Личный враг князя Данилова

I

Глаза не желали открываться. Не хотели, и все тут! И непонятно, что делать с этой напастью.

Николай повернулся на бок. Прикрылся ладонью, на всякий случай, и осторожно разомкнул ресницы. Словно кто-то гири повесил на веки.

Увиденное сквозь узкую щелку, привело его в легкое недоумение. Он лежал на земле в большом шалаше. Толстый слой лапника, укрытого тканью был аккуратно подложен под него. Сверху толстое ватное одеяло.

Через открытый выход шалаша просматривался кусочек голубого неба. Солнце заглядывало вовнутрь, расстилаясь пятном у противоположной стенки.

«Как же я сюда попал?» — подумал Николай, но в эту секунду он увидел, как тень упала на солнечный отпечаток. В шалаш протиснулась девушка, одетая в телогрейку. Следом за собой она втащила вещмешок. Данилов зашевелился, пытаясь поднять голову. К счастью, она повела себя лучше, чем ресницы.

Движение за спиной заставило обернуться девушку. На секунду их глаза встретились, и Николай отчетливо разглядел ее лицо, подсвеченное лучами солнца. Перед ним на коленях сидела Ирэна.

Мысли понеслись, обгоняя одна другую, вставая ворохом вопросов, Ирэна здесь? А где же тогда он? В Пруссии? В каком году? Нет, черт подери, в каком веке? Неужели все это привиделось в бреду? Война с Наполеоном в центре России, Бородино. Танки, грузовики, пулеметы. Всего этого не было? Нет. Проще поверить, что бредит он сейчас. Но Ирэна? Вот она. Хорошо освещенная солнцем, позволяющим рассмотреть каждую черточку ее лица. Точно такая же, как и в день его отъезда в Россию.

Голова шла кругом. Князь приподнялся и сел так, что его лицо оказались на одном уровне с лицом девушки. Взгляд нашел ее глаза. Как же давно он не падал в зеленоватую глубину этих зрачков.

— Ирэна… — прошептали губы.

Красавица догадалась — он обращается к ней.

— Маша.

— Что? — словно ушат ледяной воды выплеснулся на Николая.

— Меня зовут Маша!

Этого не может быть. Нет! Ты же Ирэна. Разве можно ошибиться с расстояния в один метр? Последняя мысль обожгла Николая. Метр. Черт подери, метр! Когда он жил в доме у Ирэны, ему и в голову не приходило, что может быть такое расстояние — метр!

— Маша? — неуверенно переспросил Данилов.

— Да, товарищ Князь! — радостно подтвердила девушка. — А я вас знаю. Вы у нас в госпитале лежали.

— Ты знаешь, что я товарищ Князь? Откуда?

— Мне майор Лемешев сказал. И товарищ Артист!

Так. Каранелли здесь.

У входа раздалось шуршание, и, закрывая солнечный свет, в шалаш просунулась голова и плечи француза. Легок на помине.

— Смотрю, наш лучший друг проснулся! Как ты себя чувствуешь, Князь?

Вопрос озадачил. Чувствовал Николай превосходно. Но что он тогда делает здесь? Почему лежит под одеялом? Да еще без рубахи?

— Что случилось, — спросил он.

— Я тебе потом расскажу, — быстро проговорил Луи. — Маша! Ты не могла бы покинуть нас? Видишь, Князю одеться нужно.

— Да, товарищ Артист! Сейчас, только рубаху достану, — девушка раскрыла вещмешок.

— Так что произошло? — спросил Данилов, когда Маша вылезла из шалаша. Но Каранелли поднес палец к губам.

— Потом, — беззвучно проговорил он.

— Так! Собирайся быстрее, Князь! — теперь уже громко, так чтобы его было слышно за шалашом, сказал Каранелли.

Неожиданно Данилов перехватил взгляд Луи, направленный в его грудь. Проследив за ним, опустил глаза. Возле левого соска увидел четкий рубец. Полсекунды Николай недоумевал, потом вдруг резко вскинулся, намереваясь что-то сказать.

— Тише, — опередил его Каранелли, — тише. Я все расскажу.

Для того чтобы произнести последние слова, ему пришлось наклониться к уху Данилова.

Друзья выбрались из шалаша. Маша сидела на пне. Николай еще раз взглянул на нее. До чего же она похожа на Ирэну! Жаль, что он не смог рассмотреть ее в госпитале.

— Маша! Сходи за Лемешевым! Мы уходим, — проговорил Луи.

— А где Олег?

— Присматривает за тропой. Маша ты помнишь, где он?

— Да.

— Так вперед!

Девушка поднялась.

— Автомат возьми.

Когда Маша скрылась за деревьями, Данилов спросил:

— Так что случилось?

— Что ты помнишь?

Николай наморщил лоб.

— Мы пошли в разведку в Клименты. Потом поднялась стрельба. У меня кончились патроны. Я отпрыгнул за дерево, чтобы сменить магазин…

— Дальше.

— Не помню. Ничего не помню. Какой-то провал в памяти.

— Нет. С ней-то у тебя все в порядке. Пуля попала в грудь, вот сюда, — Луи коснулся рубахи Николая.

— Как? — оторопело спросил Николай. — Когда?

— Вчера.

Данилов поверил сразу. Уж слишком серьезно смотрел на него француз. Хотя все равно расстегнул рубаху на всякий случай. Рубец выглядел как ранение трехмесячной давности.

— Хорошо. Что дальше?

— Мы отнесли тебя к дереву. Тому самому, около которого сражались…

Николай понял, о чем идет речь.

— Оно мне сказало, что через двадцать часов ты будешь здоров.

— Что-о? Ты разговариваешь с деревьями?

— Случается. Когда ты помирать собираешься.

— Нет! Ты серьезно?

— Вполне. Слушай дальше, времени немного. Маша видела, что ты умер…

— Как это умер?

— Совсем! Понимаешь? — потерял терпение Каранелли. — Можешь помолчать минуту? Так вот. Я туда тебя один носил. Лемешев с Машей на этом берегу остались. А когда назад притащил, ты уже дышал и даже рана начала затягиваться.

Каранелли вдруг замолчал. Подняв автомат, тихо отошел за дерево. Данилов последовал его примеру.

На поляну вышел Лемешев, следом за ним девушка.

— Ну вот! — тихо проговорил Луи. — Не успел ничего рассказать. Ладно, ты давай пока молчи. Остальное узнаешь по дороге.

II

Штандартенфюрер Отто фон Бридель держал в руках вскрытый пакет, пытаясь вникнуть в содержание доставленного сообщения. Час назад позвонили из Красного и сообщили, что к нему направляется курьер фельдъегерской службы со срочным донесением. Три дня назад Отто отправил отчет о работе в Берлин. Как он ни старался переложить вину на других, грубые ошибки в его работе были видны невооруженным глазом. Потому ничего хорошего фон Бридель не ждал. Единственное, что удивило штандартенфюрера, так это оперативность, с которой отчет просмотрело руководство. Неужели возили самолетами?

Пакет действительно оказался из Берлина. Отто расписался и отпустил курьера. Прошелся по кабинету, оттягивая момент, когда нужно будет приступить к чтению неприятных новостей. Вышел на балкон. С высоты второго этажа посмотрел на желтеющий парк, уходящий к озеру. В какой-то момент показалось, что он прощается с этой усадьбой, но возвращение в Берлин будет отнюдь не триумфальным. И вместо высокого поста в империи Канариса, заправляющего всей контрразведкой рейха, его ждет заштатная должность в итальянском или чехословацком отделении. Чертовы кавалеристы!

Штандартенфюрер вернулся в кабинет. Решительно взял конверт со стола, вскрыл его. Читая отпечатанный на машинке текст, он никак не мог вникнуть в слова. Третий или четвертый раз Отто начинал сначала.

Это был приказ, подписанный заместителем Канариса. Фон Бридель запер дверь кабинета, положил бумаги на стол. Сам снова вышел на балкон, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок.

