Лик Девы

Хроника Плачущей Луны. Солдайа. 1475 год от Рождества Христова

Беата зябко поежилась, подойдя к окну. Ее длинные светлые волосы вместо того, чтобы быть прикрытыми традиционным чепчиком, были аккуратно уложены в серебряную сеточку-паутинку с небольшими горошинами индийского жемчуга. Она была одета в широкую воронкообразную юбку с заложенными крупными складками, мягко и плавно расширяющуюся от высокой талии к низу, вверху юбка была туго зашнурована сзади. По бокам она имела узкие вырезы, через них виднелась белоснежная льняная рубашка, верх которой воспринимался как блуза. Поверх была надета симара кремового цвета, удерживаемая пояском, но она не скрывала, а, скорее, подчеркивала квадратное декольте, более глубокое, чем позволяли себе проживающие здесь дамы. Беате нравилось уютно устроиться в оконной нише на небольшой каменной скамеечке и с высоты башни любоваться бескрайней далью моря. Таким непредсказуемым, как сама жизнь. Внизу, у подножия обрыва, седые буруны волн неутомимо разбивались о скалы, демонстрируя свою беспощадную ярость.

«В этом году июнь начался ветрами и холодами, прислуге приходится топить камин даже днем, — подумала она, — а море, обычно такое ласковое летом, все чаще хмурится, будто сердится на людей. Чем мы прогневили бога моря, что он так сердится на нас?»

Она вздохнула и раскрыла книгу в тяжелом кожаном переплете, новомодный трактат флорентийца Аньоло Фиренцуолы «О красоте женщин» и прочитала: «…волосы женщин должны быть нежными, густыми, длинными и волнистыми, цветом они должны уподобляться золоту или же меду, или же горящим лучам солнечным. Телосложение должно быть большое, крепкое, но при этом благородных форм. Чрезмерно рослое тело не может нравиться, так же как небольшое и худое. Белый цвет кожи не прекрасен, ибо это значит, что она слишком бледна; кожа должна быть слегка красноватой от кровообращения… Плечи должны быть широкими… На груди не должна проступать ни одна кость. Совершенная грудь повышается плавно, незаметно для глаза. Самые красивые ноги — это длинные, стройные, внизу тонкие, с сильными снежно-белыми икрами, которые оканчиваются маленькой, узкой, но не сухощавой ступней. Предплечья должны быть белыми, мускулистыми…» И девушка печально задумалась, проводя сравнение между тем, что прочитала, и собой. Многое сходилось, за исключением «большого, крепкого телосложения», «широких плеч», ибо была очень хрупкой, тонкой в кости, с небольшой грудью.

Она помолвилась с господином Христофором ди Негро, нынешним консулом Солдайи, перед самым его отъездом из солнечной Лигурии в эти далекие края четыре года тому назад. Он как раз заплатил положенный выкуп за эту должность. Беате тогда едва исполнилось пятнадцать лет.

Предполагалось, что он должен был отсутствовать год, так полагалось по уставу консульской службы за пределами метрополии, ни на один день больше. Это назначение, как он утверждал, должно было подправить его пошатнувшееся финансовое положение, а на самом деле, как теперь стало ясно Беате, дать выход его неуемной бурной энергии. За свою долгую жизнь, а на тот момент ему уже исполнилось сорок лет, он побывал на многих командных должностях, умел воевать и считался рачительным хозяином.

В итоге, год здесь, в Солдайе, из-за разных на то обстоятельств растянулся на целых четыре, и возможно, добавится пятый год, так как никто не осмелился приехать сменить его на этом нелегком посту, в преддверии возможной войны с Оттоманской Портой.

По настоянию родителей, переживавших, что годы проходят, а дочь все остается невенчанной, в прошлом году она отправилась сюда, пережив длительное путешествие, пока добиралась морем. И теперь, после ухудшения отношений Генуэзской республики с Оттоманской Портой, обратный путь стал еще и очень опасным. По обоюдному согласию с господином ди Негро свадьбу решили сыграть по возвращении в его поместье, расположенное близ Генуи. Для жительства в Солдайе господин консул определил ей самый удобный дом, расположенный во внутреннем дворе замка, а сюда она захаживала, с его разрешения, чтобы немного развеять скуку, представить себе, как, став супругой, будет полновластной хозяйкой в таком же замке, родовом поместье ди Негро, разве чуть поменьше. А может, будущий супруг решится и построит современный палаццо, светлый и праздничный, а не мрачный и угрюмый, как эти старинные замки?

Консул проводил целые дни и вечера в работе, мало уделяя времени для общения с ней. Много времени у него отнимала тяжба со своенравными братьями ди Гуаско, местными магнатами, длящаяся уже несколько лет. Они не признавали ничьей власти, сами вершили суд в подвластных им селениях, для этого даже установили виселицу и позорный столб. Господин ди Негро давно бы их усмирил, но они пользовались покровительством самых высоких чинов из Каффы.

