Ловушка на зверя

Глава 4

Настя почти пробежала улицу, не обращая внимание на прохожих, с провожающих девушку недоуменными взглядами, и остановилась лишь у деревянного забора, огораживающего небольшой деревянный дом и поросший лопухами сад. Калитка легко отворилась. Поколебавшись, Настя не стала никого кликать, а просто вошла во двор.

Цепной пес начал побрехивать, но ведунья строго взглянула на него, и пес предпочел уйти в свою конуру.

— Так-то лучше, — фыркнула девушка, поднимаясь на крыльцо и требовательно стуча в дверь.

Никто не ответил, и стук пришлось повторить. Насте показалось, что она уже отбила себе все пальцы, когда дверь все-таки распахнулась и на пороге возник бородатый мужик в зеленом кафтане, когда-то бывшем мундиром.

Он хмуро уставился на девушку.

— Не велено!

— Что не велено? — переспросила Настя.

После бега по улице в жару, дыхание сбилось, а сердце готово было выскочить из груди. Мелкие прядки волос противно липли к потному лбу, девушка уже несколько раз откидывала их ладонью.

— Пущать никого не велено, — неохотно пояснил мужик, разглядывая незваную гостью из-под кустистых бровей.

— Пойди и доложи Анне Михайловне, что пришла Анастасия Збышева, — распорядилась девушка.

Мужик лишь хмыкнул и насупился еще больше.

— Сказано же, не принимает барыня!

Настя с досадой посмотрела на него. Время утекало, вместе с ним утекала и жизнь хозяина дома. Возможно, более искушенная гостья и попыталась призвать холопа к порядку, обещая все кары небесные, но Настя не была столь опытна, поэтому лишь устало спросила.

— Тебя как звать?

— Степан, — мужик смотрел очень настороженно.

Но дверь перед носом не захлопнул, и то хорошо. Наверняка, один из тех верных слуг, что всю жизнь с хозяином.

— Степан, послушай, ты просто сходи и доложи обо мне. Если Анна Михайловна своего решения не переменит, я уйду, ладно? — Настя внимательно взглянула на слугу.

Мужик слегка помялся, потом отступил, пропуская девушку в дом.

— Здесь обождите, барыня, в зале, — пробурчал он, исчезая в противоположных дверях.

Настя осталась одна. Чтобы хоть как-то успокоиться, девушка прошлась по комнате, усмехнулась совершенно аляповатому сочетанию лакированной, достойной дворца, мебели и простых деревянных стен, проконопаченных толстой веревкой, потом подошла к окну.

За ним виднелся заросший сорняками сад. Кривые яблони с небелёными стволами, на которых уже виднелись зеленые завязи, да липы вдоль дороги. Девушка вздохнула.

Послышались быстрые шаги. Настя повернулась как раз в тот момент, когда в комнату вошла Анна Михайловна.

— Настенька? — голос звучал очень устало. — Случилось что?

— Анна Михайловна, — девушка порывисто шагнула вперед, от нее не укрылась ни обреченная усталость в глазах ведьмы, — Мне Левшин сказал про Александра Борисович, вот я и подумала, что смогу помочь… наверное…

Бутурлина задумчиво разглядывала свою гостью.

— Нет, не сможешь, — наконец сказала она. — Опасно это. И сама сгинешь, и Сашу моего не спасешь… Не хочу грех на душу брать.

— Но… — Настя почувствовала себя обескураженной, она так спешила, была почти уверена, что нужна. — С Иваном же получилось!

— Получилось… — согласилась Бутурлина. — Только Александр Борисович не простой солдат, он волк матерый!

— Так что же, — растерялась девушка. — Неужели ничем помочь нельзя?

Анна Михайловна внимательно взглянула на девушку.

— Есть одно, — решилась она. — Только для этого тебе меня с собой провести придется. Силу мою в себя впустить и не оттолкнуть. Сможешь?

