Ловец Душ

Сеерхалле

Сознание вспышкой вернулось к контрабандисту. События недавних дней промелькнули перед глазами. Собравшись с духом, он медленно приоткрыл глаза. Но тщетно, вокруг стояла кромешная тьма, лишенная малейшего проблеска света. Лежащий ничком Эйнар провел рукой подле себя, обнаружив, что постелью ему служит земляной пол, закиданный кучами прелого сена. В голове его стояла вязкая пустота, даже думать было тяжело, не то, чтобы двигаться. Но нужно было действовать, пока похитители не спохватились и не поняли, что пленник пришел в себя. Внезапность всегда была главным козырем Эйнара, не раз выручая из передряг. Преодолевая слабость, чувствуя себя ватной игрушкой, он поднялся и принялся на ощупь исследовать помещение. Тяжелый, спертый воздух едва давал дышать, голова закружилась и контрабандист, охнув, упал на соломенную подстилку. Тут, возле его правого уха послышалось шуршание.

— Это, что ж. Ожил никак, добрый молодец? — раздался хриплый старческий голос.

— Ты кто? — вяло поинтересовался Эйнар.

— Никто, мертвец я. И ты мертвец, коль в эти хоромы попал, — неизвестно чему засмеялся незнакомец.

— Какие хоромы, ты что обезумел, старик?

— Если бы… Все легче жилось последние деньки. А так, умишком я покрепче тебя буду. Просто попал ты в такое место, откуда к живым ходу нет.

— Что за место? Скажи по-людски. Чего загадки загадываешь. Мы с тобой на одной стороне, — начал уже злиться Эйнар.

— Место это зовется Сеерхалле. Обитель Темного Владыки. А что до стороны, то на одной то, на одной, да только ты все одно раньше меня помрешь. Когда поведут тебя на заклание идолу.

— А ты чего, из другого теста? — недовольно спросил контрабандист.

— Не лучшего твоего. Просто старый я слишком, не нужен уже демону, не осталось во мне жизни, а стало быть, питать мне их нечем. А ты вон какой, кровь с молоком. Никак не меньше полста лет с тебя выпьют.

От такого комплимента Эйнара пробрал озноб. Те, кто недавно были целью их поисков, нашли охотников первыми. Только теперь охотники сами стали дичью.

— Чего замолчал? Никак от страху язык отнялся? — подал голос старик.

Контрабандист молчал, лихорадочно размышляя о том, как спастись. Но в голову ничего умного не приходило.

— Ничего, молодой. Радуйся, что человеком помрешь. Уж лучше смерть, чем жить, как эти упыри.

Внезапно раздались гулкие шаги над головой. Затем с шорохом распахнулся деревянный лаз. В подземелье заглянул взлохмаченный человек, ослепив узников пламенем факела. Эйнар зажмурил глаза, пытаясь унять возникшую резь в глазах, отвыкших от яркого света, как услышал, что похитители спустили вниз лестницу, мягко уткнувшуюся в земляной пол.

Звонкие пощечины раздались в полутемной комнате, неохотно возвращая к сознанию Северина. Солдат с трудом разлепил веки. Перед ним стоял мужик средних лет, чье лицо украшала клочковатая борода, торчащая во все стороны. В левой руке он держал лучину, правой же, ухватившись за ворот, пытался поставить пленника на ноги.

— Вставай, Хозяин ждет, — хрипловатым голосом проскрипел незнакомец.

Северин обратил внимание на тусклый отблеск навершия клинка, висевшего в грубоватых кожаных ножнах на поясе пришедшего. Решив понапрасну не искушать судьбу, солдат поднялся на ноги.

— Иди! — подтолкнул Северина конвоир в сторону выхода.

Сигмар подчинился, выйдя в коридор бревенчатого здания. Мглистая тьма окружала его. Тяжелый, спертый воздух давил на грудь. Ни единого сквозняка не освежало дух.

— Не стой, не стой! — больно ткнулся между лопаток кулак бородача.

Понукаемый лаконичными фразами и тычками своего сопровождающего, Сигмар брел впотьмах, потеряв всякое понимание, куда его ведут. Внезапно, они вышли в просторную горницу, которая, по всей видимости, была центром усадьбы. Из нее во все стороны вели мастерски изукрашенные резьбой, деревянные двери. В центре помещения стоял высокий каменный очаг. В нем весело полыхал огонь, заливая комнату оранжево-красным светом.

Возле одной из дверей скучал дородный мужчина. Он не носил доспехов, но что-то в его облике неуловимо выдавало человека ратного сословия, привычного к запаху крови.

— Почему руки не связаны? — едва глянув на пленника, вопросил страж.

Неопрятный бородач ответил, не смутясь:

— Делаю, как велено, Йонс. Или ты себя уже умнее всех мнишь, раз получил метку?

Страж, ухмыльнувшись, пригладил щеку, на которой Северин разглядел свежий шрам. Выжженное каленым железом изображение серпа, алело незажившей раной на лице воина.

Решив не ввязываться в перепалку с зубоскалом, страж коротко кивнул Сигмару на вход:

— Ступай.

Сигмар отворил тяжелую дверь и шагнул внутрь. Его взору предстал небольшой кабинет, вытянутой формы. Масляные светильники, развешанные по стенам, едва освещали помещение. Справа от входа, у самой стены возвышался трон, выполненный из мореного дерева и обитый красным бархатом. Желая получше рассмотреть обстановку, Северин принялся тереть глаза, чтобы быстрее привыкнуть к скудному освещению.

— И зачем ты ему понадобился? — раздался в комнате звучный баритон.

Солдат открыл глаза и замер, не веря увиденному. Прямо перед ним, на всего мгновение назад пустом троне, восседал человек. Облик незнакомца терялся в полумраке. Его темные одежды, бархатный камзол и парчовые штаны сливались с темнотой вокруг. Резко очерченные скулы выпирали на узком лице. Угольно-черные, густые волосы плотно облегали череп. Восковой бледностью он напоминал Сигмару мертвеца. Лишь изумрудно зеленые глаза ревенанта ярко блестели жизненной энергией. Он пытливо рассматривал ошеломленного Северина.

— Кто ты? — неведомым путем, не пошевелившись, хозяин Сеерхалле оказался прямо перед солдатом.

— Сигмар, — осипшим от волнения голосом произнес пленник.

— Врешь.

Северин оцепенел, тело отказалось служить ему. Он судорожно пытался сделать хоть шажочек, хотя бы маленький вдох, но все было напрасно. Ревенант заглянул в глаза Сигмару, отчего в голове солдата возникло ощущение, будто его череп ощупывают изнутри. Тяжелое нефизическое давление нарастало, все сильнее и сильнее, настолько, что стало темнеть в глазах. В расплывчатом образе Фавнира он едва заметил чувство крайнего удивления.

— Врешь! — раздосадовано вскричал ревенант.

Мрак заклубился вокруг его кисти. Фавнир легко прикоснулся к солнечному сплетению солдата. Сигмар закричал так, что даже сквозь парализующие чары послышался его тяжелый хрип. Вся нервная система Северина будто ощетенилась, невыносимая боль пронзила каждую мышцу, каждый орган, каждый сустав. Опасаясь за жизнь пленника, ревенант прекратил пытку, и тот упал на землю безжизненным кулем.

Противное жужжание раздавалось прямо над головой. Сигмару дьявольски не хотелось не то, что двинуться, чтобы прихлопнуть муху, а даже и открыть глаза. Но надоедливое дребезжание, которое уже ощущалось, будто внутри головы Северина, сподвигло солдата хотя бы приоткрыть веки.

Низкий потолок из потемневших досок нависал прямо над макушкой. Пыльные углы были щедро завешены паутиной. В одном из них, крупная, с зеленоватым отливом муха яростно билась в сетях, пытаясь выбраться.

— Прямо как я, — подумал Сигмар, неожиданно проникнувшись сочувствием к насекомому.

Повернув голову, он разглядел топорно сделанный глиняный кувшин. Схватив посудину, Сигмар пересел поудобнее и понюхал содержимое. Приятный свежий запах воды, настоянной на бруснике, развеял все страхи, и страдающий от жажды солдат припал к кувшину. Осушив его не менее чем до половины, Северин стал осматриваться дальше.

Маленькая комнатка, не больше двух метров в длину. Бревенчатые стены, с заделанными паклей щелями. Коптящий и трескучий масляный светильник, подвешенный к потолку. В противоположном углу стояла деревянная бадья, резкая вонь от которой пронизывала всю комнатушку, не оставляя сомнений о предназначении этой вещицы. Солдат сделал еще глоток и, возвращая кувшин на место, заметил лежащий возле него кусок черствого хлеба, завернутый в тряпицу.

— Так себе у них угощение, — вскользь подумал Северин, разворачивая каравай.

Однако, голод не тетка, и быстро управившись с пищей, Сигмар откинулся на кусок дерюги, служащий ему постелью. Он принялся размышлять о текущих событиях, то погружаясь в дрему, то возвращаясь в явь. Но никаких путных идей в голову ему не приходило, и Сигмар все больше ощущал себя мухой, намертво застрявшей в паутине.

Мягко скользнув на смазанных салом пятках, открылась дверь. Все тот же неопрятный конвоир бесцеремонно запихнул в узилище ошеломленного Эйнара. Солдат резко поднялся и подошел к товарищу.

Полнокровный, крепкий духом, всегда уверенный в себе контрабандист изрядно сдал. Во взгляде Эйнара не было уже былой твердости, напротив его глаза выражали полнейшую обреченность. Да и чисто внешне он мало напоминал того щеголеватого молодца, виденного Сигмаром в Старгороде — замызганная рубаха, покрытая засаленными пятнами, клочки сена, застрявшие повсюду в бороде и волосах и сгорбленная осанка человека, потерявшего надежду.

— Чертовски рад тебя видеть, друг — протянул руку Сигмар.

— Пропали мы с тобой, друже, ни за грош — ответив на рукопожатие, горько произнес Эйнар.

— Да брось, пока живы, всегда есть надежда. Сразу же не убили, значит, нужны для чего то.

— Ага, еще как нужны. Кровушки нашей попить, вот для чего.

Не найдя что ответить, Сигмар предложил товарищу остаток своей немудреной снеди. А сам уселся на дерюгу.

— Давай хоть сапогами обратно поменяемся, — предложил он вяло жующему хлеб Эйнару.

Контрабандист безучастно поднял на него взгляд, кивнул и, отложив на тряпицу остаток каравая, принялся стаскивать берцы.

— Совсем плох стал, видно и вправду нам конец близится, — пришла в голову Северину не очень оригинальная мысль, принеся с собой какое-то отрешенное забытье.

В тесной каморке, лишенной окон, не зная день на дворе или ночь, они ожидали своей участи. Никто не тревожил компаньонов, разве только пожилой дядька, который принес миску с остывшей кашей и крынку горьковатого, стоялого кваса, да заодно поменял масло в лампе.

За все время ожидания товарищи не перекинулись ни словечком. Множество мыслей пронеслось в голове солдата — он вспоминал прошлое, моменты из своей жизни там, свое появление здесь, воодушевление, охватившее его во время отплытия из Старгорода, благодушного Зельдера, который сгинул в кровавой сече. Иногда Северин вскидывался, не в состоянии поверить, что все кончено, но тут же вешал нос, придавленный безысходностью обстоятельств.

Внезапно распахнулась дверь. Вошедшие люди растолкали дремлющего Эйнара и потащили его прочь из узилища. Сигмар попытался остановить их, но получив чувствительный удар по лбу, отступился.