Заскрипела старая дубовая лестница под грузным телом. Беата легко выпорхнула из ниши окна, и в этот момент в зал энергично вошел консул. Он был одет в темно-коричневую симару с красной подкладкой, из-под которой виднелся черный бархатный камзол. Это был рослый черноволосый мужчина с аккуратной черной бородкой, окаймляющей его худощавое лицо, с пробивающейся местами сединой, коротко стриженными волосами. У него были удивительные черные глаза, буквально пронзавшие собеседника, словно шпага, и мало кто мог вынести его взгляд. Его правую щеку от уха до подбородка пересекал шрам, полученный в морском сражении. Был он очень высокого роста, обладал громким голосом и неуемной энергией.

— Досточтимая Беата! — обратился к молодой девушке консул, хмурясь из-за дум, одолевавших его. — Прибыла галея из Каффы. Плохие новости. — Он сделал паузу. — Каффы больше нет. Она пала без сопротивления в результате предательства со стороны Андреоло ди Гуаско и Оберто Скварчифико — приближенных консула Каффы, господина Антонио ди Кабела. Город разграблен, жители проданы в рабство. Турецкое войско направляется сюда, два-три дня — и мы его увидим. Надежды на скорую помощь из Генуи нет. Предлагаю вам перейти на судно и отправиться отсюда, пока мы еще не блокированы с моря. В городе назревает паника, слухи уже просочились туда, еще час-два — и в гавани не останется ни одного корабля.

— Мессер консул! — в зал влетел бледный, как пергамент, обычно спокойный до флегматичности пожилой нотариус, руководитель консульской канцелярии, Гандольфо ди Портупино. — С дозорной башни передали, что видно множество парусов в море, эти судна следуют сюда.

— Что вы так встревожились, Гандольфо? — консул криво усмехнулся и произнес с иронией: — Возможно, это флот из Генуи, обещанная помощь светлейшего совета и протекторов банка святого Георгия.

— Нет, господин консул! — писарь нервно затряс головой. — Корабли идут со стороны Каффы. — Его голос сник. — Это турки. Ведь Боспор закрыт, и помощи ждать…

— Господин Гандольфо! Извольте срочно подготовить донесение в банк святого Георгия! — в голосе консула зазвучала сталь. — Каффа капитулировала, Солдайа будет сражаться с турками до последней возможности и… — он сделал паузу, после чего добавил: — Просит о помощи.

— Во имя Хриcта. 1475 года от Рождества Христова, в седьмой день июня, в Солдайе. Светлейшему и превосходительному совету святого Георгия, высокой общине Генуи. Светлейшие господа! — начал скороговоркой излагать текст письма пожилой писец, но был прерван консулом:

— Господин канцелярист! Мне сейчас предстоят неотложные дела, связанные с обороной города, вы сами подготовьте донесение для светлейших господ. Тем более, пока оно дойдет до Генуи, сведения могут сильно устареть. — Он горько улыбнулся и скомандовал:- На стенах бить в барабан тревогу, господ кастеляна, капитана агузиев, сотника ополчения прошу срочно ко мне для совещания! Я пока поднимусь на верхнюю площадку башни.

— Слушаюсь, мессер!

Непреклонная воля, звучавшая в голосе консула, встряхнула чиновника, и он, отвесив вежливый поклон удаляющейся спине консула, поспешил исполнять приказания.

Консул проследовал к деревянной лестнице, поднялся по ней на балкон, а оттуда на верхнюю боевую площадку. Беата последовала за консулом, словно не заметив его недовольный взгляд, от которого ее пронизал холод. Теперь он совсем не походил на того раздавленного тревогами и сомнениями человека, каким она видела его еще вчера вечером, за ужином, когда он делился своими опасениями по поводу того, что вряд ли Каффа сможет долго держать оборону перед турецким войском. Он знал, что не было достигнуто соглашение с готским княжеством Феодоро по совместному отражению нападения турков. А княжество, в свою очередь, рассчитывает на помощь молдавского господаря и московского царя, но уже поздно — турки уже здесь.

Этот день был не по-летнему прохладным, ветреным, и Беата пожалела, что ничего не взяла с собой — легкая симара почти не защищала от злого ветра. Море хмурилось и яростно пенилось у подножия скал, беспокойные воды отливали темным изумрудом, периодически вскидывались белоснежными барашками. Но ее внимание заполонило, вытеснив все другие мысли, множество парусов, еще далеких, наступающих с горизонта. И только сейчас к сердцу подступило щемящее чувство страха.