Настя задумалась, затем кивнула головой:

— Смогу. Но вы подсказать должны как…

Анна Михайловна грустно улыбнулась:

— Тогда пойдем.

Мимо изумленного Семена хозяйка дома провела девушку в спальню. Подполковник лежал на кровати. Из его груди вырывались хрипы, а рука стискивала и без того смятые простыни.

— Что с ним? — Настя склонилась над больным, отмечая посиневшие губы и мертвенную бледность лица, усеянного капельками пота.

— Наперстянка, — Анна Михайловна словно выплюнула это слово. Девушка вздрогнула, вспомнив высокий стебель, усеянный сиреневато-розовыми цветами, наподобие колокольчиков. В больших дозах это растение было ядовитым, вызывая сердечные спазмы.

— Яда слишком много, — ведьма с каким-то отчаянием посмотрела на девушку. — Одной мне душу его не вернуть. Ну что, готова?

— Готова, только, что делать — не знаю, — Настя растерянно смотрела на хозяйку дома.

Та выдохнула, пробормотала что-то и подошла вплотную.

— Дай мне руку, — требовательно сказала ведьма.

В полутьме комнаты голубые глаза ярко сияли. Без колебаний Настя вложила свою ладонь.

— Закрой глаза. так легче будет, — продолжала Анна Михайловна, подводя девушку к постели больного. Та повиновалась. На этот раз Сила приходила постепенно, волнами охватывая все тело. На этот раз в ней было что-то другое, мягкое и одновременно требовательное, будто кто-то еще направлял эту Силу.

Девушка вздохнула…

Темнота вокруг вдруг сменилась ярким солнечным светом. Настя бежала по лугу в одной рубашке, ветер ерошил ее коротко стриженные волосы цвета спелой пшеницы. Летнее солнце ласкало кожу, и не было этого удушливого, влажного от жары, воздуха, этих свинцовых волн залива…

— Не туда идешь! — сердитый оклик Анны Михайловны прозвучал за спиной.

Пшеничное поле вдруг заволокло дымом. Настя остановилась, с ужасом смотря на проносящиеся по небу картины баталий. Грохот орудий, крики людей, ржание лошадей, падающих прямо на голову. Надо было увернуться, отскочить и тут же рубить врага.

Дышать становилось все тяжелее, зверь в груди рычал и требовал крови. Золотистый шарик вдруг вынырнул из гущи сражения и полетел к девушке. Она протянула руку, и золотой светлячок сам скользнул в ладонь, обжигая своим теплом.

— Настенька, держи крепче, не потеряй! — снова Анна Михайловна.

Голос ведьмы прерывался от волнения. Девушка чувствовала, как ее ладони обхватили чужие руки, стремясь удержать то и дело обжигающий кожу огненный шар души. Жар от него становился просто нетерпимым.

Девушка закрыла глаза, прерывая связь времен, а потом птицей устремилась в небо, возвращаясь в Питерсбурх, в небольшую полутемную комнату, окна которой были завешены бархатными тканями.

Тело, лежащее на постели. Тело огромного грузного мужчины, несомненно в молодости бывшего красивым. Бездыханный, он лежал, смотря на Настю безжизненным взглядом.

— Быстрее, — поторопила Анна Михайловна. — Еще можно успеть!

Настя подошла к телу и поднесла ладонь с золотистым шариком к губам умершего. Медленно. Капля за каплей, свет начал стекать в приоткрытый рот.

Внезапно подполковник судорожно вздохнул и закашлялся. Последнее, что Настя помнила, была яркая вспышка.

***

Когда девушка открыла глаза, то обнаружила, что сидит в кресле. Сама же Анна Михайловна стояла, наклонившись над мужем, и с какой-то пронзительной нежностью всматривалась в черты его лица.

— Александр Борисович! — Настя попыталась вскочить, но ноги не держали.

— Настенька, — Анна Михайловна подошла к ней. — Милая, спасибо тебе!

