Ло. Лётная школа

ГЛАВА 15. Старые друзья

— Господин Юнкергрубер? — я с изумлением обернулась.

Как всегда весь в черном и лакированном, капитан-начальник отдела внутренней и внешней безопасности Школы опирался о спинку моего кресла непринужденно.

— Добрый вечерок! — Юнкер кивнул благодарно человеку в зеленой ливрее, подставившему ему кресло под тренированный зад, уселся радостно рядом со мной. — Ну зачем так официально, Ло? Мы ведь перешли на «ты». Ты не забыл? О, нет! Не забыла?

Он явно глумился. Черные глаза без зрачка глядели весело.

— Я не помню, — отперлась я от всего. Гнала недалекую дурочку.

— Эх, боже ж мой, как жалко, что вы, дорогой товарищ Вальтер, таки вечно знаете все про всех на этом бедном свете, — вошел в разговор герр Шен-Зон. — А я-то мечтал познакомить с крошкой Ло, новой девушкой моего шалопая Изи, вот, думал, удивится хороший человек Вальтер Юнкергрубер.

— И вам это удалось, — рассмеялся черный капитан, небрежно ставя на малый блайнд пятьдесят крон зараз, Магда положительно загудела. — Вы удивили меня дважды, милейший Герш.

Все повернули лица от фишек к капитану. Я сделала, как все.

— Таки да? — старик сделал лукавое лицо.

— А как же! Вы удивили несказанно, поведав мне, что ваш внук Изя, во-первых, шалопай, во-вторых, умеет обращаться с девушками, — засмеялся Юнкергрубер.

— Что ви имеете в виду! — выступил с другого конца игрового поля очень бородатый и очень седой дед в вышитой тюбетейке, — наш Изя — шалопай из шалопаев! Только поглядите своими глазами, что он сидит в буфете и пьет уже вторую рюмку коньяку! И кто будет платить за банкет, я вас спрашиваю? Его шикса?

За столом завязалась оживленная дискуссия. Я отправила на большой блайнд сто крон. Дилер сделала раздачу. Все тут же заткнулись, как выключили. Погрузились в раздумья. Ждали, к гадалке не ходи, решения герра Шен-Зона.

— Чек, — объявил многодумный дед. Поглядел в карты и вернул их обратно на стол.

Вслед за ним зачековали его сотоварищи. Но только не Магда. Герр Шен-Зон, я заметила, довольно выдохнул и причмокнул древним ртом, когда дама увеличила ставку вдвое. Остальным поневоле пришлось соответствовать и раскошеливаться. Денежки потекли в банк. Я сбросила карты на стол.

— Всегда думал, что ты азартный игрок, малыш, — усмехнулся мне в самое ухо Юнкер. Его Блю от Шанель щекотало мои чуткие ноздри.

— Двести крон — чересчур резко для меня, — я не стала впадать в его игривый тон.

— Нет проблем, — мужчина провел носом по моей шее, — я поддержу тебя деньгами с удовольствием, Ло.

— Не стоит, — я ответила тихо и отодвинулась в широком кресле подальше от него. — я предпочитаю рассчитывать только на себя.

— Да? А как же шалопай Кацман? Он твой любовник, малыш?

Тут неожиданно закончилась очередная раздача. Герр Шен-Зон выиграл, предъявив сет на тузах. Вот чего стоит его чек! Набил банк, а потом карманы. Ловко он управляет азартной пьяницей Магдой. Я с восхищением ответила на довольную улыбку старика. Игнорировала крайний пассаж Юнкергрубера.

— Предлагаю освежиться бокалом коктейля в буфете, — не дождавшись ответа, капитан в черном встал, — как это у классика? Три части гордонс, одна часть водки, половина вермута, добавьте лед и тоненький ломтик лимона.

— Размешать, но не взбалтывать! — засмеялась веселая и нетрезвая, угробившая кучу бабла Магда. На деньги она плевала далеко и искренне. — В буфет, господа.

— Как вы думаете, капитан, война будет? — спросил герр Шен-Зон у Юнкера. Сидел без всякого старческого напряга на высоком барном табурете. Успех — такое дело, заводит каждого. — Разные слухи ползут.