Минут пять он вдыхал холодный осенний воздух. Потом вернулся к столу. В начале письма лично ему, штандартенфюреру Отто фон Бриделю, сообщалось, что отпечатки пальцев, снятых с удостоверения майора Лемешева, принадлежат агенту русской разведки, известному как Эдгар Мяги. Коммерсант Мяги, сын немки и эстонца, до войны работал в Испании. В тридцать девятом году сеть была полностью раскрыта. Аресты проводились одновременно. Агенты, ведущие коммерсанта, потеряли его на несколько секунд. Как выяснилось — совсем. Почти. И вот, два года спустя, его отпечатки нашли на удостоверении начальника особого отдела. Случайно. Потому, что донесение Отто, отправленное давным-давно, попало к слишком дотошному сотруднику, не поленившемуся перерыть картотеку.

Дальнейшая часть приказа предлагала штандартенфюреру немедленно возглавить работу по обезвреживанию столь важной фигуры русской разведки. Для этого армейский пехотный полк, который двигался на фронт, завтра должен был разгрузиться на станции Гусино, чтобы принять участие в операции. Отто был поражен. Для того чтобы отловить кавалеристов, ему выделялся целый полк!

Сам штандартенфюрер непосредственного отношения к уничтожению разведывательной сети в Испании не имел. Но дело было громким, и отзвуки долго ходили по ведомству. Мяги, после того, как оторвался от слежки, переоделся и нагло вернулся назад, в квартиру шифровальщика, под видом полицейского, которого вызвали на шум соседи. Выдворили его довольно быстро. Но шифровальную книгу найти не удалось, хотя перерыли всю квартиру. Радиограммы с того времени так и остались нерасшифрованными.

Фон Бридель уже успокоился и начал рассуждать. Ценность этого агента русских крайне высока. На его поимку выделяют около трех тысяч человек. Временно, конечно, чтобы лес прочесать. Но могли бы и роту дать. Чтобы до Нового года ловить, а то и дольше. Но командовать операцией поручено ему, хотя он и не армейский офицер. А значит, ему доверяют! И стоит поймать этого Мяги-Лемешева, как откроются такие перспективы, что даже дух захватывает. А еще пять минут назад он хоронил свою карьеру. Да обо всем забудут, если он возьмет русского агента.

Жажда немедленной деятельности обуяла штандартенфюрера. Он открыл дверь кабинета. Адъютант вскочил из-за стола.

— Карту района!

Через минуту адъютант выполнил приказание.

— Сейчас же займитесь вопросами размещения! Завтра здесь будет полк. С утра отправляйтесь встречать его на станцию. Впрочем, нет! Я сам.

Ранним утром на станции Гусино штандартенфюрер встречал составы. Свежий полк следовал полностью укомплектованным, включая две гаубицы, находящиеся у него на вооружении. Отто вместе с командиром полка наблюдал, как разгружаются орудия и противотанковые ружья, автомобили и мотоциклы, тяжелые минометы и станковые пулеметы, лошади и велосипеды. Подгоняемые командами унтер-офицеров, солдаты работали четко и слаженно.

На коротком совещании офицеров, которое Отто провел в здании вокзала, была поставлена задача — взять живыми всех русских партизан. Штандартенфюрер потребовал, чтобы этот приказ был доведен до каждого солдата. Через два часа построенный в колонны полк покинул территорию станции.

План, который вчерашним вечером разработал фон Бридель, предполагал, что база русских кавалеристов располагается в огромном лесном треугольнике, ограниченном Днепром, впадающей в него рекой Свиная, текущей через Красный, и дорогой, ведущей от моста в райцентр. Оснований для этого предположения имелось более чем достаточно. И потому Отто не намерен был терять время.

Получив указания, командир полка отправил почти все расчеты ручных и станковых пулеметов занять позиции вдоль Днепра. Не переходя реку, солдаты приступили к оборудованию пулеметных точек, которые ставились на берегу метров через сто — сто пятьдесят. Вся полковая артиллерия оборудовала позиции здесь же — в других местах она бесполезна. Двумя ротами Отто надежно запер противника со стороны Днепра. Теперь дорога. Вдоль нее растянулся второй батальон пехотинцев, усиленный взводом кавалеристов и почти всеми тяжелыми минометами полка. Но штандартенфюрер был уверен, что здесь прорыва русских партизан ждать не следует. Лес за дорогой не слишком велик, потом огромные поля, в которых практически невозможно укрыться. А то, что русские хорошо знают местность, — он не сомневался. Рассматривая возможные пути отступления противника, Отто был почти уверен, что если кавалеристы попытаются вырваться из западни, то только через третью сторону треугольника. Там, правда, за рекой поле километра на три. Но потом начинается множество всяких лесочков и перелесочков, тянущихся почти до самой Орши.

К вечеру половина полка добралась до Красного. Командира вместе со штабом Отто приютил в Маньково. Радисты раскинули антенны коротковолновых передатчиков. Связисты растянули полевые телефоны. Надежная связь со всеми подразделениями была обеспечена. Ранним утром пришло сообщение, что исчез командир первой роты второго батальона.

III

Детство Александра Строгина прошло в Эстляндской губернии. Он плохо помнил, что случилось в тысяча девятьсот семнадцатом году, когда к власти пришли большевики. Потом, несколько месяцев спустя, Эстония объявила себя независимым государством. Чиновников, русских по национальности, рассаженных целенаправленной политикой царя, начали вытеснять с постов. Отец продержался очень долго, но все рухнуло в одночасье. В двадцать пятом году Александра с матерью и младшей сестренкой вывезли в СССР, тайными тропами, как он узнал через шесть лет, через «окно» на границе. Отец остался в Эстонии. С тех пор Саша его не видел.

В свои шестнадцать мальчик отлично владел эстонским, но в семье всегда говорили по-русски, потому ни с одним из языков у него не было проблем. В Москве, где в маленькой отдельной квартире поселилась семья Строгиных, небольшой эстонский акцент исчез почти сразу. Саша с сестрой пошли в школу, и концу года на удовлетворительном уровне справились со школьной программой. Тогда он не задумывался, почему у мамы все так удачно складывается: квартира, работа — семья не жила впроголодь.

А еще через год Саша поступил в Московский государственный университет на исторический факультет. Все шло отлично, но на четвертом курсе неожиданно умерла мать. На похоронах оказалось много незнакомых людей. Один из них, высокий сухопарый, написал на листке бумаги номер телефона и попросил позвонить утром. На следующий день они встретились. Незнакомец был в военной форме с двумя большими ромбами в петлицах.

— Садись, — проговорил он, — разговор будет долгим. Чаю хочешь?

Уже много позже парень узнал, что перед ним заместитель начальника Иностранного отдела ОГПУ НКВД. Он и рассказал, что отец погиб при попытке ускользнуть от эстонской полиции. И теперь, когда умерла мать, тоже кадровая разведчица ИНО, товарищи, разумеется, решили не оставлять детей на произвол судьбы.

— Пока ты должен учиться, Саша! Если бы ты знал, как нам не хватает офицеров с высшим образованием. А закончишь университет — найдем работу. Чтобы стал ты достойным продолжателем дела родителей.

После университета он попал в разведшколу, где его готовили полтора года. Сестренка, так ничего и не узнавшая о работе брата, вышла замуж. А Саша Строгин был внедрен в разведывательную сеть, работающую в Испании. В тридцать шестом бесценная информация, добытая агентами, помогла избежать многих жертв. А в тридцать девятом, когда Александр уже считал, что теперь насовсем вжился в образ Эдгара Мяги, фашисты плотно сели «на хвост», намереваясь уничтожить сеть целиком.

