ЛоГГ. Том 1. Рассвет

Глава 8. Линии смерти

В течение первого месяца радостное волнение было постоянным спутником всех флотов Союза. Потом это чувство всеобщей дружбы стало охладевать, оставляя после себя разочарование и, что ещё хуже, беспокойство и нетерпение. Возник вопрос, который люди задавали друг другу — офицеры там, где не было солдат, а солдаты — там, где не могли услышать офицеры.

«Почему враг никак себя не проявляет?»

Во главе с идущим впереди флотом адмирала Уланфа, войска Союза проникли уже на пятьсот световых лет вглубь имперской территории. В их руках оказались около двухсот звёздных систем, среди которых было и тридцать населённых, хоть и слаборазвитых в техническом плане. Общее население этих миров составляло примерно пятьдесят миллионов мирных жителей. Колониальные губернаторы, пограничные графы, чиновники налогового департамента и солдаты — все, представители Империи, кто должен был управлять этими людьми, сбежали, так что армия вторжения не встречала заслуживающего упоминания сопротивления.

— Мы — силы освобождения! — говорили офицеры, ответственные за работу с населением, брошенным на произвол судьбы шахтёрам и фермерам. — Мы обещаем вам свободу и равенство! Больше вам не придётся страдать под гнётом деспотизма! Вам будут предоставлены полные политические права, и вы сможете начать жизнь заново как свободные граждане!

Но, к их разочарованию, встречали их не горячее одобрение и всеобщая радость, которые они представляли. Собравшиеся толпы не проявляли ни малейшего интереса, и, казалось, пропускали мимо ушей всё страстное красноречие офицеров Союза. Когда их представителям давали слово, они говорили:

— Прежде, чем давать нам какие-либо политические права, мы были бы признательные, если бы вы сначала дали нам право на жизнь. У нас нет еды. Нет молока для наших детей. Военные отобрали всё это, когда уходили. Прежде, чем обещать свободу и равенство, можете вы пообещать хлеба и молока?

— К-конечно, — отвечали миротворцы, хотя в душе были удручены этими прозаическими просьбами. Тем не менее, они ведь были силами освобождения. Обеспечить жизненные потребности людям, стонущим под игом тирании имперского правления — это даже важнее, чем сражения. Продукты питания поступали из отделов снабжения всех флотов, и одновременно с этим в штаб командования силами вторжения на Изерлоне был отправлен запрос на пищу на сто восемьдесят дней для пятидесяти миллионов человек, а также семена более двухсот зерновых культур, сорок заводов по производству искусственного протеина, шестьдесят гидропонных заводов и корабли, необходимые для их перевозки.

«Это минимум, необходимый для спасения населения освобождённой территории от голода. Количество будет неуклонно расти по мере расширения зоны освобождения».

Контр-адмирал Кассельн, начальник штаба тыловой службы сил вторжения, невольно зарычал, прочитав эту аннотацию, сопровождавшую бланк запроса. Продукты для пятидесяти миллионов человек на сто восемьдесят дней? Одного зерна понадобится десять миллионов тонн. Для его транспортировки потребуется пятьдесят крупных транспортных судов, способных перевозить по двести тысяч тонн. Но ладно корабли — производственные и складские мощности Изерлона просто не смогут обеспечить такого количества продуктов!

— Даже если мы опустошим все до последнего склады на Изерлоне, то сможем собрать только семь миллионов тонн. И даже при работающих на полную мощность гидропонных заводах и заводах по производству искусственного протеина…

— Этого всё равно не хватит. Я знаю, — прервал Кассельн подчинённого, докладывающего о результатах подсчётов.

Ещё бы ему не знать. План снабжения, рассчитанный на тридцать миллионов солдат, был составлен самим Кассельном, и он был уверен в его осуществимости. Но теперь была совсем другая история, так как приходилось принимать во внимание гражданских, вдвое превосходящих по количеству всех солдат сил вторжения. Нужно внести коррективы в план, рассчитывая его на в три раза большее количество людей, и это необходимо сделать как можно быстрее. Кассельн легко мог представить себе стоны офицеров из служб снабжения флотов, на которых обрушилась такая нагрузка.

«И всё же, неужели эти миротворцы такие идиоты?» — Кассельна неприятно зацепила одна фраза из аннотации к запросу: «Количество будет неуклонно расти по мере расширения зоны освобождения». Разве это не означает, что бремя пополнения запасов станет ещё тяжелее? Сейчас не время для детского ликования по поводу увеличения захваченной территории. И более того, за всем этим крылось предчувствие чего-то большего… чего-то ужасного.

Кассельн попросил о встрече с верховным командующим, адмиралом Лобосом. В его кабинете он встретил контр-адмирала Форка из оперативного штаба. В этом не было ничего удивительного — Форк пользовался у командующего большим расположением, чем даже его начальник штаба, адмирал Гринхилл. Обычно его можно было найти, внимательно смотрящим за главнокомандующим. В последнее время даже начались перешёптывания, что Лобос всего лишь микрофон, озвучивающий слова Форка.

— Вы, должно быть, по поводу запросов от миротворцев, — сказал адмирал Лобос, потирая свой мясистый подбородок. — У меня хватает и других дел, так что постарайтесь изложить покороче.

Никто не смог бы достигнуть такого положения, будучи некомпетентным. Лобос был человеком, умеющим добиваться результата на фронте, методично работать с документами в тылу, руководить войсками и управлять персоналом. По крайней мере, он был таким человеком лет до пятидесяти. Однако теперь его падение было очевидным. Он стал вялым и безынициативным, и это особенно остро ощущалось в моменты, когда требовалось принятие решений или глубокое изучение вопроса. Возможно, именно поэтому контр-адмиралу Форку и было позволено делать всё, что он посчитает нужным и самому принимать решения.

Ходило несколько теорий о том, что привело к тому, что этот талантливый командир закончил вот так. Одни говорили, что напряжение, которое он взвалил на свои тело и разум в молодости, привело к размягчению мозга. Другие — что всё дело в хронической болезни сердца или в том, что он не смог перенести поражение от Ситоле в гонке за место начальника Центра стратегического планирования. Крылья воображения людей в форме разворачивались во всю ширь, когда они сплетничали друг с другом об этом.

Когда воображение стало заносить некоторых совсем уж далеко, возникли теории вроде такой, что Лобос, известный тем, что не пропускал ни одной юбки, заразился какой-то ужасной болезнью от женщины, с которой провёл всего одну ночь. К этому утверждению было ещё одно дополнение: говорили, что женщина, наградившая адмирала его позорной болезнью, была имперской шпионкой. На лицах слышавших это на мгновение появлялись грязные улыбки, после чего они передёргивали плечами, словно почувствовав озноб.

— Я буду краток, ваше превосходительство. Мы столкнулись с кризисом. Очень серьёзным кризисом, — Кассельн начал с места в карьер, ожидая, как отреагирует Лобос. Главнокомандующий опустил руку, которой потирал подбородок, и с сомнением посмотрел на начальника тыловой службы. Контр-адмирал Форк чуть покривил губы, хотя это была просто привычка.