Она порывисто прижала девушку к своей груди.

— Век не забуду, как смогу — отблагодарю, — прошептала ведьма.

— Он… — только теперь Настя услышала спокойное ровное дыхание подполковника.

— Успела ты, дочка, в последнюю минуту успела, — Анна Михайловна опустилась в соседнее кресло и закрыла лицо руками. — Ох, Настенька, испугалась я знатно… Столько лет вместе… И вот…

Девушка молчала, совершенно не зная, что сказать, впрочем, её собеседница не нуждалась в словах. Женщина выдохнула, аккуратно вытерла слезы кружевным платком.

— Ты уж прости слабость, переволновалась я сильно… нет мне жизни без Александра Борисовича.

— И ему без вас, — тихо сказала девушка, вспомнив то видение, которое было между боев: веселая темноволосая девчонка полными, призывно манящими губами. Теперь эта давно повзрослевшая девочка сидела напротив Насти в слезах и призналась в любви собственному мужу.

Услышав слова девушки, Анна Михайловна улыбнулась.

— Вот и славно, Настенька, вот и славно… пойдем чай пить?

— А?.. — девушка невольно оглянулась на больного.

— Все уже хорошо. Здесь и Степан справиться. А вот тебе чай нужен, с медом!

Настя признала правоту слов своей наставницы, как только сели за стол и все тот же Степан принес дымящий самовар. Анна Михайловна лично налила чай для своей гостьи и добавила туда ложки три меду.

— Пробуй. Может еще добавить?

— Зачем же? — попыталась возразить Настя, делая аккуратный глоток.

Чай действительно показался почти не сладким. Виновато посмотрев на хозяйку, девушка еще добавила ложечку меда. Анна Михайловна лишь усмехнулась.

— Добавь еще. Такое ведовство сил отбирает. Хлеб вареньем намажь погуще!

Чаевничали молча. Настя, все еще не придя полностью в себя, а хозяйка — просто не желая разговаривать. Тишину нарушал лишь звон ложечки о стенки чашки да мыши, возившиеся где-то под полом.

Стук в дверь прозвучал как раскат грома. Настя вздрогнула.

— Степан! — властно окликнула хозяйка. В дверь опять заколотили, на этот раз со всей силы.

— Иду, иду, вот ведь шумят нехристи, — проворчал слуга, проходя через зал и косясь на Анну Михайловну.

— Кто это может быть? — хозяйка дома слегка напряглась. Настя почувствовала, как ведьма призвала остатки своей силы и хотела сделать тоже самое.

— Не смей! — прикрикнула на нее Анна Михайловна. — Ты дотла выгоришь, пустышкой станешь!

Настя вздрогнула, скорее от самого окрика, чем от слов, и упустила те крупицы, которые теплились в руке.

— Анна Михайловна, — незнакомый офицер в мундире семеновского полка вошел в комнату вслед за Степаном. — Прошу прощения, что нарушаю ваш покой, но я прислан осведомиться о здоровье Александр Борисовича.

— Неужто Степан Федорович надоумил? — фыркнула ведьма, напоказ разжимая ладонь, и демонстрируя переливчатые искры.

— Ну… — офицер смущенно улыбнулся.

— Значит сам…

— Вот вы меня и разгадали, — рассмеялся незнакомец, посматривая на Настю серо-голубыми глазами из-под черных соболиный бровей.

— Все неймется, Михаил Иванович? — голос Анны Михайловны был слишком ласковым.

— Ну что вы, это вы все помните старые обиды. Я и думать про них забыл! — улыбнулся офицер.

Улыбка вышла фальшивой, он и сам это понял, поэтому сделал вид, что закашлялся, после чего вновь обратил свой взгляд на Настю:

— Что за прелестная роза сидит рядом с вами?

При упоминании о розе, Настя прикусила губу, а Бутурлина усмехнулась.

— Михаил Иванович, этот цветок вам не по зубам!