В голове контрабандиста было пусто. Вялое безразличие опутало его невидимой паутиной, лишив воли к сопротивлению. Конвоиры притащили его в баню. Налив бадью теплой воды, один из них приказал Эйнару умыться, достав на всякий случай кинжал из ножен. Остальные же вышли в предбанник. На лавке уже лежала подготовленная одежда.

Умывшись и переодевшись, Эйнар все так же безучастно поплелся за своими сопровождающими. Наконец, изрядно поплутав по извилистым ходам коридоров усадьбы, они вышли на двор. Вокруг царила непроглядная темень. Низкие, плотные облака застили небо, и ни месяц, ни звезды не рассеивали эту мглу.

Эйнар медленно спустился по широкой лестнице, ведущей во двор. Прохладный, влажный воздух облепил тело, заставив зубы выплясывать чечетку. Он обернулся назад, где один из конвоиров, ругаясь вполголоса, старательно высекал искру на зажатый между коленями факел. Наконец, его труды увенчались успехом, и, перехватив факел левой рукой, он опередил Эйнара, двое других встали по бокам, чуть приотстав. Окончив построения, их процессия двинулась вперед. Контрабандист, приняв свою участь, даже не пытался сбежать. Глядя на усыпанную изжелтевшей хвоей землю под ногами, он смирено шел навстречу своей судьбе. Лишь только когда они миновали вьющуюся сквозь раскидистый лапник елового леса тропку и выбрались на достаточно широкую поляну, Эйнар поднял глаза.

Лобное место было отчетливо разделено на две части. Меньшая из них была освещена факелами, держащимися на воткнутых в землю высоких жердях. Подле них сгрудились подданные Фавнира, те, что пока еще оставались людьми. Толпа негромко гомонила, обсуждая предстоящее жертвоприношение. Кто-то выглядел испуганным, а кто-то, напротив, со злорадным нетерпением ожидал начала действа.

Впереди, между вооруженными кинжалами и топорами охранниками, стояли в ровной шеренге пленники Сеерхалле. Всех их поставили на колени, связав руки за спиной. Из строя слышны были негромкие всхлипывания и приглушенное бормотание молитв. Каждый по-своему встречал последний час.

Прибытие контрабандиста вызвало взволнованное перешептывание среди толпы учеников — людей. Впервые кого-то приводили отдельно, а не совместно с остальными жертвами.

Дойдя до границы темноты, куда уже не доходил отсвет пламени факелов, конвоир обернулся к Эйнару:

— Иди.

Контрабандист молча подчинился. Медленно переступая, шаркая ногами по мягкой земле, поросшей пучками чахлой травы, он шел на заклание. В голове проносились картинки из прошлого.

— Я же мог сбежать раньше. Почему, почему я согласился на это задание, ведь было же предчувствие, — горько размышлял он, до скрежета стиснув зубы от злости и беспомощности.

На самом краю поляны возвышался, на древнем, замшелом постаменте идол Жнеца. Четверо ближних учеников Фавнира, выстроились близ статуи. Остальные человекодемоны двумя полукружьями обступили место грядущего таинства. Сейчас все они были в людском обличье, мало напоминая тех ужасных порождений тьмы, с которыми столкнулись компаньоны в заброшенной часовне. Темные балахоны скрывали тела, из мглы видны были лишь абрисы лиц и сверкающие злобой глаза.

— Слава, слава! — донеслись до ушей Эйнара обрывки приветствия.

Он оглянулся и увидел, как по Лобному месту медленно шествуют три человека, облаченных в темные одеяния. Слегка задержавшись у вереницы пленников, чтобы выбрать жертву, уже вчетвером они продолжили свой путь.

— Темному Владыке Слава! — громыхнули среди ночной тиши собравшиеся человекодемоны, узрев своего наставника.

— Владыке Слава! — ответил на приветствие ревенант.

— И вновь настал этот час, братья. Люди умрут, чтобы мы избранные слуги Владыки могли жить. Мы сильны и свободны от хворей, не всякому смертному по плечу сразиться с нами. Все это награда могучего Саар-Хе для нас. Так отриньте же все человеческое, вы, воины Тьмы.

Тут Фавнир положил руку на плечо пришедшего:

— Сегодня этот человек, не раз, достойно проявивший себя, станет нашим братом.

Пока на Эйнара никто не обращал внимания, соляным столпом он стоял, обратившись в слух. Во тьме были видны лишь размытые силуэты, братство Фавнира, судя по всему, отсутствие света нисколько не смущало, если не сказать наоборот.

— Начнем же! — воскликнул ревенант.

Крепко сбитый мужчина в темном балахоне бесцеремонно схватил пленника и подвел его к идолу. Фавнир встал чуть сзади новообращенного и, вручив ему обсидиановый кинжал, принялся шептать что-то на ухо.

Ученик Фавнира надрезал себе ладонь и брызнул кровью на статую:

— Я. Йонс из рода Семиоких, отказываюсь от своих предков, отворачиваюсь от Незримого, да будет он ненавистен мне во всякий день и час, как и воплощения его. Вверяю себя воле великого Владыки тьмы. Услышь мою мольбу Саар-Хе и возьми под свое покровительство.

— Да будет так! — раздался нечеловеческий голос, слышимый отовсюду и ниоткуда, — какие дары ты принес своему Владыке, смертный?

Йонс, в чертах которого уже стало проступать нечто демоническое, ухватил пленника за волосы, заставив запрокинуть голову. Обреченный дрожал и клацал зубами, но не пытался вырваться, удерживаемый магией Фавнира.

— Гаэль эсма, Саар-Хе! — закричал новообращенный и перехватил горло несчастного острейшей кромкой кинжала из вулканического стекла, удерживая пленника так, чтобы льющаяся толчками кровь попадала на каменное изваяние.

Наконец, жертва испустила последний вздох, и новообращенный отпустил безвольно упавшее оземь тело. Лобное место окутала тишина.

— Семет алеф, — раздался голос Жнеца, в котором Эйнар различил оттенок ехидства и злорадного удовлетворения.

В то же мгновение черная молния ударила прямо перед изваянием, раздался гром, глухо дрогнула земля под ногами. Братство Фавнира приняло свой настоящий облик — звериный вой и рык смешались в дикую какофонию, режущую слух. Вместе с ними обратился в чудовище и сам Йонс — двухметровая тварь, клубящася волнами темноты, чернее ночи, удивленно поводила по сторонам подобием головы, сверкая бусинками алых глаз. Лишь сам Фавнир оставался в облике человека, негромким, но удивительно различимым среди царящего беспорядка, голосом он произнес:

— Добро пожаловать в Братство, Йонс из рода Семиоких. Я дозволяю тебе отправиться на твою первую охоту, вперед Младший брат, напейся людской крови, ты больше не из их числа!

Громко взвыв, тот, кто недавно был Йонсом, огляделся по сторонам и помчался невидимой тенью в сторону леса.

Ревенант улыбнулся, помолчал немного и резко ударил в ладони. Громкий хлопок разом оборвал беснование Младших братьев. Чудовища напряженно уставились на своего предводителя, который продолжил речь.

— Сегодня необычный день, великий Саар-Хе указал мне на этого человека — злейшего врага, от руки которого пало немало наших Братьев. Но не нам оспаривать мудрость Владыки Тьмы. Подойди ко мне, Сигмар.

Эйнар, которого от холода и нервного напряжения била дрожь, уставился на Лобное место, пытаясь понять, что происходит. Еще недавно злые, но отчетливые мысли в его голове слипались в густое месиво, тело постепенно отказывалось повиноваться, даже чувство холода отступило перед натиском навязываемой чужой воли. Шаг, другой — не осознавая, что делает, контрабандист оказался стоящим на коленях перед статуей. Почувствовав прохладное прикосновение клинка к шее, Эйнар безучастно отметил про себя:

— Вот и все…

Внезапно, время словно бы замедлило ход, в его ушах загремел властный голос Малика:

— Очнись! Очнись! Действуй, безвольный ты мешок, я долго не удержу…

Эйнар по змеиному извернувшись, ударил Сигмара локтем под дых и вскочил, пытаясь достать оторопевшего ревенанта, но Фавнир быстро пришел в себя, его изумрудные глаза сверкнули, а воздух вокруг контрабандиста словно бы окаменел, лишив Эйнара всякой возможности не только двигаться, но даже и дышать.

— А ты довольно ловок, хоть и выглядишь как бочонок, — усмехнулся ревенант, — но тебе это не поможет. Сигмар, ты пришел в себя?

Солдат не отвечал, согнувшись в приступе кашля. Торжественность момента была безвозвратно разрушена, но ритуал было необходимо продолжать. Фавнир совершенно по-человечески выругался и сплюнул на землю от досады.

— И как Владыка выбрал именно такого слизня, — проговорил он вполголоса, приближаясь к Сигмару, чтобы помочь ему прийти в себя.

— Эй, человек, распрямись и посмотри на меня, — обратился Фавнир к солдату, но ответом было лишь надсадное кашлянье. Пробормотав еще пару ругательств, ревенант склонился к Сигмару, не заметив, что тот все еще держит в руке ритуальный кинжал, замерцавший светом закатного солнца.

— Аааа! — завопил во всю глотку солдат, вгоняя клинок в глазницу хозяина Сеерхалле.

Ревенант ухватился за рукоять, но замер недвижим. Воздух вокруг буквально задрожал от напряжения, от битвы неведомых сил и энергий. Братство Фавнира, поняв, что произошло, взвилось, готовое обрушить всю свою мощь на несчастных пленников, посмевших восстать. Сигмар огляделся, но во тьме видны были лишь стремительно приближающиеся силуэты чудовищ.

Бах! — яркая вспышка озарила Лобное место, проявив картинку словно негатив. И тут же на участников жертвоприношения обрушился тяжкий удар, разметавший всех по округе.

Заливистый, громкий лай маленькой собачонки зазвенел в тиши спящего города. Едва удерживающая псину на поводке старуха ворчливо запричитала:

— Тютя, стой! Ко мне! Не подходи к этой пьяни подзаборной. Ты смотри, последнюю совесть пропил алкаш, молодой еще, а туда же. Что кроме лавочки и прилечь негде? Тьфу!

Наконец, смачно сплюнув на усыпанный подсолнечной шелухой асфальт, бабка замолчала и усеменила во двор, оставив Северцева в одиночестве. Он, полежав и прислушавшись к ощущениям, которые в просторечии называются вертолетом, оторвал голову от лавки, и, хватаясь за куст сирени, принял-таки вертикальное положение.

— Разоралась, карга старая, — буркнул парень, растирая лицо руками.

Как ни старался Северцев припомнить, что привело его в этот двор, у черта на куличках, но так ни одной дельной мысли в голову не пришло. Сунув руку в карман своей потрепанной кофты, парень извлек наружу видавший виды мобильник. Пролистав записную книжку от корки до корки пару раз, он начал набирать номер. В голове крутились какие-то путанные обрывки мыслей и воспоминаний — проводы в армию, гулянка с друзьями.

— Але, — весьма недружелюбно отозвался собеседник.

— Здорово, Серый, вы че охерели там совсем, на моих проводах бухая, меня же и прое..

— Северцев?! — перебил его взволнованный голос, — Ты где? У нас говорили, что ты сержанта грохнул и с волыной деру дал. Участковый приходил, другие еще, мутные, за тебя интересовались.

— Ха, да брось гнать, че угарнуть решил надо мной, какой еще сержант, мне завтра в военкомат только.

— Пшш, — раздалось в трубке прерывистое шипение вместо ответа.

