Это было похоже на прыжок с подножки трамвая. Р-раз, и я побежала по инерции вперед по шероховатому немолодому асфальту, шелестя подошвой сапог. Звук пропеллера стерся.
Тепло, серый близкий рассвет и одуряющий запах цветущей сирени.
Выровняв шаг, я пошла по неширокой дорожке. Хаммер Юнкера наверняка чиркал бы ручками дверей по здешним цветным ставням, проезжая здесь. Аккуратные домики по обе стороны, одно-двухэтажные. Палисадники, заборы, калитки. Раскидистые плодовые деревья и клумбы. В этом мире весна уже набрала обороты, заставив цвести все. Упругие сочные грозди красили кусты и ранний воздух в сиреневое на каждом шагу. Кругом ни души.
Я почесала переносицу. Вообще-то я рассчитывала, что сразу свалюсь на голову барону и стану разбираться по ситуации. То есть, надеялось недалекой мне, что Кей-Мерер сам давно освободился, и моя задача просто вернуть его в любимую эскадрилью. И желательно уговорить упрямого командира про мою персону не распространяться особо. Я, ваще-то, жизнь ему пришла спасти! Так неужели у этого солдафона хватит наглости отказать мне в такой ерундовой просьбе? Надеюсь, по морде не схлопочу.
Как-то я ни на миг не задумалась, как искать комэска. По запаху, как ищейка. Как же еще? Неназываемый! Яркий простовато-душный аромат крыл собой всю пастораль, отравляя даже утренний ветерок. Что может быть хуже сирени обыкновенной? только жасмин. Слева от очередного крылечка красовалась белая эмалевая табличка. Чужие черные буквы. Улица Сиреневая 3, родилось в сознании само собой. Уж кто бы сомневался!
Старый мужчина поливал из синего шланга брусчатку площади. Все улочки селения вливались в нее, как ручейки. Журчание воды в каменном стоке банально подбрасывало именно эту ассоциацию. Первые этажи домов по периметру ожидаемо пестрели вывесками с кренделями-пирожными и сапогами-штанами. Низкое окно-фонарь на белой островерхой лавке украсилось желтой клистирной грушей. Видать, здешний аптекарь не без чувства юмора. Не хотелось бы к нему попасть в руки.
Дворник что-то громко произнес в мою сторону. Здоровался, наверняка. Я кивнула в ответ. Пусть еще что-нибудь скажет. Чем больше звуков и слов, тем скорее я начну его понимать.
Я — хомо верус, удивляться здесь нечему. Мысленно поклялась себе прочитать все, что наврано и накоплено про мое племя в библиотеках людей. Когда выберусь из этого нежно-карамельного местечка. От человека с поливочным шлангом людоедством не пахло. Обычный человеческий запах за семьдесят. Старая кожа, седые волосы, табак и любимая собака. Клетчатая полотняная рубаха несла в себе аромат чистоты, утюга и лаванды. Кто-то ухаживает за дедом, в его доме есть женщина.
— Как ты добрался сюда в такую рань, паренек? Пешком пришел из Лисса?
Славный дедушка. Сам задает вопросы, сам отвечает. Я кивнула.
— Не близко, — старик выключил воду.
Солнце уверенно вышло на небосклон. Ровно одно, кстати. Камни мостовой сверкали словно лакированные.
— Будешь участвовать в состязании? Это правильно. Призовая банка в этом году распухнет аж до десяти тысяч, судачат наши бабы. А что? Все может быть. Пошли кофейку попьем, поможешь заодно мне столы вынести на улицу. Я — дед Мартин, а как тебя зовут, солдатик? — рот у него не закрывался. Коричневые руки наматывали шланг на колесо бухты.
— Лео, — не стала я скрывать, берясь за ручки зеленой тележки с метлой, совком и еще всяким разным. Пошла рядом со стариком. Улыбалась. Солнышко пригревало щеки.
Дед открыл здоровенным ключом калитку в каменой стене дома. Именно над его окнами висел заветный крендель и медные буквы. Кондитерская «У Мартина», догадалась я. Медь слегка покачивалась от утреннего воздуха и позванивала, сталкиваясь. Мило. Мой живот громким урчанием приветствовал этот пахуче-сладкий мир. Старик понимающе засмеялся и закашлял. Кисет и черешок трубки выглядывали из бокового кармана его черных в серую полоску брюк. Кивнул на стопки легких ажурных столов и стульев в углу. Я кивнула в ответ.
