Ловушка для потерянной души

Латарин Ла Карт.

Миссар третьего полного ранга Военного Управления.

Стены старого замка осыпались пеплом под натиском мертвого огня. Он все выше взбирался по камням, касался синими всполохами крыши, вырываясь из щелей пустых окон. Жалобно застонали, прогибаясь, просмоленные балки. На землю посыпалась черепица, разбрасывая раскаленные осколки, что гасли, едва коснувшись промерзшей земли.

Мертвый огонь надежно скрывает следы. Не должно остаться и камня от этого замка. Секреты. Их так много в бесполезных землях. За ними охотятся, боятся, прячут. Но они неизменно всплывают, выкапываются из-под слоя серой пыли, в которую превратились некогда величественные города. Широкая полоса отделяет Сантор от заснеженных гор. Ненужная земля. На ней и раньше ничего не росло, а теперь и подавно. Серая пустыня, место, где влачат жалкое существование отбросы. Лишь изредка здесь появляются особо одержимые былым величием маги. Рыскают в серых пустошах, копаются в трухе древних свитков. Много лет ни одному из них не удавалось использовать их. И вот же… Безликие палачи. Один из самых сокровенных секретов древних. Не рожденные создания. Пустые тела с насильно запечатанной душой. Не думал, что они действительно существовали. Такие вещи давно перестали быть историей, перейдя в раздел страшных сказок.

— Миссар, мы готовы. Мы запечатали сферу. — Звонкий голос младшего помощника отвлек меня от созерцания горящего замка. Я задумчиво посмотрел на серьезные и уставшие лица. Мы сделали все, что было в наших силах. Дальше будут разбираться маги, в столице. Никто не думал о том, что не рожденные могут вновь объявиться. Никто не знал, как с ними бороться. Единственное, что придумали — это запечатать сферу и передать магам. Надеюсь это то, что навсегда похоронит даже воспоминания о безликих палачах.

— Прикажи воинам выложить все вещи из мешков и вывернуть карманы. — Я повернулся в сторону уже начавших построение воинов.

— Миссар, они и так не довольны, что мы оставляем погибших на поругание серой пыли, — решился возразить Сили.

— И что? — дернул я бровью.

— Они имеют право на трофеи, миссар. — Опустил он голову.

— Право на трофеи имеют разбойники, отбросы, что живут в развалинах. А они, — я раздраженно махнул рукой в сторону бледных и все еще испуганных воинов. — Бойцы, принесшие присягу Императору. И если им нужны трофеи, то пусть берут. Но при этом не забудут снять мундир и сдать казенное оружие.

— Да, миссар, — вытянулся в струнку Сили и сорвался с места в сторону строя.

Огонь почти уничтожил замок. Вскоре он станет еще одной горстью пепла в этой пустыне. Мы не имеем права на ошибку. Никто не хочет повторения давних войн. Пусть сказки навсегда останутся сказками. В новом мире нет места древней магии и безликим палачам, что когда-то по приказу магов вырезали целые города.

Старый Хорх.

Собиратель бесполезных земель.

Яркое зарево пожара было видно издалека. Пылал замок, который темным пятном вот уже не первый десяток лет служил ориентиром в этой бесконечной серой пустыне. Старые камни плавились от жара холодного огня, вспыхивали факелами деревянные перекрытия, рассыпались с глухим звоном остатки витражных окон и глиняные черепки кровли. Вскоре от величественного некогда замка останется лишь пыль. Вся земля здесь устлана ею. Она везде. На тонких скрюченных деревьях, на изъеденной трещинами земле, на редких островках жухлой травы. Воины магов не оставили после себя ничего живого. Мир здесь не первое столетие пытается оправиться от давних потрясений. Нигде уже не встретишь старых городов, люди, словно паразиты, изрыли землю, разрушили остатки былого величия, возвели новые дома, святилища и монументы. Лишь здесь, на самом краю Сантора, у подножия величественных гор еще жила память. Место последней битвы все глубже уходило под землю, покрылось серой пылью времени и поросло жухлой травой. Бесполезные земли. Так их называли те, кто ютился в муравейниках обжитых земель. Земля здесь умерла, не в состоянии больше дать урожай, прокормить зверей и укрыться зеленой сочной травой. Тут царствует вечная зима.

Сверкающий иней смешивается с пылью, превращая этот маленький мир в серую пустыню. И пустыня эта живет своей жизнью. Земля изгоев, так ее называли мы. Беглецы, разбойничьи шайки обустраивали под себя старые развалины. Искатели удачи входили в арки ворот разбитых городов и пропадали в темных подвалах. Сюда приходили маги в поисках древних секретов, селились в замках, где когда-то жили их предшественники. Только мало кому открывали эти земли свои секреты. Слабы стали маги, превратились в тени, жалкое подобие тех, кто когда-то правил миром, делил его, рвал на маленькие кусочки.

Но этому магу, видимо, улыбнулась удача. А с виду и не скажешь. Молод был, да наивен. Все о силе мечтал. Сущий безумец. Знал бы, натравил на него местных. Каждый рейд Санторских псов уносит множество жизней. Они приходят на наши земли, которые называют бесполезными и наводят шороху. Отлавливают магов, гребенкой проходят по старым городам, безжалостно убивая тех, кто там живет. А потом уходят, позабыв о землях изгоев еще на пару-тройку лет. Тогда наступает мое время. Люди боятся брать то, что принадлежит старым временам, обходят стороной могильники. А я не боюсь. Ничего не боюсь. Сколько лет тут живу, навидался всякого. Золото везде одинаково. Оно не кусается и не обжигает руки. Старые книги, как и везде постепенно превращаются в пыль, а города рушатся.

Собирателей мало. Я встречал всего троих, да и те куда-то пропадали. Надо быть осторожнее, когда лезешь в пекло. Я никогда не возьму то, от чего разит силой. А вот золото… Его тут хватает. Да и маги, приезжают, везут с собой много ценного.

Я облизнул пересохшие губы. Пора. Мертвый огонь уже давно пропал, даже искорок не видать. Можно и пройтись по расплавленным камням. Скоро пыль уляжется, и сюда пожалуют другие умники, спеша откопать на пепелище сокровища.

Плотная ткань надежно закрывает лицо, защищая от едкой пыли. Тяжелые сапоги громко бухают по твердой земле, поднимая клубы серого тумана. Если в этот раз повезет, то можно будет не возвращаться в земли изгоев пару лет. А потом… Да кто ж знает, что потом будет. Я уже стар, для меня каждый миг может наступить момент, когда будущего не станет.

Старая песня Собирателей. Ее пел мой учитель. Он открыл мне все богатства, что таят земли изгоев. Показал где искать, куда смотреть и главное, чего трогать не стоит. Всегда, заходя на очередное пепелище, он пел эту дурную песню. В молодости я считал его сумасшедшим. Что ж, видимо, теперь моя очередь сходить с ума.

Серая пыль окутала все вокруг. Улеглась на тела погибших воинов, накрыла темные пятна крови. Прелесть рейдов в том, что они не только не забирали себе ничего, но и оставляли всех павших воинов в полном доспехе. Боятся занести какую-нибудь магическую заразу в дом. Глупые люди. В их умах правят предрассудки.

Я перевернул первого мертвого воина, обшаривая карманы. Негусто. Но многого я и не ожидал. Кто же пойдет на бой с полными карманами золота. Настоящий улов может поджидать только среди расплавленных камней на пепелище.

Что-то не так. Уже четвертый раз натыкаюсь на одного и того же воина. Брожу кругами в этой серой вьюге? Да быть того не может. Нужно постоять недолго. Тогда пыль уляжется и можно будет оглядеться.

Секунды тянулись долго. Пыль медленно кружила, опускаясь все ниже, ложилась на плечи, укутывала, превращая в серую статую, посреди расплавленных камней и безликих тел, чьих лиц уже не различить под ее покровом.

Песня хриплыми словами вырвалась из горла, растворяясь в сером тумане горячим облачком пара. Тела. Так много тел я не видел никогда. Воины Сантора ярким пятном выделялись в серой пустыне, их синие мундиры еще проглядывали сквозь пепел. Среди них, словно сотканные из этого пепла лица. Такие же серые, равнодушные и одинаковые, будто братья. Я невольно сделал шаг назад, оглядываясь по сторонам. Пепел вздрогнул, закрутился с новой силой, потревоженный моими шагами.

Я никогда не боялся, не верил в призраков, но сейчас мне стало страшно. Прямо передо мной, среди знакомых мундиров лежали они. Ими пугали. И не только детей. Пустые тела, не рожденные, а созданные древней магией. Холоднокровные воины, подчиненные воле колдунов. Порождение извращенной фантазии. Безликие палачи.

Все же, видимо я схожу с ума, глядя на их пугающие спокойствием серые лица. Сквозь густой туман до меня долетел чей-то приглушенный стон. Сердце больно ударило в ребра. Серая пыль, кажется, пробилась сквозь ткань повязки и теперь забралась в горло, мешая дышать. Воздуха не хватает. Я замер, вслушиваясь в тихий шорох опадающего пепла. Стон повторился, прозвучав, словно сигнал к бегству. Я торопливо зашагал прочь от этого странного места. Никакое золото и записи погибшего мага не стоят жизни. Пусть я не до конца уверен в том, что это именно безликие палачи, но проверять на своей шкуре не решусь. Осторожность много раз спасала мне жизнь. И я планирую быть первым собирателем, который доживет до глубокой старости.

Очередной стон настиг меня у самой границы пепелища. Совсем рядом, словно преследует. Я передернул плечами, оборачиваясь к серому туману. На самом краю лежал один из них. Такой же, как другие с серым лицом и пустым взглядом, но грудь его часто вздымалась, выпуская едва заметные облачка пара, смешанного с пеплом. Настоящий, живой безликий. Жадность проснулась, сдавила грудь и замедлила шаги. Пусть он не совсем настоящий, эксперимент молодого мага, возможно неудачный, но кому какая разница? Он живой. А это огромные деньги. И не нужно будет больше месить ногами эту опостылевшую серую пыль, смешанную с вечными, холодными искорками инея.

Никто.

Грязно-серые тучи. Они опускаются к самой земле. Врываются в меня вместе с тяжелым дыханием, скручивают легкие в тугой узел. Ложатся пеплом на лицо, жаля холодом кожу. Тело не слушается, холод уже внутри. Кровь, как густая горячая смола едва-едва пробивается по замороженным сосудам, причиняя настоящую боль. Вокруг лишь блеск инея, что смешался с пеплом, в который превратились облака. Он кружит, словно песок во время бури. Покрывает землю ровным ковром, скрипит на зубах, застилает глаза. Серый, сверкающий холодом мир. В груди, будто живет кто-то, рвется прочь из клетки ребер, ударяясь о них, теряет силы. Все реже и слабее. Уже почти не чувствую холода.

Какой-то звук совсем рядом не дает окончательно раствориться в густом тумане. Чьи-то тяжелые шаги все ближе. Они тревожат уже осевший пепел, заставляя его вздрагивать, подлетать над такой же серой землей.

Кто-то схватил меня за ноги и тащит. Голова бьется о землю, серая пыль царапает кожу, вьется, покрывая лицо. Почти задыхаюсь. В глазах темнеет.

Непривычное тепло забирается в тело, обжигает кожу, сушит горло. Медленно открываю глаза. Темная комната с обрывками грязной ткани на каменных стенах. Неясный тусклый свет пробивается внутрь сквозь пыльный витраж с изображением неведомого чудища.

— Очнулся? — надо мной склоняется некто. Темные волосы с неровными мазками седины, обветренная кожа, изъедена глубокими бороздами морщин. Пытаюсь хоть что-то вспомнить, но в голове пусто и холодно, как в той серой вьюге. — Значит, очнулся, — улыбается старик, демонстрируя черные пеньки редких зубов.

Игнорирую его, пытаюсь вспомнить хоть что-то, но серая пустота внутри не сдается, надежно сковывает разум. Мелькают лишь неясные силуэты на фоне ярко-синего пламени.

— Кто? — поворачиваюсь к старику, который деловито осматривает меня. Поднимает руки, щупает живот, сгибает мои ноги.

— Я-то? — снова улыбается. — Я Хорх. Собиратель. Мне повезло.

— Кто? — повторяю вопрос. Собственный голос кажется чужим.

— Ты? — он опустил на место мою руку и задумчиво смотрит в глаза. — Ты — никто. — Наконец, определился с ответом.

— Никто? — переспрашиваю, поднимая к глазам руки. Тонкие, словно кости одни, обтянутые серой кожей.

— Никто, — кивает старик, протягивая миску с отколотым краем. — Пей.

Пальцы сжимают посудину, подрагивают, норовя пролить воду. С помощью старика сажусь, прислонившись к холодной стене. Вода тоже ледяная, с неприятным привкусом сырой земли.

Он еще пару минут рассматривает меня, а потом скрывается за очередным обрывком ткани, что была вместо двери.

Сижу, оглядываясь по сторонам. Серая пыль кругом. На столе, стульях, кривом табурете. Она на мне, скрипит под пальцами, покрывая грязную постель. Кучи мусора повсюду. Какие-то тряпки, старые книги, настолько древние, что дотронься — рассыплются все той же пылью. Поднимаюсь, словно заново учусь ходить. Пара шагов, хватаюсь за спинку стула, она трещит жалобно. Вздрагиваю, отдергивая руку. Почти падаю в кучу мусора у стены. На голову сползает дырявая тряпка, поднимая тучу пыли. Кашляю, закрывая нос рукой.

Зеркало. Мутное, изъедено черными язвами времени. Завороженно смотрю на него, боясь приблизиться. Рука против воли тянется вперед. Мутная поверхность отражает пальцы с грубыми узлами суставов. Шевелю ими, проверяя, мои ли. Тонкие нити жил проступили под серой кожей. Шаг. Еще один. Подхожу все ближе, глядя в отражение. Непропорционально длинные руки и ноги. Тощее тело, кости, кажется, сейчас прорвут грубую, но такую тонкую кожу острыми краями. Лицо как маска. Смотрит серыми, почти прозрачными круглыми глазами. Впалые щеки, тонкая линия губ, хищный, чуть загнутый к низу нос. Лысая голова. Ни волоска не видно на теле. Нет ни бровей, ни ресниц, только грубые кости выпирают над глазами.

— Любуешься? — хриплый голос Хорха сзади. Ловлю его взгляд в отражении. Он другой. Не такой, как я. Почему? Спрашиваю. — Я — человек, — пожимает он плечами, проводя грязными, почти черными пальцами по густым волосам.

— Я человек. — Повторяю глядя на себя. Руки застыли у груди, где гулко бьется в ребра сердце.

— Я — человек, — хмурится Хорх, подходя ближе. — А ты… — замолчал, разглядывая меня.

— Я? — склоняю голову на бок, скольжу взглядом по своему телу, что так не похоже на человека. Если человек похож на Хорха, то кто тогда я?

