами. Телосложение его напоминало прямоугольный гранитный блок: широкая грудь, широкая спина, широко расставленные ноги. Движения его были неторопливы и спокойны.

Фоулер был несколько выше своего товарища, черноволосый и черноглазый, со смуглой кожей. Он был худощав, ходил, слегка сутулясь.

— Довольно мрачное место, не правда ли? — произнес Фоулер.

Макинтош кивнул.

Попивая маленькими глотками чай, они взирали на лунный пейзаж, пытаясь вникнуть в него, настроить на его лад свое душевное состояние, думая о днях, которые им еще предстояло здесь провести.

Покончив с чаем, Фоулер сказал:

— Ну, пора за дело. Ты готов?

— Да.

Они снова влезли в свои космические костюмы и прошли через воздушную камеру один за другим. Затем они обследовали наружную сторону купола и каждую деталь механизмов. Фоулер взобрался на сиденье саней и включил мотор. Большие сани на огромных шинах из губчатой резины вместе с куполом, параболическим зеркалом, антеннами и другим снаряжением медленно покатились вперед. Макинтош шел рядом. Фоулер следил за спидометром. Когда сани продвинулись на пятьсот ярдов, он остановил их, и они с Макинтошем приступили к изысканиям, начатым много месяцев назад их предшественниками.

Они отбирали пробы, записывали уровень излучения, производили исследования местности, ели и спали и снова отбирали пробы. Они установили жесткий распорядок, ибо только таким образом можно было скоротать время, только так можно было сохранить разум.

Проходили дни. Оба они мало-помалу начали привыкать к небольшой силе притяжения и вскоре разгрузили транспортную ракету. Они двигались по местности с крайней осторожностью, так как знали уже по опыту, что малейшая оплошность может стоить им жизни. На Земле, например, оказавшись в тяжелом и опасном положении, можно постепенно привыкнуть к окружающей обстановке и достигнуть некоторого душевного равновесия. Другое дело на Луне. Угнетающе серые тона, мрачная оголенность серого лунного ландшафта, бесконечное одиночество двух людей в дикой, серой пустынности — все постепенно стало казаться им зловещим роком, подстерегающим каждый их неосторожный шаг. И чем дольше они здесь находились, тем им становилось тяжелее. Поэтому, стараясь всегда быть занятыми, они доводили себя до физического изнеможения, затем погружались в беспокойный сон, а проснувшись, снова брались за работу. Они все чаще делали пятисотярдовые переходы и все больше расширяли площадь своих изысканий. В глубоких расщелинах они искали застывшую воду или застывший воздух, но находили один лишь застывший углекислый газ. Они тщательно следили за тетраоксидным калием, ибо при физическом труде люди потребляют больше кислорода, а запас его был ограничен. И всякий раз, проверяя оставшийся запас, они вспоминали историю с Букером и Уитменом.

У них промерз трубопровод. Букер взял ведро воды и начал поливать край крышки бункера с тетраоксидным калием. Ручка ведра зацепилась за угол крышки. Букер стал осторожно тянуть ведро, стараясь освободить его. Крышка отскочила, брезентовое ведро ударилось об угол, и вода вылилась в бункер. Мгновенно купол наполнился кислородом и паром. Открылись предохранительные клапаны, пар и кислород хлынули наружу, тотчас же замерзая, падая вниз снежными хлопьями и медленно улетучиваясь. От высокой температуры бункер дал трещину и лопнул гидравлический трубопровод. Двадцать галлонов жидкости, вылившиеся в тетраоксид калия, вступили с ним в реакцию, образуя калийные соли с кремнеуглеводородом, выделяя немного кислорода и образуя нереакционноспособный остаток.

Букер отскочил назад, и его подбросило к потолку купола. Это его спасло. После страшной минуты Букер и Уитмен принялись определять нанесенный ущерб, потом спокойно радировали на Землю, что у них остался запас кислорода на семь земных дней. Они зарядили один космический костюм оставшимся тетраоксидным калием и легли на спину. Целых шесть земных дней они пролежали неподвижно — при движении человек потребляет больше кислорода. Они лежали спокойно, ибо страх заставляет сердце биться учащенно и при усиленном кровообращении тоже потребляется больше кислорода.

Четверо суток более двух тысяч человек на Земле прилагали неимоверные усилия, чтобы организовать отправку на Луну внеочередной ракеты. Пришлось увеличить и без того фантастические количества горючего и снаряжения, расходуемые на отправку ежемесячно двух человек и запасов на Луну. Скорость полета возросла до невообразимых величин: два человека неподвижно лежат на Луне!

Всего лишь за несколько часов до окончания семидневного срока Букер и Уитмен вдруг почувствовали сотрясение и поняли, что поблизости произошла посадка аварийной ракеты. Приподнявшись, они посмотрели друг на друга: было ясно, что у Уитмена осталось меньше сил, чем у Букера. Уитмен снова лег, а Букер влез в космический костюм и, окрепший от свежего кислорода в космическом костюме, пошел к упавшей ракете. Он набрал в бак тетраоксида калия, смешанного с песком, и понес все это в купол. Пока Букер вернулся и налил воды в тетраоксид калия, Уитмен был уже почти без сознания. Но оба выжили. К тому времени, когда прибыла смена, купол был в таком же превосходном состоянии, как и прежде, если не считать того, что на бункере с тетраоксидом калия появилась новая крышка.

Фоулер и Макинтош неутомимо трудились, уходя в своих поисках все дальше от купола. Но состояние душевного напряжения у обоих все усиливалось, ибо худшее было еще впереди. Долгий лунный день быстро угасал, и предстояла ночь, беспросветная ночь, длящаяся четырнадцать земных суток.

— Ну вот она и наступает! — воскликнул однажды Макинтош.

Это было на двенадцатый земной день. Он указал рукой на запад.

Фоулер поднялся на ближайший холмик и посмотрел в том направлении. Он увидел, что нижняя часть Солнца как бы раздавлена громадой далекой горной цепи и под нею простирается широкая полоса тени. Тень распространялась на север и на юг насколько хватал глаз.

— Да, — тихо произнес Фоулер, — теперь уже недолго ждать. Нам лучше вернуться.

Они спрыгнули с холмика и быстро направились к куполу, забыв даже о своих пробах. Они шли, оглядываясь назад через плечо, но постепенно ускоряли шаг и наконец помчались плавными скачками, как бегут люди только на Луне.

В купол вошли вместе. Внутри они сняли шлемы, и Макинтош бросился к радиоаппарату.

— Погоди, Мак, — сказал Фоулер, положив ему руку на плечо. — Осталось еще полчаса до передачи.

Макинтош вытер платком влажный лоб.

— Ты прав, — проговорил он. — Если мы вызовем их раньше времени, поднимется тревога. Давай пить чай.

Они сняли костюмы и заварили чай. Не торопясь, они пили обжигающую жидкость; это успокаивало их.

— Знаешь, — заговорил Фоулер, — именно теперь я очень рад, что у нас имеется ни от чего не зависящий запас воды. У переочищенной жидкости теперь уже появился бы дурной привкус.

Макинтош кивнул.