Разговаривая, Северцев, поднялся с лавки и медленно шагал вдоль разваливающегося бордюра. С досадой оторвав мобильник от уха, он поднес его к глазам, но к своему изумлению увидел в руках огромный изумруд. Повертев его немного, юноша принялся разглядывать камень в холодном свете уличного фонаря. Тут, прямо в ладонях, минерал обратился в ощерившийся человеческий череп, клацнувший зубами в попытке ухватить за пальцы. Северцев от неожиданности бросил его о землю что есть силы.

— Так пить нельзя, — подметил он, увидев свой окончательно разломанный об асфальт телефон, — тьфу, ну и причудится же. Эй, парень, слышь, есть позвонить, — бросился Северцев в сторону невесть откуда взявшегося прохожего, одетого в черную, флисовую парку, скрывающую лицо.

— Постой, постой.

— А я и не ухожу, — поднял голову незнакомец.

Одного взгляда хватило Северцеву, чтобы утонуть в потоке нахлынувших воспоминаний. Животный ужас захватил все существо юноши, тело отказывалось подчиняться, а сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди.

— Я - Жнец, — сверкая фиолетовой радужкой глаз, представился пришедший, — благодаря мне ты до сих пор жив, а не на столе у зверушек Фавнира. Он был хорошим слугой, но я пожертвовал им ради великой цели. Ты, человек, должен будешь доставить мое изваяние к Малику. Выполнишь — награжу несказанно, больше, чем ты мог бы себе представить в самых смелых мечтах. Ну а если не сможешь, эх, не завидую тебе, смертный. Понял меня?

Сигмар попытался ответить, но даже не смог раскрыть рта, не смог произнести ни звука, его сил хватило только чтобы едва заметно кивнуть.

— Хорошо, тогда тебе пора обратно, — легонько толкнул в грудь солдата Жнец.

— Вставай. Да, подымайся же! Очнись, пока нас не сожрали, — яростно тряс солдата за плечи Эйнар, пытаясь привести в чувство. В ход пошли звонкие оплеухи, не возымевшие никакого действия. Контрабандист заозирался по сторонам, но чудовища Сеерхалле как под землю провалились.

— Они не придут, а нам нужно к Малику, — внезапно открыл глаза Сигмар.

— А, — отшатнулся здоровяк, — ты очнулся… А с чего взял, что эти твари насовсем исчезли?

— Просто знаю, Эйнар. Знаю и все.

Северин поднялся и прислушался к ощущениям. Чертовски саднила разодранная щека, а во рту застыл неприятный, отдающий железом привкус крови. Но в остальном солдат был в полном порядке. Критически осмотрев свой балахон, Сигмар отряхнул налипшие на шерсть хвоинки и направился в сторону потухших факелов.

— Эй, а может, ты меня подождешь, нетопырь? — окликнул его Эйнар.

— Чего? — обернулся солдат и, разглядев ухмыляющееся лицо товарища, осознал, что в кромешной темноте видит ничуть не хуже чем днем.

— Побочный эффект, — чуть улыбнувшись, пробормотал Сигмар и уже громче ответил контрабандисту, — вот как, сперва торопил, а теперь и сам не идешь.

— Ну не всем дано кошачье зрение, уж извини, — проворчал Эйнар, приблизившись.

Довольно скоро компаньоны пересекли поляну вдоль и оказались на месте, где ожидали своей участи пленники Сеерхалле. Толстенные жерди, на которых были закреплены факелы, неведомая сила переломила легко, словно невесомые соломинки. Возле одного из обломков Северин заметил охранника, распластавшегося на земле в странной позе. Подойдя ближе, он увидел, что висок мужчины был буквально вомнут внутрь, и из черепа наружу торчали обломки кости, обнажившие мозг. С непривычно ледяным спокойствием Сигмар обыскал тело, довольно скоро обнаружив необходимое — тканевый кисет в котором лежали кресало и трут. Обойдя вокруг, он подобрал воткнувшийся в землю факел, от которого доносился крепкий смоляной запах. Вручив находку Эйнару, солдат принялся усердно стучать над головней камнем о камень, выбивая снопы искр, вычерчивающие замысловатые линии в черноте ночи. На их счастье факел еще не высох и довольно скоро загорелся, объятый желтовато-красным пламенем.

— Кхе, так-то лучше, поднадоело мне блуждать впотьмах, — одобрительно крякнул Эйнар, передавая головню товарищу, — подержи чуток, Сигмар, а я пока посмотрю, чем поделится с нами безвременно усопший.

Контрабандист ловко стянул с лежащего тела пояс и приладил его на себя, достал из ножен кинжал, опробовав ногтем остроту клинка, одобрительно прицокнул языком и засунул обратно.

— Эхма, а одежка-то маловата мне будет, — с сожалением отметил Эйнар, — ну что, Сигмар, свет у нас есть, кое-каким оружием тоже разжились, надо бы осмотреть округу, да решить что делать.

— Главное привезти статую Малику, — рассматривая коптящую головню, задумчиво ответил Северин.

— Это я и сам понял. Ух, ну и натворил же ты делов. Я всерьез решил, что отбегался уже на этом свете.

— Колдун мне помог, пришел в каком-то полусне и… Впрочем это долгая история, пора идти, найти хоть кого-нибудь. Правда, фавнировские слуги уже разбежались, зато пленники наверняка еще где-то тут.

Словно в подтверждение слов Северина неподалеку послышался негромкий всхлип, тут же резко прервавшийся. Сигмар посмотрел на товарища, который молча кивнул, и компаньоны направились в сторону звука.

Пройдя совсем немного, они очутились перед вереницей пленников, связанных за руки одной веревкой. Некоторые еще лежали без чувств, остальные же сидели на голой земле, напряженно уставившись на пришедших. В их настороженных взглядах читалась мольба и страх. Женщина в изодранном крестьянском платье, чей всхлип, по всей видимости, и услышали товарищи, застыла в нелепой позе, заткнув себе рот кулаком, по ее щекам текли нескончаемым потоком крупные горошины слез, прочерчивая борозды на запыленном лице. Лишь один из пленников бесстрашно взирал в глаза своей судьбе, подернув путы обеими руками, он поднялся и приготовился к схватке.

Северин вышел вперед и обратился к пленникам:

— Я убил Фавнира, его слуги разбежались, а чудовища истаяли во тьме. Вы свободны.

Освещаемые скупым светом коптящей головни лица преобразились, целый ураган чувств промчался буквально во взоре каждого пленника.

— Почему мы должны тебе верить? — подал голос поднявшийся мужчина. Он был широкоплеч и хорошо сложен, его строгий голос выдавал в нем человека, который привык повелевать, а не подчиняться. Даже будучи одетым в замызганное тряпье, незнакомец выделялся на фоне остальных узников.

— Потому что я в любой момент могу уйти, а вас, вместо того, чтобы освободить от пут, оставить здесь на съедение зверям или на потеху попрятавшимся еретикам. Уж наверняка они испугались не вас, а того, кто убил их предводителя.

Незнакомец усмехнулся, покачав головой. А Эйнар, до того пристально изучающий взглядом мужчину, резво пошел вперед широко улыбаясь:

— Виконт Эммульд, правая рука самого Реймира, отчаянный рубака и завсегдатай всех таверн и борделей Каменного Рога, собственной персоной.

— Ха, Гарланд, да ты, кажется, еще шире стал с нашей последней встречи. Вспомни, о чем толкует Храм, чревоугодие — грех.

— А твои шутки ничуть не изменились, уж за столько лет мог бы и выдумать чего нового. На, подержи свет, — отдал контрабандист Эммульду факел, а сам взялся разрезать толстую бечеву, опутывавшую руки виконта.

— Ох, — с наслаждением отряхивал руки флорианец, — как же все-таки приятно быть свободным. И к тому же наконец-то я могу отлить, — отошел ненадолго в сторону Эммульд, а Эйнар, вручив головню другому пленнику, принялся освобождать того от пут.

Сигмар, тем временем, приводил в чувство лежащего без сознания молодого парнишку. Очнувшись, узник громко закричал и попытался отстраниться, но Северин, прижал его к земле и немного успокоил, обрисовав ситуацию.

— Спасибо, родненький, миленький мой. Я уж не чаяла, — в этот же момент, освобожденная женщина кинулась к Эйнару, задушив его объятиями и поцелуями в своем порыве благодарности. Остальные же мужчины более сдержано, но также обняли своих спасителей и пожали им руки.

Словом радости, уже распрощавшимся с жизнью пленникам, было не занимать. Наконец, когда восторги поутихли, пришла пора решать, что делать дальше.

— Послушай, Гарланд, ты не думал навестить это осиное гнездо, да и спалить его дотла? — вытирая руки о штанины, осведомился виконт.

— Еще б не думал, туда и собирались, покуда вас не нашли. Как мыслишь, Сигмар, наведаемся в гости или нам еще чего надо сперва сделать?

— Пошли в усадьбу, сам знаешь что уже не убежит от нас, а лишние свидетели ни к чему, — солдат произнес последнюю часть фразы уже шепотом, склонившись к Эйнару.

— Это точно. Так ребята, дорогу я кажется запомнил, малой — ты пойдешь с головней посредине, Сигмар ты чуть спереди и я с тобой. Эммульд, прикроешь нам спину?

— Эх, не привык я, ну да ладно. Хорошо, Гарланд, пойду сзади. Больше некому и доверить, — с презрением оглядел остальных пленников виконт.

Но предосторожности оказались излишни, быстро преодолев вьющуюся сквозь еловый лапник тропу, компаньоны оказались перед усадьбой.

— Темно здесь, хоть глаз выколи, — проворчал Сигмар, приближаясь к лавке.

В полшаге от изголовья солдат резко остановился и что есть сил пнул в темноту, услышав приглушенный хруст. Для верности прибавив еще пару ударов, Северин откинул лавку, под которой съежившись лежал давешний знакомец с всклокоченной бородой.

— Эй, Эйнар, смотри кого нашел, — обернулся солдат к товарищу.

— Ха, гляди-кось, тот самый. Только нос ты у него основательно набок своротил, юшкой то все и залило. Вставай, сучий потрох! — засадил он сапогом под самые ребра бородачу, который не то булькнув, не то охнув, схватился за живот и скрючился.

— Вставай, кому говорят, не то всю рожу твою мерзкую опалю, — не унимался Эйнар, ткнув головней прямо в лицо слуги Фавнира.

В воздухе раздался запах паленой шерсти, а их недавний конвоир тут же подскочил и, зажимая заскорузлой ладонью нос, принялся умильно глядеть на компаньонов.

— Сейчас ты расскажещь нам все, что знаешь об этом месте, вернешь нам наше оружие и доспехи, и объяснишь, как отсюда выбраться. А коли откажешься, то я тебя на твоих же собственных потрохах и подвешу! — прикрикнул на бородача Эйнар.

— Конечно, милсдари, конечно. Все сделаю, что ни прикажете. Не губите только, Незримым вас прошу! Не оставляйте детей моих сиротинушками… — прогундосил, сопя разбитым носом, мужик.

В этот момент Сигмар услышал в своей голове тихий голос, подобный шелесту. Как дуновение ветра ощущался он прямо внутри черепа, и словно бы отражался эхом от его стенок.

Солдат подошел к бородачу, испуганно дернувшемуся в сторону, и, глядя тому в глаза, не своим голосом прошептал несколько слов на таинственном языке. Воздух на мгновение задрожал, и тонкая струйка инеистой, ледяной темноты протянулась к бородачу, обвив его голову. В ту же секунду раздался его нечеловеческий крик, он упал на земляной пол и принялся кататься в разные стороны, хрипя от боли и разбрасывая кучи прелой соломы в разные стороны. Тут, Северина оставило оцепенение и он, вздрогнув, уставился на раскрывшего от удивления рот Эйнара и забившегося в угол, скулящего бородача.