Мартин готовил свой кофеек на открытом огне маленькой дровяной печки, нарочно сложенной прямо на улице, что бы каждый посетитель мог контролировать или любоваться процессом. Подвесил на крюк пузатый кофейник и трындел без умолку. Я узнала про его дочерей и зятьев, про внучек и их неправильные увлечения. Эта жизнь ничем не отличалась от той, откуда я пришла. Так, мелочами. Дедов кофеек сильно отдавал какао и был, на мой вкус, куда приятнее нездешнего. Плюшки тут посыпали не корицей с сахаром, а тертым сладким орехом с сильным запахом ванили. Может быть, я на все той же планете, только с другой стороны?
— Сейчас внучка моя прибежит Алинка, так ты ей солдатик, в глаза не смотри, — сказал старый Мартин. На безымянном пальце правой руки я заметила массивное кольцо. Очень похожее на золотое. Корявые руны изрезали его по кругу.
— Почему? — я бросала в кофеек неровные кусочки розового сахара и нюхала благоухающий пар над большой щедрой кружкой. Что-то тонкое. Очень знакомое.
— А так. Вдруг ты ей понравишься? Женит на себе в момент, не успеешь чирикнуть, — дед явно не шутил. Нарубал круглую головку мягкого домашнего сыра широким прорезным ножиком по-мужски серьезно.
— Это вряд ли, — беззаботно хмыкнула я, с удовольствием соорудила себе чудесный бутерброд. Сладкая плюшка, разрезанная вдоль, и толстый кусок сыра внутри. Кла-а-ас!
— Один до тебя вот так же хмыкал, а пришла моя внучка Еленка, глянул ей в глаза и пропал.
— Как пропал? — разговор принял новый оборот. Я перестала жевать.
— Да так и пропал. Свадьбу сыграли через неделю. И не стало мужика. Еленка увезла на свою ферму. Теперь у него на уме одни дети, коровы, хозяйство. Это, кстати, его сыр, — многомудрый дед ткнул ножом в сторону желтоватого среза. Там и сям в плотной структуре проглядывали дырочки. Свидетельствовали о Парадигме. — Так что, солдатик Лео, если хочешь стать воздушным ассом, то не гляди ты моим бабам в глаза.
Я спрятала смех в тарелку. Судя по болтовне дедули, в местных нравах процветал матриархат полный. Вот только главного для себя я не услышала. А не случилось ли в местном идиллическом пейзаже падения метеорита или спускной капсулы космического корабля? Или, без всяких кудрявых затей, не находил ли кто голубоглазого блондина ростом два метра и весом в сто килограмм?
Дверь распахнулась и процокали тонкие каблучки.
— Привет, дед Мартин! У тебя деньги есть? — раздался мелодичный голосок. Смеялся колокольчиком.
— Ого! Привет, малышка, зашла проведать меня? — ответил довольным кашлем старик, — или денюжек выпросить?
— Все девочки делают ставки на победителя турнира, и я тоже хочу, давай, деда, сыграем, а? Твоя возлюбленная красотка Роза-Линда — основной кандидат на главный приз. Ну, де-е-ед!
— Может и сыграем, мое счастье. Только ставку делать пока погодим. У меня тут еще один кандидатик образовался с утра.
Я осторожно выглянула из-за кружки. Интересно, как выглядят смертельно-опасные для мужской свободы барышни. Неназываемый, сила твоя! Прикалывается ли аксакал, или вправду сносит крышу людям их неземная красота, мне-то чего бояться? Новости здешние нужны мне до зарезу.
— Меня зовут Алина. Эй, кто там? Выходи знакомиться! — приказал колокольчик.
Я выбралась из-за стола.
Минуты три мы молча разглядывали друг друга. Фарфоровая кожа, румянец. Глаза голубые. Блондинка. Коротковатый носик гордо смотрит выше, чем может. Ростом мне до подбородка. Мы не понравились друг другу, старый Мартин зря переживал. Такие феи норовят запасть на сладких положительных здоровяков с брутально-садисткими наклонностями, вроде Кей-Мерера. Тощие безволосые юнцы с фигурой-оглоблей их не заводят никак. И да, следовало признать. Девушка действительно была хороша собой необычайно. На таких хочется смотреть и глаз не отрывать. Любоваться.
— Деда, ты опять пускаешь в дом кого попало, — резюмировала красавица Алинка. Фыркнула, наморщив носик очень симпатично. — Ни имени своего не говорит, ни занятия.