— Я заметил это уже два дня назад. Думаю, что я не вынес бы, если бы вода была несвежей.

И оба замолчали, вспоминая историю с Тилтоном и Беком.

Тилтон и Бек вторыми высадились на Луне. В то время на Луну посылалось очень мало воды, ее хватало только для пополнения. Ионообменная смола в маленьких котелках очищала отбросы, и получалась чистая, прозрачная вода. Тилтон и Бек пили эту воду в продолжение многих недель на Земле и находили ее столь же годной для питья, как ключевую.

Затем они отправились на Луну. Спустя двое земных суток после наступления лунной ночи Беку показалось, что у воды дурной привкус. Тилтону тоже так показалось. Они знали, что вода сладкая и чистая, знали, что привкус — это плод их воображения, но ничего не могли с собой поделать. Они дошли до того, что у них выворачивало внутренности, вода вызывала у них страшное отвращение, и они не могли ее пить. Тогда они по радио попросили помощи и стали пить воду, предназначенную для пополнения. Но в то время еще не имели опыта посылки аварийных ракет. Призывы о помощи двух человек с Луны становились все слабее. Первая ракета, отправленная на Луну, могла бы еще спасти их, но она потерпела аварию, не долетев всего пятисот миль до купола. Со второй ракетой прибыла смена, но, когда космонавты забрались в купол, они нашли Тилтона и Бека мертвыми, с ввалившимися щеками, иссушенной кожей, запекшимися губами — умершими от жажды. И совсем рядом с высохшими телами стояли двадцать пять галлонов прозрачной, чистой, почти химически чистой воды, без привкуса, без запаха, искрящейся и шипучей от растворенного кислорода.

Фоулер и Макинтош покончили с чаем и в назначенное время настроили радиоаппарат. Они сообщили на Землю, что на Луне наступила ночь. Было введено новое расписание, по которому радиосвязь будет более частой, и они сразу же взялись за выполнение своих новых задач. Больше никаких походов далеко от купола, никаких изысканий. Сняв чехол с телескопа, они установили спектрометр. Внутри купола они превратили часть чертежного стола в маленькую, но удивительно полную лабораторию аналитической химии.

Исследователи Луны с самого начала определили, что ночь на Луне представляет особые трудности. Поэтому они составили расписание полетов космических кораблей таким образом, чтобы очередная смена прибывала на Луну примерно через сорок восемь часов после начала лунного дня. Эта система обеспечивала возможность посадки космического корабля на Луне при дневном свете, а также создавала наиболее благоприятные условия для психологической подготовки к тяжелым испытаниям долгой ночи. Уменьшать срок пребывания на Луне было нецелесообразно, так как требовалось полных двадцать восемь суток для полета от Земли до Космической станции, от Космической станции до Луны и обратно. Кроме того, ежемесячно приходилось отправлять на Луну также не менее одной аварийной ракеты с запасами, которая делала посадку поблизости от купола. Государство расходовало на все это невероятно большие средства, и они оправдывались только перспективой тех богатств, которые должно было дать исследование и освоение Луны.

Фоулер, подняв глаза от устанавливаемого им телескопа, воскликнул:

— Взгляни-ка, Эл! — Он рукой указал на озаренную мягким светом Землю, плывущую в расцвеченном звездами море черноты.

Они увидели западное полушарие, усеянное белыми облаками, и ослепительно сверкающее белое пятно в южной части Тихого океана, на широте побережья Перу, где в океане отражался свет солнца.

— Красиво, правда? — произнес Макинтош. — Я прямо-таки вижу Флориду, милое Орландо. Наверно, теперь дивно пахнут лимонные цветы. Знаешь, ночью все это даже прекраснее, чем днем.

Фоулер кивнул.

— Я вот о чем подумал: мы просто взяли и испортили добрую старую традицию.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, вообрази себе: парень с девушкой гуляют там внизу при лунном свете. Они вздыхают, они переполнены своей любовью и глядят на Луну. А теперь, когда они поднимают на нее глаза, то знают, что там, наверху, бегают двое эдаких слюнтяев. Тут уж всякая поэзия пропадает.

— Еще бы! — Макинтош коротко рассмеялся.

Фоулер обвел глазами лунный пейзаж и сказал:

— Да, правда, ночью все здесь кажется совсем другим.

Они смотрели на мрачную до жути картину. Как всегда, они различали только оттенки серого цвета, но теперь тона были темные и зловещие. Резкий свет звезд и мягкое сияние Земли не бросали теней, но распространяли над грядой гор и призрачное свечение, и мглу. Трудно было понять, где кончалось видимое и начиналось воображаемое.

Фоулер пробормотал, прерывисто дыша:

— «Ночь полна видений страха».

— Как ты сказал?

— «Ночь полна видений страха». Это строфа из какого-то стихотворения.

Они молча озирались кругом, неловко поворачиваясь в своих неуклюжих космических костюмах.

— Эти слова и в самом деле соответствуют пейзажу, — отозвался Макинтош.

Прошло несколько земных дней.

Фоулер и Макинтош были заняты свои ми астрономическими наблюдениями и делали контрольные анализы некоторых минералов, собранных ими в течение долгого дня. Они предпринимали небольшие вылазки поблизости от купола, но проб не отбирали. И обычно, находясь снаружи и бродя по лунной пыли, каждый в одиночку, каждый своей тропой, один из них окликал другого: «Как дела?», а другой отзывался: «Все в порядке, а у тебя как?» Беспрестанно и властно ощущали они потребность слышать человеческий голос.

Но однажды их охватила настоящая паника. Это случилось во время одной из вылазок. Они находились на разных сторонах купола, их разделяло расстояние примерно в сто ярдов. Макинтош не заметил под ногами предательского углубления в пыли — неглубокую щель, почти доверху забитую светлым мучнистым веществом. Одна его нога увязла в нем. Он пошатнулся и упал на спину. Нога согнулась в колене, но не согнула коленное сочленение комбинезона. Удар от падения был несильный, но он громко отдался внутри комбинезона. Пробурчав: «Проклятие!», Макинтош сел и попытался освободить ногу. Вдруг в его наушниках послышался голос Фоулера:

— Мак, у тебя все в порядке?

— Да, — ответил Макинтош. — Я упал, но не ушибся. Все хорошо.

— Мак! — голос Фоулера прозвучал пронзительно. — Ты жив?

— Да, конечно же. Ничего особенного не случилось. Я только…

— Ради бога, Мак, ответь мне! — это был почти вопль, и в нем звучал ужас.

Страх заразителен, Макинтош выдернул ногу из щели, вскочил и пустился бежать к куполу, крича:

— Что случилось? В чем дело, я иду! Что такое? — На бегу Макинтош слышал, как Фоулер непрестанно его зовет и молит ответить.

Обогнув купол, Макинтош едва не столкнулся с Фоулером, бежавшим с противоположной стороны. Оба поскользнулись и, силясь удержаться на ногах, подняли вокруг себя облако пыли. Остановившись, они бросились друг к другу, соприкоснувшись шлемами.

— Что такое стряслось? — воскликнул Макинтош.

