Ловушка для потерянной души

— Нищие, у которых держали принца, — поднял он глаза. — Некоторые выжили. Сказали, что тот человек был вовсе не похитителем. Принц сам держался за него. И…

— Что же, — сердце колотится в груди, словно я снова влюбилась.

— Тела казненных… — чиновник под моим взглядом еще больше съежился, глотает слова, что не разобрать.

— Я сейчас позову палача, — шиплю, как тысяча разъяренных змей.

— Нищие сказали, что это не тот человек, что был с принцем, — выдохнул чиновник.

Слова застряли у меня в горле. Свернулись колючкой, царапают горло так, что хочется хрипеть. Сердце забилось еще быстрее, хотя, казалось, это невозможно.

— Найдите его. — Голос и правда, похож на хрип. — Не знаю как, но найдите и привезите сюда. — Смотрю на застывшего у моих ног человека, который по-прежнему боится поднять голову.

— Это будет трудно, — опускает голову еще ниже.

— С каких пор найти человека стало проблемой? — это какая-то шутка. Словно весь дворец сговорился.

— Найти можно почти любого человека, вдовствующая императрица, — осмеливается поднять глаза. Молчу, стараюсь убить взглядом того, кто смеет перечить. — Но как найти того, чье имя — Никто?

— Что? — вздергиваю брови. У всех есть имена, пусть даже те, что спрятаны под кличкой. У всех есть семьи, города, даже захудалые деревни, которые многие гордо зовут домом.

— О нем нет ничего. Он даже на человека не похож. Потому и имя — Никто. Так сказали нищие. — К концу фразы голос его почти пропал. Сжимаю зубы, шумно вдыхаю воздух, почти со свистом.

— Значит, найди того, кого не существует! Вон! — хрип превращается в рык.

Я загрызу любого за своего сына. Я хочу жить. Я столько всего сделала в жизни. Не имею больше права проигрывать. Здесь и сейчас начинается настоящая война. И пусть я буду улыбаться какому-то грязному нищему, у которого даже имени нет, но верну принца к жизни. Если умрет он — умру и я. Дворец не терпит слабости.

— Вдовствующая императрица, — снова голос позади.

— Что ты хотела? — одна из служанок поставила небольшой столик с горячим настоем, отодвинув в сторону подушки.

— Вам следует отдохнуть, госпожа. — Налила настой в кружку. Приятный мятный запах поплыл по холодным покоям.

— У меня нет на это права, — вздыхаю, принимаю отвар.

— Утвердили список наложниц, что прибудут в дар от наместников и министров. — Дождавшись, когда я почти допью отвар, сообщила она. Хорошее настроение практически сразу улетучилось.

Это сложный выбор. Та, что в будущем займет мое место, может быть среди них. Я тоже не была первой женой. За свое место боролось с отчаянием загнанного в угол зверя. Женщин у императора много, но императрица всегда лишь одна. А главы Управлений уж точно постарались подсунуть в этот список своих родственниц. Остается только выбрать ту семью, которая наиболее лояльна к законному наследнику или же наоборот, опасна. В моих руках сейчас ключ к должности первого советника. Посмотрим, какую цену они готовы предложить. Я не могу ошибиться.

Никто.

С каждым часом темные стены давили все сильнее. Кажется, они медленно двигаются, сжимают свой каменный капкан. Заставляют глубже забиваться в угол. Как и мысли. От них тоже не сбежать. Не спрятаться. Они запирают обратно в клетку. Что я делаю не правильно? Где дорога свернула не туда? Желание быть человеком изменило меня. С телом поменялось и что-то внутри. Чувства, которые раньше были непонятны, занимают все больше места во мне.

— Тьяра, — Линсан, наконец, избавилась от своих кошмаров, что не давали ей говорить. — Слышишь?

— Что? — поднимаю голову от коленей, смотрю в угол, ловлю тишину вокруг.

— Они говорят, что ты сильная. Они боятся, но просят не сдаваться, — подбирается ко мне. Садится рядом. Снова чувствую тепло и запах давно немытого тела.

— Они? — теряюсь в собственных мыслях. С трудом вспоминаю о том, что видит Линсан.

— Девочки. Разве ты не слышишь их? Их голоса стали тише с твоим появление. Боятся почему-то, шепчут, когда раньше кричали. Они поддерживают тебя. — Уверенно заявляет она, слышу несмелую улыбку в ее голосе. — Я тоже в тебя верю.

— Спасибо, девочки, — перевожу взгляд в темноту пустых клеток. — Спасибо, Линсан, — прислоняюсь плечом к ее плечу. Холод отпускает руку.

— А еще, — прервала она затянувшееся молчание. Заерзала рядом, взяла меня за руку. — Девочки иногда кажутся мне странными.

— Странными? — переспрашиваю, глядя перед собой в темноту.

— Да, пугают меня. — Наклонилась к самому уху, продолжила почти шепотом. — Они говорят странные вещи. Я молчу о многом, а они все равно знают мои тайны, обсуждают их, когда думают, что я не слышу.

— Правда? — в другой ситуации мне бы она показалась забавной. Но не здесь и не сейчас. Как же ей было страшно и больно все это время, что она придумала их.

— Они и про тебя говорят. — Горячий шепот обжигает щеку, щекочет дыханием волосы. — Говорят, чтобы ты не боялась. И… — замолчала на мгновение, оглянулась на пустые клетки напротив.

— Что еще? — улыбаюсь против воли.

— Жизнь всегда делает больно, каждому из нас. И чтобы жить, чтобы защитить то, что тебе дорого, нужно иногда быть такой сильной, как только возможно. За каждый день нужно бороться, драться за каждый вздох. — Слова лились сплошным потоком. Я лишь киваю. То, что она создала в своей голове, помогало ей все это время.

— Они, наверное, правы, — прерываю ее. — Но где найти силы, как выбраться, когда выхода нет? Разве тебе не страшно? — поворачиваюсь к ней. Смотрю туда, где должны быть глаза. Бороться? Я хочу просто жить. Найти свое место, найти себя. Понять что-то, что каждый день ходит рядом, но неизменно ускользает. Мучает странными видениями пугающего мира, который не может существовать.

— Ты не веришь мне! — отбирает свою руку, отодвигается. — Глупая! — ее громкий голос заметался по камере, отражаясь от каменных стен, вылетел в коридор. И словно действительно много разных голосов повторили ее слова. Неприятно. Ежусь, потираю озябшие плечи.

Отворачиваюсь. Смотрю в коридор. Жду хоть чего-то. Пусть то тяжелые шаги или мерцание далекого огня от сквозняка открытой двери. Невозможно вот так сидеть здесь. Словно о нас забыли. Спрятали в землю, как самые потаенные страхи и желания, вычеркнули из жизни.

Ждать пришлось долго. Не знаю, сколько времени прошло. Раньше, в той клетке у меня были лучики, по которым можно отсчитывать дни и часы. А тут ничего. Только пустота и тишина, где можно потеряться. Даже едва различимые шаги и трепет далекого огонька показались мне выдумкой. Видением, которого так долго ждешь. Но оно приобретало реальность. Все ближе шаги, что несут с собой свет. Медленно ползут тени на стенах коридора, прячутся в темные провалы пустых клеток, спасаются от огня.

— Как вы тут? — голос, который надежно занял место в моей голове, когда появляется страх. Салих. Стоит у решетки, светил внутрь чадящим факелом. Отсюда чувствую тепло огня. Хочется поймать пляшущие языки пламени, прижать к груди. — Тьяра, милая, как настроение?

Молчу. Смотрю на него и две тени, которые теперь обрели лица. У одного из них свежая повязка на руке. Сжимаю зубы. Это они, те, кто приходили недавно, пытались сделать больно Линсан. Что будет с ней, когда я уйду? Бесконечный кошмар до самого конца. Пустота и темнота ее постоянные спутники. Оборачиваюсь к тени в углу. Она жмется к стене, прячет лицо в руках, сложенных на коленях. Блуждает потерянным взглядом по лицам, словно и не видит ничего.

— Мне бы хотелось договориться с тобой, Тьяра. — улыбается Салих, заставляет оторвать взгляд от Линсан.

— О чем? — поднимаюсь, подхожу к решетке, закрываю собой Линсан от взглядов тех двоих, что стоят за спиной торговца мыслями.

— Чего ты хочешь в этой жизни? — разговор о вечном и смысле жизни не вяжется с обстановкой.

— Жить. Просто жить. Спокойно, как человек. — Решаюсь впервые ответить честно. Тому, чье мнение мне безразлично. Хоть раз открыть то, что спрятано очень глубоко внутри.

— Жить хотят все, — хмыкнул он, изучая мое лицо. — Проблема в том, как ты будешь жить? Какой видишь себя через год, два, десять? — внимательно смотрит, пытается угадать мысли. Что будет со мной потом? Не знаю. Жизнь не давала мне шанса задуматься, постоянно водит по грани, пугает лицом смерти.

— К чему эти вопросы? — хмурюсь. Таким людям нельзя доверять. Они используют жизни других, выбрасывают, как поношенную одежду.

— Тебя везли во дворец. Хотели подарить в качестве наложницы, знаешь? Это оказалось для меня сюрпризом. — Склоняет голову на бок. Киваю неуверенно. Я — подарок? Не человек, а вещь? Тетя говорила иначе. Как разобраться в липкой паутине обмана? — Я предлагаю тебе вернуться к этой привычной жизни. Стать наложницей, купаться в роскоши. Либо, — он замолчал, будто действительно задумался. — Упасть так низко, что даже нищие будут обходить стороной.

— Я не понимаю. — Он пытается запутать меня, не хочу слушать.

— Женщина ценится до тех пор, пока невинна. Прекрасный бутон, который распустится в достойных руках. — Мерзкая улыбка появилась на лицах тех двоих, что стоят позади. — Все упадет к ее ногам во дворце. Понимаешь? Но если хоть один слух пройдет, что ты не чиста, то все это превратиться лишь в мечты, недосягаемые высоты. Что выберешь ты?

— Я не понимаю. — Качаю головой. Он говорит слишком путанно, прячет смысл за красивыми словами.

— Ты так похожа на одного моего знакомого, — вздыхает, потирая переносицу. — Он тоже предпочитает прямые разговоры. Ладно, — Пропала притворная мягкость в голосе. — Ты сможешь жить нормальной простой жизнью наложницы, если будешь послушной девочкой. Иначе я сделаю так, что все узнают, как ты развлекала моих людей своим телом. Тогда тебя вышвырнут в канаву, как бродячую собаку, казнят всю твою лживую семью, что посмела подсунуть во дворец порченый товар. Поняла теперь? — наклоняется к моему лицу, касается лбом решетки. — Если будешь умной, то ничего плохого не случится. Я буду молчать, как рыба и отрицать наше знакомство. — Просунул между прутьев клочок бумаги. Он раскрылся, спланировал непривычно ярким белым пятном на темный пол. — Пиши. Умеешь? — Киваю. — Умница какая. Итак…

Сажусь на пол, расправляю на коленях чистый лист, который чуждо смотрится в грязи камеры, где все кажется серо-черным. К ногам подкатился уголек. Сжимаю его в пальцах, смотрю на холодные стены камеры. Бороться? Не знаю, справлюсь ли. Хватит мне сил побороть свой собственный страх? Как можно доверять этому человеку? Чьи-то холодные пальцы ложатся на плечо. Вздрагиваю, пытаюсь избавиться от мыслей, которые навязчиво подсовывает страх.

— Еще, — шепчут бледные губы с грязного лица, которого почти не видно за спутанными волосами. Линсан. — Они просили передать, — снова она о тех, кто существует лишь в ее голове. — Клетка, — толкает меня рукой в голову, ерошит волосы. — Она только тут. В твоей голове.

— Диктуй. — Поднимаю глаза на замершего у решетки Салиха.

— Я, последняя дочь рода наместников северной провинции третьего полного ранга обещаю оказывать всяческую поддержку достойнейшему свободному человеку Салиху. Прислушиваться и следовать его советам. Взамен, он обязуется забыть о прошлом, где я была замечена в порочащих меня связях. — Самозабвенно диктовал он, не сделал ни одной остановки, словно с листа читает.

— Подожди, — замирает уголек в руках, обрывая слово. — У меня есть условие.

— Какое? — вздыхает, глядя на почти дописанный договор.

— Я забираю Линсан с собой. — До треска сжимаю уголек. Того и гляди рассыплется горстью бесполезной золы.

— И зачем тебе сумасшедшая? — вздыхает он, бормочет под нос, едва слышно. — Ладно. Забирай. Наложнице положены служанки. Следи за ней главное, а то, кто знает, на что способна женщина, живущая в выдуманном мире.

— Хорошо, — киваю. Снова склоняюсь над листом. Чувствую цепкие пальцы Линсан на своих плечах. Сжимает так, что страшно становится. Словно я ее последний шанс. Хотя, кто знает, возможно, это так.

Дописываю договор, протягиваю через решетку. Салих читает медленно, всматривается в каждую букву. Кивает довольно.

— Руку дай, — протягивает мне ладонь. Мажет мне большой палец какой-то краской и прислоняет к листу, оставляя ярко-красный отпечаток. — Прекрасно. Открывайте! — махнул воинам за спиной.

Беру Линсан за руку, делаю первый шаг за пределы камеры. Станет ли эта клетка последней в моей жизни? Не знаю. Не буду больше давать таких опрометчивых обещаний. Но стану сильнее. Как и сказала Линсан.

— Подожди! — вырывает руку, подходит к Салиху. — Дай ключи.

— Какие ключи? — хмурится он, на всякий случай отступает от девушки, прячется за спинами воинов.

— От клеток. Я должна освободить других! Их тоже надо выпустить! — протягивает руки, смело смотрит в глаза торговца мыслями.

— Держи, — со вздохом протягивает ей связку.

Заскрипели проржавевшие петли пустых клеток. А она бегает от двери к двери, улыбается темноте внутри.

— И зачем она тебе? — Салих следит за метаниями сумасшедшей по коридорам, прислонился к холодной стене.

— Она — мой ключ от клетки, — улыбаюсь глядя на нее.

Все дальше пустые клетки. Все меньше чувствуется запах затхлости. Быстрые шаги отсчитывают секунды, торопят время.

Только потеряв что-то, начинаешь учиться ценить. Холодный воздух кажется сладким как никогда. Мороз приятно покалывает лицо, обнимает за плечи. Небо над головой темное и глубокое, как бесконечный простор, куда хочется прыгнуть с разбега. Вот она свобода. Просто дышать.

— Все запомнила? — продолжает допытываться до Линсан Салих.