— Я не кто попало, я растерялся, ты извини. Меня зовут Лео, курсант летной школы. Я просто никогда в жизни не видел таких красивых, как ты, — я опомнилась и погнала обаяние на всю катушку. Пусть девушка считает, что я от нее без ума, как она привыкла. Что, мне жалко, что ли?
Меня соизволили простить. Алинка танцующей походкой сновала между улицей и лавкой, расстилала на столиках бумажные скатерти в голубую клетку, расставляла вазы с цветами. Красиво у нее получалось, легко. Порхающе. Я и впрямь засмотрелась. Может быть, и мне научиться? Или с такой пластикой рождаются? Интересно. Стоп, я что, жить на этой планетке собралась?!
Не прошло и десяти минут, как девушка взяла меня в оборот, я даже не уловила как. Таскала деревянные лотки с хлебом и булочками, расставляла на улице спрятанные в дом на ночь витрины. Порадовалась, между делом за себя, что почти не замечаю их тяжести. Физкультурная жизнь под руководством побратима Вани и тренировки в родной эскадрилье не прошли мимо.
Появились первые посетители. Завсегдатаи и другие люди. Болтали оживленно и ничем подозрительным не пахли. Я навострила уши.
Главных тем обнаружилось две: Великая распродажа в Модном доме и Состязание стрелков. С распродажей все понятно, она волновала женские сердца живее всего. Дам на площади, под редким названием Центральная, становилось все больше. Я с интересом отметила, что мужской пол здесь встречается не часто. Пожилые дяди и мальчишки от нуля до десяти, максимум одиннадцати лет. Почему? Война? Не похоже, слишком часто и звонко смеются кругом. Да и разговоров в эту сторону нет никаких. Где мужики? В поля ушли?
Женское внимание окружало меня плотным кольцом. Красавица Алинка громко отдавала распоряжения, гоняя меня на кухню или в кладовую. Прикрывает? Прячет про запас?
— Сходи-ка ты, солдатик, в подвал. Принеси пару бутылок сидра. Там, слева от мучного ларя ящики стоят. От пыли их протри, — попросил Мартин, покашливая. Глядел на меня внимательно и заметно грустно. — Примем по стаканчику. Говорил я тебе…
Я засмеялась и открыла тяжелую дверь.
Щелк. Лязг щеколды отрезал меня от внешнего мира. Солидный подвал. Запах расчудесный. Все устроено с любовью, хозяйственно и крепко. «Так бы и отнял», — сказал один известный персонаж. Может, мне прикинуться и поженихаться в этой славной кондитерской? Месяц-другой, бока бы наела…
Под самым потоком виднелось окошко. Вернее, вентиляционная отдушина. Пролезть сквозь нее на волю не получится, зато не задохнешься.
Тонкие руки обняли меня и теплые губы впились поцелуем. Я терпела. Ждала, когда красавице надоест притворяться. Я узнала запах орехов и розового масла. Внучка Алинка все же решила оставить меня за собой. Барышня настырно слюнявила мое лицо, потом нахальная коленка полезла между ног. Ну уж это вряд ли!
— Я же тебе не нравлюсь, — я отловила обе ладошки девушки и завела их за спину. Та задергалась, но я справилась. Молодец! — Зачем эти игры?
— Нет, нравишься! — упрямо заявила внучка-захватчица.
— Не ври.
— Я не вру!
— Ты врешь! К тому же, — тут я сообразила, — у меня есть невеста.
— Невеста! Ты сам врешь все время! Почему у тебя нет кольца?
— Ну-у, у нас это необязательно…
— Это обязательно! Везде! Во всей Вселенной обрученные мужчины носят кольца, чтобы другие девушки видели: здесь занято! А ты!!!
— Ну все хватит, у меня уже в ушах звенит, — я попыталась закрыть ладонями уши.
— Нет! Ты послушай! Ты меня обманул! Я в подвал с тобой пошла, а ты помолвлен! Что теперь обо мне подумают? Что я непорядочная… — Алинка разошлась всерьез.
Я послушала еще минуты три. Обвинения пошли по кругу. Эпитеты приняли зоологический характер. Кей-Мерер закопал бы меня на три метра под землю за такие слова.
— Замолчи! Я сказал! — зашла мне в голову настоящая мужская фраза.
— Не замолчу! — получила в ответ настоящую женскую. Еще раз: — не замолчу!
Здесь следовало наказать непокорную барышню. Либо поцелуем, либо шлепком по заднице. Я, ясное дело, выбрала второй вариант. Приложилась от души.