— С тобою что стряслось? — раздался отрывистый, задыхающийся голос Фоулера.

— Я просто шлепнулся, вот и все. Я ведь крикнул тебе в микрофон, что не ушибся. Разве ты не слышал?

— Нет! — Фоулер старался овладеть собой. — Я все кричал тебе и не получал ответа. Наверное, радиоаппараты в неисправности.

— Наверно. Твой приемник или мой передатчик. Пойдем в купол, проверим их.

Они вместе вошли в купол и сняли комбинезоны. Вытерев пот с лица, автоматически поставили вскипятить чай, но тут же снова выключили чайник — во время лунной ночи электроэнергию надо было экономить, и поэтому употребление горячей воды они свели до минимума. Вместо чаепития они взялись проверять свои радиоаппараты.

Сначала они исследовали передатчик Макинтоша — не был ли он поврежден при падении. Сразу же выяснилось, в чем дело. Крошечная крупинка кремниевого ангидрида, попавшая в конденсатор, вывела из строя усилитель. Повреждение легко было устранить, и передатчик снова заработал. Надев комбинезоны, они опять вышли. Но перенесенное потрясение не так легко было забыть. И после этого, находясь снаружи, они никогда не выпускали друг друга из поля зрения.

Время шло. Все теснее смыкалось вокруг них беспредельное одиночество, исходившее от унылого лунного ландшафта. Окружающая природа приняла образ живого существа — оно, выжидая, угрожало, подстерегало. Даже радиосвязь с Землей не доставляла им прежней радости — голоса были всего лишь голосами, они как будто не принадлежали людям.

На Земле человек может находиться в глубоких дебрях непроходимых джунглей, но там всегда есть возможность встретить другое человеческое существо. Человек может оказаться один на отдаленнейшем необитаемом острове и все же сохранить надежду, что на каком-нибудь судне, или челне, или самолете прибудет другое человеческое существо. Человек, приговоренный к пожизненному Одиночному заключению, твердо знает, что за тюремными стенами находятся люди.

Но на Луне это полнейшее и абсолютнейшее одиночество. Там нет человеческих существ и — что еще хуже — нет даже возможности появления человеческих существ. И никогда прежде люди, два человека, не находились в таком положении. Человеческому разуму, невзирая на его способность приспособляться к окружающей обстановке, пришлось проникнуть за ее пределы, чтобы воспринять реальность совершенной изоляции.

Медленно тянулась лунная ночь. Однажды Фоулер и Макинтош расстилали неподалеку от купола свою грязную одежду, чтобы, как обычно, выдержать ее в течение трех часов в лунной атмосфере, прежде чем вытряхнуть и убрать, пока она снова не понадобится.

Вдруг Фоулер выпрямился, с минуту пристально глядел на Землю, затем сказал:

— Мак, ты обедал когда-нибудь в вагоне-ресторане?

— Конечно, много раз.

— Помнишь, как старший официант рассаживает обедающих?

Макинтош подумал немного, потом ответил:

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Он рассаживает их поодиночке. До тех пор, пока уже не останется пустых столиков; тогда он начинает сажать людей по двое.

— Совершенно верно. Он сохраняет иллюзию обособленности. Я думаю, люди и представления не имеют, как они нуждаются друг в друге.

— Мне кажется, ты не прав. Люди ведь странные существа.

Они улыбнулись друг другу сквозь пластины своих лицевых фильтров, хотя все равно было слишком темно, чтобы заглянуть внутрь шлема. Покончив с одеждой, они вместе вошли в купол. Оба лишь недавно осознали одну поразительную вещь: умри один из них, другой его не переживет. Даже вдвоем трудно было сохранить разум. Никто, оставшись наедине с собой, не мог бы прожить здесь и одного земного дня. Люди на Луне жили парой, и умирали они парой. И если бы Фоулер и Макинтош вздумали повнимательнее присмотреться друг к другу, они обнаружили бы несколько едва заметных морщинок у глаз. Больше ничего. Ничего особенного, ничего необычного; и уж тем более не было в их глазах того отсутствующего выражения — только эти морщинки.

А. Соколов. Извержения на Луне.

Ночь должна была продлиться еще два земных дня. Фоулер и Макинтош начали подумывать о путешествии домой не с тоской или душевным томлением, а как о чем-то вполне возможном, достижимом. Но все-таки это представлялось им нереальным, почти неправдоподобным. Правдоподобней казался другой, жестокий исход: ракета может не прилуниться — ведь случалось такое и раньше. Поэтому, хотя они смутно представляли себе, что через четыре земных дня, вероятно, покинут этот мрачный серый мир, это их не очень волновало.

Программа изысканий была выполнена. Фоулер и Макинтош сидели в куполе и с удовольствием пили чай, стараясь согреться. Фоулер устроился с ногами на скамье, Макинтош с чашкой в руках стоял у окна, хмуро разглядывая сумрачный пейзаж, не в силах оторвать от него завороженный взгляд. В куполе воцарилась тишина.

— Ох! — раздался вдруг сдавленный крик Макинтоша, глухо, словно он не успел проглотить чай.

Фоулер удивленно поднял на него глаза. Он увидел, как Макинтош выронил чашку и она упала на пол, как потом Макинтош весь подался вперед, прижав руку к прозрачному пластику окна — весь как струна; мускулы его шеи напряглись, рот был перекошен.

— Какое-то движение там! — голос звучал пронзительно, в каждой ноте скрывался страх.

Одним прыжком Фоулер подскочил к Макинтошу и взглянул не в окно, а ему в лицо, в его остановившиеся, полные ужаса глаза, на его стиснутые зубы. Крепко обняв его и прижав к себе, Фоулер говорил:

— Спокойно, Мак, спокойно. Это только тени. Все в порядке.

— Да нет же, что-то двигалось там, вблизи того бугра, немного правее. Что-то двигалось там! — и он глубоко вздохнул.

Все еще сжимая его в объятиях, Фоулер выглянул в окно. Он увидел лишь смутно выступающую во мгле зубчатую поверхность Луны. Долгую минуту он вглядывался в нее, прислушиваясь к прерывистому дыханию Макинтоша, и в нем постепенно поднимался безотчетный, неудержимый страх. Он снова повернул голову к Макинтошу, но вдруг уголком глаза уловил на ландшафте какое-то слабое колебание. Опустив руки, он быстро оглянулся, но в этот момент Макинтош снова вскрикнул:

— Вот, вот оно опять, вот оно движется!

Оба они, тяжело и часто дыша, прижались к окну. Целую минуту они стояли, напряженные до предела, с трудом глотая воздух. Пот струился у них со лба, стекая на лицо и шею. В призрачном свете им представлялись фантастические картины, но разум подсказывал, что это игра воображения.

Вдруг они увидели все совершенно отчетливо. На некотором. отдалении, ярдах в ста от окна, забил вверх крошечный фонтан лунной пыли с раскаленным докрасна основанием, затем замер так же быстро, как и возник. Словно вдруг распустившаяся, окрашенная цветом смерти серая роза, пыль взвилась небольшим кругом и так же внезапно упала на мертвую поверхность.

— Что это? — с трудом выдавил из себя Фоулер.