— Что это вдруг? — в голосе адмирала не было ни тени шока или удивления, но Кассельн подумал, что он скорее не спокоен и собран, а просто неспособен испытывать эмоции.

— Вам ведь известно о запросах от офицеров-миротворцев? — спросил Кассельн, хотя задавать такой вопрос, возможно, было грубо. Форк точно так подумал. Хотя он ничего не сказал, но скривился ещё больше. Позже можно было ждать от него неприятностей.

— Да, я знаю о них, — сказал Лобос. — На мой взгляд, они просят слишком много, но разве у нас есть выбор при нашей оккупационной политике?

— На Изерлоне не хватит запасов, чтобы удовлетворить подобные запросы.

— Тогда передайте их на родину. Крохоборы впадут в истерику, но они не смогут отказаться дать вам то, что вы попросите.

— Да, ваше превосходительство, они, несомненно, пришлют продовольствие. Но что, по-вашему, произойдёт после того, как его доставят на Изерлон?

Адмирал снова начал поглаживать подбородок.

«Сколько ни старайся, тебе всё равно не соскрести весь этот жир», — подумал Кассельн.

— Что вы имеете в виду, контр-адмирал?

— Я имею в виду, что план врага состоит в том, чтобы перегрузить наши линии снабжения, — Кассельн говорил резко, с трудом удерживаясь, чтобы не закричать: «Разве вы сами этого не видите?!».

— Иначе говоря, противник собирается напасть на наш транспортный флот и попытаться отрезать наши линии снабжения — это ваше мнение, как начальника тыловой службы? — спросил контр-адмирал Форк. Кассельну было неприятно, что кто-то вмешивается в разговор, но всё же он кивнул. — Но вся территория отсюда и до передовой линии в пятистах световых годах впереди, оккупирована нашими войсками. Я не думаю, что есть причины для волнения. Хотя, конечно, на всякий случай мы отправим эскорт.

— Понятно. На всякий случай, да? — произнёс Кассельн, вложив в свои слова столько сарказма, сколько смог. Да и какое ему вообще дело до того, что думает Форк?

«Ян, пожалуйста, возвращайся живым, — мысленно обратился он к своему другу. — Это слишком глупая битва, чтобы погибнуть в ней».

В столице Союза Свободных Планет на Хайнессене разгорелись ожесточённые споры между сторонниками и противниками удовлетворения запросов флота.

Сторонники говорили: «Первоначальной целью вторжения было освобождение народа, стонущего под гнётом тирании Империи. Спасение от голода пятидесяти миллионов людей, пострадавших от той же тирании — это, вне всякого сомнения, тоже благородно. Более того, когда люди узнают, что это мы спасли их, то, вместе с их желанием противостоять имперскому правлению и пониманию, кто именно обрёк их на голодную смерть, это неизбежно склонит общественное мнение на сторону Союза. Так что, по причинам военного и политического характера, жителям оккупированных территорий должны быть предоставлены продукты питания и другие необходимые для жизни вещи».

Их противники приводили контраргументы: «Эта экспедиция была плохо спланирована с самого начала. Только для исполнения первоначального плана требовалось двести миллиардов динаров, что составляет 5,6 процентов бюджета Союза и более десяти процентов бюджета армии. И было неизвестно, сможет ли наша экономика выдержать такую нагрузку. А если добавить к этому обеспечение оккупированной территории, то финансовый дефицит станет настолько явным, что приведёт экономику к банкротству. Поэтому необходимо прекратить кампанию, покинуть захваченные территории и вернуться к Изерлону. Держа в руках эту крепость, можно не беспокоиться о возможном нападении Империи и спокойно восстанавливать государство…»

Идеологические призывы, холодный расчёт и эмоции сплелись вместе в этой ожесточённой дискуссии, и казалось, что она может продолжаться вечно.

Однако, рапорт — или, скорее, крик отчаяния — с Изерлона позволил решить вопрос: «По крайней мере, дайте нашим солдатам шанс погибнуть в бою. Если же вы продолжите ничего не делать, их ждёт лишь бесславная смерть от голода!»

Поставки были собраны согласно запросам армии, и их уже начали перевозить, но вскоре пришли новые заявки почти на те же суммы. Оккупированная зона увеличилась, и число проживающих в ней людей достигло ста миллионов. Разумеется, пропорционально этому возросло и количество необходимых припасов…

Те, кто поддерживал прежние требования, как и следовало ожидать, почувствовали себя униженными. Их противники говорили: «Разве мы не предупреждали вас? Этому не будет конца. Пятьдесят миллионов превратилось в сто миллионов. А вскоре сто миллионов превратятся в двести. Империя намерена разрушить нашу экономику. Правительство и военные слепо попались в ловушку и не смогут избежать ответственности. У нас нет другого выбора! Только отступление!»

— Империя использует невинных гражданских в качестве оружия для борьбы с нашими силами. Это презренная тактика, но учитывая то, что мы делаем всё во имя освобождения и спасения людей, нельзя не признать, что она эффективна. Мы должны отступить. В противном случае наши войска будут вымотаны под весом голодающих мирных жителей и не смогут ничем ответить, когда враг предпримет контратаку, — так говорил Жуан Ребелу, председатель финансового комитета, на заседании Верховного Совета.

Те, кто поддерживал отправку войск, не проронили ни слова. Они лишь сидели с мрачным или, скорее, даже шокированным видом.

Госпожа Корнелия Виндзор, председатель комитета по передаче информации, не отрываясь смотрела на пустой экран компьютерного терминала, и её лицо было жёстким. К этому моменту даже она понимала, что выбора нет. С уже потраченными средствами ничего нельзя было сделать, но дальнейших расходов экономика Союза была не в состоянии вынести.

Тем не менее, если они отступят сейчас, не достигнув никаких военных успехов, она потеряет лицо, так как поддерживала вторжение. Не только те, кто с самого начала высказывался против, но и те представители провоенной фракции, с кем они сейчас на одной стороне, несомненно, попытаются утопить её, свалив на неё всю вину. Кресло члена Верховного Совета, о котором она мечтала с тех пор, как впервые решила заняться политикой, уходило из-под неё.

«Чем там занимаются эти неумехи на Изерлоне?!» — госпожу Виндзор охватил страшный гнев. Она стиснула зубы и сжала кулаки так, что красиво накрашенные ногти впились в ладони.

Нет другого выбора, кроме как отступить, но перед этим, пусть даже всего один раз, как насчёт того, чтобы показать всем победу над имперским флотом? Если бы они сделали это, то она бы спасла лицо, а эта военная кампания избежала того, чтобы остаться для будущих поколений символом безрассудства и расточительства.

Она взглянула на председателя Совета. Этот глупый старик так спокойно занимает высший пост в Союзе…

Глава государства, насмешливо называемый «тем, кого никто не выбирал». В конце безрадостной игры он как-то вдруг оказался на вершине, благодаря работе умельцев политической механики.

«Я была обманута, меня вовлекли в поддержку этого проекта его слова о следующих выборах!» — Корнелия от всего сердца ненавидела председателя, по вине которого, как она считала, она оказалась в этой ситуации.