Дальше все пошло, как по маслу. Девчонка отлетела, стукнулась об угол какого-то здоровенного ящика, упала на пол и расплакалась.
— Га-а-ад! Бо-о-ольно-о-о!
Удивительное дело. Вроде я не парень и даже не человек, но жалко мне ее стало невозможно. Хоть садись и рыдай рядом. Я пошарила рукой. Звякнули бутылки. Сидр!
— Ну прости меня, я не нарочно, ей-богу, — искренне попросила я. Сорвала бумажную обертку на пробке. — По глоточку?
Сладкие пузырьки ударили в нос. А потом ушли в мозг. Алинка болтала без умолку.
— Все равно у нас ничего бы не вышло! Сколько тебе? Пятнадцать? Я старше тебя на три года, а это плохо, должно быть…
— Послушай, — я попыталась вклиниться. Не вышло.
— У нас, как у вас в Лиссе, с мужиками завал полный, хоть на большую дорогу выходи воровать. За последние двадцать лет не родилось ни одного мальчика. Только девочки. Да ты и сам знаешь, да? Нет? когда уж этот закон чертов отменят! Вот тебя где усыновили? В саму Столицу, поди, ездили, наверное, твои родители богатые, это ведь так дорого, жуть! Почему ты молчишь все время? Что-то не похоже, что ты из Лисса, паренек, — она отодвинулась и посмотрела на меня строго.
В луче солнца из окошка плясали золотистые пылинки. Доносился шум многих голосов с площади. Что там? Большая распродажа? Я никогда не интересовалась ни имперской политикой, ни историей. На уроках в Сент-Грей про такое не рассказывали.
— Я не из Лисса, ты угадала, — я быстренько вклинилась в паузу, переводя тему, — я товарища ищу.
— Парня? — тут же сделала стойку моя подружка.
— Да, — я солидно поддакнула. Стала расписывать красоты барона. Может быть, не стоило? — Два метра, в плечах косая сажень, глаза голубые. Вот тут у него татуировка, вот тут кубики на прессе. Блондин. Летчик.
— Летчик? — переспросила Алинка. Как-то без особого энтузиазма. — Нет, не встречала.
— Да уж ты бы его не пропустила, — ухмыльнулась я. Эту пошлую улыбочку я подглядела у рыжих близнецов. Как они там без меня и барона? — Женщины его просто обожают.
— Мне не нравятся такие парни! Наверняка, он зазнайка и драчун, — прервала мои дифирамбы комэску девушка, — пошли наверх! Хватит бездельничать.
Драчун. Я ухмылялась в затылок решительной Алинке. Кей-Мерер драчун без вариантов, а уж какой зазнайка!
Где же мне тебя искать, мой барон?
Мы поклялись старому Мартину всем, чем только можно и нельзя. Божились долго, что мы не жених с невестой и прекрасно себя в этом смысле чувствуем. Наконец, он махнул тяжелой рукой, и отпустил гулять.
Я не заметила в этом мире ни теле, ни радио, ни сотовой, ни еще хоть какой-нибудь связи. Красота! Газеты у них есть? Из бумаги или хотя бы на глиняных табличках.
— Как вы узнаете новости? — я с интересом разглядывала мужика у большой коричневой доски. Он принимал у дам деньги и совал бумажки взамен. Что-то писал в блокноте и на доске. Букмекерская контора?
— Откуда ты свалился Лео? С неба? А еще курсант чего-то там! — Алинка глядела на меня, как на дитя неразумное. И точно. — Я буду звать тебя Левушкой. На Лео ты не тянешь, уж извини. Мы живем в репарационной зоне, дубина.
Слово «репарация» я слыхала, но зона? И какая была война, и кто в ней победил? Страдая от невозможности заглянуть в Сеть, я решила продвинуться хотя бы в вопросе ставок на Состязание стрелков.
— Минимальная ставка — десять крон. Взнос за участие — пятьдесят, — сообщил мне, сочась буквально любезностью, букмекер.
Я машинально полезла в карманы. Там звенели серебряные монеты. Старик герр Шен-Зон, приняв от меня реальное золото в своем ателье, благородно дал сдачу не хуже.
— Имперское серебро! О-о-о! как давно я не слышал звона настоящих денег! Чудесно! Я дам вам лучший обменный курс, не сомневайтесь, господин офицер! Что желаете играть: ординарчик, экспрессик, кросс? — сложил ручки на груди верткий мужичок. У него очки солнцезащитные запотели от радости. Еще пара минут и произведет меня в генералы.