— Не знаю.

Они смотрели, дрожа мелкой дрожью. Взметнулся второй фонтан, выше первого, на большом отдалении и правее. Они все смотрели. Еще один, но поменьше, гораздо ближе, плотное белое основание мгновенно вспыхнуло темно-красными огоньками и погасло.

— Комбинезоны! — Фоулер почти задыхался. — Скорее надевай комбинезон.

Он повернулся и бросился к вешалке, Макинтош за ним. Они скользнули в свои громоздкие космические костюмы с ловкостью, приобретенной долгой практикой.

— Радио в исправности? — спросил Макинтош.

— Проверим.

Они устремились назад к окну. Снаружи, как казалось, все снова замерло. Прошло не менее шести минут, прежде чем Фоулер и Макинтош увидели еще один из этих пылевидных фонтанов. Они подняли шлемы, чтобы взглянуть Друг на друга, всеми силами стараясь совладать со своими чувствами. Взяв себя в руки, они стали раздумывать над причиной того, что увидели.

— Ты можешь что-нибудь понять? — спросил Макинтош.

— Нет, — ответил Фоулер. — Посмотрим из других окон.

Они подошли к двум другим окнам купола.

— Видишь что-нибудь?

— Ничего. Только этот ужасающий ландшафт. Мне кажется, все это произошло у того… Постой, вот еще один. Прямо впереди нас. Я бы мог…

— Я тоже вижу один, — прервал его Фоулер. — Они повсюду вокруг нас. Надо вызвать Землю.

Они бросились к радиоаппарату. Фоулер повернул ручку громкости, а Макинтош — выключатель. Почти тотчас же послышался голос, который все усиливался. «Полярная станция номер один вызывает Лунную станцию. Полярная станция номер один вызывает Лунную станцию», — голос все снова и снова повторял эти слова.

Макинтош приложил микрофон к шлему, перекинул выключатель передатчика и сказал: «Лунная станция вызывает Полярную станцию номер один. Мы слышим вас. Перехожу на прием».

«Слава богу! — отозвался голос. — Слушайте. Вас может настигнуть метеорный поток Леониды. Найдите укрытие — пещеру или навес — и уходите с открытого места. Повторяю. Вас может настигнуть метеорный поток Леониды. Найдите укрытие. Перехожу на прием».

При словах «метеорный поток» Макинтош стремительно обернулся к Фоулеру, рванулся к нему, и оба через пластины своих лицевых фильтров взглянули друг на друга. Улыбка осветила их лица: теперь они узнали наконец, что, собственно, происходит.

Макинтош снова приложил микрофон к шлему и ответил: «Он нас уже настиг. Здесь нет пещеры или другого укрытия в радиусе сорока миль. Как долго, по вашим сведениям, может длиться поток?..»

В этот миг раздался оглушительный взрыв, сверкнул ослепительный огонь, что-то тяжелое придавило и словно облепило комбинезоны. Тщетно пытались Фоулер и Макинтош отбиться от окутывающей их мягкой массы. Макинтош выпустил микрофон и беспомощно махал руками. Фоулер, опустившись на одно колено, силился стряхнуть с себя отвратительную массу и отчаянно от нее отмахивался. Оба боролись вслепую — мягкая, душившая масса погрузила их в полный мрак.

Вдруг Макинтош почувствовал, как что-то схватило его за лодыжку, и он яростно лягнул ногой. Он ощутил, как его нога тяжело ударилась о какую-то твердую штуку, которая покатилась от его пинка, затем снова возвратилась и опрокинула его на пол. Его руки завязли в отвратительном веществе, но он пытался отбросить твердую штуку. Вдруг сквозь слой мягкой массы он нащупал знакомые очертания шлема с вытянутой сзади короткой гибкой антенной и понял, что сражался с Фоулером.

— Мак, это я. Купол пробит и свалился на нас. Ты слышишь меня?

— Да, — ответил Макинтош, ловя ртом воздух. — Но я не понимаю, что происходит. Ты цел?

— Да. Надо выбираться отсюда. Давай держаться вместе, пока не найдем воздушную камеру. Пошли!

Они поползли рядом, разгребая перед собой тяжелые глыбы освинцованного пластика. Наткнувшись на чёртежный стол, они поняли, куда двигаться дальше. Через бесполезную теперь воздушную камеру они выползли наружу и посмотрели на купол. Очень страшно, когда у человека разрушен его дом. Но на Земле человек может найти другой, ведь у него есть родные, друзья, которые его приютят. Он в отчаянии, но жизнь его в безопасности.

Фоулер и Макинтош глядели на провалившийся купол, и тяжелое чувство обреченности сжало им сердце. Они были так одиноки в этом окаменелом, человеконенавистническом мире. Они стояли рука об руку со смертью.

Они смотрели на разрушенный купол, на столь хорошо им знакомое оборудование, торчащее теперь из-под обломков. Снаружи на фоне светящихся серых красок развалины выглядели огромными и застывшими.

Макинтош глубоко вздохнул. Тут взгляд его упал на антенну.

— Вызовем Землю и сообщим, что случилось, — сказал он. — Мы разговаривали с ними в момент, когда произошла катастрофа.

Фоулер молча пошел за ним к ящику, стоявшему возле саней, и смотрел, как Макинтош вынул оттуда запасной микрофон и приемник, как приложил приемник к одной стороне шлема, а микрофон — к другой. Фоулер стал спиной к нему. Макинтош должен был говорить, а Фоулер — настроить и слушать. Он включил передатчик, но тот был безмолвен. Земля молчала, словно прислушиваясь, ждала. Фоулер настроил передатчик и подтолкнул локтем Макинтоша.

«Лунная станция вызывает Космическую станцию. Перехожу на прием».

Через пять секунд послышался голос:

«Полярная станция вызывает Лунную станцию. Космическая станция вне поля слышимости. Что случилось? Вы живы?»

«Да. Метеор пробил купол. Мы выбрались из него. Перехожу на прием».

Прошло значительно больше пяти секунд, прежде чем вновь послышался голос, спокойный, но более напряженный:

«Вы можете его восстановить?»

«Трудно сказать. Мы обследуем разрушения и вскоре вызовем вас. Выключаю».

Макинтош опустил руку с микрофоном, и Фоулер повернул выключатель.

Ну вот, — сказал Макинтош, — давай теперь поглядим, каковы масштабы бедствия. Им, чего доброго, может прийти в голову свернуть тут все дело.

Чтобы отправить на Луну сани, купол и оборудование, потребовались невероятные усилия и баснословные средства. Трудно будет начинать все заново. Им на смену высланы люди, они уже в пути. Остаться здесь возможно только в том случае, если будет восстановлен купол. Да и космический корабль может захватить отсюда только двух человек…

— Ну что же, приступим, — предложил Фоулер.

Они стали взбираться на сани, но в этот миг справа от них поднялся фонтан пыли высотой около десяти футов… Мрачная картина вновь предстала перед ними. Метеоры продолжали падать, но Фоулер и Макинтош уже не обращали на них внимания. Они пробирались по обломкам туда, где их застиг взрыв. Убрав несколько кусков пластика, они увидели в куполе дыру и стали рассматривать ее со всевозрастающим волнением.