— В Столице я присутствовал на Главном Совещании. Мнения очень разные. Вот, кстати, — Юнкергрубер приплыл неспешно к моему бедру на хромированном стуле, встал плотно, — я слушал выступление командора Петрова. Начальник наших Дальних Рубежей категорически отказывается воевать, требует договариваться…

— Со зверями?! — Изин героический дед едва не захлебнулся коктейлем. Зря он его пьет, мешает вермут с водкой. Забулькал знакомо: — мы не можем договоры подписывать с хомо верус!

— Нет, не с ними, — поморщился безопасник, — с репарационными территориями. Так вот, этот знаменитый командор оказался весьма занимательной личностью. Знаешь его, Ло?

Я убрала глаза в свой бокал. Что ему надо? Какую из моих тайн он разнюхал, эсбэшная морда? Или сразу обе?

— Нельзя ничего ни с кем подписывать! — рейнджер-кассир был весь в своей теме, — нельзя! Невозможно!

— Я выяснил любопытную подробность: оказалось, что у командора нет сына, — говорил, усмехаясь, мне в шею разведчик Вальтер, — у него, как ни удивительно, имеется дочь. Девушка по имени Ло, шестнадцати лет.

— А я-то здесь причем? — я решила идти до конца против очевидного.

— А при том, что ты, мой дружочек, лжешь. Гонишь пургу прямо в глаза и глупо до икоты. Либо ты обычный, нормальный парень, тогда твое родство с высокопоставленным пограничником — наглое вранье. Либо ты — барышня, законная дочь командора Петрова, и обманула всю Школу во главе с бригадиром. Выбирай, — он щупал легонько мочку моего правого уха, оставлял отпечаток своего запаха.

Я отпивала крохотными глоточками знаменитый веспер и лихорадочно соображала. Что ему нужно, этому черному проныре? Не понятно. Ладно, когда не знаешь, что сказать, говори правду.

— Я вас не понимаю, — прошептала я, — отпустите меня, пожалуйста, я писать хочу.

— Прикидываешься недалекой тихоней? — Юнкер вдруг прижал мое ухо железными пальцами. Больно! — Думаешь, что твои милые игры с бароном — тайна для меня? Я все о тебе знаю, дурачок.

— Оставь мою девушку в покое, фашист! — Изя высказался громко. На весь буфет. Штормило и коньяком от него несло соответствующе.

— Как ты меня назвал, Кацман? — Юнкер от такой наглости на секунду забыл обо мне. Встал с табурета и шагнул к толстяку.

— А зачем ты к ней пристаешь? Руки убрал от моей девушки! Я тебе сказал!

Заметно было, что внук герра Шен-Зона часто и неудачно падал на пол и еще в разные нечистые места. Капитан несильно толкнул его в расхристанную грудь. Изя упал на диван. Жирный неудачник. Даже этот простой маневр он не смог выполнить пристойно: завалился боком, больно вывернув собственную руку.

— Пошел вон, фашист и провокатор! — скандально хрипел мой парень, колыхаясь нелепым телом, пытаясь безуспешно освободить самого себя, — отойди от Ло!

Силы покинули Кацмана. Он громко хлюпнул соплями и отключился.

Юнкер снова вернулся ко мне, крепко обнял за талию, потом нагло опустил ладонь ниже. Ухмылялся:

— Знаешь, почему он так переживает и нажрался дорогущего коньяка? Это ведь он сдал тебя, твой верный Герш. Все-о мне рассказал. И сюда заманил по моему приказу…

Я молча присела перед измученным предателем на диване. Пиджак сполз с жирных плеч, спеленав того окончательно.

Юнкер со смехом перечислял преступления Изи. Слушала про угон биплана бригадира, грехи в учебе, подставу Первого вылета, и кучу невинной студенческой чепухи. Ни разу Кольцо перехода мерзкий безопасник не упомянул. Выходит, что о главном для меня Кацман умудрился не растрепать?

— Молчишь, Лео? Тянешь паузу? Гонишь дурака? Думаешь, что проскочишь мимо меня со своим враньем? — пытался вытащить меня на чистую воду Юнкер.

Это вряд ли.

На смертную казнь откровения безопасника не тянули. Так, ерунда, детские забавные атрибуты ученичества. Я отошла от капитана подальше. Отвернулась.