— Ты — никто. — Повторяет он, осторожно, словно боясь, положил мне горячую ладонь на плечо.

— Я человек, — повторяю. Сердце забилось чаще, словно крича об этом. Я хочу быть человеком.

— Дело твое, — махнул старик рукой, исчезая из отражения. — Есть будешь?

— Буду. — Киваю, с трудом отводя взгляд от серого тела, имя которому никто.

— А я думал, вы не едите, — хмыкнул он, вываливая какую-то темную массу в две плошки. Густой пар поднимается к почерневшему потолку.

— Вы? — переспрашиваю, садясь на кривой табурет. Запах приятный.

— Вы, вы, — бурчит себе под нос. — Не люди.

— Я человек, — повторяю снова.

— Ешь. — Подвинул ко мне миску. Оглядываю стол в поисках того, чем можно есть эту массу. — Чего? — заметил мою нерешительность Хорх. Он черпал кашу руками. Она стекала по пальцам, капала на стол и одежду, размазывалась по подбородку, путалась в сальных волосах, что лезли в лицо.

— Ложка? — с трудом вспоминаю название. Оно звучит непривычно, словно давно забытые слова.

— Ложка? — удивленно смотрит на меня старик. С кряхтением поднимается и идет в один из углов комнаты, где свалена очередная куча хлама. Копается в мусоре, перебирает свои сокровища. — Держи, — по столешнице прокатилась ложка. Кривая, словно ей землю копали. С темными разводами чего-то непонятного и черными кругляшками от выбитых украшений на ручке. — Что опять не так? — хмурится, глядя на меня.

— Вода, — оглядываю комнату, в поисках какого-нибудь ведра, чтобы ее вымыть.

— Так ешь, — стукнул Хорх по столу кулаком. За что-то злится на меня. Опускаю взгляд в тарелку, несмело втыкаю грязную ложку в вязкую кашу.

Опять эта серая пыль. Скрипит на зубах, царапает горло при каждом глотке. Давлюсь пересоленной кашей, заглатываю быстрее, не чувствуя вкуса. Хорх все еще злится. Смотрит на меня исподлобья и шевелит кустистыми бровями. Я прячусь от его взгляда. Неуютно.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Глубокие тени, словно живые, шевелятся в темных углах, раскачиваются в такт танцу свечей. Где-то за стенами замка воет ветер, рвется в приоткрытое окно, стучит голыми ветками деревьев в стекла.

Я натянул сползающее одеяло повыше на плечи и обнял колени руками. Мысли под стать погоде. В детстве считал себя пленником в этом замке, со временем это ощущение прошло. Я стал чувствовать надежность этих стен, защищенность. Отгородился от всего мира и был счастлив. Но сегодня, впервые за много лет мир за стенами вспомнил обо мне, ворвался в двери и перевернул ставшую привычной жизнь. Меня ждут в столице.

Ребенком я мечтал о приключениях, теперь же… Мне страшно. Что там, в столице? Как я доберусь туда? Эти мысли прогоняли сон, заставляли следить за густыми тенями в углах, присматриваться, бояться, словно в них сидят подосланные убийцы. Я никогда не питал иллюзий о своей нужности. Страна прекрасно жила без меня. После ссылки обо мне забыли, закрыли, спрятали. Теперь же я им понадобился. Смешно, как чья-то смерть влияет на жизни других. Я не правитель, хоть и часто утверждаю обратное. Все изменится завтра. Один лишь шаг за ворота и пути назад не будет.

Я со стоном уронил голову на колени. Воображение вовсю рисовало красочные картины грядущей смерти. Как шальная стрела вылетит из придорожных кустов, пробьет горло. Горячая кровь потечет по дороге, изрытой множеством копыт. Отчаянно мотаю головой, прогоняя мысли. Нет. Не поеду никуда. Останусь здесь. Скажусь больным. Не посмеют же они тащить единственного наследника императора силой? Правильно. Это хороший план. А там еще что-нибудь придумаю.

Сильный порыв ветра распахнул незакрытое окно. Створка ударилась о стену, зазвенели стекла, грозя осыпаться осколками на ковер. Последний раз мигнули и погасли свечи, погрузив комнату в темноту. Вздрагиваю и ежусь от долетевшего холода.

— Стража! — голос похож на шепот. Прочищаю горло и зову громче, принимаю наиболее величественное положение. Обычные люди не должны видеть мою неуверенность. — Стража?!

Ни на третий, ни на четвертый раз меня никто не услышал. Я начал злиться. Мне обещали, что покои будут охранять круглосуточно. И где же? Оглохли там? Спускаю ноги на холодный пол. Тапки как назло потерялись где-то под кроватью. Подбегаю к окну, закрываю створку, опустив защелку. Громкий звук из коридора заставляет вздрогнуть. Даже присел от неожиданности.

— Стража? — зову в очередной раз, но никто не слышит.

Сглатываю колючий комок страха. Осторожно крадусь к дверям, прислушиваюсь. Грохот стих. Лишь ветер все так же воет в пустых коридорах. Тянусь к широкой ручке тяжелых дверей. Руки трясутся, даже промахиваюсь мимо. От этого начинаю злиться. Злость прогоняет страх. Распахиваю двери и выскакиваю в коридор, оглядываясь по сторонам.

— Стража! — низким гулом отвечает из темного коридора эхо.

Серые каменные стены покачиваются от неровного света редких факелов, дрожат тени в глубоких нишах. Делаю несколько шагов до ближайшего небольшого зала, где стоят с виду такие удобные диванчики. Днем тут дежурит стража. Но никого нет. Только холодные взгляды незнакомых людей со старых портретов на стенах. Злые лица с мертвой жестокостью в глазах. У выхода на лестницу два пустых доспеха. Смотрят черными прорезями глаз, скалятся помятой решеткой забрала. Смотрю на них, не в силах и шага сделать. Снова завыл ветер, заметался в поворотах коридоров, загудел, попав в ловушку железных доспехов. Заскрипели латные перчатки статуй, того и гляди схватятся за матовые от пыли мечи. Показалось даже, что один из них чуть повернул голову. Делаю несколько шагов назад, продолжая следить за ними. А вдруг там кто-то есть? Подосланные убийцы. Сердце бешено бьется. Воздуха не хватает. Мир кружится, сливается в одну размытую картину. Бросаюсь в сторону своих комнат. Влетаю в покои, хватая жадно ртом воздух. Дверь с громким хлопком закрывается. Задвигаю засов, придвигаю кресло. Так надежнее. Ныряю под одеяло.

По-прежнему воет ветер, гуляет по коридорам, стучит с улицы в окно. Слышатся неясные шорохи за дверью, словно крадется кто-то. Изо всех сил таращу глаза в темноту. Слежу за неподвижной дверью, кажется, отвлекись я хоть на мгновение, и засов медленно поползет в сторону. Минута, другая, но все по-прежнему. Пытаюсь успокоить себя, убедить. Но не получается. Сердце не желает слушать. Воздух застревает в груди, не дает сделать новых вдох, сколько бы я ни старался. С трудом отворачиваюсь, утыкаюсь в подушку лицом, накидываю сверху одеяло.

— Это все не правда… Все хорошо… Это не со мной… — голос заполняет собой ватную тишину отдельного мира под одеялом. Успокаивает. Шорохи снаружи уже не такие громкие и страшные. — Все хорошо. — Закрываю глаза, представляя себя далеко-далеко. Тут безопасно. Мне всегда казалось, что если ты не видишь опасности, то и она не найдет тебя.

Старый Хорх.

Собиратель бесполезных земель.

Смотрю на него. Странный. Но уже не пугает. Словно ребенок, пристает с вопросами. Что, да почему. Скоро прятаться начну. В душе все чаще просыпаются сомнения. Он, такой не похожий на человека, но такой человечный. Мурашки по коже. Немного осталось. Скоро уляжется ветер, опустить серая пыль и можно будет ехать в обжитые земли. Скорей бы. А то с ума сойду. Как вспомню, какой он без одежды — страшно. Словно личинка неведомого насекомого. Кожа сухая, серая, полупрозрачная. Синие сетки сосудов по всему телу. А еще… Он действительно никто. Нет у него того, по чему нормальные люди определяются. Кругом гладкий, ни баба, ни мужик. И пупка нет. Точно личинка. А еще эти глаза. Пустые, серые, словно пепел в них.

А буря, как назло почти неделю держится. Не стихает злой ветер. Скоро я сам в сосульку превращусь. Почти не выхожу из подвала. Хорошо семян заранее набрал. Старые запасы пригодились, но и их надолго не хватит. Еще день-другой и подошву жевать будем, да земляной водой проталкивать.

— Я — человек, — в очередной раз его тихий, безжизненный голос. Сливается с серой вьюгой, пропадает в ней.

Морщусь. Он это, словно заклинание повторяет. Стоит у выхода, смотрит на бурю, что отделяет нас от земель изгоев и повторяет. Часами стоять может. Все думает о чем-то. Какие мысли живут в его лысой голове — не понять. Но я почти привык. Уже не сжимаю, как в первые дни каплю живого огня в кармане. Поначалу все думал, вот сейчас он бросится на меня, начнет рвать своими длинными страшными пальцами. А я его приласкаю магией. Он похлеще мертвого огня будет. Живое на раз сжирает. Даже кошмары снились. Я боялся. Шутка ли, жить в одном доме с безликим. А он, даже не подозревает. Стоит себе, да думает о своем. Даже жалко его.

Может ли он быть человеком? Иногда я забывался, разговаривал с ним. И каждый раз злился. Откуда у него, такого, мысли о ложках, умывании, одежде. Будто во дворце родился. Правильный. Я на пробу ему нашел трезубец столовый с ножом. Так он славно ими орудовал, я даже залюбовался. Не каждый принц так сможет. Эти мелкие непонятности ставили меня в тупик. Он не знает о себе ничего, но в то же время удивительно приспособлен в быту. Правда ли, что пустые тела безликих оживляют с помощью душ? Если да, то чья сидит в нем? Я перерыл множество книжек, ища ответы. Самому интересно. Жаль, что замок безумного мага сожгли Санторские псы. Ни клочка бумажки не оставили. А в моих сокровищах информации почти нет. Так, обрывочные сведения.

— Вьюга заканчивается, — снова он. Вздрагиваю, глядя в ровную спину. Он стал больше. Много ест, нужду ни разу не справлял, да и нет у него таких частей тела, что приспособлены для этого. Вся пища в мышцы уходит. Уже не торчат кости так сильно. Даже щеки появились. На скелет все меньше похож.

— Собирайся. — Киваю я, подходя к выходу. Вьюга действительно таяла. Кружила, опускаясь, пыль, сверкая гранями холодного инея. Солнце несмело выползает на серое небо. К утру как раз уляжется, можно будет идти. Пора мне прощаться с этим холодным местом. Скоро смогу жить, как человек, в доме, заведу себе пару наложниц, буду пить вино и жрать от пуза. Хватит жить, словно крыса в подвале, питаясь объедками. Хочу умереть в собственной теплой постели у горящего очага.

— Куда? — поворачивается ко мне, изучая пустыми глазами.

— Мир смотреть, — почти честно отвечаю.

— Я боюсь, — качает он головой.

— Почему? — удивляюсь. Столько вопросов и вот теперь, когда он может получить ответы на часть из них — на попятную.

— Я боюсь. — Повторяет, глядя на серую пыль. Я лишь вздохнул. Какая судьба его ждет? И есть ли она у безликих? Может, у нелюдей и нет жизни, одно только существование.

Никто.

Несколько дней я уже с Хорхом. Четыре стены и треснувший витраж единственного окна. Все изучено, знакомо до боли, натерло мозоль на взгляде. Тут хоть и грязно, но безопасно. Я боюсь. Стою подолгу, смотрю на серую вьюгу и боюсь. Того, что могу исчезнуть. Раствориться в этом колючем пепле, что так похож на меня. Вот сделаю шаг за границу подвала и рассыплюсь, превратившись в горсть серой пыли. Подхватит меня холодный ветер, смешает с искрящимся инеем, и я навсегда пропаду. Стану частью пустыни земель изгоев.

А Хорх радуется. Вьюга стихала. Он обещал показать мир. Мир такой большой. На развороте одной из старых книг было его изображение. Пальцы скользили по выпуклым линиям, словно запоминая края материков, странные, чужие названия городов. Хорх радуется скорой дороге, потому что боится. Меня. Он много раз пробовал задавать вопросы. Но ответа не было. И не только для него, но и для меня. Кто я? Откуда? Не знаю, не помню. У меня странная жизнь. Непонятная. Воспоминания делают человека человеком. А у меня их нет. Даже имени нет. Я — никто. И это правда.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

— Мой принц? — холодный, как и воздух в спальне голос миссара. Прибыл вчера, чтобы сопровождать до столицы. Естественно, кого еще мог послать за мной один из претендентов на звание первого советника, как не собственного брата. Нехотя выбираюсь из уютного плена теплого одеяла и недовольно смотрю на прогоревший камин. Никто не потрудился позаботиться о единственном наследнике. Изо рта едва заметно вырывается пар.

— Что тебе? — сажусь, кутаясь в одеяло. Вспоминаю вчерашний план, в последний момент успеваю изменить голос на более хриплый и измученный. Удается это с легкостью. Кошмары всю ночь преследовали. То щупальца из-под кровати, то неясные фигуры с ножами в углах. Я передернул плечами.

— Все почти готово. Собирайтесь, — он поднялся с края моего ложа и поклонился. В походном доспехе и с оружием.

— Я нехорошо себя чувствую, — стон получился весьма натуральным. Опускаюсь обратно на подушки и закрываю ладонью глаза.

— Тогда мы возьмем с собой лекаря. Он поедет в одной с вами повозке, — ни малейшего оттенка сострадания в голосе.

— С ума сошел? — я чуть от возмущения не задохнулся. — А если я заболею еще сильнее?

— Сожалею, принц, но это приказ ее величества и глав управлений, — он опустил голову, длинная челка черных волос закрыла лицо. — Да и солдаты устали. Мы идем от бесполезных земель. Им нужен отдых в родном доме. Так что, сделайте одолжение своим подданным, которые встали так рано, собирайтесь.

— Глав управлений, — я скривился, передразнивая шепотом. Конечно, они-то точно будет рады, если я умру. Никто не хочет отпускать свою власть. А миссар получит награду. Как же! Второй полководец, самый умный, самый смелый и еще много таких вот «самый».

— У вас час. — Поклонился миссар и вышел из спальни, впуская двоих служек. Я зло стиснул зубы. Приказ отдан, я должен выполнять. До каких пор все вокруг будут мне приказывать?!

