Про лето я ляпнула неосмотрительно.
Так вышло, что Тони рассказывал, какие у его бабки сады на побережье — персики, сливы, апельсины… я восхищалась, красота, наверно, вот бы посмотреть. А он так невзначай пригласил — да приезжай, у нас всегда рады гостям. И я, не задумываясь, спросила у Ника — можем ли мы летом съездить, посмотреть.
Ник… он улыбнулся, чуть неловко.
— Конечно, Женя. Ты можешь поехать, если захочешь.
— А ты?
Говоря это, я уже знала ответ.
Мы никогда не обсуждали будущее, дальше начала весны. Потому что все… Словно весной наступал конец света.
— Я бы тоже с удовольствием поехал, — сказал Ник тихо. — Я бывал там. Весной особенная невероятная красота, когда все это цветет… Ты видела, как цветет персик? Не знаю, что за сорт у них там, но такие огромные махровые розовые цветы…
— «Аягонский красный», — хмуро сказал Тони.
— Точно, — согласился Ник. — Они когда поспевают, то красные даже внутри, сладкие-сладкие, и огромные, вот… с кулак размером, — Ник показал свой здоровенный кулак, с три моих, наверно. — Мы как-то с Тони помогали собирать, и я пока собирал, обожрался их, просто невозможно устоять…
— У меня тетка Селинья из этих персиков такое варенье варит! Что-то я не додумался тебе привести…
— Да ладно, — Ник отмахнулся, — я помню.
Что-то было во всем этом…
Я смотрела на них. Понимала, что Тони так хотел бы пригласить, но не мог. А Ник хотел бы поехать.
Конец света?
Словно никакой больше весны.
Неужели все это так однозначно, что даже немного помечтать, представить беззаботное лето — не выходит?
Я знала, что Ник с Тони дружили в старших классах, когда мать Ника окончательно разорвала отношения с его отцом, уехала не только на зиму, но и насовсем. Да и, пожалуй, от Ника с Патриком она ушла тоже, хотела забыть все это, как страшный сон. Ник говорил, что отношения охладели давно, невозможно так жить… Но огни над Бездной — стали последней каплей. А мальчики были уже взрослые и слишком похожи на отца… и, рано или поздно, должны были занять его место.
По сути, учась в старших классах, Ник жил самостоятельно, в пансионе при частной школе. И Тони тоже. А на каникулы уезжал к отцу или к друзьям. Это было почти весело… Если бы не отец, если б не Патрик.
Патрик все оставшиеся годы пытался доказать матери, что он не такой, что он не станет поступать так, и готов драться… Доказал?
Ник никогда не пытался ничего доказывать, просто жил как жил.
Он и сейчас…
Ник сидел, чуть покручивая в руке бокал с вином… Задумчиво.
— Слушай, Тони… — сказал он, — а можно будет Женю отправить к тебе ненадолго весной? Я бы, конечно, отправил ее домой… но если домой она откажется, то можно к тебе?
В этом была какая-то последняя надежда.
— Боишься, что ее накроет?
«Ты же понимаешь, что ей достанется все равно? — поинтересовался Алекс. — Ты же снова полезешь драться, и она, вместе с тобой, получит по полной. Женя, а ты готова разделить с ним не только жизнь, но и смерть? Месяца через два».
Чуть больше месяца осталось… совсем чуть-чуть больше.
Я даже сейчас чувствовала, как Нику плохо, прямо физически чувствовала — его сомнения, его боль. Его боль — как свою. А если…
— Ее накроет, — сказал Ник, его голос звучал почти равнодушно. — Это я еще могу закрыться, Алекс может. А ей закрыться нечем, — он облизал губы. — Возьмешь ее?
Тони кивнул.
— Да. Я могу забрать ее хоть сейчас, Селинья будет только рада. Но заранее Сердце Пика не выдержит, да? Я приеду и заберу ее… дня за два. Пойдет? Мы успеем доехать. Я найду человека, который сможет поставить хорошие щиты.
— Спасибо, — сказал Ник.
Я не поеду.
— Я не поеду, — сказала я. — Останусь с тобой!
Ник покачал головой.
Тони вздохнул.