Дыра была круглая, почти фут в диаметре. Ее толстые края с внутренней стороны были обожжены. Термоустойчивый пластик местами расплавился и отвалился. Все же обожженные края придали пластику прочность, поэтому-то купол и не раскололся, когда из него наружу устремился воздух.

При свете фонаря Фоулер тщательно исследовал отверстие изнутри.

— Мак, — сказал он, — мы сможем все восстановить. У нас достаточно кусков пластика, отколовшихся от купола, чтобы заделать эту дыру. Давай поглядим, не пробил ли метеор цоколь купола.

Вскоре они обнаружили в нем четырехдюймовое отверстие. Заглянув внутрь, они увидели маленький кратер, уходящий в лунную почву и наполовину заполненный каким-то твердым веществом.

— У нас ведь есть куски пластика от пола и немного изоляционного материала. Эту дыру тоже заделаем, — сказал Макинтош.

Кроме того, у нас хороший запас воздуха для пополнения. Дон, — он встал, — мы обязательно справимся.

— Да, — отозвался Фоулер, погасив свой фонарь. — Давай вызовем Землю.

Они вернулись к радиоаппарату, связались с Землей, и Фоулер доложил, как обстоят у них дела. По голосу радиста на Земле слышно было, какую радость вызвала эта весть. Он пожелал им успеха и сообщил, что дополнительная ракета с запасом воздуха скоро уже будет в пути.

— А как насчет потока метеоров? — спросил он.

Фоулер и Макинтош оглянулись вокруг — они совершенно забыли о метеорах. На фоне серых и черных теней ясно выделялись струйки лунной пыли.

— Все еще падают, — сказал Фоулер. — Не остается ничего другого, как набраться терпения. Мы еще вызовем вас попоздней.

Они присели на обломках пластика. Вся страна переживала эту катастрофу вместе с ними. Весь народ испытывал за них беспокойство — за двух людей там, на Луне, таких одиноких среди груды развалин, под ливнем невидимых космических метеоров, падающих с невероятной скоростью. Но не было никакой возможности хоть чем-нибудь им помочь.

Так сидели они, тихо и безмолвно. Метеоры, забытые на минуту, представлялись им теперь как вызов самому присутствию людей в этом месте. Легчайшее прикосновение космического камушка даже только к руке или ноге — и человеческая жизнь угасала. Для этого так мало нужно! Они жили теперь особняком от всего человеческого рода — люди и все же не люди. Ибо ни один человек не мог быть таким одиноким, такой былинкой, пустяком, ничем, как были они. Так они сидели, тихо и безмолвно. Но сердце каждого из них било громко и часто, словно безумец в барабан. А метеориты все падали.

— Мак!

— Да?

— Почему мы здесь сидим? Почему не чиним купол?

— А если в него снова ударит?

— Да, но ведь в него может ударить независимо от того, разрушен он или цел. По крайней мере, мы можем заделать эти дыры. Тогда нам легче будет во вторую очередь…

Макинтош поднялся.

— Разумеется, — улыбнулся он. — Мы можем это сделать, что бы там ни случилось.

Фоулер тоже поднялся и стал поворачивать сани, чтобы вскарабкаться на них. Вдруг он увидел, как на левом плече Макинтоша вспыхнула яркая огненная точка. С таким чувством, словно он провалился куда-то во мрак, Фоулер кинулся к Макинтошу и прижал руку к тому месту, где он увидел искру. Тяжестью своего тела он повалил Макинтоша, прильнул к нему, не снимая руки с его плеча.

— Мак, — произнес Фоулер, ощущая вкус меди во рту. — Мак, ты слышишь меня?

— Прекрасно тебя слышу. Что с тобой? Ты испугал меня до смерти.

— В тебя попал метеор. В левое плечо. Твой комбинезон, наверно, продырявлен. Я держу руку на этом месте.

— Я ничего не почувствовал, Дон. Тут не может быть дырки, а то я ощутил бы, как выходит воздух. Погляди.

Фоулер, не снимая руки с плеча Макинтоша, зажег электрический фонарь. Быстро убрав руку, он направил свет на прожженную точку. Сначала он ничего не заметил, затем увидел на блестящей поверхности комбинезона крошечное пятнышко, меньше булавочной головки.

Наконец Фоулер проговорил хриплым от волнения голосом:

— По-видимому, метеор был крохотный, меньше песчинки. Никакого повреждения.

— Прекрасно. Ну а теперь за работу.

Они вырезали два четырехфутовых квадрата материала, из которого был сделан купол, и несколько кусков пластмассовых листов, из которых был сделан пол. Затем они заполнили основание отверстия в полу изоляционным материалом слоем в пять дюймов. Забили туда клинообразный паяльник, расплавили пластик и доверху заполнили дыру трехдюймовым слоем покрытия, сделав подрез, чтобы плотно заделать ее. Пол они таким образом починили.

Фоулер натянул квадратные куски пластика от купола, в то время как Макинтош регулировал нагрев паяльника, чтобы температура была ниже точки плавления этого материала. Фоулер положил первый квадратный кусок внутрь отверстия в качестве нижнего слоя. Он проводил раскаленным паяльником по краю плавящегося пластика; пластмасса застывала хорошо — толстый освинцованный блестящий материал купола быстро сплавлялся и затвердевал. Фоулер заделал места сварки последовательно пятью расплавленными кругами, концентрически к отверстию и с промежутками между ними около пяти дюймов. Внутренний край отверстия обрабатывать было труднее, но Фоулер и с этим справился. Внешний край отверстия затвердел. Купол был теперь столь же прочен, как и раньше.

Закончив работу, они снова огляделись кругом. Долго и напряженно всматривались они в лунный ландшафт. Нигде больше не видно было этих наводящих ужас фонтанов пыли.

Они подошли к краю саней и соскочили вниз. Присев, они продолжали осматривать местность, сосредоточившись, чтобы воображение не рисовало им картины, еще более фантастические, чем те, которые окружали их в действительности. Через десять минут уже не оставалось сомнения: поток метеоров прекратился.

Макинтош проверил сплавленный клапан воздушного баллона, затем через змеевики, нагревавшие сам баллон, пустил поток воздуха. Услышав «о’кэй», Фоулер отвернул вентиль, и купол начал наполняться воздухом. Они внимательно следили, не появятся ли контрольные белые струйки, которые указывали бы на течь. Струек не было. Полчаса спустя купол был заполнен воздухом. Внутри установилось нормальное давление. Фоулер и Макинтош вместе вошли через воздушную камеру.

Макинтош включил световую трубку, в то время как Фоулер стал проверять измерительные приборы. Через десять минут стало ясно, что теперь все в порядке. Купол уже стал нагреваться, так что они сняли шлемы, не сводя все же утомленных глаз с измерительных приборов. Вскоре они сняли и комбинезоны.

Радиоаппарат все еще был включен; Фоулер снова вызвал Землю и сообщил, что у них все благополучно. Голос радиста с Земли звучал тепло и дружественно, он поздравил их с успешной работой и передал приветствия от людей со всей Земли. Он известил их также, что корабль с их сменой летит точно по расписанию.