— Ох, Анна Михайловна, — отпарировал семеновец. — Зубами щелкать ваши преображенцы горазды. Ну раз не желаете… — он повернулся к девушке. — Позвольте представиться, майор Михаил Иванович Долгорукий.

Он поклонился и щелкнул каблуками. Насте пришлось ответить.

— Фрейлина её императорского величества Анастасия Платоновна Збышева, — девушка протянула руку, но Долгорукий не обратил на это никакого внимания, изумленно рассматривая девушку.

— Как вы сказали? Збышева?

— Вам известно это имя? — спросила Анна Михайловна.

— Нет, — он выпалил это слишком быстро, и тут же поправился. — Впрочем, мне кажется, я слышал его недавно… что-то связанное с арестами…

Настя вздрогнула и беспомощно посмотрела на хозяйку дома. Та вновь улыбнулась, хотя взгляд оставался жестким.

— Думаю, с вашей стороны, Михаил Иванович, дурно напоминать моей протеже о неприятностях, недавно её постигших! Кому, как не вам, знать о том, что испытывают дети, когда родителей их обвиняют, зачастую незаслуженно!

— Ежели вы про папеньку моего, — беспечно откликнулся тот, — то при его аресте в Березине я был еще совсем мал. Впрочем, обвинения и казнь его не препятствовали мне ни в поступлении в полк ни в продвижении по службе. Но ежели Анастасии Платоновне неприятны мои упоминания, то нижайше прошу меня простить!

Долгорукий вновь поклонился Насте. Та кивнула, давая понять, что извинения приняты, после чего семеновец откланялся.

— Неприятнейший человек, — заметила Анна Михайловна, когда дверь за незваным гостем закрылась. — Его отец был фаворитом у Петра Второго, а сестра — невестой малолетнего императора. Оттого у них уже тогда с Елисаветой Петровной не сошлось — император-то тетку свою невесте предпочитал!

— Поэтому вы так его не любите?

— С чего ты так решила?

— Вы его по имени-отчеству величали.

— А ты молодец, учишься быстро! — Анна Михайловна встала и подошла к окну. — Александр Борисович был денщиком у Петра Великого. Разные поручения исполнял. Секретные. Петр Лексеич всегда говорил: «Ты — единственный Сашка, кому довериться могу» Меньшиков уже тогда в расчет не брался, вороват был… Император, конечно, прощал, правда поколачивал часто. А уж после того, как Меньшиков с Екатериной, женой царевой, амуры закрутил… Петр Алексеевич сослать изменников хотел… не успел. Умер. Тогда Екатерина и развернулась… Александр Борисович тогда к цесаревне Елизавете перешел… даже полюбовником у нее был… оно и понятно: цесаревна сызмальства в обряде инициации участвовала. Преображенцы ей всегда преданны были, как щенки. Потому после смерти Екатерины и боялись тронуть Елисавету Петровну. К тому же молодой император к тетке очень благоволил. Долгоруким это не нравилось, вот они и устроили Александру Борисовичу ссылку в Малороссию… оттуда он уж со мной вернулся… а обида осталась…

Бутурлина вздохнула, с огорчением смотря на разоренный сад.

— Яблони совсем зачахли… надо кого нанять, Степану уж тяжело все на себе тащить, хоть он и хорохорится…

— А с Долгоруким что случилось? — спросила Настя, завороженная рассказом.

— Недалекого ума он был. Подпись на завещании императора подделал, что тот все своей невесте завещал… обман, ясно дело вскрылся, и поехали оба, Катенька — в монастырь, постриг принимать. А сам Иван — за Уральские горы, в ссылку. Там уж и сыновья его родились: Михаил и Дмитрий.

— Но они вернулись?

— Да. Анна Иоанновна Ивана не простила. Обвинила в заговоре и казнила. А детям вернуться разрешила. Елисавета Петровна их трогать не стала. Но и к себе не приближает. Помнит, как отец их интриги плел! — Анна Михайловна вновь вздохнула. — Так что, Настенька, держись от них подальше!

