ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

Глава 2. Лабиринт

Болтек направлялся в приемную канцлера в добром расположении духа, но когда он вернулся в свою резиденцию, настроение у него было прескверным. Каждый шаг ему давался тяжело, как будто бы ноги увязли по колено в грязи.

Его подчинённые, настроенные оптимистично, догадывались, куда дует ветер, и готовились к худшему. Даже самые искренние пессимисты не хвалились на каждом углу, что они предчувствовали неладное, а лишь втягивали головы в плечи, как черепахи в панцирь, и пытались оценить обстановку.

Болтек не был деспотичным руководителем, но, как и любой дипломат, на службе он носил одну маску, а вне её — другую.

— Белобрысый щенок сделал дерзкий ход, — сказал он секретарю.

— Какой же?

— Он угрожает присоединиться к Союзу и захватить Феззан силой. Нужно понимать, что не только Феззан может извлечь из этого выгоду.

Уполномоченный представитель Феззана в Империи Болтек мог понять, что человек сдерживает гнев, даже не глядя ему в лицо.

— Но как он мог на это решиться? Герцог фон Лоэнграмм никогда бы не объединил свои силы с Союзом. Это предположение абсолютно безосновательно, подтверждений тому нет.

Болтек посмеялся над логикой подчинённого. Будь подобная логика близка к правде, то нынешние лидеры Союза Свободных Планет не то что бы не обратили внимание на тайный план Феззана и Империи — Императорский полёт, — мысль об этом вообще не пришла бы им голову. Райнхард каким-то образом узнал об этом от Союза. Если предположить, что всё пойдет согласно его плану, то объединённые вооружённые силы смогут уничтожить не только Феззан. Не этому ли белобрысому отродью удалось столкнуть лбами недалёких вояк Союза, организовав переворот?

У Союза Свободных Планет был перед Феззаном слишком большой долг, поэтому влияние Феззана на зоны, которые и без того были почти что подконтрольны ему, лишь росло. Но если Феззан будет уничтожен, то исчезнут и все долговые обязательства перед ним. Нет гарантий, что беспринципные лидеры Союза не пойдут на поводу собственной жадности.

Они тоже могут решиться на удар. Болтек заскрежетал зубами: после разговора с Райнхардом он догадывался, как будут развиваться события. К тому моменту, как он осознал, где же ошибся в своих расчётах, его король уже был загнан в угол шахматной доски и стоял там беспомощный и одинокий. Ему поставили шах: чтобы избежать окончательного поражения, придётся сдаться. Он хмыкнул, подумав об этом дерзком союзе.

Всё должно было быть не так. Совсем не так. Допустим, Феззан возьмет инициативу в свои руки и с радостью вступит в союз. Используя агента, который будет тайно сообщать информацию о внедрении графа Лансберга, они будут подогревать обеспокоенность и подозрения Райнхарда, чтобы подготовить наилучшую почву для переговоров. Казалось, идея хороша, но он не смог воспринимать своего оппонента всерьёз. Для того, кто всегда признавал мастерство феззанских дипломатов и политтехнологов, это была детская ошибка.

— Каков ваш план, господин уполномоченный? — спросил секретарь, собрав, насколько мог, волю и чувство долга в кулак.

Болтек повернулся к подчинённому, изобразив на лице самое властное выражение.

— Что вы имеете в виду?

— Касательно графа Лансберга и капитана Шумахера. Следует ли нам отказаться от наших планов, избавиться от этих двух и сделать вид, что мы ни при чём?

Ответа у Болтека не было.

— Понимаю, вариант не идеальный, но в нём что-то есть.

Секретарь втянул голову, ожидая гневной отповеди, но Болтек был погружен в свои мысли.

Нужно было подумать и о своём положении. Он проделал путь от советника правителя Доминиона до особого уполномоченного Феззана в Империи — вполне достойный статус по политическим стандартам Феззана. У феззанцев чувство долга не было на первом месте. К мелким чиновникам относились как к ничтожествам, которым не хватает храбрости и предпринимательской жилки. Высокая должность Болтека гарантировала ему подобающее уважение, но если он потерпит неудачу в этой важной имперской дипломатической игре и предаст доверие правителя Доминиона, все немедленно посчитают, что такая должность не для него, выгонят и будут презирать как простого чиновника.

А если он поддастся на шантаж Райнхарда фон Лоэнграмма и откроет Феззанский коридор для имперского флота? Вне зависимости от того, готовы ли они к войне, монополизация торговых путей мгновенно лишит Феззан независимости и процветания.

Феззан не был тоталитарным государством. Торговые пути служили эффективным кооперативным механизмом, созданным добровольно для защиты собственной свободы и дохода от конфликтов. По крайней мере, такими они останутся в истории.

А ведь есть ещё гордые независимые торговцы, которые никогда не отдадут свой драгоценный Феззанский коридор имперскому флоту. Кровопролитное восстание будет неизбежным. Оно нанесет удар по независимости Феззана и его нейтралитету как торговой нации. Независимость Доминиона была номинально бессрочной. По требованию более чем двадцати процентов электората будет созван совет старейшин из шестидесяти членов. Правитель Доминиона будет смещён со своего поста, если это предложение получит поддержку двух третей членов совета.

Со времен основателя Феззана Леопольда Лаапа эта процедура ни разу ни была использована. Если Адриан Рубинский предоставит имперскому флоту возможность прохода через Феззанский коридор, вспыхнет восстание. Если предположить, что события будут развиваться именно так, то Рубинский станет первым правителем Доминиона в истории, которого отстранят от власти. Для Болтека это было немыслимо. Вне зависимости от того, как это было отражено в официальных источниках, Рубинский получил должность правителя доминиона согласно плану Великого епископа Церкви Земли. Все объявления о выдвижении кандидатур, публичные выступления, выборы и подсчёт голосов были всего лишь театральным представлением невероятного масштаба для широкой публики.

Болтек ухмыльнулся. Эти торговцы, что так крепко держатся за свободу и независимость, считающие себя самыми проницательными, прагматичными и умными, ничего не подозревали. На секунду он позавидовал этим простакам-идеалистам, сколотившим ценой огромных трудов свои громадные состояния и уверовавшим, что вся Вселенная у их ног.

