Ловушка для ворона

Глава 14 Можно?

— Кто меня ждёт? — в таком состоянии никого не хотелось видеть.

— Твой необычный друг, — улыбнулся Виктор. — Пришёл сюда в первый вечер и отказался уходить без тебя. Похвальная верность.

— Или излишняя опека.

— Думаю, это лучше обсудить вам вдвоём. Тебя проводить?

— Нет, как-нибудь справлюсь, — проворчала я и, сразу осознав, что нужно проявить хотя бы немного благодарности, спохватилась. — Спасибо, что попытались.

Виктор усмехнулся:

— Леда говорила, что ты будешь ожидать всего и сразу. Я не просто попытался. Результат будет, особенно, если решишь продолжить.

Попытавшись улыбнуться, я махнула на прощание рукой и пошла к Моргану. Он встал, как только открылась дверь.

— Что ты тут делаешь, Морган?

Он осмотрел меня с головы до ног, сделал шаг и… захватил в объятия?

— Рад, что с тобой всё в порядке.

— Что… что с тобой?

— Прости. Перешёл черту. Пойдём.

Морган выхватил из моих рук пальто и помог одеться.

— Ужин?

— Если честно, не очень хочу есть. И говорить с кем-то тоже.

— Мы можем помолчать.

Я невольно выгнула бровь. Это тот же самый Морган, который ещё три дня назад избегал меня? Тот самый Морган, из которого нужно было каждое слово вытаскивать?

— Хорошо, тогда начнём делать это сейчас.

Мы молча дошли до номера, где Морган без вопросов и просьб набрал для меня ванну и удалился к себе, пообещав вернуться. А я надеялась, что лже-доктор наконец соврал, потому что общаться с ним после того, как он меня оттолкнул, не было никакого желания. И оно не появилось даже после часа в ванной, в которой я лежала, пока из воды не испарились последние крохи тепла.

Зато Морган — традиционно — не соврал. И покорно ждал в гостиной, когда я вернусь. Как только я открыла дверь, он подобрался и надел маску бодрости и счастья. Но я успела заметить его измождённо-болезненное выражение лица. Виктор сказал, что всё время, что я была в медитации, он сидел в коридоре. Когда же в последний раз спал?

Завеса, которая разделяла нас, спала.

Без чувства злости я легко угадывала боль в движениях Моргана. Без злости не хотелось отталкивать, даже если это оправдано тем, что он оттолкнул первым. Даже если он сделает это снова, я буду сейчас с ним, для него

Внутри что-то всколыхнулось. Это была не жалость, нет. Что-то незнакомое. Кажется, я чувствовала часть его боли.

— Я должен извиниться.

— Мм? — я задумалась и не заметила, что он встал с дивана и почти вплотную подошёл ко мне.

Вечно невозмутимый лже-доктор замялся.

— Я заказал примирительную пиццу.

— Согласна, — я взяла одну из коробок и плюхнулась на диван. Морган, не сдвинувшийся с места, выглядел нерешительно. — Что? Я не ела двое суток. Обещаю, оставлю тебе кусочек.

— Я подготовил место для ужина… на крыше. Знаю, ты сильно устала, но, может, мы поднимемся туда? Обещаю, тебе понравится. Только накинь что-нибудь. Прохладно.

Морган безжалостно отобрал у меня пиццу и повёл на крышу, где непонятно когда успел организовать зону отдыха из двух плетёных садовых кресел с пледами, ненавязчивых лампочек с тёплым светом и складного столика с пиццей и глинтвейном.

— Ого, в честь чего это?

— Тебе надо отдохнуть. Плюс я должен извиниться…

— Ты уже это сделал.

— Я должен извиниться за то, — с нажимом повторил Морган, — что избегал тебя. Меня убила новость о Луизе. Нет, я рад, что с ней всё хорошо, но она обманывала меня четыре грёбаных года! Если родная сестра поступила так со мной, чего ждать от тебя?

— Что? — неожиданно для себя прорычала я. — Быстро ты перешёл с извинений в обвинения!

— Что? Нет-нет-нет, я не так выразился. Это мои мысли на тот момент, ты не при чём. Я как раз пытаюсь сказать, что я идиот, что оттолкнул тебя. Прости, я не хотел. Точнее, в тот момент я хотел этого, но…

Я засмеялась.

— Твоя честность когда-нибудь сыграет против тебя. Я поняла, о чём ты. И не держу зла.

— Спасибо, Марла.

Мы замолчали, и давно тишина не была такой спокойной. Я подняла голову наверх, увидела первую звезду на ещё светло-розовом небе и загадала желание.

— Только одна звезда на небе, можешь загадать желание, — прошептала я, не опуская взгляд.

— Ты веришь в приметы?

— Ну, знаешь, растёшь в Матто — умей вертеться. У нас же каждый второй дом похож на склад алтарей и статуэток разных богов. Чем большему количеству угодишь, тем больше вероятность, что кто-то да и даст желаемое.