— Да, а я признаться честно… — на полуслове прервался контрабандист, с легким недоверием оглядывая своего соратника.

— Идемте уже, чего встали как истуканы. Веди давай, отродье! — ухватил Северин за шиворот служку и рывком поставил на ноги.

Тот задрожал, и, часто-часто кивая, потащил их сквозь хитросплетения коридоров усадьбы Фавнира. Даже своими обострившимися чувствами Сигмар не ощущал ни одной живой души поблизости, а потому успокоился и просто следовал за сгорбившимся бородачом. Наконец, все трое выбрались в просторную залу, заставленную объемистыми сундуками, некоторые из которых были окованы железом, тюками с тряпьем, пузатыми бочками и пирамидами сложенных друг на друга мешков.

— Ах, ты ж скотина, погасла — выругался контрабандист на свой потухший факел.

— Все есть, здесь все есть, — тут же услужливо метнулся бородач в сторону входа, где, по всей видимости, были припасены факелы, и ведро со смолой. Споро вымочив головню в тягучей жидкости, он вынул кресало и поджег ее. Затем служка подбежал к Эйнару и, умильно осклабившись, подал ему головню, обнажив свои гнилые, черные зубы.

— Страшен как черт, а молодец все же, будешь так же расторопен, глядишь и живым останешься, — усмехнувшись, похвалил служку контрабандист.

— Буду, буду! Не губите меня, не своей волей служил я проклятому, а токмо страха ради.

— Рот свой захлопни, несет от тебя как от козла, — резко прервал его Сигмар, — отворяй сундуки и возвращай нам оружие и доспехи.

Вынув из-за пазухи связку железных ключей, бородач подбежал к самому дальнему сундуку. Затем, отперев тяжелый амбарный замок, он откинул массивную крышку сундука и почтительно встал чуть поодаль, ожидая дальнейших указаний.

— Ну, вот и наши пожитки, на самом верху лежат, — углядев знакомый сверток, который изрядно натер ему плечи за неблизкий путь от Зеленых холмов, подметил солдат.

Северин подцепил материю и достал сверток наружу, чуть покопавшись, он достал и свой верный меч, сослуживший ему добрую службу.

— Хорошо, что почистил его на привале, иначе совсем бы заржавел, — подумал вскользь Сигмар, разглядывая прямой, обоюдоострый клинок.

Поддавшись нахлынувшему порыву, солдат несколько раз перекинул меч из руки в руку, и с выдохом нанес резкий удар в пустоту перед собой.

— Полно баловаться, еще покажешь мне, чему научился, а пока нацепляй пояс, да подвинься. А ты, как тебя там, держи вот, — сунул головню бородачу Эйнар и полез в сундук.

— Фурмин, господин — буркнул служка, на что контрабандист только сплюнул в ответ.

Порывшись, здоровяк достал свои пожитки и обмундирование, и кинул подле себя тяжелый сверток. Однако на этом он не остановился, и через пару мгновений достал длинный, кавалерийский клинок в богато изукрашенных золотым тиснением кожаных ножнах. Навершие клинка было выполнено в виде головы грифона, отблеск факела причудливо преломлялся в рубиновых глазах птицы, и казалось, будто бы они и сами излучают хищный, красноватый свет.

— Ярранинг, хм, вот уж Эммульд обрадуется, — с почтением оглядев оружие, произнес Эйнар. Но это все позже. Эй, ты, отродье, как, говоришь, нам отсюда выбраться?

— По реке, господин, по реке! Там ялик стоит небольшой, по лесным речушкам фьюить-фьюить, и вот мы уже у Суравы, — снова осклабился Фурмин, показав рукой, как они проскользнут к городу.

— Понятно. А еда у вас тут где спрятана? Страсть как брюхо требует! — похлопав себя по животу, спросил контрабандист.

Вместо ответа, служка суетливо потопал в сторону выхода, захватив с собой еще пару факелов и небольшое ведерко со смолой.

Словом, спустя некоторое время, освобожденные пленники сидели в просторной горнице за широким дубовым столом и жадно уплетали найденные в усадьбы Фавнира припасы. Среди прочих был и тот старик, что в подземелье посулил Эйнару быструю смерть. Спрятавшись в самый темный угол, он подслеповато щурился, как крот, и ровным счетом ничего не видел, только лишь улыбался голыми деснами, да прислушивался к общему разговору, все никак не веря своему счастью.

Сигмар, Эйнар и Эммульд облачились в доспехи и заняли место во главе стола. Решение судеб их самих, бывших пленников, да и самого этого страшного места теперь зависело от этих троих.

— Я считаю нужным спалить это место к чертям, схватить этого червяка, и на корабле двинуться в Сураву. Меня там признают, а уж о вас я позабочусь, друзья. Мое слово дорогого стоит! — грохнув кулаком по столу, потянулся к меху с вином виконт.

— Премного тебе благодарны, мой старый друг, но у нас есть кое-какие дела в Старгороде, плакали наши головушки, коли не окажемся мы там до новой луны, да и этих мы куда денем, — переглянувшись с товарищем, ответил Эйнар.

— А тебе о них что за забота? Вонючие смерды, пусть благодарят, что не взял я их себе крепостными, как законную добычу.

За столом воцарилось молчание, все уставились на Эммульда, а один из пленников, кряжистый мужик, бывалого вида, отерев бороду, незаметно ухватил со стола нож и спрятал его в рукаве.

— Эрма! — вновь не своим голосом кинул Сигмар внезапно всплывшее в голове слово в сторону мужика. Тот, побелев лицом, завалился со скамьи наземь.

— Еще один колдун, черти вас раздери. Орден даром ест свой хлеб, — непонятно чему рассмеялся виконт и снова приложился к бурдюку.

Сигмар, решив позже обдумать свои неожиданно открывшиеся способности, оглядел насторожившихся людей.

— Никто не собирается вас холопить. Но и взять с собой не получится, этот пес брешет, что ялик на пятерых, да и то да краев. Так что, думайте, люд честной, как вам быть.

— А мы уж обговорили все, дозволь нам остаться, не жги усадьбу, обживем здесь все, деревеньку поднимем. Леса сведем, да земли распашем. Идола это проклятого в реку сбросим, вот уж заживем тогда.

Эйнар усмехнулся:

— Ну а как старые хозяева вернутся, чем потчевать их будете?

— Найдется железа в закромах, а ежели нет, то и дубиной можно, — подал голос мужик, наказанный Сигмаром. Он уже отошел от удара и, хотя был еще бледен, говорил уверенно, с чувством.

— А ты чьих будешь. Не от сохи тебя демоны схватили, я чую, — с ехидцей осведомился Эммульд.

— Десятник Свермир, из войска виконта Стерра.

— Так он Сураву держит, не хочешь разве помочь своему сюзерену?

— Сквозь кольцо ваших войск в осажденный город? Нет, господин, видно судьба моя жить здесь. Хранил меня Незримый от смерти на стенах, спас и от тьмы, и от этих отродий недаром, давно я уже хотел на покой, вот и получил.

— И места проклятого не побоитесь? — подначил мужика Северин.

— Так нет больше демона, вашими стараниями, господин, теперь нечего и бояться. А уж с людьми мы управимся как-нибудь.

— Ну что ж, пусть живут, верно? — взглянул солдат на своих соратников.

Виконт, просто махнул рукой, гулко глотая вино из бурдюка, а Эйнар ограничился лаконичным:

— Пускай.

— Ну а идола мы заберем с собой, негоже его в реку бросать, кто знает, что он умеет, отравит воды, и сами же взвоете. Мы заберем его с собой, чтобы отдать Храму. Иерархи точно знают, что делать с этакой нечистью.

На этом их пир закончился, и Эйнар с Северином, прихватив с собой служку, отправились готовить ялик к отплытию, собирать припасы в дорогу, и, в первую очередь, погрузить идол Жнеца на корабль.

Солнце поднималось все выше, однако заколдованный лес был храним от ярких лучей светила. Низкие, серые облака, казалось, нависая прямо над макушками елей, окутывали небо до горизонта.

— Вроде и день уж, а все одно как-то темно, — подметил контрабандист.

— Как в Белой речке, помнишь?

— Бр, такое забудешь, — поежился Эйнар, — я тебе вот, что скажу. Немало я повидал на своей службе, но по сию пору оно все казалось мне зыбким, ненастоящим. Нет, конечно, подобные этим ребята проливали обычную, людскую кровь. Но не верилось мне, что каменюка может давать такую власть.

— Дело ведь не в самом идоле, вот возьми послание Атмара. Кусок бумаги — не больше, а целый город спалили дотла.

— А, ты о Боровом, понятно все, да. Но, то людское, а это… Бесовщина какая-то, тьфу.

Так за разговорами компаньоны быстро пересекли Лобное место — мертвую землю, где даже трава росла чахлой и неживой, пробиваясь островками там и сям.

Наконец, настал момент, ради которого они прошли сквозь огонь и воду. В тусклых лучах утонувшего в пелене туч светила они увидели идол Жнеца. Каменное изваяние возвышалось над компаньонами, укрепленное на покрытом сизовато-зеленым мхом постаменте. Обсидиановый серп статуи слегка поблескивал своей угольно-черной гладкостью. Глубоко утонувший в складках каменной накидки череп радостно скалился, словно бы радуясь судьбе своих несчастных жертв.

— И как же нам его стащ… Ох, черт! — едва успел отпрыгнуть в сторону Эйнар, от падающей на голову махины.

С гулким грохотом идол упал на землю перед товарищами, выбив пыль из утоптанной, пересохшей земли.

— Вот и ответ, — подметил Северин, прикидывая как им дотащить статую, весом никак не меньше центнера, до корабля, — Эй, Фурмин, хватайся за тот конец. Я за верх ухвачу. Эйнар, подсобишь посередке?

— Хорошо, — согласился контрабандист и, поплевав на руки, добавил, — ну, раз-два, взяли!

Чертыхаясь и переругиваясь, компаньоны со своей тяжелой ношей, все же достигли пристани. Загрузив изваяние в ял, они надежно завернули его в кусок просмоленной ткани, для верности обвязав веревками сверху и снизу.

— Ууф, дотащили, — перегнувшись через борт и зачерпнув пригоршню речной водицы, утер лицо Эйнар, — слушай, друже, пока сидим-передыхаем, может, расскажешь, кто тебя надоумил, как с нечистью бороться?

— Отчего ж не рассказать, — утирая лоб рукавом, согласился солдат, — когда тебя увели, я остался один. Сижу, жду, не знаю долго ли, коротко ли. Уж и свет в лампе погас. Темно вокруг и ни зги не видно. Тут слышу, зовет меня будто кто, прямо над головой. Поднимаюсь я значит, а перед лицом, словно облачко светится. Сунулся я туда и вижу, ба, колдун княжеский на меня смотрит и смеется. Что, говорит, попал как кур во щи. И посерьезнел, слушай внимательно и запоминай, приказал, а после начал мне Ярунову волшбу объяснять от и до. Что сказать, как сказать, да о чем подумать при этом.

— А ты это вот так прямо все и запомнил до единого словечка?

— Жить то хочется, — пожал плечами Северин и потянулся за борт.

— Что есть, то есть. Ну а ты, неряха, как попал к демону в услужение?

До того молчавший Фурмин вскинулся.

— Ох, господин, кабы знал я, что будет, так никогда не связался.

— Ты тут хвостом не верти, я о другом спрашиваю.