Так бы, наверное, и случилось, если бы не привычка молодого человека из года в год, каждый день искать новые пути ухода в случае провала. Он зашел в глухой двор — и исчез. Его ждали где угодно: на вокзалах, автостанциях, дорогах, а он переоделся в полицейского и с наклеенными усами вломился в квартиру к застрелившемуся шифровальщику. Прежде чем его успели выставить, умудрился перевернуть стол, а, поднимаясь с пола, засунул под френч книгу Рамиро де Маэсту «Защита испанского духа». Правда, внутреннее содержание книга не отражало идей, заложенных автором. Мало того, шифровальные таблицы использовали французский язык.

Немцы опомнились через минуту. Они даже смогли найти почти целую снаружи книгу Рамиро. Еще горячую — картон обложки не желал гореть. Но внутри был только пепел. И результат получился удручающим — шифровальщик погиб, таблицы сгорели.

Саша появился в СССР на следующий день и сумел сразу же позвонить начальству. Через всю Европу до Эстонии он умудрился пролететь на немецком самолете, со знакомым экипажем, который не раз помогал эстонцу-коммерсанту быстро доставить товар. Небескорыстно, разумеется. Такое не могло прийти в голову контрразведчикам Канариса.

Именно этот факт — почти мгновенный возврат в страну — стал главным фактором невиновности Строгина. Но целый год допросов и проверок ему пришлось выдержать. Потом ему предложили работу в аппарате управления — возвратиться в Европу он уже не мог. Там хозяйничала Германия, а у фашистских агентов имелось полное досье на Эдгара Мяги. Наследил он предостаточно.

Но с работой в управлении не заладилось с самого начала. Гениальный агент, отличающийся хорошим умом и стальным хладнокровием, не мог справиться с работой в кабинете. А когда по его вине чуть не «сгорел» товарищ по службе, Саша пришел к начальству с рапортом. Попросил выгнать к чертовой матери в три шеи. Или дать работу с людьми, а не с бумагами. В которой он хорошо разбирается.

Сначала его никто и слушать не хотел. Но в Европе уже пахло войной, и кто как не сотрудники ИНО знали это лучше всех. В общем, с ним так и поступили: выгнали в три шеи к чертовой матери, направив работать заместителем начальника особого отдела дивизии. К взаимному удовольствию сторон. Специалистов на эту сволочную работу вечно не хватало.

— Тебе не привыкать вживаться в чужие легенды, — сказали ему. — Месяц на вхождение в образ, изучение биографии, привыкания к новым документам. И еще. Тебе нужно навсегда забыть эстонский! Так, чтобы в кошмарном сне не мог ни слова сказать. Ты у нас теперь парень из центра России-матушки. Немецкий — черт с ним! В университете можно выучить. Но хорошее знание эстонского не может вызвать ничего, кроме подозрения.

Так Александр Строгин стал майором НКВД Олегом Лемешевым. Шла весна тысяча девятьсот сорок первого года.

IV

Два дня отдыха, которые Каранелли дал отряду, пролетели быстро. Выспаться, конечно, время было. Но и дел хватало. Маша больше всего времени уделяла Алеше Чернобровому.

— К счастью, у него только бронхит. Я очень опасалась, что воспаление легких, — говорила она Луи. — По описанию майора Лемешева, у него из жизненных признаков наблюдался только кашель. Так он меня напугал, когда мы в лагерь шли.

Каранелли улыбался в ответ. Он почему-то стал замечать, что стоило Маше обратиться с вопросом — как будто солнышко вставало. А девушка все чаще и чаще находила повод поговорить с командиром. На третий день это заметил Лемешев. Он как раз обсуждал с Каранелли возможность сразу после обеда уйти с Тонем, чтобы перекрыть минами прямую дорогу к Днепру. Это направление к лагерю выглядело самым опасным — от реки втрое короче, чем до других границ леса. И тут Маша подошла. На Луи посмотрела и улыбнулась непроизвольно. Совсем не как начальнику.

Лемешев и Тонь вернулись через полтора часа, что очень удивило Каранелли.

— Немцы оборудуют позиции на берегу! — взволнованно доложил Лемешев.

— Какие позиции? — не понял француз.

— Пулеметы по всему берегу. Мы метров пятьсот прошли вдоль Днепра. За рекой через каждые сто метров пулемет. Ручной или станковый.

— И что? — Каранелли никак не мог понять Олега, поскольку не все укладывалось в голове. — Они собираются оборонять Днепр? От кого?

— Артист! У пулеметов стволы в другую сторону повернуты!

И тут француз сообразил. Немцы растянули цепь из пулеметов с целью не дать форсировать реку! Чтобы запереть всех находящихся в лесу на другом берегу!

— Князь! — скомандовал Луи. — Пять минут на сборы! Я буду очень признателен, если прихватишь пулемет. Олег! Возьми пару гранат и иди к лошадям. Мы сейчас с Князем подтянемся.

— Товарищ командир! — подскочил к Каранелли Красцов. — Можно с вами?

— Нет. Отдыхай!

Но, увидев, как пригорюнился парень, добавил:

— Вань! У нас только три лошади. В другой раз.

И отправился переодеваться в немецкую форму.

К дороге подъехали, когда сумерки сгустились. Лошадей оставили почти за километр. Выбирались на обочину осторожно, переползая от дерева к дереву. На другой стороне полотна располагались немцы.

— Нас обложили, как волков на охоте, — прошептал Данилов на ухо Каранелли.

— Посмотрим.

Жестом Луи показал, чтобы Лемешев подполз ближе.

— Я пойду брать «языка», — почти беззвучно проговорил он. — Олег, твой сектор слева. Николай! Возьмешь правый. Если услышите стрельбу — дайте несколько очередей.

Каранелли проскочил полотно дороги лишь через четыре часа, выбрав момент, когда только прошла машина и в глазах постовых еще было черно. На другой стороне он чувствовал себя увереннее. Во-первых, форма немецкого офицера — осветят фонарем — не страшно. Во-вторых, с языком проблем нет.

Назад он ушел через трубу под дорогой, не замеченную фрицами. Наткнулся на нее случайно, когда чуть не провалился в заросшую кустами яму. Труднее всего было протащить немецкого капитана. Оглушенного, да еще и связанного на всякий случай. Но «запасы здоровья», которым поделилось с ним дерево, еще не совсем ушли.

Капитан выложил все, что слышал на коротком совещании, которое фон Бридель провел на станции. Знал он мало, но рассказал, что полк брошен на поимку партизанского отряда. Солдаты рады неожиданной остановке по дороге на фронт. С их точки зрения ловить партизан в лесу легче, чем воевать с русскими танками. Завтра, точнее сегодня с утра, оставшиеся полтора батальона полка охватят последнюю сторону треугольника, и начнется прочесывание леса.

Допрос закончили. Лемешев достал кинжал. Мелькнули глаза фрица, наполненные ужасом. Но Каранелли отрицательно покачал головой.

— Что ты предлагаешь? — спросил по-русски Данилов.

— Пусть идет к себе.

— Так расскажет же, что он нам сообщил…

— А ты думаешь, немцы сами не догадаются, если шлепнем его?

— Догадаются.

— Вот! А так он станет с пеной у рта доказывать, что никому ничего не говорил.

— Почему?

— А зачем ему под трибунал? — вмешался Лемешев, который понял замысел Луи. — Ты прав, Артист! Насколько я понимаю немцев, они никуда не двинутся, пока не разберутся с этим офицером. Он же командир роты?

— Сейчас спрошу, — переходя на немецкий, задал вопрос Каранелли.

— В любом случае, они с ним не один час потеряют, — сказал Олег.

— Вот и я также подумал. А время нам очень нужно.

«Эх! — второй раз за несколько дней вздохнул бывший сотрудник ИНО Александр Строгин. — Как тебя нам в Испании не хватало».

Насмерть перепуганного немца довели до лошадей.

— Можно руки не развязывать, — сказал Каранелли, запрыгивая на лошадь. — И так благодарен будет.

— Это верно, — произнес Лемешев, засовывая немцу мощный кляп в рот. Для надежности обмотал его тряпкой вокруг головы.

— Ну как? — спросил Олег.

— Отлично! Пусть топает, — отозвался Каранелли.