Фоулер и Макинтош взглянули на пятно в потолке, затем друг на друга. Фоулер принялся готовить чай. Макинтош направился к окну, но вдруг поскользнулся. Наклонившись, он обнаружил на полу тонкий слой льда.

— Откуда здесь лед? — спросил он с недоумением.

Фоулер посмотрел и улыбнулся.

— А помнишь, ты пролил чай, когда увидел первый метеор?

— Ах да! — сказал Макинтош и стал соскребать лед.

Они напились чаю. Спали долго и тревожно. А затем снова взялись за работу. И вот на западе нежно засеребрились вершины гор. Вставало солнце.

Но это их не радовало. Теперь они ни на что не реагировали: ночь или день, светло-серые или темно-серые краски — какая разница? Все равно это была Луна.

На второй земной день солнечного света они разговаривали по радио с приближающимся космическим кораблем и стали готовиться к отъезду. Все было вычищено, купол прибран. Их последней заботой было заварить чай и налить его в термос, чтобы сохранить горячим для сменщиков.

Они надели комбинезоны — в последний раз на Луне — и вместе вышли из воздушной камеры, чтобы следить за тем, как маленькое пламя на черном небе становится все больше и больше.

Наконец корабль прилунился, пыль, поднятая им, вскоре осела. Фоулер и Макинтош не торопясь направились к кораблю. Отворилась боковая дверь, и две фигуры в космических костюмах стали неуклюже спускаться по стремянке. Прежде чем они успели оглядеться, Макинтош окликнул их:

— Сюда! Купол находится здесь!

Члены экипажа космического корабля «Аполлон-11» (слева направо): Майкл Коллинз, Нейл Армстронг (командир корабля) и Эдвин Олдрин.

Сбор лунного грунта («Аполлон-12»).

Четыре человека подошли друг к другу и обменялись рукопожатиями. Фоулер сказал:

— Вон купол, он виден отсюда! — и указал рукой на строение, находившееся на расстоянии полумили. — Мы оставили вам горячего чая. Местность труднопроходимая, будьте осторожны первые несколько дней. Желаем успеха!

Они снова пожали друг другу руки. Новоприбывшие направились к куполу, а Фоулер с Макинтошем подошли к кораблю и, не оглянувшись назад, поднялись на борт. Они задвинули затвор, сняли космические костюмы, растянулись на койках и по внутреннему телефону крикнули «о’кэй!».

— Есть! — откликнулся пилот из своего отделения. — Добро пожаловать. Приготовиться к полету.

Через мгновение они почувствовали, как быстро увеличивается ускорение. Но затем оно стало уменьшаться, и они уснули. Большую часть времени пятидневного путешествия они спали. И если бы они вздумали взглянуть друг другу в лицо; то не заметили бы ничего необычного — несколько едва заметных морщинок вокруг глаз, и все.

Корабль достиг Космической станции, Фоулер и Макинтош пересели на корабль ближнего сообщения, который стал быстро спускаться на Землю. Воздух, уплотняясь, резко свистел в ушах.

Телекамеры первыми уловили корабль, сначала в виде маленькой точки. Люди у телевизоров напряженно вглядывались в экран, боясь пропустить его появление. Они с волнением наблюдали, как корабль скользнул по песку, остановился и как постепенно оседало поднятое им облако пыли.

Наконец в средней части корабля распахнулась дверь, и в ней словно выросли двое. Они остановились в дверях. И стояли там неподвижно, глядя наружу, как показалось всем, бесконечно долго.

…Когда Фоулер и Макинтош выглянули в дверь, они увидели сверкающие пески пустыни Нью-Мексико. Но они увидели больше, чем это. Они увидели больше, чем родную землю. Они увидели место зарождения человеческого рода. Как молния, пронзило их сознание, что для них произошло нечто гораздо более значительное, чем просто возвращение на Землю. Они снова присоединились к роду человеческому. Они были обособлены от него, а теперь они снова одно с этим драчливым, надоедливым, беспокойным родом, в котором все братья и все едины. Это было не возвращение на Землю, это был возврат в лоно матери, в лоно, которое вскормило их и сделало людьми. Их наполнил поток сочувствия и глубокого понимания. Странности и особенности каждой личности отпали, и остались только люди непреоборимого духа.

Фоулер и Макинтош переглянулись, кивнули и спрыгнули вниз. Они упали на колени из-за непривычной силы притяжения. Но быстро поднялись и направились туда, где их ждали вертолеты.

Телекамера показала лица Фоулера и Макинтоша крупным планом, их увидела вся страна.

У них теперь были другие глаза. Сеть мелких глубоких морщинок в уголках глаз — оба казались старше своих лет. Их взгляд был словно устремлен в себя, отсутствующий взгляд; он был неотразим, полон какой-то дьявольски мощной силы, хотя и принадлежал просто человеку.

Первые впечатления после прилунения

Нейл Армстронг, астронавт США

Автор, побывавший на Луне, рассказывает о том, что видели, чувствовали и как работали космонавты на лунной поверхности.

ИССЛЕДОВАНИЕ ЛУННОЙ ПОВЕРХНОСТИ

Выключив ракетный двигатель, мы проверили аппаратуру и прильнули к иллюминатору. Пыль, поднятая двигателем, сразу осела — видимость стала хорошей. Мы прилунились на отлогой равнине, изъеденной кратерами. Самый большой из них имел диаметр 15 метров, самый маленький — только 2 сантиметра. Горизонт неровный. Склоны больших кратеров создавали впечатление, что вдали множество пологих холмов. Грунт (в пределах видимости, то есть в радиусе двух метров от нас) представлялся песчаным с обломками пород. Угловатой или слегка сглаженной формы обломки сверху прикрыты песком. Лунная поверхность в момент прилунения была ярко освещена. Казалось, что это не лунный грунт, а песчаная поверхность пустыни в знойный день. Но если взглянуть еще и на черное небо, то можно вообразить, что находишься на усыпанной песком спортивной площадке ночью под ослепительными лучами прожекторов. Ни звезд, ни планет, за исключением Земли, не было видно.

КАК МЫ РЕАГИРОВАЛИ НА ЛУННОЕ ПРИТЯЖЕНИЕ

Лунный отсек стоял в рабочем вертикальном положении. Соблюдать равновесие было нетрудно. Встать на ноги после случайного падения тоже не составляло затруднений. Подниматься на носки, как это мы делали на Земле в экспериментах, имитирующих лунное притяжение, не хотелось. Вообще ощущение притяжения на ф Луне приятнее, чем земное, и даже приятнее состояния невесомости.

ОСВЕЩЕННОСТЬ И ЦВЕТ

Солнце во время нашего пребывания на Луне поднималось над горизонтом от 10,5 до 22 градусов, а во время пребывания лунной кабины «Аполлона-12» — от 5,2 до 21,1 градуса. Все наблюдения за освещением и светом были ограничены этими условиями. В среднем уровень освещения оказался очень высоким (как в безоблачный день на Земле) Тени были густыми, но не черными. Солнечный свет отражался от склонов лунных кратеров, и видимость становилась хорошей.