— Одну минуточку! — Алинка схватила меня за плечо, оттащила в сторону. — Пошли в банк, Левушка, узнаем курс, не то герр Мосин обдерет тебя, глупыша, как липку. Ты будешь участвовать? Ты ведь умеешь стрелять?
Я помалкивала, шагая послушно за быстроногой своей подружкой. Та сыпала звонкой скороговоркой чужие мне имена. Рассказывала про местные обычаи, фаворитов и засады. Состязание в меткости меня манило. Поиграть-пострелять было бы не дурно, это интересно, я обожаю танцы с судьбой, да дела у меня здесь совсем другие.
Нежной мелодией прозвонил большой сверкающий хронометр в специальной нише между окон богатого здания. Ему откликнулись не меньше десятка разных звонов и песенок из карманов сюртуков, штанов и бархатных ридикюлей. Полдень. Все увенчал собой громкий бой Столичных курантов. Здесь? В этой дыре? Я удивилась и повернула голову на звук.
На фоне старой кладки стены развернулось голографическое изображение, почти всю плоскость собой заняло. Империя рассказывала и показывала новости своим подданным. Однако, горожане и селяне, как шли по своим делам, так и не замедлили шага. Одна я, как деревенский дурачок, затормозила посреди тротуара и глядела, откровенно мешая.
— Левушка! Не стой, как чурбан, пошли, — тянула меня за руку Алинка, — ты точно с неба упал! Никогда новостей не видел?
— Никогда! — я не стала отпираться. — А тебе не интересно разве?
Девушка прыснула от смеха, прохожие заулыбались невольно следом. Хорошенькая ужасно! Интересно, как бы отреагировал на нее Кей-Мерер? Неясно. Вот рыжих ОТулов Алинка свела бы с ума, не глядя.
Сколько времени я здесь торчу? Прикидывая совсем грубо, не меньше шести часов. Ого!
— Вот ты насмешил, мальчишечка! Новости! Что может быть интересного в этой скучной байде? Где мы, а где Империя, сам-то подумай!
Девичий звонкий голосок рассыпался чудным колокольчиком. Барышня тащила меня в сторону от занятных картинок. Я неохотно поддавалась.
Что-то там происходило в подрагивающей от слабого сигнала картинке. Солидные немолодые люди, мужики поголовно, сидели за огромным круглым столом. Золотое шитье мундиров, брильянтовые звезды наград на разноцветных лентах под тяжелыми квадратными подбородками. Снова звезды, но уже на груди. Погоны и высокие воротники. Равнодушно-вежливый диктор переводил высокий имперский язык на местный диалект. Ни черта не понятно в результате, словно специально старается.
Мы свернули за угол. Банк. Моя девушка серьезно застыла у зеркальных дверей. Смахнула невидимую пылинку с юбки, заправила локон за прелестное ушко, крепче взяла меня за руку и сделала шаг.
Аромат влажной белой сирени. Слабоватый, но вполне читаемый. Барон.
— Прости, — я вырвала ладонь и пошла на запах.
— Ты куда? — девушка успела поймать меня за рукав, — мы же деньги менять собирались, ставки делать, уже полдень пробило!
— Мне надо бежать, где-то здесь мой комэск, — я с силой начала разжимать ее пальчики. — Я слышу!
— Что ты можешь слышать, Левушка! Это же Центральная площадь, — она не отлеплялась. На секунду запах ванили отрезал от меня белую сирень. — Ничего ты…
— Заткнись! — рявкнула я.
Сделала обманное движение влево, потом резко подалась вперед. Барышня потеряла мою руку, ее развернуло, взметнулись юбки высоко. Алинка чудом удержалась на ногах. Белая сирень снова коснулась обоняния, двигалась впереди. Мне стало стыдно.
— Прости, милая! Я вернусь через десять минут! Я сейчас!
Но девушка уже отвернулась, поджав губки. Звонкие каблучки зацокали прочь. Обиделась, жалко.
Неназываемый! Я махнула рукой и побежала своей дорогой.
Стараясь не сталкиваться с горожанами, я неслась, вдыхая сиреневый шлейф. Он становился глубже, насыщеннее, шире. Вскоре к белой цветочной теме прибавился животный букет из свежей алой крови, пурпурно-унизительной боли и серого глухого отчаяния. Улица становилась все уже и закончилась низкой калиткой в каменном заборе. Молодая виноградная листва скрывала ее ненавязчиво нежно. Я, словно собака Карацупы, обшарила носом ветки. Кей-Мерер здесь не проходил, но он был там, за красно-серой кладкой. Я чуяла его абсолютно. Дверца открылась.