Всадники скрылись. Растерянный капитан стоял среди поляны. Потом вдруг в голову закралась мысль, что русские могут вернуться, и он припустил бегом по утреннему лесу.

V

Каранелли словно в зеркало смотрел, в котором отражалось ближайшее будущее. Фон Бридель собрался ехать, чтобы разобраться с исчезновением командира роты. Перед самым выездом была получена радиограмма, что капитан вернулся. Причем сделал это самостоятельно со связанными руками и кляпом во рту. Штандартенфюрер отменил выезд полковника и, забрав его с собой, поехал разбираться с офицером.

Через час ротный поведал историю, из которой следовало, что, оказавшись на полтора часа в плену у русских партизан, он вел себя как настоящий герой. За что его нещадно побили. (По дороге к своим офицер приложился к стволу сосны, поцарапанное лицо выглядело впечатляюще.) Потом удалось сбежать и спрятаться в кустах. Русские искали его. Один раз даже прошли совсем рядом. А когда уехали, то он смог вернуться.

Отто размышлял. Конечно, представить себе, что русские поговорили с немецким офицером и отправили восвояси, он не мог. Тогда что? Получается — сбежал? У него есть отличный аргумент в пользу этой версии — он жив.

Фон Бридель попросил ротного еще раз рассказать, что с ним произошло.

— Под утро, часа за три до рассвета, я поднялся, чтобы проверить посты. Начал с первого, и пошел вдоль дороги. После восьмого поста свет фонаря уперся в стену кустов. Я начал обходить ее. Потом очнулся уже в лесу. Там, за дорогой, — офицер показал рукой.

— Сколько времени прошло? Или вы не можете определить?

— Были утренние сумерки. Думаю, что не меньше двух часов.

— Хорошо. Сколько было партизан?

— Трое. Один в немецкой офицерской форме.

— Кто вас допрашивал?

— Этот лейтенант. Но мне показалось, что немецкий знают все трое.

— Почему?

— Он не переводил ответы.

— А были ответы?

— Номер полка, звание и фамилия записаны в удостоверении, какой смысл скрывать? — не смутившись, ответил капитан. Лемешев действительно заглядывал в документы и оставил их себе.

— Допустим. Что еще вы говорили?

— Больше ничего. Клянусь, господин штандартенфюрер! Меня били связанного! — поспешно добавил офицер.

— Хорошо. Что было дальше?

— Лейтенант что-то сказал по-русски. Мне заткнули рот. Потом один из них достал кинжал. Я понял, что меня хотят убить. Прыгнул в кусты и помчался, не разбирая дороги. Русские прозевали и погнались не сразу. Мне удалось спрятаться. Они искали недолго — сели на лошадей и уехали.

Штандартенфюрер снова задумался. Что известно русским? Армейский полк выдвигается на позиции. Если русские побывали на берегу Днепра, то сомнений, что противником будут партизаны, не должно быть ни у кого. Что делать? Даже если их полсотни, то воевать с полком они не смогут все равно. И попытаются уйти в сторону Орши. Но не сейчас, когда любого человека в поле видно за километр. Ночью, только ночью. А значит, нужно торопиться.

Фон Бридель вдруг почувствовал, как жалко потерянного времени. Где теперь перехватывать русских — окружать вдоль кромки леса или уже в поле за речкой?

Подумав, что делать с оставшимися полуторами батальонами пехоты, штандартенфюрер решил переформировать войска. Несколько десятков мотоциклов и пятнадцать машин были брошены на широкий охват территории. Уйдя километров на пятнадцать к Орше, мобильная группировка должна была растянуться в цепь. Пусть очень редкую, но на местности, где полей больше, чем перелесков, вполне достаточную. Затем, словно невод, она должна начать просеивать территорию, постепенно сжимая ее. Оставшиеся должны действовать по первоначальному плану — охватывать последнюю сторону лесного треугольника. Перетасовка подразделений заняла немного времени — выучка полка находилась на высоком уровне.

Три часа спустя Отто вернулся в Маньково. Командир полка находился в Красном. Мобильная группа заняла позиции. Теперь оставалось только вывести последний батальон из Красного, и русские кавалеристы оказались бы в кольце. С запада заслон получился бы двойной — перед и за рекой Свиной. Единственное, что беспокоило штандартенфюрера, это потерянное с утра время. Партизаны, конечно, окружены, но что они выкинут — пока последний батальон займет исходную позицию перед началом прочесывания — никому не известно.

Тем временем Каранелли вместе с товарищами готовился переместить лагерь. Причем уходить нужно было далеко. И то еще не факт, что удастся оторваться от немцев.

Луи не понимал, как можно за горсткой партизан направить целый полк. Да, конечно, они уничтожили взвод фрицев, взорвали склады в Лядах, освободили полсотни заключенных. Но разве это достаточный повод? Что-то здесь не так! В чем причина? В дереве с его необычными свойствами? Полная глупость. Оно за речкой стоит. На долю секунды мелькнула мысль — может, немцы ловят кого-то конкретно? Но она ушла, даже не успев сформироваться.

Так и не решив проблему, Луи занялся изучением местности. Карта заканчивалась где-то посередине между Красным и Оршей. И глядя на нее в очередной раз, Каранелли отмечал, что за речкой Свиной немалую часть местности занимают поля.

Лучшие леса, где можно было скрываться не то что от полка, а от дивизии, были на севере. Но до них нужно было пересечь Днепр, железную дорогу и автотрассу. А теперь еще и цепь пулеметчиков. Между тем именно в этом направлении собирался увести свой отряд француз.

— Олег! Сколько пулеметов в пехотном полку?

— Немецком?

— Конечно.

— Тридцать шесть станковых и сто пятнадцать ручных.

— Ты к берегу выходил. Подумай, какое расстояние между пулеметами?

— Я могу некоторые точно показать на карте.

— Это здорово. На! Рисуй! — Каранелли сунул карту Лемешеву.

Но тот взял еловую иголочку и показал две точки:

— Здесь находятся девять пулеметных точек.

Луи померил расстояние. Получилось девятьсот двадцать метров.

— Ну что же! Хорошо.

— Что хорошего? Пока ничего не наблюдаю.

— От моста у Гусино до впадения Свиной около тринадцати километров. Так что почти все пулеметы стерегут Днепр на этом участке. Нам нужно перебраться через Свиную, пройти вниз вдоль Днепра километра на три-четыре и переправляться затем через него.

— Увидят и расстреляют.

— Ночью, Олег. Только ночью.

— До ночи фрицы отрежут нас Свиной.

— Постараемся что-нибудь придумать, чтобы не успели.

Отряд собрался за час. На одной лошади ехал Алеша Чернобровый, на другой Маша. Третью полностью загрузили поклажей. Сами партизаны тоже нагрузились, но это не очень мешало им идти быстро. Ногами двигали плохие вести, которые принесли Артист, Князь и Лемешев.

VI

Каранелли предложил неожиданно напасть на противника. Причем сделать это в тот момент, когда фашисты готовятся к прочесыванию. Нет лучшей добычи, чем охотник, собирающийся на охоту.

— Есть у меня план. Нападем здесь.

— Где? — Лемешев округлил глаза.

Они стояли на краю огромного поля. За дальним перелеском можно было рассмотреть строения Литивля — большого населенного пункта. Дорога шла посередине, не приближаясь к лесу ближе чем на полкилометра. Развесистый мощный дуб, единственное дерево, одиноко стоящее среди поля, раскинул ветки над ней.

— Когда немцы будут возле дуба. Я так понимаю, они на машинах сюда поедут.

— Ну и что? — вмешался Данилов. — Проведем лихую кавалерийскую атаку? На трех лошадях?

— Нет, Князь! Устроим им «лягушку по-немецки».

— Что устроим? — спросил не понявший Лемешев.

— Это специальная терминология, Олег, — наклонившись к уху майора, прошептал Луи, — образца тысяча восемьсот двенадцатого года.

— А как? — в вопросе Данилова звучал интерес.