С другой стороны, председатель комитета обороны Трюнихт мог чувствовать себя вполне довольным ясностью своего предвидения.

Для него было с самого начала понятно, что всё обернётся именно таким образом. При нынешнем уровне военной и экономической мощи Союз не имел шансов на успешное вторжение в Империю. В ближайшем будущем экспедиционные силы ждёт жалкое поражение, и нынешняя администрация потеряет поддержку народа. Однако сам Трюнихт выступал против этой непродуманной кампании, чем показал себя человеком мужественным и проницательным, так что он не только не пострадает, но и приобретёт репутацию истинного государственного деятеля. Лишь Ребелу и Хван смогут тут посоперничать с ним, но они не имеют поддержки среди военных и промышленников. А это значит, что в конечном счёте пост председателя Верховного Совета перейдёт к Трюнихту.

Вот чего он желал. И теперь про себя удовлетворённо улыбался. Это он станет тем, кого назовут «величайшим главой государства в истории Союза… тем, кто уничтожил Империю». Никто, кроме него, не достоин этой чести.

В конце концов, аргументы в пользу немедленного отступления были отклонены.

— Пока на фронте не будет достигнуто каких-либо успехов, мы не должны делать ничего, что подорвало бы наши силы.

Таково было решение милитаристской фракции, обладающей главенствующей властью в Союзе, которое в итоге было принято, хоть и высказывалось несколько пристыженным тоном. Для Трюнихта подобный результат был как нельзя более выгодным. Вот только цели у него были совсем не теми, что у «ястребов» из провоенной фракции.

«До тех пор, пока не придут поставки с родины, каждый флот должен приобретать всё необходимое на местах».

Когда эта директива была передана командующим флотов Союза, их лица покраснели от гнева.

— Приобретать всё необходимое на местах?! Они хотят, чтобы мы занялись грабежом?

— О чём думают на Изерлоне? Они считают нас предводителями пиратов?

— Когда ваш план поставок терпит крах — это первый шаг к стратегическому поражению. Некоторый смысл в этой директиве есть. Командование просто хочет переложить вину на нас!

Хотя Ян не присоединился к этому хору жалоб, в душе он был полностью согласен с ними. Штаб командования вёл себя на редкость безответственно, но учитывая то, что вся эта кампания с самого начала была безответственной, не стоило и надеяться, что в её ходе будет проявлено мудрое руководство. Ему не хотелось даже думать о том, каково сейчас приходится Кассельну.

«Как бы то ни было, мы на пределе», — подумал он.

Из-за того, что он продолжал кормить жителей оккупированных планет, запасы Тринадцатого флота подходили к концу. Беспокойство и недовольство капитана Уно, руководителя отдела снабжения наконец прорвалось:

— Имперские жители не стремятся к идеалам справедливости. Они думают лишь о том, как бы набить живот. Если имперский флот привезёт им продукты, то они станут кланяться до земли и кричать: «Слава Императору!». Они живут лишь ради удовлетворения своих низменных инстинктов. Так почему мы должны голодать, чтобы накормить их?

— Чтобы не стать такими, как Рудольф, — ограничившись этим кратким ответом, Ян вызвал лейтенанта Фредерику Гринхилл и попросил связать его с адмиралом Уланфом, командующим Десятого флота.

— О, это же Ян Вэнли! — воскликнул потомок кочевников, глядя на него с экрана. — Нечасто вас услышишь. Что-то случилось?

— Рад видеть вас в добром здравии, адмирал Уланф, — это была ложь. Под пронзительно-острыми глазами Уланфа залегли тени. Хотя его высоко ценили как храброго командира, казалось, что проблемы совсем иного измерения, чем храбрость и военная стратегия, сводят его с ума.

От вопроса о том, как обстоят дела с запасами продовольствия, отвращение на его лице стало ещё более отчётливым.

— Припасов осталось всего на неделю, — сказал он. — Если до того времени мы не получим помощи из Изерлона, то у нас не останется выбора, кроме как реквизи… — нет, не стоит скрывать смысл красивыми словами — кроме как начать грабить оккупированные планеты. Освободительные силы будут потрясены, когда услышат это. Если, конечно, там есть, что грабить.

— Насчёт этого… Я бы хотел поделиться мнением, — задумчиво произнёс Ян. — Как насчёт того, чтобы бросить захваченные территории и отступить?

— Отступить? — брови Уланфа чуть дёрнулись. — Не обменявшись с противником ни единым выстрелом? Разве это не чересчур пассивно?

— Мы должны сделать это, пока ещё можем. Враг истощает наши запасы и ждёт, пока мы начнём голодать. И для чего, по-вашему? — Уланф задумался, но Ян сам ответил на свой вопрос. — Скорее всего, имперцы готовятся нанести удар всеми силами. Они у себя дома, линии снабжения коротки, так что они не испытывают проблем, в то время как мы становимся слабее.

— Хмм… — Уланф славился своей отвагой, но он был неглуп, поэтому не было ничего удивительного в том, что от этих слов у него по спине пробежал холодок. — Но если мы станем беспорядочно отступать, то закончим тем, что сами пригласим противника к нападению. В таком случае всё станет ещё хуже.

— Главное условие тут в том, чтобы быть готовыми отразить это нападение. Отступив сейчас, мы сможем это сделать, но если станем ждать, пока наши солдаты начнут голодать, то будет слишком поздно. Так что большее, что мы можем сделать — организованно отступить до того, как это случится, — Ян говорил всё более яростно. Уланф молча слушал. — Кроме того, враг явно планирует свои действия исходя из того, что мы будем по-настоящему истощены. Увидев, что мы уходим, они подумают, что это полномасштабное отступление, и нападут, а у нас будет много возможностей для ответного удара. С другой стороны, если они посчитают это ловушкой, так как мы уходим слишком рано, что ж, это тоже неплохо — мы просто уйдём невредимыми. Однако шансы на это не слишком велики и с каждым днём всё уменьшаются.

Адмирал Уланф задумался, но ему не потребовалось много времени для принятия решения.

— Ладно. Полагаю, вы правы. Начнём подготовку к отступлению. Но как нам донести это до командующих других флотов?

— Я собираюсь поговорить с адмиралом Бьюкоком. Если удастся уговорить его связаться со штабом на Изерлоне, это будет весомее, чем если бы я сам обратился туда…

— Хорошо. Тогда давайте оба постараемся сделать всё так быстро, как только сможем.

Не успел Ян закончить разговор с Уланфом, как прибыло срочное сообщение.

— В оккупационной зоне Седьмого флота вспыхнул бунт. Масштабы очень велики. Это было вызвано приостановкой распределения продовольствия военными, — на лице Фредерики, делавшей отчёт, отразилась мука.

— Как Седьмой флот справился с этим?

— Им удалось на время приостановить восставших, используя слезоточивый газ, но, по-видимому, как только люди пришли в себя, всё началось заново. Похоже, лишь вопрос времени, когда военные применят более сильные средства.