Я пытался сопротивляться. Конечно, не явно, но наряд менял трижды, прическу мне переделывали дважды. Тянул время, как мог, надеясь, что столь ответственный миссар плюнет на все и уйдет один. Однако он, похоже, даже не замечает моих потуг, стоит в дверях и отсутствующим взглядом изучает вид из окна. И что там интересного нашел? Одни камни, да деревья. Все развлечения.

Все же хоть что-то мне удалось сделать. Я задержал выезд на целый час. Меня вместе с толстым и неповоротливым лекарем погрузили в телегу, которая едва ли напоминала карету. Чувствовал себя неуютно, идя сквозь ровные ряды солдат, что ждали лишний час. Взгляды их были отнюдь не дружелюбными. Солдафоны. Есть ли мне до них дело!

Спустя миг, после того, как я успел устроиться на жесткой скамье, мы двинулись. Протяжно заскрипели колеса, забухали тяжелыми сапогами солдаты, слышалось ржание лошадей. Я устало откинулся на неудобную спинку сидения и закрыл глаза. Сердце колотилось в груди. Как же мне страшно.

— Как вы себя чувствуете? — участливо склонился к моему уху лекарь. Я лишь раздраженно отмахнулся. Лучше бы не заикался про болезнь. Теперь трястись с этим надоедливым типом.

Ковыряться в себе быстро надоело. Спать невозможно от постоянного шума за тонкими стенками кареты. Я крутился, пересаживался, пробовал рассматривать картинки, что предлагал мне лекарь. Скучно. Плюнув на холод, открыл окно. Кругом люди. Одинаковые доспехи, из которых виднеются так же похожие друг на друга лица. Грязь и холод. Почему-то казалось, солдат было больше, когда мы выезжали. Около сотни, а сейчас, едва ли двадцать наберется.

— Миссар! — позвал я генерала, который ехал рядом с повозкой на лошади.

— Да, мой принц? — кивнул он, подъезжая ближе.

— А почему солдат так мало? — я высунулся из окна, чтобы убедиться в своей правоте. Ни впереди, ни сзади других отрядов не видно.

— Нам пришло сообщение о большой группе разбойников. Я отправил людей. — Все так же безучастно глядя вперед пояснил он.

— Какие разбойники? — переспросил я, тут же спрятался обратно в повозку и отодвинулся от окна.

— Вот за этим я и отправил людей, принц.

— А я? А как же я? — вглядываюсь в кусты у дороги, усиленно прогоняя прочь мысли о стрелах в собственном горле.

— Двадцати обученных воинов вполне достаточно, чтобы отбиться от обычных людей с топорами, — пояснил он. Слова меня не успокоили. Я завернулся в плащ и закрыл окно. Холод забрался в нагретую карету и теперь жалил лицо.

Снова топот солдат и скрип повозки. Только теперь к ним добавился храп, наконец замолчавшего лекаря. Я потер виски, пытаясь успокоить головную боль. Миссар сказал, что ехать будем без остановок. От замка отъехали едва ли на час, а уже все тело занемело. Хочется чего-то горячего, особенно при взгляде на начинающийся дождь. А лучше в принципе оказаться как можно дальше отсюда. Попытался потребовать привал, но миссар меня проигнорировал, сказав, что я свой отдых потратил на затянувшиеся сборы. Солдаты еще более неодобрительно на меня покосились. Якобы из-за меня они тоже отдыха не увидят. Я скрипел зубами, но смолчал. Позориться еще больше не хотелось.

Сам не заметил, как успел задремать. Снились разбойники, стоящий рядом миссар, со своим вечно равнодушным лицом наблюдал за моими пытками. Какой-то грязный мужик, улыбаясь во все отсутствующие зубы, тянул ко мне скрюченные пальцы с обломанными ногтями. От дальнейшего развития событий спасла яма на дороге. Телега ухнула вниз, подкинув меня на сидении. Раздался громкий треск и карета стала заваливаться на бок. Я едва удержался за хлипкий поручень на дверце. Растерявшийся лекарь этого сделать не успел и навалился на меня всей своей немаленькой массой. Дверца не выдержала такой нагрузки и распахнулась. Я покатился по жидкой грязи размытой дороги, сверху на меня плюхнулся лекарь.

С трудом столкнул неповоротливого толстяка и, путаясь в намокшей одежде, поднялся, пытаясь отряхнуть толстый слой липкой грязи. Вокруг послышались смешки. Я зло посмотрел на ближайших воинов, стараясь запомнить их лица. Вот стану императором, вы у меня еще вспомните, как это, смеяться над будущим правителем. Одежда была безвозвратно испорчена. Грязь с волос капала на лицо и стекала холодными струйками за шиворот.

— Миссар! — откинул в сторону упавшие на глаза грязные волосы.

— Сейчас дам другую одежду. — Спешился он.

— Мне необходимо помыться. — Крикнул я ему в спину.

— Сожалею, но такой возможности нет. — Покачал он головой, копаясь в своем седельном мешке. Я удивленно следил, как он достает оттуда нижнюю рубаху, толстые штаны и кафтан.

— А где моя одежда? — принимаю из его рук сверток. Он лишь кивнул в сторону сундука, который наполовину утонул в одной из луж на дороге. Видимо при поломке кареты крепеж не удержался.

Стиснув зубы, полез обратно в перекошенную карету переодеваться. Грязь оттирал холодной водой и услужливо предоставленной лекарем тряпкой для перевязок. Настроение с катастрофической скоростью падало. Ненавижу весь мир. Почему именно в такую погоду я понадобился в столице?

День становился все хуже. Солдатам не удалось починить повозку. Я растерянно смотрел на то, как ее колеса все глубже уходят под воду. С темнеющего неба снова заморосил мелкий колючий дождь. Я закутался в большой плащ одного из солдат. Капюшон полностью закрывал лицо, свисая до самого подбородка.

— Нам нужно вернуться, — заявил я миссару.

— Уже темнеет, мы не успеем. — Покачал он головой. — Тут должна быть деревня. Дойдем до нее. — Где-то далеко, в лесу завыли волки, заставив меня вздрогнуть. Я отчаянно закивал головой, соглашаясь с предложением генерала. Лучше в разваливающемся доме у бедняков сидеть, чем идти по ночной дороге под дождем и быть съеденным.

Дождь зарядил надолго. Он, то сплошным потоком обрушивался на голову, то разлетался мелкими брызгами от резких порывов ветра. Плащ насквозь промок, давил на плечи, холодил тело, а деревни все не было. Мы шли по темному лесу, спотыкались о торчащие корни, уворачивались от бьющих в лицо веток. Шипели факелы, забивался в горло их едкий дым. Вскоре я уже почти задыхался. Миссар все больше хмурился, подгоняя солдат. Рядом хрипел, как загнанная лошадь лекарь. Я шел на одном упрямстве. Стоит только хоть кому-нибудь пожаловаться, и я тут же рухну на землю. А так стыдно перед простыми солдатами ныть. Они, как назло только косятся на командира и идут вперед. Миссара многие боятся. Он быстр на расправу. Вешает и головы рубит каждому, кто, по его мнению, не достоин зваться воином.

Впереди, меж деревьев показался просвет. Сперва подумал, что это у меня в глазах от усталости помутнело.

Мы остановились у высокого частокола обещанной миссаром деревни. Я, было, бросился вперед, чтобы постучать сапогом в запертые ворота, но миссар меня удержал за плечо. Я заскользил по грязи и едва не рухнул, схватившись за его руку в последний момент.

— Что еще? — не терпится уже под крышу. Сейчас мне все равно как там, внутри, главное, что тепло и сухо.

— Миссар? — остановился рядом его заместитель. — В чем дело?

— А ты не видишь? — хмыкнул он.

— Следы свежие на стенах, — кивнул он. — Думаете, был бой?

— У меня другой вопрос, — задумчиво провел он по лицу, вытирая воду, — кто выиграл? Ларт, возьми двоих, проверьте! — махнул он рукой. — Остальные обратно в лес, пока нас не заметили.

В неорганизованной толпе, что пробиралась сквозь чащу началось шевеление. Меня миссар утащил обратно под ветки, спрятавшись за кустом. Трое выбранных солдат направились к запертым воротам. Тихо. Света из-за забора не видно. Ни одной струйки дыма из печных труб. Так объяснил свою осторожность генерал, следя за разведчиками. Вот они вплотную подошли к стене, разглядывая свежие отметины на бревнах. Приоткрыли створку ворот. Над лесом пронесся протяжный скрип, заставив волоски на теле встать дыбом. Я сделал несколько глубоких вдохов, успокаивая начинающуюся панику.

Фигуры солдат скрылись за воротами. Потянулись тревожные минуты ожидания. Я до боли в глазах всматривался в темноту, до звона в ушах слушал тишину. Вскоре один из солдат вернулся, сообщив, что деревня пуста. Множество разграбленных домов и ни души. Даже тел нет.

- Идем, — после пары минут раздумий скомандовал миссар. — Нам надо где-то переночевать.

Я с сомнением глядел на темную стену деревни. Теперь уже эта идея не казалась мне такой замечательной. Я готов остаться в лесу, под дождем, нежели идти в город-призрак.

Пустые темные улицы, распахнутые калитки невысоких оград. Выломанные окна и двери, кругом мусор и щепки, следы пожара. Наши шаги казались оглушительными в мертвой тишине. Сердце так сильно билось в груди, что я почти не слышал, о чем говорят люди вокруг. Лишь смотрел на разбитые темные дома и размытую дорогу.

Солдаты рассыпались по улице, обшаривали дома, заглядывали в сараи и подвалы. Их громкие перекрикивания каждый раз пугали, сбивая сердце.

Миссар отправил меня в самый большой дом в центре деревни в сопровождении пятерки солдат. Лекарь плелся сзади, вздрагивая, как и я от каждого шороха. Я остановился в нерешительности у ступеней широкого крыльца. Солдаты нырнули в темное нутро входа, проверяя дом.

— Заходите, — кивнул один из них, на мгновение, появившись в дверях. Я сделал первый шаг на протяжно заскрипевшие ступени. Не нравится мне все это. Чем дальше, тем больше реальность напоминает мои кошмары, становясь еще страшнее.

Никто.

Мы шли два дня, под сапогами хрустела пыль. Ноги то и дело проваливались в глубокие борозды израненной земли. Вокруг поднимались тучи пепла. Хорх говорил, что это все, что осталось от старых городов, разрушенных мертвым огнем. Мы видели их. Они черными скалами высились над серой пустыней, словно снегом, укрытые пылью. Красиво и страшно. Близко не подходили. Хорх говорил о каких-то крысах, которых боялся.

Откуда мне знать, что такое снег? Этот вопрос заставил остановиться. Смотрю на разрушенный город и пытаюсь вспомнить. Картинка словно двоиться перед глазами. Загорались в темных провалах окон огни, мелькали полупрозрачные фигуры на пустых улицах. Мертвый город, словно раскололся надвое, живя в моем воображении своей призрачной жизнью далекого прошлого.

— Эй, — дернул меня за руку Хорх. — Не спи.

Киваю, с трудом отворачивая голову от города. Что-то было в этом волшебное, знакомое и родное. Не хотелось уходить, но надо. Хорх уже старый. Едва дотягивает до нор. Места, что оборудованы местными для ночевки. Они еще хуже подвала старика. Больше грязи, больше пыли и холода. Но есть крыша над головой. Надо торопиться. Скоро стемнеет, а ночью идти по этой земле опасно.

Со слов Хорха казалось, что тут водятся неведомые чудища, похожие на того, кто изображен на треснувшем витраже. Но нет. Здесь жили только люди, которые по тем же рассказам старика хуже монстров. Они рвали друг другу глотки за мерзкую кашу, убивали за тряпки, что были вместо одежды. Вот кто настоящие чудовища. Именно их надо бояться, а не темноты. Ночь страшна лишь тем, что заблудишься. Потеряешься в серой бесконечности, где каждый холм, словно двойник предыдущего. Деревья одинаковые. Темные, скрюченные остовы в окружении жухлой травы. Чуть свернешь и потеряешься, а там недолго и на местных крыс набрести, послужив им обедом. Страшно. Он сказал, что тут люди едят друг друга, когда еды не достать. Безумный мир. Неправильный.

— А какой правильный? — хрипло поинтересовался Хорх. Годы в этом месте не прошли даром. Он страшно дышал. Ночью пугал меня лающим кашлем. Он весь пропитал этой пылью, она забралась в его душу.

— Правильный? — переспрашиваю, останавливаясь. Хорху надо отдохнуть. Иначе он может и не дойти до очередной норы. Думаю над его вопросом. И снова перед глазами улицы города. Только они не похожи на брошенные города. Другие, знакомые. Высокие стены домов с ярким светом окон. Лица людей. Разные. Счастливые, грустные, злые. Красивые, неприятные. Словно другой мир, неведомый этому месту. Молчу, не зная, как ответить, описать. Хорх тоже молчит, глядя на меня своими мутными старческими глазами.

— Идем, — вздыхает он, стряхивая с повязки на лице пепел. Дышать можно только через них, заглатывать холодный воздух маленькими порциями, иначе серая пыль грызла грудь, заставляя задыхаться.

Шли долго. Дольше, чем обычно. Пришлось придерживать Хорха за локоть. Он все чаще спотыкался. Пару раз падал, потом кашлял, наглотавшись серой пыли. Тащу его на себе. Не знаю куда. Слышно лишь его хриплое дыхание. Кажется, что мы прошли нору, но Хорх заставляет идти дальше. Уже совсем темно. Ноги от усталости гудят, но почему-то больше не вязнут в пепле. И дышать как будто легче. Неуверенно сдергиваю тряпку с лица, осторожно вдыхаю воздух. Он другой. Не такой, как раньше. Останавливаюсь от неожиданности, пытаясь понять. Какой-то неясный шум вокруг и этот запах. Знакомый до боли. Есть ли запах у воздуха? Не знаю, но, кажется именно он.

— Немного осталось. Это полоса. — Ответил на немой вопрос Хорх.

— Полоса? — мой голос тоже хриплый, почти как у Хорха.

— Лес. То, что отделяет земли изгоев от обжитых. — Поясняет он. Замираю, вглядываясь в темноту. Рваные края черных теней на темном небе. Деревья. — Что стоишь? Идем. И капюшон на голову накинь. Нечего людей пугать. Еще немного и выйдем ко двору.

Хорх как всегда оказался прав. В сгущающейся темноте, среди толстых стволов замелькали огни. Они становились с каждым шагов все ярче и как будто теплее. Уже угадывались очертания какого-то дома. Слышались разные звуки. Смутно знакомые, но забытые.

Деревянный частокол из кривых почерневших стволов. Они упирались плохо обрубленными сучками в тела друг друга, оставляя широкие зазоры. Из них, словно из клетки, на темную дорогу падал яркий свет, раскрашивая ночь светлыми полосами, оживлял густые тени.

— Торак! — вздрагиваю от громкого крика Хорха. — Открывай, старый!

