Всю дорогу, проходящую по Питерсхоффу, Насте не давал покоя злосчастные колокольчики, которые Григорий сжимал в руке. Как не пыталась она не думать об этом, в голову постоянно лезли назойливые мысли о букете. Девушка понимала, что ревновать глупо, к тому же колокольчики гвардеец мог собирать и сестре или племяннице, но все равно никак не могла позабыть злосчастные цветы.
В мыслях об этом, Настя искусала себе все губы.
— Приехали, Настасья Платоновна! — Петр спрыгнул с облучка и распахнул дверцу кареты.
Девушка вышла.
— Петр, езжай в казармы, — распорядилась она. — Глашу вдруг там увидишь — накажи, чтобы ко мне шла!
— Будет сделано, барыня! — Петр поклонился и вскочил на облучок, — Пошла, залетная!
Карета со скрипом двинулась по дороге.
Настя подошла к крыльцу, когда её окликнул слишком знакомый баритон, при звуках которого по коже пошли мурашки.
— Анастасия Платоновна, добрый день! Рад, что вы так быстро вернулись!
Девушка обернулась и встретилась взглядом с холодными глазами соседа.
— Михаил Евстафьевич, добрый день! — она постаралась, чтобы голос звучал ровно. — Какими судьбами?
— Да вот, вас жду, — Волков не стал ходить вокруг да около.
— Меня? Зачем?
— Хотел выразить сочувствие в связи с положением вашего батюшки. Простите, что не сказал вам вчера — о бедствиях ваших друзья просветили лишь сегодня поутру.
Настя прикусила губу, подыскивая наиболее подходящий ответ. С одной стороны, вроде бы речь шла о её отце, но с другой — Волков не сказал ничего определенного, а следовательно, мог просто пытаться выведать все у наивной девушки.
— Все это — досадное недоразумение, — наконец сказала она. — Государыня обещала в скором времени во всем разобраться…
— О, Елисавета Петровна взяла покровительство над вами? Это прекрасно. Только… — Михаил сделал вид, что слегка замялся. — Вы же знаете, сколь переменчивы намерения у сильных мира сего. Стоит им узнать, что вы что-то скрыли от них, и их расположение обернется страшным гневом…
Настя опустила глаза, опасаясь, что может выдать себя. Сила забурлила в ней, так и предлагая наказать этого наглеца.
— Побойтесь Бога, Михаил Евстафьевич, — произнесла девушка как можно более миролюбиво. — Какие у меня могут быть тайны от государыни?
— Не знаю, не знаю, — он вновь холодно взглянул на девушку. — Вам виднее, какие…
— Вы поджидали меня, чтобы сказать именно это? — она позволила в голосе насмешку.
— Нет. Предложить вам продать мне вашу девку… Глашу, кажется… Думаю, в сложившейся ситуации деньги не будут вам лишними.
Настя усмехнулась и покачала головой. В этом был весь Волков: сначала попытаться запугать, потом, если не удалось — подкупить.
— Мне не надобно ваших денег, Михаил Евстафьевич, — с достоинством сказала девушка. — Я теперь служу государыне и мне положено жалование, как и всем её фрейлинам. Что же касается моей Глаши, советую вам забыть о ней. Простите, мне пора идти.
Не дожидаясь ответа, она прошла в дом, закрыла дверь, и лишь тогда, прижавшись к полированному дереву спиной, выдохнула. Девушка не сколько боялась своего соседа, сколько не желала с ним общаться. К тому же она искренне опасалась, что Волков способен выкрасть Глашу, и тогда девку никто не найдет.
Настя задумалась. Самым простым было бы рассказать все Белову, но девушка не желала вешать на гвардейца свои проблемы, достаточно уже и того участия, которое Григорий принимал в её судьбе. К тому же еще были колокольчики, которые он собирал кому-то по дороге в Питерсхофф.
При воспоминании о цветах, Настасью вновь охватила обида. Умом девушка понимала, что не имеет права чинить препятствий гвардейцу, но легче от этого не становилось.
За размышлениями девушка пропустила звуки шагов, и опомнилась лишь когда дверь с силой толкнули, створка распахнулась, откинув Настю к стене, и на пороге показалась Дарья. В руках у нее была корзинка, накрытая платком.
— Насть, ты чего дверь держала? — изумилась фрейлина.
— Да вот, задумалась, — отмахнулась та. — А ты откуда?
— На рынок ходила, — Дарья продемонстрировала корзинку. — покупать куриные фрукты.
— Что? — воскликнула Настя.
Соседка звонко рассмеялась.
— Яйца куриные, — пояснила она, проходя к себе в комнату и ставя корзинку на стол. — При дворе не комильфо употреблять стол ь грубые выражения, вот и называем их «куриные фрукты», а утиные яйца — «утиные фрукты», а вот мужские… — Дарья многозначительно помолчала, лукаво посматривая на смутившуюся Настю, — а вот мужские только по латыни — тестикулы! Ибо они — свидетели мужественности! Так что, Настенька, запомни и не оплошай!
