Злой, точно волк, Белов выскочил из дома Бутурлина. Рявкнул на подвернувшегося так не кстати Петра, мужик проворно отскочил, Григорий сверкнул глазами и помчался дальше, по улице. Перепалка с невестой его задела.
Преображенец и сам уже не понимал, почему его так разозлило своеволие Насти. Вернее сказать, это было даже не своеволие, но какое-то упрямство и не желание принимать Григория как жениха и, стало быть, главу семьи.
В семье Беловых Евдокия Андреевна всегда слушалась мужа. За долгие годы брака Гриша не разу не слышал, чтобы мать хоть слово сказала против Петра Григорьевича. Сестры тоже почитали отца, а на младшего брата смотрели как на будущего главу рода, хоть и не упускали случая подшутить, но даже Софья всегда прислушивалась к мнению брата. Тем больше злило своеволие Насти.
Белов по-волчьи клацнул зубами. Двое выпивох, бредущих навстречу, почему-то перешли на другую сторону. Григорий с какой-то завистью посмотрел им вслед. Ему тоже хотелось напиться, но после разгрома, учиненного Шуваловым в «Красном кабачке», вряд ли хозяин будет доволен видеть виновника бед.
Оставались лишь казармы, да бутылка «хлебного вина» — самогона, припрятанная в сундуке.
Белов уже подходил к фрейлинским домикам, когда почти столкнулся с Левшиным. В начищенных сапогах и парадной форме друг, что удивительно, шел пешком.
— Саш, ты куда? — окликнул его Григорий.
Тот вздрогнул и полоснул Белова яростным взглядом, впрочем, тут же опомнился.
— Да так… — Левшин махнул рукой. — Гриш, пошли в кабак?
— Мне туда покамест путь заказан, да и тебе не советую: Шувалов там с обысками был.
— Да ну? — изумился Саша. — А что искал аль кого?
— Девку, что нам с Александром Борисовичем пиво подавала.
— С чего… — Левшин осекся и недоверчиво посмотрел на друга. — Он что думает, что…
— А ты сам посуди: мы окромя кабака нигде не были, а Александр Борисович отравлен.
— Ты что взаправду думаешь, что хозяин кабака…
— Хозяин не при чем, а вот девки-подавальщицы, — Белов криво усмехнулся, вспомнив слова начальника тайной канцелярии. — Сашка, сам посуди, много ли им надо: по заднице огладил, монету меж грудей сунул, вот и вся недолга!
Левшин внимательно смотрел на друга.
— Гришка, не договариваешь ты!
Преображенец шумно выдохнул и признался:
— Шувалов меня на опознание вызвал.
— Опознал?
— Опознал… Да толку-то? Мертвая она. Зверь задрал.
— Ты уверен?
— Да. Девка из кабака убежала. Я лично Шувалова по следу повел. А там запах… и девка, как овца задранная, — во рту сразу же начал ощущаться солоноватый привкус крови.
Белов сплюнул на дорогу и вздохнул.
— И откуда только они только этих девок берут, — тихо произнес он, разговаривая, скорее, с самим собой. — и не ищет же их никто!
— Гриш, ну откуда все таких берут, — подал плечами Левшин. — Знамо дело, бордель за гранильной фабрикой!
— Думаешь… — преображенец насторожился, точно зверь, почуявший след.
— Не знаю, но я бы девку оттуда нанял. Им терять уже нечего.
— А знаешь, Сашка, ты прав! — звериные глаза сверкнули. — А ну, пойдем!
— Куда? — слегка опешил Левшин.
— Знамо дело — в бордель! С мадам поговорить надо!
— Гриш, в бордели обычно не за разговорами ходят… — задумчиво заметил Левшин.
Тот лишь хмыкнул.
— Так ты идёшь?
— А как же! — уже предвкушая потеху, Левшин встряхнулся, его глаза весело заблестели. Измайловец зашагал, стремясь попасть в такт шагов Белова.