Очнулся Кацман. Забормотал что-то о невинных девушках, громко икая. Попытался подняться. Ноль. Дергался на свободу подстреленной птицей. Старик Шен-Зон вынырнул из обожаемого политического дискурса и наконец заметил бедственное положение внука. Как ни в чем не бывало, Юнкер охотно помог ему распутать буйного пьяницу и уложить спать тут же, на диванчике. Все они здесь одна компания.

Рассерженная Магда, с дымящейся чашкой черного кофе в руке, велела н вернуться к игре. Герр Шен-Зон снова напал на капитана с политическими экзерсисами, ухватился под руку и повлек в зал.

— Мне надо попудрить носик, — сказала я. Тихо.

— Не вздумай сбежать, Лео-Ло, мы не договорили, — погрозил притворно-строго пальцем Юнкер. Доволен был собой невозможно. — У меня есть к тебе одно предложеньице.

В туалетной комнате царил пограничный холод. Апрельский свежий ветер гнал запахи молодой листвы, далеких цветов и океана. За мелкими переборами оконной рамы стояла черная ночь. Я закрыла форточку, села на красный бархатный пуф и задумалась. Кацман — трус и предатель. Чуяла я с самого начала, что с казино этим не чисто, так и вышло. Что ж, получается, что и Вероника в заговоре против меня? Не верится. Мне виделось всегда, что она честная и открытая девица. Если бы не дурная ее тяга к барону, то вполне адекватный человек. Нет. Коряво излагал свои находки герр Вальтер. Инфы нарыл кучу, а вместе сложить не может. Провоцирует постоянно, ждет оговорок и проговорок. Ага, жди! Многие до тебя пытались, да не вышло. Или все же знает, кто я? Не знает! знал бы наверняка, сразу с шантажа начал. А он крутит-вертит. Барона приплел. С какого переляку? Не сходится у Юнкера, очевидно. Если я девушка, то в наших, как он выразился, играх с Кей-Мерером ничего предосудительного нет, а вот если я парень, то тогда — да, тут можно половить рыбку в мутных водах баронской родовой чести. Наврал и напридумывал, проныр лукавый, берет на понт тупо. Свидетелей моей внезапной страсти роковой нет. Сам Макс проговориться не мог даже под пытками. Я выдохнула легче гораздо. Следует подправить губы и идти терпеть этого разведчика-выдумщика дальше. Чихала я на все его предложения разом. Вскрыть его в холдем тысяч на пять — вот это была бы тема!

— Мне надоело ждать!

Я узнала голос за малиновой перегородкой соседнего кабинета. Маркуша-центурион! Не может быть!

— Я вырежу печенку у этой твари! Могу всю эскадрилью замочить, не пикнет никто. Марч! Давай закончим здесь и домой подадимся! Я домой хочу поскорей!

— Какой ты трус, оказывается, Маркуша! — второго говорившего я тоже узнала. Главный ценитель баронской печени а-ля натюрель здесь. И снова почудилось мне, что я слышала его голос. При других обстоятельствах и в иной обстановке.

В роскошной стяжке капитоне на бархатной стене не хватало золоченой заклепки. Какой-то затейник еще до меня сделал изящную дырочку в соседний кабинет. И даже озаботился вставить туда металлическую трубочку со стеклышком. Глазок. Я приникла.

Мужчины мыли руки. Убийца Маркуша говорил обиженно-недовольно:

— Вечно ты выдумываешь всякую дурь, Марч! Отдал бы мне сразу мальчишку поиграться, не пришлось бы тащиться за бароном сюда по второму кругу имперским в зубы. И капитана, как лаве скинет, надо в расход. Проще надо, проще…

— Твоя простота хуже воровства, Маркуша, тебе бы только резать да печенку жарить, — спокойно произнес второй мужчина, поднял голову и посмотрелся в зеркало над раковиной. Кастелян Марчелло. Я вспомнила, как он наградил меня берцами нечеловеческого размера. Ну конечно! Мои паззлы сошлись. — Нет, мой дорогой, капитана мы трогать не будем. Он может пригодиться в следующей жизни. Барона я твоего согласовал, пускай ему кишки за милую душу.

— А мальчишка?