— Точно так же, как некоторые русские хитрецы. Соберем немцев под дубом и взорвем над ними большой заряд.

По расчетам Луи, немцы еще не начинали выходить из Красного. Значит, время у них есть.

— Тонь! Как у нас с толом?

— Килограммов двадцать.

— Очень мало. Садитесь с Князем на коней и езжайте к тайнику. Здесь недалеко, минут десять. Сделайте пару ездок, привезите весь тол. Там же железо. Все, которое взяли с МТС. Тоже везите. Да! По дороге заскочите в Бежели, прихватите кувшин.

— Какой?

— Обычный, глиняный. Быстрее, Князь! Время!

Каранелли повернулся к Лемешеву.

— Олег! Скачи к Литивлю. Увидишь немцев — дашь знать. А мы с тобой, Иван, пойдем посмотрим, как лучше «лягушку» повесить.

Час спустя Луи сидел на дереве и укладывал во внутренний из трех мешков, одетых один на другой, бруски тола. По краям насыпал металл — болты, гайки, шайбы, гвозди, шурупы — все, что могло служить осколками. Иван, сидя на соседней ветке, поднимал все это наверх. Князь с Сергеем внизу закладывали железо и тол в вещмешок. Две гранаты, ручки которых торчали через аккуратные дырочки в ткани, пока не были задействованы. Затянув верхнюю часть наполненного мешка, Каранелли полез на толстенный сук, расположенный метрах в десяти выше. Дуб наклонялся над дорогой — здесь он сидел уже над серединой полотна.

— Ну что? Попробуем? — спросил он, привязывая двойную веревку к суку.

— Давай, — отозвался Данилов.

Иван осторожно отвязал от ствола мешок, легким шлепком ладони столкнул его с ветки. Чуть потрескивая, тот полетел маятником над дорогой. Луи почувствовал, как прогнулся под ним сук. Однако все обошлось. Мешок вернулся назад к Красцову. Иван снова закрепил веревку на стволе дуба.

— Нормально! — прокомментировал с верхотуры Каранелли. — Подожди, Ваня! Я к тебе иду. Сергей! Залезай к нам, твой выход.

Через пару минут все собрались у мешка, который тщательно установили на массивной ветке. Луи чуть наклонил его в сторону дороги, теперь он удерживался лишь веревкой, привязанной к стволу.

— Ну что, товарищи красноармейцы, решающая стадия. Держи кувшин, Иван! Поставь так, чтобы он заклинил между стволом и веткой.

Француз осторожно отвязал веревку, удерживающую мешок, и начал наматывать ее на горло кувшина. Через минуту получил то, что хотел. Мешок с взрывчаткой теперь удерживался веревкой, привязанной к горлышку. Каранелли внимательно посмотрел в сторону леса, результат его удовлетворил.

— Иван! Лопата есть?

— Да. Саперная.

— Сойдет. Видишь лужу?

Луи указал на непросохшую яму с водой на дороге метрах в ста от дуба.

— Что нужно сделать. Вырой под водой траншею, чтобы в ней застрял мотоцикл или машина. Сможешь?

— Я помогу, — отозвался снизу Николай.

— Отлично. Только не наследите. Прямо с травы шагайте в воду.

Каранелли повернулся на ветке к Тоню.

— Теперь смотри, Сергей. Этот кувшин я разобью пулей. Сам понимаешь, веревка освободится и мешок свалится с ветки. Ты должен подобрать шнурки так, чтобы, когда он полетит в сторону дороги, выдернулись запалы у гранат. Это понятно?

— Понятно. Сделаем. Слезайте вниз, товарищ командир. Одному мне сподручнее будет.

Двадцать минут спустя Тонь присоединился к товарищам. Красцов и Данилов к тому времени отрыли подводную ловушку.

— Ваня, садись на лошадь, езжай за Лемешевым. Пусть идет к нам.

Проводив глазами Красцова, Луи показал Данилову на небольшой холмик метрах в пятистах. Дорога шла от дуба к нему.

— Это твоя позиция, Князь. За холмом спрячете лошадей. Когда немцы подберутся близко — садитесь на коней, и в лес!

— Может, подходы заминировать? — Замечание Тоня понравилось Каранелли.

— А мины где?

— Там же, где и тол. Тут пятнадцать минут ехать.

— Молодец! Садись на лошадь, и галопом!

Данилов и Каранелли остались вдвоем.

— У нас еще немного времени есть, Николай! Так что успеем занять позиции. Ты там замаскируйся, окопчик вырой! С тобой сапер будет и Иван. Мы с Олегом в лесу спрячемся, далеко от вас. Вон там, — показал рукой Луи. — Потому каждый решает сам, когда уходить. Встречаемся в новом лагере.

Колганов, Маша и Алеша остались ставить временный бивуак на слиянии Днепра и Свиной. Хотя от Чернобрового никакой пользы не было. Утомленный короткой поездкой на лошади, парень лежал в полузабытьи. Видимо, Маша поторопилась все-таки с диагнозом.

— Все понял, — Каранелли оглянулся по сторонам, — князь Данилов?

Француз улыбался. Подвешенная на дерево «лягушка по-немецки» служила поводом для хорошего настроения.

— Понял. А скажи, Луи… — Николай замолчал, опустив голову. Потом резко вскинул ее, посмотрел прямо в глаза: — Тебе нравится Маша?

Вопрос дался с трудом. Каранелли молчал. Пауза затянулась на полминуты.

— Почему ты не отвечаешь?

— Ты назвал ее Ирэной. Я слышал.

— Что ты еще слышал? — раздражение Николая было заметно даже слепому.

— А еще я слышал, как во сне ты звал Ирэну. За две недели до появления Маши, — невозмутимо ответил француз.

Данилов сжал губы. Что он мог ответить? Но Луи и так все понял.

— Ты знал девушку с таким именем? Когда? В восемьсот двенадцатом?

— В восемьсот седьмом. Твой малыш, можно сказать, тогда убил меня. А Ирэна — литовская знахарка — выходила.

— Ах, вот почему ты жив остался! — спокойно, просто констатируя факт, проговорил француз. — Против знахарки сталь шпаги бессильна. Ну что ж! Я рад, что так получилось.

— Маша очень похожа на нее. Я бы сказал — как две капли воды.

Теперь молчал Каранелли. Все было понятно без слов. Ирэна — девушка, которая спасла Данилова. И он любил ее. Было бы нелюбима — зачем ей в чужие сны приходить? Но Маша… она ведь не Ирэна.

— Князь, — наконец разлепил губы француз, — надеюсь, ты не станешь возражать, если девушка все решит сама?

— А разве бывает по-другому? — улыбнулся Николай. — Но у нас будет честный поединок?

— Обещаю. И давай пока забудем об этом. У вас полторы тысячи патронов. И я хочу, чтобы ты с ребятами уложил сотню фрицев.

— Постараюсь, — ответил повеселевший Николай, подхватывая два пулемета. — Пойду позицию готовить.

— Давай. Сейчас Иван появится, патроны начнет носить.

VII

День перевалил середину, когда колонна немецких машин в сопровождении мотоциклистов выехала из Литивля. Двадцать грузовиков, набитых солдатами, в сопровождении идущих впереди четырех мотоциклов, стремились побыстрее добраться до Днепра, чтобы с рассветом начать прочесывать лес всеми силами полка. Двадцать пять автомобилей уже разгрузили солдат на дороге, создав зону сплошных постов, точно таких же, как и на тракте Гусино-Красный.

Если судить по карте, до Днепра оставалось около девяти километров. Командир полка ехал в штабном «хорьхе» в середине колонны. Он намеревался сегодня закончить окружение и вернуться в Маньково, чтобы оттуда руководить операцией. Сегодня с утра фон Бридель напомнил еще раз, что все русские, по крайней мере, мужчины, должны браться живыми. Командир не видел в этой задаче ничего сложного: приказ доведен до всех унтер-офицеров, — все что нужно, так это еще раз напомнить с утра.