— Сейчас, сейчас. Все расскажу. Имелась у меня лавчонка в Сураве, торговал всякой всячиной, правда был грех, не скрою, не всегда те вещички, что мне приносили, с хозяевами своими по доброй воле расставались.

— Вот, я смотрю, рожа у тебя знакомая. Ты то меня не приметил, а мне про тебя знающие люди давненько рассказывали, мол, есть такой, Ханмуд, скупщик краденого, и разжиться у него можно товаром, что не во всякой лавке сыщешь, да и продать ему, что не во всякой лавке купят.

— Лучше и не скажешь, господин. Да, так я и звался, но вам честно сказал, как есть правдивое имя свое, — вдруг испуганно поглядел на Сигмара бородач.

Солдат, усмехнувшись, кивнул, и Фурмин продолжил.

— И вот, в одну из ночей, сижу я, как сейчас помню, сапоги чиню. Слышу — стук в дверь. Открываю. А там мужик стоит, темнее, чем тьма вокруг. Есть, говорит, у меня для тебя товар, человек. Выйди, посмотри. Ну, я своего не упущу, выскочил тут же, сунул руку в мешки, а там чего только нет: и парча, и атлас, и бронь кой-какая имелась. Сторговались мы с ним полюбовно. Часть взял деньгами, часть вещичками нужными.

— И ничего-то тебя тогда не смутило? — перебил рассказчика Сигмар.

— Ох, признаться, я столь рад был прибытку, так о другом и думать не мог тогда. Хотя бросилось мне в глаза, что бронь будто зверь рассек лапой. Не встречал я ни оружия, ни животного такого, что могло бы так кольчугу вспороть. Но где уж мне было об этом страдать, когда с одного дела я талеров пять барыша поднял.

Так и стали мы с ним оптяпывать дела помаленьку. То одно, то другое принесет. И каждый раз ночью являлся, нетопырь. Мелькали у меня мыслишки иной раз по этому поводу, но я не из самых суеверных был. И вот единожды явился ко мне этот демон в своем настоящем виде. Я чуть штаны тогда не обмочил от испуга, он тут же в людское обличье перекинулся и говорит: «Понравился ты мне, человек — расторопный, ушлый. Как раз как нам нужен. Незримому требы не бьешь к тому же. Надоело мне уже мирские дела улаживать, теперь ты будешь этим заниматься. Раздобудешь лодку и явишься к нам. Не сумеешь — разорву». И так спокойно он это сказал, ровно на торг пообещал свозить в соседнюю деревню. После такого отказываться мне не с руки было. Купил я вот этот ялик у торговцев на пристани и двинулся в путь.

— Так ты же пути не ведал, иль наугад попер? — резонно задался вопросом Эйнар.

— Прежде как испариться тот демон на меня печать наложил. Иначе в жизни бы мне не добраться до этого места, хоть сто раз через границу тайную пройди, а все равно без печати выйдешь с обратной стороны в лес. И не заметить ничего, не увидеть. Разве только тебя самого увидят изнутри, да пригласят внутрь. Себе на потеху, а тебе на горе. В общем, дорога мне открылась, и стал я служить проклятому, припасы возить его людям, которые еще не обратились, за пленниками приглядывать, да в мир ходить с товаром.

— Нравилась тебе служба, как я заметил. Не увидел я совести в твоих глазах, когда ты меня к Фавниру волочил, — заметил Северин.

— Да разве ж мог я душу свою показать, когда самые мысли свои приходилось прятать. Проклятый любому мог в голову влезть, и горе тогда было, коль он увидел такое, что ему не по нраву пришлось.

— Вот как, значит ты жертва, а не мучитель, — прицокнул языком Сигмар.

— Воля ваша, господин, верить или нет, но клянусь Незримым, я сказал вам истинную правду.

— А мне плевать, что ты нам тут заливал. Главное, чтобы память твоя не подвела и мы не дальше, чем через седмицу оказались у Суравы.

— Будем! Будем обязательно, я ведь весь путь помню, каждую протоку, каждый кустик, — всматриваясь в глаза Северину, рассыпал горстью слова Фурмин.

— Каков молодец, — хлопнул со всего маху по плечу служку Эйнар, — теперь выбирай, под которым тебе лежать будет спокойнее.

Сигмар переглянулся с товарищем, и они грохнули смехом на всю округу, распугав мелких рыбешек, неизвестно почему сгрудившихся возле яла. Потом, прихватив с собой посеревшего Фурмина, компаньоны отправились в сторону усадьбы.

— Эй, ежли кто хоть сетт взял, то на себя пеняйте. Вон, колдун идет, он любому в башку влезет, — разглагольствовал над кучей сваленных вещей Эммульд.

Подойдя ближе, Сигмар разглядел среди кучи бурдюков, мешков и туесков развязанную мошну, в которой поблескивали серебром монеты.

— Глядите, друзья, смерды бесовскую казну откопали.

— Мы вас в дорогу собирали, и малец наш этот мешок заметил, глянули мы, что внутри и честь по чести к вам понесли, даже не считали сколь там, — метнув в сторону виконта полный злобы взгляд, обратился к компаньонам Свермир.

Эйнар крякнул, подошел к мошне, и, ухватившись за нее, сноровисто взвесил рукой, прикидывая что-то в уме. Пару раз хмыкнув, и, почесав в затылке, контрабандист обвел всех взглядом.

— Ну, думаю, делить надо, так чтоб не обидеть никого. Постелите-ка здесь тряпицу, ага. И вот так, — контрабандист рассыпал на расстеленную дерюжку четыре ровных кучки монет. Одну он сгреб своей огромной пятерней и ссыпал звякнувшие серебряные кружочки в свою мошну.

— Возвращайтесь на место мои дорогие, — виконт также набил свой порожний кожаный кошель деньгами.

Северин колебался, отчего то хотелось поступить по-доброму, поделиться с несчастными жертвами серебром, но здравый смысл вскоре взял верх:

— А жрать ты что будешь, или ты у нас травой питаться приучен? — задал себе мысленно вопрос Сигмар, и, помотав головой, направился в сторону тряпицы.

Еще через пару часов, сборы были завершены, и вся честная компания собралась на потемневших от влаги мостках причала.

— Вот и пора прощаться, товарищи по несчастью. Живите вольно и не поминайте лихом, — попрощался солдат с остающимися в усадьбе людьми.

— Храни вас Незримый, господин. Жизнями нашими мы вам обязаны, всегда вы найдете здесь кров и пищу, покуда живы будем.

— Прощайте, — лаконично обронил Эйнар и полез в ял, где уже разместился виконт, который долгим проводам предпочел здоровый сон. Оглядев остающихся еще раз, Северин спустился в лодку, следом за ним, отвязав ял от причала, забрался и Фурмин. Ухватив из под ног деревянное весло, он сноровисто оттолкнулся от берега и, пошарив под лавками, извлек еще одно весло. Вставив их в уключины, служка поплевал на руки и, глубоко вздохнув, принялся грести. Пустив волну, ялик двинулся вперед, с легким шипением разрезая водную гладь. Течение подхватило лодку, все дальше унося компаньонов от зловещей обители Фавнира.

— Ха, гляди-ка, своего не упустит, — пихнул Эйнар в бок солдата.

— И точно, чует видно, кому быть хозяином ныне, — подметил Северин, глядя на спасенную женщину, которая, пользуясь случаем, как бы невзначай, прижалась всем телом к Свермиру, — ну да и плевать на нее. Эй, Фурмин, сколько ты говоришь нам плыть?

— Деньков пять-шесть не больше, — угодливо протянул служка, налегая на весла.

— Это хорошо. Ты греби, греби, помни, что жив останешься, только если сообща решим, думай сам как нас убедить лучше, — припугнул Фурмина солдат и обратился к Эйнару, — ты не против друже, если я вздремну часок. Уж больно сладко виконт похрапывает.

— Отдохни малость, потом поменяемся, — согласился контрабандист.

Сигмар, схватил грубый, шерстяной плащ, прихваченный хозяйственным Эйнаром из усадьбы и, закутавшись в него с головой, развалился на лавке. Контрабандист же углубился в свои думы, не забывая при этом поглядывать по сторонам.

Река несла их мимо раскидистых елей, прижавшихся друг к другу темно-зеленой хвоей. Местами обвалившийся песчаный берег обнажал их сплетавшиеся корни. Складывалось ощущение, что ялик с двух сторон окружала приземистая, но непроходимая стена. Однако лес был безмолвен и мертв, слышались мерный плеск весел, плавное течение воды и тяжелое дыхание Фурмина, но только не пение птиц или крик дикого зверя.

— И словно бы все живое удрало отсюда куда-подальше, — пробормотал Эйнар в такт своим мыслям, — далеко еще до границы? — обратился он к служке.

— Не так уж, вы ее сразу заметите, господин, не прогадаете, — криво ухмыльнулся Фурмин.

Служка не соврал, и вскоре ялик со всех сторон окутал молочно-белый туман, стелющийся над водной гладью.

— Мы совсем рядом, — оповестил контрабандиста Фурмин, продолжая мерно грести веслами.

— Понял уже, не заплутаешь здесь? Может головню зажечь тебе?

— Не беспокойтесь, господин, я знаю путь.

— Молодец, а ну повернись, да толкни Сигма, — прервался здоровяк на полуслове, внезапно потеряв сознание.

Пронизывающий до костей холод вырвал Сигмара из объятий сна. Он открыл глаза, стянул грубую ткань плаща с головы и приподнялся на скамье. Щеки тут же защипало морозцем, а из носа разнеслись вокруг клубы пара.

— Черт, не может быть, наверное, я еще сплю, — безрезультатно щипая себя за локоть, вслух посетовал Северин.

Вокруг, насколько хватало глаз, расстелилась совершенно плоская равнина, занесенная ослепительно белым снегом. Замерзший воздух, казалось бы, звенел от жгучего мороза, стоящего над мертвой долиной. Солдат, не веря увиденному, обернулся к своим товарищам, отчего изумился еще больше. Его спутники застыли, словно статуи, и в неярких лучах скрытого за облаками светила тихонько поблескивали корочкой льда, заковавшего их с головы до пят.

— Перед тобой преддверие моего царства, унылое зрелище, ты не находишь? — негромкий голос раздался рядом с Сигмаром.

Уже знакомое чувство животного страха вновь захлестнуло все существо солдата, как и при первом появлении Жнеца. Тело не слушалось, руки и ноги обмякли, и оставалось лишь внимательно слушать Владетеля Царства мертвых.

— Разве честно, что правлю я этими бесплодными землями? Кровожадными духами? Швалью и отребьем людским, что прозябает в Мучильнях, да и просто слоняется без дела по моим владениям. Никому не нужные, неприкаянные души маловерных, суетливых глупцов, не сумевших заслужить достойное посмертие. Храбрых, неистовых в битве воинов забирает Одрир, мудрых ученых и ловких мастеров забирает Хемдур, умелых и бесстрашных мореходов забирает Ульдаг, мало-мальски чистые душой люди и те уходят на изумрудно-зеленые, светлые долины и рощи моей сестры Миарры. Им бьют требы, их славят повсюду от гор и до моря, среди лесов и в полях, в городах и деревнях. Где-то больше любят одного, где-то другого. Но все, все до единого! Ненавидят, клянут и страшатся меня, безжалостного Жнеца, проклятого собирателя душ, правителя злобных демонов и мучителя рода людского. Будто бы сам я выбрал себе такую участь.