— Надвигается шторм! — хмуро сообщил консул. — Сегодня он наш союзник и в то же время враг. Прикажите горничным, чтобы они вас собрали. У вас в распоряжении всего один час. Я передам вам шкатулку с тремястами серебряными сонмами — это деньги, заработанные за период моего консульства — и с завещанием в вашу пользу, оно уже давно готово. Больше у меня никого нет. Господин Гандольфо ди Портупино передаст капитаном корабля письмо в совет банка святого Георгия.

— Вы остаетесь, мессер? — прошептала Беата, ежась под порывами усиливающегося ветра. — Но ведь скоро турки будут здесь!

— Я консул Солдайи, возможно, ее последний консул. Я присягал, что, пока являюсь консулом, не покину территорию города-крепости.

— Но ведь уже назначен другой консул, и только блокада турками Боспорского пролива не позволила ему прибыть сюда и сменить вас на посту консула, — попробовала уговорить его Беата.

— Он там, а я здесь. Вам предстоит нелегкий и опасный путь. Боспор закрыт, поэтому, скорее всего, придется возвращаться в Геную через земли молдавского господаря, с ним у нас хорошие отношения.

— Мессер консул! Все собрались и вас ожидают.

На площадке башни возник кавалерий[6] Микаели ди Сазели, верный помощник и советник консула. Это был длинноволосый, франтоватый молодой человек, одетый в ярко-красный колет с пышными буфами рукавов и короткие, плотно облегающие бедра штаны с узкой каймой из венецианских кружев по низу, надетых поверх чулок-штанов.

— Прощайте! — коротко бросил консул и начал спускаться вниз.

— Я никуда отсюда не уеду, господин консул! — выкрикнула ему в спину Беата и топнула ножкой.

— Да, бонна Беата! Вы правы, маловероятно, что вы сегодня уедете. Шторм все больше усиливается, и вряд ли даже страх перед турками выгонит капитана в море.

Кавалерий подошел к ней, пристально всматриваясь в ее лицо. Море из изумрудного, неспокойного превратилось в серое, угрожающе-беспокойное, нервно перекатывающее все увеличивающиеся горы воды. Беата всмотрелась в морскую даль.

— Смотрите, господин кавалерий, парусов больше нет! — И она звонко рассмеялась.

— Шторм прекратится, и они вновь здесь появятся, госпожа, — хмуро ответил кавалерий. — Они как стая волков, почуявших добычу — пока не добьются своего, не отступят. Господин консул прав — вам надо отсюда уезжать. Хан Менгли-Гирей теперь союзник туркам, и татары не дадут возможности пройти по суше, единственный путь — море.

— Вы считаете… турки смогут взять крепость?

— Если нам не поможет чудо, так и будет, спаси нас Господи! — кавалерий перекрестился. — Крепость неприступная, но у нас мало воинов. Протяженность стен крепости святого Креста — половина неаполитанской мили, всего имеется четырнадцать башен, а воинов у нас наберется около полусотни, ополчения будет еще сотен пять-шесть, с учетом населения ближайших селений, возможно, дотянем до тысячи. Из вооружения у нас — на башнях устаревшие баллисты и катапульты, имеется всего с полсотни кулеврин и с десяток серпентин. Господин консул распорядился реквизировать все орудия с торговых судов, стоящих в нашем порту, это даст незначительное увеличение легких пушек. Дальность их боя максимум ярдов двести-триста. Турки имеют тяжелые орудия, которые бьют раза в три дальше. Как обычно, они будут днем и ночью палить из своих орудий, пока не разобьют стены, и тогда пойдут на приступ. У верховного визиря Гедик-Ахмед-паши двадцать четыре тысячи профессиональных воинов, а у нас все население города раза в три меньше. Как думаете, госпожа, сколько мы сможем продержаться при таком раскладе?

Из города донесся тревожный звон колоколов церквей. Сердце молодой женщины сжалось щемящей тоской — больше от колокольного звона, чем от слов кавалерия.

— Знаете, сколько в нашем городе церквей? Тринадцать латинских, восемь греческих и пять армянских. Послушайте! Слышите?! В их звоне нет единения, а оно нам так необходимо. У турков много врагов, но никто из них не придет к нам на помощь. Ни молдавский господарь со своим войском, ни владетель княжества Феодоро князь Александр. Услышав этот звон, большинство жителей окружающих селений бегут в горы, а не сюда, под защиту стен и консула. Память о резне, устроенной здесь татарским ханом Ногаем сто семьдесят лет тому назад, до сих пор жива — тогда не пощадили никого из жителей города. Прощайте, госпожа, и постарайтесь уехать, когда успокоится море — от турок не следует ждать пощады. Даже если останетесь в живых после штурма, вам — молодой, красивой, будет уготована участь наложницы в гареме турецкого сановника. — И кавалерий, поклонившись, удалился.

Окончательно замерзнув от порывов холодного ветра, Беата спустилась вниз, в зал. Эта мощная крепость ей стала казаться ненадежной и слабой.