— По-по-по! — пошлепала губами толстая матрона. Ей пришлось согнуться почти вдвое, чтобы протиснуться в низкую арку, — что это у нас здесь за мальчик?
Проход за ее спиной замкнулся звонким лязгом собачки замка. Тучная дама показала в мою сторону красным зонтом. Тот раскрылся с громким эффектным хлопком и заставил меня подскочить. Тетка расхохоталась, сотряслась могучим телом. Кружевные юбки-накидки заколыхались в той же немаленькой амплитуде, накрывая меня неоднозначной смесью кухонной готовки и парфюмерной лавки. Карие смеющиеся глазки ощупывали мою фигуру доброжелательно.
— Я заблудился, мадам, и очень хочу пить, — я захныкала великовозрастным дебилом. Нарисовала пальцами мокрые дорожки на пыльных щеках.
— Бедный, бедный, такой хорошенький мальчик, пойдем, мой хороший, — она отомкнула калитку увесистым ключом. Ура. — Конечно, в моем доме найдется, чем угостить такого славного мальчугана.
Цветы везде. На клумбах. На деревьях, в зеленых и красных ящиках французских низких окон красивого здания. На миг стало неуютно. Ладно, чего мне париться? Женить меня местным красавицам не удастся по-любому. Прибежала девчушка лет десяти, уставилась на меня знакомыми темными глазами с живым интересом. Хозяйка велела ей ласково принести стакан лимонада.
— Ты чей, мой золотой? — она ненавязчиво взяла меня за локоток.
М-дя, пора держать ухо востро!
— Я старого Мартина знакомец. Того, что булочную держит на Центральной, — я сложила улыбку почтительно-тупо, насколько могла.
— А! Алинкин воздыхатель. Что ж, она девушка хорошая, — тетка закивала понятливо. И тут же: — только вертлявая слишком. Конечно, парням виднее, но я бы выбрала более спокойную и сговорчивую девицу.
Я окончательно сделала рот корытцем. Неназываемый! Нелегко в этом мире приходится неженатым парням. Необходимый мне аромат был рядом. Буквально в трех шагах. Кусты цветущей сирени и смородины в саду перекрывали.
— А там че? — махнула я в нужную сторону.
— Интересно тебе? — серьезная тетя оживилась.
Девочка принесла лимонад в тонком, голубоватого стекла высоком бокале, сделала смущенно книксен, отдавая. Я нагнула голову в благодарности, принимая. Девчонка прыснула. Я сделала глоток. Терпко, ледяно и сладко. Взрослая женщина сказала:
— Ну пойдем, посмотрим, — сунула по-хозяйски руку мне под локоть и повела.
Кей-Мерер стоял в центре милой зеленой лужайки. Сердце мое сжалось сразу и в ноль. Босиком, в одних штанах, плечо кровит неприятным черным пятном. На голове грязный мешок, и цепочка идет от шеи к запястьям и голым щиколоткам. Рядом развалился в белом плетеном кресле какой-то мутный гад. Сапоги командира на его мерзких ногах в измазанных лосинах я узнала. Серо-синяя венгерка в шнурах и засаленном позументе шибала в мой чуткий нос застарелым потом и недавним порохом. Никакой экзотики, вроде хомо верус. Нормальная сволочь.
— Бабуля, бабуля, давай его купим!
— Мамочка, ну пожалуйста! Давай купим этого несчастного!
Душ десять, или даже одиннадцать, я не успела сосчитать точно, ринулись к моей спутнице. Все прелестные барышни в белом, разном и кружевном. Взметнули к синим небесам нежное облако невинности.
Комэск втянул голову в плечи и попытался сделаться ниже, меньше, короче. Словно хотел под землю уйти. Врасти в плотный зеленый газон.
Вдруг осенило: он ничегошеньки не понимает, бедный. Местной речи не знает, не видит в своем мешке ни грамма. Кто эти люди, почему орут? Для бедолаги командира темнота полная.
— Купи, купи! — звенело кругом морем колокольчиков. — Мама, бабушка, купи!
Тут нехрупкая мадам выдвинула меня вперед. И сразу стало тихо, словно тумблер переключился.
