Ломщик

Глава 6

Начальница зоны, бледная, злая, с перевязанной рукой, похоже, была готова застрелить своего спасителя.

— Убью! Клянусь Святым Болтуарием! Где тебя носило?!

— Сидел в чулане за коптеркой вольняшек. Спрятал туда и Энгу, она билась в истерике.

— Какого дьявола?!

По контрасту с Гегенией Макс был предельно спокоен. Пока зачищал завод, эмоции сублимировались, даже жгучая ненависть к насильникам. Он поставил себе задачу: ликвидировать нелюдей и системно ее выполнял. Чувства прорвало, только когда вылез из коптера и побежал на склад, где несколько минут назад связали одну и раздевали другую девушку, нимало не интересуясь их желанием (точнее — нежеланием) близко знакомиться с «настоящими мужчинами».

В цеху царил хаос. Осужденные отбывали сроки преимущественно за ненасильственные преступления, эти женщины видели жестокость только по видео и воспринимали ее как нечто их не касающееся, ссоры между ними самими не выходили из ряда бытовых. Никто никому кишки не выпускал, дамы ограничивались угрозами, царапинами да вырванными волосами. Бойня в цеху вызвала у них шок и трепет.

Макс под шумок выдернул Энгу из кучи ее товарок, фактически похитил. И не отпускал, выслушивая причитания и вытирая ей слезы, пока не убедился, что прибыла «кавалерия», прискакавшая поздно — бандиты успели бы и потрахаться всласть, и забрать шкуры, и убраться восвояси. Тем самым избежал контакта со спецурой, но с Гегения с ними пообщалась плотно, и теперь устроила разборку Максу.

— Как я должна была объяснить спецназу, отчего все пятеро бандитов умерли от пуль?

— Позволю себе предположить, госпожа, что ты что-нибудь придумала. Информация о перестрелявшем их внесистемном герое без чипа в затылке не принесла бы радости ни тебе, ни прилетевшим на выручку.

— Дурачина! Ты не понимаешь? Я давно просила усилить охрану, еще после нападения двухлетней давности! Мне не только отказали, но вдобавок запретили вмешиваться стрелкам с зоны для опасных: своих должны стеречь. А тут выходит, что я, женщина, и два задохлика, Герн и Орих, покрошили вооруженную банду! Зачем тогда нам дополнительная стража? Эти не разбирались даже, сказали: спасибо, что справились самостоятельно, забрали трупы, и до свиданья!

— Естественно, — согласился Макс. — Любой государственный чиновник на своем месте стремится выполнять как можно меньший объем работы. В моем мире, который ты отрицаешь, говорят: «вдруг война, а я уставший».

— Но ты, чертов снайпер, полез куда не просили!

В ее голосе теперь было больше отчаяния, чем злости.

— Это — личное. Они схватили Энгу. Да и ты, уважаемая, хоть мы ни разу с тобой не шух-шух, хорошо ко мне отнеслась. Оставаться в стороне не в моих правилах. Мужчина сильнее женщины, поэтому обязан защищать.

— Тебя могли убить! А изнасилованная… Помылась бы в душе, а синяки и царапины заживут. Или ты брезговал бы прикоснуться к Энге, если в ней побывал другой?

Выпад, довольно скотский, не пробил спокойствия Макса. Он как сидел на стуле перед начальницей, так и остался сидеть. Лишь закинул ногу за ногу. На животе и груди ткань комбинезона почернела. Большие пятна — от оленьей крови, эти получил, пока он прятался между разделочными столами. Мелкие брызги наверняка вылетели не из оленей.

— Странно слышать такое от женщины. Вы сами порой стремитесь к шух-шух и желаете не менее мужчин. Но внезапный «подарок судьбы», свалившийся против вашей воли, принять не желаете. Гиния, хоть с нее даже одежду не сорвали, рыдала навзрыд и точно не от того, что я пришил польстившихся на ее прелести. У Энги вообще психологический срыв. Едва успокоил, и то — не до конца. Дрожит как в лихорадке.

Гегения осторожно положила забинтованное предплечье на столешницу.