— Да. Я не глупая, — держит меня за руку, словно клещами вцепилась. Не отпускает ни на миг, как ребенок, который боится потеряться. — Девочки тоже обещали молчать. Мы справимся.

— Идем, — тяну ее поскорее зайти в гостиницу. Свет из запотевших окон манит своим теплом.

— Надеюсь на ваше благоразумие, госпожа, — отвешивает мне шутливый поклон.

— Я все помню, торговец мыслями. — Отворачиваюсь, стираю даже воспоминания о нем.

— Погоди, — задерживает меня Линсан у самой двери. Руки подрагивают от нетерпения. Хочу забыть темноту подземелий, стальные объятия клетки. Ступени лестницы, что ведут на крыльцо, показались спасительной чертой. Страницей, которую перевернешь, и начнется новая глава.

— Что? — оборачиваюсь к Линсан. Она по-прежнему видит придуманный мир, хотя нет больше пустой темноты вокруг. Но теперь во мне нет уверенности в ее сумасшествии. Если ты чего-то не видишь, это не значит, что чего-то нет.

— Девочки говорят, что там тебе ждет встреча. Она много значит. Будь осторожна. От того, как она пройдет, зависит очень многое, даже, возможно твоя жизнь. — Оглядывается на невидимых подруг, прислушивается к шепоту ветра, который складывается для нее в слова.

— Там моя тетя, — улыбаюсь ей, сжимаю ободряюще ладонь.

Салих сдержал обещание. Привел туда, где мы остановились в прошлый раз. Тетя искала меня. Хоть кто-то помнит о моем существовании. Хотя, она скорее заботится о себе. Тьяра убегала не зря, хотела быть свободной. И от этой женщины в том числе. Теперь я понимаю, насколько это было глупо. Куда бы ты ни бежал, страхи догонят. Нужно научиться смотреть им в лицо, только тогда найдешь свободу. Как и сказала Линсан, за нее нужно бороться, а не убегать.

— Не только она, — долетел до меня ее тихий голос вместе с последним касание холода наступающей ночи.

Лицо обдало жаром, защекотало нос волшебным запахом еды. С новым телом появились новые привычки. Теперь физически нуждаюсь в пище. Ее просит мой живот, словно оживает.

— Тьяра, — вскочила знакомая женская фигура.

Бросилась на встречу, расталкивая случайных встречных. Не знаю, сколько времени прошло в том подземелье. Но она постарела. Заострился нос, потускнели еще хранящие яркость молодости глаза. На бледном лице облегченная улыбка. Что-то дрогнуло внутри от ее крепких объятий. Ласкает слух невнятное бормотание с оттенком радости. Улыбаюсь, зарываюсь лицом в ее волосы.

— Добрый вечер, госпожа, — голос холоднее любого подземелья, страшнее клетки. Он заставляет сердце вздрагивать.

Медленно поднимаю голову, скольжу глазами снизу вверх. Проверяю взглядом реальность темных доспехов со слоем дорожной пыли. Вижу каждую потертость на рукояти меча в черных ножнах. Боюсь посмотреть выше. Увидеть того, кто стал для меня олицетворением смерти.

— Это господин миссар, — тетя разжимает объятия, отступает в сторону, оставляет меня без такой малости, как преграда на пути ожившей смерти.

— Латарин Ла Карт, — голос без капли тепла. Похож на мой, тот, который остался в прошлом. Он пугал многих, а теперь пугает меня.

— Рада приветствовать, — приседаю в показанной тетей позе. Ноги дрожат. Хорошо, что юбка длинная. Не выдает мой страх. Голос тихий, как шепот призраков Линсан.

— Приветствую. — Спасительный голос из-за спины. Оборачиваюсь к Линсан. Замерла в низком поклоне, едва ли не касаясь волосами грязного пола.

— Что случилось? Кто это? — снова набросилась на меня тетя.

— Меня похитили, везли куда-то, прочь из города. Было темно и страшно. Она тоже была там. — Слово в слово повторяю наставления Салиха. Они как заклинание въелись в память. — Помогла убежать. Я обязана ей жизнью. Она останется рядом.

— Кто это был? Как вы смогли сбежать? — снова пугающий голос.

— Не знаю. Было слишком темно и страшно. Сломали хлипкий замок, спрыгнули с повозки на ходу. А потом долго шли на далекие огни города. — Стараюсь, чтобы голос не дрожал, но он не слушается. Возможно, к лучшему. Так поверят.

— Через какие ворота зашли в город? — следующий вопрос, к которому меня не готовили. Ума не отнять у миссара, знает куда бить.

— Не помню, — мотаю головой, надеюсь, что поверит.

— Мы просто шли, господин, было очень страшно, — всхлипывает Линсан, поддерживает меня. У нее врать получается лучше.

— Прошу прощения, — снова шорох доспехов. — Вы устали, вам следует отдохнуть и привести себя в порядок. Теперь вы под защитой рода Ла Карт. Вам ничего не грозит.

Опускаю голову, как можно ниже, молю время о снисхождении. Скорей бы взлететь вверх по той лестнице, что в конце общего зала. Захлопнуть за собой дверь одного из номеров. Спрятаться от всего мира. Глупо, но, кажется, он может узнать меня. Разглядеть серое Никто под этим прекрасным лицом.

Тетя дергает меня за руку, тащит прочь, туда, где можно спрятаться от его взгляда. Я справлюсь. Взгляну в лицо смерти, но чуть позже. Завтра, когда наступит новый день и взойдет солнце. Верю, что смогу открыть и эту клетку, которая существует только в моей голове.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Первый сон без сновидений. Я рад этому. Буду молить богов о таком подарке каждый вечер. Падаешь в ничто, растворяешься в нем. Время останавливается. Нет ничего. Ни мыслей, ни воспоминаний, ни меня самого.

— Арри, — тихий голос на грани сознания. Легкое прикосновение к волосам. — Просыпайся, Арри. Арри…

Выныриваю из темного ничто. Маленькими шажками приближаюсь к светлому пятну реального мира. Он ослепляет своим сиянием. Заставляет слезиться глаза. Все плывет, сливается в разноцветную массу. Кто-то есть рядом, совсем близко. Не разглядеть, но кажется знакомым. Складывается в вытянутое лицо с тонкими губами. Смотрит на меня прозрачными глазами, как в душу заглядывает. Столько тепла и понимания в этих глазах.

— Прости, — шепчу хрипло, тяну руку, хочу прикоснуться, хоть на мгновение.

Но пальцы ловят воздух. Исчезает такое знакомое лицо, растворяется в свете реального мира.

— За что? — Заметался горький шепот безжизненного голоса в голове.

Вскакиваю, стряхиваю остатки липкого сна. Ищу глазами того, кто недавно касался моей головы, шептал на ухо. Но никого нет. Пустые покои, где даже мое дыхание эхом играет по углам. Ни шагов, ни шелеста одежды. Пустота. Только пляшут тени. Снова ожили, как раньше, прячут от меня свои секреты. Покачиваются хрупкие огоньки множества зажженных свечей.

Сжимаю зубы, накидываю халат, перетягиваю наспех поясом. Он где-то рядом. Я не ошибаюсь. Здесь кто-то был. Я чувствую это. Пол холодит голые ноги. Толкаю тяжелые створки дверей. Прислонившись к стене, у самого входа, сидят стражники. Буравят пустоту коридора бездумными взглядами.

— Кто здесь был? — толкаю одного из них, оглядываю прямой, как стрела коридор.

— Никого не было, ваше высочество, — вытягиваются стражники, поправляют съехавшие шлемы.

— Ты лжешь, — приближаюсь к тому, кто дал неверный ответ. Сказал не то, что мне хочется слышать. Шиплю ему в лицо, пытаюсь рассмотреть правду в глубине его глаз.

— Никто даже мимо не проходил, ваше высочество, — вступается за него второй стражник.

— Еще раз уснете — казню, — бью кулаком в стену. Немеют пальцы.

Они просто уснули. Не заметили, проглядели. Мне не привиделось. Он разбудил меня. Гладил по волосам, шептал мое имя. Я не сумасшедший. И плевать на их взгляды, что буравят спину. Я прав. Я видел. Он жив, просто мстит мне за предательство. Я виноват. Я прощу. Буду терпеть эту пытку игры с моим воображением.

Никто.

Яркий мир снова врывается в безмятежное спокойствие длинного мгновения сна без сновидений. В этот раз другой. Более настоящий, чем прежде. Сижу на каких-то длинных ящиках с колесами, держусь за хлипкие длинные ручки. Оглядываюсь по сторонам. Знакомые стены, покрытые узорчатой бумагой. Пусто внутри, как на полках мебели вокруг. Шумят сияющие повозки за удивительно прозрачным стеклом.

Обидно и горько от этой пустоты. Знаю, что не будет больше того голоса за стеной, который испугал в прошлый раз. Лишь я и голые стены, которые теперь тоже не принадлежат мне. Дом. Это мой дом. Был… В этом мире тоже есть предательство. Кто-то отнял его у меня. Тот самый голос за стеной. Чужие чувства врываются в душу, занимают там место, будто всегда тут были.

Опускаю голову. Пол усеян мелкими обрывками бумаги. Тянусь к ним, чувствую, что они могут дать ответ. Знают то, что не могу вспомнить я. Кручу их, расправляю аккуратно, складываю в картинку. Буквы. Настолько ровные, что кажутся одинаковыми. Весь лист исписан ими. Вглядываюсь, но смысл ускользает. Это не знакомые слова, не тот язык, на котором был написан договор с Салихом.

Прощальный подарок от того голоса за стеной. Пустота внутри съеживается, прячется от маленьких угольков злости, что медленно тлеют в груди. Сжимаю кулаки вместе с неизвестным, который так же, как и я теперь знает, что такое предательство.

— Мы прибыли, — холодный голос врывается в пустой мир, которого нет. Гасит угольки злости, стирает чужую жизнь, которая почти стала моей.

Открываю глаза, жмурюсь от яркого солнца, которое светит через темную сетку кареты. Рядом сидит Линсан. Как статуя. Смотрит на меня широко распахнутыми глазами, шевелит бледными губами. Она тоже красивая, как Тьяра. Только тусклый взгляд делает ее чуть хуже. Живут в ее душе воспоминания о темнице, мучают ночами кошмары. Слышу иногда ее крики через тонкие стены гостиниц, где мы останавливались.

— Что такое? — осторожно дотрагиваюсь до ее холодных рук. Вздрагивает, смотрит на меня, но не видит.

— Грань, черта, — напрягаю слух, угадываю ее шепот. — Она совсем близко. За спиной. Все тоньше. Просвечивает. Зовет…

— Линсан, очнись, — сжимаю ее пальцы.

— Что? — глаза оживают. Смотрит на меня, будто и не помнит, что было секунду назад. — Я уснула?

— Да, — киваю, а сердце сжимается в груди. — Ты сладко спала. Мы приехали.

Врывается морозный день в тесную карету, зовет легким ветром наружу. Вздыхаю глубоко, прикрываю на мгновение глаза. Вот он, мой следующий шаг к свободе. Теперь я смело смотрю не только в красивое лицо смерти, но и в будущее.

Миссар замер у дверцы, смотрит поверх голов множества прохожих на широкой улице. Он не так страшен, как казалось. Возможно это все мои страхи. Когда не знаешь чего-то, оно представляется ужасным. Он не такой. Не сейчас, не со мной. Красивое лицо всегда спокойно, словно застывшая маска. Высокие скулы, прямой нос. Губы всегда сжаты в напряженную линию. Глаза черные, как ночь, кажется, видят все, смотрят в саму душу, заставляют чувствовать себя неуютно. Хочется упасть перед ним на колени и просить о прощении. За все, даже то, чего не было. Таким и должен быть тот, кто занимает такой пост. Страшный, но всего лишь человек. Не олицетворение смерти, как мне казалось раньше.

Первый шаг за пределы уютного плена повозки. Ее стены несколько дней скрывали меня, защищали от целого мира, что мелькал за тонкой сеткой окна. Столица оказалась прекрасной. Первое место, где мне хотелось остаться. Не прятаться по темным подворотням, а просто гулять по широким улицам. Смотреть до слез на позолоту украшений, слушать смех людей, ловить слова чужих разговоров. Вдыхать удивительно чистый для города воздух. Город мечты, как говорит тетя. Вспомню ли я ее когда-нибудь еще? Не знаю. Теперь редко буду оборачиваться в прошлое. Она осталась там, за высокой стеной главного города империи.

— Вам следует скрыть лицо, — возвращает меня к реальности голос миссара. Принимаю из его рук тонкую вуаль. — В ближайшие дни лучше не выходить за ворота этого дома. — Показывает в сторону высокой стены.

Она похожа на предыдущие, что со всех сторон сжимают улицу. За ней прячутся дома. Большие, наверное, красивые. Выглядывают из-за заборов красными пятнами черепичных крыш. Я буду жить в одном из них. Дом рода Ла Карт. Страшно от мысли, что теперь рядом будет миссар.

— Почему? — так хотелось погулять по городу, заглянуть на каждую улицу, пройтись по рынку, который оглушил своим шумом, когда мы проезжали мимо.

— Это не безопасно, госпожа, — жестом просит меня поторопиться, спрятаться за высокой стеной забора.

— Хорошо, — разочарованно оглядываюсь в последний раз, стараюсь запомнить лица людей. Их очень много. От звуков жизни дрожит земля и воздух. Потрясающее чувство, кажется даже родное. То, что не вспомнить.

— А смерть ходит рядом, — шаги за спиной, голос Линсан.

Он рушит хрупкое чувство восторга. Вздрагивает все внутри. Послушно ложатся в руки спирали своенравного времени. Мир замер, оскалился фальшивыми улыбками прохожих. Смотрю в их лица, вглядываюсь в редкие переулки между высокими стенами. Но смерть не там, скрылась, где не поймать взгляду. Скользит по яркому небу, шипит оперением стрелы, блестит сталью острого наконечника. Она быстрее, чем замерший мир. Продолжает сопротивляться, когда другие смирились.

Миссар не видит ее, замерли глаза на уровне голов прохожих. А его смерть действительно рядом. Все ближе, все громче. Застываю, как и мир вокруг, держу в пальцах время, сжимаю сильнее. Пытаюсь остановить собственные мысли в голове. Он — мой страх. Одна из клеток, что мне удалось недавно открыть. Стоит ли позволить чужой судьбе сделать свой ход?