Проехав перелесок, за которым начиналось широкое поле со стоящим вдалеке лесом, полковник расслабился. На этом участке достаточно тридцати солдат, чтобы надежно контролировать территорию. Здесь бы не помешала и пара пулеметов, но, к сожалению, их осталось только четыре — могли еще пригодиться.

Одинокий дуб, стоящий посреди поля, потерял на ветру уже половину листвы. Никакого подозрения он вызвать не мог, даже когда идущий впереди мотоцикл вдруг утонул по двигатель и заглох. Следующий попытался объехать, но ему мешал огромный валун, лежащий на обочине. Едущая за ними машина остановилась, затем еще одна. Колонна сжималась, поскольку задние автомобили подъезжали вплотную к передним. Несколько солдат выпрыгнули из кузова. Мотоцикл зацепили веревками и в несколько рывков выдернули из лужи.

Каранелли не спешил. Он понимал, что выдернутый мотоцикл — это еще не все. Нужно придумать, как объехать яму с водой.

Водитель первой машины вылез из кабины, прошел несколько шагов по полю, высматривая вариант объезда. Тем временем два последних грузовика подтянулись. Колонна стояла на дороге; на обочине, над ней возвышался старый дуб. Командир полка вылез из «хорьха».

Неразличимый в звуке работающих моторов грохнул отдаленный выстрел. Со стеклянным звуком разлетелся на черепки спрятанный в ветках кувшин. Полковник поднял голову. Он увидел, как с ветки, медленно наклоняясь, валится что-то большое и тяжелое, почему-то похожее на медведя. Командир приготовился отпрыгнуть в сторону, но в этот момент «медведь» изменил траекторию. Теперь полковник разглядел огромный мешок, привязанный к высокому суку двойной веревкой.

Это было так удивительно, что командир не смог вымолвить ни слова. Мешок тем временем миновал середину дороги и полетел дальше. Через секунду он достиг крайней точки. Замер на мгновение на виду у водителей машин и, набирая скорость, полетел назад. Последнее, что увидел в своей жизни немецкий полковник, была разлетающаяся мешковина.

Данилов промерил все расстояния шагами: от дуба, от лужи с вырытой в ней канавой, от точки, где проложил минный ряд Тонь. Он точно знал, как установить прицельные планки.

После взрыва «лягушки по-немецки» из приблизительно пятисот немцев боеспособных осталось меньше половины. Осколки разлетелись на двести метров. Сразу же заработал пулемет, проходясь по брезенту кузовов длинными очередями. За минуту Николай полностью расстрелял ленту в двести пятьдесят патронов.

— Ствол меняй! — крикнул он Тоню. — Этот уже перегрелся.

А сам дважды крутанулся вокруг своей оси, не высовываясь из-за лежащего дерева.

Выбираясь из грузовиков, фашисты потеряли человек пятьдесят, прежде чем им удалось залечь возле машин. Троих офицеров выстрелами из леса уложил Каранелли, которого пока никто не заметил. Во второй пулемет Красцов зарядил ленту с зажигательными пулями. Теперь Николай выцеливал бензобаки автомобилей. Взрывы гремели один за другим, продолжая убивать немцев. Патроны подошли к концу, но Иван присоединил еще одну ленту.

— У меня все готово, — крикнул Сергей.

— Молодец! — отозвался Данилов. — Не высовывайся пока. Пусть думают, что здесь один пулемет.

Но все равно фашистов оставалось больше сотни. Они лежали возле горящих машин и с пятнадцатиметровой высоты холма представляли неплохие мишени на ровном поле. Данилов теперь стрелял короткими очередями. Как правило, одна из пяти-шести задевала немца.

Усилиями офицеров солдаты организовали сопротивление. Из горящей машины удалось вытащить пулемет. Винтовки начали огрызаться огнем, поливая холм редким дождиком свинца. Изловчившись, немцы достали легкий миномет. Но это не помогло. На предельной дальности мины не долетали до холма, и Каранелли, дважды свалив минометчиков, бросил это занятие. Он не спешил обозначить себя.

Лемешев в перестрелке не участвовал. Высматривая фрицев в бинокль, он лишь подсказывал наиболее важные цели. Сейчас это стал пулемет, который резко усилил плотность огня по холму. Самих немцев, спрятанных в складке местности, он не видел. Лишь нос пулемета, плюющийся огнем. Шесть выстрелов подряд не принесли успеха, мушку сбить не удалось. В перестрелку с немецким пулеметом вступил Данилов. Воспользовавшись этим, немцы посадили на мотоциклы солдат, которые поехали по полю, чтобы справиться с одиноким пулеметом партизан. Одновременно солдаты бросились перебежками в атаку.

— Сергей! — крикнул Данилов. — На позицию! Снимай мотоциклистов, выцеливай тщательней!

Заработавший второй пулемет оказался полной неожиданностью для фрицев. Один за другим встали два мотоцикла, потеряв водителей. Наступающие залегли. Данилов тем временем положил очередь совсем рядом с немецкими пулеметчиками, и те решили сменить позицию. Новая оказалась гораздо лучше. Вот только теперь фрицы были хорошо видны Каранелли.

Оставшись без пулемета, немцы, тем не менее, и не подумали прекратить атаку. Один из офицеров уже догадался, что среди партизан есть снайпер, но засечь его пока не мог. А потому предполагал, что тот на холме, вместе со своими.

Третий батальон, силами которого фашисты завершали окружение леса, находился в отчаянном положении. Пулеметы противника работали с большой дистанции. Но холм господствовал над местностью, что позволяло партизанам безнаказанно расстреливать немцев. Оставалась надежда лишь на минометы. Их необходимо было перенести хотя бы на сотню метров вперед. А потому солдаты короткими перебежками двигались к холму, поливая русских редкими винтовочными выстрелами. Следом тащили миномет. Два мотоцикла уехали далеко в сторону, к реке, пытаясь под прикрытием берега обойти холм. Но заросли кустарника мешали это сделать, пришлось бы снова выезжать на поле.

Ближайшие немцы были уже в метрах в двухстах от Данилова, который ловил начало перебежки, чтобы короткой очередью свалить кого-нибудь из поднявшихся фашистов. Ни он, ни его товарищи не заметили, что немцы перенесли миномет. Луи теперь не мог его видеть за горящим грузовиком.

Первая же мина перелетела через холм и ударила между лошадьми. Все три погибли сразу. Но заметить этого никто не успел. Данилов сразу перенес огонь на миномет, но, прежде чем успел заставить залечь фрицев, они успели выпустить еще один снаряд.

У Тоня закончилась лента. Чтобы сменить ее, понадобилось время — новая никак не хотела вставать в паз. Воспользовавшись этим, немцы бросились в атаку, но Николай по-прежнему держал под прицелом миномет, не давая выстрелить еще раз.

— Олег! — крикнул Каранелли. — Надо бы фрицев отвлечь.

Тот молча показал гранату.

— Годится! — ответил француз.

Тонь, наконец, справился с пулеметом, и длинная очередь ударила по атакующим. Но решимость добраться до пулеметчиков никуда не исчезла.

— Иван! Отползай к лошадям! Начнут мины рваться — сразу уходим.

Иван вернулся через полминуты.

— Нет лошадей, товарищ Князь!

— А где они? — оторопело переспросил Данилов.

— Убиты. Все.

Скверно. Убежать к лесу — можно и не успеть. А если еще и мотоциклисты появятся, то пиши пропало — с холма не уйти.

— Ползи к Сергею, меняй ему ленты!

— Понял.

— Если немцы пройдут близко — бери автомат и гранаты.

— Есть!

Все это Николай произнес, прерываясь на короткие очереди.