Если Рубинского свергнут, то положение Болтека как доверенного лица экс-правителя будет шатким, а безопасность и вовсе под вопросом. До этого момента, даже будучи главным советником правителя, он никогда ощущал опасности со стороны потенциального противника. Место советника правителя после перевода Болтека занял Руперт Кессельринг и, с проницательностью человека куда более опытного, чем кажется, быстро укрепил своё влияние в правительстве Доминиона. Если Рубинского и Болтека свергнут, то этот юнец без тени сомнения займёт главный пост, хотя без одобрения Великого епископа — настоящего правителя Феззана, о чём не знали 99,9% феззанцев — этого не произойдёт.

Пускай Руперт Кессельринг намеревается занять пост правителя, но пока этот старик-кукловод не сделает на него ставку, его мечта так и останется мечтой.

Тут сердце у Болтека забилось сильнее. Гарантированную полноту власти над Феззаном может предоставить только рука за кулисами, старый Великий епископ. Так почему бы не поступить по-другому? C одобрения Великого епископа, он — он, Николас Болтек — сам вполне может стать правителем или даже Великим епископом. Не слишком ли дерзкое желание? Даже Адриан Рубинский не создан, чтобы стать Великим епископом: его роль в совете старейшин лишь символическая. Возможно, пришло время для Николаса Болтека объединить силы с Райнхардом фон Лоэнграммом и править Вселенной.

Сегодняшний день был сплошной чередой неудач. Белобрысый щенок поставил им шах в дипломатической партии, но казалось, что ещё можно легко обернуть ситуацию в свою пользу. Вовсе не факт, что они предоставят проход через Феззанский коридор, но это могло бы сыграть свою роль в будущих переговорах. У них всё ещё был козырь в рукаве. Белобрысый щенок не знал о существовании таинственного старика, который простёр свои руки, будто чёрные крылья, во все уголки космоса. Старик был серьёзным козырем: его положение лишь укрепится, вне зависимости от того, прольётся ли кровь или удастся сохранить мир.

Болтек понимал, что нужно действовать так, как планировалось изначально. Прерывать миссию — не выход. Сомнения в том, что они смогут выполнить эту миссию, и так вызывали недовольство Рубинского. Все слабости придётся превратить в сильные стороны, а если кто на это и способен, то только Николас Болтек.

Особый уполномоченный взял себя в руки. Уверенная улыбка Болтека позволила секретарю, который всё это время с беспокойством смотрел на него, вздохнуть с облегчением. План похищения императора будет приведён в действие. Он приказал принести шампанское, чтобы выпить за предстоящий успех.

Над имперской столицей дождь лил стеной. Глядя на капли, стекающие по стеклу, Леопольд Шумахер думал о том, насколько нетипичной для этого времени года была такая погода. Обычно в это время улицы были полны солнечного света и зелени, а простолюдины радувались красоте природы, забывая ненадолго о своём недовольстве.

— Капитан, вы не желаете есть?

Стол был уставлен едой и выпивской, и позади капитана раздался голос графа Альфреда фон Лансберга, который жадно разглядывал каждое блюдо. Не дожидаясь ответа, он налил себе большую кружку тёмного пива и залпом осушил её.

Альфред помнил его неизменный насыщенный вкус: феззанским напиткам было до него далеко. Он был явно не лишён наивного патриотизма. Шумахер молча посмотрел на него через плечо. И хотя он знал, что это пиво сварено на заводе, который финансируется Феззаном, он решил не портить молодому графу настроение. Даже отель, в котором они остановились, финансировался Феззаном и им же управлялся, так что Шумахер даже цинично подумал, не станет ли скоро сам воздух, которым они дышат, торговой маркой Феззана.

Да и вообще, какого чёрта он тут забыл? Недовольство собой выветрилось из его головы.

Шумахер не мог не заметить, что поведение должностных лиц в космопорте изменилось в лучшую сторону. Если раньше они пользовались своей властью и авторитетом так, как им было выгодно — заискивали перед теми, чей статус был выше, чем их, но угнетали простых горожан и открыто требовали взяток от всех приезжих, — то теперь они выполняли свою работу вежливо и усердно. Изменение законов и порядков показало, что реформа герцога фон Лоэнграмма пустила корни по крайней мере в одной области социальной системы. Шумахер возвратился из изгнания ради того, чтобы увидеть реформирование системы и закладывание основ порядка.

В свою очередь, молодой граф Альфред фон Лансберг был опьянён романтическим флёром героического спасения императора. Граф Йохен фон Ремшайд, прозванный «Лидером лоялистов», подпитывал устремления графа фон Лансберга, обещая ему высокое положение в правительстве в изгнании и часть земель, о праве на которые правительство однажды заявит.

— Главное — не награда, а действия, — согласился Альфред.

Это был веский аргумент. Шумахеру также обещали ранг коммодора, но это было последнее, о чём он думал. Альфред всё ещё верил в правоту собственных действий; Шумахер — нет. Галактическая Империя — ныне лишь жалкая тень былой славы и могущества династии Гольденбаумов — пришла в упадок. Приход Райнхарда фон Лоэнграмма к власти был предрешён распадом Липпштадтской коалиции аристократов. Образование правительства в изгнании противоречило самому ходу истории. За спиной упрямого рыцарства графа Лансберга и реакционерской мечтой графа Ремшайда стояли феззанские реалисты, и их сценарий шёл вразрез с жизненным сценарием, тем, что невидимо писала сама история.

Если бы Шумахер был свободен в своих действиях, он никогда бы не согласился участвовать в чём-то настолько бессмысленном: ведь нельзя же обратить движение планеты вспять! Он был вынужден участвовать в этом безумии. И не ради того, чтобы спасти свою шкуру: в случае отказа под угрозой оказались бы все его подчиненные, что бежали из Империи вместе с ним. И тем не менее, Шумахеру было не по себе. Он поклялся, что когда дело будет сделано, он обязательно вставит палки в колёса феззанской торговле. Но больше чем мести, он желал того, чтобы те же самые угрозы не заставили его действовать уже против Феззана.