Замелькали тени за забором. Что-то заскрипело. Неспешно открылись тяжелые створки ворот. В глаза ударил яркий свет. Щурюсь, глядя на мощную темную фигуру.

— Хорх! Помоечник! — в тон старику прогудела тень, переваливаясь, заторопилась к нам. Невольно делаю шаг назад, но Хорх шипит, заставляя остаться на месте.

— Не помер еще? — хрипит Хорх, отцепляя от своего плеча мои руки. Шагает навстречу неизвестному.

— Ты первый в очереди к старухе на Суд! — обнимает Хорха тень.

— Приютишь старого друга? — разорвал крепкие объятия старик, словно забыл обо мне.

— Только если свою добычу покажешь. Знаешь же мою слабость к этой рухляди. А это кто? — кивает тень в мою сторону.

— Да так, — махнул он рукой. — Никто. Со мной идет.

— Что стоишь, никто, заходи, давай! — хохотнул, скрываясь за воротами здоровяк, обнимаясь с Хорхом.

Стою еще несколько секунд, разглядывая дом. Такой же, как и частокол деревянный, темный. И свет почему-то горит только на первом этаже. Это ведь гостиница. И никого нет? Тогда откуда так много лошадей в конюшне, чье ржание хорошо слышно в окружающей тишине. Странно все это. Но Хорх ему доверяет, значит и мне надо. Делаю первый шаг за стены редкого частокола. В глаза бьет яркая вспышка, ослепляя. От неожиданности падаю на землю. Пытаюсь подняться, но кто-то бросает меня обратно, бьет по голове. На мгновение теряюсь. Не могу сообразить, где земля, а где небо. Все темно вокруг. Сильные удары выбивают воздух из легких. Слышу, как трещат ребра. Пытаюсь сопротивляться, но выходит плохо. Рот наполняется вязкой, горячей и почему-то соленой слюной.

— Хватит. — Изменившимся, резким, каркающим голосом прерывает мои муки друг Хорха. — Выкиньте их прочь. Подальше отсюда. Нет у этого старого пса ничего ценного. Потерял хватку за последние годы.

— Добить? — голос над головой.

— Да как хочешь, — отмахивается Торак. — Старик и так еле живой, едва дышит. Сам помрет, а этот… — пауза, чувствую на себе изучающий взгляд. — Лучше уж накормить сталью. Для верности.

Спустя мгновение что-то холодное и острое пронзило спину, стремясь добраться до сердца. Чувствую, как протыкает кожу, разрывает мышцы, царапает кости. Хриплю, извиваюсь, стараясь уберечь тот горячий комок, что так бешено стучит в груди, сердце. Единственное, что заставляет верить, что я — человек.

Замираю, понимая, что острие уберут, только если посчитают трупом. Так и есть. Холод исчезает. Вместо него становится горячо, словно пламя внутри. Сжимаю зубы, стараясь не выдать себя, не застонать.

Меня куда-то тащат. Так же, как Хорх когда-то, за ноги. Не сопротивляюсь, терплю боль сдираемой кожи на затылке от острых камней. Пальцы безвольно скользят по земле, оставляя темные следы крови на дороге. Голова кружится. Жар внутри все слабее, словно костер затухает, превращаясь в черные угли. Становится холодно.

— Смотри, урод какой, — голос того, кто пронзал мне сердце. Он отпускает мои ноги. Больно бьют пятки о землю. Даже сапоги не помогают. Смотрю на темное небо, стараюсь не моргать. Хорх говорил, что у меня не живое лицо, да и отражение не врет. Надеюсь, они тоже поверят.

— И то правда, — кто-то наклоняется ко мне. Черная тень изучает мое лицо. За его спиной шипит факел. Глаза от его света слезятся, но я терплю.

— Дальше не пойдем. Еще с падалью возиться. — Говорит он. — Тут бросим. Звери доедят.

— Или те, крысы из бесполезных земель, — хохотнул кто-то. Остальные его поддержали.

Свет постепенно растворялся в темноте, пропадая среди деревьев. Дышу, слыша, как что-то булькает внутри. Рот снова наполнился горячей соленой слюной. Плюю, заходясь в кашле. Вглядываюсь в темноту, пытаюсь найти Хорха. Больше не слышно его хриплого дыхания. Ищу и боюсь найти. Уже понимаю, что его нет, но сумасшедшая надежда заставляет встать на колени. Шарю дрожащими руками вокруг. Ползу, сдирая колени об острые палки и камни. Не чувствую боли. Не слышу ничего, кроме своего булькающего дыхания. В глазах стало еще темнее. Уже не различаю темное небо и черные тени деревьев. Сплошная темнота вокруг. Руки больше не слушаются. Падаю на землю, продолжая таращиться в темноту. Страшно. Почему? Не знаю. Но такое ощущение, что это уже было. Когда-то давно. И тогда мне тоже было страшно и одиноко.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Монотонный шум дождя и скрип досок пола за стеной, где дежурят солдаты. Собственное шумное дыхание раздражает. Все никак не могу успокоиться. Дрожу, толи от страха, то ли от пробравшего до костей холода. Рядом храпит лекарь. Ему все нипочем. А я даже есть не смог, хотя весь день голодал. Только ложку в руки взял, и сразу затошнило, руки затряслись. Теперь жалею. Желудок неприятно тянуло от голода.

Закрываю глаза. Вдох-выдох. Тяжелые шаги солдат под окнами. Я не один. Вдох-выдох. Тихо шумит дождь по крыше, звенит ручейком, стекая по водостоку в дырявую бочку под окном. Вдох-выдох. Чей-то крик. Оборвался, едва начавшись. Вздрагиваю, садясь на узкой койке. Сердце подпрыгнуло к горлу. Вслушиваюсь. Но снова лишь стук дождя. Все тихо. Показалось? Да, показалось. Киваю сам себе. Это наверняка была какая-то птица.

Сон не идет. Все лежу и пялюсь в неровный деревянный потолок. Едва помигивает ночник на полу, согревая мнимым теплом тонкого языка пламени. За стеной снова шаги. Только на этот раз быстрые, почти бег. Снова сажусь, вглядываюсь в окно. Отблески факелов заплясали на стенах, пробиваясь сквозь мутное стекло. Крики. Сначала вопросительные, а потом и тревожные. Кто-то идет к дому. Шаги заглушает очередной крик, доносится лязг железа.

— Вставай! — Вскакиваю, натягиваю на себя одежду. Толкаю сонного лекаря. Он лишь поморщился и перевернулся на другой бок, досматривать сны.

— Принц, — с грохотом распахнулась дверь. От испуга запутался в штанах и рухнул на пол, ударившись головой. В глазах плывет, не могу разобрать, кто стоит на пороге. — Одевайтесь, у нас гости. Не выходить из комнаты, ни под каким предлогом. Понятно? — холодное лицо миссара прямо перед глазами. Киваю, не в силах выдавить из себя и слова.

Он куда-то уходит, руки ловят лишь воздух. Я хотел задержать его, попросить остаться. Лекарь проснулся. Крутит головой по сторонам, пытаясь понять что происходит. Утыкаюсь лицом в колени, не в силах сдержать панику. Воздух снова стал непослушным, жестким. На глазах слезы.

Вдох-выдох. Я в безопасности. Тут нет никого, кроме меня и этого тупого толстяка. Снаружи воины. Они защитят меня. Забавно, еще недавно я хотел не видеть миссара вообще, теперь же хочу увидеть его больше всего на свете. Почувствовать ту уверенность, с которой он смотрит вокруг.

— Вы слышали? — хриплый шепот лекаря над ухом. Вздрагиваю, вытирая слезы.

— Что? — мой голос ничуть не лучше. Звучит жалко.

— За дверью какие-то звуки странные. Будто упал кто-то, — шепот сорвался на сип. Вслушиваюсь в тишину за стеной. Какая-то неясная возня и стон. Срываюсь с места, как и прежде, пододвигаю к двери скамью, надеясь, что она сможет меня защитить.

— Нам это не поможет, — продолжает лекарь. Заметался по комнате, словно можно найти спасение в четырех стенах.

— Прекратите, — прошу, глядя на него. Он меня не слышит, расшвыривает вещи по комнате, выглядывает в окно. — Прекратите, — сам себя не понимаю. Мои слова больше похожи на всхлип.

— Мы умрем, — бормочет он себе под нос, но я слышу. Перебирает какие-то тряпки и склянки из своего мешка. Наконец, на самом дне отыскал кинжал. Лезвие тускло блеснуло от огня ночника. Его безумный взгляд пугает еще больше. Отползаю на всякий случай в сторону, упираюсь спиной в стену, подтягиваю к себе колени. — Полезайте в сундук, ваше высочество, там вас не найдут, — кивает он на большой сундук, прикрученный к полу. Мотаю головой. — Давайте же! — тащит меня за шкирку. В опасной близости от лица сверкает кинжал. Не пытаюсь сопротивляться. Боюсь.

Он запихивает меня в сундук. Тяжелая крышка больно бьет по плечу, захлопываясь. Щелкнул замок. Запоздало понимаю, что он запер меня здесь. Стучу в крышку, бьюсь спиной, но он и не думает открывать. Лишь неясное бормотание. Воздуха все меньше. Глотаю его, но он застревает в горле. Уже хриплю, скребу пальцами по отполированным стенкам сундука.

Никто.

Тусклое серое небо, мелькает сквозь дрожащие на ветру листья деревьев. Холодные капли недавнего дождя срываются с них, падают на лицо. С трудом вспоминаю вечер. Спина напоминает о себе ноющей болью. Делаю первый глубокий вдох и захожусь в кашле. В груди неприятно булькает. Сплевываю на землю темную кровь. Мир перед глазами вздрагивает в такт глухим ударам сердца. Руки дрожат, с трудом сажусь, оглядываюсь. Темные стволы высоких деревьев. Словно зеркальный лабиринт, отражения друг друга. Разлапистые ветви сплетаются в сплошное покрывало, прячут сырую землю от тусклого света серого неба.

Мой взгляд останавливается на неясном темном пятне у жухлого куста. Хорх. Лежит, скорчившись, смотрит на меня пустыми глазами. На лице бурая маска застывшей крови. Медленно подползаю к нему, морщась от боли в спине. Заглядываю в мутные старческие глаза, которые стали еще более светлыми, почти белесыми. Внутри отчего-то больно. Больнее, чем от раны в спине. Она тянет, дергает, сбивает сердце. Протягиваю руку к его лицу, но замираю в паре сантиметров. Не решаюсь дотронуться. Тогда это станет реальностью. Если потрогаешь — поверишь. Поборов себя касаюсь холодного лица, закрываю его глаза. Это не Хорх. Это лишь тело, в котором больше нет человека.

— Спи спокойно, — хрипло желаю я. — Пусть тебе снятся счастливые сны. — Он всегда говорил мне это на ночь. Медленно поднимаюсь, держась за шершавый ствол дерева. Пальцы скользят по склизкой коре.

Не знаю, какие они, сны. Для меня это одно бесконечное мгновение. Как будто долго моргаешь. Хорх много говорил о снах. Рассказывал о мечтах и кошмарах. Мне же не доступно ни то, ни другое. Другие ждали снов, я же боюсь. Кажется, что кто-то другой в этот момент занимает мое тело, загоняет меня в дальний угол сознания, запирает в темном чулане.

Ноги увязают во влажном мхе, цепляются за сапоги извитые корни деревьев. Постоянно спотыкаюсь, падаю. Стало казаться, что хожу кругами. Того и гляди снова окажусь на той поляне. Мотаю головой, продолжаю упрямо идти вперед. В груди уже не хрипит, а булькает. Снова неприятный стальной привкус во рту. Мокрая от грязи одежда высохла, царапает кожу, задевает рану, давит плащ на горло. Хочется выкинуть его, но нельзя. Тогда совсем замерзну.

Постепенно сумерки леса становятся все гуще. С неба опять полилась вода. Стекала ручейками с тяжелых листьев. Идти все труднее. Иду почти на ощупь. От дерева к дереву. Усталость все ближе подбирается, манит, укрывает своей нежной темнотой. Уже даже не отмахиваюсь от веток, что лезут в лицо. Они больно бьют по щекам, по глазам, заставляя те слезиться. Но так я не сплю. Продолжаю идти. Мыслей больше нет в голове. Я как одно из деревьев. Такое же спокойствие внутри.

Лес внезапно закончился. Не нащупав рядом следующих веток, падаю на мокрую землю, чуть не захлебываюсь жидкой грязью. Переворачиваюсь на спину. Рана тут же напоминает о себе острой болью. Задерживаю дыхание на мгновение, терплю. Проходит, отступает постепенно. Снова дышу, закрываю лицо ладонями, чтобы не захлебнуться дождем. Тихо вокруг. Глаза постепенно привыкают к темноте, проходят цветные круги от боли. Медленно встаю.

Напротив высокая стена частокола. Не такого, как в прошлый раз. Добротный, огромные бревна плотно примыкают друг к другу, скреплены проржавевшими железными скобами. Подхожу ближе, провожу рукой по мокрому дереву. Держась за стену бреду вперед, ищу вход. Здесь должны быть люди. Страх несмело поднимает голову. Отбрасываю его прочь. Какая разница, что было в прошлый раз. Люди разные, так говорил Хорх, так написано в книгах, так чувствую и я. Но мысли все настойчивее бьются в голове. Напоминают болью о том, как отчаянно хотелось жить, когда сердце царапала холодная сталь. Нет. Я выживу.

Снова падаю. Мысли так запутали, что забор незаметно кончился, провалился под руками. Снова грязь, снова боль. Неудачное падение в лесу наградило меня ноющей болью в ноге. Поднимаюсь, глядя на темную улицу. Едва угадываются очертания домов. Тихо. Словно это один из городов в землях изгоев. Не должно быть так.

Несмело делаю первый шаг за ворота. Вслушиваюсь в тишину. Дождь прячет от меня звуки. Иду к ближайшему дому, едва не падаю, споткнувшись о разбитую калитку, что валяется прямо на тропинке. Крадусь вдоль пустых окон, прижимаюсь к стене. Никого нет. Заглядываю внутрь, цепляясь о косяк сорванной с петель двери. Еще темнее, чем снаружи. На ощупь иду вглубь дома. Трогаю мебель, тряпки под ногами. У окна виднеется широкая скамья. Белье сброшено на пол. Подбираю его, кое-как расправляю на койке, оттаскиваю ее в сторону, подальше от окна и падаю в объятия отсыревшего белья. Глаза закрываются. Снова проваливаюсь в свой пустой и пугающий сон. Единственное, чем он хорош — время. Пожирает его, избавляет от плохих мыслей, дает новый день и новые силы. Новую надежду на то, что завтра все будет по-другому.