***
Особняк стоял за гранильной фабрикой. Двухэтажный, с белым рустом, окруженный кованой оградой, он смотрелся несколько неуместно на фоне заводских зданий, сложенных из красного кирпича.
Особенно это ощущалось вечером, когда у дверей особняка стояли лакеи с факелами, а окна первого этажа были ярко освещены. То и дело оттуда доносились взрывы смеха, перемежаемые мелодиями клавикордов.
Перепрыгивая через ступеньку, Белов взбежал на крыльцо и, опережая лакеев хотел распахнуть дверь, но Левшин ухватил друга за рукав.
— Гриш, обожди, — зашипел он, — а то потом от слухов не отмоешься, все ж будут зубоскалить, что тебе так не терпелось, аж бегом в бордель припустил.
— Пусть попробуют! — фыркнул тот, но все-таки остановился, выжидая, пока лакей распахнет дверь и нетерпеливо шагнул за порог.
Запах табака, пота и дешевых духов заставил преображенца поморщиться и недовольно чихнуть. Левшин тоже скривился, но уверено прошел в залу, где было людно: офицеры, придворные, люди из свиты франкского посла. Всех этих мужчин окружали ярко накрашенные, полуодетые женщины.
— Девочки, кто к нам пожаловал! — взвизгнула одна из девиц, сидевшая за клавикордом.
Ее соседка вскочила и направилась к друзьям, но преображенец жестом приказал ей остановиться и, не обращая внимания на обиженно поджатые губы, еще раз оглядел зал.
В углу Белов заметил того франка, кто давеча сидел рядом с Настей. Мужчина сидел с остекленевшим взглядом и поглаживал обнаженную пышную грудь жеманно хихикающей девицы.
— Манька! — Григорий направился прямиком к ней, признав верную помощницу и секретаря хозяйки заведения.
— Григорий Петрович! — взвизгнула девица, — Фу, как можно! Я — Мари!
— Мари так Мари, — покорно согласился он. — Хозяйка твоя где?
— А где же ей еще быть, — девица снова хихикнула, ладошкой прикрывая щербатый рот. — В кабинете у себя сидит, точно сова в дупле.
— Хорошо, — игнорируя призывные крики узнавших его девок, Белов направился в нишу, откуда дверь вела прямиком в кабинет мадам.
Стоявший у ниши лакей решительно преградил путь, но узнав офицеров, смягчился.
— Вы по какому делу? — спросил он.
— По частному. Нам с мадам Амели приватно говорить надо, — белов многозначительно крутанул в руках серебряную монету.
— Ожидайте, — лакей тенью скользнул за едва заметную в полутьме алькова дверь, обитую шелком в тон стенам.
Со стороны могло показаться, что слуга просто растворился в стене, и Левшин невольно перекрестился. Преображенец покосился на друга, но ерничать не стал, прекрасно понимая, что в отличие от него самого Сашка не обладает звериным чутьем и слухом. Сам гвардеец почти различал голоса за стеной, но говорили очень тихо. Затем лакей так же беззвучно вышел.
— Вас готовы принять. Порядок знаете, — слуга покосился на сабли.
Оба офицера безропотно отстегнули оружие и отдали его лакею.
— Головой отвечаешь! — прошипел Левшин.
— Ладно тебе, Сашка, не коня отдаешь! — фыркнул Григорий, отдавая слуге обещанный серебряный рубль.
— Сабля то отцовская, в боях со шведами закаленная! — пробурчал тот, косясь на лакея, бережно складывавшего сабли на столик позади себя, и добавил. — Не дай бог что — убью!
— Меня что ль убьёшь? — усмехнулся Белов.
— И тебя тоже. Ты меня в этот блуд втянул.
— По-моему про бордель ты первый заговорил, — Григорий выжидающе посмотрел на лакея с отстраненным видом ожидающего, пока господа наговорятся.
— Пожалуйте, господа! — дверь вновь открылась, и друзья вошли в полутемный кабинет.
Стены были закрыты дубовыми панелями, точь-в-точь повторявшими панели в кабинете Петра Великого в Большом дворце. Только стол стоял не у окна, а посередине. За ним, на высоком стуле с резной спинкой восседала женщина.