— С чего бы мне с ними дружбу водить? — проворчала девушка.

Незваный гость ей не понравился. Настораживало еще и то, что он знал что-то об её отце. Она так задумалась, что прослушала, что еще говорила Анна Михайловна и машинально кивнула, когда хозяйка дома спросила что-то.

— Ну и хорошо, что согласна! — просияла та.

— Согласна на что? — спохватилась девушка.

— Я же тебя жить со мной здесь позвала, — ведьма выглядела слегка обиженной. — Что тебе во фрейлинском доме ютиться! Здесь все лучше будет.

— Но ведь там… — Настя не знала, как возразить, чтобы не обидеть гостеприимную хозяйку. — Там Даша… и Лизетта тоже…

— Я ж не в острог тебя гоню и не в ссылку. Так — всем удобнее будет. Тебе все одно учиться надо своей силой управлять.

— А… девочкам я что скажу? — пробормотала Настя, сдаваясь под напором ведьмы.

— Скажи — государыня приказала, и вся недолга! — Анна Михайловна позвонила в колокольчик. — Степан!

— Слушаю, барыня, — слуга вновь показался в дверях.

— Сходи во второй фрейлинский дом, скажи, чтоб вещи Анастасии Платоновны собрали и сюда привезли.

— Каму говорить?

— Там Глаша, крепостная моя, — пояснила Настя. — Только лучше в казармы преображенские. Там Петр…

Девушка растерянно замолчала, не зная, как лучше объяснить, что её человек делает в казармах.

— Да знаем, барыня, Петра вашего! — отмахнулся Степан. — Он третьего дня денщику Григория Петровича Белова тумаков надавал, да за хозяином лучше следить наказал!

— Вот как? — нахмурилась Настя.

— Конечно. Только я, барыня, вам этого не говорил! — спохватился Степан и повернулся к Анне Михайловне. — Ну, я побёг?

— Да, ступай! — хозяйка дома встала. — А я к Александру Борисовичу пойду. А ну как проснется, пить захочет… А ты, Настенька, не стесняйся, похозяйничай здесь. Сильно не усердствуй: к вечеру Матрену привезут, горничную мою, я её в Питерсбурх отправила за вещами своими. Если прилечь захочешь — гостевая комната у нас справа.

Еще раз улыбнувшись, Бутурлина вышла. Степан тоже торопливо прошмыгнул на крыльцо. Оставшись одна, Настя прошлась по залу, потом вновь опустилась в кресло, устало прикрыв глаза рукой.

Она просидела так около получаса, во всяком случае, именно об этом говорили бронзовые часы в виде жабы, заглатывающей циферблат-солнце. Хозяйка дома все не появлялась. Настя подошла к дверям, тихо постучала, потом заглянула. Анна Михайловна дремала в кресле у изголовья.

Девушка тихо прикрыла дверь и вернулась в комнату. Время тянулось медленно. Наконец скрип двери возвестил о приходе слуги.

— Степан! — обрадовалась девушка. — Наконец-то! Что Петр?

— Еле нашел, — мужик стащил шапку и отдышался. — Сказывал, все сделает.

— Хорошо. Ты тогда все слуге моему покажешь, ладно?

— А вы куда?

— А я пойду, Глаше подсоблю, да с девочками попрощаюсь.

— Но Анна Михайловна…

— Спит она… устала сильно. Я ей записку напишу…

Настя быстро прошла к столику, где стоял чернильный набор, вывела несколько строк, согнула лист и прислонила к самовару. Оглянувшись, по-детски показала язык своему отражению в начищенном пузатом боку и вышла.