Я слегка уронила челюсть. Это он обо мне?

— Ты краев не видишь, брат! Он ведь в другой казарме теперь живет! Ты что, собираешься всю ночь бегать по школьному двору и в окошки заглядывать? Не нуди, я куплю тебе другого, даже красивее. Кольцо мне долго не удержать, вот чего боюсь, — кастелян задумчиво почесал подбородок, — много там старых дыр в пространстве, все изодрано-истыркано, расползается в пальцах.

— Тогда зови сюда своего капитана, я у него денежки спрошу, — следуя собственной логике, выступил Маркуша и приложил по псевдомраморному столику пудовым кулаком.

— Когда ты успел стать у нас главным? — усмехнулся недобро Марчелло. Вряд ли он приходился убийце старшим братом. Но ведущим в этой двойке держался легко. Сильнее всего они смахивали на разнояйцевых близнецов. — Мы работаем деньги против товара. И по-другому не будет. Пошли, я мечтаю выпить в буфете пару рюмок французского коньяка под настоящий швейцарский Линдт.

— И в кого ты у нас такой приблазненный? Коньяк-маньяк ему подавай! В местной столовке ценник, мама дорогая, — бухтел сердито громадный Маркуша, вынося себя следом за немаленьким братом.

— Закрой рот, малыш, простудишься, — посоветовал Марчелло, пропадая из зоны видимости глазка. Хлопнула дверь и наступила тишина. Слышно, как журчит вода из крана. Мой поклонник нарочно не выключил. Педофил.

Так. Полчаса у них на коньяк уйдет, минимум. Потом отправятся резать барона. Как и где станут переход открывать? Неужели кладовщик умеет? От него даже запаха никакого волшебного нет, воняет себе, как обычный мужик под сорок. Почему я всегда была так уверена, что если встречу соплеменника, то непременно угадаю его по запаху? Прошло немало лет с тех пор, когда. Я забыла, как пахнет хомо верус? А я? Ладно.

В кабриолете езда займет около часа. Я не успею предупредить Кей-Мерера. Тупо приеду к теплому трупу. Неназываемый! Почему у меня нет мобильника, как у всех нормальных людей? Потому что. Я не хочу, чтобы хоть одна душа, живая или мертвая, могла отследить мои перемещения в мире. Неназываемый! Как мне быть? Намекни хоть на что-нибудь. Я зажмурилась. Представила себе зачем-то красивый серебристый тоннель, за ним узкий шкаф служебки комэска в своей бывшей эскадрилье. Знакомый цветочный аромат фантомом коснулся кончика носа. Исчез. Я поджала одну ногу. Наверное, чтобы легче было скользить в знаменитых дырах горгонзолы. Открыла глаза. Вода все так же неэкономно лилась по соседству. М-дя. Моя личная сырная парадигма не желала исполняться.

Я забыла совсем: Изя! толстый пьянчужка! У него точно имеется смартфон. Я выскочила из туалета.

— Це-це-це, не так быстро, дружок, — цепкая рука Юнкергубера остановила меня в полете.

Он затолкал меня обратно в кабинку. Достал! Убью. Откушу что-нибудь лишнее, пусть только сунет свои грабли близко.

— Ух, ты! Вот это взгляд! Не бойся, мой хороший, ничего плохого я тебе не желаю, — капитан отошел и даже руки завел за спину, демонстрируя безопасность, — мы просто поговорим, Лео. Ничего против твоей доброй воли мы делать не станем.

— Весьма признателен, — я выбрала для себя вариант пола на данный момент жизни, — и буду просто до смерти благодарен, если вы перенесете ваш разговор, герр Юнкергрубер, куда-нибудь подальше! Мне некогда.

— Спешишь за холдем-стол? Успеешь. Я сыграю с тобой с удовольствием пару раздач, — Юнкер не удержал дистанции, надвинулся и мурлыкал буквально в шею. Сейчас распустит лапы. — Могу даже проиграть, если ты скажешь «да».

— Мерси, я обойдусь, — я вывернулась и потянула ручку двери вниз.