«Всё обернулось трагедией…»

Вторжение Союза, называющего себя освободительной силой, — силой, что защищает людей — превратило народ Империи в своих врагов. На этой стадии игры, по всей вероятности, уже не было способа справиться со взаимным недоверием. А значит, врагу прекрасно удалось справиться со своей задачей: ослабить силы Союза и не допустить его поддержки жителями оккупированных планет.

«Великолепная работа, граф Лоэнграмм. Я бы так не смог. Так тщательно всё рассчитать, зайти так далеко… Даже если бы я знал, что так я смогу победить, я бы просто не смог. В этом разница между мною и графом Лоэнграммом, и именно это меня пугает… Потому что однажды эта разница может привести к катастрофе».

Когда вице-адмирал Бьюкок, командующий Пятым флотом Союза Свободных Планет, связался со штабом командования на Изерлоне, на экране перед ним возникло бледное лицо офицера оперативного штаба.

— Я просил связать меня с его превосходительством главнокомандующим. Не припомню, чтобы говорил, что желаю пообщаться с вами. Штабисты не должны совать свои носы туда, куда их не просят, — голос старого адмирала был резок. Форку с ним было не сравниться.

Молодой офицер оперативного штаба на мгновение застыл в замешательстве, а потом надменно сказал:

— Просьбы о разговоре с его превосходительством, а также доклады и прочее проходят через меня. Какова причина вашего обращения?

— Я не собираюсь говорить об этом с вами, — даже Бьюкок на мгновение забыл о возрасте, неосознанно принимая позу готовности к драке.

— Тогда я не могу связать вас.

— Что?..

— Каким бы высоким ни было ваше звание, вы должны следовать правилам. Ну так что, я прерываю передачу?

«Уж не ты ли придумал эти правила?!» — подумал Бьюкок, но сейчас у него не было другого выбора, кроме как уступить.

— Все командующие флотов, находящихся на передовой линии, считают необходимым отступить. Я хотел бы получить согласие главнокомандующего в этом вопросе.

— Вы сказали «отступить»? — губы контр-адмирала Форка скривились именно в ту форму, которой и ожидал старый адмирал. — Адмирал Ян мог бы сказать нечто подобное, но я не предполагал услышать, чтобы столь известный своим мужеством человек, как вы, вице-адмирал Бьюкок, выступал за отступление без боя.

— Прекратите эти дешёвые нападки, — сказал Бьюкок. — Мы не оказались бы в таком положении, если бы изначальный план не был таким непродуманным и глупым. Попытайтесь почувствовать хоть немного ответственности.

— Это прекрасный шанс уничтожить флот Империи одним ударом. Чего вы так боитесь? Будь я на вашем месте, я бы ни за что не отступил.

Это наглое и бездумное замечание зажгло огонь, похожий на вспышку сверхновой, в глазах старого адмирала.

— Вот как? Что ж, отлично. Я готов поменяться с вами местами. Я вернусь на Изерлон, а вы вместо меня отправитесь на фронт.

Губы Форка достигли той точки, где не могли скривиться ещё сильнее.

— Пожалуйста, не предлагайте невозможного.

— Это вы хотите невозможного. И делаете это, не покидая безопасного места.

— Вы оскорбляете меня?

— Мне просто надоело слушать громкие слова, — сказал Бьюкок. — Если вы хотите показать свой талант, то должны делать это с помощью достижений, а не пустых речей. Как насчёт того, чтобы выйти и доказать, что у вас есть то, что нужно, чтобы отдавать приказы другим?

Старому адмиралу показалось, что он слышит, как кровь притекает к лицу Форка. Однако то, что он увидел, не было его воображением. Глаза молодого офицера штаба расфокусировались, а на лице появилась гримаса растерянности и ужаса. Ноздри раздулись, а перекошенный рот широко раскрылся. Он вскинул руки, закрывая лицо от взгляда Бьюкока, и после секундной паузы издал крик, бывший чем-то средним между стоном и воплем.

Бьюкок молча наблюдал за тем, как образ контр-адмирала Форка скрывается за нижним краем экрана. Позади Форка он видел множество фигур, бегающих туда-сюда, но никто не мог объяснить, что же произошло.

— Что с ним случилось? — спросил он своего помощника лейтенанта Клемента, который стоял в стороне. Но тот тоже ничего не понимал.

Бьюкоку пришлось ждать перед экраном около двух минут, пока наконец перед ним не появился молодой офицер медицинской службы в белой форме.

— Это капитан 3-го ранга Ямамура, ваше превосходительство, — отсалютовал он. — Я офицер медицинской службы. В настоящее время контр-адмирал Форк находится в лазарете. Позвольте объяснить ситуацию.

По какой-то причине Ямамура показался Бьюкоку несколько самонадеянным.

— Так что случилось с Форком?

— Нейрогенная слепота, вызванная конверсионной истерией.

— Истерией?

— Так точно. Чувство разочарования или неудачи вызвало в нём ненормальное волнение, и это временно парализовало его зрительные нервы. Он снова сможет видеть примерно через пятнадцать минут, но такие приступы могут повторяться сколько угодно раз. Причина психологическая, так что, если эта причина не устранена…

— Что с этим можно сделать? — прервал его Бьюкок.

— Вы не должны спорить с ним. Не нужно порождать в нём чувства неудачи или поражения. Все должны делать, как он говорит, и всё должно идти согласно его желаниям.

— Вы это серьёзно, офицер?

— Это симптомы, которые мы иногда наблюдаем у маленьких детей, которые растут в среде, где все их желания сразу исполняются, отчего у них возникает ненормально большое эго. Это не вопрос добра и зла. Важно лишь то, чтобы его эго и желания удовлетворялись. Так что, если все адмиралы извинятся за свою грубость, отдадут все силы для выполнения его плана и добьются победы, чтобы он стал объектом похвалы… Причина его болезни будет устранена.

— Что ж, я ужасно рад это слышать, — Бьюкок был не в настроении выходить из себя. — Значит, тридцать миллионов солдат должны оставаться в пасти смерти, только чтобы вылечить истерию этого парня? Просто замечательно. Я так тронут, что готов утонуть в слезах.

На губах медика появилась слабая улыбка.

— Если мы сосредоточимся только на том, чтобы излечит болезнь контр-адмирала Форка, то да, это то, что мы должны делать. Но если мы расширим поле нашего зрения на всю армию, то, разумеется, возникает другой способ решения проблемы.

— Именно. Он должен уйти в отставку! — рявкнул старый адмирал. — Возможно, случившееся — к лучшему. Имперские военные будут плясать от радости, если узнают, что стратег, отвечающий за жизни тридцати миллионов солдат, имеет менталитет ребёнка, плачущего о шоколадке!

После небольших колебаний, Ямамура сказал:

— В любом случае, я не уполномочен говорить о чём-то, помимо его медицинского состояния. Я поставлю в известность его превосходительство начальника штаба…

«Какая мерзость, — подумал Бьюкок. — Выходит, тайный сговор политиков, надеющихся на победу на выборах, и молодого солдата, страдающего детскими приступами истерии, привёл к мобилизации тридцати миллионов солдат. Нужно быть мазохистом или фанатом войны, чтобы искренне желать сражаться изо всех сил, услышав такое».