— А вот таких славных ребят находит ваша подружка Алинка, — отрекомендовала меня мать семейства, — бесплатно, между прочим! И заодно не настолько огромных и бесполезных, как этот в мешке. Как тебя зовут, мой дружочек?
Она меня уже усыновила. Возможно, что даже без матримониальных поползновений, да. Просто, как найденыша. Глядела ласково. Весь этот женский мир считал меня своим априори.
— Лео, — я закашлялась.
Кей-Мерер медленно поднял понурую голову и повернул мешок на звук.
— О, как благородно звучит! Лео, — взрослая женщина улыбнулась снисходительно, — а я матушка Роза-Линда.
— А я Лилия, Камелия, Камилла… — названия цветов посыпались со всех сторон. Барышни взяли меня в кольцо пышных юбок. Глядели любопытными глазками, приоткрыв розовые губки. Была бы я парнем, захлебнулась от счастья.
— Кхм! Так, девицы-красавицы, чтоб вам всем замуж за принцев повыскакивать! Покупаем, не стоим! Дело-то у нас с вами будет? Или я дальше пошел, — мужик начал вставать сердито из кресла. Ростом едва дотягивает барону до плеча. На обеих руках толстые кожаные перчатки. Держит добычу за стальной поводок крепко. — Рози, сеструха моя единственная! Не жадничай, купи мужика в дом!
Он захрипел как бы смехом. Тяжело и невыносимо вонюче. Ползал по девчонкам липким взглядом. Те, как по команде, переключились обратно на пленника.
На зеленой лужайке перед домом белая плетеная мебель из лозы давила из меня непривычные мысли и сожаления о большой дружной семье, которой у меня никогда не было. И не будет. Я поставила пустой стакан на скатерть круглого стола. Держала рот на замке.
— Мешок с головы человека сними, — велела матушка, усаживаясь в кресло. Мне указала властным жестом на соседнее. Две старшие барышни, совсем уже невесты, расставляли на столе закуски. Очень аккуратно и совсем не быстро. Грели уши в разговоре.
— А зачем? — осклабился вонючий недотырок.
— А вдруг он лишайный, или безносый, или слепой? — старшая женщина в семье степенно перечисляла обстоятельства. Одна из девиц принесла на тяжелом подносе фарфоровый чайный прибор.
— Слепой? А что, это мысль богатая: ни черта не видит, никуда не удерет, — похахатывал, причмокивая от собственного воображения, пришлый вонючка. Протянул коричневую лапу к прозрачной вазе с марципановыми крендельками. Передумал.
— Я бы так и сделал сам, своими руками, да возиться неохота. Нормальное у него лицо, ребята его слегка подправили, но нос и уши целые. Только об чем базарим? Ты же не для чтения его покупаешь, сестрица, — заржал откровенно похабно продавец, — давай я лучше галифе с него сниму. Ты офигеешь, милая, зуб даю!
Женщина брезгливо поморщилась, ее питомицы сделали вид, что они не здесь. Кей-Мерер в своем мешке переступил с одной голой ноги на другую. Цепочка неожиданно зацепилась за большой палец и натянулась, сползая звеньями вниз. Все произошло в единый миг, но недомерок среагировал тут же. И силы ему было не занимать, где только берет, тварь. Он дернул поводок резко и неприятно-вовремя, пленник без паузы повалился на колени. Барон мечтал лицом упасть в прохладный газон, да цепь не позволила. Вздулись жилы на правой руке Блохи и опали. Комэск перестал сопротивляться.
Сквернословя вполголоса, человек в перчатках выплеснул на невольника воду из кувшина вместе с ромашками. Тот повел саженными плечами. Блоха вместе с креслом поехал к нему. Ножки оставляли узкие раны на траве.
— Есть здесь кто-то, кого я знаю? — хрипло произнес командир. Замызганная тряпка намокла и липла к его губам.
Никто его не понял. Девчата переглянулись и пожали плечами. Видать, высокий имперский в этом милом местечке был не входу.
Я промолчала. Я никак не могла придумать, что же мне делать. Наган в правом кармане брюк обещал некие перспективы. Я удачно увела его из перчаточного ящика в биплане. Но там всего семь пуль. И не могу же я застрелить дядю Блоху на глазах его кружевных племянниц. Или могу? А дальше что? Неназываемый, надоумь! Ты забыл обо мне.
Мешок на башке комэска съехал вбок. Сквозь кровь и грязь на теле проступил рисунок. Пятнистая кошка все так же пыталась прикрыть собой хозяина от вражеской нечисти. Скалила на шее мужчины злую пасть. На левом предплечье развернула соколиные имперские крылья родная до слез эмблема Школы.