Но Шумахера беспокоило не только это. Несмотря на то, что он никогда не был по жизни оптимистом, напряжение было настолько сильным, что любая недобрая весть или мысль грозила вывести его из столь хрупкого состояния покоя. На кону стояла его честь офицера. Предполагалось, что Шумахер с лёгкостью выкрадет юного императора прямо из-под носа герцога Лоэнграмма и создаст правительство в изгнании в Союзе Свободных Планет. Затем он свергнет Лоэнграмма и триумфально вернётся в имперскую столицу на Один. Шумахер был потрясён, выслушав этот план из уст советника правителя Феззана Руперта Кессельринга. Казалось, что это лишь безумная несбыточная мечта. Но по мере того, как идея захватывала его, несмотря на внутреннее сопротивление, Шумахер стал видеть в словах и действиях особого уполномоченного Феззана в Империи Болтека лишь скрытные манёвры. Пускай Болтек был тут главным, он не мог ему подчиняться.

Шумахер представил себе наихудший сценарий: Феззан расследует похищение императора, а, может быть, даже понемногу сливает информацию о похищении Лоэнграмму, тем самым превращая их в козлов отпущения и рассчитывая получить что-то взамен. Либо это так, либо…

Информации было недостаточно, чтобы понять, верна ли его догадка. Шумахер почувствовал неприятную горечь в тёмном пиве, стекающем по горлу. Ему не нравилась перспектива стать пешкой в чьих-то руках ради высокой цели, не говоря уже о менее очевидной.

Когда все успокоилось, Шумахер и Альфред стали обсуждать план проникновения в Нойе Сан-Суси.

Чертежи Нойе Сан-Суси не лежали в открытом доступе: даже с помощью Феззана их достали с огромным трудом. Эффективный авторитарный режим держит своих граждан в неведении, поэтому принятие превентивных мер против терроризма — необходимость.

Территория великолепного дворца была поделена на четыре огромные части. Восточный сад был центром администрации, местом, где проводились все императорские аудиенции и собрания. Южный сад служил официальной резиденцией императорской семьи. В западном саду, который также называли «Задним дворцом», проживали фаворитки императора. А в северный сад выпускали оленей и лисиц — это были охотничьи угодья с обширными полями и лесами. Назначение многих других построек и садов было неясным. Дворец занимал площадь в 66 квадратным километров. 2000 фонтанов, 4000 километров мраморных коридоров, 752 беседки, — пожалуй, что эти цифры и безумная расточительность говорили о невероятных масштабах дворца лучше всего. Сестра Райнхарда Аннерозе когда-то имела особняк в северной части западного парка.

— Охрана в Нойе Сан-Суси на удивление слабая.

Поскольку Альфред фон Лансберг был аристократом, он не единожды проходил через дворцовые ворота. В Империи было принято принимать на службу людей из плоти и крови вместо машин. Раньше — хотя эта практика и не восходила к самому блистательному периоду правления Рудольфа Великого — имперские гвардейцы стояли через каждые двадцать шагов в садах и коридорах. В последние шесть лет правления Фридриха III — так называемые Багровые годы — царили заговоры, убийства и терроризм, но создание отрядов драгун Северного сада и инфантерии Западного Сада лишь спровоцировало бунт среди гвардейцев.

И хотя преемник Фридриха III, Максимилиан Йозеф II, расформировал эти по сути личные императорские армии в северном и западном садах, на этот раз причиной тому была опасность, что они объединятся и примут участие в борьбе за престолонаследие, свергнув нового императора. Императрица Зиглинда, бывшая служанка, даже начала носить при себе оружие, чтобы защитить мужа. Всего, однако, не предугадаешь — император был отравлен. Он выжил, но остался наполовину слепым. Йозеф II обладал качествами доброго монарха, но, вероятно, без помощи кристально-честного верховного судьи и канцлера Мюнцера, преданного советника императрицы Зиглинды, управлявшего внутренней политикой, его бы рано или поздно устранили. Несмотря на своё увечье, Максимилиан Йозеф не просто спас Империю от распада, но также заложил новые основы, за что получил титул «Великого Перестроителя». И тот, кто перестроил Империю, развязал бесконечную — можно так сказать полтора века спустя — войну с Союзом.

После этого инцидента настроения сильно склонились к автоматизации, но даже при постоянной смене персонала присутствие солдат во дворце никогда не уменьшалось.

Райнхард фон Лоэнграмм резко сократил расходы дворца, полностью закрыв западный и северный сады, наряду с половиной построек в восточном и южном. Все политические процедуры, за исключением редких конституционных процедур, планировались и утверждались через кабинет канцлера. Число тщеславных салонов — и вместе с ними роль сада в политике — резко снизилось. Некогда бессонный дворец потерял свое величие и с каждым днём всё больше походил на город-призрак.

— Я проведу нас через Нойе Сан-Суси, когда мы попадем внутрь. Его, видимо, закрыли, но не похоже, чтобы собирались реконструировать, — просто забросили, — сказал Альфред.

Он гарантировал, что почти каждая дверь, коридор и ворота будут пригодны для использования. Более того, добавил он почти шёпотом, Большой дворец полон потайных комнат и проходов, которых так много, что Лоэнграмм даже не мог подозревать обо всех, — а это значило, что их можно эффективно использовать.

Шумахер и раньше слышал об этом, но думал, что это всего лишь слухи. Поколения императоров, опасаясь убийств и восстаний, строили небольшие комнаты, защищённые двойными укреплёнными стенами для убежища или побега, рыли подземные туннели и превратили Нойе Сан-Суси в лабиринт, входы в который скрывали садовые кусты.