Смерть проползает мимо, касается мягкими перьями щеки. А время злится, рвется из рук, выкручивает пальцы. Еще один удар сердца, чуть быстрее, чем предыдущий. Звучит оглушительно в ушах, толкает вперед. Как тогда, в темном переулке города кошмаров. Срываюсь с места, чувствую боль во всем теле от стены густого воздуха.

Выскальзывает время, воет победно, крутит бешеные вихри. Врезаюсь в широкую грудь миссара, закованную в сталь. Толкаю изо всех сил своего хрупкого тела. Кружится мир перед глазами, царапает кожу жесткая земля, обжигает руки холодная сталь доспехов, выбивает воздух из груди тяжесть его тела.

И мир снова ожил. Наполнился звуками. Взорвался тревожными криками, топотом множества ног. Воткнулась в твердую землю рядом стрела. Задрожала, гудит обиженно. Рядом еще одна. Порвала тонкую ткань платья на рукаве, растеклась жгучей болью до самого плеча.

Кто-то резким рывком поднимает меня, едва не вырвал раненную руку. Тащит вверх по широким ступеням, обжигает холодом доспехов сквозь тонкую ткань платья, закрывает собой, прижимает к телу.

Падаю, скатываюсь во двор, за спасительные стены высокого забора. Считаю спиной ступени, бьюсь о резные перила. Рядом громкое дыхание Линсан. Она обнимает меня за плечи, говорит что-то, заглядывает в глаза, перед которыми расплывается мир.

Громкий стук опускаемого засова на мощных воротах. Отрезает звуки взбешенной улицы.

— Лекаря! — голос больше не кажется таким холодным. — Встать у ворот! Перекрыть служебные двери! Второй отряд со мной!

Опять топот множества ног, рвет голову на части. А мир уже не расплывается, а кружится, как спирали времени. Сводит с ума, утягивает в объятия темного беспамятства. Но я держусь.

— Не надо лекаря, — отстраняюсь от Линсан, уговариваю мир встать на место. Я боюсь. Что будет, если меня раскроют?

— С ума сошла? — кричит в лицо Линсан, но я слышу ее, словно сквозь стену.

— Отведи меня туда, где можно лечь. — Мотаю головой, отчего мир снова бунтует. Хватаюсь за ее плечо, опираюсь всем телом.

— Господин миссар! — растерянно зовет она, оглядывает переполненный людьми двор. Его нет. Растворился в массе одинаковых доспехов.

Они мелькают перед глазами, сливаются в одно пятно, становятся все больше, шире, уже почти закрыли собой небо.

— Не подпускай ко мне никого, прошу тебя. Я справлюсь, — шепчу из последних сил.

Сорин Ван Сахэ.

Вдовствующая императрица.

Предсказания — подножка судьбы. Испытание для каждого. Для сильных, которые верят в собственные силы, думают, что вершат свою судьбу сами. Надежда для слабых, тех, кто плывет по течению жизни, не пытается сопротивляться и верит в неизбежность.

Мне трудно смириться, поверить в то, что нельзя изменить будущее. Я буду сопротивляться до последнего. Не хочу чувствовать себя марионеткой, повиснуть в нитях судьбы, от которых не избавиться, сколько не бейся. Я сделаю все, что бы защитить свое будущее, усмехнуться в невидимые лица духов-шутников.

Для меня предсказание — это шанс. Маленькая подсказка, как крестики на карте жизни, обозначающие гиблые места и закопанные сокровища. Только от меня зависит, куда же я сверну.

Страх оступиться толкает людей на необдуманные поступки. Многие бегут, а кто-то вгрызается в последний шанс зубами. Мне некуда бежать. Куда не повернись — кругом стена.

— Правительница, что привело тебя? — тихий голос, словно и правда, призраки говорят ее губами. Осторожно ступаю по мраморным плитам зеркального пола. Боюсь потревожить спокойствие невидимого мира.

— Твои слова, прорицательница, — опускаюсь на жесткую циновку напротив ее ложа. Духи, несмотря на свою бестелесность, ценят богатство и красоту. Их слуги, те, кто слышат, всегда сияют ослепительнее солнца.

— Мои слова ничтожны по сравнению с голосом духов, — склоняет голову в приветствии. Управлению Церемоний позволено многое. Не имея власти при дворе, они крепко держат человеческие души. — Они говорят… Пытаешься противиться судьбе?

— Я лишь защищаю то, что мне дорого. — Качаю головой, слежу за ловкими пальцами Артаны, где сияют разноцветные камушки. Духи любят красоту. Говорят только под влиянием силы блеска драгоценностей. Продажные души бестелесных созданий.

— Не оступись, правительница, — раскидывает камушки по темному бархату столика, касается их гладких краев, заставляет переливаться в свете множества свечей.

— Изменилось ли что-то, скажи, — наклоняюсь вперед, попадаю под власть сияния камней.

— Судьбу невозможно переиграть. Она сильный противник. Видит мысли, читает чувства. — Замерли камушки на столе, засверкали еще сильнее. Повторяют своим сияние трепет пламени, словно сердце бьется внутри.

— Это не так, слышащая, — улыбаюсь, оглядываю круглый зал святилища. Есть ли здесь духи? Существуют ли на самом деле? — Я остановлю то, о чем они предупреждали.

— Нет, правительница. Ты лишь отсрочишь неизбежность. — Улыбается в ответ холодными глазами. — Твои попытки — безуспешны. Да и стоит ли пытаться?

— Твои духи сказали, что сама смерть вскоре встанет рядом с моим сыном, что род Ла Карт приведет ее. Как я могу стоять в стороне?! — не выдерживаю ее ледяного спокойствия. Зачем духи вмешиваются в жизнь людей? Кидают объедки знаний будущего и смеются, наблюдают, как я барахтаюсь, хватаюсь за хлипкие стебли тростника в надежде не захлебнуться.

— Они не говорили, что это плохо. — Пожимает плечами. — Так решила ты сама.

— Смерть рядом с моим сыном, разве это хорошо? — сжимаю кулаки, врезаются ногти в ладонь.

— Смерть не зло. — Снова улыбка и холод в глазах. — Просто люди всегда бояться того, что не понимают.

— Посланники смерти тоже смертны, — поднимаюсь. Жаль, что предсказания в этот раз не соответствуют моим ожиданиям. Не обманывают поддельным счастьем, не ослепляют пустой надеждой. Но это придает сил.

— Ты совершаешь ошибку. Оно погубит тебя, если встанешь на пути, — последние слова невидимых духов. Предупреждение о том, что не стоит идти против течения судьбы.

Я сильная. Я смогу оставить небо чистым. Ведь иначе, зачем нужны предсказания? Они дают нам маленький шанс и надежду. Подсказку, где стоит свернуть на другую дорогу.

— Ваше величество, — ниоткуда одна из охранниц.

— Как? — спрашиваю, а сердце замирает. Первый мой шаг против судьбы. Окажется ли он удачным?

— Нет. — Качает головой, смотрит в пустоту коридора. Слежу за ее взглядом. Где-то там, в глубине дворца Управления Церемоний живут духи. Кто знает, возможно, даже сейчас они рядом со мной. Скалят в насмешке свои безгубые рты.

— Их поймали? — теперь это самый важный вопрос. Покушение можно скрыть за хитросплетениями родовой борьбы, но если кто-то укажет на меня пальцем, то смерть может оказаться совсем близко. Покушение на одну из возможных матерей наследника — преступление против империи. Кто станет слушать мои бредни о призраках?

— Нет. — Качает головой. Короткое слово дает возможность свободно дышать еще какое-то время.

— Сделай так, чтобы их никогда не нашли, — успокаиваю бешеный ритм сердца. Поднимаю глаза к бесконечному небу. Зимой оно блеклое, тускнеет от солнечных бликов инея.

— Да, ваше величество. — Шелест одежды и неслышные шаги.

Духи, если вы действительно существуете, то вам лучше спрятаться. Этот мир для живых, а мертвые должны лишь молча наблюдать и не вмешиваться. Я благодарна за подсказку, но больше не повернусь в вашу сторону, даже если будете кричать.

Никто.

В голове гудит от рева железных повозок, пролетающих мимо. Сейчас они не так пугают. При свете дня кажутся волшебными, сверкают блестящими боками, смотрят равнодушными взглядами людей, которые прячутся за удивительно прозрачными окнами. Провожаю их глазами, смотрю на переполненную улицу. Люди не замечают меня, огибают, словно вода камень. Я не существую. Маленькая песчинка в вихре жизни, которая пролетает, как тучи пыли из-под колес сверкающих карет.

Один шаг. Нога зависла над дорогой. Несколько сантиметров длинною в жизнь. Едва удерживаю равновесие, растягиваю последний миг до бесконечности в голове. Никто не заметит. Люди все так же будут идти мимо, а меня уже не станет. Все просто.

Безжалостному ветру надоело ждать. Налетел, толкает в спину, делает за меня последний шаг.

Слишком много было мыслей, в них потерялась одна, с трудом выбралась в последний миг, мелькнула в свете ярких фонарей приближающейся смерти.

На самом деле я не хочу умирать.

С трудом выпутываюсь из плена сияющего мира. Все чаще он врывается в мои сны, затаскивает в свои сети, держит так крепко, что не вырваться. Становится более реальным, чем настоящий. Словно живу в двух мирах, где боюсь исчезнуть, застрять на грани и не выбраться ни в один из них.

Неделя кошмара за высокими стенами. Дом настолько огромный, что можно потеряться. Хожу по пустым коридорам, слушаю тишину за толстыми дверями, лишь иногда удается поймать тихие голоса чужой жизни. Они кажутся далекими и не настоящими. Тенью ходит сзади Линсан, говорит, что теперь у нее намного больше друзей. Отказывается оставлять меня. Она тоже потерялась между мирами.

Днем мы прячемся за дверью выделенных комнат от всего мира, она охраняет мой сон. Ночью же меняемся местами. Линсан уверяет, что рядом со мной духи говорят тише. Тогда спит она. А у меня появилось время на вопросы. Они уже покрылись пылью, как забытый хлам в дальнем чулане.

Книги говорят больше, чем люди. Гуляю среди них в огромной библиотеке чужого дома. Ищу ответы на свои вопросы в мыслях других. Но почему-то их становится все больше. Кажется неправильным все вокруг. А про себя… Нет ничего. Ни в одной книге, будь то старый фолиант с пожелтевшими страницами и удушающим запахом времени или новая книга. Ни фразы, ни буквы.

Скрип пола за спиной. Линсан. Идет осторожно, касается руками полок, будто в полной темноте, шепчет что-то, не разобрать.

Сердце вздрогнуло, закружили перед глазами холодные искры серого пепла.

— Линсан! — едва успеваю подхватить ее тело. Ловлю у самого пола, слышу прерывистое дыхание, как от въевшейся в легкие пыли бесполезных земель.

Осторожно поднимаю на руки, спотыкаюсь о широкие юбки ее платья. Укладываю на узкий диванчик у большого окна. На нем столь знакомое изображение неизвестного чудища с множеством щупалец, прячется в разноцветном стекле витража.

Сажусь у изголовья на пол, жду, когда выровняется ее дыхание, кручу в мыслях забытую песню, что когда-то звучала на сером пепле пожара. Выдернула из-за грани беспамятства. Она стала тем, что голос из-за стены назвал простым и не существующим здесь словом будильник.

Поднимаюсь, почти бегу вдоль ровных одинаковых рядов. Выхватываю буквы названий. Мне нужно то, что так любила Тьяра. Сказки. В них так легко спрятать любые страхи. Ведь если это выдумка, то и бояться нечего.

Тонкая книжица, даже, похоже, не открытая ни разу. Лежит отдельно от всех в куче ненужной литературы, спрятана под грудой листовок и романтических бредней, манит таинственным названием «Сказания о серой пыли времени. Наши ночные страхи. Правда или вымысел».

— Тьяра? — вздрагиваю от знакомого голоса Линсан. — Нашла то, что искала? — склоняется надо мной, подносит свечку к раскрытой книге.

— Да, Линсан, — улыбаюсь, провожу пальцами по краткому содержанию второй главы. «Безликие палачи. Посланники смерти». — Я нашла.

Латарин Ла Карт.

Миссар третьего полного ранга Военного Управления.

Неделя изматывающих поисков. Широкие проспекты, переполненные людьми и узкие переулки, пахнущие смертью. Голод добрался до столицы. Несмело вошел за ворота, прячется от блеска позолоты в подворотнях, копит силы, что бы прокатиться по городу бурным потоком народных волнений. С дальних провинций то и дело приходят донесения о возмущениях свободных крестьян. Голод в лице рабов ранговых наделов уже добрался до них.

Дом кажется чужим. Нет в нем больше жизни, которая осталась лишь в воспоминаниях. Тогда все казалось простым и понятным. Делилось на черное и белое, не было полутонов. Что же меняется со временем, мир вокруг или просто люди взрослеют?

— Отдыхайте, — махнул уставшему отряду. Мы вернулись ни с чем, если не считать остывших тел тех, кто теперь уже никогда не заговорит. За то время, пока мы гонялись за призраками, произошло еще два покушения на наложниц. Одно из них, по донесениям оказалось удачным.

Столица не спит никогда, а потому, заходя в тишину дома, чувствую себя неуютно. Не хватает чего-то, как будто оглох. Шаги громким эхом разлетаются по дому, ступаю осторожно, как ребенок убежавший ночью, а теперь крадущийся мимо спальни родителей. У меня нет таких воспоминаний. Всегда рядом был только брат и его родители, которые никогда не относились ко мне, как к родному. Я обязан им всем, что имею, своим существованием. И теперь жизнь перевернулась. Ставит перед выбором. Семья или империя. Тот, кого я считаю братом или император.

Тонкая полоска света из-под дверей библиотеки заставляет остановиться. Сначала хватаюсь за меч, но позже вспоминаю о той девушке. Неделю она была предоставлена сама себе. Неужели от скуки забрела в библиотеку?

Заглядываю внутрь, не хочу мешать. У женщин свой мир, недоступный мне. Часами сидят за вышиванием, сочиняют стихи, посвященные прекрасному, но столь ненадежному чувству, как любовь. Они так много говорят, обо всем на свете, что теряется смысл самого разговора. Стоят вдвоем со странной служанкой у столика, который оставили специально для них. Листают сказки о любви, перешептываются о чем-то, делятся мечтами о том, как стать принцессой.

Мечта одной из них совсем близко. Она странная. Молчала всю дорогу, думала, глядя на небо. Испугалась меня в первую встречу, понял это по дрожи в ее руках, крепко сжатым губам и несмелому взгляду. Жаль ее. Таким не место во дворце. Там надо иметь зубы, смело смотреть в глаза. Но откуда взяться мужеству в хрупком теле, которое привыкло к мягкости ярких одежд и постоянной опеке служанок.