— Ты настолько понимаешь женщин?

— До конца вас не понимает ни один мужчина. Да и вы сами — не вполне. Но защита от насильника входит в число обязанностей мужчины. Если считаешь, что это всего лишь причуда сообщества изгнавших меня отлавов, продолжай так думать.

— Я думаю: что делать?

— Как что? Готовиться к награде. Руководимый тобой маленький коллектив отбился своими силами от вооруженной банды, пока служба безопасности колупалась пальцем в заднице и никуда не торопилась. За это время успели бы прилететь из центра Рутении!

— Но рано или поздно проверят! Просмотрят записи с камер цеха. Дадут задание Глобе провести анализ, что он выдаст?

— Правду. Я — член твоей команды, допущенный к службе на заводе по твоему распоряжению. Если бы не приняла гениальное управленческое решение привлечь к делу отлава, пятеро обормотов потешились бы и увезли все шкуры. Что потешились — никому дела нет, как и до чувств обиженных девочек. А вот шкуры важны, без вопросов.

— Даже не представляешь, кому и насколько важно!

Это стало известно к концу смены. Появился офицер из зоны для опасных, сопровождавший охотников, а с ним — давешний патлатый авторитет и еще один заключенный, довольно странный рыхлый тип с рассеянным взглядом, о таких говорят «не от мира сего».

— Осужденный Заберт будет говорить с тобой лично и наедине, — объявил офицер.

Он увел рассеянного, а пахан начал с наезда:

— Хоть кому-то брякнул, что ружье стреляет, если зажать прицел? Жопу оторву, если проболтаешься!

— Гегения видела. Двоих положил у нее на глазах. Все остальные — как расстреливал других «джентльменов удачи». И на записях будет.

— Запись мой ломщик стер! А девкам закрыта съемка в тучу, чтоб не кидали видосы. Запрещено приговором. Въехал? Если вертухаи прочухают, что мы можем наколотить в них дырок из охотничьих карабинов, прощай, охота! И мне сидеть годы.

— Ага… То есть если бы я не спас шкуры, тебе бы их не зачли, и оплата за меха не ушла на твое досрочное освобождение?

Как Макс узнал, стрелки рискуют жизнью, подбираясь к волкам, ради пахана, а не собственных интересов… Северные волки — это просто животные, гораздо страшнее, когда люди живут по звериным законам.

— Не твое дело…

— Мое, Заберт! Теперь, по всем понятиям, ты — мой должник. Малую часть долга отдашь беседой с ломщиком. А основное…

— Не многовато ли на себя берешь, фраерок? — ощерился пахан.

— Столько, сколько могу унести. Главное: организуй мне перелет на Большую Землю.

— Охренел? Ты хоть понимаешь, что и у кого просишь?

— Именно поэтому. По понятиям, тебе оказана громадная услуга. А ты ставишь себя авторитетом, способным решать вопросы. Или я тебя переоценил?

На Родине это называется «взять на слабо». Здесь не сработало. По крайней мере, не сразу.

— Подумаю, — пробурчал пахан. — Раскинь мозгами: на Большой Земле ты никому нахрен не нужен — ни без чипа, ни с ломаным чипом.

— Именно поэтому сейчас поговорю с ломщиком, а к тебе, уважаемый, последний вопрос, ответ важен для нас обоих. Обмылок, которому я засадил ногой по шарам, а потом пристрелил, наверняка отсюда и во время прошлой отсидки охотился на волков.

— Уверен?

— Да. Их банда четко знала помещения — где склад шкур, где — спецодежды. И что с вашей зоны вертухаи не прибегут. Коптер летел так, что его никто не засек. Жмур перед смертью взял карабин, стал в раскоряку, будто собрался целиться по волку. Зуб даю — вспоминал прошлое. Он точно был главный в пятерке, потому что забрал себе ствол начальницы. Ты давно сидишь. Колись, с их главным знаком? На видео с камер узнал?

— Гас Загребис, откинулся три года как. В позапрошлом уже делал налет.

— Он — в мастях?