Эти тайные проходы скрывали много трагичного и комичного. Когда второму сыну императора Вильгельма II, эрцгерцогу Альберту, было пятнадцать лет, он, в сопровождении адъютанта императора, отправился исследовать подземный лабиринт. Прошло сто лет, а его тело так и не нашли. Говорили, что всё спланировала любимая фаворитка Вильгельма II Доротея. Родив Альберта от императора, который её любил, она стала объектом жгучей ненависти императрицы Констанции. И вот, когда императрица заболела и вынуждена была лежать в постели, Доротея, опасаясь, что императрица причинит зло её сыну, поручила его молодому офицеру, который тайно переправил мальчика в Союз Свободных Планет, где тот мирно прожил свою жизнь в ссылке. По другой теории, всё спланировала императрица Констанция, заманив каким-то образом Альберта в подземный лабиринт, где его бросили умирать.

Точно известно одно: сразу после исчезновения эрцгерцога Альберта в глубинах лабиринта вместе со своим адъютантом, Вильгельм II умер естественной смертью, а через день после того, как на трон взошел собственный сын императрицы под именем Корнелия II, Доротею, без сомнения, отравили. Всего через месяц императрица Констанция умерла от необъяснимой лихорадки, впав в безумие. Этого было более чем достаточно, чтобы возбудить в людях любопытство и подозрения. Противоречивые истории получили продолжение: некоторые аристократы утверждали, что видели взрослого Альберта на борту феззанского пассажирского судна, тогда как несколько военных уверяли, что они слышали голос злополучного мальчика, когда осматривали подземный лабиринт около десяти лет спустя.

Несомненно, это была трагедия. Спустя пару десятилетий она превратилась в фарс. Корнелий II смертельно заболел. У него не было наследников, поэтому аристократы отчаянно носились туда-сюда, причитая, кто же станет наследником? Вдруг появился человек, который, как говорили, был точной копией взрослого эрцгерцога Альберта. Все в нём заставляло большую часть аристократии верить ему. Корнелий II, который все эти годы подозревал мать в преступлениях, призвал своего «младшего брата» к своему смертному ложу на душещипательную встречу. Аристократы ожидали, что он станет новым императором Альбертом I, и соперничали за право первым упасть ему в ноги.

Когда Альберту, как называли этого человека, один знатный аристократ безвозмездно предложил свою летнюю виллу, тот поблагодарил его за благосклонность и великодушно обещал дать высокую должность и земли. Его популярность всё росла, но случилась катастрофа. Его Высочество принц Альберт, первый в очереди престолонаследия, похитил императорские драгоценности, стоимостью более пятидесяти миллионов рейхсмарок, и, прихватив молодую служанку, сбежал из имперской столицы на Одине. После него осталась лишь толпа одураченных аристократов и дюжина молодых дам, каждая с разбитой мечтой о том, что она однажды станет императрицей, матерью его ребёнка. Половина из этих дам уже носила его позорных незаконнорожденных детей, а несколько аристократов, носивших имя Альберт, даже сменило имя, чтобы не быть связанными с этим коварным самозванцем. Среди широких слоёв населения аристократия стала предметом насмешек.

Некоторые задавались вопросом, не был ли этот человек всё же настоящим Альбертом. Но, поскольку дерзкий самозванец исчез без следа, правда не будет открыта никогда.

За пять столетий, прошедших со времени правления Рудольфа Великого, Нойе Сан-Суси опутан разнообразными легендами — поэтическими и прозаическими, — словно паутиной. Именно так и сказал Альфред фон Лансберг Шумахеру.

«Только и можешь, что красиво говорить, поэт несчастный», — подумал Шумахер, но Альфред был абсолютно незлобив, к нему невозможно было чувствовать неприязнь. Ему казалось, что Альфред и мухи не обидит. В отличие от Альфреда, Шумахер не горел желанием поставить свою жизнь на то, во что он не верил. Возможно, конечно, он слишком себя накручивал. Глядя на Альфреда, Шумахер чувствовал, как в нём пробуждается желание добиться успеха хотя бы ради того, чтобы его порадовать. Но куда более интригующей была перспектива покончить с белобрысым щенком раз и навсегда.

А в это время белобрысый щенок, которого уже успели окрестить «жестоким тюремщиком» императора, вызвал своего начальника штаба, чтобы обсудить контрмеры.

Если генеральный секретарь Пауль фон Оберштайн, начальник штаба Имперской Космической Армады, и был удивлён, услышав от Райнхарда о существовании заговора между Феззаном и остатками высшей знати с целью похищения императора, он не этого не показал. Он вообще не был человеком, склонным к проявлению эмоций. Серьёзным взглядом своих искусственных глаз, оснащённых оптическим компьютером, он посмотрел на молодого правителя и кивнул.

— Вполне в духе «Чёрного Лиса» Феззана. Сами придумали план — сами привели его в исполнение, дёргая за ниточки из-за кулис.

— Если он и появится на сцене, то разве что его вытащат из оркестровой ямы. Под ударом окажутся другие.

— Так как вы поступите? Вы планируете согласиться на предложение Феззана и позволить им похитить императора?

По губам элегантного имперского главнокомундующего пробежала холодная улыбка.

— Да, пусть попробуют. Это обещает быть забавным.

— Нужно ли ослабить охрану дворца? Упростим им задачу.

— Не надо, — резко ответил Райнхард. — Дворец и так не особо охраняется. Где-то в мире есть человек, который смог захватить крепость Изерлон, не пролив ни капли крови. Так с чего бы это мне помогать тем, кто даже не способен похитить императора?

Для исполнителей похищение императора — спасательная операция. Если она увенчается успехом, это приведёт к активации тайного соглашения с Феззаном, а значит, и к развязке военного противостояния с Союзом. Если же они не справятся, Райнхард объявит, кто подлинный похититель императора, что даст ему законные основания для завоевания Феззана. Вне зависимости от того, как лягут карты, у Райнхарда была свобода выбора.

А вот у самоуверенного особого уполномоченного Феззана Болтека в рукаве было полно козырей. Но у него не было права на ошибку. До тех пор, пока они делали вид, что ничего не знают, подобно случайным прохожим, и тайно вели переговоры, компромисс со стороны Феззана был неизбежен. Этот идиот проиграл. А проиграл он потому, что недооценил Райнхарда фон Лоэнграмма, посчитал, что он может стать простой марионеткой, как тот никчёмный поэт. Болтек ещё заплатит за свои ошибки и высокомерие.