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Шаги. Осторожные, тихие. Они вырвали меня из плена кошмаров. С трудом вспоминаю, где я. Сундук. Помню, как крышка захлопнулась, и щелкнул замок, отрезая меня от мира. Пытаюсь пошевелить руками, но тело так занемело, что даже пальцы не слушаются. Вспоминаю про шаги. Замираю, прислушиваясь. Тихо. Показалось? Но… Почему так тихо? Где лекарь? Где миссар и солдаты? Почему не ищут меня? С ужасом представил, что все мертвы, и я остался один. Навсегда заперт в этом сундуке. Умру от голода и жажды. А что хуже всего очень хочется в туалет. Не под себя же ходить? Тело от испуга вспомнило, что должно двигаться. Слепо смотрю в темноту, шарю руками по стенкам, пытаюсь просунуть ногти в щель, где примыкает крышка.

Снова шаги. Не здесь, где-то, как будто далеко. За стеной. Значит, не показалось. Внутри один страх борется с другим. Позвать на помощь? А вдруг это те, из-за кого пропали жители? Но, с другой стороны не буду же я тут вечно сидеть? Шаги становились все тише. Удалялись, растворялись в давящей тишине. В последний миг я решился. Заколотил руками по стенке. Попытался позвать на помощь, но как это часто бывало, горло свело судорогой так, что даже мычать не получается. А шагов уже совсем не слышно. Отчаянно начинаю бить коленями. Из горла, наконец, вырывается крик. Слабый, похожий на писк. На секунду останавливаюсь, что бы услышать шаги, но нет. Никто не идет мне на помощь. Или, быть может, шаги мне померещились? Нет никого. Ушли солдаты, миссар, или погибли. Какая теперь разница? Я совсем один. Заперт в тесном сундуке брошенной деревне.

— Помогите, — шепчу, опуская саднящие от ударов руки. По щекам текут горячие слезы. — Пожалуйста, помогите, — прячу лицо в ладонях.

Яркий свет ударил по глазам. Закрываюсь руками на всякий случай, щурюсь, пытаясь разглядеть того, кто подарил мне надежду. Никак не удается рассмотреть. Лишь темный силуэт на ярком фоне выбитого окна.

— Пожалуйста, не убивайте меня! — пытаюсь говорить связно, но получается какое-то мычание.

— Успокойся. — Тихий голос. По коже побежали мурашки. Даже слезы на мгновение перестали литься из глаз от него. Необычный, пугающий. Он будто звучит в голове, касаясь нервов.

— К-к-кто вы? — вытираю слезы. Пытаюсь подняться, но удается лишь перевалиться через край сундука на пол. Смотрю на высокую фигуру, что нависает надо мной. — Что… — договорить не успеваю. Откуда только силы взялись, отпрыгиваю в сторону, прижимаюсь к холодной стене.

Шарю взглядом вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия. Как назло ничего подходящего. Мои кошмары продолжают оживать. Или… я все еще сплю в сундуке. Поднимаю глаза на… это. Стоит, смотрит на меня своими прозрачными глазами. Синие сосуды пульсируют под тонкой серой кожей. Оно еще немного постояло, посмотрело на меня, как будто ожидая чего-то, а затем просто развернулось и, прихрамывая, пошло прочь.

Вдох-выдох. Закрываю глаза, слушаю удаляющиеся шаги. За окном солнце, слышно пение птиц. Будто и не было ничего. Ни серой стены дождя, ни страшной ночи. И снова вокруг тишина.

— Стой! — распахиваю глаза. — Подожди! — держась за стену, поднимаюсь и так же, чуть прихрамывая, тороплюсь за непонятным существом. Плевать кто оно такое, я не хочу оставаться один.

Никто.

Солнце. Впервые вижу его. Яркое и такое обманчиво теплое. Обжигает глаза, не давая и капли тепла. Холодно. Одежда не высохла, липнет к телу. Неуверенно сажусь, прислушиваясь к своим ощущениям. Спина сдаваться не собиралась и поприветствовала неизменной болью. Странно. Может ли человек жить с такой раной? Почему-то, кажется, что нет. Впрочем, мне возможно просто повезло.

Сколько длился мой сон? Пару часов? А может, дней? Медленно поднимаюсь, держась за стену. Голова кружится, дышать тяжело. Каждый глубокий вдох сопровождается кашлем. Стараюсь дышать часто, поверхностно. Спина ноет, левая рука почти не двигается, лишь пальцы шевелятся, а поднять ее никак не получается. Болтается вдоль тела, словно обломанная ветка.

Тихо двигаюсь к выходу. Не хочется задерживаться в этом доме. Странное чувство. Деревянные стены, узорчатые полки с какими-то горшками, расшитые занавески. Наверное, еще недавно тут было очень хорошо. Но вот, что-то случилось и стены уже не кажутся такими надежными и теплыми, полки сорваны, разбиты горшки с непонятным содержимым, занавески теперь болтаются у окна темными обрывками грязной ткани.

Под ногами скрипит песок и разбитые стекла. Стараюсь идти осторожно, обходить их, но не получается. Вокруг тихо. Улица, как и ночью — безлюдна. Лишь тихий шорох леса за стенами и протяжный стон ветра в разбитых домах. Иду по самой широкой улице, посередине, боюсь приближаться к домам. Кажется, что оттуда кто-то смотрит, следит, ждет, когда я подойду, что бы напасть. Улица кончилась большим домом. Три этажа из огромных толстых бревен с широким крыльцом. Пару минут думаю, стоит ли рисковать. Но мне нужна хоть какая-то одежда и хочется есть. Решаюсь. Тихо скрипят ступени под ногами.

Дом так похож внутри на предыдущий. Те же стены, полки, тряпки и обломки мебели. Что же здесь произошло? Не знаю. Но встречаться с теми, кто это сделал, не хочется. Здравый смысл уверяет, что тут уже давно все закончилось. Ушли и те, кто напал и те, кто тут жил. Бояться больше нечего. Но одиночество и неопределенность тоже пугают. Заставляет вздрагивать тишина и пустота. Когда не видишь того, чего стоит бояться, начинаешь страшиться и их.

Одежда нашлась в одной из комнат, где не было окон. Сухая и относительно теплая. По размеру, как и прежде не подошла. Я отличаюсь от других. Хорх долго возмущался, подбирал мне одежду из кучи собранного хлама, но подходящей так и не нашлось. Штаны и рубаха коротки. Одеваю сразу три кофты, что бы согреться. Снова в тишине мерещатся какие-то звуки. Словно стонет кто-то. Мотаю головой, прогоняя наваждение. Но к стону прибавляется стук. Останавливаюсь. Что делать? Идти проверять — желания нет. Но ноги сами приводят в одну из комнат. Стою на пороге и смотрю на огромный сундук, закрытый внушительным запором. Звук идет оттуда. Кто-то стонет, стучит и царапает стенки изнутри. Не решаюсь подойти. Что бы это ни было, не мое дело. Никто просто так не будет запирать что-то или кого-то. А значит нужно пройти мимо.

Все стихло. Прекратились удары и стоны, будто и не было. Разворачиваюсь, чтобы уйти.

— Помогите, — тихий шепот. — Пожалуйста, помогите, — вздрагиваю. Столько отчаяния в этом голосе. Снова вспомнилась ночь, когда убили Хорха. Никто не помог нам, просто некому было. И сейчас я стою здесь, смотрю на сундук и собираюсь пройти мимо. Мимо того, кто так же, как и я нуждается в помощи.

Решительно подхожу к сундуку, отодвигаю засов и отбрасываю крышку. Человек. Не чудище. Обычный мальчишка. Рассматриваю его. Мне казалось, что все люди должны быть похожи на Хорха, ведь он человек. Но это оказалось не так. Худой, высокий, бормочет что-то непонятное себе под нос. Едва на ногах стоит. Боится меня. Так же как и Хорх. Только старик хорошо скрывал свои чувства, а этот… Отползает, заикается, просит не убивать. Неужели я так выгляжу? Что со мной не так? От звука моего голоса парень вздрагивает. Несколько секунд смотрю на него, решая, что делать дальше. Он, кажется, начинает бояться меня еще больше. Обидно. Разворачиваюсь и ухожу. Пусть так.

— Подожди! — догнал меня уже на улице парень, навалившись на спину. Тело пронзило болью. Не удержавшись, падаю на землю. — Что с тобой? — наклоняется надо мной, закрывая солнце. Не отвечаю. Снова булькает в груди, тут хоть вдохнуть, не то, что говорить.

Он обхватывает меня за плечи и помогает сесть. Боль понемногу отступает. Расстроенно смотрю на новую одежду, которая стремительно впитывает мокрую грязь с дороги. Пытаюсь встать, но ноги не держат. В глазах темнеет, снова проваливаюсь в черное ничто.

Противный повторяющийся звук, похожий на скрежет, возвращает меня к реальности. Медленно открываю глаза. Темнота постепенно рассеивается, позволяя разглядеть очертания предметов и узкое окно под самым потолком. Очень похоже на подвал, где мы жили с Хорхом. Опять скрежет. Поворачиваю голову на звук, стараясь снова не потерять сознание.

— Как же это делается? — неожиданно прозвучавший голос заставляет вздрогнуть. Сажусь, вспоминая последние события. Это тот парень из сундука? Наверное. Больше некому.

— Это ты? — спрашиваю у темноты.

— О, ты очнулся? — нервно отозвался он. — Не знаешь, как с помощью этих штук огонь разводить? Я видел, как это делали, но сам ни разу не пробовал. Не получается что-то. А казалось легко так, — он подошел ко мне, показывает два камешка, которые тер друг о друга. Тусклого света из окна хватило, что бы разглядеть очертания предметов.

— Тут не получится, — качаю головой. Он пытался развести огонь из влажных тряпок и отсыревших щепок, видимо бывших когда-то мебелью.

— Почему? — искренне удивляется он. Смотрю на него. Я ничего не знаю об этом мире и о себе, но огонь разводить меня Хорх учил. Да и просто это, тут и умным быть не надо, чтобы понять, что влажные тряпки гореть от искры не будут. Кто же он такой, что не знает простых вещей?

Нашу игру в гляделки прервали отчетливые шаги с улицы. Мы одновременно повернулись к окну. Ни один из нас звать на помощь не торопился. Не знаю, какие причины у парня, а я теперь отношусь к людям с осторожностью. Одной неожиданной встречи мне хватило на все оставшуюся жизнь. И надеюсь, что теперь жизнь эта будет долгой.

Он подошел к окну и, привстав на цыпочках, высунул голову на улицу. Я не решаюсь. Спина ноет, к руке подвижность еще не вернулась. А звуки все ближе. Слышу тяжелые шаги, металлическое бряцанье, шипение огня, чей свет медленно забирался в темноту подвала.

— Это миссар! — радостно обернулся парень и заторопился к выходу, но вспомнив обо мне, вернулся, помогая встать.

— Кто это? — спрашиваю, цепляясь за его плечо.

— Моя охрана, — он явно торопится, дергает меня от нетерпения, причиняя боль. Шиплю сквозь зубы, но молчу. Если эти люди мне помогут, то не стоит жаловаться.

Мы медленно взбирались по довольно крутой лестнице. Не знаю, как парню удалось затащить меня сюда. Думать о том, что он просто скинул меня, не хотелось. Вот уже осталась всего пара ступенек до небольшого люка выхода из подвала.

— Ты уверен в том, что все сделал правильно? — холодный мужской голос. Чем-то напоминает мой. Хорх говорил, что он у меня безжизненный и пугающий. Сейчас я примерно представляю как это.

— Да, миссар, все как договаривались, — другой голос, высокий и нервный. — Запер его в сундуке.

— И как же тогда он сумел его открыть? — холода в голосе прибавилось. Парень замер рядом, вцепившись в меня мертвой хваткой. Я тоже стою, прислушиваюсь к разговору.

— Не знаю, миссар, я точно все сделал! — второй голос напротив стал еще более визгливым и испуганным. — Все, как договаривались! И не надо на меня так смотреть! Мы с вами в одной лодке! Отвечать тоже вместе будем! Я один тонуть не стану!

Пара секунд тишины, а затем лязг железа и глухой удар чего-то тяжелого об пол. Парень рядом вздрогнул и покачнулся, едва не утащив меня за собой вниз по лестнице. В последний момент успеваю схватиться за хлипкие перила, удерживая равновесие. Его пальцы больно сжимают руку, кажется, еще немного и прорвут ткань рубахи.

— В чем дело? — шепчу я, боясь, что тот страшный голос наверху услышит.

Он в ответ лишь мотнул головой и зажал рот свободной рукой, сдерживая всхлип. Несмотря на это, звук получился довольно громкий. Уже удаляющиеся шаги стихли. Он остановился. Услышал? Смотрю на бледного парня, который явно начал задыхаться, затыкаю ему рот рукой и прислушиваюсь. Наверху тишина. Толи ушел, толи все еще стоит, ждет. Понимаю, что если еще хоть звук, то он найдет нас.

— Тихо, медленно, давай обратно, вниз, — шепчу я, подталкивая парня обратно в подвал. Только бы лестница не заскрипела.

Шаг, еще один, и еще. Парень хрипло дышит, цепляется за меня и уже почти висит на здоровом плече. Изо всех сил поддерживаю его. Нельзя что бы нас услышали. Дважды повезти не может. Если и встречусь со смерть сейчас, то уже окончательно.

Наконец, под ногами каменный пол, лестница не подвела, не скрипнула. Облегченно перевожу дыхание, оглядываясь наверх. Отцепляю холодные пальцы парня от своей рубашки. Он сползает по стенке на пол. Как назло задевает рукой один из ящиков, что стоит рядом. Шум кажется оглушающим в тишине пустой деревни. Наверху заскрипели доски пола. Кто-то приближался к люку.

Дергаю застывшего в оцепенении парня на себя и тяну в сторону хлама у противоположной стены. Там есть шанс спрятаться. Здесь много крыс, если повезет, то неизвестный спишет все на них, не станет ковыряться в мусоре. Слабая надежда, но другой у нас нет.

С трудом пролезаем в зазор между стеной и какими-то коробками. Отодвигаю грязный, пыльный брезент и заталкиваю туда парня, ныряю следом. Сквозь множество мелких дыр осматриваю подвал. Вот послышался удар откидываемой крышки люка. Тихие шаги по лестнице все ближе.

— Крыса, — шепчет рядом парень, глядя на грызуна, который сидит в паре сантиметров от его лица. Затыкаю парню рот рукой, глядя на темную фигуру в свете факела. Замечаю оставленный мокрый от дождя плащ у окна. Если увидит, точно будет искать.

Неизвестный остановился на последней ступени. Я буквально чувствую, как его взгляд скользит по куче мусора, где мы прячемся. Еще пара шагов и ему станет видно окно и плащ. Дергаю рукой, отгоняя сидящую рядом крысу. Она испуганно запищала и кинулась прочь из укрытия, прямо под ноги мужчине, скрывшись в темном углу под лестницей. Он проводил ее взглядом, пробормотал что-то и начал подниматься обратно.