Девушка не прошла и половины пути в фрейлинскому дому, когда на пути встретилась со своим соседом, Волковым, о чем-то тихо разговаривающем с приятелем. Мужчина показался Насте смутно знакомым, хотя она готова была поклясться, что никогда не встречала его раньше: невысокого роста, темноволосый и сероглазый, он наверняка пользовался успехом у дам, несмотря на достаточно бледный и болезненный вид.

При виде Настасьи оба прервали свой разговор и вежливо поклонились. Пришлось сделать реверанс. Знакомец что-то сказал Настиному соседу, тот кивнул и направился к девушке.

— Анастасия Платоновна! Рад вас видеть!

— Михаил Ефремович, ежели вы хотите узнать, переменилось ли мое мнение… — начала та, но сосед отмахнулся.

— Признаться, я и не надеюсь на столь скорое решение моего беспокойства. Впрочем, об этом мы можем поговорить и позже, — сосед улыбнулся, как всегда, лишь одними губами. — Сейчас я бы хотел представить вам своего друга — Дмитрия Ивановича Долгорукого.

Второй мужчина еще раз поклонился. Настя внимательно посмотрела на него. Определенно, мужчина мог быть приятным, если бы не тонкие узловатые пальцы, напоминавшие ноги паука-сенокосца.

— Дмитрий Иванович? А офицер семеновского полка Михаил Иванович…

— Мой брат, — перебил девушку Долгорукий и нервно усмехнулся. — Старший. Вы уже с ним знакомы?

— Да, он заходил справиться о здоровье Александра Борисовича…

— Вот как? Странно, — Дмитрий вновь скривился, словно одна мысль о здоровье подполковника преображенского полка могла причинять неудобство.

— Почему? — вопрос вырвался помимо воли. Настя прикусила губу.

— Вы, верно совсем недавно при дворе и не знаете о нашей с Бутурлиным вражде, — пояснил Дмитрий.

— Отчего же? Анна Михайловна просветила меня, — Настя слегка прищурилась.

Разговор складывался очень неприятный.

— Анна Михайловна? Старая ведьма тоже здесь? — показалось, или в голосе Долгорукого сквозила досада. — Кто бы мог подумать, она же ненавидит Питерсхофф!

— С чего вы взяли?

— Это известно всем! — отмахнулся Долгорукий.

— А вам, Анастасия Платоновна, — вдруг вмешался Волков, до этих пор молчавший, — Вам нравится Питерсхофф?

Настя внимательно посмотрела на соседа, гадая, что скрывается за безвинным вопросом. Почему-то вспомнилась роза, присланная Головиной и разбросанные по комнате платья.

— Вы спрашиваете будто радушный хозяин, — заметила девушка.

Волков вздрогнул, оглянулся, убеждаясь, что вокруг них никого нет, и наигранно рассмеялся.

— Помилуйте, Анастасия Платоновна, какой хозяин? Я лишь поинтересовался вашим мнением. Мы же давно знаем друг друга!

— Именно.

Внезапно стало мрачно. Девушка подняла голову и увидела, что солнце скрылось за тучами.

— Кажется, сейчас пойдет дождь. Нам лучше продолжить беседу в следующий раз, — Настя обрадовалась тому, что может переменить тему.

Долгорукий проследил за взглядом девушки и кивнул.

— Да, будет гроза.

Словно в подтверждение его слов первые крупные капли воды упали с неба на пыльную дорогу. Одна из них попала Насте на шею и покатилась по спине, девушка поежилась

— Простите, господа, мне стоит поторопиться, — извинилась она.

— Надеюсь, мы еще увидимся, — слова Долгорукого, сказанные слишком равнодушным тоном, прозвучали зловеще.

Или же всему виной был вдруг налетевший холодный ветер. Задрожав, Настя почти бегом кинулась к фрейлинскому домику. Она заскочила внутрь как раз в тот момент, когда серое небо пронзила молния, чуть позже раздался раскат грома. Он был настолько сильный, что девушка невольно перекрестилась и зашептала молитву, прося Богородицу о заступничестве.