— Кстати говоря, Оберштайн. Присмотрите за этим отчаянно преданным жалким поэтом и его шайкой. Сомневаюсь, что вам придётся сделать что-то сверх этого, но Феззан может попытаться избавитсья от них. В любом случае, позаботьтесь, чтобы этого не произошло.

— Как пожелаете. Их спасение может сыграть нам на руку.

Империя может предъявить их как живое доказательство феззанского заговора и тем самым давить на Феззан в переговорах. Если Шумахер докажет, что он чего-то стоит, то история обещает быть интересной. Подходящее развлечение для Райнхарда.

— К слову, я полагаю, что ваши подчинённые следят за бывшим вице-канцлером Герлахом?

Искусственные глаза Оберштайна странно блеснули, когда он утвердительно кивнул.

— И вы уже вс ё подготовили для его поимки?

— Подготовил. Если он окажется участником похищения — вернее, спасения — императора, я буду самым довольным придворным всех времен. Возможно, правда о заговоре выйдет на свет, когда мы меньше всего этого ожидаем.

Райнхард пристально посмотрел на лицо начальника штаба, но не увидел ничего, что говорило бы о том, что он шутит.

— Сомневаюсь.

Во-первых, у Герлаха не было ни мужества, ни средств, чтобы идти против Райнхарда. Во-вторых, даже если бы остатки аристократической партии втянули Герлаха в свои планы, им не только бы пришлось вывезти его из имперской столицы. Им пришлось бы пообещать ему высокую должность в правительстве в изгнании, а в этом случае конфликт за власть между ними неизбежен. А поскольку этот никчёмный поэт вполне мог быть предателем, вряд ли Герлах решится участвовать в деле.

Поскольку граф он Лансберг не имеет понятия о связи между заказчиками и исполнителями плана, он может просто навестить Герлаха, желая приобрести нового союзника, или просто поделиться радостью от предстоящего дела. Против их сближения говорила банальная логика. А поскольку Райнхард был обязан довести дело Феззана до нужного ему конца, смысла менять планы не было.

— Мы можем лишь наблюдать, но это меня устраивает. Так что будем следить за патриотическими деяниями нашего поэта и его команды.

— Само собой разумеется, но… — тут начальник штаба, глядя на Райнхарда своими искусственными глазами, кашлянул. — Если императора похитят, то ответственный за охрану обязательно попадет под подозрения. Генерал Морт заплатит за это жизнью.

— Вы имеете в виду, они убьют его?

Райнхард мысленно представил этого честного старого вояку.

— Генерал Морт — человек старой формации. Даже если в ходе расследования похищения императора ваше превосходительство дарует ему помилование, гордость не позволит ему принять его.

Лицо Оберштайна было мрачным, он как будто бы упрекал молодого правителя за минутное проявление малодушия. Райнхард, который и знать не хотел о традиции помилования представителей высшей знати, колебался, когда речь заходила о его сторонниках. Каким бы глубоким ни было его возмущение, мысль, что невиновный подчинённый может быть казнён в результате его собственных интриг, была ему неприятна.

«Мы идём кровавой дорожкой», — пробормотал про себя Райнхард. Если бы Зигфрид Кирхайс был жив, он ни за что бы не согласился сделать Морта козлом отпущения. Когда Райнхард использовал Вестерландскую трагедию в качестве политического манёвра, Кирхайс предостерегал его от действий, продиктованных скорее отсутствием жалости, чем гневом. Однако Райнхард потом не сожалел о потере адмирала Кемпффа.

— Понял. Эта жертва необходима. Когда придёт время, всю вину мы свалим на Морта, и только на Морта.

— Непосредственный начальник Морта — Кесслер.

— Кесслер — исключительный человек. Если глава военной полиции станет преступником, то войска падут духом. Объявите ему выговор и уменьшите жалованье, и всё на этом.

Начальник штаба вздохнул.

— Если позволите, ваше превосходительство, вам может быть неприятно это услышать, но я бы сказал только одно. Невозможно прорубить дорогу через густой лес, не выкорчевав несколько деревьев и не сдвинув несколько камней.

Холодные голубые глаза Райнхарда уставились на Оберштайна. В них читалась проницательность, но не жестокость. Они казались странным образом привлекательными.

— Вы как будто читаете лекцию о макиавеллизме ученикам средних классов. Думаете, я всего этого не знаю?

— Как вам угодно, ваше превосходительство, просто иногда вашему преданному слуге кажется, что вы забываете элементарные вещи. С самого начала человеческой истории все герои забирались на вершину власти не только по трупам своих врагов, но и союзников. Нет такого монарха, который не запятнал бы свои руки в крови, и все его подчинённые об этом знают. Смею напомнить, что даровать смерть — один из способов отплатить за верность.

— Не означает ли это, что вы охотно прольёте свою собственную кровь, если понадобится?

— Если понадобится.

— Я запомню ваши слова. На этом всё. Свободны.

Голос Райнхарда звучал раздражённо, но Оберштайн почувствовал, как он постепенно смягчался. На мгновение ему захотелось что-то сказать, но он, не открывая рта, поклонился и ушёл.

Первым, кто поприветствовал Оберштайна дома, был старый далматинец. Он радостно завилял хвостом и пропустил хозяина в прихожую. Дворецкий приветствовал Оберштайна, протянул руки, чтобы забрать верхнюю одежду хозяина и поинтересовался, вино какого урожая он желал бы к сегодняшнему ужину.

— Никакого. Я ожидаю вызова от герцога Лоэнграмма в любую секунду. Не время для выпивки. Достаточно лёгкого ужина.

Когда он заканчивал ужин, зазвонил видеофон, и на экране появился адъютант Райнхарда Артур фон Штрайт.

— Господин начальник штаба, герцог Лоэнграмм срочно вызывает вас к себе. Герцог всё ещё у себя в кабинете канцлера. Пожалуйста, проследуйте туда, — сказал контр-адмирал фон Штрайт вежливо и официально, хотя ему и показалось странным, что Оберштайн носит форму даже за ужином дома.