— Адмирал… — человеком, заменившим на экране офицера медицинской службы, был адмирал Гринхилл, начальник штаба экспедиционных сил. На его красивом благородном лице лежала глубокая тень беспокойства.

— Что ж, простите, что беспокою вас в такое напряжённое время, адмирал Гринхилл, — это была одна из черт старого адмирала, за которую люди просто не могли ненавидеть его, даже когда он говорил с открытым сарказмом.

Гринхилл улыбнулся той же улыбкой, что и врач.

— Я тоже сожалею, что вам пришлось увидеть столь неприглядный момент. Нам понадобится санкция главнокомандующего, но, думаю, мы отправим контр-адмирала Форка на отдых…

— В таком случае, что насчёт предложения командующего Тринадцатого флота об отступлении? Я тоже стопроцентно поддерживаю его. Люди на передовой не готовы к сражению, как физически, так и психологически.

— Подождите немного. Это также требует санкции главнокомандующего. Прошу, поймите, я не могу дать вам ответа сразу.

Вице-адмирал Бьюкок бросил на него взгляд, говорящий, что с него достаточно бюрократических ответов.

— Я знаю, это может показаться нескромным, адмирал, но не могли бы вы организовать мне прямую связь с главнокомандующим?

— Главнокомандующий сейчас спит, — ответил Гринхилл.

Седые брови старого адмирала сошлись у переносицы, глаза несколько раз моргнули. Потом он медленно спросил:

— Что вы только что сказали, адмирал?

Ответ адмирала Гринхилла был ещё более торжественным:

— Главнокомандующий спит. Он приказал разбудить его только в случае вражеского нападения, поэтому я передам ему вашу просьбу, как только он проснётся. Пожалуйста, подождите до тех пор.

Бьюкок не нашёл, что на это ответить. Его брови дрожали так быстро, что движения почти не было видно.

— Очень хорошо. Я всё прекрасно понял, — спустя почти минуту, сказал наконец Бьюкок, с трудом сдерживая эмоции. — Я просто выполняю свой долг перед подчинёнными, как фронтовой командир. Спасибо за беспокойство. Когда проснётся главнокомандующий, передайте, что Бьюкок ему звонил и надеется, что у него были приятные сны.

— Адмирал…

Бьюкок прервал связь со своей стороны, мрачно глядя на ставший однотонно-серым экран комма.

Райнхард закончил читать доклад разведки, кивнул своим мыслям и вызвал вице-адмирала Зигфрида Кирхайса. Он приготовил для него важное задание.

— Флот снабжения скоро отправится с Изерлона к передовой. Это линия жизни врага. Возьми все свои корабли и уничтожь её. Детали оставляю на твоё усмотрение.

— Слушаюсь.

— Можешь использовать любую информацию и материалы, какие тебе понадобятся.

Рыжий адмирал отсалютовал, повернулся на каблуках и собрался было уходить, когда Райнхард внезапно остановил его. Его друг недоверчиво оглянулся, и молодой имперский гросс-адмирал сказал:

— Это ради победы, Кирхайс.

Райнхард знал. Знал, что Кирхайс против той жестокой тактики, которую он использовал, позволяя людям на захваченных планетах голодать, чтобы сковать врага по рукам и ногам. Это не отражалось на лице Кирхайса, не говоря уже о словах, но Райнхард прекрасно всё понимал. Он знал, что за человек Зигфрид Кирхайс.

Он отсалютовал ещё раз и вышел, ничего не говоря. Потом Райнхард вызвал остальных адмиралов.

— Пока адмирал Кирхайс уничтожает флот снабжения мятежников, наши силы начнут всеобщее наступление. А я отправлю ложное сообщение о том, что флот снабжения был атакован, но теперь в безопасности. Это нужно для того, чтобы мятежники не потеряли последнюю надежду и не начали драться, как загнанное в угол животное. Разумеется, в какой-то момент они всё поймут, но чем позже, тем лучше, — он взглянул на человека, сидевшего рядом с ним. Раньше это место всегда занимал высокий рыжий юноша. Теперь же там сидел человек с наполовину седыми волосами, Пауль фон Оберштайн. — Кроме того, наши транспортные корабли обеспечат людей пищей, как только планеты будут покинуты оккупантами. Хотя это и было разрешено в связи со вторжением мятежников, заставлять поданных его величества голодать никогда не было целью наших военных. Также эта мера необходима для того, чтобы дать понять жителям пограничья, что только Империя достаточно ответственна, чтобы править ими.

Настоящим намерением Райнхарда было завоевать сердца и умы не для Империи, а для себя, хотя пока он не собирался говорить об этом.

Транспортный флот Союза под командованием адмирала Гледвина Скотта насчитывал сто грузовых кораблей, способных перевозить до ста тысяч тонн груза, и двадцати шести кораблей эскорта.

Что касается размеров эскорта, то контр-адмирал Кассельн сказал: «Этого слишком мало! Дайте им хотя бы сотню!», но его предложение было отклонено. Причиной для отказа стало мнение, что Империя вряд ли отправит против транспортного флота большие силы, так что посылать с ним много кораблей, ослабляя тем самым защиту Изерлона, нецелесообразно.

«Что за дурацкое оправдание?! Сидеть в неприступной крепости далеко от линии фронта и трястись из-за нескольких кораблей!» — Кассельн чуть не лопался от злости.

Но адмирал Скотт был настроен куда оптимистичнее. Когда Кассельн посоветовал ему перед отправлением быть настороже и опасаться атаки, Скотт отмахнулся от его слов. И даже теперь он был не на мостике, а в своей каюте, где играл в трёхмерные шахматы с подчинённым.

Там его и нашёл коммодор Никольский, офицер штаба, с белым, как мел, лицом. Скотт, который как раз собирался поставить шах своему сопернику, раздражённо спросил:

— Что-то случилось на фронте? Я слышу какой-то шум. Пришлось даже приглушить звук в приёмнике.

— На фронте? — с недоверием переспросил Никольский. — Фронт уже ЗДЕСЬ. Разве вы не видите, ваше превосходительство?

Кончик его пальца указывал на маленькую панель, соединённую с главным тактическим экраном на мостике, на которой было видно быстро растущее облако красных точек.

— Так много… — наконец выдавил Скотт. — Не могу поверить! Почему так много кораблей на один жалкий транспортный флот, — мчась по коридору к мостику на электрокаре, который вёл коммодор Никольский, адмирал не переставал задавать глупые вопросы.

«Вы что, не понимаете значения вашей собственной миссии?» — хотел было спросить Никольский, когда впереди раздался крик оператора:

— Приближаются вражеские ракеты! — и через мгновение уже истошно: — Невозможно блокировать! Их слишком много!

Имперский флагман «Брунгильда».