Фрейлина вновь рассмеялась.
— Говоришь, словно я буду с кем-то эти самые тестикулы обсуждать, — проворчала та,
— Будешь, не будешь, а услышишь непременно! Сама знаешь, какие у нас при дворе порядки! — вздохнула Дарья с грустью смотря в окно. — Иногда думаю, сидела бы лучше в имении, в нищете, вышла бы замуж за такого же нищего соседа…
При упоминании о соседе, Настя вспомнила Волкова и невольно вздрогнула. Даша пытливо взглянула на подругу.
— Ты чего вздрогнула?
— Я? — изумиться получилось почти натурально.
— Ты, Настя, тебе что, Лизка наша что-то наплела?
— Что наплела? — не поняла девушка.
— Да, ничего, — Дарья стремительно подошла к столику и задумчиво покрутила корзинку с «куриными фруктами». — Не важно это.
— Ты про Левшина? — догадалась Настя и ойкнула, понимая, что выдала Лизетту.
Даша обернулась и сверкнула глазами, впрочем, тут же опустила ресницы, сказывалась дворцовая выучка.
— А что про него говорить? — она нарочито небрежно пожала плечами. — Бабник он, как и Белов. Вот уж два сапога — пара!
— И оба левые, — продолжила Настя, вспомнив старую поговорку целиком.
— Точно! — Даша рассмеялась, но как-то невесело. — Настя, а можешь свою Глашу попросить, чтоб она из эти фрукты куриные отварила? А то от поваров государыни лишь желе да соусы всякие…
— Глаша! — спохватилась Настя.
От этих разговоров, она совсем забыла о своей крепостной, а ведь, судя по всему, Петр давно должен был добраться до казарм и передать племяннице наказ хозяйки.
— Что ты переполошилась так? — удивленно воззрилась Дарья. — точно ее в острог увезли!
— Если бы в острог… — Настя выдохнула и решилась, — её наш сосед купить хочет!
— И что?
— Дурной он человек, Даша. Очень дурной. Как бы беды не приключилось…
— Так ведь он далеко.
— Приехал он. меня у крыльца подкараулили, да о папеньке все выспрашивал…
— Что выспрашивал?
— Где он. Да что с ним…
— Соседу твоему какое дело?
— Не знаю. Не к добру это… — девушка нерешительно посмотрела на соседку, — Пойду я, наверное…
— Куда?
Настя опустила голову.
— К казармам. Любовь у Глаши там приключилась… с Васькой… денщиком Белова…
— Во те раз! Да, каков хозяин, таков и… — Даша внимательно посмотрела на расстроенную подругу, потом направилась к дверям. — Ладно, вместе пойдем! Всяко лучше, чем дома сидеть.
Они почти дошли до казарм, когда встретили бегущую им навстречу Глашу.
— Настасья Платоновна! Простите дуру! — выпалила крепостная, тяжело дыша. — я просто…
— Просто с Васькой Беловским по углам зажималась, — фыркнула Даша, насмешливо глядя на зардевшуюся девку. — смотри, в подоле хозяйке что принесешь!
Крепостная покраснела и опустила голову.
— Даша, перестань, — попросила Настя, чувствуя, что с души будто свалился камень. — Глаша, Волков здесь. Михаил Ефремович.
Девка охнула и с испугом взглянула на свою хозяйку.
— Настасья Платоновна… вы же не…
— Не продам, — твердо сказала та, — Но ты, Глаша, не маленькая и понимать должна, что просто так он не отступит! А защитников у тебя окромя меня нет.
— А Григорий Петрович как же? — изумилась девка.
— При чем тут Белов? — Настя взглянула на любопытствующую Дашу. — мало ему своих проблем, так еще и мои решать!
— Ну так жених все же… — Глаша ойкнула и зажала рот руками, понимая, что сболтнула лишнего.
— Жених? — протянула Дарья, с изумлением смотря на подругу.
— Да. Государыня приказала, — Настя вздохнула. — Даш, поклянись, что никому не расскажешь!
— Вот те крест! — воскликнула та. — Никому не разболтаю! А с чего Елисавета Петровна так приказала?
— Я тогда за отца просить хотела… Белов меня мимо караулов провел, аудиенцию устроил… вот государыня и осерчала, — девушка махнула рукой.
— А я-то все гадала, как ты во фрейлины устроилась, а оно вот как! — глаза Даши заблестели, она хотела еще расспросить подругу, но вдруг улыбка сбежала с губ, а лицо просто окаменело.
Настя обернулась и заметила Левшина, хмуро шагающего к казармам. При виде девушек он остановился и нехотя подошел.
— Добрый день!
— Как? Александр Дмитриевич! Вы и без коня? — фыркнула Дарья вместо приветствия.
— Увы, — мужчина по-военному поклонился, щелкнул каблуками.