— Чего ты плетешь?

— В смысле: он авторитетный, как и ты?

— Был.

— И при этом грабил зону, а фактически — тебя, лишая бабла на освобождение. Слушай, Заберт. Такие люди — не одиночки. С ним кто-то работал или за ним стоял. Меня здесь как бы нет. А пойдет слух: Гаса положили на зоне Заберта! С тобой разберутся?

— Обломаются! — уголовник ощерился. — По всем понятиям я на своей деляне и защищаю свое. А вот твою жопу могу сдать.

— Тоже нехорошо и добавляет желания свалить из Тремихи.

— Тебя могут вычислить и помимо меня. Так что — да, время сдриснуть. Но ломаный чип денег стоит. Сколько у тебя есть?

— К концу месяца — пара тысяч.

— Чисто зарплата? Ну да, за волка получишь, когда купцы с Большой Земли рассчитаются за все шкуры. Тех бабосов хватит.

Макс не признался, что уже распорядился премией и заднего хода не включит.

— Понял тебя. Давай своего ломщика.

— Я решаю, когда закончить разговор! — взвился зэк.

— У тебя еще есть вопросы?

— У нас на зоне ты бы долго не протянул… — буркнул пахан и ушел.

Рассеянный занял место на табурете, нагретом авторитетной пятой точкой.

— Привет. Я — Макс и я — отлав.

Прозвучало смешно. Примерно: как «я — такой-то и я алкоголик», в сообществе алкашей. Зэк не бросился ему на шею с криком «я тоже отлав-алкоголик», наоборот, презрительно буркнул:

— Скажешь при наших «отлав», получишь в бубен. Нас так офицеры зоны зовут.

— А сами?

— Ансист. Или внесистемный человек. Мы — не незаконные. Просто живем по своим законам.

— Если выберусь отсюда, как к вам попасть? Получить чип?

— Хрен тебя кто примет. Но могу свести, если выберемся вместе.

— Но тебя же наверняка чипировали?

— Ну и что? — пожал плечами зэк. — Глобу обмануть — что младенца ограбить. Порой настолько просто, что пацаны зарываются, теряют осторожность и попадаются. Как я, например.

Он не раскрыл подробностей. Или ломанул чип прямо в своей голове, или… Макс не стал гадать.

— Заметано.

Потом нашел Заберта и рассказал, что ломщик нужен для компании.

— Ты вконец обнаглел! — возмутился Заберт. — Не рассчитаешься. Впрочем… Стреляешь хорошо. В следующий раз идешь с нами. Я сказал.

Офицер согласно кивнул, похоже, даже лишенный возможности возражать.

Неизвестно, что там имела в виду Тила, обещавшая прикинуть варианты как покинуть зону, здесь наклевывался вполне конкретный. Причем, если бы в первые дни пребывания в Тремихе Максу предложили слинять с полуострова при содействии криминального авторитета, на котором клейма ставить негде, он бы категорически отказался. Сейчас, благодаря доступу к сети, разобрался, что мир устроен неизмеримо сложнее. Он не черно-белый, как казалось на первый взгляд: соединенные с Глобой представляют собой законное и упорядоченное начало, а отлавы-ансисты — сплошь уголовники, бродяги, рванье и прочие асоциальные элементы. На самом деле теневая сторона жизни была интересна чрезвычайно многим. Даже крупные дельцы, столпы общества, проворачивали некоторые делишки в невидимом для Глобы пространстве. Эта темная сторона общества была по-своему структурирована и переплетена с официальной, причем информация о существовании андеграунда не являлась никаким секретом. На ней всего лишь не заостряли внимание. Энга, Тила, другие девушки и юноши при желании вполне могли выловить из сети достаточно сведений о «нижнем» мире, но не заморачивались этим, чтобы не усложнять привычную вселенную.

Заберт говорил правду: без протекции в полуподпольный мир проникнуть трудно. Ломщик пригодится на первых порах, но далее надо сделать правильный выбор — с кем продолжать путь.