Первые два взрыва мин из тех десяти, что успел поставить Тонь, решили исход боя. И хотя на них погибло не более пяти человек, немцам хватило. Позиция партизан оказалась защищена минным полем и идти по нему в атаку — просто самоубийство. Последней каплей стал взрыв гранаты где-то сзади у кромки леса. Никакого вреда он, конечно, нанести не мог — слишком далеко. Но он показал, что партизаны не только на холме. Разбираться для чего они взрывают гранаты, никто не стал. Русские в тылу — достаточный повод для паники.

Отступление в сторону Литивля больше напоминало бегство, во время которого фашисты потеряли еще не один десяток человек.

VIII

Поверить в это невозможно! Фон Бридель читал донесение, которое лично принес начальник штаба, получивший его по радиосвязи. Сто шестьдесят шесть погибших, двести восемьдесят раненых. Сгорели все двадцать автомашин, лишь два мотоцикла смогли отойти к Литивлю. Погибли командир полка и командир батальона. Когда в Лядах оказались выведенными из строя почти сто пятьдесят солдат — Отто объяснил это тем, что партизаны удачно заложили заряды и вовремя их взорвали. Обеспечив тем самым небывалый успех операции. Но, оказывается, это не предел. Сегодня они убили и отправили в лазарет половину батальона. За которые штандартенфюрера по головке не погладят. Придется отвечать и за гибель полковника. Но это будет завтра.

Что происходит здесь — станет известно армейскому начальству уже утром. Если не ночью. А потому фон Бридель понимал, что времени у него нет. Только поймав этого Мяги-Лемешева, штандартенфюрер мог рассчитывать, что историю замнут. Причем это нужно сделать раньше, чем поднимется крик.

Через десять минут Отто ехал в машине к месту трагедии. По дороге он размышлял.

Чтобы понять противника, нужно поставить себя на его место. Засаду они организовали великолепно. Но что дальше? Надеяться, что их оставят в покое? Не так глуп этот майор Лемешев. Даже если фон Бриделя отправят в окопы на фронт, никто не прекратит преследование партизан. Особенно теперь, после столь громкой операции. Потому оставаться внутри треугольного лесного массива русские не могли. Им отлично известно, что именно этот лес и пытаются окружить немцы. А значит, как только полку это удастся, то партизаны в капкане. Чащу методично просеют, и маленькому отряду останется только метаться внутри сжимаемого пространства. Остается один выход — ускользнуть. Тихо и незаметно. Уйти на несколько десятков километров и спрятаться, раствориться в лесах.

Теперь нужно понять, что известно русским. Исходя из чего они будут принимать решение. Лес наглухо закрыт с двух сторон. На самом деле он закрыт и с третьей стороны. Полторы роты прочесывали поля и перелески со стороны Орши — только партизанам это может быть неизвестно. Фактически они обречены: два-три дня — и всех их переловят. Только вот этих дней у фон Бриделя нет, утром его вообще могут отозвать в Берлин и назначить служебное расследование.

Несмотря на то что в распоряжении Отто оставалось еще больше двух батальонов, он ощущал, что ему не хватает сил. Слишком огромное пространство охватил полк. Если все нужно решить за сегодняшнюю ночь, то необходимо точно понять, где сейчас русские. Куда пошли. На что станут рассчитывать.

И вдруг сверкнула догадка. Партизаны не пойдут к тракту, не станут прятаться в лесу. Может, прямо сейчас они уже форсируют Свиную. Отто понял, где взять силы, чтобы заткнуть все щели, окружая русских. Батальон на тракте Гусино-Красный нужно поделить на две части: одной усилить группировку, идущую от Орши, другую направить сюда, чтобы прижать их с другой стороны. Конечно, если партизаны вернулись назад в свой лес, то теперь дорога на восток им открыта.

Только у штандартенфюрера есть две причины поступить так. Во-первых, это совсем не по-немецки. Это нелогично, возможно, даже глупо. А во-вторых, если кавалеристы смогут учесть и эту глупость, то ловить их все равно будет уже кто-то другой.

Штаб батальона в Литивле располагался в крайней избе. Машина фон Бриделя остановилась у крыльца.

— Срочно передайте приказ! — сказал он шифровальщику, заходя в избу. — Второму батальону сняться с позиций и двумя колоннами следовать…

Прислушиваясь к высокому звуку радиоключа, штандартенфюрер Отто фон Бридель подумал, что никогда в жизни еще не делал такую высокую ставку. Ва-банк.

Доклад заместителя командира разгромленного батальона был недолгим. Больше половины убитых и раненых получили осколки металла от взрыва мешка с толом, произведенным над колонной. Также немало солдат пострадало от пулеметов, размещенных на выгоднейшей позиции. Кстати, они оказались брошенными вместе с коробками патронов, что говорило о том, что проблем с запасами оружия и боеприпасов русские не испытывают.

Лошади, убитые за холмом шальной миной, не произвели на штандартенфюрера большого впечатления. Он внимательно рассматривал карту. До темноты оставалось чуть больше двух часов. Должны успеть.

— Подготовьте радиограмму, — скомандовал Отто, — командиру мобильной группы. Немедленно прекратить прочесывание перелесков. Солдаты должны занять такие позиции, чтобы видеть соседа слева и справа. Перед каждым должно быть не меньше двухсот метров свободного пространства. Командиру тыловой службы обеспечить мобильную группу запасом осветительных ракет на всю ночь.

— Как скоро вы сможете собрать остатки батальона в кулак? — спросил он у заместителя.

— Часа за три.

— Это долго. А за пятнадцать минут?

— Один взвод.

— Вот и отлично. Возьмите взвод и отправляйтесь вслед за партизанами.

Он увидел, как побледнел подполковник.

— Пойдете пешком через Бежели, Клименты и выйдете на берег Днепра.

Прошло всего два часа, как русские уложили полбатальона, а офицеру предлагали с одним взводом преследовать их.

— Да не тряситесь вы так! — воскликнул вдруг штандартенфюрер. — Даю девяносто девять процентов, что вы вообще не встретите ни одного партизана. Они уже перебрались через Свиную. Вы должны за полтора часа выйти на берег Днепра и занять позицию вот здесь.

Отто ткнул в точку слияния рек на карте.

— Что мне делать, если я все-таки обнаружу партизан?

— Отступать, отходить. Помните! Им сейчас не до вашего взвода. Но вы должны точно понять, в каком направлении пойдут русские, если, конечно, встретите их.

Отто последовательно проводил новый план. Вся надежда на то, что кавалеристы видели — лес окружен. А значит, к тракту не пойдут — станут выходить к Орше. Обнаружат, что там все перекрыто, и из двух зол придется выбирать меньшее — переправиться назад. Вот на этот случай штандартенфюрер и отправлял взвод, под командованием подполковника. Может, задержат партизан. Хоть на полчаса. По расчетам фон Бриделя, основные силы второго батальона, снятые с тракта, должны добраться на новые позиции через час после наступления темноты.

IX

Перенести Алешку через реку оказалось делом простым — парень не дотягивал до шестидесяти килограммов. Натянуть переправу из веревок не было возможности — все ушли на «лягушку по-немецки».

«У меня таскание больных и раненых уже в привычку входит», — подумал Каранелли. Чернобровый опять потерял сознание, плохо парню, не бронхит это. Что ж, посмотрим, что дерево скажет.

На другом берегу пришлось оставить немало снаряжения и оружия. К сожалению, лошадей уже нет. С собой забирали восемь автоматов с пятью магазинами каждый, два пулемета с почти тысячей патронов, снайперскую винтовку Каранелли, пять пистолетов, тридцать гранат. Данилов отказался оставить шашку. Впрочем, Каранелли и не настаивал. Почти у всех были кинжалы.

Через реку Артист приказал переправляться всем голышом — вода уже дышала холодом. Оставаться после брода в мокрой одежде опасно. В большие мешки, которые несли над головой, складывали оружие, патроны, обувь, продукты. Маша нарвала на каждого кусок ткани вместо полотенца.