— Что же побудило вас оставить любовь всей вашей жизни и идти пешком? — в голосе фрейлины слышалась издевка.
— Вам-то какая разница?
Настя внимательно посмотрела на измайловца, отмечая, что н выглядит усталым и каким-то подавленным. Более того, девушка ощущала беспокойство, исходившее от офицера.
— Александр, что с вами случилось? — спросила она напрямую.
Левшин удивленно моргнул.
— С чего вы взяли?
— Наверное, вы никогда не умели скрыть дурные мысли? — язвительно предположила Дарья, но Настя оборвала её, не давая разговору перейти в ссору:
— Я просто вижу. Вы сами на себя не похожи!
— С Александром Борисовичем несчастье приключилось, — признался измайловец, понимая, что весть о том, что командир преображенского полка упал посередине улицы, не утаишь. — Боюсь, что при смерти он.
— Как? — ахнула Настя. — А Анна Михайловна? Что она говорит?
— Не знаю. С ней Гришка разговаривал. Белов. Он Бутурлина домой привез…
— Вот как? — Анастасия прикусила губу, затем взглянула на свою девку, с несчастным видом все это время стоявшую поодаль. — Глаша, ступай домой! Я скоро буду!
— Да, барыня, — облегченно выдохнув, девка рванула к фрейлинскому домику.
Настя вновь обернулась к Левшину:
— Когда это случилось?
— Сегодня днем. Господин подполковник упал с коня аккурат посередине дороги. Белов отвез его в дом.
Девушка кивнула, рука вновь потянулась к плечу, чтобы переплести несуществующую косу, наткнулась на пустоту, и Настя вздрогнула, выныривая из дум:
— Прошу меня извинить, я должна идти.
Не ожидая ответа, девушка подобрала юбки и почти бегом кинулась от казарм.
— Настя ты куда? — крикнула вслед Даша, но та даже не обернулась. Фрейлина с досадой перевела взгляд на Левшина. — Все вы со своим известием!
— Я должен был промолчать? — огрызнулся он.
— Могли бы просто пройти мимо!
— После чего вы бы стали укорять меня в пренебрежении?
— Я вас? — Дарья наигранно рассмеялась. — Зачем вы мне сдались?
— Я ведь младший сын, который должен зарабатывать на жизнь, верно?
— Вы считаете меня корыстной?
— Отчего же? Просто достаточно расчетливой особой, — измайловец криво усмехнулся. — Материальные блага для вас гораздо важнее чувств, которые человек испытывает к вам.
— Да вы… вы не способны ни на какие чувства, кроме любви к своим лошадям! — Дарья резко повернулась и стремительно направилась к дому.
Левшин несколько секунд ошарашенно смотрел ей в след, затем догнал и схватил за руку.
— Так вот в чем дело? — резко спросил он. — Тогда вы… Даша, все это все из-за коня?
— Отпустите меня! — Даша даже топнула ногой. — Как вы смеете?
— Ответьте! — потребовал он. — Тогда вы отказали мне, потому что считали неспособным любить вас?
— Здесь люди, — фрейлина в замешательстве огляделась, случайные прохожие, привлеченные громкими голосами, стали останавливаться, а несколько крестьян, выпалывавших клумбу, просто прекратили работу с интересом глядя на господ.
Левшин вздохнул.
— Дарья Сергеевна, послушайте я понимаю, что здесь не место, но прошу, дайте мне возможность объясниться перед вами!
Фрейлина прикусила губу. Измайловец всматривался в ее лицо, его умоляющий взгляд был красноречивее всяких слов. Он удерживал девушку крепко и одновременно нежно, так, чтобы не оставить на белоснежной коже красных пятен.
— Хорошо, — сдалась Дарья. — Приходе вечером к фрейлинскому дому, я выйду.
Левшин скупо улыбнулся, затем, не отводя взгляда, поднес ладонь девушки и поцеловал. Даша вздрогнула и, чтобы скрыть смущение, опустила ресницы.
— Это не значит, что вы будете прощены, — предупредила она.
— Это значит, что у меня есть надежда, — мягко возразил измайловец.
— Надежда? — Дарья вздрогнула, её сердце застучало часто-часто. — Надежда на что?
— На свою удачу. Вчера я здорово проиграл в карты!
— Вы стали игроком? — фрейлина чуть прищурилась.
— Только от безысходности своего существования! — Левшин позволил себе улыбнуться. — Видите, я честен с вами!
— Вам не стоит играть!
— В ваших силах повлиять на это… А теперь вы позволите проводить вас?
— Вы же торопились в казармы?
— Я не спешил. Пойдемте?
— Поверьте, это лишнее.
— Все же я настаиваю.
Дарья нерешительно посмотрела на протянутую ей руку, поколебалась и вложила свою.
— Это ничего не значит, — заявила она.
Левшин лишь хмыкнул, но тут же придал своему лицу самое серьезное выражение, на которое был способен.