Когда-то она была красива. Поговаривали, мадам Амели в юности была содержанкой самого Берона. Именно этот пруссак и даровал особняк на краю Питерсхоффа, а также первоначальный капитал, позволивший мадам развернуться на широкую ногу.
Сам Григорий и считал, что слухи о любвеобильности фаворита императрицы Анны и бывшего регента слишком преувеличены. Впрочем, гвардеец предпочитал держать свои мысли при себе. Обслуживая приближенных к государыне мужей, мадам Амели могла испортить жизнь любому болтуну.
Сейчас хозяйка борделя предпочитала принимать посетителей в полутемном кабинете, расставляя свечи на столе так, чтобы свет скрывал ставшей слегка дряблой кожу и появившиеся на шее и лице морщины.
— Присаживайтесь, господа, — из-за слишком перетянутой талии мадам Амели говорила с придыханием. — Чем обязана такой чести?
— Мы ищем женщину, — зная хозяйку достаточно хорошо, Григорий не стал ходить вокруг да около.
За ложь и лицемерие мадам могла рассердиться, а вот прямота была ей по душе.
— Женщину? — переспросила та. — Тогда вы по адресу. Блондинку? Брюнетку? Рыжую?
— Русую, — Белов выжидающе посмотрел на друга.
Сам он лицо подавальщицы не запомнил, всегда больше ориентируясь на запахи, а вот у Сашки была прекрасная память на лица. Левшин на секунду задумался и достаточно точно описал служанку в трактире. По мере его рассказа, хозяйка борделя хмурилась все больше. От Григория не укрылось ни то, как часто она задышала, ни как кусала губы, явно обдумывая столь странный интерес офицеров к девушке.
— Так как, мадам Амели? Найдется у вас такая? — спросил Григорий.
— Увы, — хозяйка развела руками, кружева, которыми были оторочены рукава платья, упали каскадом, открывая белые полные руки. — Она была… новенькая, пришла, умоляла… а потом сказала, что нашла другую работу…
— Когда это было? — Григорий чуть подался вперед, словно охотничий пес, почуявший след.
— Да вот недавно, недели не прошло, — мадам на всякий случай сверилась с лежавшим на столе гроссбухом. — Да, третьего дня взяла расчет. Впрочем, там и расчет то был… так, обслужила одного клиента…
Друзья вновь переглянулись.
— А кто был клиентом?
— Господа, — в голосе мадам послышались угрожающие нотки. — Я имен не называю!
— Мы это ценим, — кивнул Григорий, — Но дело исключительное.
— Вот как? — фыркнула мадам. — Вы еще скажите жизни и смерти!
— Александр Борисович жив, а вот девка ваша — нет. Прирезали ее.
— Что? — хозяйка борделя побледнела и закатила глаза. впрочем, сразу же взяла себя в руки.
Дрожащими пальцами дотянулась до небольшого пузырька, стоявшего на столе, с трудом открыла пробку и нюхнула, после чего вновь посмотрела на незваных гостей.
— Я могу знать подробности? — спокойно спросила она.
— Только в обмен на имя посетителя.
Амели усмехнулась.
— Я не знаю имени. Могу сказать лишь то, что прежде никогда не видела этого человека.
— Почему вы его пустили? — продолжил Белов. В дом к мадам Амели могли попасть лишь избранные.
— Он пришел в сопровождении офицеров Семеновского полка. Я сочла это хорошей рекомендацией.
— И что было потом? — спросил Белов.
— Почему я должна вам рассказывать? Какое отношение вы имеете к этому делу? — мадам потянулась к колокольчику, намереваясь вызвать слугу, но Григорий положил свою руку поверх ее, крепко сжал.
— Потому что, если я уйду ничего не узнав, к вам придет граф Шувалов. Думаете, он будет церемониться, отстегивать сабли, ждать за дверью? Нет, он потащит вас в крепость, на дыбу. Вы этого хотите? — преображенец взглядом буквально впился в лицо мадам Амели, та опустила глаза, признавая поражение. — Вот и славно. Поэтому, расскажите мне все, что происходило в тот вечер.