Своеобразные фотометрические свойства Луны известны давно. Существовало опасение, что в определенный момент наши глаза, ослепленные Солнцем, ничего не смогут увидеть, поэтому траектория снижения лунной кабины была рассчитана так, чтобы в точке прилунения солнечные лучи не мешали космонавтам.

Цвет едва заметен или не обнаруживается вообще. При незначительной высоте Солнца над горизонтом, как, например, во время посадки «Аполлона-12», практически различать цвета невозможно. Когда Солнце поднимается над горизонтом до

градусов, начинают появляться коричневые и бурые оттенки. В общем, исследованный нами район по освещенности может сравниться с пустыней, а его цвет напоминает цвет сухого цемента или песчаного пляжа. При выходе из кабины мы неожиданно обнаружили, что обломки пород и частицы лунного грунта имеют темно-серый или угольно-серый цвет.

ЛУННАЯ ТОПОГРАФИЯ

На фотографиях посадочные площадки «Аполлона-11» и «12» выглядели ровными. Однако фотографическая камера сглаживает мелкие неровности рельефа. Думаю, что большую часть (если не все) неправильностей рельефа составляют элементы валов кратеров. Однако к моменту прилунения мы этого не знали. Совершенно неясным был характер микрорельефа на удаленных к горизонту участках.

Неровности горизонта в сочетании с небольшой силой тяжести затрудняли определение вертикали (точность определения, вероятно, не превышала 5 градусов). Отчетливо выраженная неровность лунной поверхности усугублялась тем, что скрадывалось расстояние до удаленных форм рельефа. Неровности создавали такое же впечатление, какое бывает у человека, плывущего по сильно взволнованному морю.

Край Западного кратера, находящегося приблизительно в 400 метрах к востоку от нас, не был виден, хотя его вал, как мы предполагали во время снижения лунной кабины, достигал высоты 25 метров.

Сейчас можно утверждать, что у всех четырех космонавтов во время пребывания на Луне наблюдалась тенденция занижать расстояние. Мы полагаем, что наши первичные оценки расстояний также занижены.

ЗЕМЛЯ

Во время полета «Аполлона-11» Земля находилась приблизительно в 30 градусах от зенита. Она казалась выпуклой и очень яркой. Преобладали два цвета: синий — океанов и белый — облаков. Однако легко можно было различить и серо-коричневый цвет континентов. Угловой диаметр Земли при наблюдении с Луны в четыре раза больше, чем у Луны, наблюдаемой с Земли. Хотя Земля и казалась маленькой, все же это было весьма красочное зрелище.

ЗАЩИТНОЕ ОБОРУДОВАНИЕ

Прежде чем говорить о работе на поверхности Луны, мне хотелось бы дать краткую характеристику нашей одежды и защитного оснащения.

Основные детали одежды космонавтов защищают организм от вакуума, термических воздействий и от микрометеоритов. Ранцевая система состоит из аппаратуры связи, вентиляции и аппаратуры для регулирования температуры и давления. Эта система подает 100-процентный кислород при рабочем давлении 0,2625 атмосферы. Температурная защита обеспечивает нормальную жизнедеятельность при наружных температурах до +121 градуса.

Скафандр снабжен герметическим шлемом, перчатками, защитными покрытиями и различными датчиками. Надевается он через вертикальный разрез на спине и застегивается застежкой типа «молния» с дополнительным контрольным замком. На плечах, локтях, запястьях, бедрах, коленях и лодыжках имеются гофрированные сочленения. Жесткий каркас помогает сохранять постоянный объем в сочленениях. Рукава монтируются на сферических шарнирах, которые позволяют вращать рукой. На туловище и шее скафандра шарниров нет. Через систему трубок производится общая вентиляция скафандра.

Герметический шлем — это прозрачный пузырь, вложенный в многослойную систему, напоминающую рыцарское забрало. Защитная оболочка содержит две пары съемных фильтров для защиты от ультрафиолетового и инфракрасного излучений, а также для наблюдения в видимой части спектра. На шлеме укреплены три козырька (один в центре и два по бокам), защищающие лицо космонавтов от солнечных лучей.

Перчатки отлиты по слепку с кистей рук. Подвижность кисти обеспечивается гофрированной секцией, которая комбинируется с шарниром. Такая конструкция позволяет поворачивать перчатку на 360 градусов. Многослойные покрытия обеспечивают герметизацию, защиту от воздействия температуры и от механических повреждений микрометеоритами. У башмаков многослойный верх и толстая ребристая подошва из силиконовой резины. Непосредственно к телу прилегает одежда с жидкостным охлаждением. Это, по существу, белье. Оно служит как бы термическим буфером между телом космонавта и охлаждающей средой. Во внутреннюю поверхность ячеистой ткани одежды вшита сеть трубок, по которой постоянно течет поток воды заданной температуры.

В ранце (портативная система жизнеобеспечения) — средства связи, рабочие датчики и прибор, подающий кислород. Двуокись углерода поглощается гидроокисью лития, вода — водяным сепаратором, запахи — активированным углем, посторонние частицы — фильтром, а тепло — теплопоглотителем. Чистый охлажденный кислород вновь подается для дыхания. Неизбежные потери компенсируются поступлением кислорода из специального баллона. Кислородный баллон может быть перезаряжен. Охлаждающая вода в трубках скафандра нагнетается моторным насосом с расходом 0,4 килограмма в минуту. Насос помещен в ранце. Вода охлаждается в сублиматоре, регулирование температуры в котором производится вручную поворотом вентиля. При полностью открытом вентиле весь поток проходит через сублиматор и охлаждается. Если вентиль занимает противоположное положение, поток воды проходит мимо сублиматора.

Сублиматор пористо-пластинчатого типа использует воду как испаряющийся материал. Баллон водоснабжения содержит 0,8 килограмма воды и может быть перезаряжен.

Насосы и вентиляторы питаются батареей, которая служит также источником электричества для рабочих инструментов и средств связи. Система коммуникации позволяет вести голосовую и телеметрическую связь по двум каналам. Разговор с основным блоком космического корабля записывается на магнитофонную ленту и одновременно передается на Землю.

Вентили температурного контроля, кислородный и водный, расположены в нижней правой части ранца. Электрические и коммуникационные датчики, регулятор давления кислорода и индикаторы физического состояния космонавта находятся на пульте дистанционного управления, размещенного на груди скафандра. На этом пульте можно установить широкопленочную 70-миллиметровую фотографическую камеру.

ПОДВИЖНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА НА ПОВЕРХНОСТИ ЛУНЫ

У космонавта, облаченного в скафандр и снабженного ранцем, центр тяжести перемещается вверх и несколько назад. Чтобы не потерять равновесие, он наклоняется вперед. На поворотах его движения несколько замедлены. Это объясняется небольшим сцеплением подошв обуви с лунным грунтом. Однако привычной скорости поворота можно легко добиться.

Переход из состояния покоя в состояние движения тоже заметно медленнее, чем на Земле. Чтобы двигаться быстрее, нужно сделать три или четыре шага с небольшим ускорением или сильно наклониться вперед и энергично оттолкнуться, набрав нужную скорость с первого шага. Оба эти способа удовлетворительны, но обычно использовался первый из них.