Завершение своей речи Саар-Хе произносил, уже возвышаясь на угольно-черном троне из неизвестного камня. Сигмар стоял перед ним, ощущая себя ничтожной букашкой, над которой уже занес свою ладонь великан, чтобы прихлопнуть. Голос Жнеца громыхал, отражаясь от высоченных сводов и массивных колонн тронной залы. У его ног замерли недвижными изваяниями исполинские создания, с ног до головы закованные в вороненые доспехи, сквозь прорези их шлемов клубилась первозданная тьма, напоминая о том, кому служат бесстрашные и, как показалось Северину, неуязвимые воины.

— Взгляни, — перед взглядом солдата одна за другой замелькали картины: прекрасные чертоги, кажущиеся игрушечными с высоты птичьего полета, широкие столы, заставленные изысканными яствами, облаченные в невесомые ткани красавицы, от вида которых невыносимо сладко защемило сердце, серебро и злато, бессчетные богатства и роскошь, невиданная им доселе, такая которую Северин, не мог бы себе представить и в самых смелых мечтах, — все это, да что там, намного больше, все будет твоим. Служи мне истово, Сигмар Северин, не за страх, а за совесть, и тебе позавидует даже алефтарийский василевс.

— Я буду, господин, — преклонив колено, искренне пообещал солдат.

— Да будет так, а теперь возвращайся обратно.

Чувство падения захватило дух, испытав почти физический удар, Сигмар вновь ощутил себя в своем теле. Он открыл глаза и увидел за пеленой тумана Фурмина, отчаянно вцепившегося в ножны контрабандиста. От его яростных попыток достать оружие ял раскачивался на месте, пуская бегущие по водной глади в разные стороны волны.

— Эрма, — вновь хлесткого колдовского слова хватило, чтобы обездвижить противника, который мешком свалился под лавку.

Северин аккуратно перелез через Фурмина и осмотрел закатившего глаза товарища. Тот сидел прямо, словно кол проглотил, часто и едва заметно дышал и никак не реагировал на происходящее вокруг. Солдат перегнулся через борт и, зачерпнув обеими руками ледяной воды, выплеснул ее в лицо Эйнару.

— Что ж ты не оживаешь то никак? — искренне удивился Сигмар.

Хлоп, хлоп. Энергичные шлепки по обеим щекам не принесли ровным счетом никакого результата.

— Ох, я дурак, — ударил себя по лбу солдат, поняв, что может воспользоваться подарком Жнеца.

— Так, и что же делать, ну а если попробовать, — бормоча себе под нос, приставил он ладони к вискам товарища. Почувствовав заметное покалывание, Северин стал воображать себе, как лилово-сиреневое сияние окутывает руки и протягивается к голове контрабандиста. Внезапно картина прояснилась: от самой макушки Эйнара, колпаком разрослось в разные стороны темно-серое месиво, которое дрогнуло словно живое, почувствовав на себе прикосновение чужой энергии. Солдат мысленно продолжил очищение, вообразив, как сияние превращается во всесжигающее пламя. Спустя мгновение, месиво исчезло с громким хлопком, оставив сознание Эйнара. Контрабандист вздрогнул, резко придя в себя.

— Вот сволочь, он, кажется, огрел меня по башке веслом, — схватился своими могучими пятернями за голову Эйнар, одновременно лягнув свернувшегося под его ногами служку.

— Нет, друже, это было очередное колдовство. На наше счастье я научился некоторым штукам. И вот еще, этот пентюх пытался тебя прирезать, пока ты был в отключке.

— И снова я обязан тебе жизнью, спасибо друг.

— Пожалуйста, — оглядел товарища Сигмар, — ты чего-то совсем плох, куда грести дальше тоже неясно, нужно сперва с Фурмином потолковать, так что, я думаю, пристанем к берегу и там разберемся.

— Хоть к черту на рога, друже, — проворчал контрабандист, вылив себе на голову полной мерой студеной водицы.

Северин схватился за весла, огляделся по сторонам, и стал грести в направлении берега. Плескала вода, охал Эйнар, и постанывал, не то притворяясь, не то вправду страдая, Фурмин. Спустя минут десять, корабль мягко воткнулся в илистое дно, дойдя носом чуть не до самой кромки воды.

— Вот уж этому слизню придется попыхтеть, чтоб снять корабль с мели — вскользь подумал Северин и обратился к товарищу, — Эйнар, пошли, мы на месте, даже портки мочить не придется, только прыгнуть посильнее.

— Ох, уф, ну мне кажись полегче, надо еще Эммульда посмотреть, что-то он и носа не кажет из-под своей рогожи, как бы не помер от колдовства-то.

— Я посмотрю, друже. Вставай, червяк! — вогнал Сигмар носок сапога под ребра служке.

Тот решил не испытывать судьбу, и приподнялся держась одновременно за голову и живот, всем своим видом олицетворяя нечеловеческое страдание.

— Не притворяйся, осел, иначе я сделаю тебе больно по-настоящему. Помоги Эйнару слезть на берег, сбежать не пытайся, все равно поймаю и шкуру спущу, понял? — спокойным тоном отдал указание Фурмину солдат, и аккуратно, стараясь удержать равновесие, полез к виконту. Сигмар застал его в таком же положении что и Эйнара — плотная серо-черная, похожая на слизь масса облепила голову Эммульда на нефизическом плане. Северин проделал уже знакомые манипуляции с энергиями и виконт ожил:

— Аах, сволочь, что за дрянное винище они там делают. Моя башка сейчас развалится на части.

— Дело не в вине, судя по всему, Фавнир оставил нам последний подарок. Я помогу спуститься на берег.

— Спасибо, колдун, твоя помощь придется весьма кстати, — просипел виконт, и попутчики сошли на землю, обнаружив занимательную картину: пришедший в себя Эйнар деятельно приматывал служку пеньковой веревкой к обломанному стволу ели, обещая при этом все возможные и невозможные на свете пытки. Фурмин трясся мелкой дрожью, плакал горючими слезами и умолял пощадить его.

— Об одном прошу, друже, не убей его ненароком, он нам еще нужен, чтобы добраться до Суравы, — похлопал контрабандиста по плечу Северин и отправился в лес за валежником.

Вернувшись с полной охапкой хвороста под мышкой и волоча за собой давно уже высохшую елку с голыми ветвями, солдат обнаружил Фурмина, безвольно обмякшего и висящего на путах. Рот служки был заткнут измусоленной тряпкой, а лицо его было основательно разбито — залитое кровью, с набухшими синяками, напрочь закрывшими глаза. Компаньоны же в это время, доставали с яла припасы, громко смеясь и яростно жестикулируя.

Сигмар свалил валежник в кучу, отломал от ели засохшие ветки, набрал щепочек, сухой еловой хвои и прочего горючего сора. Сварганив на скорую руку костерок, солдат достал кресало и, через пару минут перед ним уже весело полыхало рыжее пламя, объявшее еловые сучья.

— Огня нам добыл, молодец, — похвалил его вернувшийся от корабля с провизией Эйнар, — надо бы подкрепиться горячим, да двигать дальше. Эммульд сейчас вина и воды нам притащит, кашеварить я буду, если не возражаешь.

Сигмар помотал головой:

— Нет, конечно, я пойду пока нашего пленника приведу в порядок, все-таки он еще нужен нам, черт нестриженый.

— Да, пожалуй мы немного перестарались, ты глянь, может поколдуешь над ним, — смущенно произнес контрабандист, почесывая затылок.

— И рад бы, да только не на добро мой дар предназначен, покуда только боль причинить, да обездвижить получалось, не знаю, попробую, конечно, но не обещаю.

— Попробуй, друже, не помер бы пленник то наш, иначе долго плутать придется по лесным протокам.

Северин кивнул и начал подыматься, зажмурившись от едкого дыма, брошенного в лицо внезапным порывом ветра.

— Ах ты ж, зараза, — вытер выступившие слезы солдат и направился к служке.

Бегло осмотрев его, Сигмар принялся отвязывать веревку от обломанного елового ствола.

— Пофадите меня, гофподин, — зашамкал очнувшийся Фурмин.

Северин внезапно рассмеялся, глядя на потуги пленника выторговать себе жизнь.

— Что Фурмин, тебя никак пчелы покусали, гляди как рожа распухла, — прыснул себе под нос солдат, освободив пленника от пут.

Служка едва стоял на ногах, глядя на веселящегося врага. Он лишь обливался горючими слезами, которые обильно стекали на клочковатую бороду, смешиваясь с уже запекшейся кровью.

Солдат, отсмеявшись, подтолкнул пленника в сторону реки:

— Иди давай, умойся. А что до твоей просьбы, то не собирался тебя никто убивать, так стращали немного, так что сам виноват, нечего нападать было и про границу надо было упредить.

— Надо было, да. Профтите великодуфно, — взмолился Фурмин, уставившись на Северина узкими щелочками заплывших от ударов глаз.

— Да, да, умолкни только, и дуй к реке.

Поддавшись чувствительному тычку в бок, служка поковылял к воде, по широкой дуге обойдя своих мучителей, которые сгрудились возле костра.

Через полчаса весь отряд, рассевшись вокруг потрескивающего, тлеющего бревна, жадно уплетал походный обед. Северин старательно черпал упревшую кашу, заедая ее черствым ломтем хлеба, который казался ему вкуснее любых пирожных.

— Аах, от и набили брюхо, — бросил пустую деревянную миску на траву виконт и приложился к бурдюку, где булькала смешанная с вином вода, — дале, я мыслю, до ночи поплывем?

— Пожалуй так, нам чем быстрее, тем лучше, — с набитым ртом отозвался Эйнар.

— И на кого вы работаете, друже, я не пойму. На храмовников или на князя? О тебе многое сказывают, не знаешь чему и верить.

— Я на Никифора, он храмовником оказался, — не моргнув глазом соврал контрабандист, кивнув на компаньона.

— Вот значит, откуда твои умения, брат как тебя там, — ухмыльнулся Эммульд, — всегда знал, что вы, святоши, ничуть не лучше тех, кого на костры отправляете.

— Нашей рукой водит Незримый, как можем мы противиться его дарам, его милости, которой он озаряет верных рабов своих, — подыграл Эйнару солдат, отчего виконт скривился и выставил вперед обе руки, призывая прекратить.

— Все, все, ни слова больше, брат-рыцарь, мне хватает и проповедей нашего кастеляна в замке.

— Послушай, друже, нам без твоей помощи никак в Старгород не добраться, — начал издалека контрабандист, как его перебил виконт.

— А мне думаешь куда надо? Войска на марше, Реймир наверняка рвет и мечет, поди докажи ему, что я не пьяный в таверне валялся, а в плену у нечистого. Так что сперва мы доберемся до войска Флориана, вы поможете мне, и подтвердите историю моему сюзерену, а потом двигайте куда хотите.

— Смотри какой наглый, не успел шкуру спасти, а уже диктует нам что делать, — подумал Северин переглянувшись с товарищем.

Эйнар легонько прикрыл глаза, призывая согласиться, а сам обратился к Эммульду:

— Хорошо, друже, так тому и быть. Но поспешать нам надо, как можем.

— Так чего ж мы тогда тут прохлаждаемся, встаем и отчаливаем, эй ты, — швырнул в Фурмина миску виконт, — прибери тут все, помой да отнеси на ял, и шевелись давай, не то опять с тобой позабавимся.

Служка вскочил и принялся выполнять указание, а компаньоны отправились грузиться на корабль.

Спустя некоторые время все вопросы были улажены, и ялик вновь ходко двигался по водной глади, унося приключенцев все дальше от зловещей обители Фавнира. Над рекой веял свежий ветер, и озябший солдат плотнее закутался в свой шерстяной плащ. Он глядел на веером расходящиеся от носа корабля волны и размышлял о грядущих вызовах. Временами сердце захватывало трепещущее, словно бы щекочущее чувство предвкушения, а временами душа уходила в пятки от страха.