— Вам в ярчайших подробностях? — съязвила женщина, пытаясь скрыть свой страх.
Руки все еще подрагивали.
— Описание плотских утех можете опустить. А вот о чем говорили…
— Да ни о чем они не говорили, — мадам пожала полными плечами. — Он долго девку выбирал, потом в спальню ушел, вскоре к своим вернулся. А по лицу ничего не понять. И взгляд такой, холодный. Я потом выспрашивать начала, все ли клиенту понравилось, а девка мне в лоб и заявила, что уходит, лучше работу нашла. Я держать не стала.
— Она подавальщицей устроилась. В Красный кабачок, — верный своему слову Григорий не стал скрывать. — И дня не проработала, как убили ее.
— Это вы уже говорили, — нетерпеливо отмахнулась Амели. Жеманность как рукой сняло, взгляд стал цепким, а в голосе появились жесткие ноты. — Я хочу знать, как это дело затронет меня и мое заведение.
Григорий внимательно посмотрел на женщину и вдруг заметил, что ее пальцы подрагивают. Она боялась. Преображенец понял, что его смущало с тех самых пор, как он зашел в кабинет — запах страха.
Зверь внутри глухо рычал, нетерпеливо хлеща себя по бокам хвостом: страх означал добычу, и волк готов был кинуться вперед, сомкнуть челюсти на беззащитном горле, наполняя рот свежей кровью.
— Вам ничего не грозит, — Белов одернул зверя, тот обиженно заворчал, сетуя, что в очередной раз хозяин испортил охоту. — Если только визит графа Шувалова, который будет желать подтверждение моих слов.
— Ну Александра Ивановича я уж как-нибудь переживу! — усмехнулась мадам Амели. По ее виску скатилась капелька пота. Григорий чуял, что при упоминании Шувалова страх хозяйки борделя лишь усилился. — Если у вас ко мне все…
— А из семеновцев кто тогда был? — вдруг спросил Левшин.
Женщина едва заметно вздрогнула.
— Я уже и не вспомню, — чуть помедлив, ровно столько, сколько необходимо, чтобы заминку приняли за раздумья, сказала она. — Они большой компанией пришли, как обычно. Незнакомых, окромя этого штатского не было.
— Ясно. Саш, пойдем? — Григорий встал, вежливо поклонился и вышел из кабинета.
Левшин последовал примеру друга. Забрав сабли, оба офицера вышли на улицу, проигнорировав призывные взгляды работниц заведения. Григорий с наслаждением вдохнул свежий воздух. Пахло травами, росой и морем. Где-то неподалеку, в камышах квакали лягушки.
— Ты чего, Гриш? — испугался Левшин, заметив, что друг сделал несколько глубоких вздохов.
— Да вот, воздух свежий надышаться не могу! В борделе знаешь, как пахло!
— Так же, как и всегда, ты ж там бывал, — Левшин недоуменно нахмурился.
— Да? — гвардеец усмехнулся. — Показалось, значит. А может, старею…
Друг лишь пожал плечами и расправил перевязь.
— Как ты думаешь, она нам все сказала?
— Уверен, что не все, — Белов повел носом, усмехнулся и продолжил гораздо громче, — Но ты, Саш, погоди, вот Александр Иванович сейчас прятаться перестанет, вместе и обсудим.
Граф Шувалов действительно вышел из-за дерева и подошел к друзьям. Луна высветила его лицо, и Левшину показалось, что начальник тайной канцелярии слегка смутился.
— В следующий раз, если за преображенцем следите, хоть с подветренной стороны вставайте, — посоветовал Белов. — С наветренной вас даже щенок учует.
— Спасибо за совет. Учту, — Шувалов слегка склонил голову, словно благодаря. — Что выяснили, Григорий Петрович?
— С чего вы решили, что я в бордель ходил выяснять что-то? Может так, позабавиться?
— Вы там были не более получаса и форма ваша в полном порядке.