Сколько она протянет после того, как переступит порог дворца избранниц? Хотя… с ее удачей, возможно, и выкарабкается. Линсан сказала, что тогда, перед воротами, госпожа лишь оступилась. Но сделала это так вовремя, что спасла жизнь себе и мне. Забавно. Обычно я не верю в такие совпадения, но глядя, с каким вдохновленным лицом она листает женский роман, сомнений не остается. Женщины способны на коварные планы и ложь только в вопросе завоевания мужчины. А после прячутся за его спиной, хвастают друг другу нарядами, красотой и умом одинаковых детей и меряются кошельками, ослепляя бывших подруг блеском драгоценностей. Их волнует лишь собственный маленький мир в кругу таких же, как они.

И все же, я не понимаю брата. Почему именно она? Да, красива, но откуда вдруг проснувшиеся чувства к далекой родственнице, чье имя даже не указано в семейном регистре? Таких дочерей обедневших родов в каждом городе с десяток. Он настолько не доверяет мне, что не делится мыслями. Все же я совершил ошибку, ослушался приказа, позволил себе мыслить самостоятельно. Долго ли буду расплачиваться за это? Возможно, всю жизнь?

Никто.

У меня есть срок годности. Вот так просто и безжалостно сообщает об этом одна из книг. Не жизнь, не существование, а срок годности и использования. Страшно, когда так написано не про какую-то вещь, а про тебя. А еще страшнее от того, что никто не скажет точной даты, когда же я испорчусь. Просто однажды закончится сила, что держит мою душу в этой созданной оболочке, и я рассыплюсь горстью серой пыли бесполезных земель. Это может случиться уже завтра или даже прямо сейчас. Именно это говорилось в книге по свойствам магических созданий времен древней войны.

Было еще много другого. Обо мне, написано в книжках, похожих на сборник страшилок. С нее начались мои поиски. Жестокие, безжалостные создания магов, меняющие лица по собственному желанию, способные лишь убивать по приказу хозяина. В общих чертах так. Нелестные слова про того, кто так хочет быть человеком.

Возможно, я чья-то ошибка? Закрался просчет в длинных формулах, который теперь мучает меня мыслями, чувствами и видениями другого мира.

— Мы все под одним небом, — тихий голос проснувшейся Линсан. Поднимаю на нее глаза. Не видно мира за высокими стопками книг. Хочется спрятаться тут, остановить светлеющее небо, что рвется первыми лучами солнца в библиотеку сквозь витраж с изображением знакомого чудища.

— Спасибо, Линсан, — пытаюсь выдавить улыбку, но получается плохо. Лучше не пытаться. Так хотелось жить в том сне, так хочется жить сейчас, а судьба не считается с чужими желаниями.

— Пойдем есть, — тянет меня за руку из-за стола. Лениво сопротивляюсь. Не хочу. Какой смысл пытаться что-то делать, стремиться к чему-то, если в конечном итоге все это бессмысленно. Рассыплюсь пеплом в любом случае, могу даже за завтраком.

— Глупая. — Отпускает мою руку, топает ногой, щурит зло глаза. Едва не падаю вместе со стулом от неожиданной свободы.

— Ты уже это говорила, — вздыхаю, поглаживая том, где короткая глава посвящена целой жизни, моей.

— Жизнь у всех одинаковая. И у тебя, и у меня. — Сложила руки на груди, буравит возмущенным взглядом.

— Нет, моя жизнь просто чья-то шутка. Неудачный эксперимент, который может закончиться в любой момент! — начинаю злиться, хочется выместить свою обиду хоть на ком-то.

— Я не умею читать, не такая умная и немного сумасшедшая, но знаю больше тебя. Все мы чей-то эксперимент, шутка богов! И наша жизнь так же может оборваться в любой момент. Смерть приходит за всеми. Прячется за углом в лице грабителя, целится в сердце стрелой с одной из крыш, или просто ходит рядом, держит за руку неизлечимой болезнью. И ее никто не ждет. Не получает письма с предупреждением. — Наклонилась над столом, уперлась кулаками в открытую книгу с историей моей жизни. — Так скажи мне, в чем разница?

Молчу, перебираю мысленно ее слова. Пытаюсь сопротивляться правде, которая пришла с неожиданной стороны. Я все это понимаю, но легче не становится.

— Возможно, время играет против тебя, но на твоей стороне жизнь. А это уже очень много, Тьяра. Так что не трать ее впустую на ненужные размышления, а постарайся взлететь так высоко, как только сможешь, чтобы смерть не могла до тебя дотянуться. — Смотрю сквозь нее на светлеющие витражи окна. — А теперь, пошли есть. Я голодная. — Иногда эта девушка пугает меня своими перепадами настроения. Перескакивает с одного на другое, словно живет одновременно несколькими судьбами.

Теперь я жалею о мыслях. О том, как хотелось ускорить течение времени, торопить закаты и подгонять рассветы. Самое дорогое — время. Оно незаметно уходит, по капле забирает саму жизнь. Его не вернуть, сколько не кричи, не обернется, не сделает шага назад, даже если бросишь все богатства мира к его ногам.

— Знаешь, я еще посижу здесь. — Опускаюсь обратно на кресло, смотрю на высокие полки библиотеки.

— Ты же знаешь, что меня не любят, — опустила она голову. Слуги действительно сторонились ее, не желая услышать какое-нибудь напутствие от умершего родственника или друга в момент проглатывания пищи. Да и в принципе окружающих пугало то, что за миловидной девушкой толпой ходят духи. Не самое приятное соседство за обедом.

— Мне есть не обязательно, а тебе — необходимо. Просто возьми что-нибудь и возвращайся. — Подталкиваю ее к дверям.

Если я собираюсь жить, то нужно знать правила, по которым она играет. А это — законы. До сих пор смутно представляю себе ранговую систему и ее значение. Чем отличаются Управления, какое и за что отвечает. Все очень сложно. Люди вообще любят усложнять себе жизнь, строят стены в виде мнимых различий. Пусть мне осталось недолго, но я не хочу просто сидеть и жалеть себя. Пусть и ненадолго, но я попытаюсь представить, что не рассыплюсь уже завтра. А узнавать новое — всегда интересно, лучше, чем бездумное разглядывание цветных витражей.

Уверенно встаю, иду неспешно вдоль стеллажей, изучаю названия. Не знаю, кто собирал все это, но он, видимо тоже любит жить. Почти все книги посвящены именно тому, каковы правила игры в этом мире. А стопка в руках все больше, уже почти достает до подбородка.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Я не сплю. Не поддаюсь ни кошмарам, ни зыбкому спокойствию темноты. Я должен понять, разобраться в том, что происходит. Схожу ли я с ума или это все вокруг ошибаются, называя меня сумасшедшим. Я слышу их шепот, вижу взгляды. Они бояться. И нет никого рядом, на кого можно положиться.

Тихий шорох в углу, дуновение ветра от незакрытого окна колышет тонкую ткань штор. Вздыхаю облегченно, чтобы тут же задохнутся от собственных мыслей.

— Арри… — шепчет ветер, касается холодом моего лица. — За что, Арри…?

Вскакиваю, едва справляюсь с дрожью в теле, она бьет не хуже болотной лихорадки, путает мысли, оглушает биением сердца. Скрипит в тишине створка незакрытого окна, заглушает тихие слова. Хватаю тонкую ткань, рву изо всех сил на себя, распахиваю окно. Смотрю в пустоту ночи. Я один. Никто не прячется за тканью, не жмется в углу. Этот голос лишь в моей голове.

Устало опускаюсь на холодный пол, закрываю уши руками, боюсь вновь услышать собственное имя. Призраки существуют. Не немые полупрозрачные фигуры, а реальные, те, что живут в нашей голове и мучают воспоминаниями.

Никто.

Чем больше знаешь, тем меньше понимаешь. Именно эта мысль сейчас крутилась в голове. Третий день в четырех стенах в компании книг, одной сумасшедшей и толпы ее невидимых друзей.

Правила жизни не желают открывать мне свои секреты. Слишком много условностей, слишком расплывчаты границы. Все слишком. А Линсан не в силах мне помочь. Лишь разводит руками, да отвлекает иногда просьбами почитать очередную сказку о любви. Эти истории помогают хоть немного отвлечься, стряхнуть тяжесть сложных слов и формулировок. В ее книгах все просто и красиво, хотя тоже не всегда понятно. Особенно глупыми кажутся поступки людей, которые отдают все, в том числе свою жизнь за неизвестное мне чувство любви. Жизнь ведь самое дорогое, разве нет? Не будет ее — не будет и всего остального, в том числе и любви.

Склоняюсь над очередной книгой, делаю пометки на почти полностью исписанном листе. Это все мои вопросы, ответов на которые нет в уже прочитанных книгах.

— Вы решили переселиться в библиотеку? — холодный голос миссара из темноты коридора. Уже ночь. Рядом на кушетке дремлет Линсан, шепчет что-то своим духам, но не кричит больше. Видимо, ее клетка тоже понемногу отпускает.

— Добрый вечер господин миссар, — поднимаюсь, как и положено кланяюсь. Сейчас миссар, будучи мужчиной с таким же рангом, что имеет моя семья, является выше по статусу.

— Ваши манеры улучшились. Романтические истории благоприятно влияют на ваш разум. — Усмешка касается его губ. — Могу я узнать, что вы записываете? — с интересом заглядывает через высокую стопку книг в мои листы. — И к чему строить вокруг себя стены? — проводит пальцами по обложке книги.

— Я записываю, что бы потом разобраться. — Складываю бумагу, прячу свои мысли. Смотрю на него. Впервые за все это время он без темных доспехов. Все люди здесь пестрят длинными шелками расшитых одежд, перехваченных широкими ремнями. Сейчас он не кажется таким большим и сильным. Обычный человек, если не принимать во внимание холодный голос и жесткий взгляд, от которого по-прежнему хочется спрятаться.

— Похвально, — снова улыбка. Передергиваю плечами. — Если нужна будет какая-то помощь — обращайтесь.

Исчез так же неслышно, как и появился. Растаял в полумраке коридора, прикрыв за собой двери. Вновь углубляюсь в мир, что живет на страницах чужих мыслей.

Чем дальше, тем сложнее. Вопросов все больше. За окном очередной рассвет сообщает о еще одном прожитом дне. Линсан надоело спать на узкой кушетке, и в середине ночи она ушла в выделенные мне покои со словами, что даже духи не помешают отдыху ее уставшего тела. А я боюсь засыпать. Все еще жив в памяти тот момент близкой встречи со смертью. Звук вынимаемых из ножен клинков за окном заставил вздрогнуть. Вырвал из затянувшегося момента задумчивости.

В середине сада, куда выходят окна библиотеки, на одной из полян, усыпанной цветными камушками, танцевал человек. Темные легкие доспехи тускло сверкают на солнце, два меча в руках, как чистые лучи света, рисуют вокруг него узоры. Миссар танцует свой смертельный танец, приветствует новый день. Может и правда спросить у него? Но сможет ли он понять мои вопросы? Он воин, а не чиновник. Они, судя по здешним законам довольно далеки от политики. Их удел — защищать империю и императора, четко следовать приказам. Такие люди не должны думать, потому что мысли рождают сомнения. А такие воины бесполезны для империи.

Сжимаю в руках исписанные листы конспектов, все еще сомневаюсь. Танец с мечами завораживает, навязывает тихую мелодию, хочется так же двигаться, ловить руками ветер.

По-прежнему сверкают мечи, все быстрее рассекают воздух, создавая приятный слуху гул, кажутся уже не просто летящими лучиками света, а сплошной стеной. Не хуже танцев девушек у костра. Только теперь вместо полупрозрачной ткани платьев — сталь доспехов, а звон множества браслетов заменяет свист клинков.

Пытаюсь уследить за его движениями, неосознанно касаюсь времени, прошу чуть замедлить танец. В этот раз время слушается, как раньше ластится к рукам. Впиваюсь глазами в плавные движения, щурюсь от яркого блика почти замерших мечей. Стараюсь запомнить, как правильно танцевать со смертью.

Встаю в позу, которая, как мне кажется, очень похожа на стойку миссара. Медленно повторяю его движения, с трудом разрезаю ладонями застывший воздух. Шаг вперед, следую за ним. Еще шаг, разворот, запинаюсь о собственное платье. Выскальзывает время из рук, опять крутит злые вихри. А я падаю на скользкий пол библиотеки.

И это я — оружие, которое путается в собственных ногах. Желание идти к миссару пропало, как и момент очарования этим человеком. Он на мгновение покорил меня, как когда-то Тьяра.

Лучше говорить с книгами. Они не всегда отвечают на вопросы, но с ними проще. Не нужно изводить себя постоянными поклонами и размышлениями о том, как следует выражать собственные мысли. Особенно, если смысл этих бесполезных действий не понятен.

И снова день в библиотеке. Время неумолимо пролетает, мелькает меняющимся небом за окном, отсчитывает дни. Скоро меня заберут из этого дома. Линсан хоть и не нашла друзей среди слуг, но слушать не разучилась. Через несколько дней меня доставят во дворец. В место, куда стремятся все, кто живет в империи. Линсан тоже хочет туда попасть. Размышляет о красоте дворцов, которые скрыты за высокой стеной, о храбрых воинах и историях любви. Она очень странная. Умудряется сочетать в себе мудрость веков, чьи знания хранят духи, следующие по пятам и оставаться настоящим ребенком. Увлеченная мечтами и собственными мыслями. Она точно живет в другом мире, где нет места страху.

— Госпожа, — вчерашним днем окликнул меня голос миссара. Все так же кланяюсь, высовываясь из-за высоких стен составленных книг. — У вас есть ко мне вопросы?

Мысли прыгают в голове, по-прежнему просят ответов. Никогда раньше не удавалось проводить время за простым разговором. Всегда существовала невидимая, но ощутимая опасность, которая заставляла торопиться, лишала возможности просто поговорить с кем-то. Я боюсь своих мыслей, боюсь, что они покажутся странными и смешными. Раньше такого не было. Но не было и меня, лишь Никто.

— Да, господин миссар. — вздыхаю, сдавшись под напором любопытства.

— Задавайте, — опустился в кресло напротив меня. — Только сначала ответьте на мой.

— Какой? — а сердце вздрогнуло. По бесстрастному лицу и холодным глазам не угадать мыслей, кажется, их и вовсе нет.

— На каком языке вы делаете свои записи? — склонил голову на бок, изучает меня.