— Что ж, не хочешь, я настаивать не буду. Я подожду. Для начала мы просто подружимся. Душевные разговоры, игры в твой любимый холдем или мой любимый вист. У тебя очень интересная компания, Лео. Три комэска, умник Кацман, красавица Вероника, — капитан накрыл своей рукой мою на дверной ручке. Сжал со значением. Запах его парфюма надвинулся вплотную. — Но весьма плоховато с деньгами. Если не сказать, что полный швах. Мы можем быть интересны друг другу.

— Я ничего не понимаю, герр Юнкер. Мне пора, — я навалилась на ручку со всей силы.

— Что ж, тогда мне придется доложить о твоем невинном обмане, — зашел с другого конца эсбэшник. Убрал себя в сторону. Сделался надменен и насмешлив. Руки скрестил на груди. — Бригадир будет разочарован…

— Да плевать мне! — я рывком открыла дверь настежь.

— Глянь, вот он! — верзила центурион нарисовался в проеме. Тыкал пальцем в глубь самой популярной комнаты казино. Мимо меня.

— Господин капитан, мы хотели бы уточнить подробности дельца, — вынырнул из-за плеча брата Марчелло. Коньяк и шоколад. В сортире стало нечем дышать. Я, пряча взгляд в пол, прошмыгнула вон. На повороте коридора не выдержала, оглянулась. Маркуша задумчиво глядел мне в след, по косому лбу ползали мысли.

Изя сидел в усыновившем его буфете и пил жадно ледяной нарзан.

— Погнали домой! Поднимайся, пухлый пьяница, или здесь брошу, — сообщила я, забирая из-под его задницы смартфон.

На реагируя на стенания и вздохи, пошла быстро на выход. Опоздать боюсь?

— Куда? Телефон на блоке! Хочешь позвонить? Давай разблокирую. Я бегу, бегу, я с дедом не останусь, я с тобой, Ленька, погоди! — обливаясь льдом и водой, но не выпуская стакана из рук, Кацман помчался следом.

Перевалился в машину через борт, как тюлень, обдав меня остатками минералки.

— Звони барону, скажи… — я выжала сцепление и завела кабриолет. Нейтралка или первая? Не помню. Не знаю. Воткнула заднюю и дала газу. — Скажи, что Марк и Марчелло идут к нему через Кольцо перехода. Будут сразу резать, пусть стреляет без предупреждения.

Мне крепко повезло, что на парковке с той стороны все машины разъехались. Я привела тело кабриолета бампером в забор. Парнишка парковщик закатил глаза. Что? Я впервые в жизни сдаю задом на механике. Я тороплюсь. Я послала ему воздушный поцелуй и умчалась в ночь.

— Лень, откуда у меня номер телефона барона? Сам-то подумай, — пожал плечами на глазах трезвеющий Кацман. Стремительно пристегивал ремень безопасности. Стрелка спидометра давно перевалила за стольник. — Рылом я не вышел баронам названивать. А ты почему тоже Кольцом не ушел? Меня не хотел бросать?

Я остро глянула на приятеля. Изя снова пожал плечами и стал излагать мысли в привычной своей манере:

— Разумеется, я кое о чем догадался, хоть некоторые считают меня тупым жирным алкоголиком, — Кацман самодовольно не булькал, не мог, ветер свистел в ушах. Изя победоносно орал мне в ухо: — Известно, что отверстия в ткани бытия, так называемые Кольца или Ленты, могут видеть невооруженным глазом только их творцы, сиречь хомо верус и их полукровки. Когда мадам Бланш спросила тебя, видишь ли ты Кольцо входа, ты сразу отказался, без паузы. И зря, потому что любой обычный человек на твоем месте хотя бы башкой повертел по сторонам, чтобы понять, о чем речь. А ты даже глаза не скосил. Ибо, незачем. Ты его видел. Первый твой прокол.

Изя вытащил из кармана пиджака бутылку воды. Лихо сбил крышку о хромированный рычажок бокового стекла. Эспо узнает — убьет.