— Так мало ли, не снимал я её! — Белов свернул зубами. — Сами понимаете, спешка…
Шувалов устало посмотрел на него.
— Григорий Петрович, полно зубоскалить! Время уже за полночь, и лично я желал бы не стоять с вами здесь, а находиться на своей даче с бокалом крепленого франкского вина!
— Так бог в помощь, Александр Иванович! Дача ваша недалеко, вам экипаж сыскать?
— Сыскать. Только поедем все вместе. И не ко мне на дачу, а в Питерсбурх! — пригрозил окончательно выведенный из себя Шувалов. — Дело государственной важности, а вы зубоскалите и резвитесь, как дитя малое!
От последних слов Белов подобрался, точно хищник перед прыжком.
— Рассказывайте, — коротко приказал он.
Шувалов скрежетнул зубами.
— Григорий Петрович, вы часом ничего не спутали? — ехидно поинтересовался он. — Не я вам, а вы мне рассказывать должны.
— Александр Иванович, ежели сыграть со мной хотите, то приходите завтра, я шахматы достану, а что касается дел государственной важности, то вслепую я действовать не буду! — твердо заявил Белов.
Глава Шувалова вспыхнули недобрым огнем. Левшин невольно положил руку на эфес шпаги, вспомнив о слухах, что начальник Тайной канцелярии — колдун. Впрочем, граф сразу же взял себя в руки.
— А вы упрямы, Григорий Петрович. Я даже где-то понимаю вашего батюшку…
Пори упоминании об отце, гвардеец скрипнул зубами.
— Александр Иванович, Петр Григорьевич Белов нынче в Питерсхоффе, ежели с ним сына обсудить хотите, то можете время не терять. Он вам и вина нальет. Хотите — крепленного, хотите — хлебного! — насмешливо предложил Левшин.
Шувалов окинул шутника мрачным взглядом и уже готов был ответить, но Белов, опасаясь за судьбу друга, вмешался.
— Александр Иванович, давайте начистоту, — предложил он. — Мы сейчас с вами в одной лодке сидим, и раскачивать её — себе дороже. Вы нам говорите, что мы знать должны и о чем людей спрашивать будем.
— Хорошо, — неожиданно легко согласился Шувалов. — Я предполагал, что по-другому с вами нельзя. Пойдемте!
Не оглядываясь, он устремился в лес. Друзья, переглянувшись последовали за начальником Тайной канцелярии.
— Да что ж это такое! — бормотал под нос Левшин, пробираясь по тропинке. Из всех троих только он постоянно спотыкался: в сумеречном свете тропинка казалось обманчиво ровной. — Ну Гришка то ладно, волк он волк и есть, а Шувалов-то как видит? Вот ей-богу, колдун!
— Колдун! — граф вдруг обернулся и с улыбкой взглянул на измайловца. — Между прочим, ученик Якова Вильямовича Брюса. Или думаете, просто так при дворе цесаревны Елисаветы Петровны служил?
Опешив, Левшин остановился и с недоверием посмотрел сначала на Шувалова, потом на приятеля-преображенца:
— Ты знал?
— Да. как иначе инициацию преображенцев проводить было? — отмахнулся Белов и вновь обернулся к начальнику Тайной канцелярии. — Александр Иванович, долго еще идти?
— Да можно и здесь, — тот слегка взмахнул руками, шепча под нос непонятные слова.
Воздух вокруг точно сгустился, стал вязким и душным.
— Что это? — Левшин покрутил головой.
— Всего лишь заклинание, чтобы нас никто не смог подслушать, — успокоил его Шувалов и повернулся к Белову.
— Итак, вы хотели знать, в чем дело. Извольте: готовится заговор. Цель — свержение государыни. По городу гуляют слухи, что Елисавета Петровна — незаконнорожденная дочь Петра Великого, прижитая матерью вовсе не от императора, а от Вильяма Монса.
Григорий присвистнул.
— Именно, — Шувалов совершенно верно истолковал этот свист. — и, судя по всему, заговорщики уже начали предпринимать кое-какие шаги.