— Ты что натворил, Блоха! Недоноском ты был, недоноском остался! Ты кого в мой дом привел! Это же имперский! Знать ничего не желаю! Убирайся прочь! — матушка Роза-Линда превратилась в разъяренную кошку. Тигрицу. Вскочила, уронив кресло и сунула руки в бока.
— Да не голоси ты, Рози! Патруль наголосишь. Ну че ты, как маленькая? Империя-шмимперия, — ее братец быстренько поднял руку в защитном жесте, морду прикрыл на всякий случай. — В чем проблема, сестренка? Где мы, а где Империя? Никому он не нужен, никто его не ищет, успокойся…
— Все равно! Мне он не нужен тоже! — большая женщина стукнула кулаком по столу. Фарфор подпрыгнул.
— Ну, мам! Ну, ба! Давай! Купи! — хор девиц снова взлетел, украсил и поддержал собой тему торгов. Моя знакомица с яркими глазами прыгала на одной ножке вокруг стола. Довершала гармонию хаоса.
— Всем молчать! — рявкнула мать семейства.
Стало тихо. Птички и пчелки не в счет.
— Я не стану его покупать. Огромный, раненный, с лицом не понятно, что. И в придачу ко всему: имперский летчик! Послушайте меня, девочки. Нет в мире более бестолкового в хозяйстве мужчины, чем воин! Ничего полезного, кроме как красоваться в красивом мундире, он не умеет. И летать туда-сюда в компании себе подобных. Где мы возьмем ему самолет? А? Да он у нас через месяц запьет горькую и сбежит. Или набезобразничает, не стану даже говорить, как, и опять сбежит. Или сначала одно, потом второе и бросит нас обязательно! Поэтому, мой ответ! Нет!!! Был бы он хотя бы пехотинцем…
Родственный дискурс плавно утекал в скандал. Пора.
— Сколько стоит? — открыла я рот.
Все посмотрели на меня. Слепо-глухо-немой барон поднял голову в своем мешке. Мне не нравилась рана на его плече. Запах. Надо спешить.
— А тебе зачем?
— Гони штуку, чистоганом, пацан.
Брат и сестра выпалили одновременно.
— Триста крон была цена, дядюшка, — выступил тоненький голосок. Та самая девочка, что угощала лимонадом, не сводила с меня карих и любопытных глаз. Я подмигнула.
— Это вам была по-родственному скидка, а этого я не знаю, — пробурчал нехотя мужик.
Блоха впервые оглядел меня внимательно. Мундир, а особенно сапоги ему не понравились. Еще бы, они доводились родными братьями тем, что он снял с Кей-Мерера. Под узкой полоской лба шевелились мысли. Мнилось, что я слышу, как они скрипят с непривычки. Не поняв для себя ничего полезного, недомерок хлопнул перчаткой по столу:
— Для тебя тыща, салага. Есть у тебя?
— Есть, — солгала я, не моргнув глазом.
— Давай, — с той же скоростью мужик протянул пятерню. Даже перчатку затерханную не сбросил.
— Ага, спешу и падаю, прямо тут в левом кармане, — я издевательски рассмеялась, выйдя на пару минут из образа недалекого тихони, — через два часа принесу.
— Не, за два часа я загоню его кому-нибудь с дорогой душой! — заржал Блоха. Встал и плюнул мне под ноги. — Два часа! Да я если через десять минут стакан не приму, меня никакой лекарь не поправит!
— Я дам задаток, — я не отступала. Командир беззвучно смотрел в мою сторону. Сцепил пальцы рук и не понимал, — Вот возьми.
— Благодарствуйте, — Блоха мигом сцапал с моей ладони серебряную монету. Ржал: — Во, глянь, сестра, на настоящего ценителя товара. Учись, как надо жить! Так его разбирает прикупить себе парня, что имперского серебра выкинуть в кабак не жалко.
Короткий хозяин сегодняшней жизни простер руку, чтобы похлопать стреноженного Кей-Мерера хоть по какому-нибудь месту. Не рискнул. Свистнул в два пальца дураком. Прогубошлепал мне в лицо скоморошно:
— Цем, моя красотуля, жду тебя в тошниловке у Городских ворот. Два часа, гляди, не дольше! Потом сбагрю твоего летуна с дорогой душой, не обижайся! Вот житуха полосатая! Никогда не знаешь, откуда счастье обломится.