— Дальше! В Школе многие в курсе, что старая черепаха на четверть зверь, как ей и положено. И вопрос ее был не только проверка тебя на вшивость, но и наводка. Которую ты, друг мой, понял. Знак своего своему, подсказка, где надо искать похищенного Кей-Мерера. Поэтому, когда ты с биплана прыгнул в море и исчез, я сказал себе: факт номер два налицо. Я не стал удивляться и падать без чувств. Я сделал вывод: ты — метис. Местами человек, частями хомо верус. Попадается редко, но все же случается в окружающей меня среде. Та же пресловутая старуха Бланш — живой пример. Любопытно, весьма, но не сногсшибательно, — Кацман запивал свое ученое выступление нарзаном. Тот тек по подбородку, заливал неопрятную рубаху и штаны.

Скорость вынужденно упала до разрешенной нормы. Мы догнали тяжелый, плотный строй дальнобойных грузовиков. Выхлопная вонь и навязчивое радио. Почему я сразу не потратила минуту, чтобы поднять крышу автомобиля?

— Зато потом стало гораздо интереснее! Чудесатее, буквально, и чудесатее. Знаешь, когда? — тут мой личный исследователь выпучил театрально глаза и попытался заглянуть в лицо близко, — через один час сорок минут! Когда я нашел тебя и барона в клетке на прибрежном песочке, то лишился дара речи от научной радости! Я поверить не мог. Как?! Мало того, что ты железо припер в полтонны весом и невесть откуда, так ты еще сквозь пространственную дыру живого человека протащил. Живого, заметь! и невредимого. Никаким четверть-, треть- и полуэкзотам такие подвиги недоступны! Это и есть последний и самый бесповоротный аргумент в пользу моего заключения. Ленька Петров, прости, друг, но ты — стопроцентно не человек. Ты — хомо верус чистой воды.

Я упорно молчала и совершала маневры по встречной полосе перед близко идущим транспортом.

— Молчишь? Ну-ну. Так что вот, неразговорчивый мой, твою тайну я знаю. И заметь, тоже молчу, — проорал финал своего выступления толстяк.

Выдающийся умник и мелкий предатель. Изя, горделиво выпятив подбородок, смотрел, как я выруливаю кабриолет из ряда на обгон красивых длиннобазных фур. Яркие люстры на их крышах поливали белым светом ту самую окружающую среду.

— Не надо! Ленька! Уходи назад! Уходи на полосу, придуро-о-ок! — орал гордый мужчина, вцепившись в ручку двери волосатыми руками.

Величие его таяло. Глазки делались шире, а лохматая прическа вставала дыбом, хотя, казалось, куда уж больше. Летящий на нас по встречке седан истерически сигналил и моргал дальним светом. Я загнала всех лошадей под капотом кабриолета. Успела. Шмыгнула на свою половину дороги в последний момент. Все же я летчик. Без пяти минут асс.

— Ту-ту-ту! — сделала крайняя фура, одобряя. Отстала безнадежно.

— Сухо? — спросила я у белого, как мел, человека рядом.

— Да, не знаю, сейчас посмотрю, — пробормотал Изя, шаря по сиденью у себя между ног на полном серьезе. — Сухо. Только нарзан.

Мы оставили позади трассу, свернув на родимое Правобережье. Машины исчезли все, и попутные, и встречные. Да и куда им спешить здесь в три утра? Я убрала затекшую ногу с педали. Уронила скорость до ста. Зачем я несусь, как курица? Золотое яичко родить спешу? Раскудахталась! Барон не ребенок, может за себя постоять. Главное, чтобы проснулся, чтобы не врасплох. Все же его печень мне не чужая.

— А ты мне не ответил, между прочим, — заговорил Кацман. Отошел от манеры моего вождения, расслабился. — Почему портал не открыл? Не летел бы, как умалишенный, спасать своего Кей-Мерера, рискуя моей единственной жизнью.

— Я пробовал, не выходит, — я призналась. В своей главной тайне. Осталось, правда, еще пара-тройка штук. Не сегодня. — Наверное, я умею бродить в твоем сыре только во сне.

— Интересно, — проговорил Изя. Оставил в покое дверцу машины, обмяк в глубоком, нежной кожи кресле рядом. Сунул в рот уголок воротника и принялся жевать. — Интересно.

Автомобиль пересек границу Школы, промчавшись под высокими воротами. Я притормозила перед зданием метеокорпуса. Забыв попрощаться, Кацман задумчиво отправился к себе.