Впервые за последние минуты мне удалось вздохнуть. Даже боль в спине на это время пропала. Теперь же вновь стала возвращаться. Забулькала кровь в груди. С трудом сдерживаю приступ кашля. Рядом прерывисто дышит парень, цепляясь за мою ладонь. Что же он такого натворил, что его хотят убить? Ведь речь наверху шла именно о нем.

Шаги все удалялись, свет факела уже едва касался последних ступеней лестницы.

— Он ушел, — тихо вздохнул парень. Киваю, хотя вряд ли он меня видит в этой темноте.

Внезапно свет наверху остановился, а затем с бешеной скоростью полетел обратно. Горящий факел упал на пол, разбрасывая искры, покатился по неровным плитам, касаясь жарким пламенем вещей. Весело затрещали ящики у лестницы, вспыхнули влажные тряпки, из которых еще недавно парень пытался развести костер. Подвал почти мгновенно затянуло едким дымом. Дышать стало еще труднее.

Пламя с ящиков медленно перебиралось на ступени лестницы, ведущей наверх, отрезая нам путь наружу. Парень дернулся было туда, но я успеваю схватить его за ворот рубахи. Нельзя. Кожей чувствую, что тот неизвестный стоит сейчас наверху и внимательно смотрит, ждет, когда мы появимся. Надо подождать. Еще немного. Всего минуты хватит.

Тащу парня вдоль стены к окну под потолком. Почти ничего не видно. Двигаюсь на ощупь, различая лишь светлый прямоугольник серого неба. Я не хочу умирать. Глаза слезятся. Несколько раз падаем, спину обжигает болью. Затыкаю рот рукавом, чтобы не выдать свое присутствие кашлем.

- Вылезай, — толкаю парня к стене и подставляю спину. У него есть шанс выбраться и вытащить меня. Если я попробую вылезти вперед, то сил его вытащить уже не хватит. Парень меня не слышит, смотрит на все разрастающийся огонь и трет глаза, давясь кашлем. — Лезь! — хватаю его за шиворот и шиплю в лицо. Он вздрагивает, будто сбрасывая наваждение и, кивнув, цепляется за стену.

Спина болит неимоверно, расходится горячей волной по всему телу, ноги дрожат. Закусываю губу до крови, стараясь не потерять сознание. А парень уже дважды срывался, падал, толкая меня на пол. Дышать все труднее, кашель рвется наружу, царапает горло. Наконец мне удается вытолкнуть его на улицу. Давление на спину пропало. Падаю, прислонившись спиной к холодной стене, глотаю мертвый дымный воздух. В глазах опять темнеет.

— Эй, где ты? — звонкий шепот откуда-то сверху заставляет открыть глаза. Ничего не видно. Одна сплошная серая удушающая пелена. Из последних сил встаю, шарю здоровой рукой по стене. Кто-то хватает меня за ладонь, сжимает крепко так, что даже пальцы перестаю чувствовать.

Рывок. Боль пронзает тело. Срываюсь и падаю обратно в подвал. Снова ищу спасительную руку. Опять рывок. Не в силах больше сдержать стон. Цепляюсь непослушными пальцами больной руки за выступы стены, карабкаюсь вверх. Понимаю, что и в этот раз не получится. Скольжу вниз, утягивая за собой парня. Снова падание, удар спиной о холодный пол. Пропадает серая пелена, сменяясь темнотой.

— Не смей, слышишь, — злой шепот сверху. — Не смей меня бросать, — кто-то бьет по стене наверху, зовет меня.

Не могу надышаться. Глотаю воздух, получая лишь дым, который забирается внутрь, скребет легкие, сковывает горло, лишая возможности сделать следующий вдох. Слабость все сильнее. Уже не могу заставить себя открыть глаза.

— Вставай! — уже не скрываясь, в отчаянии кричит сверху. Словно кнутом по нервам. Вздрагиваю, сбрасываю наваждение сна. Поднимаюсь, едва понимая, где нахожусь. Рука наталкивается на другую руку. Опять рывок. Из последних сил скребу ногами по стене, плюнув на боль, цепляюсь больной рукой за окно. Переваливаюсь через стену и падаю на что-то мягкое. Подо мной кто-то стонет и ругается. Но не могу пошевелиться, просто нет сил. Кто-то толкает меня в сторону. Перекатываюсь по грязи, которая забивает в нос, застилает глаза.

— Вставай! — тянет меня за больную руку вверх. Боль придает силы. Сажусь, а затем и встаю, хватаясь за его плечо.

Переставляю ноги, с трудом иногда открываю глаза. Парень ведет меня. Не знаю, куда и зачем. Хочется спать. Эти темные мгновения. Я начинаю ценить их. Они действительно спасают, прячут, укрывают и дают надежду, что все будет хорошо. Мир вокруг закружился, снова падаю, несмотря на старания парня меня удержать. Боль и темнота. Опять.

Латарин Ла Карт.

Миссар третьего полного ранга Военного Управления.

Злость бурлит внутри, заставляет сжимать кулаки. Брат решил перемудрить сам себя. Он привык с легкостью отдавать приказы, не задумывается над способом их исполнения. Меня это всегда обходило стороной, но видимо не в этот раз. Власть все сильнее затягивает его, а он тащит меня за собой. Не хочет с ней расставаться.

На самой границе с бесполезными землями нас встретил гонец. Впервые в жизни я позволил себе отпустить контроль над эмоциями. Выронил из онемевших пальцев послание, втаптывая сапогом в грязь. Убить будущего императора. Его мысли и поступки все чаще идут в разрез с законами империи.

Люди устали, вижу, как тяжело переставляют ноги, дышат хрипло, наглотавшись ледяной пыли земель изгоев. А я должен гнать их вперед, делать крюк, чтобы забрать Аррианлиса из замка. Чем он мешает брату? Испуганный мальчишка, который безвылазно сидит за высокими стенами и боится даже собственной тени.

Рано я радовался тому, что серая пыль времени осталась позади. Ей на смену, будто издеваясь, пришли дожди. Изматывающая дорога, грязь под ногами, которая норовила сорвать сапоги, затащить глубже, замуровать на месте. Словно сама земля противилась тому, что мне предстояло сделать. Я колебался. Долго думал, до тех пор, пака впереди не показались темные стены замка.

Искаженное гримасой страха лицо с мелкими каплями пота на лбу и висках. Очередной кошмар. Как он живет? И это будущий император. Тот, кто встанет во главе страны, будет решать судьбы тысяч людей. Руки сама легла на отполированную рукоять меча. Я должен защищать его, я давал клятву. Но так же я обязан думать о будущем империи, которое в данный момент столь зыбко, что становится страшно. Что будет, если этот мальчишка сядет на трон? Крах. Империя распадется. Снова расколется на сотню маленьких королевств и огрызков земли, где каждый сколь-нибудь имеющий деньги будет называть себя правителем.

Сейчас в моих руках судьба целой страны. От следующей пары дней будет зависеть все. Какое решение принять? Нужно немного понаблюдать. Тогда я смогу сделать правильный выбор. Я слишком мало знаю принца, чтобы о чем-то судить. Возможно, за последние десять лет своего добровольного заключения он изменился?

Оказалось, что нет. В теле почти двадцатилетнего мужчины до сих пор жил ребенок. Глупый и капризный. Из-за него уставшим солдатам пришлось стоять целый час, ждать, пока он выберет платье и прическу. Лишь мое присутствие заставило поторопиться с выездом.

Снова дорога и дождь. Однообразный пейзаж не лучше, чем серая пустыня. Мир осенью становится черно-серым. Тучи закрывают небо, не пропускают свет.

Я выбрал десяток самых верных людей и посвятил их в предстоящий план. Сложно было придумать, почему они должны напасть на своих же среди ночи, когда мы найдем место для ночлега. Оправдание в виде внеплановых учений для меня самого звучало жалко и неправдоподобно. Но я отдал приказ и они его выполнили. Очень кстати попалась разграбленная пустынными крысами деревня. Лекарь так же справился со своей ролью, ради которой я взял его с собой из замка. Остаток ночи мы прочесывали лес, разыскивая внезапно пропавшего принца.

В какой же момент все пошло наперекосяк? Уже на подходе к деревне я почувствовал неладное. Раздражал этот постоянный дождь и причитания продажного лекаря. Но я терпел. Ровно до тех пор, пока не увидел пустой сундук. Если принц выберется отсюда, то будут большие проблемы. Пока я вне подозрений. Единственный, кто хоть что-то знает — это лекарь. Слабое звено, которому не суждено увидеть первый снег.

Пусто. Пустые комнаты дома, пустые улицы. Лишь крысы торопливо перебегают от дома к дому, копаются в мусоре. Они единственные свидетели.

— Я один тонуть не стану! — морщусь от высокого и неприятного голоса лекаря. Да, не станешь. Одним быстрым ударом перерезаю ему горло, опуская тело на пол. Стараюсь не смотреть в стекленеющие глаза. Рано или поздно он бы нашел свою смерть. Такие жадные люди долго не живут, особенно если к жадности прилагается непроходимая глупость.

Какой-то звук из подвала заставляет остановиться. Замираю, прислушиваясь. Тихо, только звук капель с крыши. Мне не нужны свидетели. Спускаюсь в темный подвал, внимательно оглядываю каждый сантиметр помещения. Чадит, потрескивая факел, глаза слезятся. Кучи тряпья и лужи откуда-то на полу. Это заставляет насторожиться. Я не верю в совпадения. Если что-то кажется подозрительным, то таким оно и является. Мимо пробежала испуганная крыса, пытаясь переубедить в подозрениях. Еще раз осматриваю подвал. Неужели действительно показалось? Медленно поднимаюсь наверх, по-прежнему прислушиваюсь к каждому шороху. Останавливаюсь на верхней ступени и бросаю вниз факел, прямо в кучу тряпья, смотрю, как плотный дым затягивает подвал. У меня не должно быть сомнений. Пусть я сейчас выгляжу глупо в своих глазах, но этого никто не увидит. Мне никогда не будет стыдно за излишнюю осторожность. Такая мелочь в будущем может спасти жизнь.

Уже на выходе показалось, что там, в задымленном доме кто-то кашляет, но я поспешил отмахнуться. Даже если так, то из подвала вряд ли выберется. Умирая, свидетели перестают быть таковыми по причине невозможности что-либо рассказать.

В последние дни за мной тянется длинный шлейф чужой крови. И сколько еще ее будет. Страшно от этой мысли. Особенно от того, что нужно убить тех, кто ночью выполнял маневры «учебных» нападений. Верные люди. Брат затеял очень грязную и кровавую игру, и я выбрал его сторону.

Никто.

— Эй, — едва различимый голос, который перекрывает шум в ушах. Кто-то теребит меня за плечи. Не хочу открывать глаза. Я только начинаю понимать, как же хорошо быть в уютной темноте. Там нет боли и страха. Не хочу просыпаться. — Проснись же ты! — голос уже почти переходит в крик.

— Что? — тихо шепчут губы. Хочется избавиться от этого надоедливого голоса.

— Ты живой? — снова тихо.

— Да, — по инерции пытаюсь кивнуть. В голове зашумело еще сильнее.

— Я поесть нашел. Будешь? — продолжает голос, видимо успокоившись, что получил от меня хоть какой-то ответ.

Задумываюсь. Еще одна странность. Хорха всегда удивляло мое отношение к еде. Он говорил, что люди не могут без нее. А я могу. Нет чувства голода, ну или, по крайней мере, я не знаю что это такое. Еда давала силы, хотелось что-то делать, куда-то идти, но и только. Необходимости в ней не было.

— Тебе тоже надо поесть. — Продолжает голос, помогая мне сесть. — Миссар ушел. Я видел. Так что сейчас мы в безопасности. — Вокруг опять темно и сыро. Очередной подвал? Скорее всего.

Принимаю из рук парня какую-то банку. Принюхиваюсь. Пахнет необычно. Ярко-красные плоды в какой-то мутной воде плавают. С сомнением отправляю первый в рот. Не торопясь пережевываю. Вроде съедобно, вкусно даже. Не замечаю, как банка кончилась. По телу бегают приятные мурашки, даже не слушаю, что там бормочет парень.

— Кто такой этот миссар? — спрашиваю, прикрыв глаза. Кажется, даже боль в спине стала меньше.

— Военный, командир внешнего круга. — Отвечает он, перебирая еще три такие же банки с плодами. Кошусь на них. Еще одну осилю? Парень, поймав мой взгляд, протягивает одну. Киваю с благодарностью, отправляя очередной плод в рот.

— А почему он за тобой охотится? Ты преступник? — осмыслив его ответ спрашиваю. Не хотелось бы мне попасть в такую ситуацию.

— По идее он меня защищать должен, — зло стукнул по стене кулаком он и тут же затряс ушибленной рукой. Улыбаюсь. Смешной. Сколько ему лет? Он совсем не похож на Хорха потому что молод? Или нет? Хотя Хорх говорил, что люди все разные и непохожие. Тогда почему он утверждал, что я — не человек? Многое мне еще не понятно.

— Как тебя зовут? — спрашиваю, обдумывая свои предстоящие вопросы. Хорх много отмалчивался. Этот парень таким не выглядел. Может, он даст нужные ответы?

— Арри… — его имя прозвучало как-то странно, будто он его не договорил, но продолжения не последовало. — А тебя? — прервал он затянувшуюся паузу.

— Не знаю, — пожимаю плечами. Хорх так и не дал мне имя, хотя обещал. Иногда мне казалось, что он просто не хочет этого делать, не хочет воспринимать меня живым, настоящим. Именно тогда мне стало казаться, что именно имя делает человека человеком. Его дают при рождении, оно, как символ жизни, всегда с тобой, рядом.

— А кто ты вообще? — нахмурился он.

— Человек? — почему-то ответ прозвучал вопросительно. Неприятно.

— Человек? — он с сомнение оглядел меня, затем себя, насколько это было возможно. Я тоже смотрю на него. У нас обоих две руки, две ноги, голова и тело. Что еще надо? Но… есть что-то, что заставляет и меня сомневаться. Все же люди похожи, даже этот парень и Хорх. Разные, но похожие. Не такие, как я. Арри красивее Хорха. Высокий, не горбится, фигура красивая, не то, что у меня, руки почти до коленей достают. Вытягиваю их перед собой. Кривые пальцы, сморщенная серая кожа. А он не такой. Кожа гладкая, смуглая. Глаза темные, чуть раскосые. Правильные черты лица, как на тех картинках в книгах. А еще волосы. Для меня странно их предназначение. Вот я живу без них и ничуть об этом не сожалею с функциональной точки зрения. У Арри же… длинные, черные, угадываются какие-то остатки прически. Можно даже сказать, что он похож на девушку.

— Что? — поежился он. Видимо я слишком пристально его рассматриваю. Опускаю взгляд. Почему-то хочется стать человеком. Странное и необъяснимое чувство. Я точно знаю, что так должно быть.