— Так вот почему ты такая прагматичная, — голос Моргана потеплел от улыбки.

— Даже не представляешь, насколько! В детстве, когда я ещё жила с родителями, я просила на Рождество, которое ведьмы, между прочим, не отмечают, много подарков. И от деда Мороза, и от Санты, и от финского Йоулупукки. Каждый год прокатывало. Пока не начала жить с дядей, там уже было не до детских хитростей.

Я почувствовала на себе взгляд Моргана. Он не задавал вопросы, на которые я не могла ответить. Просто наблюдал.

— Так что сейчас, когда я выросла, приходится дарить себе много подарков самой.

— Думаю, я присоединюсь к твоей традиции. Если ты мне позволишь.

Повисло неловкое молчание. Он только что предположил, что мы будем общаться и проводить вместе праздники? Кажется, Морган осознал то же, поэтому предпочёл сменить тему:

— Дэн рассказал мне, чем вы занимаетесь. Видимо, он тоже дарит себе много подарков.

— О, да вы близки, раз он поведал тебе о самом святом в его жизни — работе! И как так получилось? Ты же терпеть его не мог.

Морган хмыкнул, но не стал ничего отрицать.

— Скажем так, я увидел, что он не желает тебе зла. А мне не задаёт лишних вопросов, что тоже подкупает. Да и затея с камнями гениальна, было бы ложью это отрицать. За столько лет ещё никто не додумался обойти запрет на продажу драгоценностей из Защищённых земель.

— А никто из местных и не мог бы. Когда у тебя валяются рубины под ногами и ты используешь их в качестве садовой гальки, сложно представить, что кто-то готов отдать за них кругленькую сумму. Тем более, почти все местные презирают таких, как я. Людей без магии.

Боковым зрением я ощущала взгляд Моргана. Ещё несколько секунд, и он снова начнёт жалеть меня, пытаясь доказать, что я не пустышка.

— Дэн продумал всё до мелочей. Нашёл ведьм, которые не брезгуют работать с простыми смертными и вывозить богатства своих земель. Составил дарственные договоры, которые помогают обходить запрет на продажу драгоценностей. И — вуаля! Оказывается, если всё делать по его схеме, после продажи камни не будут превращаться в булыжники. Деньги из ниоткуда. Почти также гениально, как мои ставки.

— Да со ставками далеко не каждая ведьма справится… — задумался Морган. — Кстати, как твоё лечение?

— Даже не делаешь вид, что не слышал наш разговор с Ледой.

— А смысл? Глупое враньё показывает неуважение больше, чем продуманная ложь.

— Многие назвали бы это вежливостью.

Морган хмыкнул, а я решила ответить.

— Лечение — как в аду. Причём в прямом смысле этого слова, я проживала свой ад. Такая медитация.

Он усмехнулся, а я только возмущённо что-то промычала, так как успела откусить больше половины куска пиццы.

— Я не насмехаюсь. Просто на секунду показалось, что тебе такой вариант понравился больше, чем успешный. «Я же говорила» и всё такое.

Я, наконец, дожевала пиццу и готова была отстаивать свою честь.

— Конечно, мне ведь важнее что-то кому-то доказать, чем вернуть свои силы.

— А их разве можно вернуть за три дня?

— Вот именно!

— Я не об этом. Возможно ли, что ты много ждала? Что силы сразу вернутся. На это наверняка нужно время. Ты чувствуешь какие-то изменения?

— Да. Умираю от усталости. Это всё, что я чувствую.

— Мы с тобой до сих пор связаны, я подкачиваю тебя энергией. И сейчас её уходит меньше. Если у тебя что-то сдвинулось, это бы объяснило такие перемены.

— Давай позвоним Зеффу и попросим его поколдовать? Проверим, насколько быстро я потеряю сознание.

Морган вздохнул.

— Ладно. Завтра разберётесь с Виктором.

— Вряд ли. Мы завтра уезжаем в Матто, надо уже покончить с Зеффом.

— Решила бросить?

— Бросить что? Бросить что, Морган? То, на что изначально не было никакой надежды? — я поднялась, не желая продолжать этот разговор. — Спасибо за пиццу, Морган. И за душевную беседу.

Я физически ощущала свою злость. Она ядовитым месивом расползалась по всему телу, забирая у каждой клеточки даже призрачную надежду на радость. Захватив остатки пиццы с собой в номер, я, стараясь не смотреть на поднявшегося вслед за мной Моргана, направилась к выходу. Посмотрела на огоньки, ощущая отвращение ко всему, включая себя. Одна из лампочек лопнула.

— Это ты сделал?

— Нет.

— Морган, отвечай честно, — я выбросила коробку, схватила его за ворот рубашки и наверняка была похожа на обезумевшую. Возможно, отчасти так оно и было. — Это ты сделал?