В искусственных глазах начальника штаба читалось отсутствие необходимости объясняться.

Коротко поприветствовав начальника штаба во второй раз, канцлер обошёлся без любезностей и перешёл прямо к делу.

— Я кое-что забыл.

— Что же?

— Не говорите мне, что вы не понимаете, о чём речь. Если бы не понимали, то не явились бы по моему вызову так быстро.

— Премного благодарен. Я просто предположил, что вы уже подумали, кто может заменить Эрвина Йозефа на престоле.

— И что вы думаете? Подсказало ли ваше сердце достойного кандидата?

Этот диалог, заставивший бы ахнуть любого, был для них чем-то сродни разговора о погоде.

— Внучка третьей дочери-принцессы бывшего императора Людвига III. Отец — граф Пегниц, не принявший участия в прошлогодней гражданской войне. Всё, что его интересует, — коллекция прекрасных статуэток из слоновой кости. Мать — племянница графа Бодендорфа. Это девочка, но, быть может, пришло время императриц.

— Сколько ей лет?

— Пять месяцев.

Ни выражение лица Оберштайна, ни его тон не говорили, что он шутит. То, что Райнхард рассмеялся, объяснялось его кипучим характером.

Семилетний ребенок уступал место пятимесячному дитя. Тому, кто ещё даже не умеет говорить, предстояло стать властелином Вселенной, правителем всех народов, защитником галактического порядка.

Вряд ли Вселенная видела когда-нибудь такое безумство. Взрослые будут кланяться и унижаться перед грудничком в пелёнках, для которого звания высоких чиновников и адмиралов — пустой звук, и чей детский лепет им придётся принимать за императорское откровение.

— Так как вы намерены поступить? Будете искать других кандидатов? — было ощущение, что фон Оберштайн скорее приказывает, чем спрашивает. Улыбка исчезла с лица Райнхарда, и он медленно кивнул.

— Ладно. Трон получит этот сосунок. Для ребёнка, конечно, не самая забавная игрушка, но вот любой другой был бы счастлив её заполучить, даже будь он единственным её обладателем в космосе. Вторая такая будет лишней.

— Отлично. К слову, похоже, что граф Пегниц задерживает некоторые выплаты за статуэтки из слоновой кости. Он впутался в мутную историю с торговцами. Как будем решать проблему?

— Цена?

— Семьдесят пять тысяч рейсхмарок.

— Позаботьтесь об этом. Будет нехорошо, если отец будущей императрицы окажется в долговой тюрьме. Необходимые средства возьмите из казны имперского министерства имущества.

— Как пожелаете.

Оберштайн поклонился, встал и отправился домой.

Если бы у него было право занять трон самому, он бы всё устроил как надо, подумал Райнхард. Но пока, хоть он и пользовался этой властью, как своей, ему было сложно расправить крылья. Пять веков нахождения династии Гольденбаумов на вершине политического Олимпа принесли лишь социальные проблемы: чрезмерное богатство, классовые привилегии, политическое неравенство. И вот, после пяти веков гниения, золотое дерево, наконец, погибнет. Возбуждение от желанной мести охватило его, но из-за неприятной мысли к горлу подкатил ком, и ему резко захотелось плюнуть. Немного поколебавшись, он так и сделал.

Успех плана Леопольда Шумахера зависел от отвлекающего манёвра. В тот момент, когда Альфред фон Лансберг и Шумахер собирались проникнуть в Нойе Сан-Суси, в другой части имперской столицы должны были произойти диверсии в государственных структурах: от армейских округов до полиции.

Альфред отнёсся к этому скептически.

— Идея неплохая, но герцог Лоэнграмм не дурак. Он это предвидит.

В отличие от других аристократов, он не называл Райнхарда «белобрысым щенком». Просто жест вежливости, такой же, какой сам Шумахер выражал Альфреду.

— И всё же, стоит попробовать. Пусть этим займутся феззанские агенты.

— Но это неправильно. Они и так тайно поддерживают наше благородное дело. Разве этого недостаточно, капитан?

Шумахер смотрел на дело иначе. Их действия вовсе не были благородными, и единственной причиной, почему он оказался втянут в дело Альберта, — это тот факт, что за всем этим стоял Феззан. Но он держал эти мысли при себе.

— Верно, не стоит на многое рассчитывать.

— Более того, капитан, мы и так привлечём внимание тем, что используем слугу династии Гольденбаумов.

— Понятно. Вы правы, конечно, — сказал Шумахер, хотя на самом деле так не думал.

Возложение на Феззан прямого проведения диверсионных актов превращало их из простых соучастников в непосредственных исполнителей. Неважно, что они попробуют противопоставить Феззану, этого всё равно будет недостаточно. Если что-то пойдёт не по плану, даже Феззан не сможет гарантировать, что Альфреда и Шумахера не продадут герцогу Лоэнграмму. Так почему бы не набить подходящую цену феззанскому секрету?

Шумахер снова почувствовал, как раздражение накатывает на него. Настоящий военный, сражавшийся против лучших из лучших на поле боя, он чувствовал, что его втянули в какую-то бесперспективную историю.

«Вы не из тех, кто хоронит свою карьеру, копаясь в навозе», — сказал Руперт Кессельринг, советник правителя Доминиона. И хотя не было никакой необходимости выделять кого-то вроде него из остального человечества, может быть, он и правда был рождён такой жизни. Как ни парадоксально, молодой советник говорил правду.

— Гораздо важнее то, капитан, как мы попадем внутрь, — сказал Альфред с должным выражением. — Я планирую пройти этим маршрутом. Он идёт под северным садом, а выход наружу скрыт под постаментом памятника Сигизмунда I в южном саду. Поскольку он проходит по закрытой части дворца, шанс, что нас обнаружат, невелик.

Палец Альфреда активно двигался по карте. Особый уполномоченный Феззана покровительственно заявил, когда передавал ему карту, что она решит все его проблемы.