— На… — запинаюсь о следующее слово. Ровные строчки моих вопросов пестрят чернильными буквами языка из мира снов. Складываются в понятные фразы. — Выдуманном.

— Выдуманном? — наклоняется над столом, смотрит в выпавшие из моих рук листы.

— Да. — Киваю, не сводя с них взгляда. Боюсь, что стоит отвернуться и потеряю способность понимать эти символы чужого языка, который кажется родным.

— Интересно, — впервые в его голосе эмоции. Не знаю, хорошо это или плохо. Интерес такого человека вещь непредсказуемая.

— Вы, ответите на мои вопросы? — беру себя в руки, понимаю, что теперь эти буквы навечно остались в памяти и не уйдут, даже если мне так захочется.

— Слушаю вас, госпожа, — взгляд черных глаз. Намного более внимательный, чем раньше.

— Почему… — вдыхаю как можно больше воздуха, как будто собираюсь нырнуть на самое дно. — Почему такая странная система управления? Почему дети занимают места своих родителей в Управлениях лишь по праву прошлых заслуг их семей перед Империей? Почему кого-то могут назначить главой Управления, за определенные заслуги в другом Управлении, лишь потому, что освободилась эта должность, которая в его Управлении занята, а ранг повысился? Почему хозяин ранговых земель самовольно устанавливает количество отдаваемой крестьянами доли собранного урожая? Почему…

Латарин Ла Карт.

Миссар третьего полного ранга Военного Управления.

Вопросы сыпались нескончаемым потоком. Озвучивали мои собственные мысли, которые я никогда и никому не доверял, даже бумаге. Как же получилось, что та, кого я посчитал недалекой и ограниченной, смогла за неделю додуматься до того, о чем я догадывался месяцами, глядя на дворцовые стены изнутри и мотаясь по всей империи.

Ошибкой было считать, что она просиживала ночи за чтением любовных рассказов на пару со своей странной служанкой. Такие книги не рождают вопросы. Она смогла выделить главное, все недочеты существующей системы, предугадать расползающийся голод и возможные возмущения ранговых и свободных крестьян. Но откуда ей знать об этом, если она не видела донесений моих людей, не слышала разговоров, которые проходят шепотом за толстыми стенами. Мне не с кем поговорить о своих мыслях. И вот теперь появилась она, та, которая говорит за меня своим голосом.

— Кто вы? — прерываю ее монолог, впервые отвечает мне прямым взглядом удивительно синих глаз. Никогда не видел таких. Она прятала взгляд, буравила землю, закрывалась от меня волосами и низко опущенной головой.

— Что? — как будто и не расслышала вопроса, витая в собственных мыслях и рассуждениях.

— Ничего. Продолжайте. — Едва сдерживаюсь, чтобы не прижать ее к стене с кинжалом у шеи. Кто же она такая? Какую роль ей предстоит сыграть в спектакле моего брата?

Ее вопросы заставили меня задуматься. Не о предмете нашего разговора, который затянулся почти до самого утра, а о ней самой. Впервые я получал удовольствие от общения с женщиной. Люди умеющие думать — редкость. И вряд ли она действительно додумалась до всего сама. Еще и этот странный язык на листах. Больше похоже на зашифрованные послания из повозки Салиха. Мне нужно поговорить с братом об этом. Возможно, мы доставим во дворец того, кто играет на другой стороне, которая нам пока неизвестна. И если первой ее целью было завоевать мое расположение, то она почти справилась с этой задачей.

Каэрон Ла Карт.

Советник первого неполного ранга Управления Императорских дел.

Обещания и клятвы, невидимые цепи, толщину которых определяет человеческая совесть. Никто не хочет оказаться в сточной канаве на обочине жизни, ради бесплотных идеалов. Они не накормят и не согреют, а скорее неподъемным грузом утащат еще глубже, на самое дно.

— Высший, — тихий голос и легкие шаги от открытого окна.

— Говори, — поднимаю глаза на вошедшего, вздрагиваю, забыв на миг о том, какой маскарад сам же и устроил. Удивительная штука жизнь. Являет возможности разными лицами.

— Все идет по плану, высший. — Легкий поклон страшной головы. Под слоем грима не узнать человека. Отблески огня играют на толстой коже маски. По мне так оживший кошмар нашего принца, похож на ужас ночи под именем безликих. Но кто поймет, что твориться в головах других людей.

— Молодец, — киваю, не скрывая довольной улыбки. Чувства — злейший враг любого человека, ниточки, которые тянутся со всех сторон и, попав в нужные руки, становятся веревками. — Можешь идти. План остается прежним. — Я услышал то, что хотел.

Кивает, растворяясь в темноте ночи за окном. Так рождаются легенды. Не зная правды, люди придумывают оправдания своим страхам. Уже пролетел по дворцу шепот о слабости наследника трона. Ждать недолго. Некоторые призраки оказываются реальны, стоит только захотеть. Моя мечта все ближе, маячит золотом украшений кресла с гордым названием «трон».

— Господин, я выяснил, кто стоит за покушением на девушку. Это ее величество. — Еще одна тень у дверей. Вокруг их слишком много. Когда-нибудь взойдет солнце над моей империей, где не останется места черным пятнам. Но это будет еще не скоро.

— Все интереснее, — улыбаюсь вновь. В последнее время жизнь меня балует. — Девушка не должна доехать до дворца.

— Но там будет миссар, — брат пугает людей, не меньше меня.

— Передайте ему это письмо утром, перед коронацией, — протягиваю записку. — Свободен. — Тень растаяла в темноте так же незаметно, как и появилась. Надеюсь, удача не отвернется и на этот раз.

Отбрасываю в сторону очередное письмо Хариса. Они хотят слишком много. Я подумаю об этом, но только не сейчас. Они — последний шанс, если его высочество чудесным образом сумеет выбраться из подготовленного капкана. Я люблю окружать своих врагов, загонять в угол, а потом дарить призрачный шанс на спасение. Держать их надежду в своих руках. Этому я научился у Латара. Страшно подумать, как может все повернуться, наберись он смелости выступить против меня. Об этом я тоже подумаю.

Никто.

Ответов услышать не получилось. Мои вопросы терялись где-то между нами. Поначалу он отвечал, даже, показалось, был рад разговору, но потом, будто увидел что-то за моей спиной. Замкнулся в себе, отгородился привычно непроницаемым лицом и по большей части отмалчивался.

Из всего разговора удалось понять лишь, что миссар во много разделяет мои мысли, и что миром правят деньги. Они повсюду. Покупают жизни и смерти других, дарят ум, которого никогда не было, и дают власть, которую, подчас, человек не в силах удержать. И я попаду туда. В отдельный мир, где золотом устланы дорожки в саду и слеплены из них перины, на которых невозможно спать, а лишь только мучиться. От мыслей, которые приходят в жизнь людей вместе с золотом и страха его потерять.

Больше не думаю об этом. Встречаю и провожаю новые дни. Невыносимо сидеть на месте. Почти все книги огромной библиотеки перечитаны, осталось лишь одно развлечение — тренировки. Каждый день встаю с рассветом и крадусь в сад. Запоминаю движения миссара, сжимаю в руках палки вместо мечей. А потом подолгу повторяю их в покоях, вызывая заливистый смех Линсан. Она не понимает, зачем мне это. Ей кажется, что такие умения нужны только в сражении. Но кто может с уверенностью сказать, что они не пригодятся в войне за собственную жизнь?

Первые дни получалось плохо. Танец постоянно обрывался, тело не слушалось. Все же это сложно, управлять телом, которое тебе не принадлежит. Раньше даже дышать было проще. Но постепенно стало получаться. Просто перестаю думать и танцую под неясную мелодию в собственной голове.

— Знаешь, — она сидела на широкой кровати с множеством разноцветных подушек. — Теперь я начинаю верить.

— Во что? — опускаю руки, в которых зажаты воображаемые мечи.

— В то, что ты и правда, такая, как говорят духи. — Сжимает в объятьях одну из подушек, смотрит мне в глаза. Впервые так серьезно по собственной воле, а не по настоянию духов.

— Почему? — сажусь перед Линсан на ковер, поджимаю под себя ноги. Она сбила меня с ритма, заглохла мелодия в голове. А только казалось, что получается, повернулось что-то внутри, как неожиданно найденная мысль, которую долго пытаешься вспомнить.

— Ты впервые за это время напугала меня.

Долго смотрю в ее лицо. Что-то неприятно кольнуло в груди от ее слов. Я больше не буду танцевать под мелодию смерти, которая звучит в голове. Только, если пойму, что без нее никогда не услышу собственного сердца.

— Госпожа, — неуверенный голос из-за двери. Отрываю взгляд от напряженной Линсан.

— Да? — должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, что бы кто-то из местных слуг осмелился прийти в эти покои. Тут живут духи, высасывают жизнь из всех, кто проходит мимо. Такова сила слухов. Когда кто-то один в этом уверен, стоит лишь начать его слушать, и тоже поверишь. Так и вышло, что весь дом обходил целое крыло здания, боясь встречи с бестелесными друзьями Линсан.

— Господин миссар просил вас подготовиться. Сегодня после обеда вы отбываете во дворец. Доставлены ваши наряды. — Последняя фраза прозвучала особенно тихо, видимо неизвестная уже на пути к спасительной лестнице.

— Ура! Мы едем во дворец! — запрыгала на кровати Линсан, хлопая в ладоши и радостно смеясь. Не разделяю ее оптимизма. Слишком рано. Но, сколько времени ни дай, а все равно подготовиться к неизвестности невозможно.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Очередная бессонная ночь в попытке поймать призрака. Я не верю в них, но сама жизнь заставляет пересмотреть свои взгляды. Я даже звал жриц из Управления Церемоний. Они лишь молча качали головой, плодили еще больше слухов о моем безумии.

Тяжелый шелк расшитых золотом одежд давит на плечи не хуже железа доспехов, прижимает к земле, сковывает движения. Я боюсь. Настолько, что не чувствую ног. Мать все время говорит стать сильнее. Как это сделать? Где тот секретный рецепт, который поможет справиться со страхом?

Три покушения за две недели. Кажется, я не переживу сегодняшний день. Гул барабанов все громче за окном, слышу гомон собирающейся толпы. Как знать, какие мысли в головах этих людей.

— Ваше высочество, — Каэрон, брат миссара. Неожиданный союзник в невидимой войне дворцовых коридоров. Только благодаря его стараниям были раскрыты попытки покушения. Но настоящая ли его преданность? Долго ли продлится? — Я усилил охрану. Мы сделали все возможное, чтобы…

— Чтобы меня не убили именно сегодня? — усмехаюсь, глядя в его лицо. Они не похожи с миссаром внешне, но очень близки по своему отношению к другим. Бесстрастный взгляд и холодный голос. Не угадать, что у них на уме. До сих пор теряюсь при мысли о том, какие мотивы ими движут. Они хотели убить меня, но вдруг передумали и теперь протягивают столь ненадежную руку помощи. Стоило ли мне ее принимать?

— Мой принц, вам стоит доверять своим воинам. Пять покушений и засилье харисцев в связи с предстоящим базаром — не причина терзать себя сомнениями. — Качает головой. Но последние слова я уже не слышал. Пять покушений? Харисцы в столице? Именно они готовили покушения на меня, так сказали убийцы, которых поймал советник.

— Что… — слова застревают в горле. — Что все это значит?

— О чем вы, ваше высочество? — удивленно поднимает брови.

— Пять покушений? — губы дрожат против воли, слабость в ногах заставляет присесть на край ложа. — Харисцы?

— Императрица вам не говорила? — неподдельное изумление на пухлом лице.

— Нет, — хотелось ответить иначе, хоть перед кем-то выглядеть сильным и умным, но не могу заставить себя одеть такую же непроницаемую маску равнодушия.

— Ну, не переживайте так, мой принц. — Улыбается ободряюще, отчего его небольшие глазки почти полностью скрываются за щеками. — Мы готовы почти ко всему. — Кланяется, пятится к выходу. — Скоро за вами придут.

Опять тишина и одиночество. Кажется, стоит мне закричать, и оглохну от собственного эха. Вылетели из головы все мысли, крутятся чужие слова. Скоро за мной придут… Звучит, как угроза или обещание, но никак не обнадеживает. Смерть всегда найдет лазейку, достанет до сердца, воспользовавшись этим маленьким словом «почти». Оно засело внутри и грызет не хуже яда, лишает воли и тех остатков храбрости, что я так долго копил. Снова оживают видения прошлого, мысли, что преследовали меня с момента выезда из замка на самой границе северных земель. Я вновь и вновь падаю на землю, заливаю кровью дорогие одежды из пробитого стрелой горла.

Вскакиваю, хватаюсь за голову, рушу хрупкую конструкцию прически. Падают волосы на лицо, лезут в глаза, мешают дышать. Я не пойду туда. Ни шага не сделаю за эти двери, пусть вокруг будет хоть целая армия. Мысли людей узнать невозможно. Нельзя доверять, даже собственной тени. Меня убьют.

— Арри, — холодным порывом ветра ворвалось в комнату мое имя. Вздрагиваю, обхватываю себя руками, смотрю на едва колышущуюся ткань штор, боюсь подойти ближе. — Убегай… Спасайся…

Срываю занавеси, щурюсь от яркого солнца, что бьет в лицо. Глубокое синее небо и пустой сад. А звук барабанов все ближе, громче, заставляет дрожать саму душу.

Он прав. Я не хочу умереть. Только не сегодня. Расстегиваю непослушные пуговицы на одежде, рву ремень, раскидывая жемчуг по полу. Я подожду. Немного. Спрячусь, а потом вернусь, когда миссар и его брат поймают убийц.

Завернулся в ткань штор, наподобие южных торговцев, спрятал лицо за тонкой тканью. Собственное дыхание обжигает лицо. Сжимаю в руках кинжал, прислушиваюсь к каждому шороху, ловлю обрывки разговоров. Оборачиваюсь постоянно, слышатся чьи-то шаги за спиной. Но никого нет, словно призрак преследует меня. Снова шорох, оборачиваюсь, в этот раз намного смелее и резче, чем раньше, стремлюсь поймать свои страхи.

Холодная сталь клинка у шеи, рвет тонкую ткань самодельного тюрбана. Темная одежда неизвестного, кажется ожившей тьмой, обещают смерть его глаза в прорези маски. Вскрикиваю от испуга, шарахаюсь в сторону, отмахиваясь кинжалом. Они нашли меня. Загнали в угол одного из узких коридоров.