На широкой центральной площадке Школы ничего криминального не происходило. Вообще, ничегошеньки. Темные окна казарм дышали сонным покоем. Залив деликатно шумел утренней свежей волной в чернильной пустоте. Робкий дождик пачкал открытый салон. Передышка? Я направила кабриолет в родную конюшню. Следовало вернуть его на место и избавиться от женских атрибутов.

Я щелкнула выключателем и глазам не поверила. На моей кровати спал Максим. Эх ты! Я на цыпочках подошла к изголовью.

— Где ты был? — он резко подорвался на ноги. Оглядел ошарашенно меня с ног до головы. — Это что за маскарад?

— Ты все-таки пришел!

Я от радости перестала соображать. Дернулась к Максу. Он пришел! Ко мне! Сам! Сейчас расскажу ему все! Неназываемый! Лети все в бездну! Признаюсь, откроюсь, разрешу…

На красивом лице барона удивление медленно, но верно сменялось отвращением. Тяжелый прозрачный взгляд ощупывал шею, платье, руки, каблуки и шелковый блестящий чулок в высоком разрезе.

— Это что такое? Платье?! — он остановил меня жестом. Бледный сделался, как смерть.

— Нравится? — я сунула руки в боки и шагнула вперед, качнув круто бедром.

Дура! Кулак барона прилетел мне в правую скулу без паузы. Я не устояла на каблуках и упала в угол за кровать. В голове звенело. Больно страшно. Страшно обидно. Я вжалась спиной в холодную стенку и закусила в отчаянии нижнюю губу. Не реветь! Меньше всего на свете я ожидала получить в морду.

— Вставай, урод! — зарычал комэск. — вставай и дерись, как мужчина!

Я подобрала ноги в блядских чулках к самому подбородку и обнялась с ними, как с родными, натянув на коленки подол. Кей-Мерер навис надо мной, тяжело дыша. С чего он так завелся? Ревность? Платье? Что он себе навоображал, солдафон? Что я транс?! Гей-проститутка? Испортил все! Никакие признания томные из меня больше не рвались. Что ж так больно! Слезы лезут, гадство!

— Вставай! Дерись, я сказал!

— Еще чего! — я собрала себя в кулак и гордо отвернулась, — ты тяжелее меня вдвое, сильнее вдесятеро, покалечишь и не заметишь даже. Спасибо, нет.

— Но ты же как-то уложил боксера Билла на ринг, я помню, — уязвленно пробормотал барон. Мой убитый, зареванный вид на полу, в углу за койкой его явно отрезвил. Макс выпрямился. — Где ты был, с кем и почему в платье? Отвечай!

— Ничего я тебе не расскажу. Пошел вон отсюда! — приказала я. Скула болела адски. Слезы текли сами, предатели. Пусть сдохнет!!

Пауза. Вдох-выдох.

— Ладно, Петров, давай руку, — спокойно-примирительный тембр. Игра в благородство и всепрощение.

Максим протянул мне широкую ладонь. Я уцепилась, он рывком поднял меня к себе близко. Что хотел? Я не стала выяснять. Без всякого перехода зарядила ему правой коленкой в пах. Левую пятку черным каблуком вдавила в нос баронского сапога, одновременно заканчивая атаку ударом в середину голени правой ногой. Эх! Я давно не тренировалась, получилось медленновато, но сиятельному гаду хватило. Он сделал огромные глаза, зашипел, согнулся, сунул обе руки к мошонке, мечтал сесть на стул, промахнулся, попытался удержаться за край стола, не вышло, грохнулся на пол, стол навалился сверху, за ним не устоял стул, упал с шумом на бок, увенчав собой мою личную прекрасную картину жизни. Очень смешно! Я хохотала, как сумасшедшая.

— Что случилось? — Эспозито в белых боксерах с красными сердечками возник апофеозом моей радости в дверном проеме. Щурился заспанно на свет. — Вы охренели, ребята! Четыре утра.

— Убью! — раздышался блондин. Ковырялся и гремел мебелью по центру пейзажа. — Подойди ближе, урод! Придушу!

— А интересно у вас тут все, парни, — высказался брюнет, проснувшись окончательно. Пялился с веселым интересом то на мое платье и синяк под глазом, то на пунцового барона на полу.