Туннель начинался в подземном хранилище под зданием Имперского общества естественной истории. Его протяжённость составляла 12,7 километров, а построил его пять поколений назад предок Альфреда по приказу императора Георга II. Этому же самому предку император пожаловал в награду за верную службу собственную служанку. С тех пор девиз его рода гласил: «Спасение престола — в путях неведомых».

— Выполнение этой важной миссии было предопределено мне судьбой пять поколений назад. Одна проблема: необходимо выяснить, как проникнуть в Общество естественной истории, хотя и не такая сложная, по сравнению с тем, как проникнуть в сам дворец.

Заботы Шумахера не касались судьбоносности миссии графа фон Лансберга. Он был погружён в мысли о том, сколько факторов должно сложиться воедино, чтобы его собственные планы воплотились в жизнь. Пока он изучал карту, вопросы лишь накапливались.

Вечером 6-го июля граф Альфред фон Лансберг и Леопольд Шумахер проникли в подземелья Нойе Сан-Суси.

Ночью того же дня неподалеку от южных пригородов имперской столицы были мобилизованы отряды полиции, чтобы раскрыть тайный оружейный склад радикальных республиканцев. Но, несмотря на то, что им удалось правильно определить местонахождение склада, действительно полного оружия, они никого не задержали. Особый уполномоченный Феззана Болтек подготовил всё, следуя указаниям Шумахера. В три дня был отремонтирован и заполнен оружием и снаряжением подвал заброшенного дома, что превратило его в настоящий склад. Этого было достаточно, чтобы замести их следы в ту ночь, но Шумахер приказал уничтожить склад, чтобы создать ещё большую суматоху. Чтобы скрыть операцию от гражданских властей и новостных агентств, у выхода из Имперского общества естественной истории, где начинался секретный проход, их ожидала машина: после того, как они вернутся, она должна была немедленно доставить их в резиденцию Болтека — там они должны были оказаться в безопасности.

Шутка ли, они выкопали глубоченный туннель, чтобы избавить императора Галактической Империи, правителя всей Вселенной, от страха предательства и смерти. Даже Шумахер не мог избавиться от ощущения, что они выглядят как идиоты, двигаясь по этому туннелю.

Что ж, по крайней мере, им не придётся пройти всё расстояние пешком, да и по поверхности путь займёт больше времени, чем под землёй. Шумахер сидел за рулем небольшого четырёхместного лэндкара на солнечных батареях. Он был изготовлен из специальной органического материала, подобного смоле, который при контакте с определённой кислотой начинал плавиться. Шумахер не планировал оставлять следы.

Поскольку туннель был построен исключительно для практического использования, он был лишён украшений в стиле рококо, в отличие от любой другой постройки, к которой приложила руку династия Гольденбаумов. Полукруглый свод тоннеля высотой в два с половиной метра был укреплён железобетоном. Чтобы облегчить спасение императора, пять поколений назад глава семейства фон Лансбергов установил всевозможные устройства, которые должны были задержать потенциальных преследователей. Но и они давно были позабыты.

Подъехав к серой стене, они вышли из машины. На потолке тускло светился флуоресцентный круг. Альфред приложил кольцо на указательном пальце левой руки к его центру. Секунд десять до них доносился глухой гул, а затем потолок беззвучно открылся.

Через пять минут они вышли в южный сад и проникли в нужный дворец. Во времена прежнего императора Фридриха IV стражники уже сто раз остановили бы их и заставили объясняться, кто они такие. Но, как ни иронично, время играло за них.

Императорские покои находились на широком балконе второго этажа. На кровати под балдахином сидел в одиночестве мальчик. Он — ещё совсем ребенок — был одет в роскошную шёлковую пижаму и сжимал в объятиях плюшевого мишку, который был размером почти с него. Непрошеные гости заметили, что мальчик был светловолосый, кареглазый, с узким подбородком и гладкой бледной кожей. Но тут мальчик поднял глаза и увидел, как двое взрослых входят в его комнату.

— Ваше величество, — голос молодого графа дрожал от благоговения.

Этот мальчик, объект безграничного почтения Альфреда, был не кто иной, как правитель Галактической Империи, император Эрвин Йозеф II.

Дитя-император посмотрел на молодого аристократа, преклонившего перед ним колено в знак почтения. Его лицо выражало безразличие. Но не потому, что его разбудили посреди ночи, — он уже не спал, когда они вошли, — а потому, что в нём не было ни капли детской непосредственности. Когда Альфред наконец решился что-то сказать, юный император прервал его, указав пальцем на Леопольда Шумахера.

— А этот почему не встаёт на колени? — спросил он визгливо.

— Капитан, перед вами сидит его величество император, правитель всей Галактики.

Циничный Шумахер был не в настроении для церемоний, но сохранил холодный рассудок. Видя, что Альфред настаивает, он опустился на колени. Не из уважения к императору, но потому что жалел своего подельника. Шумахер изобразил самый нелепый поклон, какой мог. В борьбе с абсурдностью всей сцены, это было лучшее, что он придумал. И он был бы рад, если бы это было в последний раз.

— Ваше величество, я ваш верный подданный, граф Альфред фон Лансберг. Я пришёл вызволить вас из рук предателя. Поскольку ситуация крайне необычная — прошу просить меня за любую грубость с моей стороны. Рискнуть собственными жизнями, служа вашему величеству, — лучшая награда для ваших покорных слуг.

Демонстративно игнорируя страстную речь своего преданного слуги, семилетний император терзал своего плюшевого мишку. Казалось, что слова Альфреда для него ничего не значили, но он, похоже, их просто не понимал. Для его возраста было вполне естественно не понимать торжественную речь Альфреда, произнесённую с таким тактом, но Альфред — рыцарь, патриот и романтик до мозга костей — ожидал, что молодой господин окажется светочем ума и всех добродетелей. В глазах Альфреда промелькнуло отчаяние, но он убедил себя, что слуга не должен задавать вопросов и то, что ему доверили это задание — уже великая честь. Он решил, что будет воздерживаться от возвышенных речей.