— Не подходите, — тюрбан съехал на лицо, закрыл глаза, выставляю перед собой кинжал, который смотрится смешно в сравнении с длинным клинком. Слышу, как сзади ко мне приближаются чьи-то голоса. Их много, а я совсем один. Я умру.

— Ваше высочество? — смутно знакомый голос из-за спины. Наконец справляюсь с тряпками на лице, оборачиваюсь, ловлю на себе удивленные, испуганные и полные жалости взгляды глав Управлений.

— Это убийца! — оборачиваюсь в сторону того, кто пару секунд назад прижимал холодную сталь к моему горлу, но нахожу лишь пустоту. — Он… был здесь, — из онемевших пальцев выпадает кинжал. Оглядываюсь растерянно по сторонам, ищу хотя бы намек на оживший средь бела дня кошмар. Но коридор пуст, нет даже отголоска чужих шагов вдалеке. — Он хотел убить меня… — ноги не держат. Медленно сползаю по стене на холодный пол, обнимаю себя руками, закрываю глаза. Как раньше. Это все не со мной. Я сплю.

— Я думаю, нам стоит немного отложить коронацию из-за состояния его высочества. Сообщите людям, что ему нездоровится, и вызовите лекаря. — Каэрон Ла Карт встал рядом, закрывает меня от чужих взглядов. — Проводите его высочество в покои, — приказ подоспевшим стражам.

Кто-то поднял меня, едва удерживая на ногах, укутал в спадающие шторы и повел прочь из бесконечных коридоров дворца в знакомую темницу покоев.

Никто.

Далекий гул барабанов все ближе, заставляет вздрагивать сердце, подпевать своему ритму. Переполненные улицы столицы врываются за тонкую сетку окна громкими криками. Линсан тихо напевает какую-то веселую песню, любуясь новым платьем. Она мучила меня почти час, заматывала в шелка, обвязывала поясками и лентами, дергала за волосы в попытке создать что-то похожее на прическу. Теперь я еще красивее. Ярко-синее платье подчеркивает цвет глаз, волосы перехвачены тонкой косичкой, как обручем, пестрят множеством лент и сияют жемчугом.

— Ты боишься? — толкает меня коленкой Линсан.

— Нет, — качаю головой. Не отпускает ощущение, что все это не со мной. Возможно от того, что тело и жизнь действительно не мои.

— А я боюсь, — прерывисто вздыхает. — Боюсь ослепнуть от той красоты, которой никогда не видела, и разочароваться тоже боюсь, если все не так, как я себе представляю. Так много мыслей в голове.

— Дворец — не сказка, а всего лишь чье-то место жительства. — Пожимаю плечами. Нет чувства праздника и ожидания чуда, как в душе Линсан.

— Интересно, какой он, принц? — задумчиво расправляет юбку. — Говорят, что он молодой. Если еще и красивый, тогда я буду тебе завидовать.

— Почему ты будешь завидовать? Тетя сказала, что меня не выберут, оставят работать во дворце. — Удивляюсь ее словам. — А если я не выйду замуж, то отпустят домой.

— Твоя тетя, видимо, очень хотела, чтобы ты оказалась во дворце, — цокает она языком. — Все не так. Ты останешься наложницей императора, даже после того, как он выберет жену. А потом, если повезет, то подарит в жены какому-нибудь советнику за особые заслуги. Хотя, это не совсем правильно называть везением. Там уж, как получится.

— Подарит, меня? — переспрашиваю. Все же правила жизни от меня ускользают. — А если я не захочу?

— Как уже сказал тебе однажды господин миссар, многие поплатились жизнью за такие ошибки, — отвечает, глядя в окно. — И все же, интересно, какой он, принц.

— Теперь мне тоже интересно, какой он на самом деле, — пожимаю плечами. Он — причина того, почему я добровольно иду за эти стены. Я хочу заглянуть в глаза тому, кто предал. Понять и освободиться. Открыть еще одну клетку в своей душе. И исчезнуть, подальше от этих стен, подальше от блистающего города и самой империи Сантор с ее неправильными законами. А руки опять сжимаются в кулаки.

— Раз, два, — глухо прозвучал изменившийся голос Линсан. Вздрагиваю, ловлю ее пустой взгляд. — А к тебе уже летит стрела. — Улыбается безумно, глядя сквозь меня.

Тянусь к ней, чтобы попытаться вернуть назад, избавить от плена чужой души. Дернулась карета, вместо соседнего кресла падаю на пол. И без того громкие крики на улице стали оглушительными. Ржали лошади, дергали карету, не давая подняться. Слышу лязг вынимаемого оружия. В сетке окна темная тень миссара.

Едва заметный свист воздуха над ухом, вонзается стрела в бархатную обивку кресла, в паре сантиметров от моего лица. Сдергиваю застывшую Линсан на пол, прижимаю к себе. Не тороплюсь хватать время.

Повозка замерла на мгновение, чтобы сорваться с места. Подпрыгивает на вытоптанной земле, скрипит, грозя развалиться от скорости. Крики испуганных людей за окном, ржание безумных лошадей повозки. Оглушающий треск прямо под нами, карета заваливается на бок, пытается вытолкнуть в распахнутую дверь. Прижимаю Линсан еще сильнее к полу, хватаюсь когтями за все подряд в попытке удержаться. Удар, настолько сильный, что выламывает пальцы, выкидывает прочь с куском зажатого в руках кресла. Катимся по земле, путаясь в широких юбках. Хватаю время, сжимаю изо всех сил, тяну на себя, останавливая обезумевший мир. Успеваю подставить руку под голову Линсан, защищая от удара о камень. Поднимаюсь, поддерживаю Линсан, которая трясет головой, прижимается к грязной стене какого-то переулка. Лошадь видимо понесла, испугавшись криков, нырнула в узкий переулок, не подумав, что карета в него не поместится. Цокот ее копыт потерялся вдалеке, за одним из поворотов. Вокруг осколки кладки выбитого угла стены и щепки разбитой кареты. Оглядываюсь по сторонам, не отпускает сердце неясная тревога. Кто-то стрелял, а значит, нас будут искать. И почему-то нет уверенности, что первым будет миссар.

— Вставай, Линсан, вставай же, — поднимаю ее, обхватываю за талию, оглядываюсь по сторонам.

— Не могу, — всхлипывает, поджимает ногу, висит на моем плече. Опускаю ее обратно на землю, поднимаю юбку, которая уже начала пропитываться кровью. Осколок дерева кареты вошел ей в бедро, выпивает кровь, она вырывается толчками.

— Надо потерпеть, слышишь, нам нужно уйти отсюда, — рву подол своего небесного платья, перетягиваю ногу тугим жгутом чуть выше раны, с надеждой жду, когда же перестанет течь кровь. Но ее становится все больше.

— Тьяра, — касается руки дрожащими пальцами, смотрит куда-то мне за спину.

Слышу чьи-то осторожные шаги сквозь бешеный стук собственного сердца и крики людей за стенами домов. Оборачиваюсь. Четыре фигуры в знакомой форме отряда миссара. Вздыхаю облегченно.

— Помогите мне, она ранена, — опускаюсь обратно к Линсан, зажимаю рану руками, жду, когда подойдут воины.

Но шаги стихли. Замерли в паре метров за спиной.

— Они не помогут, Тьяра, — шепчет Линсан бледными губами. Тихий шелест вынимаемого из ножен оружия за спиной.

— Что вы делаете? — встаю, закрываю собой Линсан, вытираю кровь об испорченное платье, чтобы не капала с пальцев.

Тишина в ответ и спокойные взгляды тех, кто привык не думать, а выполнять приказы. Один из них вышел вперед, держит в руках меч, смотрит безразличными глазами на меня и Линсан. Другие даже не шевелятся, не достают оружие. Одного вполне хватит, чтобы оставить два тела в переулке огромной столицы. Сзади прерывисто вздохнула Линсан, так похоже на прощальное дыхание Тьяры в темноте открытой клетки.

До боли в щеках сжимаю зубы, так, что кажется, сейчас начнут крошиться. Хочется рычать от злости, рвать этот мир на части, чувствовать, как он умирает в моих руках.

Воин остановился, сильнее сжал меч, что до этого держал почти играючи. Невольно отступил на шаг, ища поддержки у своих товарищей. Только сейчас понимаю, что и правда, рычу, дергаю время, останавливая жизнь. Оглушающе звучит тишина. Теперь только она и стук моего сердца. Разрываю непослушный воздух, все ближе к воинам. А в голове мелодия. Та, которую не разобрать, не напеть. Заставляет двигаться в такт ударам сердца. Я станцую смерти, для того, чтобы жить.

Падают на стылую землю четыре безжизненных тела, в которых уже не найти человека. А я отпускаю время, смотрю в бесконечное небо, считаю про себя до десяти, жду, пока стихнет мелодия в голове.

Подхожу к Линсан, опускаюсь на колени рядом. Боюсь дотронуться, почувствовать холод ее кожи. Почти не вырывается из ее раны кровь, застывает безобразным рисунком.

— Линсан, — провожу по воздуху в сантиметре от ее щеки. Хочу попросить духов позаботиться о ней, но останавливаюсь. Едва заметное облачко пара вырывается из приоткрытых губ.

Оборачиваюсь на улицу, где мимо мелькают силуэты людей. Им все равно. Так же, как и тем, что были в моем сне. У них своя жизнь и свои заботы, из-за которых не видно боли других. Мы никому не нужны, кроме нас самих. Не буду больше никому верить и ни на кого надеяться.

Поднимаю Линсан, затаскиваю на спину, осторожно, словно боюсь разбудить. Нужно попытаться. Она должна выжить. Выныриваю из полумрака переулка, иду сквозь толпу людей. Они огибают меня, но никто не предлагает помощи, лишь оглядываются, провожают испуганными взглядами.

— Где я могу найти лекаря? — преграждаю дорогу стайке ярко одетых девушек. Шарахнулись от меня испуганно, рассыпались в разные стороны, словно порванные бусы.

Я задаю этот вопрос каждому, но меня словно не слышат. Обходят стороной, пугаются, делают непонятные знаки руками, будто стену перед собой рисуют. А дыхание Линсан уже едва угадывается, почти не щекочет шею, не вырывается теплым паром.

Иду все быстрее, скольжу взглядом по названиям лавок, хочется сорваться на бег, только бы знать, куда. «Целебные травы». Останавливаюсь у неприметной двери следующего дома.

— Здесь есть лекарь? — толкаю дверь ногой, врываюсь в полумрак лавки, пропитанной запахом лекарств.

— Мы закрыты! — выскакивает из неприметной двери за прилавком пожилая женщина. — Кто двери ломает?! — оглядываюсь на вход. Сорванная щеколда болтается на одном гвозде, грозит окончательно отвалиться.

— Мне нужна помощь, — опускаю Линсан на узкую скамью у прилавка. Срываю с рук браслеты, выдергиваю жемчуг украшений из прически, сваливаю это на прилавок. — Помогите, пожалуйста.

Женщина замерла на мгновение, мнет в руках заляпанный передник, смотрит на меня и на бледную Линсан, в которой все меньше жизни.

— Запри дверь, — она решила что-то для себя, бросилась к Линсан, махнув мне на распахнутую дверь.

Отрываю болтающуюся щеколду, накидываю не менее хлипкий засов, отрезая нас от громкого мира гудящей улицы. Ноги не держат больше. Опускаюсь прямо на пол, подпирая дверь, смотрю, как женщина суетиться вокруг Линсан. Щупает ее тело, осматривает перетянутую обрывком платья ногу. А крови уже совсем нет.

Смерть действительно ходит рядом. И не угадаешь, когда она придет за тобой, возьмет за руку и утащит без предупреждения за грань. Глупо просто сидеть и ждать ее.

Я ненавижу жизнь за ее уроки. Слишком велика их цена за каждое знание. Я буду жить так, как говорит Линсан, бороться за каждый вздох. Стану собой, а не кем-то другим. Жизнь слишком ценная, чтобы дарить ее другим. Взлечу так высоко, чтобы смерть не смогла дотянуться. А еще… никогда больше не пущу никого в душу. Это очень больно и страшно. Хуже, чем когда нож царапает сердце.

Каэрон Ла Карт.

Чиновник первого неполного ранга Управления Императорских дел.

Совет. Сборище богатых людей, которые продали душу жадности. Им мало всего и всегда. И они мучаются от того, что хотят больше, но не могут рискнуть тем, что уже есть. Огромный зал с длинными столами друг напротив друга, словно баррикады. Настолько пестрый и сияющий, что узоры на стенах кажутся безвкусной мазней.

Здесь взгляды вместо стрел, а слова острее стали. У каждого свое место, то которым он дорожит и в то же время стремиться сменить на другое. У всех одна мечта, хоть раз почувствовать мягкость кресла на возвышении. Оно так близко и в то же время недосягаемо.

Императрица сидит, наблюдая с отрешенным лицом за базаром, в который превратился Совет.

Кажется, что выиграет тот, кто кричит громче. Звучат одни и те же вопросы, одинаковые ответы, которые рождают новые вопросы. Никто не осмеливается озвучить свои мысли напрямую. Поглядывают на императрицу, что временно занимает желанное кресло на возвышении и боятся. Трясутся над своими должностями, которые и так вскоре потеряют, в особенности некоторые главы управлений, дорожат ранговыми землями. А я не боюсь. Никогда не боялся. Именно поэтому больше других достоин занять это место, почувствовать бархат обивки, сжать в руках резные подлокотники кресла во главе стола.

— Ваше величество, — поднимаюсь, едва гул голосов пошел на спад, но сохраняется недовольное роптание. Впервые говорю что-то на сегодняшнем заседании. Слишком ценны мои слова, чтобы выкидывать их в кучу чужих выкриков. — Позволено ли мне будет высказаться от имени всех членов совета?

— Говорите, — махнула небрежно рукой, сверкнув драгоценными камнями перстней. Ее мысли не здесь. Наверняка размышляет о сыне. Он ее единственный шанс удержаться во дворце. Вдовствующая императрица нужна до тех пор, пока есть император. А ее сын прилагает все усилия, чтобы не взойти на рассветный престол.

— Совет обеспокоен поведением наследного принца, — обвожу замолчавших советников и чиновников взглядом. Многие из них знают, к чему ведет мое выступление, другие смотрят с подозрением и завистью. Их смелости хватает только на тихий шепот, что скроет крик толпы. — Мы закрывали на это глаза, но срыв коронации…

— Ее можно перенести. — Вздернула брови Сорин, бросила взгляд на своего верного друга. Саркал. Миссар стражи внутреннего круга дворца. Глуп, но предан. Не раз уже императрица заикалась о том, чтобы повысить его до первого неполного ранга. Будь он женат или хоть имей ребенка, то моего плана могло и не быть. Но он посвятил всего себя служению недоступной женщине.