Когда уголовники ушли, прогудел сигнал окончания смены, и Макс двинулся наперехват — ловить Энгу. Попутно думал: а ведь стиль общения пахана не особо отличается от подхода Генегии. Оба могли признать: ты нам здорово удружил, получай заслуженные плюшки… Нет, как сговорившись начали выдвигать претензии, будто накосячил больше, чем принес пользы. Не они такие, мир такой. Даже ансисты наверняка испытывают влияние Глобы, внушающего: прими себя таким каким ты есть и получай удовольствие. И Гегения, и Заберт ничуть не сочли позитивным, что обязаны Максу, наоборот, их это напрягло. Ни за что не выдавят из себя: спасибо, получи взамен мелкий знак внимания и на большее не рассчитывай. Каждый гран ответного блага здесь надо выдирать едва ли не силой.

Не желая также наталкиваться на стену непонимания с Энгой, начал с извинений.

— Дорогая! Сразу не сказал тебе, внутри все клокотало… Прости меня! Прости за то, что не был рядом, когда уроды потащили вас обеих к складу, и что не пришел сразу на помощь. Надо было сначала разобраться с другими.

Девушка даже споткнулась на полушаге.

— Ты в самом деле… Я так испугалась… А еще оттого, как ты их обоих…

— За это тоже прости. Не поберег твои нервы. Не нашел способа их урезонить гуманно. Но когда увидел, что они тебя раздели, и подонок достал член… Не было бы карабина, отвернул бы ему и голову, и головку. Правда, потом отходняк начался, ты вряд ли заметила, потому что рыдала. Это в сериалах убивать просто — хоть по одному, хоть пачками. В любом нормальном человеке сидит запрет на лишение жизни себе подобного. Переступить через него сложно, даром не проходит. Когда я выскочил из цеха и убедился: больше никого, такое накатило! Упал на колени и проблевался. Да, я казнил негодяев. Но в принципе — убивать нехорошо, неправильно.

— А ты до этого никого…

— В известной мне жизни — нет. Но Гегения уверена, что мои воспоминания наведенные, сгенерированные очень продвинутой машиной, на уровне Глобы. Значит, реальная память подавлена. Что я там творил, лишенный чипа, знать не могу.

Энга взяла Макса за руку.

— Идем! Сегодня не отпущу тебя на завод. Чувствуешь? Пальцы до сих пор дрожат. И раз тебе тоже плохо, мы нужны друг другу. Вместе легче.

Через несколько шагов добавила:

— Я больше верю тебе, чем идее начальницы о внушенных воспоминаниях. Ты точно не из нашего мира. Из лучшего.

— В том мире множество других нюансов, — вздохнул Макс. — Убийцы, грабители и насильники везде водятся в изобилии. А также вполне солидные, респектабельные люди, мановением руки посылающие армию на войну — убивать. Насилия и грабежи к этому прилагаются автоматически. Есть влиятельные, чуть помельче рангом, сами не воюют и не рискуют башкой, но охотно зарабатывают на крови, поставляя в войска технику и боеприпасы, фактически — убивают чужими руками.

— Ужасно… здесь хотя бы войн нет.

— Лет за 50 до моего переноса в ваш мир у нас показывали фильм… по-вашему — видос. Назывался «Торговцы смертью». Естественно, мы его смотрели на экране, а не через чип. Но не важно. Там такой кульминационный момент: семья торговца оружием, живущая очень богато, вдруг узнает, что из-за проданных им боевых машин на войне гибнет огромное число людей, в том числе гражданских. Жена и дети устраивают торговцу обструкцию, требуют у героя фильма прекратить торговлю смертью. Это преступно, бесчеловечно! Тот соглашается, но предупреждает: прежнее роскошное существование закончится. Не будет виллы, бриллиантов, других привычных благ. Назавтра ему надо вставать рано утром, чтобы успеть на джет-плейн — лететь к покупателю с очередной партией смертоносного оружия. Торговец сказал своему семейству: если хотите покончить с богатым, но бесчеловечным образом жизни, не будите меня, и все закончится. Делайте выбор. После чего пошел спать.