Семилетний император безразлично дёргал медведя за ухо, окончательно его оторвал и бросил одноухого медведя на пол. Он лениво встал с кровати и повернулся спиной к двум ошарашенным мужчинам. С ребёнком совершенно точно что-то было не так.

— Ваше… Ваше величество…

Голос Альфреда выдал его замешательство: поведение императора разбило вдребезги весь романтический ореол. Альфред не надеялся на особую благодарность и похвалу, но, по крайней мере, он думал, что правитель великой империи — пусть даже и его детская версия — окажет ему совсем иной прием. В речи, поведении и внешности Эрвина Йозефа, к сожалению, не было ничего ангельского, что ожидаешь увидеть в человеке его положения.

— Граф, что делать будем? — спросил Шумахер.

Альфред пожал плечами и тут же начал действовать. Он подскочил к священному и неприкосновенному императору и схватил его сзади.

Император издал пронзительный крик. Шумахер рукой быстро заткнул ему рот. Альфред, извинившись за то, что ему пришлось пойти на столь радикальные меры, даже сейчас переживал, что, как слуга, не может соблюдать правила этикета.

Из-за двери послышался женский голос:

— Ваше величество, всё ли в порядке?

На мгновение двое мужчин застыли как вкопанные. Пока Шумахер держал сопротивляющегося ребёнка, Альфред вытащил свой лазерный пистолет и быстро спрятался в тени двери. Показалась хрупкая фигура женщины лет тридцати в ночной рубашке. Без сомнения, это была императорская няня или гувернантка. В других обстоятельствах Шумахер задал бы ей пару вопросов о дисциплине и образовании Эрвина Йозефа. Женщина подошла к огромной кровати с балдахином и споткнулась о плюшевого мишку. Она подняла его, заметила, что у него оторвано ухо, тяжело вздохнула, будто бы это случалось уже не в первый раз.

— Ваше величество! — снова позвала она, но тут разглядела фигуры похитителей. Она раскрыла рот, но крик замер у неё в горле, когда она увидела оружие в руке Альфреда. К их общему счастью, она потеряла сознание и рухнула, как кукла, на пол. Похитители услышали шум шагов. Они переглянулись и стали спасаться бегством.

Это было не спасение, а самое настоящее похищение, стыдливо упрекал себя Шумахер. Он сочувствовал графу Лансбергу, но всё дело превратилось в невероятный фарс с участием самого неблагодарного ребёнка в мире и двух взрослых, движимых несбыточной мечтой. Если это изменит ход истории, то не фарс ли история сама по себе?

Несомненно, служанки немедленно известили дворцовую стражу о произошедшем, но то ли из-за растерянности, то ли из-за неприязни к партии Райнхарда со стороны старых имперских придворных слуг, солдаты начали действовать только минут через пять.

Глава дворцовой стражи генерал Морт спал в пристройке к зданию дворцовой стражи, но оказался на месте, как только получил доклад о подозрительной активности, прежде всего желая лично убедиться в благополучии императора. Но престарелый камергер был слишком взволнован, чтобы даже коротко описать ему произошедшее

— Где его величество император? Это всё, что я хочу знать.

Тон адмирала Морта не был ни резким, ни яростным, но атмосфера всё равно была устрашающей. Пугливые слуги не могли ей сопротивляться. Престарелый камергер с трудом взял себя в руки, собрал в кулак всё свое достоинство и как мог описал злоумышленников, проникших во дворец и похитивших императора.

— Почему вы с этого не начали?!

Морт обругал камергера, но, не желая тратить время на выяснение тяжести его вины, он вызвал своего адъютанта и спокойно приказал ему прочесать дворец. Лицо адъютанта стало каменным, когда он, получив приказ, выбежал из комнаты, чтобы поднять своих людей.

— Не думаю, что такие вещи стоит держать при себе, господин камергер.

Камергер лишь кивнул в ответ. Выражение лица Морта говорило, что он больше беспокоился о том, что его обвинят в халатности, чем о безопасности императора.

Простые же солдаты не знали, что император похищен. Им и не нужно было знать. Они лишь услышали, что произошло что-то серьёзное, схватили свои тепловизоры, приборы ночного видения и разбежались по обширной дворцовой территории, с её более чем сотней тысяч частных домов, подобно хищникам, что охотятся в ночи.

Наконец вбежал адъютант Морта и сообщил положение дел. С помощью инфракрасного излучения обнаружили следы какой-то подозрительной активности, исчезающие где-то около памятника императору Сигизмунду I.

— Похоже, что там есть подземный ход, который ведёт наружу, но я не решусь поднять руку на статую императора без разрешения вышестоящего. Я немедленно продолжу расследование, если вы дадите согласие.

Морт стоял молча, как изваяние Только теперь он вспомнил, что слышал о том, что под Нойе Сан-Суси находится огромный лабиринт. Подобно тому, как похитители проникли в дворец, в сердце старого ветерана проникло ощущение сокрушительного поражения. Он всегда гордился тем, что делает всё возможное, чтобы выполнить возложенные на него обязанности, и до сегодняшнего дня ему это удавалось. Отныне о его достижениях будут говорить в прошедшем времени, если вообще будут говорить.

Ульрих Кесслер преодолел все трудности на поле боя — звание генерала он получил благодаря собственной храбрости. Но, когда он услышал новость о похищении императора, его бросило в дрожь. Переодеваясь в военную форму, он отдал приказ закрыть все космодромы, выставить блокпосты на основных дорогах, ведущих из столицы Империи в пригороды, и мобилизовать полк военной полиции. Кто мог пойти на такое ужасное преступление? Его мозг перебирал сотни имен, пока не остановился на двух: граф Альфред фон Лансберг и Леопольд Шумахер. Но разве герцог Лоэнграмм на днях не ослабил за ними наблюдение? И почему всё произошло именно сейчас?

Сначала лицо Кесслера выражало шок, затем обеспокоенность и, наконец, окончательно, помертвело, как будто бы он смотрел в бездну. Усилием воли ему удалось надеть маску спокойствия, и он, одетый в безупречную чёрно-серебряную форму, покинул свою резиденцию.