— Извини, — пожимаю плечами, изучая свои руки.

— У тебя… — он запнулся. Я поднимаю взгляд. — Болезнь какая-то, да? — предположил он.

— Болезнь? — переспрашиваю. — Не знаю. — Возможно, он прав. Может, это действительно болезнь? Но я себя не чувствую плохо. Даже наоборот. Вспоминаю про рану на спине. Осторожно повожу плечами. Ничего, лишь едва заметное неприятное ощущение. Не верю. Поднимаюсь, стараясь не напрягать спину. Развожу руки в стороны. Левая больше не висит плетью, слушается. Махаю ими в разные стороны, завожу назад, щупаю рану, которой больше нет.

— Ты чего? — удивленно смотрит на меня парень.

— А что это за еда? — киваю на красные плоды. Раньше пища вызывала лишь прилив сил, теперь же… Раны лечит? Хотя Хорх говорил что-то о том, что на меня она действует иначе и не выходит из организма. А куда она должна уходить и как, если уже попала внутрь? Этого он мне тогда объяснять, почему-то не стал.

— Это помидоры, — крутит он в руках последнюю банку. — Овощи такие. Не знаешь?

— Нет, не знаю, — сажусь обратно на грязный плащ.

— Так что там по поводу твоего имени? — вспомнил он. — Как к тебе обращаться?

— Как хочешь, — пожимаю плечами. — Раньше меня звали «никто». — Хорх называл именно так. Со временем стало привычно.

— Я придумаю тебе имя, обещаю, — уверенно заявляет он. Киваю в ответ.

На улице снова дождь. В этот раз подвал без окон, невозможно угадать, какое небо. Только раз удалось увидеть, какое оно голубое. В остальном же, слишком напоминало серые земли изгоев. Лишь по монотонному шуму дождя можно догадаться, что опять все вокруг серое.

— Я должен добраться до города. — Уверенный голос Арри вырвал меня из полудремы. Морщусь недовольно. В такие моменты казалось, что я вот-вот вспомню. Не знаю что, но что-то очень важное. Мелькали картинки перед глазами. Настолько далекие и размытые, что даже не понять. Пару раз слышались голоса на незнакомом, но кажущимся родным языке. Было страшно и одновременно неимоверно желанно понять. Он же сбил настроение. Сидит у стены напротив, обнимает колени руками и вытирает слезы.

— Зачем? — спрашиваю, скорее из вежливости, чем из желания поддержать разговор.

— Мне нужно добраться в столицу. Если меня сочтут мертвым, то кое-кто заберет себе власть. Я последний в роду. — От такого объяснения вопросов только прибавилось. Казалось, что парень разговаривает больше сам с собой, убеждает себя в чем-то. Пожимаю плечами и снова прикрываю глаза. Хочется опять попытаться вспомнить.

— Я не хочу умирать, — тихо продолжил он, спустя минуту. Открываю глаза. Он будто мысли читает. — Если не справлюсь, не дойду, то меня вычеркнут из списка наследников и тогда уже ничто меня не спасет.

— Объясни нормально, — вздыхаю, понимая, что хоть и не выгляжу человеком, но чувства человеческие мне не чужды. Жаль его.

— Я должен приехать в свое совершеннолетие домой. Объявить о своих правах. Если же опоздаю хоть на день, то меня лишат… — он замялся. — Наследства и тогда я буду сильно мешать своим появлением тем, кто тоже хочет его получить.

— Ты плохо объясняешь, — качаю головой. — Говорить не хочешь? — он поднял на меня взгляд и неопределенно пожал плечами. — Понятно.

— Ты мне поможешь? — чувствую на себе его взгляд. Стараюсь не смотреть. Нет мне дела до чужих бед. Со своими бы разобраться. Я даже не знаю, что такое жизнь и как ее прожить, тут не до помощи другим.

— Обещаю, что награжу тебя. Все, что захочешь! Чего тебе надо? — придвинулся Арри, заметив мои сомнения.

— Я хочу быть человеком, — честно отвечаю, глядя ему в глаза.

— Ты им будешь! — уверенно заявляет он. — Самым богатым человеком! Никто не посмеет тебя обидеть, пока ты рядом со мной!

— Как ты это сделаешь? — с еще большим сомнением смотрю на парня в грязной и рваной одежде. Что он может? Ему от силы лет семнадцать, за ним охотятся. У него положение, пожалуй, хуже моего.

— Я смогу все, если доберусь до столицы. — Уверенно заявляет он, вскидывая голову.

— Хорошо, я помогу тебя, — соглашаюсь, стараясь заглушить странное шевеление внутри. Будто шепчет кто-то, отговаривает, просит бежать от этого парня как можно дальше. В книгах это называли интуицией. Отмахиваюсь от нее. Я хочу стать человеком, что мне мешает попробовать?

Аррианлис Ван Сахэ.

Наследный принц империи Сантор.

Миссар. Он всегда казался опасным. Как хищный зверь, готовый к прыжку. Ни разу не давал повода для сомнений. Приезжал раз в год в замок, осматривал все и так же незаметно исчезал не попрощавшись. Верный пес, что сторожит трон и держит в кулаке армию. Многие боялись его. Я тоже боялся. Как тут не испугаешься. Всегда равнодушное лицо, холодные глаза и бесцветный голос, отдающий приказы. Он не умел разговаривать по-другому. Смотрел на всех, как на мебель, использовал в своих целях и так же быстро выбрасывал. Тем не менее, оставался предан короне, и жестоко карал тех, кто вызывал хоть малейшие подозрения в измене. Теперь же… Он на другой стороне. Нет больше рядом надежного плеча. Его меч завис у самого моего горла. И кто знает, когда, наконец, коснется кожи холодная сталь, что бы навсегда отправить меня в глубокий сон, длинною в вечность.

Только благодаря этому непонятному существу удалось выжить. Я хотел убежать, спрятаться, тогда, когда выбрался из горящего дома. Но, тогда бы я остался один. Я прекрасно понимаю, что ничего не могу сам. Не признаюсь ни за что в жизни, но глубоко внутри прекрасно это осознаю. Без него никак. Один не выберусь. И плевать на его странный, даже пугающий внешний вид. Он тот, кто протянул мне руку первым. И теперь я не намерен ее отпускать до самого конца. До тех пор, пока не почувствую рядом надежные стены дворца и не увижу спины стражи вокруг. У меня еще есть время. В день совершеннолетия я должен принести клятву богам, принять власть, наследие отца. Если не успею, то совет признает меня не способным, не достойным трона. Уж об этом брат миссара позаботится. Я доверял ему. Старому другу своего отца. Теперь же… не осталось никого, кому можно доверять.

Знал, что не стоит ехать, покидать замок. Но жизнь сама нашла меня, поменяла судьбу. И я должен ее принять. Попытаться выжить. Тогда полетят головы. А пока я должен прятаться. Как же это раздражает. Это существо даже не понимает, рядом с кем находится. Раздумывает над моим предложением, а я вынужден уговаривать, просить. Я, принц крови! Противно и обидно, но выхода нет. Стоит пройти через унижение, чтобы потом возвысится и никогда об этом не вспоминать.

— А помидоры еще остались? — этот голос каждый раз заставляет меня вздрагивать. Поворачиваюсь к серому. Мысленно я называл его именно так. Он лишь отдаленно напоминает человека. Чудовище с пугающим голосом и прозрачными глазами.

— Нет. — Отвечаю, кивая на пустые банки. Никогда ко мне еще не относились так. Впервые в жизни я сижу в грязном подвале и жру еду бедняков, радуясь ей, как подарку на день рождения. Ниже падать просто некуда. Делить с этим существом не хотелось, но выхода нет. Если он умрет, то я тоже долго не протяну. Один в лесу. Он — мой маленький шанс на удачу.

— Пора идти, — через минуту подал голос серый. Он вообще странный. Уже не говоря о внешнем виде. Думает постоянно о чем-то, спит на ходу. А потом вдруг задает глупые вопросы или же наоборот говорит очень умные вещи. Все больше думаю, что это какая-то болезнь. Боюсь заразиться. И так очень долго с ним обнимался, пока вытаскивал, теперь присматриваюсь к своей коже, проверяю каждую мысль в голове, боясь пропустить первые симптомы. И вот сейчас тоже. Что его натолкнуло на мысль, что пора идти? Откуда к нему приходят мысли?

Мы покинули деревню. Она за эти короткие два дня стала для меня чем-то вроде родного замка. Страшно, одиноко, даже опасно в какой-то мере, но знакомо и привычно. Теперь же только лес впереди и неизвестность, которые пугают больше возможного появления миссара или разбойников. Именно для этого я так цепляюсь за серого. Он тот, кто заставляет меня сделать шаг. Один бы я испугался.

Шли молча. Я несколько раз оборачивался, ища взглядом темный частокол до тех пор, пока он окончательно не скрылся за деревьями. Серый уверенно вел меня вперед, отмахивался от веток и очень часто смотрел на небо, будто ища там подсказки. Не знаю зачем. Слышал, что можно ориентироваться по звездам, но сейчас день, да и неба не видно. Одни серые тучи, так похожие на моего спутника.

Вышли мы поздно, почти в полдень, но я искренне надеялся, что к вечеру придем в город. Миссар по дороге говорил, что ближайший крупный город в дне пути от замка. Мы тогда проехали по дороге достаточно, и я уверен в скором прибытии. Но уже темнеет, а города все нет. Лишь деревья вокруг. Ноги все чаще стали заплетаться, живот тянет от голода. А серый все идет, словно заведенный, не останавливается ни на миг.

— Я больше не могу. — В очередной раз споткнулся и сел на сырую землю.

Вместо упреков и уговоров, серый молча сел рядом, прислонившись к стволу. Смотрит в никуда и опять о чем-то думает.

— Когда мы придем в город? — вздохнул я.

— В город? — повернулся он ко мне.

— Да, а куда мы идем? — нахмурился я.

— Не знаю, — просто пожал он плечами. Внутри забурлила злость. Делаю глубокий вдох, стараюсь успокоиться.

— А куда же мы шли? — почти шиплю сквозь зубы.

— Ты сказал, что хочешь уйти оттуда, мы ушли, — спокойно ответил он. Сжимаю кулаки от злости.

— Я думал мы пойдем в город, — держусь из последних сил, чтобы не накричать на него.

— Я не знаю где город, — все такой же равнодушный ответ.

— Ты, ты… — я задохнулся от отчаяния и злости. — Откуда ты пришел тогда, если не из города?!

— Из земель изгоев, — поднял он на меня прозрачные глаза. — Я не знаю где город, который нужен тебе. Мы шли по следам какого-то отряда, но дождь их так размыл, что уже не видно.

Я со стоном опустился обратно на землю и запрокинул голову, глядя на темнеющее небо. Я знал, что он сумасшедший и все равно пошел за ним. Теперь умру от голода и усталости в лесу. Лучше бы меня убили в той деревне.

— Идем. — Поднялся серый, протягивая мне руку. Я отмахнулся и встал сам. Не хочу лишний раз его касаться. Противно.

— Куда на этот раз? — устало спрашиваю. Злость прошла. Теперь хотелось только спать и есть. Я почти смирился с тем, что умру в этом проклятом лесу.

— Какая разница? Нам ведь важно куда-то выйти, а для этого нужно продолжать идти. — Пожал он плечами, продолжая путь. Я устало вздохнул и поплелся следом. И все же он сумасшедший.

Никто.

Лес продолжал радовать своим однообразием. Те же деревья и редкие кусты, мох, словно болото под ногами. Небо понемногу темнело. Я спиной чувствую злость Арри. Непонятно, отчего он злится. Мы в одинаковом положении. Странный. И идти не хочет, и прийти куда-то собирается. Так не бывает. С трудом уже угадывались очертания деревьев. Ноги то и дело проваливались в какие-то ямы, вязли в жидкой земле. Но я упорно продолжаю идти. Кажется, что вот еще совсем немного осталось.

Тишину леса пронзил какой-то звук. Мы одновременно остановились, прислушиваясь. Звук повторился, совсем рядом. К нему прибавились далекие голоса и неясный шум.

— Люди, — шепнул Арри. Киваю, меняю направление, стремясь поскорее к ним выйти. — Подожди. — Хватает меня за рукав.

— Что? — смотрит на меня расширенными от страха глазами.

— Я думаю, — отпускает он меня. — Вдруг это люди миссара? Что тогда?

— И что ты предлагаешь? — все же он странный. Слишком боится всего. Я тоже боюсь, но продолжаю идти. Ведь если этого не сделать, то проще остаться тут, в лесу и ждать смерти. Тогда не будет страшно, но и ничего другого тоже не будет.

— Давай ты сходишь, посмотришь, а я тебя здесь подожду? — предложил он, опускаясь на поваленное дерево.

Пожимаю плечами. Его дело. Пусть остается здесь. Бросаю на него последний взгляд и торопливо шагаю в сторону звуков. Они все ближе. Уже различаю отдельные слова, чувствую запах костра и еды. Впереди, меж деревьев, показались огни. В свете костров замелькали тени. Затаившись за кустом, смотрю на поляну у дороги. Несколько повозок, около десятка костров и очень много людей. Они ходят вокруг, разговаривают, смеются. И все действительно разные, не похожие. Крупные, маленькие, толстые и стройные. Сижу еще несколько минут, наблюдаю, боясь выйти, но в итоге решаюсь.

Несколько шагов и вот я уже у границы света одного из костров, где сидят люди. Меня заметили не сразу. Один из мужчин поднял глаза от своей тарелки и встретился со мной взглядом. Миска вывалилась у него из рук, каша пролилась в костер, зашипела, испуская едкий дым.

— Ты кто? — уже через секунду меня окружили люди, направив в грудь оружие. С трудом перебарываю страх, остаюсь на месте. Лучше не дергаться, а то получится как в прошлый раз.

— Никто, — поднимаю руки, за которыми они внимательно следят.

— Разбойники? Разведчик? — предположил кто-то.

— Да навряд ли, — качнул головой тот, что заметил меня первым. — Ты из той деревни, что разграбили изгои? — оглядев меня с ног до головы, спросил он.

— Да, — киваю. Отчасти это правда.

— Болен чем? — сощурился он. Напоминает Хорха. Тоже темные нечесаные волосы с сединой и массивное телосложение. Только лицо более открытое, приятное. Словно Хорх помолодел лет на двадцать.

— Нет. — Качаю головой. — Просто так вышло.

— Ты про ту деревню? — повернулся один из мужчин.

— Да, — кивает молодой Хорх. Мужики оружие опустили, вздыхаю с облегчением.

— У меня там друг в лесу еще, — показываю назад.

— Орм, сходите с ним, оглядитесь заодно, вдруг чего, — махнут рукой первый.