— Но я не понимаю, их же схватили? Всех этих Лопухиных, Бестужевых? — Левшин слегка растерялся.
Начальник тайной канцелярии снисходительно взглянул на него.
— Вы и вправду верите в «бабий заговор»? Да их вина в том, что одна в схожем с государыней платье на бал заявилась, а вторая Лестоку не дала. Будь обе бабы поумнее, сидели бы сейчас дома, а не висели бы на дыбе.
— Ну, Лопухин Иван пил да болтал много, все государыней недоволен был, — заметил Белов.
— Болтовню государыня бы простила, но вот платье, — Шувалов покачал головой. — Ладно, это — дела минувшие, нынешнее гораздо серьезнее. Полагаю, заговорщики хотят освободить Браунтшвайскую семью и возвести их на престол российский.
— Откуда эти сведения? — отрывисто спросил Григорий.
Волк внутри ворчал и скалился, желая ринуться в бой на защиту государыни Елизаветы. Шувалов слегка нахмурился, решая, считать ли любопытство гвардейца дерзостью.
— Для вас это значения не имеет.
— Но они подлинные? — подхватил Сашка.
— Не сомневайтесь. Рассказали все, как священнику на исповеди, — граф усмехнулся. Левшин понял, что признания были сделаны под пытками, он невольно сглотнул.
— Но при чем тут убийства? — спросил Белов. — Тем более одна девка крестьянская, вторая…
Он брезгливо скривился, даже не желая произносить слово вслух. Начальник Тайной канцелярии покачал головой
— Григорий Петрович, вы же кажетесь умным человеком! Ну подумайте сами! Кто сейчас во дворце караулы несет?
— Преображенцы и… — Григорий вдруг осекся, пораженный догадкой. — Семеновцы?
— Вам что-то известно? — от Шувалова не укрылось заминка.
— Да, — понимая, что пикировку с графом можно продолжить и позже, преображенец коротко пересказал разговор с хозяйкой борделя. Шувалов хмурился все больше и больше.
— Стало быть, офицеров Амели не помнит? — произнес он слегка шипящим тоном, от которого по коже бежали мурашки. — Ничего, в крепости сразу всех вспомнит! Поименно! И не таким языки развязывали.
— Александр Иванович, не думаю, что это — лучшее решение, — возразил Белов. — Компания была большая, этак пол полка можно в крепость согнать.
— Надо будет, так и весь полк сгоню! — со свистом выдохнул Шувалов, глаза зло блестели.
— Камер не хватит. К тому же, слухи об арестах поползут, заговорщики затаятся. — Григорий замолчал.
Шувалов прищурил глаза:
— И что вы предлагаете?
— Установить за хозяйкой борделя слежку. Она боялась именно того, что к ней кто-то, кроме вас придет. Значит…
— Значит, к ней наверняка кто-то придет… — Шувалов кивнул. — Да. Это разумно. Я прикажу своим людям следить за домом.
— Нет, — Белов покачал головой. — Если это Зверь, то он легко учует ваших людей.
— Хотите следить сами? — Шувалов с вызовом взглянул на преображенца, тот скривился.
— Ну что вы… мне это не с руки… я приставлю к Амалии Ивановне своего человека.
Граф с минуту всматривался в гвардейца, точно пытаясь прочитать мысли, потом вздохнул:
— Что ж, воля ваша, Григорий Петрович… учтите, что мое предложение все ее в силе.
— Мой отказ тоже.
— В таком случае, не смею вас задерживать, — Шувалов взмахнул рукой, развеивая туман вокруг, поклонился и направился обратно по едва заметной тропинке.
Левшину показалось, что дышать сразу стало легче.
— Саш, что замер? — позвал друга Белов. — Пойдем, дел много!
В отличие от начальника Тайной канцелярии, преображенец пошел напрямик, не разбирая тропинки. Левшин едва успевал за ним, бормоча что-то про то, сколько надо кормить волка, чтоб он стал два метра ростом и перестал смотреть в лес.