Офицер связи встал со своего кресла и повернулся к Райнхарду, лицо которого покраснело от возбуждения:

— Сообщение от адмирала Кирхайса! Хорошие новости, ваше превосходительство. Вражеский транспортный флот полностью уничтожен. А также двадцать шесть кораблей сопровождения. Наши потери ограничились одним повреждённым эсминцем и четырнадцатью валькириями…

Крики радости наполнили мостик флагмана. Хотя постоянные уклонения от боя были продиктованы стратегической необходимостью, но со времён потери Изерлона солдаты не видели ничего, кроме отступлений, поэтому теперь им было так важно снова почувствовать волнение победы.

— Миттермайер, Ройенталь, Биттенфельд, Кемпфф, Меклингер, Вален, Лютц! Следуйте намеченному плану и обрушьтесь на мятежников всеми силами! — отдал приказ Райнхард собравшимся адмиралам.

— Так точно! — дружно рявкнули адмиралы и собрались было отправиться к своим флотам, но Райнхард остановил их и приказал дежурному принести всем вина. Это было торжественное празднование их победы.

— Победа уже обеспечена. Но мы должны сделать её идеальной. Всё зависит от вас. Не дайте этим выскочкам-мятежникам вернуться домой живыми! Да пребудет с вами милость нашего покровителя Одина! Прозит!

— Прозит! — хором вскричали адмиралы. Затем они осушили бокалы и, соблюдая традицию, швырнули их об пол. Бесчисленные осколки разлетелись по полу и сверкали, отражая свет.

10 октября по стандартному календарю, 16:00.

Адмирал Уланф, чей флот висел на орбите планеты Люген, точно знал, что противник приближается. Из двадцати тысяч разведывательных спутников, развешанных по округе, около сотни перестали отвечать, успев передать изображение бесчисленных точек вражеских кораблей.

— Они идут, — пробормотал Уланф. Он ощутил напряжение, пронизывающее его до самых кончиков нервов. — Оператор, сколько осталось до контакта с врагом?

— От шести до семи минут, адмирал.

— Что ж, отлично. Всем кораблям приготовиться к бою. Передайте сообщение в штаб командования и Тринадцатому флоту: «Мы встретили врага».

Прозвучал сигнал тревоги, и по мостику пролетела перекличка приказов и подтверждений.

— Тринадцатый флот обязательно придёт к нам на помощь, — сказал Уланф своим офицерам. — Это ведь флот Чудотворца Яна. И когда это произойдёт, мы сможем зажать врага в клещи. Не сомневайтесь в нашей победе.

Иногда командирам приходится заставлять подчинённых верить в то, во что сами они не верят…

«Ян наверняка будет атакован множеством кораблей противника одновременно с нами и не сможет позволить себе роскошь помогать Десятому флоту», — с грустью подумал адмирал.

Крупномасштабная атака имперского флота началась.

Лейтенант Фредерика Гринхилл подняла глаза на своего командира, на её бледном лице появилось напряжение.

— Ваше превосходительство! Получено сообщение от адмирала Уланфа.

— Десятый флот атакован?

— Так точно. Он говорит, что сражение начнётся в 16:07.

— Итак, началось…

В этот момент раздался сигнал тревоги, заглушая конец его фразы. Пять минут спустя Тринадцатый флот уже обменивался выстрелами с имперским флотом под командованием адмирала Кемпффа.

— Приближаются вражеские ракеты! Направление на одиннадцать часов! — раздался крик оператора.

— Запускайте обманки! — тут же отозвался капитан Марино, командующий флагманским кораблём «Гиперион».

Ян сохранял молчание, полностью сосредоточившись на своей работе, заключавшейся в оперативном командовании всем флотом. Защита и контратаки на уровне отдельного корабля были делом его капитана. Командующий флотом на это отвлекаться не мог.

Ракеты с лазерными боеголовками навалились на них, как свирепые охотничьи собаки. Чтобы противостоять им, были выпущены ракеты-приманки, испускающие сильное тепловое и электромагнитное излучение, чтобы обмануть системы наведения вражеских ракет. Ракеты стали поворачивать свои носы, устремляясь за приманками.

Зловещее свечение наполнило черноту космоса, когда они столкнулись, высвобождая огромную энергию.

«Спартанцы, приготовиться к запуску!» — раздался в наушниках шлемов приказ, наполняя приятным возбуждением тела и умы нескольких тысяч пилотов-истребителей. Таких детей мог бы послать своим почитателям бог войны Арес. Одержимые битвой, абсолютно уверенные в своих навыках и рефлексах, для них страх смерти был лишь объектом насмешек.

— Отлично! Отправляемся! — человеком, издавшим этот восторженный крик на борту флагманского корабля, был пилот-ас, лейтенант Уоррен Хьюз.

Асов на «Гиперионе» было четверо. Помимо Хьюза, это были лейтенанты Саль Азиз Шекли, Оливер Поплан и Иван Конев. Чтобы продемонстрировать это, на бортах их любимых спартанцев были нарисованы карточные тузы разных мастей. Наличие достаточно крепких нервов, чтобы воспринимать войну как спорт, возможно, было одним из факторов, которые помогли им оставаться в живых так долго.

Забравшись в своего спартанца, Поплан крикнул механику:

— Я собью пятерых, так что начинай охлаждать шампанское!

Вот только полученный ответ был не тем, которого он ожидал:

— Нет, такое невозможно. Но воды я тебе, так и быть, принесу!

— Мог бы и подыграть, — проворчал Поплан себе под нос, красивым пируэтом выходя в космос вместе с остальными тремя.

Лучи и ракеты с явно недружелюбными намерениями тут же рванулись к ним.

— Думаете, сможете попасть в меня?! — закричал Поплан.

Все четверо хвалились так. Это была гордость воинов, несколько раз оказывавшихся за чертой смерти, но всё ещё продолжающих жить.

Показывая божественное мастерство, они резко сманеврировали, уклоняясь от ракет. Пытаясь повторить их траекторию, ракеты теряли управление и начинали кувыркаться в пространстве.

Впереди появились имперские валькирии, танцующие в прицеле и покачивающие крыльями взад-вперёд, словно в насмешку.

Хьюз, Шекли и Конев встретили их с радостью, и один за другим вражеские истребители стали исчезать во вспышках пламени.

Однако лицо одного из асов Союза, Поплана, покраснело от гнева. Он обрушил на противника град зарядов с ураном-238 со скоростью сто сорок выстрелов в секунду. Заряды эти обладали потрясающей бронебойной способностью, а также нагревались и взрывались при ударе о цель. Но все его выстрелы ушли в пустоту, не нанеся никому вреда.

Остальные трое уже без его помощи взяли первую кровь, уничтожив семь вражеских истребителей!

— Да что с вами такое? — с отвращением спросил вице-адмирал Кемпфф, командующий имперским флотом.

Он и сам был пилотом-асом, героем множества битв, чья среброкрылая валькирия собрала жизни десятков врагов. Высокий и крупный, с коротко подстриженными каштановыми волосами мужчина с недовольством следил за ходом боя.

— Зачем вы впустую теряете время? Охватите врагов сзади полусферой и загоняйте под огонь линкоров!