Меня окружили трое, сжимают в руках оружие, но пока не угрожают. Боятся, что нападу? Куда уж мне против ножей. Осторожно иду, стараясь разглядеть землю под ногами. Едва не прохожу мимо Арри. Он сидит, сжавшись в комок на дереве, и вздрагивает от каждого шороха, глядя в темноту. Увидел нас, подскочил с места, заметался, ищет, где спрятаться.

— Все хорошо, — говорю, подходя ближе. Только сейчас он сумел меня разглядеть и немного успокоился.

— А это кто? — кивает на темные силуэты позади меня.

— Они со мной пришли, — беру его за руку. — Пойдем.

Мужчины еще немного задержались позади, видимо разглядывали следы, прислушивались. Не понятно, что можно увидеть в такой темноте, но они поставленную старшим задачу выполнили и вскоре присоединились к нам.

Это оказалась стоянка у дороги. До города, куда так стремился Арри, оставалась всего пара часов пути. Те, кто не успели до заката пройти за ворота, остановились здесь, чтобы не толкаться у стен. Я вовсю кручу головой, разглядываю людей. Впервые вижу девушек, женщин и детей. Первые к нам не подходят, боятся. Дети же подбегают веселой стайкой, останавливаются неподалеку и смотрят. Тыкают в меня пальцем, шепчутся. А стоит мне посмотреть на них, так с визгом разбегаются, прячутся за телегами и спинами взрослых. Улыбаюсь глядя на них. Арри молча сидит рядом и недовольно ковыряет ложкой в каше. Опять что-то не нравится.

— Что там произошло? — подсел к нам тот, кто похож на Хорха. Самый взрослый из всех, серьезный с цепким взглядом серых глаз. Чувствуется по взглядам, что его здесь уважают.

— Где? — поднял взгляд от тарелки Арри.

— В деревне. — Напомнил он.

— А-а-а, — протянул парень. На лице явно отразилась усиленная работа мысли.

— Когда мы пришли, все было пусто. Ни души. Только дома пустые, — вместо него отвечаю. Почему-то не хотелось врать, но и всей правды говорить нельзя.

— Понятно, — вздохнул старший. — Значит, не знаете ничего.

— Нет, — замотал головой Арри.

— Ладно, отдыхайте, — протянул нам по теплому пледу. Я благодарно киваю. Арри опять уткнулся в тарелку, размазывая кашу по стенкам. Говорил, что есть хочет, а теперь нос воротит.

Нам разрешили лечь в одной из повозок, правда при этом пересчитали все ящики и коробки и намекнули, чтобы мы не трогали ничего. Впервые удалось заснуть в относительно теплом и безопасном месте. Рядом долго крутился Арри, то и дело толкая меня в бок.

Высокие каменные, словно грязные серые стены с множеством выбоин и наростов темного мха. Широкие ворота распахнуты, массивные створки из ставшего черным дерева, казалось, намертво вросли в землю. Видно, что их давно не закрывали. Такие же мрачные, как и город, стражники на воротах. Кругом обозленные долгим ожиданием люди. Крики, драки, протяжные песни на один мотив, где не разобрать слов.

Отчего-то грустно. Казалось, что все должно быть не так. В голове появлялись картины прекрасных городов с белоснежными стенами, красными черепичными крышами и вычурными каретами с позолотой, что скользили по уютным мощеным улочкам. Их постепенно сменяют другие повозки, без лошадей и позолоты, они утробно рычат, сверкая в ярком свете своими металлическими боками, проносятся мимо ярких витрин, заставленных вещами и яркими плакатами. Дома тоже изменились. Стали выше, массивнее, засверкали огнями разноцветных вывесок.

— Эй, — толкнул меня в бок Арри. Как всегда не вовремя. Впервые мне удалось увидеть хоть что-то реальное и почти понятное. Что это было? Фантазия или воспоминания? Или, может это то, что называют снами? Несуществующий мир, оживающий в голове?

— Мы приехали? — поднимаю голову повыше, осматриваюсь. Нам выдали поношенные вещи. Глубокий капюшон плаща постоянно сваливался на лицо, закрывая обзор. Так, по крайней мере, на меня не пялились и не показывали пальцем. Меня это устраивало.

— Нет еще. — Вздохнул он, провожая завистливым взглядом всадников на красивых лошадях. Они уже не первый раз пролетали мимо, оглушая бряцаньем доспехов.

— Что ты будешь делать, когда мы попадем в город? — я снова рассматриваю приближающиеся ворота. Желания попасть внутрь становилось все меньше. Неприветливое место. Отсюда чувствуется запах, неприятный, въедается в кожу, одежду. Запах скопления огромного количества людей в одном закрытом месте.

— Пойдем в дом управления! — пожал он плечами. — Они должны обеспечить меня домом и содержанием, как почетного гостя города.

— Ты почетный гость? — с сомнением оглядываю его внешний вид. Заношенная одежда с чужого плеча, забрызганные грязью штаны и сапоги. Волосы всклокочены, торчат в разные стороны. Лицо измазано в грязи и следах копоти от пожара.

— Да, а как же! — фыркнул он, приглаживая волосы. — Ты даже не представляешь насколько! А что? Сомневаешься? — бросил на меня взгляд полный превосходства. Словно ребенок, у которого есть тайное и великое сокровище. Не сдержавшись, улыбаюсь. — Вот увидишь! Потом тебе стыдно будет за это неуместное веселье! — обиделся парень, заметив мою улыбку.

Спустя два часа медленного продвижения мы оказались за стенами города. Как и ожидалось, запах тут был еще более противный, чем у ворот. Стараюсь дышать через раз, не обращать внимания на узкие канавки вдоль дороги, по которым текут нечистоты. Не хотелось бы жить в таком городе.

Мы распрощались с мужчинами, что приютили нас на ночь и направились к центру города. Народу тьма. Все толкаются, ругаются, куда-то спешат. Прямо у канав спят пьяные существа непонятного вида, назвать их людьми язык не поворачивался. Чем дальше, тем больше хотелось убежать отсюда. Однотипные каменные дома с деревянной пристройкой второго этажа, словно близнецы подпирали улицу со всех сторон. Злые лица людей, цепкие взгляды стражников, что стояли почти на каждом перекрестке. Опять все серое. Серые улицы, дома, серые цвета в одежде, пустые глаза встречных прохожих и серое небо над головой, которое грозило разразиться очередным потоком холодного дождя.

К дому управления мы добрались за час. Ближе к центру дома были красивее, ухоженнее. Есть на что посмотреть. Статуи и фонтаны за высокой решеткой ограды, красивые особняки с колоннадой и мощеными дорожками в ухоженные сады.

Люди вокруг тоже другие. Не спеша прогуливаются, окидывают улицу скучающими взглядами, стража стоит по стойке смирно и внимательно следит за порядком. К нам подходили дважды, останавливали, пытались отправить обратно из красивого района, но Арри что-то говорил им, и нас пропускали дальше. Чувствую себя не в своей тарелке. Словно случайно удалось пробраться на бал, где сверкают бриллианты, шуршат ткани дорогих нарядов, и а я в одежде самого грязного трубочиста посреди всей этой роскоши. Хотелось развернуться и убежать, но Арри упорно тащил меня за собой.

Наконец, мы добрались до площади с какой-то каменной палкой в самом центре. Что это должно значить, я даже догадываться не хочу. Наверное, какая-то мемориальная колонна, имеющая свое особое значение. На площади много людей. Некоторые выглядели не лучше нас, что меня успокоило. Со всех сторон площадь окружали каменные здания с вычурными барельефами и статуями. Широкие ступени вели к роскошным дверям из красного дерева, где гостей встречали одетые в парадную форму слуги. На этих ступенях буквально дрались за каждый метр нищие. Они тянули свои тощие руки к проходящим мимо людям, хватали грязными пальцами за одежду, подвывая что-то непонятное.

Арри остановился у одного из таких зданий. Нищие, оценив наш внешний вид, переключились на других, более платежеспособных прохожих. Двое служек у входа настороженно за нами следили. Подходить не хотелось.

— Жди здесь, — кивнул мне Арри. Выдох облегчения вырвался против воли. Идти туда мне не хотелось.

Он стремительно взбежал по широкой лестнице, остановился напротив входа, о чем-то заговорив со служками. Нищие в это время переключили свое внимание на меня. Видимо решали, могу ли я составить им конкуренцию. Но пока приставать не решались, лишь смотрели неодобрительно, да пытались заглянуть под капюшон.

На мое удивление Арри пропустили внутрь. Что уж он сказал этим здоровым ребятам на входе, не знаю, но вскоре они вместе скрылись за массивными дверями. Мне стало еще более неуютно в одиночестве посреди площади. Душно от внимательных взглядов нищих.

Отбрасываю капюшон с лица, подставляя кожу холодному ветру. Один из прохожих остановился на мгновение, окинул меня взглядом и, поджав губы, бросил монетку под ноги. Она, весело позвякивая, покатилась по мостовой и, ударившись о мой сапог, остановилась. С интересом поднимаю ее, разглядываю. Неровно обрезанные края и чей-то едва угадывающийся силуэт в профиль.

— Слышь, — подобрался ко мне один из нищих, сверкая лысой головой. — Это наше место, хлеб-то не хорошо отбирать. — Взгляд холодный, жестокий, как у зверя, готового тебе глотку перегрызть.

— А я и не претендую, — пожимаю плечами, тем не менее, спрятав монету в карман широких штанов.

— Шел бы отсюда, — шмыгнул он носом, доставая из-за пазухи тускло сверкнувший нож.

— Я друга жду, — отступаю на пару шагов.

— Дождешься и вали! — зло сощурил он глаза. В этот момент к ступеням подошел какой-то богато одетый человек. Лицо нищего моментально преобразилось. Глаза потускнели, уголки губ страдальчески опустились. Вообще весь его вид стал жалким и источающим скорбь.

— Помогите больному, — он протянул дрожащие руки к штанам богача, едва касаясь ткани руками. Заискивающе заглянул ему в глаза, отерев со щеки скупую слезу.

Мужчина брезгливо скривился, отступил на полшага и, покопавшись в кармане, кинул нищему такую же монетку, как недавно попалась мне.

— Шваль, — выплюнул он и поспешил вверх по лестнице.

— Пусть боги защитят тебя! — тихим писклявым голосом отозвался ему вслед нищий.

Я с удивлением наблюдаю за метаморфозами. На такое талант нужен.

— Так не честно, — подсел к нему еще один нищий. Молодой еще совсем, даже симпатичный, с яркими зелеными глазами. Тем не менее, на его лице уже явно виднелись мимические морщинки профессионального попрошайки.

— Чего не честно? — удивился лысый.

— Тебе уже третью за утро дали. — Обиженно протянул он.

— А ты работай лучше, — пожал он плечами. — А на чужое не зарься! — оскалился, демонстрирую в кривой улыбке желтые зубы.

От дальнейших разборок меня отвлек шум у входа. Я только и успеваю, что поднять голову, как на меня уже летит, считая спиной ступени Арри. Едва успеваю подхватить его, чтобы он не разбил голову о мостовую.

— Вали отсюда, — крикнул один из тех, кто провожал его внутрь.

Арри с трудом поднимается, держась за ребра, и зло смотрит наверх. На глазах слезы, губы упрямо сжаты. Обнимаю его за плечи, удерживая на месте. Явно хочет рвануть обратно. Тогда они его точно побьют, вон, уже плечи разминают и улыбаются мерзко так.

— Арри, пойдем, — настойчиво подталкиваю его прочь от здания.

— Да, да, валите, — кивнул молодой нищий, косясь на пересчитывающего свою добычу лысого. — Работать мешаете.

— Ты мне еще поговори, — зашипел Арри.

— Арри, тихо, — оттаскиваю его, заметив, как подобрались нищие. Только с ними проблем не хватает.

С трудом тащу упирающегося парня прочь с площади. Стараюсь не слушать его бурчание. Вскоре оно сменилось всхлипами. Останавливаюсь, вздыхаю тяжело.

— Рассказывай, — мы сели на какие-то коробки в одном из переулков.

— Чего? — завывая, спросил он.

— Все рассказывай, — вздыхаю.

— Они забрали мой перстень фамильный, — протянул он и принялся с новой силой размазывать слезы по лицу.

— И? — может это что-то важное, но я не понимаю.

— Он подтверждал то, что я тот, кто я есть, — сбивчиво попытался объяснить Арри.

— Арри, если ты продолжишь мычать, я ничем не помогу, — натягиваю капюшон. С неба на голову упали первые капли дождя.

— Я пришел, объяснил им ситуацию. — Всхлипнул он. — Они поначалу даже поверили, все хорошо было. А потом дали документов ворох, сказали заполнить и написать, как и что было… — он замолчал.

— И? — в который раз повторяю. Все из него вытаскивать приходится.

— А я… — он опять сорвался на мычание. Сижу, молча жду продолжения. — В общем, не поверили они. Перстень отобрали и выгнали, засмеяли. Сказали, что я подобрал его где-то или украл. Пригрозили в тюрьму посадить или палачам передать.

Я молча смотрел на улицу, где торопливо спешил по своим делам народ. Никому не было до нас никакого дела. Дождь все усиливался, прогонял прохожих, заставляя прятаться по домам. Рядом тихо продолжал всхлипывать Арри. По его мнению, на этом жизнь закончилась. У меня тоже пусто в голове. Все еще не отпускали видения дивного города, который так не похож на этот.

— Я есть хочу, — всхлипнул Арри. Перевожу на него затуманенный взгляд. Мысли по-прежнему где-то далеко. — Очень, — добавил он, поглаживая живот.

Достаю из кармана ту самую монетку, кручу в руках. Сомневаюсь, что на это можно хоть что-то купить. Я могу обойтись без еды, а вот Арри…

— Эй, оборвыши, — смутно знакомый неприятный голос. Оборачиваюсь. Арри боязливо ойкнул и прижался ко мне, пряча лицо.

— Чего вам? — спрашиваю. Страшно, но боюсь показать свой страх. Чувствую, что нельзя. Смотрю прямо в глаза лысому со ступеней. Рядом с ним переминается с ноги на ногу тот молодой, что жаловался на отсутствие денег и еще один, здоровый такой. И одежда у него лучше и даже оружие на поясе.

— Вам есть куда пойти? — сощурился он.

— Вам какое дело? — щурюсь в ответ не менее подозрительно.

— Капюшон сними, — вместо ответа приказал он. Медленно стягиваю его с головы. Какая разница, мне скрывать нечего. С вызовом смотрю на него. — Работа нужна? — удовлетворенно кивнув после осмотра, спросил он.

— Работа? — удивленно переспрашиваю.

— Ну да, — усмехнулся молодой. — Рожей не вышел, самое оно.

— Тихо, — шикнул на него лысый. — Мы вам крышу над головой и еду, — он опять обнажил зубы в улыбке, больше похожей на оскал. — Иногда. — Молодой тоже захихикал. Мерзко так.