Он даже не моргнул.

— Зачем мне лопать лампочки, которые я сам же сюда повесил? И, более важный вопрос, зачем врать тебе?

Я осела на бетонный пол.

— Значит, это я сделала?

— Ты не рада, — не спросил, а скорее заключил Морган, и подал мне руку: — Не стоит сидеть на холодном.

Я прикоснулась к нему и послушно села на кресло. Морган подержал мою руку в своей несколько секунд и только потом отпустил. Придвинул второе кресло так, чтобы сидеть ко мне лицом почти вплотную.

— Я… Просто устала. Я не уверена, что могу сейчас чувствовать радость. Я боюсь снова надеяться. Даже если надежды оправдаются, получается, я потратила год на жалость к себе, хотя могла бы легко вернуть себе силы?

— Обесцениваешь, Марла.

— Что?

— Всё. Обесцениваешь свой опыт — скорее всего, год назад ты бы не смогла пройти это лечение. Все события, мысли и ситуации вели тебя именно к этому моменту. Обесцениваешь свой результат, который, вообще-то, дался не легко. Почему не принимаешь себя, какую есть, со своими недостатками, ошибками, опытом?

— Ты преувеличиваешь. Весь год я, не вылезая, сидела в офисе, прячась от всего мира. Вот ты у нас всё анализируешь и просчитываешь, человек логики. Так просчитай, за что можно уважать мой так называемый опыт? Или за что меня можно любить, учитывая, что я потеряла всё, что умела, и даже не пыталась это вернуть?

Морган замолчал. Я уже не ждала ответа и собиралась уйти, но он начал охрипшим, еле слышным голосом:

— С тобой мир становится лучше. Ты всегда улыбаешься мне, даже когда в твоей жизни кавардак, и я знаю, что эта улыбка искренняя. Каждый день с тобой выделяется среди тысячи других, даже если это просто поездка в другой город.

Ты меняешь всё, к чему прикасаешься, преображаешь, даже не замечая, как меняется мир вокруг. Ты спонтанна, неорганизованна и принимаешь необдуманные решения, и в этом тоже кроется жизнь. Ты живая. И ты даришь эту жизнь всем вокруг, включая меня. Дьявол, да даже твои шутки… Если бы ты хоть на день могла бы посмотреть моими глазами на себя, ты бы больше никогда даже не заикнулась о том, что ничтожна.

Ты мне как-то сказала, что знаешь кто я и принимаешь полностью. Почему тогда не принимаешь себя? Такую, как есть, с ошибками, с твоим шрамом, который прекрасен также, как сама ты.

Люди не любят идеальных, люди любят живых. Ты — самая живая из тех, кого я видел за пять лет после пропажи Луизы. Если ты сейчас сводишь меня с ума, что же произойдёт, когда полностью будешь собой, без оглядки?

Я невольно приоткрыла рот, безуспешно пытаясь найти в выражении лица, тоне и голосе Моргана хотя бы каплю насмешки или шутки. Знала, что он не стал бы разбрасываться такими словами. Но не могла поверить, что он это всерьёз.

Про меня.

Он подался ближе ко мне и погладил по щеке, по шее, по шраму, которого я уже не стыдилась.

— Что ты делаешь?

— То, чего больше всего желаю. Можно?

— Не спра… — начала шептать я ему прямо в губы и, к счастью, он остановил меня.

Меня обдало запахом голубики. Не было ни электричества, о котором пишут в романах, ни дрожи, всё ощущалось настолько естественным, как будто я вернулась к своему естественному состоянию. Состоянию, в котором его губы накрывают мои.

Нежность, спокойствие, тихая сила. Мы с Морганом не были бурей, сметающей всё на своём пути и разрушающей себя. Мы были созиданием, прочностью, доверием.

А его губы… Это был вкус дома. Я была дома.

— Каким бы был твой ад?

Молодец, Марла. Это то, о чём нужно спрашивать мужчину, который только что целовал тебя и шептал такое, от чего ноги до сих пор подкашиваются.

Морган нахмурился и отвёл взгляд. Можно было бы подумать, что он продумывает ответ, но по тому, как он неохотно раскрыл губы, чтобы начать рассказ, я поняла, что он появился у него моментально.

— Мои родители, Луиза, ты… — он запнулся и бросил на меня короткий взгляд, — все умирают. Все мои близкие умирают, а я остаюсь. И переживаю это снова и снова. Просыпаюсь с мыслью, что не могу ничего изменить. Виню себя, что сделал для них недостаточно, пока ещё мог. Осознаю неизбежность. Беспомощность. И засыпаю таким же ничтожным, каким и проснулся.

— Звучит так, будто ты уже был в этом аду.

Он промолчал.

— Знаешь, а я видела тебя. Ты помог мне выбраться. Я знаю, это бред, но мне кажется, что ты проходил этот ад со мной.