Были испробованы три способа движения вперед: хождение, подскоки при ходьбе и бег вприпрыжку. Хождение использовалось для обычных операций около лунной кабины и для переноски грузов. Скорость хождения не превышала полуметра в секунду. При больших скоростях космонавт, делая шаг, как бы взлетал вверх. При беге вприпрыжку он обеими ногами одновременно отталкивался от поверхности. Последний способ оказался наиболее эффективным при передвижении на большие расстояния, так как достигалась скорость 1–1,5 метра в секунду, а на отдельных участках до 2,0 метра в секунду. Много Бремени уходило на то, чтобы выбрать наилучший путь на неровной поверхности.

Скачки похожи на бег вприпрыжку, но при скачках на Луне в отличие от бега ноги двигаются довольно медленно. Создается ощущение медленного бега. Бег, каким его знаем на Земле, на Луне воспроизвести невозможно.

Остановиться во время ходьбы сразу нельзя, можно только после одного или двух шагов, а во время скачков — после трех или четырех скачков. Шаги в сторону затруднены ограниченной подвижностью скафандра. В общем, движение по лунной поверхности требует больше расчета и внимания, чем передвижение по Земле.

Конечно, в условиях лунного притяжения хочется прыгать вверх. Свободные прыжки с сохранением контроля за движением возможны до одного метра. Прыжки на большую высоту часто заканчивались падением. Наибольшая высота прыжка составляла два метра, то есть до третьей ступени лестницы лунной кабины. В этом случае космонавту удалось сохранить равновесие только потому, что он сумел схватиться за лестницу руками.

Падения не имели неприятных последствий. Обычно при нарушении равновесия падение можно предотвратить простым поворотом и шагом в ту сторону, куда падаешь. Если упадешь лицом вниз, можно легко подняться без посторонней помощи. При падении на спину нужно приложить больше усилий, чтобы подняться самостоятельно. Конечно, с помощью другого космонавта встать на ноги проще всего. Во время двух лунных экспедиций мы старались как можно меньше касаться скафандром поверхности Луны, чтобы не повредить его обломками пород.

Скорость передвижения и стабильное положение в известной степени зависят от самой природы лунной поверхности. Хотя грунт и кажется мягким, след углублялся обычно менее чем на 1 сантиметр. Частицы грунта малы и легко прилипали к скафандру и обуви. Следы были намного глубже (5 сантиметров) на валу и в донной части кратера, диаметр которого составлял 5 метров. Обычно наш путь между двумя точками был извилистым, так как мы старались избежать неровностей.

Один из космонавтов, ступив на покрытый пылью плоский кусок породы, поскользнулся. Но, в общем, устойчивость вполне достаточная. Крутизна склонов кратера, где был обнаружен «Сервейер», 12–20 градусов, не вызывала никаких трудностей для экипажей лунной кабины «Аполлона-12». Космонавтам пока не приходилось преодолевать крутые склоны больших кратеров (40 градусов).

РАБОТА НА ПОВЕРХНОСТИ ЛУНЫ

Физическая работа, которая выполнялась на поверхности Луны, заключалась в выгрузке и погрузке оборудования, переноске и установке оборудования для экспериментов, сборе образцов пород и бурении скважин для отбора проб грунта.

Перенос грузов осуществлялся различными способами. Космонавт переносил сразу оборудование для экспериментов, которое на Земле весит 74,3 килограмма (на Луне 12,4 килограмма). Дополнительный груз в некоторых случаях оказывался даже полезным, так как с увеличением веса усиливалась сила трения и создавалась большая устойчивость.

Для закрепления и переноски оборудования мы с удовольствием использовали ранец. При этом второй космонавт помогал нагружать и снимать груз.

В лунную кабину мы доставляли оборудование, используя тягу. Этот процесс на Луне значительно отличается от того, что мы привыкли делать в земных условиях. На Луне следует прилагать сравнительно небольшие усилия, хотя большой наклон тела может вызывать частые падения. Тем не менее мы намерены использовать этот принцип в дальнейшем, так как в скором времени на лунной поверхности придется перемещать значительно больше грузов Следовало бы, конечно, изобрести специальное средство типа тележки рикши для транспортировки оборудования.

При монтировке оборудования для исследования солнечного ветра, при закреплении флагштока и при отборе проб грунта мы вводили штанги и грунтоносы. Экспедиция «Аполлона-11» ввела грунтоносы лишь на 20 сантиметров, но не до полного упора, однако было замечено, что с углублением сопротивление возрастало. Экипаж лунной кабины «Аполлона-12» сумел ввести грунтонос глубже.

Интересные особенности выявились при сборе совком образцов лунного грунта. Сила трения, удерживающая образец в совке, пропорциональна весу образца на Луне, который, естественно, был весьма мал. Поэтому образец соскальзывал при самых небольших ускорениях. Открытым совком следует действовать гораздо медленнее и осторожнее, чем на Земле, если хочешь донести содержимое совка до контейнера. Хотя мы познакомились с этой особенностью в процессе подготовки к полету, я потерял довольно много материала во время сбора образцов.

Эффективность работы на поверхности Луны значительно снижается тем, что в скафандре трудно нагибаться, так как невозможно согнуть скафандр в торсе или шее. При попытке нагнуться создается впечатление, будто спина и шея находятся в гипсовом корсете. Чтобы поднять какой-нибудь предмет, нужно потратить много труда и времени. Модификация скафандра может облегчить эти трудности, но, очевидно, в течение ближайших лет нельзя будет устранить эти недостатки.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ РАБОЧЕЙ НАГРУЗКИ

Определение рабочей нагрузки, или расхода энергии человека, находящегося на поверхности Луны, является необходимым условием для планирования и осуществления исследований. При определении реальной рабочей нагрузки учитывались три фактора: сердечная деятельность, потребление кислорода и выделение тепла. Были созданы кардиотахические методы регистрации сердечной деятельности космонавта через каждые 30 секунд, Для постоянной записи телеметрической информации использовался самописец

Расход энергии экипажа лунной кабины «Аполлона-11» колебался от 225 до 350 килокалорий в час при норме 275–300 килокалорий в час. Поэтому продолжительность лунных прогулок экспедиции была продолжена до четырех часов

Две экспедиции на космических кораблях «Аполлон-11» и «Аполлон-12» позволили накопить некоторые сведения о поведении человека на Куне. Созданное защитное оснащение помогло космонавтам жить и работать в условиях враждебного вакуума и аномальных температур. Лунное притяжение оказалось весьма благоприятным для работы космонавтов. Мы не обнаружили ни физических, ни психологических затруднений, которые помешали бы планировать дальнейшие исследовательские работы на поверхности Луны.

Совершенствование скафандров повысит эффективность деятельности на Луне и поможет провести более сложные и тонкие эксперименты. На ближайшее десятилетие можно планировать значительно более широкую программу исследований, которые намного увеличат наши знания и понимание природы естественного спутника Земли,

«Земля и Вселенная», 1970, № 5.