— Ты не объяснял ей? — сказал он. — Женя, если останешься, то умрешь. Я знаю, что тебя уже не принесут в жертву, но то, что тут будет — ты просто не выдержишь. Даже если физически выдержишь — сойдешь с ума. Твоя связь с Ником достаточно сильна. Ты же и сейчас его чувствуешь? Чувствуешь? И это притом, что он, наверняка, закрывается всеми силами, ставит щиты. Ставишь, Ник?
Ник поджал губы, скрипнул зубами. Потом поднялся на ноги.
— Женя, сиди, не вставай, — сказал он. — Я просто отойду от тебя подальше, наверно, действительно лучше показать сейчас. Расстояние тоже имеет значение, чем ближе, тем сильнее бьет. Я ненадолго сниму щит, и ты почувствуешь. Хочу сказать сразу, не пугайся, для меня это не так страшно, как тебе может показаться, я не человек, воспринимаю это немного иначе, на людей давит больше. Да и ко всему привыкаешь. И… ладно…
Он выдохнул.
Отошел на другой конец комнаты.
— Готова?
Я невольно кивнула…
И вот тут меня просто оглушило накатившей волной ужаса. Мне казалось, даже сердце остановилось… я не понимала ничего. Только бесконечный, нестерпимый вой, который зовет меня, тянет… в Бездну. Так, что все тело сводит судорогой, сжимается живот, и кажется даже, сейчас все вывернется наизнанку… хочется умереть, и…
И разом все стихло.
Тишина, так, что звенит в ушах.
Ник издалека смотрел на меня.
— Женя, как ты?
Я… у меня тряслись руки. Еще немного, и слезы полились из глаз. Я ничего не могла сделать.
Ник подошел, обнял, поднял меня на руки и вместе со мной сел в кресло, усадив к себе на колени. Я прижалась к нему изо всех сил.
— Сейчас все пройдет, — шепнул он, гладя меня по волосам.
Я подняла на него глаза.
— И ты тоже чувствуешь это? — не могла поверить. — Постоянно?
Невозможно так жить, никто не выдержит.
— Не совсем, — сказал он, и даже чуть улыбнулся. — Я могу отгородиться и сам, и вторичным щитом прикрыть тебя. В полную силу мне не достается. А вот сейчас, когда я обнимаю тебя, зов Бездны утихает почти совсем. Ты защищаешь меня от Бездны, — он осторожно поцеловал меня в лоб. — Конечно, прости за откровенность, но когда я обнимаю тебя во сне, это не только потому, что так сильно люблю, но и потому, что это мне самому помогает спокойно спать, без кошмаров. Но тебя я все равно люблю, иначе бы не действовало…
Мне было хорошо в его руках, хорошо, когда он рядом. Даже начинало казаться, что тот минутный ужас, открывшийся мне — только почудился.
Но почему же так?
— Ник… — я не знала, что сказать. Не укладывалось в голове.
— Если Бездна хоть раз коснется тебя, ты будешь слышать ее зов, — сказал он. — На самом деле, драконы с рождения часть Бездны. Но с рождения этот зов едва уловим. Нарастает потом… когда сталкиваешься лицом к лицу. А учитывая, что Уркаш дважды успел основательно пережевать меня и выжать досуха… Я отчетливо слышу его. Летом почти затихает, нарастает к весне. И почти всегда к ночи, а утром — куда меньше чувствуешь. Я могу закрыть это от тебя… Но когда Уркаш придет сюда, мои щиты просто сорвет.
«Хочется поскорее сдохнуть, лишь бы это закончилось, больше ничего. Кажется, словно длится целую вечность, но на самом деле пару минут. Впрочем, сдохнуть потом хочется постоянно, хотя со временем сглаживается».
Невозможно…
— И ничего нельзя сделать? — спросила я.
— Убить его, — сказал Ник. — Уркаша. И зов стихнет. Между прочим, вопрос о моей вменяемости в тех петициях, что ты видела, поднимается не зря. Они знают, что бывает с человеком, которого коснулся Уркаш. Они видели, что было со мной. Мало кто из людей способен сохранить здравый рассудок. Ничего… — он уткнулся носом в мои волосы. — Тебя мы отправим подальше, а я что-нибудь придумаю.