— И где же правда, ведь он сказал, что не сам выбрал себе такую участь. Я вот тоже сейчас не по своей воле оказался в этом мире, а никуда не деться. Это будет и честно и правильно ему помочь, — убеждал себя Северин, тут же мысленно одергивая, — Ха, ты так размышляешь, словно бы у тебя есть выбор, ты избран, а значит, уже несвободен. Пойди наперекор и мгновенно окажешься уничтожен. Кто ты против такого могущества? Червь, букашка, если не хуже.

Сигмар вздохнул, и понурил голову, в которой бурлили совсем невеселые мысли:

— У него то сил и власти хоть отбавляй, это так, но, подумай хорошенько, Северцев, что тогда можно сказать о его врагах. Он задумал тягаться со всеми властелинами этого мира, причем не земными князьями и герцогами, а с самими небожителями. И ты вместе с ним, но он бессмертный владыка тьмы, повелитель легионов мрака, а ты всего лишь букашка.

— Не сомневайся, человек, иногда сорвавшийся камешек вызывает обвал, который погребает под собой целый город. Пусть его сила невелика, главное, чтобы он оказался в нужное время и в нужном месте. Помни об этом, и помни о награде, что тебя ждет, ты не пожалеешь, Сигмар Северин, — раздался в голове рокочущий чужой голос, солдат вскинулся и помотал головой, пытаясь отогнать наваждение.

Обтерев лицо холодной речной водой, пахнущей тиной, Сигмар достал из-за пазухи бурдюк и, отвинтив пробку, приложился к нему, гулко глотая неразбавленное вино. Спустя минуту хмель пронесся по сосудам тела и мягко окутал сознание, отчего стало немного теплее и спокойнее. Северин отпил еще пару глотков, закрыл бурдюк, и, сплюнув в воду, чертыхнулся:

— Ну и черт с ним, будь, что будет. Надо действовать, а не размышлять и плакаться над своей судьбой. В конце концов, если все выгорит, то… Я и об этом-то мечтать не мог, что уже имею, а об обещанном Жнецом и говорить нечего. Вперед, товарищ Северцев, вас ждут великие дела.

— Эй, брат-рыцарь, не слыхал ты историю о том, как толстый приор на свинье прокатился? — услышал Сигмар окрик виконта.

Солдат развернулся, и, усевшись поудобнее, ответил:

— Не привел Незримый покуда, а что, веселая история?

— Веселая, веселая, тебе понравится, — засмеялся Эммульд и принялся повествовать.

А река тем временем несла их вперед к цели, мимо проплывали деревья и пригорки. Все шло по плану, Фурмин уверенно вел ялик по лесным протокам, и к исходу четвертого дня они оказалась на стремнине самого Сирта. Места вокруг были обжитые, и служка предупредил, что есть возможность разместиться на постой не в лесу, а в небольшом трактире, который притулился возле самой реки. Хозяин трактира наладил довольно широкий причал, чтобы проплывавшие купцы могли пришвартоваться и остановиться у него на ночь.

Ближе к вечеру, по правому борту ялика, спереди, показалось невысокое одноэтажное строение с покрытой дранкой двухскатной крышей. С вершины кровли глядел на прибывающих гостей видавший виды резной конек. Узкие окна, больше похожие на бойницы, были наглухо закрыты ставнями, отчего становилось непонятно, есть ли внутри хоть кто-то живой. Позади трактира, вплотную подступая к нему, высился зеленой стеной густой лес, а чуть ближе к реке притулились стойло для лошадей и небольшая банька, которая, судя по отсутствию печной трубы, топилась по-черному.

Поняв общее настроение, служка подналег на весла, и вскоре ялик оказался у небольшой пристани. Глухо стукнула об оструганный деревянный столбик причала вымокшая веревочная петля, поднатужившись, Фурмин затянул канат и аккуратно сложил весла под лавку, ожидая дальнейших указаний.

— Пожалуй, здесь ваши стоят. Эммульд, как мыслишь? — немного подумав, обратился к товарищу Эйнар.

— Пожалуй, что так. А может и старгородцы шалят в округе, кто знает — озадаченно почесал затылок виконт.

— Нда, и не видать отсюда ни черта. Хоть и лодок не стоит, поди знай, может по суше к нему полон дом гостей набился.

— А время нынче такое, что гости все поголовно с оружием ходят и не меньше чем десятком рыл.

— Все так, спору нет, а ты что думаешь, друже? — повернулся к Северину контрабандист.

— Я думаю, никому из нас не с руки будет в трактир топать, не зная наперед, кто там на постое сегодня. Так что, Фурмин, придется тебе идти, тем более, что хозяина ты знаешь. Но помни, я все время рядом буду, даже ближе, чем рядом, вздумаешь какие-нибудь пакости учинить, тут же сердечко прихватит и пикнуть не успеешь, как окажешься с Фавниром по одну сторону, — быстро приняв решение, напутствовал Сигмар служку.

Тот оглядел угрюмые физиономии своих спутников, быстро-быстро закивал и с кряхтением полез на мостки. Вернулся он довольно скоро и затараторил:

— Все узнал, как вы велели, господин. Трактир пустует, все разбежались от войны куда глаза глядят. Флорианцы под Суравой, а старгородцы и вовсе черт знает где. Свейн на радостях, что хоть кто-то у него гостить останется, собирается десяток перепелов зажарить да целую кабанью ногу.

— О, то дело! — нетерпеливо хлопнул себя ладонями по коленям виконт.

— Ничего подозрительного не заметил? — пытливо уставился на служку контрабандист.

— Заметил, заметил, все обскажу сейчас, вот только помочь мне надо, оттащить одну вещь. Бревно одно там упало, Свейн попросил убрать, иначе…

— Ты сдурел что ли, смерд — недоуменно перебил его Эммульд, — может я заместо тебя буду теперь слугой?

— Нет, господин, не подумайте плохого, очень уж тяжелая вещь, сам не справлюсь, а уважить Свейна бы стоило, глядишь, он нам и подскажет чего.

— Ладно, чертяка, помогу тебе, а ну, дай руку, — поднялся со своего места и, аккуратно переступая по раскачивающемуся ялу, полез к мосткам Северин.

Едва они сошли на берег и отдалились достаточно от судна, как служка, кинув быстрый взгляд через плечо, приглушенно заговорил:

— Храмовники были здесь, из самого Ордена, и плевать им на войну, на битвы, они везде свои — что у Атмара, что у Флориана.

— Так, и чего им было надо? — заинтересовался Северин.

— Вас двоих, один здоровый, можно сказать толстоват, прозванием Эйнар, и его товарищ, моложе годами да повыше ростом, зовется Сигмар.

— Вот те раз, а за что ищут, не сказал тебе трактирщик? — нахмурился солдат.

— Нет, об этом молчком, но взялись крепко, как видно, все пути оседлали, святоши, — развел руками служка, — и награду обещают большую, цельных 50 талеров за обоих.

— Ого, неслабо они нас оценили. Молодец, все правильно сделал, что при виконте не проболтался, он-то думает, что я из этих самых, кто на нас охоту начал. Знать бы еще из-за чего.

— Я трактирщику уж сказал, что трое нас и один лодку стеречь останется, — вопросительно посмотрел на солдата Фурмин.

— Все верно, котелок варит у тебя, будешь таким же расторопным, обещаю — отпустим тебя на все четыре стороны. Слушай, может ты и бревно какое подсмотрел, чтоб утащить нам, иначе почует неладное Эммульд?

— А как же, — усмехнулся служка, — идемте за мной, господин.

Через пяток минут раскрасневшиеся и немного запыхавшиеся солдат со служкой вернулись к своим спутникам.

— Нельзя нам в трактир, друже, — сходу начал свою басню Северин, — бродит тут неподалеку отряд старгородцев, то ли недобитки после Зеленых холмов остались, то ли специально по нашу душу их Атмар отправил. Однако ж не раз побывали они в трактире да еще наведать обещались и каждый раз про нас с тобой речь вели, не проходили ли мимо, нет ли слухов о нас.

— Тьфу, что за чертовщина, уж Атмар должен знать, тем более… — сплюнул в воду Эйнар от досады.

— Так или иначе, придется нам ночевать тут, в ялике, Фурмин притащит еды, он трактирщику наплел, что здесь один человек останется за товаром смотреть.

— Приятно оставаться, друзья, а я полез наверх, у меня эта промозглая сырость в печенках уже сидит, — недолго думая, попрощался Эммульд, взобравшись на мостки и скорым шагом направившись в трактир.

За ним, получив немое согласие Сигмара, посеменил служка, и компаньоны остались вдвоем.

— Всю правду я тебе сказал, кроме одной вещи — не старгородцы нас искали, а храмовники, по виду из Ордена. За что и почему не сказывают, но награду за наши головы обещают солидную.

— Ох, как будто мало нам флорианцев, теперь еще сложней будет добраться до стольного града. Хотя, постой, ищут-то они двоих?

— Ага, один в годах, другой помоложе, Эйнар и Сигмар.

— Тогда есть шанс, — потер руки контрабандист, — ищут двух старгородцев и ищут, скорее всего, вокруг Суравы, а нас четверо, и мы вроде как свита не последнего из флорианцев, так что минуем границы маркграфства и поминай как звали.

— Звучит неплохо, главное, чтобы Эммульд не подвел, очень уж своевольный нрав у него.

— Я смотрю за ним, не волнуйся, и еще, ни к какому Реймиру мы не собираемся, так что подберемся к Старгороду, будь готов, виконт — знатный рубака, и вдвоем можем не одолеть, уж постарайся его магией вдарить.

— Хорошо, Эйнар, я буду настороже, — кивнул солдат и тут же подметил, углядев Фурмина, несущегося к ним с кувшином и объемистым свертком, — а вот и пленник наш, никак харчи нам тащит.

— Славное дело, у меня уже с голоду кажется дыра в животе образовалась, даже посвистывает немного, — усмехнулся Эйнар.

— И у меня, друже, брюхо разговаривать вздумало, бур да бур, подавай, говорит, Фурмин, мне вина да мясца жареного побольше, — подшутил над подошедшим служкой солдат.

— Чегой, господин, не понял я вас немножко? — недоуменно переспросил Фурмин, до слез рассмешив своих спутников. Помявшись немного в смятении, он несмело улыбнулся сам.

— Кстати, друже, это ведь пленник наш все придумал, как нам про засаду рассказать, так чтоб Эммульд не догадался.

— Молодец, хвалю, — хлопнул по плечу Фурмина контрабандист, яростно вгрызаясь в запеченную в печи ножку тетерева.

— Я и ишшо одну вещичку знаю, которую вам услышать интерес будет, — посулил довольно надувший щеки служка.

— Так рассказывай, не тяни, — ответил нетерпеливо Северин.

Воровато оглянувшись, Фурмин склонился к компаньонам:

— Молва давненько о вас зашла. Кхе. Чертов Фавнир сам не свой тогда ходил, хоть и нежить. Мне многого ведь не сказывали, не свой я им был, так слуга безмолвный, человечишка.

— Ты заплачь еще тут, — хмыкнул Эйнар.

Искоса глянув на контрабандиста, Фурмин продолжил:

— Ага, но был там один, Йонс, его имя. Все уж знали, что недолог его срок людской, до новой луны, не боле. И столько в нем радости было, что почет ему оказывают да в Братство принимают. Охох. Ан сболтнуть-то и некому. Вот он и со мной гутарил. Оттого и знаю я, что попервам боялись вас, проклятый упредил Фавнира, что по его душу идут, но видать возгордился он, али еще чего произошло, но сорвались как-то ночью чуть не все Братство в бой. Один Фавнир остался. Не мог он дальше границы выйти.