Эти инструкции были разумны. Три валькирии образовали полусферу за кормой спартанца лейтенанта Хьюза и ловко подвели его под огонь тяжёлых кораблей. Поняв опасность, резко вильнул в сторону, развернулся и послал очередь зарядов прямо в кабину одного из вражеских истребителей, а потом попытался выскользнуть в открывшийся коридор, однако он не учёл вспомогательных орудий линкора. Сверкнули лучи лазеров, разом стирая с лица космоса Хьюза и его корабль.

Шекли тоже попался на эту тактику и был сбит. Оставшиеся два аса едва успели стряхнуть преследователей и нырнуть в слепое пятно орудий линкора.

Чувство самоуважения Поплана было тяжело ранено. Мало того, что сам он не смог ни разу попасть во врага и лишь убегал и уклонялся, так ещё и его вечный соперник Конев успел сбить четырёх противников.

Когда он узнал причину, по которой ни один из его выстрелов не достиг цели, его грусть превратилась в ярость. Вернувшись на материнский корабль, он выпрыгнул из кабины, подбежал к механику и схватил его за ворот.

— Позови этого проклятого главного механика! Я прикончу его!

Когда прибежал главный механик, лейтенант технической службы Тода, Поплан дал волю своему гневу:

— Прицел моих пушек напрочь сбит! Ты вообще корабли обслуживаешь или только запчасти воруешь?!

Брови лейтенанта Тоды поднялись вверх:

— Я делаю свою работу и хорошо забочусь о них. В конце концов, человека можно сделать бесплатно, а истребитель стоит дорого.

— По-твоему, это смешно, придурок?!

Поплан бросил на пол свой шлем. Тот отскочил и подпрыгнул высоко в воздух. Зелёные глаза пилота горели гневом. Глаза Тоды, напротив, сузились, а взгляд стал острым.

— Хочешь драки, летун?

— Давай! Я потерял счёт имперцам, которых убил. И каждый из них был лучшим человеком, чем ты! Я даже дам тебе фору — на такого, как ты, хватит и одной руки!

— Не пытайся переложить на меня вину за собственные ошибки!

Вокруг закричали, чтобы они прекратили, но к этому моменту кулаки уже летали. Они успели обменяться ударами несколько раз, когда Тода, вынужденный уйти в глухую защиту, зашатался. Однако когда рука Поплана в очередной раз поднялась, её кто-то перехватил.

— Довольно! — сказал бригадный генерал Шёнкопф.

Всё сразу успокоилось. Не было никого, кто не узнал бы героя захвата Изерлона. Хотя сам Шёнкопф, разумеется, был ужасно разочарован, что для него нет другой роли в сражении.

Командующим имперским флотом, атакующим Десятый флот адмирала Уланфа, был вице-адмирал Биттенфельд. У него были длинные рыжие волосы и светло-карие глаза, а его узкое лицо не совсем подходило для крупного тела. Его поведение в бою можно было понять по нахмуренным бровям и яростному блеску глаз.

Кроме того, все корабли, находящиеся под его командованием, были окрашены в чёрный цвет, за что их называли Шварц Ланценрайтеры или Чёрные Уланы. Этот флот был воплощением скорости и силы.

Адмирал Уланф расчётливо вёл тяжёлый бой, нанося постоянные удары врагу. Тем не менее, он терял столько же, сколько уничтожал — не в процентах, а в голых цифрах.

У Биттенфельда было больше кораблей, чем у Уланфа, к тому же его солдаты не голодали. И командир, и его подчинённые были свежи и полны сил и, хотя они несли значительные потери, им наконец удалось окружить флот Союза.

Десятый флот, неспособный ни продвинуться, ни отступить, был не в состоянии избежать концентрированного огня флота Биттенфельда.

— Беглый огонь! Куда ни стреляй, в кого-нибудь да попадёшь! — имперские артиллеристы обрушили ливень ракет и лазерных лучей на плотные порядки флота Союза.

Поля, нейтрализующие энергию, разрывались, и корпуса терзали безжалостные удары. Пробивая броню, они наполняли корабли взрывами, испаряя солдат и офицеров в горячем смертоносном шторме.

По действием силы тяжести, потерявшие способность двигаться корабли теперь падали на планету. Жители планеты, особенно дети, на время забыли даже о своём голоде, увлекшись зловещей красотой бесчисленных падающих звёзд, с рёвом проносящихся в ночном небе.

Боевой потенциал Десятого флота был почти исчерпан. Положение было ужасным: сорок процентов кораблей уничтожено, а из оставшихся лишь половина может продолжать бой.

Контр-адмирал Чен, начальник штаба флота, с побледневшим лицом повернулся к командующему:

— Ваше превосходительство, мы не в состоянии и дальше вести битву. Всё, что нам осталось, это решить, сдаваться или бежать.

— Придётся выбирать из двух бесчестий, да? — с некоторым самоуничижением произнёс Уланф. — Сдаваться не в моём характере. Давайте попробуем убежать. Передайте приказ всем кораблям.

Но даже для того, чтобы сбежать, им нужно было проложить кровавый путь через ряды врага. Уланф перестроил оставшиеся у него корабли веретеном и направил их против одной точки в окружающих его флот вражеских порядках. Адмирал отлично умел концентрировать силы.

Используя этот смелый маневр, он смог вытащить из пасти смерти половину подчиненных, однако сам погиб в бою.

Флагман Уланфа до последнего оставался в окружении, прикрывая прорыв, и в тот самый момент, когда он наконец попытался уйти сам, луч вражеского лазера попал точно в пусковой ракетный порт, разнеся корабль на куски.

На всех фронтах развернувшегося сражения войска Союза терпели горькие поражения.

Вице-адмирал Бородин, командир Двенадцатого флота, атакованный силами вице-адмирала Лютца, сражался до тех пор, пока у него не остался едва десяток кораблей, а когда дальнейший бой, как и побег, стали невозможными, выстрелил себе в голову из собственного бластера. Командование флотом перешло к контр-адмиралу Конналли, который и объявил о сдаче.

Другие флота также подверглись нападению. Пятый флот был атакован Ройенталем, Девятый — Миттермайером, Седьмой — Кирхайсом (уже вернувшимся после уничтожения транспортов), Третий — Валеном, а Восьмой — Меклингером. И все флота Союза шаг за шагом отступали под давлением.

Единственным исключением был Тринадцатый флот вице-адмирала Яна. Он использовал построение полумесяцем, избегая атак и обескровливая врага, нанося чередующиеся удары по флангам.

Удивлённый неожиданным количеством потерь, Кемпфф подумал, что лучше стиснуть зубы и провести радикальную операцию, чем оставаться на месте и смиренно умирать от кровопотери. Так что он решил отступить и перегруппировать свои силы.

Увидев, что враг отступает, Ян не стал пытаться использовать этот шанс для нападения. «В этой битве главное выжить, а не победить, — подумал он. — Даже если мы разгромим флот Кемпффа, враг всё равно будет иметь подавляющее преимущество. В конце концов, мы просто окажемся окружены со всех сторон, когда подойдут остальные силы имперцев. Так что, пока враг отступил, нужно скорее уходить из этой западни».

Серьёзным и торжественным тоном он обратился ко всему своему флоту:

— Внимание! Всем кораблям: БЕЖИМ!