— Убью, — повторил гораздо спокойнее Кей-Мерер, перебираясь наконец-то удачно на стул. Поднял на меня светлые глаза. Блестят. Слезы? Неужто больно? Тугая прическа его рассыпалась смешными кудряшками по плечам. Губы искусаны от злости. Хорошенький, сил нет!

— Ты же хотел, чтобы я дрался, — я засмеялась, игнорируя присутствие комэска в сердечно-белых трусах. Покачалась нахально с носков на каблуки. Ножки в чулочках заколыхались в разрезе. Красота! — Вот, Макс. Все, что могу, все для тебя. Понравилось?

В голубых глазах барона родилось выражение усталого отчаяния. И жалость, и безнадежность, что ли. Словно бы мне вынесен смертный приговор. И отменить его не в силах никто. Даже он сам. Надо начинать бояться?

— Я принесу мартини, думаю, что по глоточку нам не повредит, — выступил в глухой паузе Эспозито, сделал шаг с готовностью к дверям.

— Не надо!

— Давай, — мы высказались с Максимом одновременно.

Я случайно посмотрела в окно.

Кольцо перехода сияло, переливаясь и медленно смыкая края ленты. Висело строго напротив казармы моей бывшей эскадрильи. Пока мы с бароном выясняли, кто выше писает на стенку, Марчелло двигал свой план вперед.

— Глядите! Вот оно! — воскликнула я. Показала рукой в ночь за стеклом.

Мужчины честно проследили за моим жестом. Тщетно. Я вспомнила запоздало, что нормальные люди не в состоянии узреть дыры перемещений в сыре мироздания хомо верус.

— Что? — эхом отозвался Кей-Мерер. Забыл про глупости и смотрел внимательно в мое разбитое лицо.

Я без утайки рассказала про карты, казино, Маркушу, Марча и туалетные разговоры. О черном Юнкере ни слова не произнесла. Сделала вид перед собой, что забыла.

Эспозито слушал неподвижно, высоко приподняв в немом изумлении правую бровь.

Макс Кей-Мерер. Вот за что я люблю этого парня! Полсекунды и он уже на коне. Раздает приказы и ведет войска. Барон командовал:

— Эспо, оранжевый уровень. Бери оружие и тройку своих ребят посообразительнее, желательно тех, кто бывал в горячем деле. Выдвигаетесь…

Пограничник подчинился без звука.

— Петров, идешь со мной, держишься позади и башку не высовываешь, — барон уже открыл дверь на выход, — ты мне на фиг не нужен, сопля, но Кольцо видишь только ты.

— Я тоже хочу револьвер! — тут же вставила я.

Он оглянулся. Вздохнул.

— Только, если снимешь с себя эту гадость и наденешь штаны.

Неназываемый! Я спохватилась и чуть не стянула платье через голову прямо тут же. Опять спохватилась. Макс стоял, прислонившись спиной к открытой двери и скрестив руки на груди. Смотрел на мою суету с переодеванием.

— Отвернись! — ляпнула я, не подумав. Тупею рядом с ним со скоростью звука. Даже быстрее.

— Еще чего! — высказался презрительно комэск, — с какого перепуга?

Неназываемый! Под окнами казармы сейчас головорезы-людоеды полезут из всех щелей, а он за барышнями желает подглядывать!

— Дурак! — высказалась я.

Форсмажор накрыл опостылевшим мужским откровением. Переодеться негде. Почему моя ванная комната напротив, через коридор? Кто это придумал!

— В другой глаз хочешь? — ухмыльнулся блондин.

— А ты по яйцам? — не осталась я в долгу.

Повернулась спиной. Скинула туфли и стала натягивать комбез прямо на чулки, прикрывая голую попу полой платья. Являла знакомые всем женщинам чудеса изворотливости.

— Я тебе эту подлость еще припомню, не сомневайся. Но сколько стыдливости! Подумать только! Ты прямо как девочка стесняешься, Петров, — издевался барон, — я тебя не узнаю.

— Да я… — я скинула многострадальное платье через голову на пол, обнажив перед ним спину.

Тишина. Не оборачиваясь, сунула руки в рукава камуфляжа.

— Мы злодеев ловить идем? — заглянул в дверь экипированный по самую бороду Эспо. — Или как?

Я вжикнула молнией комбинезона. Погнали!