— А что вы скажете о покушениях на наложниц? — вздыхаю, ловлю взгляды тех, кто потерял своих дочерей в тихой столичной войне за сердце принца.

— Мы предпринимаем все необходимые меры, — выступил вперед Саркал. Он много времени провел в северных провинциях, сторожил издали стены замка, где жил принц, докладывал своей госпоже. За это время растерял хватку, забыл о том, как опасны комнаты дворца.

— Не слишком ли поздно? — качаю головой. — Две девушки мертвы, одна у лекарей. Было совершено покушение и на мою любимую племянницу, — замечаю скорбные лица тех, чьи претендентки не выжили. Они теперь на моей стороне. Человеческие чувства — страшное оружие. Они заставляют нас слушать то, что мы не хотим и делать то, что хотят другие.

— Но ваша племянница жива, — хмурится Саркал. — Вы не вправе жаловаться.

— Я считаю, что лучше беспокоиться сейчас, чем когда уже ничего исправить невозможно. — Снова качаю головой. — Что если она умрет? У меня есть еще одна племянница, не менее любимая, но где гарантии, что и ее не убьют? Я не намерен ждать такого исхода. Наследный принц был неосторожен в высказываниях. На прошлом совете заявил во всеуслышание, что жениться не намерен и желает, что бы они вовсе не добрались до дворца. Вы, ваше величество отмалчиваетесь и просто смотрите, как невест убивают. Согласитесь, это может вызвать недовольство и сомнения.

— Вы забываетесь! — удар хрупкой ладонью по столу выглядит жалко. Едва сдерживаю улыбку.

— Вместо того чтобы помочь принцу, вы днями общаетесь с духами, — продолжаю. На щеках Саркала заиграли желваки, пытается убить меня взглядом. — Прошу прощения, но я поймал одного из тех, кто напал на мою племянницу. Он пока молчит, но следы ведут во дворец. — Вижу, как побледнела императрица. Это ее ошибка. Не знаю, с какой целью она пыталась убить Тьяру Ка Тор, но своей глупостью сыграла мне на руку. Когда она умрет, я представлю доказательства причастности императрицы. Такого двор ей не простит. Покушение на одну из тех, кто мог стать матерью наследника. Стоит только пустить слух и все другие покушения тут же упадут на ее плечи. А потом ее блистательный мир, которым она так дорожит, сузится до пределов тесной кельи в одном из монастырей.

— Я слушаю духов. — Сцепила пальцы в замок, буравит меня взглядом, пытается понять, много ли мне известно.

— Голос духов важен, — склоняю голову. — Но не в политических вопросах, ваше величество.

— В Харисе докладывают о странных передвижениях войск, они усиливают патрули на границе, — встал глава военного управления, тот, чья должность висит на волоске. Как только принц взойдет на трон, его место перейдет к Саркалу. Уж императрица об этом позаботится в первую очередь. — Но всем прекрасно известно, что учения — это лишь оправдание. Они ждут подходящего момента. Еще немного и они решатся пересечь нашу границу, а договор будет бессилен из-за отсутствия правителя.

— Нам нужен единый правитель, — слегка киваю главе военного управления в знак благодарности. Я ценю верных людей. — Тот, кто руководствуется разумом, а не слушает шепот духов. Их предсказания слишком размыты и непонятны. Нам же нужны решительные действия. Империя без императора, как муха в паутине. Сколько бы мы не дергались, а только делаем хуже.

— И что же вы предлагаете? — как бы не была Сорин искушена в дворцовых играх, а голос ее дрожит. Сейчас она думает в первую очередь о себе и сыне. Но что если ее промедление в итоге приведет к разрухе самой империи? Никому не нужен трон без государства.

— Ваше величество! — прервал меня резкий стук открываемых дверей. Эта новость должна стать той, что сдвинет нерешительность совета с мертвой точки. Я все рассчитал. Латарин не должен подвести. Друзья из Хариса тоже.

— Что случилось? — перехватил младшего у входа Саркал. По глазам вижу, что он догадывается о не случайности такого совпадения. Но все всегда упирается в доказательства, которых нет.

— Покушение на еще одну девушку. — Запинаясь, сообщил он, поклонился запоздало, вспомнив, где находится.

— Кто? — поднялась императрица. Будь я младше, то скрестил бы пальцы под столом. Латарин не подвел. Зря я начал списывать его со счетов.

— Тьяра Ка Тор, от рода советника первого неполного ранга Ла Карта. — Выдохнул он. Зал взорвался негодующими возгласами. Как я и говорил, слишком поздно императрица вспомнила о том, что есть другие люди, кроме ее сына, которые вполне могут занять трон, стоит только появиться такой возможности.

— Господин глава! — еще один человек, которому не место в зале закрытого заседания совета высших. Миссар внешнего кольца столицы. — Харисцы замечены у границы! Они стягивают войска!

— Свободны! — поднялась императрица, сжав кулаки. Глаза метают молнии. Младшие, пятясь, покинули зал.

— Я предлагаю ускорить процесс избрания главного советника. — Это мой момент, тот, которого я ждал последние несколько лет. Сегодня решится все. — В связи с этим предлагаю так же временно отменить или вовсе упразднить требование к кандидатам в отношении родственных связей с императорской семьей.

Устало опускаюсь в кресло. От напряжения рябит в глазах. Первый шаг сделан. Я стану советником первого полного ранга. Остается только выдать свою настоящую племянницу за принца, устранить императрицу, а там… Избранники небес тоже смертны, несмотря на все титулы. Я стану регентом. Новым солнцем рассветной империи и начну новую летопись со своим именем императорского рода. Несколько шагов, тяжелых и столь долгих и я узнаю, так ли мягко на самом деле то кресло на возвышении.

— Предлагаю голосовать, господа, — сжимаю в руках дощечку голоса.

Моя судьба в моих руках. Если захотеть, то можно изменить все и мир упадет к твоим ногам.

Латарин Ла Карт.

Миссар третьего полного ранга Военного Управления.

Я не могу выбрать. Хочется разорваться. Прыгаю туда-сюда через пропасть, пора бы уже привыкнуть, но она все еще пугает меня. Мысли — мой худший враг. Они мешают выполнять приказы, но помогают их отдавать, так говорил мой учитель. Но возможно ли дожить солдату, умеющему думать, до того момента, когда на груди засверкает знак командира?

Минуты на заполненной людьми улице показались вечностью. Я все стоял и смотрел в след удаляющейся карете. С трудом поднял руку, отдавая команду к исполнению давно озвученного приказа. Убить. Как часто я решал судьбы других вот таким простым движением пальцев. Четыре лучших воина растворились в толпе. Я зря ломал голову все эти дни. Девушка оказалась лишь пешкой в игре брата. Никакой тайной миссии, никаких шпионских заговоров. Она просто удивительная девушка, которой не повезло встретить на своем пути род Ла Карт.

Лошадь медленно бредет, расталкивая грудью прохожих. Звучат протяжно трубы, оповещая о срыве коронации. Я не удивлен. Если брат решился на что-то, то сделает это безупречно. Теперь для меня пропасть стала еще шире, не уверен, что смогу еще раз ее перепрыгнуть, если вновь начну сомневаться.

Тихий переулок, темный и безлюдный, как отдельный мир в бурлящем потоке жизни столицы. Спрыгиваю с коня, по привычке держу рукоять меча, успокаивая мысли. Почему же так противно внутри? От самого себя, от всего этого, от собственного брата. Я не предам его, но мыслям не прикажешь считать иначе. Дыхание все чаще прерывается. Заворачиваю за угол, готовясь встретиться взглядом со своими людьми и заметить два тела девушек, чей жизненный путь оборвался по моей вине. Так надо, должно быть.

Осколки кладки разбитого угла одного из домов и щепки кареты скрипят под сапогами. Четыре тела. Неестественно вывернутые шеи, бледные лица с пустыми взглядами. Холодный ветер толкает в грудь, заставляет пятиться, перехватывает дыхание. Оглядываю переулок, ищу тела тех, кто должен был умереть в первую очередь. Но их нет. Только воины, которые даже не успели достать оружие из ножен, до сих пор сжимают рукояти посиневшими пальцами и кровавые разводы покрываются инеем на грязной земле. Карета расколота надвое, изуродованы кресла глубокими бороздами неведомого оружия, вырвана подкладка, летает по переулку, словно хлопья снега.

— Миссар, — голос младшего за спиной. Я слышу, как он дрожит. Кто же мог убить лучших воинов так быстро, что они даже не успели достать оружие?

— Найди их. — Слегка поворачиваю в его сторону голову. Челка закрывает глаза, прячет мои сомнения.

— Кого? — переспрашивает он, наклоняясь над одним из воинов, закрывает пустые глаза.

— Всех. Девушек и тех, кто смог такое сделать. — Сжимаю зубы. Брат будет недоволен. А его разочарование приносит много горя и боли. — Только тихо.

— Да, миссар, — склоняет голову, растворяется в по-прежнему равнодушно спешащей по своим делам толпе.

Снова завыли трубы, но иначе. Тревожный сигнал, который вселяет страх. Военное положение. Харис тоже сделал свой ход? Сжимаю до боли рукоять меча, вскакиваю в седло. Правильный ли я сделал выбор? Пропасть все шире, крошится земля под ногами, норовит утащить меня на темное дно.

Никто.

Снова отмеряю время по медленному движению солнца на стенах. Снова в клетке четырех стен добровольной темницы собственного страха и вины. Три дня. Заколдованное число.

Я не помню, как мы оказались здесь. Травница привела нас к себе, поселила в маленькой комнатушке под самой крышей. Сказала, что украшений хватит на оплату жилья и лекарств.

Линсан не просыпается. Лежит на кровати, блестят маленькие капли пота на бледном лице, иногда кривятся губы в болезненной гримасе, словно усмешка судьбы для меня.

На окраине города тихо, почти не слышно жизни. Здесь только я, Линсан, что чудом держится на грани и ее друзья, которые устали слушать мои просьбы. А еще зеркало. Почти такое же старое, как в подвале Хорха. Блестит мутно из-под слоя пыли, смотрит на меня чужими синими глазами с красивого лица. Глупо. Все, что я делаю — глупо. Но не могу сопротивляться желанию остаться здесь, в этом городе. Он держит меня невидимой цепью. Нестерпимо хочется ступить за высокие стены дворца, что виднелись из-за крыш множества особняков. Я гоню эти мысли, но они возвращаются, стоит только отвлечься.

Я больше не хочу быть Тьярой. Мне не нужна чужая жизнь. Подхожу к зеркалу, всматриваюсь в свое чужое лицо, запоминаю, чтобы забыть навсегда. Отчего-то знаю, что если захочу, то его не будет. Вернется серое Никто. Но я хочу этого. Нельзя родиться кем-то, им можно только стать. И я собираюсь стать собой, сколько бы времени мне не осталось. Провожу дрожащей рукой по зеркалу, стираю серую пыль вместе с красивым лицом той, которая умерла там, в лесу. Ей нет места среди живых. Снова смотрю на мир серыми глазами. Не таким прозрачными, как раньше. Теперь во мне больше человеческого. Не так тонка кожа, не пугают синие сетки сосудов, лысый череп покрыт пепельными волосами, которые сверкают на солнце, словно покрыты инеем. Я как те фигуры с одинаковыми лицами в далеком сверкающем мире, которые похожи на всех одновременно.

— Ты больше не Тьяра, — тихий шепот от постели. Вздрагиваю. Подхожу к Линсан, боюсь, что мне это показалось. — Это правильно. — Губы не слушаются, коверкают слова, но я слышу, понимаю. Тепло внутри.

— Линсан, выздоравливай, пожалуйста, — осторожно беру ее руки в свои изменившиеся ладони. Теперь все, почти как раньше. Мир снова стал нормальным, не таким огромным, собственные шаги широкими, а дыхание свободным.

Снова болезненная улыбка. Ответа я не услышу. Вздыхаю. Опускаюсь рядом с кроватью на пол, обнимаю колени руками, играю в гляделки с собственным отражением. Странно это тело смотрится в некогда красивом платье, изуродованном кровавыми разводами. Сдираю его, словно освобождаюсь от цепей, слыша звук рвущейся ткани.

— Теперь я снова Никто? — спрашиваю у невидимых друзей Линсан. Кажется, кто-то касается моей головы, пытается погладить, успокоить. Улыбаюсь, пугая отражение собственным лицом.

Легкие шаги за дверью, скрип узких ступеней лестницы. Оглядываю себя, кутаюсь в обрывки платья, боюсь встретиться с хозяйкой дома. Я пугаю людей, своим взглядом, голосом, даже мыслями.

— Что… — остановилась в дверях, принесла с собой холод морозного вечера в душную комнату чердака. — Кто ты?

— Никто. Меня оставила госпожа, следить за Линсан. — Теперь я — это просто я. Я начну все с начала. Что бы стать кем-то, сначала нужно быть никем. Опускаю голову к коленям, прячу глаза за челкой серых волос.

— И где только нашла, — вздыхает женщина, качает головой. — Одежда твоя где? — хмурится. Пожимаю плечами, перебираю складки порванного платья небесного цвета. — Платьем вербовщиков не обманешь. — Заявляет она. Поднимаю голову, пытаюсь понять.

— Кого? — переспрашиваю. Снова завыли далекие трубы дворца.

— Не от них убегаешь? — стоит в дверях, все еще боится, не подходит, лишь издали поглядывает на бледную Линсан.

— Кто это? — переспрашиваю, поправляю упавшую руку Линсан, укрываю одеялом.

— Меня незачем обманывать. — Поджимает губы. — Я еще не настолько глуха, чтобы не слышать труб. От них не убежишь, только хуже себе сделаешь и ей, — кивает на кровать. — Да и мне попадет. Где твоя хозяйка?

— Ушла. — Мотаю головой. Нет больше Тьяры, даже памяти о ней не осталось. — Теперь есть только я.

— Это к лучшему, — вздыхает, обходит меня осторожно, касается лба Линсан, заглядывает в полуприкрытые глаза. — Много вопросов о ней в городе. Мне было страшно. Если вернется, скажи, чтобы уезжала.

— Она не вернется, — качаю головой. — Теперь только я, — повторяю.