Тринадцатый флот сбежал. Но понеся небольшие потери и сохраняя порядок.

Кемпфф не мог не удивиться, когда враг, имевший преимущество, не только не стал их преследовать, но наоборот, быстро отступил. Он ожидал, что понесёт большие потери, перестраиваясь под огнём противника, и теперь чувствовал себя одураченным.

— Почему они не использовали своего преимущества и не атаковали? — Кемпфф одновременно спрашивал мнения своего штаба и удивлялся вслух.

Ответы подчинённых разделились надвое: «Флот Союза поспешил на помощь одному из других флотов» и «Они собираются нанести нам смертельный удар, делая вид, что отступают и приглашая нас к бездумному нападению».

Мичман Теодор фон Рюк, молодой офицер, только что закончивший офицерскую школу, испуганно спросил:

— Сэр… То есть, ваше превосходительство! А что, если они не хотят сражаться и просто убегают?

Это предположение было полностью проигнорировано, и Рюк, покраснев от смущения, отступил. Никто — включая его самого — так и не понял, что его вариант был ближе всех к истине.

Кемпфф, будучи очень здравомыслящим стратегом, после долгих раздумий пришёл к выводу, что отступление противника является ловушкой, и, отказавшись от идеи контратаки, занялся перегруппировкой своего флота.

Тем временем, флот Яна Вэнли продолжал бегство, прибыв в район космоса, который имперцы называли Боевая зона С. Там они снова нарвались на противника, и началась ещё одна битва.

Девятый флот, возглавляемый адмиралом Аль-Салемом, подвергся нападению флота Миттермайера и вёл тяжёлый бой. Аль-Салем отчаянно боролся, чтобы не потерять управления флотом.

Стремительность погони и атаки Миттермайера была такова, что авангард преследующего имперского флота и задние ряды отступающего флота Союза действительно перемешались, и корабли летели бок о бок параллельно. Немало солдат было ошеломлено, увидев вражеские корабли совсем рядом.

Кроме того, показания высокой плотности вещества, обнаруженные в этой узкой области пространства, заставляли системы предотвращения столкновений работать с огромной перегрузкой. Однако, в какую бы сторону ни пытались повернуть корабли, оказывалось, что путь блокирован вражеским или дружественным кораблём, в результате чего несколько кораблей даже закружило в пространстве.

Они не обменивались огнём. Было очевидно, что если энергия будет высвобождена при таком скоплении кораблей, в результате погибнут все.

Тем не менее, удары и столкновения всё же происходили. Некоторым кораблям приходилось перейти на ручное управление, чтобы системы предотвращения столкновений не сошли с ума, будучи не в состоянии найти безопасное направление движения.

Навигаторы потели, и это не имело никакого отношения к работе функции контроля температуры их боевых скафандров. Цепляясь за свои пульты управления, они могли видеть врага прямо перед собой, борющегося с общей целью избежать столкновения.

Хаос наконец закончился, когда Миттермайер приказал своим подчинённым сбросить скорость и разорвать расстояние между двумя флотами. Разумеется, для флота Союза это означало лишь, что враг перегруппируется, а потом вернётся к своей стратегии преследования и атаки. Когда флот Миттермайера отстал на безопасную дистанцию, корабли и солдаты Союза стали неуклонно гибнуть под огнём противника.

Корпус флагманского корабля «Паламед» был пробит в семи местах, а командующий флотом вице-адмирал Аль-Салем был ранен и сломал рёбра. Его заместитель, контр-адмирал Мортон, принял командование, и изо всех сил пытался удержать вместе оставшиеся силы, уменьшающиеся с каждым часом.

Конечно, тяготы пути к поражению переживал, конечно же, не только Девятый флот. Сейчас все флота Союза переживали их, и Тринадцатый флот больше не был исключением.

Флот Яна, отойдя на шесть световых часов от места первоначального сражения, был вовлечён в битву с вчетверо превосходящими силами противника. Более того, Кирхайс, командующий имперским флотом в Боевой зоне С, уже закончил разбираться с Седьмым флотом, отпустив разбегающиеся остатки, и теперь полностью сосредоточился на противостоянии с Яном, постоянно подвозя боеприпасы и ведя непрерывный изматывающий бой.

Такая тактика была традиционна, не являясь результатом какой-то гениальной новой идеи, но в то же время крайне надёжна в сложившейся ситуации.

«Нет открытых мест для атаки, нет коридора для побега… — вздохнул Ян. — Похоже, у графа Лоэнграмма есть отличные подчинённые. Пусть без чего-то яркого или необычного, но это хорошая и грамотная тактика».

Если всё будет и дальше идти так, уступающий в численности флот Союза, вне всяких сомнений, потерпит поражение.

Подумав над этим, Ян решил, какую тактику нужно применить: оставить занятые позиции в центре и начать отступление, словно под давлением врага. Но отступать, сохраняя порядок и удерживая фланги. Враг окажется в центре U-образного построения, и, когда его линии снабжения растянутся до предела, Тринадцатый флот контратакует с трёх сторон всеми силами.

«Другого выхода нет. И, разумеется, всё зависит от того, как поведёт себя противник…»

Если бы у него было время собрать силы, стратегия Яна могла бы принести успех и положить конец продвижению имперцев. Однако он не смог этого сделать. Выдержав ожесточённый натиск подавляющих сил противника, Ян как раз начал плановое отступление, стараясь перестроить флот буквой U, когда с Изерлона пришёл новый приказ.

14-е число текущего месяца.

Сосредоточить все силы в точке А звёздной системы Амритсар. Немедленно прекратить боевые действия и изменить курс.

Когда Ян прочитал эту инструкцию, Фредерика увидела на его лице тень горького разочарования. Но через мгновение она исчезла, и Ян вздохнул.

— Вам легко говорить, — только и сказал он, но Фредерика понимала, что он имел в виду. Отступить в таких обстоятельствах, да ещё и против умелого противника, крайне трудно. Недавно в подобной ситуации оказался Кемпфф, вынужденный отойти для перестроения и опасающийся делать это под огнём противника. Если бы Ян мог, он бы давно отступил. Он сражался лишь потому, что у него не было другого выбора.

Ян выполнил приказ. Но во время этого тяжёлого отступления потери его флота удвоились.

На мостике «Брунгильды», флагмана главнокомандующего флота Империи, Райнхард слушал доклад Оберштайна.

— Хотя враг продолжает убегать, он пытается сохранять порядок и, по всей видимости, направляется в систему Амритсар.

— Это недалеко от входа в Изерлонский коридор. Но я не думаю, что мятежники намерены просто сбежать. Что скажете?

— Скорее всего, они намерены накопить силы и снова начать наступление. Хотя немного поздно, но они, похоже, поняли всю глупость рассеивания сил по нашей территории.

— Слишком поздно, — отведя своими длинными тонкими пальцами спадающие на лоб золотистые локоны, Райнхард холодно улыбнулся.

— Что мы предпримем, ваше превосходительство?

— Разумеется, мы тоже соберём войска у Амритсара. Если враг хочет сделать это место своей могилой, зачем отказывать ему в этом желании?