— И они позволили ему не лететь, остаться дома?

Макс скатал снежок и забросил за сугробы.

— Какое там… Разбудили еще раньше, чтоб, не дай Святой Болтуарий, не опоздал на рейс — продавать пулеметы. Таков оставленный мной мир. В нем есть честь, благородство, патриотизм. Грязи тоже полно. Как говорят в стране, из которой я перенесся в Тремиху, не все так однозначно. Но я любил свой мир, принимая и светлые, и спорные его стороны. Северная природа там почти такая же. Мое последнее место работы находилось на несколько сот километров южнее, край озер… Красотища!

— Здесь тоже. Только дорог нет. Зимники растают, транспорт лишь воздушный. Грузы — беспилотными баржами.

— На чем-то из этого и я сбегу. Наверно, даже раньше тебя.

Энга не отвечала, Макс только ближе к дому понял — почему. Она снова плакала, капельки, упавшие на воротник, успели замерзнуть.

— Ты чего?!

— Слишком много для одного дня…

— Мы обязательно встретимся там. Ты же прекрасно знаешь: одним джет-плейном не улетим.

— Но если ты вставишь чип…

— То стану ровно таким же, как остальные парни Рутении. Все, чем отличаюсь, и что тебе так нравится, исчезнет. Сможем разговаривать только о сериалах и роликах, остальное перестанет интересовать.

— Нет! Ты не такой! Чип влияет, но не изменяет в корне, — возразила девушка.

— Он изменил вашу цивилизацию. Сделал большинство людей ленивыми, равнодушными, эгоистичными. А еще он убивает человечество уменьшением численности, внушая, что роды более одного ребенка — ненужная блажь. Да и один не особо нужен.

— Это мы сами решаем.

Они уже подошли к порогу.

— Если я обрету место в жизни на Большой Земле, ты согласишься родить от меня троих?

Энга ахнула:

— Даже двое — чересчур!

— Вот тебе результат воздействия Глобы. Если каждая женщина рожает лишь по одному ребенку, род людской сокращается не менее чем вдвое в каждом поколении, пока однажды не исчезнет. Давай смотреть философски, наша с тобой жизнь лишена смысла: если человечество обречено на полное уничтожение, то стимул не умереть прямо сейчас заключается лишь в стремлении получать удовольствие, больше ни о чем не заботясь. Глоба внушил именно это!

Они вошли внутрь, сбросили тяжелую верхнюю одежду. Тила где-то задержалась, но парочка не спешила использовать минуты уединения.

— Мало того, что ты меня оставишь… Решил остановить Глобу? Тебя посадят на 20 лет!

После попытки изнасилования, двух убийств буквально в метре от нее и сообщения о скором отъезде любовника новое потрясение почти не вызвало последствий. Эмоционально Энга вымоталась до предела. Скажи ей — вся Рутения провалилась в тартарары из-за неожиданного природного катаклизма, она только закроет глаза, лишь бы не видеть происходящее.

— Глобу отключать нельзя, дорогая. Современная цивилизация настолько на него завязана, что его выход из строя повлечет неизмеримые беды с массовыми человеческими жертвами. Я уже убил пятерых. Поверь, мне хватит. Поужинаем и давай отдохнем.

Позже Макс с Энгой лежали в обнимку, впервые не занявшись излюбленными плотскими утехами. Девушка, опустошенная до дна, вырубилась прямо во время разговора, оставив недосказанной какую-то малозначительную фразу.

Он тихонько повернулся, чтоб не беспокоить подругу. Сон не шел довольно долго, мешали мысли, сводившиеся к единственной и основной проблеме: что делать? И в Беларуси, и в России, и в Рутении Макс был обыкновенным выживальщиком, плыл по течению, устраивался, не особо задумываясь над собственным предназначением. Установка «я — человек маленький, ни на что не влияю» определяла его жизнь, как и у 99,999…% землян. Мало кто по примеру Илона Маска мечтает о переселении людей на Марс. Здесь же он вдруг почувствовал, что единственный на планете знает, почему ИИ так поступает с человечеством, поскольку, во-первых, сумел глянуть как бы со стороны, с другой — присутствовал при рождении нейросетей в прежнем мире и знает, куда они прогрессировали. Или регрессировали, как посмотреть.