— А тебе следует тоже уйти. Мой дом не пристанище для беженцев. Договор был на раненую, а не на беглого пацана, — поворачивается ко мне, оглядывает тощее тело в обрывках яркого платья. — Если тебя тут найдут, то хуже будет. И тебе и мне и твоей Линсан. Мозгов у твоей госпожи немного, раз тебя тут оставила, коль не врешь.

— Я не вру. — Неуютно под ее взглядом.

— Одежду тебе принесу, — вздыхает, спешит вниз по лестнице. Слышу, как роется в шкафах, скрипит полками, приговаривает что-то. — Держи, — снова появилась в моем убежище на чердаке.

Бросила на колени штаны и рубаху из плотной ткани. Отвернулась, изучает взглядом разводы на пыльном зеркале, ждет, пока переоденусь. Натягиваю жесткую рубаху, чувствую ее цепкий взгляд сквозь зеркало.

— Свободный значит, — снова хмурится, повернулась ко мне. Нет на этом теле клейма ранговых земель, но от того свободнее не становишься. — Лучше сам иди. Поймают — палками получишь, а все равно там окажешься.

— Где? — кажется, она говорит загадками.

— Трубы слышишь? — хмыкнула, разглядывает меня. — Все свободные этого звука бояться. Я тоже боюсь.

— И что? — по-прежнему не понимаю, вслушиваюсь в далекий гул, который щемит сердце.

— Все свободные должны явиться. Ты тоже должен. — Поворачивается к Линсан. — Если тут найдут, то всем нам плохо будет. Подумай о девушке.

— Я не понимаю вас, — одергиваю коротковатые рукава, завязываю тесемки ворота.

— Войны не понимаешь? — зло обернулась ко мне. — Трубы везде об одном говорят. Обязанность каждого свободного мужа пойти на защиту своей империи. Не справедливая, жестокая правда.

— Я издалека, — запинаюсь. — Объясните.

— И правда, — смотрит мне в глаза, замечает необычные для этих мест светлые волосы. — Война с Харисом назревает. По законам империи каждый свободный должен встать на защиту границы. И ты тоже. Понял теперь?

— А как же воины? — не понимаю, какой толк от простого человека там, где все решает сила и навыки. — Они должны защищать народ.

— Воины? — усмехается. — Я видела войну. Давно это было. Братьев похоронила тогда. Воинов мало. Все они — часть богатства аристократов. Никто не отправит свое имущество умирать за простых людей. Глупый ты совсем, жизни не знаешь, — качает головой, — Воины ценные, они будут защищать крепости, да города. Кроме того все они принадлежат чиновникам, да наместникам, кто же их на границу отпустит так просто. Мало их, набирают солдат из народа, а воинов командирами делают. Всегда так. Сгонят молодых ребят, дадут мечи и довольны. Мы должны защищать свою страну, так по законам прописано. А потом семьи будут в долги залезать, чтобы прокормиться, а если вовремя не выплатить, то и в ранговые земли перегонят. Это опять же выгодно богатым. Иногда думаю, что свободным человеком быть хуже всего. Мы никому не нужны. Рабов хотя бы ценят, как вещи, а мы — мусор. — Вздыхает, глядя в небольшое окно, вспоминает о чем-то своем.

— Это не моя война, — мотаю головой. Неправильный мир, где простые люди встают на защиту воинов. Странные законы, где цена человеческой жизни меньше монеты.

— Чужой войны не бывает, — сажает Линсан осторожно, вливает темный раствор лекарств в приоткрытые губы. — Она приходит за всеми, и в первую очередь за теми, кто считает ее чужой. Только тогда уже помощи ждать неоткуда.

Молча смотрю на свое отражение. Я больше не Тьяра и не Никто. Нечто среднее. Даже лицо не такое, как прежде, все еще прячет под серой кожей черты красивой девушки с небесными глазами.

Травница сказала, что вербовщики придут в каждый дом. Если найдут Линсан? Этот город держит меня, не хочет отпускать. Начать с начала так сложно. Можно изменить свое лицо, но сама жизнь не изменится. Будет давить теми же мыслями и проблемами. Человек может измениться, но от этого не меняется мир вокруг.

Я уйду. Так далеко, что не буду чувствовать невидимых цепей столицы, которые тянут в самое сердце города. Начну сначала. Без воспоминаний. Не буду думать о Арри, о том, как хотелось понять, почему меня выбросили, променяли на что-то, что дороже моей жизни. Забуду Тьяру, миссара и Салиха. Оставлю Линсан, у которой есть своя жизнь, где нет места мне.

Теперь звук далеких труб стал казаться не тревожным, а печальным. Хорх говорил, что судьба находит нас сама, дает подсказки, а если не заметишь, то ставит подножки, раздает подзатыльники. А иногда убивает. Это, моя подсказка?

Салих. Торговец мыслями.

Свободный человек, не имеющий ранга.

Так странно бывает, думаешь о чем-то, рассуждаешь, жалеешь. А тут судьба поворачивается так, что ты уже вроде и не в проигрыше. И везде можно найти свои плюсы. Я в последнее время сетую на старость, на время, что прошло мимо. А вот просыпаешься под протяжный гул труб и понимаешь, что старым быть не так плохо. Такие никому не нужны и на войне в том числе. Для молодых свободных война — горе. Для меня — возможность. Разбогатеть еще больше и выйти на заслуженный отдых с карманами полными золота. То, к чему вели все письма, наконец, началось. Осмелится ли Харис на полномасштабные действия или пощиплет пару деревень, да подвинет зыбкую линию границы. Мне без разницы. Империя не моя. Мой дом — это весь мир.

— На границу поедем? — шмыгнул носом маг.

— А то, — усмехаюсь, поглаживая отросшие усы. Готовился стать чиновником, а тут такое началось. Не видать мне ранга. Не на моей стороне удача. Но судьба дала другой шанс. Золото тоже неплохая прибавка к старости.

— Про девку больше не слышно? — сощурился на солнце Ракс. Его мысли все еще заняты безликими. Сидит ночами над своими бумажками, чешет лысеющий затылок.

— Нет, пропала, как не было. Миссар искал ее, приходил, угрожал как всегда. Сорвался план. — Качаю головой, вздыхаю, тоже глядя на небо. А такой план был. Кругом себе дорожку протоптал и везде обломали. Тьяра исчезла, а миссара отправляют за это на границу. Гнев его брата страшен. Чудом жив остался. Да и неизвестно, надолго ли. Война, хоть большая, хоть маленькая — уносит жизни. Ей без разницы, напишут про нее или нет. Она везде об руку со смертью.

— Салих, вот ты скажи, как думаешь, — скосил на меня глаза Ракс. — Это Тьяра была или безликий?

— Ты ж сам сказал, что нет, — отмахиваюсь от мыслей о том, что возможно был на волосок от смерти. Не может быть такого. Сказки, пусть злые или добрые, а все равно правду с собой несут. — Не мог то быть безликий, на человека похожий.

— А я вот не уверен, Салих. — потирает подбородок, смотрит равнодушно на толпу. Много их собралось, жертв маленькой войны, о которой никто не вспомнит. Вся площадь, как море шевелиться от голов. — Странная она была, да и ребята потом сказали кое-что.

— Что? — последний раз оглядываю площадь, стараюсь запомнить стены высоких домов и заборов, где прячется пока недоступная мне жизнь.

— Она одному из охранников руку сломала, просто так, лишь взяла и кости треснули, — вздохнул маг. — Вот и думай теперь, торговец мыслями, так ли правдивы сказки? И есть ли что-то человеческое в самых страшных монстрах.

— Самый страшный монстр — человек. — Усмехаюсь. — А если все так, как говоришь, то и к лучшему, что плана нет больше. Мы начнем сначала. Война — лучший старт для любого капитала.

Очередной стон труб и море голов зашевелилось активнее, двинулось прочь с площади, втягивалось во множество улиц и переулков, забухало сапогами в такт барабанов, словно чье-то огромное сердце в самом центре города. Отчаяние в их глазах, страх в груди, делает лица похожими. Сияют невидимые печати над их головами. Смерть не ищет различий. Ей все равно.

Никто.

Нельзя оборачиваться. Стоит только один раз взглянуть назад, и остановишься, а потом не сможешь уйти. Там, за спиной осталась Линсан, спряталась за высокой стеной столицы, затерялась на одной из улиц одинаковых домов. Так будет лучше. Если я останусь, нас могут найти. Она многое пережила в жизни. Я не человек, я справлюсь со всем или рассыплюсь пылью. А у нее есть жизнь, и, надеюсь, она будет долгой.

Я иду в толпе таких же потерянных взглядов, не слышу сердца от грохота множества шагов. Сейчас мы похожи на тех рабов, которых вели вдоль дорог. Так же бредем, глядя перед собой, переставляем ноги только потому, что так надо, а вокруг снуют вооруженные люди на лошадях, гонят, словно стадо. Я уйду отсюда. В первую же ночевку растворюсь в колючих зарослях приближающегося леса. Мне не по пути с этими людьми. Это — не моя война.

— Стой! — слово растягивается в крике множества глоток. Останавливаюсь, как все, сжимаю в руках короткий меч с множеством зазубрин и узором ржавчины на лезвии. За спиной длинный щит, давит на плечи, того и гляди закопает в землю. От порывов ветра сносит в сторону, толкает на соседей.

— Что происходит? — толкнул меня в бок кто-то. Пожимаю плечами. Не видно из-за сотни голов вокруг.

Воины на лошадях проталкиваются в толпе, делят нас на неровные кучи.

— Сюда топайте, стадо, — остановился возле нас всадник, указывая в просвет между рядами.

Мы послушно сошли с дороги. Толпа рассыпалась на неравные кучки испуганных людей. Где-то двадцать, где-то тридцать человек. У каждой такой команды остановился воин, смотрит холодными глазами, кривит губы.

— Вы теперь ар. Кучка солдат, которые собраны в одну команду. — Спешился, зарылся в седельный мешок, выудил бумагу и уголь. Сощурился, пересчитывая нас, записал что-то, кивнул довольно. — Ты — ткнул в меня пальцем. — Странно выглядишь. Кто такой? — оглядел подозрительно.

— Я — Никто. — Поднимаю на него глаза.

— Правильно мыслишь, — сощурился одобрительно. — Все вы тут — никто. Будешь за главного.

— Почему он? — спросил кто-то сзади.

— Потому что его запомнить легко, — пожал плечами. — А теперь слушаем инструкции. Куда мы идем, вы все знаете, зачем идем — тоже. Потому экономим время на длинных речах о защите родины. — Достал нож, ковыряет им в собственных ногтях, не глядя на нас. — Теперь о главном. — Поднял взгляд, — если кто-то из вас убежит — умирает командир. Назначается следующий и схема повторяется. Убежит командир — убиваю любого, кто стоит ближе. Потом вас расформируют и все повториться сначала. Ясно? Первым будешь ты, — острие ножа ткнулось мне в грудь. — Убежите все, найдем вас или ваши семьи. Пересчет каждый вечер. Свободны. — Махнул рукой, потеряв к нам всякий интерес, забрался в седло и поспешил в сторону головного отряда.

Мы молча проводили его взглядами и как по команде упали на землю, стоило ему скрыться из вида. Смотрю перед собой на мерзлую землю, как и другие, прячусь в собственных мыслях. Пальцы немеют от холода, щит даже сквозь одежду кажется куском льда, неприятно царапает штанину ржавый меч на поясе. Нам даже выдали плащи и что-то вроде легких доспехов. Длинные жилетки из потертой кожи с железными заклепками. Мне она оказалась велика и больше похожа на второй плащ. На запястьях и голенях железные пластины на ремешках, того и гляди порвутся, прохудившись от времени.

— Это ведь неправда? — чей-то шепот рядом, теряется в гуле множества голосов. — Если они всех поубивают, то сражаться некому будет.

— Да пугают больше, — отмахнулся еще один голос. И такие разговоры были повсюду. Наигранно бодрые голоса и вымученные улыбки прятали страх в глубине глаз каждого.

— А ты что думаешь? — снова толчок под ребра и тот же, голос, что уже обращался ко мне однажды.

— Я? — поворачиваюсь. В нашей куче, как сказал командир, набралось всего пятнадцать человек. Все с одинаковым взглядом в раскосых темных глазах.

— Ты же командир, — усмехнулся один из них с маленькими глазками и удивительно круглым лицом.

— Мне все равно. Это не моя война, — пожимаю плечами.

— Ошибаешься, — качает головой тот, кто интересовался причиной моего назначения в командиры. — Ты — здесь. А значит — это твоя война.

— Как скажешь, — снова отворачиваюсь, поднимаюсь. Невыносимо сидеть на холодной земле, ног уже не чувствую.

— Не боишься умереть? — дергает за штанину первый. Он младше всех, совсем еще ребенок, похож на Арри своим взглядом.

— Нет. — Качаю головой. Я и так почти не живу. Столько раз меня пытались убить и каждый раз неудачно. Возможно, я и вовсе не могу умереть?

— То есть, если я захочу убежать, держать меня не будешь? — поднялся тот, с круглым лицом.

— Нет. Мне бы тоже этого хотелось, — оглядываю взволнованную толпу. Умный ход местных воинов, которые прикрываются телами обычных людей. Назначить сторожить самих себя. Куда не повернись — смерть. Шаг вперед — враги, шаг назад — друзья, которые хуже врагов в надежде сохранить собственную жизнь. Страшно.

— Тогда, убежим вместе? — несмело предложил еще один из нашей команды. Тощий, высокий, на голову больше всех остальных. Такой, как я раньше.

— У меня семья, — покачал головой еще кто-то, не разглядеть лица за спинами других.

— Твои проблемы, — пожал плечами тощий. — Я тоже жить хочу.

— Давайте подождем, — останавливаю начинающийся скандал. Все повернулись ко мне. Вижу, как в других отрядах все громче звучит отчаяние. Некоторые даже дерутся.

— Самый умный? — хмыкнул тощий.

— Наверное, — смотрю в его глаза. Такие темные, что зрачков не видно. Страшно смотрится на бледном лице.

— Тебя главным выбрали только за внешность, не пытайся что-то из себя корчить, чужак. — Выступил вперед тот, кто говорил о семье. Плотный низкорослый мужчина, самый старший, лет к сорока уже. Странно видеть человека с видом торговца в рядах молодых ребят.

— Я лишь говорю, что стоит подождать, — пожимаю плечами. Мне тоже интересно, правду ли сказал воин. Будут ли они убивать целые команды. Если это лишь способ устрашения, то я вскоре покину это место. Хочу начать новую жизнь с чистой совестью, без груза смерти за спиной. — Кто-то из нетерпеливых точно побежит. Тогда мы узнаем, что нам делать дальше.