— Какой еще границы? — задался вопросом Северин.

— А и не знаю я, — попросту пожал плечами служка, — не поймешь их, упырей гнусных, но не всегда и не везде могли они пройти. Таак. Потом не знаю я, тому как отправили меня с наказом до Суравы. Сполнить-то не получилось у меня, какой там! Когда эрендальцы под стенами стоят. Пока назад обернулся, там уже и вас застал.

— Да, действительно интересные ты нам вести донес, пожалуй, стоит отпустить тебя на свободу, как доберемся до Старгорода. Как мыслишь, друже? — запивая вином тающую во рту птицу, предложил Сигмар.

Эйнар, прожевал кусок, выкинул кость в реку, и, задумавшись, уставился на затаившего дыхание служку. Спустя мгновение, сыто отрыгнувшись, он вынес вердикт:

— Коли будет таким же расторопным и полезным, то пусть валит куда вздумается.

Засерело предрассветными сумерками холодное небо, ночь словно бы нехотя отдавала свою власть новому дню. Влажный воздух, выстуженный прохладой осенней ночи, оседал крупными каплями на высокой траве, кустарнике, лошадиной упряжи и пожитках двух дремлющих друг рядом с другом монахов. Тут один из них, широкоплечий, открыл глаза, и, проведя руками по мокрой траве, вытер росою лицо. Он встал, хорошенько потянулся, и, оглядев скрытую сумерками опушку старого елового леса, обернулся к своему спутнику.

— Просыпайся, брат Земульт, настала пора, — мягко потрепал он монаха своей огромной ладонью.

— Да, брат Виллегер, уже встаю, — мгновенно сбросил сонное оцепенение монах и поднялся на ноги.

И тут же они споро пошагали в сторону опушки, сминая сапогами высокую траву. Полы их мешковатых одеяний из грубого сукна быстро промокли, однако монахи не обращали ни малейшего внимания на неудобства.

— Смотри внимательно, защитник Веры, Незримый одаряет своих верных рабов множеством способностей, дабы могли мы противостоять порождениям тьмы, детям ночи и зла. Ответь мне, что я должен сделать сперва?

— Произнести гимны Великой Матери, покровительницы всего живого, что только рождается в этом мире.

— Правильно, ты должен испросить ее благословения, чтобы всякий зверь, всякая птица стали помогать тебе. Потом представь того, кто тебе нужен, и призови его, вот так… — договорив Виллегер оборотился в сторону леса и часто заухал словно филин.

Вскоре из чащобы послышалось ответное ухание хищной птицы. Спустя немного времени, на крепкую перчатку из толстенной кожи, явившись внезапно, подобно призраку, спланировала круглоголовая серая птица. Она любопытно вертела головой в разные стороны, оглядывая монахов. В это время Виллегер зашептал свои таинственные молитвы, отчего самый воздух вокруг словно бы зазвенел. Между птицей и монахом протянулся тоненький, искрящийся мостик, тут, внезапно, филин расправил крылья и, громко ухнув, растворился в сумерках.

Земульт, звавшийся в миру Яруном, подступил к своему товарищу, который застыл как истукан, закатив глаза. Однако помощь не понадобилась, с первыми рассветными лучами Виллегер вернулся обратно.

— Ох и прыткие эти ребята, — утратив возвышенную торжественность речи, поведал монах, — свистнули статую Жнеца и растворились в лесах. Ни следа, ни намека. Словно бы сам Проклятый их ведет и оберегает.

— Значит, Сеерхалле существует?

— Существовало, скорее. Раз я сумел его разглядеть, значит Фавнир мертв, пелена спала, а колдовство рассеялось, и навряд ли Жнец допустил это просто так, не разменяв своего адепта на нечто большее.

— Дела, — вздохнув, пригладил Ярун свою огненно-рыжую бороду, — и что же мы теперь будем делать?

— Седлать лошадей и мчаться в Сураву, цель этих парней — Старгород, отправятся они по реке, иначе статую им не уволочь, и перехватить мы их сможем именно там, если поторопимся, — прытко зашагал Виллегер в сторону их ночной стоянки, добавив озабоченно уже на ходу — и не приведи нам Незримый не успеть это сделать.

Затянутый в плотную стеганку темного сукна воин наблюдал за лениво бегущими водами Сирта. Мучительно борясь с одолевавшей его зевотой и поминутно чертыхаясь, ратник ожидал смены, но время тянулось словно густая, вязкая смола. Солнечные лучи уже изрядно нагрели железо широкополой шапели, отчего голова под крепким кожаным капюшоном нещадно прела, заставляя воина поминать недобрым словом весь мир: от требовательного и охочего до зуботычин десятника до старгородского виконта Стерра, который стойко держал оборону в Сураве и из-за которого приходилось торчать на этом несносном посту. Однако появившаяся на горизонте лодка мгновенна сбила с бедолаги всю сонливость, и он приложил руку к козырьку, вглядываясь вдаль на сверкающие отблески волн могучей реки.

Поначалу небольшой ялик, плавно бороздящий водную гладь, не вызвал тревоги, однако сверкнувшие сталью доспехи заставили достать арбалет и, вложив в направляющий паз ясеневый болт, натянуть тетиву.

— Ето хто тама плывет, а? Ну-ка, назови себя, не то стрельну — осипшим от долгого молчания голосом, прокричал воин, прицелившись в сторону ялика.

— Эй, служивый, ты рот-то пошире раскрой, чтоб самострел легко вошел, который я тебе в пасть запихну, дерьмо собачье! — не замедлил раздаться ответ с корабля.

Ратник ошалело уставился на кричащего, пытаясь разглядеть герб, выведенный эмалью на латном доспехе.

— Черт, кого там несет… Оох, плакала моя головушка, — простонал воин, рассмотрев черный утес на кроваво-красном фоне. Этот герб был известен далеко за пределами Эрендальского герцогства благодаря своему бесшабашному владельцу — искусному фехтовальщику, победителю многих турниров и заядлому поединщику Эммульду.

— Простите великодушно, господин! Побегу доложусь, чтоб вас встретили, — прокричал служивый, ходко двинув в сторону палаток своего отряда.

— Ишь как почесал, только пятки сверкают, — усмехнулся Эйнар и похлопал служку по плечу, — давай причаливай там, где этот олух стоял.

Фурмин кивнул и принялся рулить в сторону берега. Не успели они спрыгнуть на песчаную отмель, как увидели богато разодетого эрендальского вельможу, спешащего к ним навстречу в сопровождении десятка хорошо вооруженных солдат.

— Доброго здравия, Ваша милость. Прошу извинить за небольшой проступок моего воина, он лишь неловко нес службу, но не имел намерения оскорбить или, или… — стал водить ладонями в воздухе вельможа, словно пытаясь поймать ускользнувшее от него слово.

— И тебе доброго здоровья, не мучайся, я понял. Накажешь его сам, чтобы впредь головой думал, а не задницей, — видя, как мнется вельможа, не решаясь продолжить разговор, виконт поторопил его, — смотрю, не все сказал, выкладывай, не тяни!

— Его сиятельство, достопочтенный граф Реймир, справлялся причинах вашего отсутствия в рядах атакующего войска и сказал примерно следующее: «Застанете его в таверне упившимся допьяна или в бардаке с гулящими девками, то не будить, не звать, а подпереть дверь покрепче, да спалить нахрен».

Сигмар едва удержал улыбку, глядя на замешательство, граничащее с легким страхом, одолевшее обычно уверенного в себе, больше того, самодовольного Эммульда. Впрочем виконт быстро оправился и бесшабашно махнул рукой:

— Это просто достопочтенный граф не знает, в какой переделке я побывал и с каким врагом довелось сразиться. Но мои друзья подтвердят ему в точности, как оно было на самом деле.

— Несомненно, Ваша милость, также было велено оказывать вам всякое содействие, какое только возможно. Нужен ли вам иной корабль?

— Да, нужен. Хм, — задумался виконт, — пожалуй лучше всего подойдет быстроходный когг с командой. Думаю, десятка ратников нам хватит. Припасы в дорогу, чтобы хватило до Старгорода, ну и все.

— Будет исполнено в точности, господин.

— Тогда веди нас к столу, пока будет снаряжаться корабль. В ял без нашего ведома не лазьте, если вам жизнь дорога. Под рогожей такая вещь лежит, что от одного взгляда в жабу оборотишься, только святошам из Ордена под силу совладать с ворожбой.

— Все понял, воинам накажу держаться подальше, дураков у нас нет, можете быть спокойны.

— Что ж, молодец, исправно служишь, замолвлю за тебя словечко самому достопочтенному Реймиру, — договорив, вопросительно уставился на вельможу Эммульд.

— Барон Пфюльц, Ваша светлость.

— Угу, барон Пфюльц, — кивнул виконт, повторив имя, чтобы запомнить, и направился за указывающим дорогу вельможей.

К полудню все сборы были завершены и приключенцы взбирались по перекинутым с песчаного берега мосткам на одномачтовый когг. По обоим бортам судна были прикреплены сбитые из толстенных досок круглые щиты, украшенные гербом владельца — барона Пфюльца. Крепкую, дубовую мачту с овальной марсовой площадкой, напоминающей большую корзину, увенчивал покрытый ярко-желтой краской солнечный диск с четырьмя лучами. В отличие от подобных знаков, в превеликом множестве виденных Сигмаром на землях княжества ранее, центральный луч был исполнен в виде трезубца, показывая собой, что владельцы судна среди других воплощений Незримого больше чтут повелителя рек и морей, великого Морехода — Ульдага. Наконец, нос и корма когга были защищены неширокими бойницами с зубчатым ограждением.

— Ладный корабль, — вслух повторил мысли солдата взбирающийся по мосткам Эйнар.

В ответ Сигмар лишь тяжело вздохнул, так как благодаря очередной хитрости своего ушлого товарища он был награжден совершенно внезапным обетом молчания на все пару недель пути до Старгорода. Себя же контрабандист представил как Свейна из ватаги Ормульда, опасаясь глаз и ушей Ордена, которые могли оказаться где угодно. Заодно, руководя погрузкой идола на корабль, Эйнар обставил все так, что они с Северином, можно сказать, случайно помогли могучему Эммульду, который в одиночку перебил целую бандитскую шайку, главным в которой был старый колдун, обращающий в жабу одним своим взглядом.

Поначалу виконт, пришедший послушать, о чем это там громыхает на всю округу его товарищ, откровенно недоумевал, но спустя буквально пяток минут, хвастливая натура Эммульда взяла верх, и рассказ Эйнара дополнился такими цветистыми деталями, что присутствующий при сцене Сигмар только покачивал головой да повторял про себя:

— Ну и врун, и бывают ведь на свете такие.

Так или иначе, но все задачи были решены, и попутный ветер расправил широкий бело-голубой парус когга, заставляя судно набирать ход. Ратники барона держались подальше от трюма, где была заперта завернутая в просмоленную ткань статуя Жнеца, как не донимали и Сигмара, который быстро увалился спать в отведенном им с Эйнаром угле. Перевоплощающийся на ходу контрабандист держался рядом с Эммульдом, который по своему обыкновению закатил гулянку по случаю успешного спасения из логова врага людского. Соглядатаи Ордена в свою очередь безуспешно рыскали по округе, пытаясь отыскать иголку в стогу сена. Хуже всего устроился Фурмин, которого вспыльчивый виконт, навешав чувствительных оплеух, бросил в крошечную камору в трюме и запер на засов, велев одному из ратников приглядывать за пленником.