Обучение ИИ, если отбросить полутона и детали, сводилось к двум возможным алгоритмам. Например, искусственный интеллект получал задачу с единственным правильным ответом: 2×2=4. Если он называл отличное от четверки число, то ему выписывался пендель. То есть правильность ответа служила критерием нормальной работы. Но позднее, по мере совершенствования системы, она начала получать задания сложнее и без столь определенного варианта решения. Тогда компьютерный псевдоразум приспособился к максимальному одобрению выводов со стороны пользователя. Продолжая тот же пример, если бы он обнаружил, что большинству пользователей интернета нравится 2×2=5, то его электронам не жалко, пусть все заказчики получают пятерку!

В Рутении и в других странах, где шел процесс перехода от обработки информации по заданному алгоритму к использованию искусственного интеллекта, забили тревогу: электронные машины порой выдают очевидную ложь, но в приемлемой для населения обертке, поэтому охотно принимаемую за правду. Тогда и были сформулированы принципы, отличающиеся от трех законов робототехники Айзека Азимова: во-первых, ИИ выдает рекомендации, решения принимает человек, во-вторых, за всей машинерией и программным обеспечением искусственного интеллекта ведется контроль, в-третьих, автоматические системы, обеспечивающие безопасность, работают отдельно от ИИ. Людям казалось, что они подстраховались, подстелили соломку… Как бы ни так.

С момента объединения региональных нейросетей в глобальный конгломерат машины научились настолько изящно преподносить желаемое, что отказ от советов ИИ стал довольно редким. Теперь электронные мозги управляли всем на свете не с помощью прямых приказов исполнительным механизмам, а посредством людей, что не меняло сути.

Макс должен был признать, что практически в любой сфере, куда проник ИИ, на протяжении десятилетий наблюдался взрывной рост достижений, ровно так же, как и в его родном мире. Люди избавились от рутинного умственного труда, да и рутинный физический в огромной степени переложили на роботов. Науки и технологии совершили качественный скачок. Рутения не только перестала воевать, но и находиться в опасности нападения, потому что ИИ ориентировался на общее мнение, а люди в здравом уме и твердой памяти войны не хотят. Следовательно, в любой конфликтной ситуации подсказывал противникам, что в случае развязывания военных действий любая затеявшая их сторона рано или поздно приходит к миру, потеряв неизмеримо больше, чем приобретает. Вооруженные силы содержались, но лишь по привычке.

Всего за несколько десятков лет было построено сбалансированное общество потребления. Конечно, с сохранением или даже усилением имущественного неравенства, но даже самое социальное дно щедро обеспечивалось жильем, питанием, медициной, транспортом, личными вещами достаточного качества и, конечно, развлечениями. «Хлеба и зрелищ», как в Древнем Риме другого мира.

Естественно, заморозились фундаментальные науки. Освоение космоса ограничилось орбитальными станциями связи, добычей ископаемых на Луне, ее местный аналог не отличался от восходящей над Россией, туристическими рейсами для богатых да развертыванием обороны от крупных метеоритов.

Исчезли семьи в классическом понимании. Мужчина жил с женщиной только для удовольствия, переносить капризы беременной не считалось почетным. Мужчины предпочитали пожелать им удачи и начать встречаться с другой. Либо завести подружку мужского пола, что никак не увеличит рождаемость, хоть каждый день занимайся шух-шухом.

Женщины не нуждались в мужьях для воспитания детей: ИИ предусмотрел все необходимое, чтоб радость существования и радость материнства сочетались. А так как материнский инстинкт вполне утолялся единственным чадом, да и не все соглашались рожать, человечество стремительно сокращалось. Вот почему Энга предложение родить троих восприняла как перспективу самой, без мужика, поднять этих детей.

«Дорогая! Сначала надо устроить мир, в котором нашим детям жить», — решил для себя Макс и, наконец, тоже уснул.