Первым шел Луи с Алешей на плечах. Выйдя на другой берег и положив аккуратно на траву одетого в теплую телогрейку красноармейца, француз начал интенсивно растираться. Следующей была очередь Маши. Каранелли слышал плеск воды за спиной, натягивая одежду. Потом прошуршала трава, зашлепали босые ноги. Девушка ушла за кусты. Невидимая с другого берега она крикнула:

— Ребята! Можно!

Маша растиралась, глядя в спину Луи. И вдруг, словно почувствовав толчок, будто кто-то шепнул в ухо, что другого шанса может и не быть, негромко позвала:

— Артист!

Каранелли обернулся. Еще долю секунду назад он не мог представить, что так все выйдет. Его мгновенная реакция была рассчитана на засаду, стремительный выпад врага, любую военную хитрость. Но здесь просто окликнула девушка. Он даже не среагировал на то, что Маша назвала его Артистом, а не товарищем Артистом, как обращалась обычно.

Девушка стояла абсолютно обнаженная, держа полотенце в руках. Каранелли потерял дар речи.

— Артист! — повторила она. — Я люблю тебя!

Это удивительно, но в ее действиях не было ни малейшего смущения. Ни в обнаженности, ни в словах, которые она произносила, глядя в глаза Луи. Война. Война меняет характеры людей до неузнаваемости. Что будет через час с ней или с командиром отряда, которого все называют Артистом? Человеком, в которого влюбилась, когда он объяснял, почему выжил Князь. И прошагавшая за четыре дня путь от восторженной девчонки до взрослой женщины, не сомневающейся, что любила командира всю жизнь.

Луч вечернего солнца, пробившийся сквозь маленький просвет, ярко высветил фигуру девушки в красно-желтый цвет и тут же исчез за тучами. Маша бросила полотенце на траву. Подняла нижнюю солдатскую рубаху, надела через голову. Чуть поежилась от холодной ткани, взялась за комбинезон. В таких перед войной щеголяли трактористы.

— Не сердись на меня, Артист! Если бы я сначала оделась, то сказать бы мне уже ничего не дали. При них, — девушка кивнула в сторону реки, по которой шагали партизаны, — я… стесняюсь.

Каранелли, кажется, обрел дар речи.

— Я тоже, — проговорил он, глядя на вылезающего на берег Ивана. Маша отвернулась и занялась сапогами. По губам скользила улыбка. Она все поняла, хотя так и подмывало спросить: «Тоже стесняешься или тоже любишь?»

Колганов, Лемешев и Данилов отправились во второй рейс. Вернулись вместе с прикрывавшим отход Тонем.

Чернобровый снова пришел в сознание. Застонал.

— Кончается парень, — пробормотал Прохор, — не жилец видать.

Каранелли промолчал. Есть у него еще один аргумент в пользу жизни юноши. Только болтать о нем не следует.

Командир послал отряд на другую сторону рощи. Винтовку Луи отдал Лемешеву, вооружившись лишь автоматом. Приказал ждать его возвращения. Взвалил Алешу на плечи и отправился в чащу.

Чернобровый очнулся, выпрыгнув из забытья. Состояние размытой реальности перемежающееся с бредом, преследующее парня последние дни, словно испарилось. Мир обрел четкость, Алексей обнаружил себя в сумерках вечернего леса. Или утреннего?

— Как самочувствие, солдат? — спросил Каранелли.

— Отлично.

— Вот и славно. Пошли.

— А что было?

— Ты имеешь в виду, что случилось с тобой?

— Да.

— Ты сильно заболел. А потом все прошло.

— Да, я помню, простудился. А потом все как в тумане.

— Так и было. Только сейчас ты выздоровел. И давай договоримся так — ты ни с кем эту тему не обсуждаешь. Не до этого! Только создашь лишние проблемы!

— Есть не обсуждать, товарищ командир!

Чернобровый и Каранелли вышли к кромке рощи, когда уже начало темнеть. Пошел мелкий дождик.

— Возьми оружие, Алеша, — негромко сказал Лемешев. — Автомат, пистолет и гранаты. В голосе не было ни малейшего удивления стремительным выздоровлением солдата.

— Будешь рядом с Князем! Возьмешь две коробки патронов. Запомнил? — добавил Каранелли.

— Так точно!

Алексей отправился за оружием.

— Что будем дальше делать?

— Через час стемнеет, и пойдем на запад. Километров через пять надо переправиться через Днепр. Потом пойдем на север, под Рудню.

— После Днепра нужно еще через железную дорогу и Минское шоссе перебраться.

— Зато дальше сплошными лесами пойдем.

— Придется барахло опять бросать. Днепр не Свиная — по дну вброд не пройдешь.

— Не думаю. Во-первых, нас теперь надвое больше стало — мне Алешку нести не надо. Во-вторых, сделаем небольшой плот, туда все сложим.

Подошел Данилов.

— Артист, мотоцикл здесь.

— Какой?

— Который мы бросили после нападения на Ляды. Я боялся, что заминирован, но Сергей проверил — все нормально. Кажется, немцы сюда так и не добрались.

Несколько секунд Луи перерабатывал эту неожиданную информацию.

— Нет! Нам сейчас лучше без лишнего шума.

Дождь немного усилился, стал заметным. Каранелли велел достать плащи. Широкие, которые остались у партизан еще с момента первого нападения на взвод фашистов летом. Верой и правдой сослужившие им при атаке на колонну военнопленных. Их было четыре.

Красцов развернул один и сел на поваленное дерево, накрыв пулемет.

— Товарищ майор, — сказал он, — идите сюда.

Распахнутый плащ укрыл обоих. На соседнем пне уселись Колганов и Чернобровый, спрятав от дождя значительную часть продуктов и патроны к пулеметам. Еще под одним спрятался Каранелли. Последний развернул Данилов.

Маша завозилась с медикаментами, завязывая вещмешок. Немногословный Тонь ждал, поглядывая в поле сквозь ветки ели. Девушка выпрямилась, ее шаги потихоньку удалились. Сергей пошел в сторону Данилова. Николай вдруг сообразил, что он даже не посмотрел, куда пошла Маша. Прежде чем полностью повернуться к нему, сапер сделал уже четыре шага. Он точно знал! Только делал вид, что все зависит от ее выбора.

Кровь ударила в лицо Данилова. Все понимают, что происходит между Машей и командиром. Все! Кроме Николая, который еще надеется!

«Глупец! Глупец! Глупец!» — беззвучно кричал он самому себе. Но, когда Сергей залезал под плащ, Николай уже справился. Лицо не выражало внутреннего волнения.

Устроившись поудобнее на сухой земле под елью, Данилов задумчиво смотрел на укрытых плащом Машу и Каранелли, едва различимых в сумерках.

«Но если всем все ясно, то почему бы не спросить напрямую?» — подумал он.

— И давно это заметно?

Сергей не стал переспрашивать, о чем идет речь. Зачем?

— Да как вернулись вы из разведки, так стало заметно. Маша — она красивая, на нее все заглядываются. Вот и получается, что у всех на виду.

Данилов молчал. Действительно, кажется, только он не заметил, куда смотрит девушка. Вот только почему вдруг решил, что имеет права на Машу? Потому что она так похожа на Ирэну? Глупость какая!

Наконец, Николай вздохнул. Спрашивать, так спрашивать! Сергей вроде не болтун.

— А что же тогда никто не пытается привлечь ее внимание? Или я не увидел чего?

— Так кто же против товарища Артиста попрет? Дело не в том, что он командир. Кто с ним всерьез посостязаться сможет? Разве что вы, товарищ Князь.

— Нет, мне, пожалуй, тоже не по силам, — чуть усмехнулся Данилов.

— Ну а нам и подавно. Он ведь и умен и хитер. Это надо же такое придумать — взорвать над немцами сто килограммов тола!

В голосе обычно сдержанного Тоня звучало восхищение.

«А вот здесь ты ошибся, сапер, — подумал Николай, — „лягушку“ мы с Азаровым придумали. Впрочем, и здесь ему плюсы — я даже и не вспомнил».

Сказанное Сергеем неожиданно заставило сравнить себя с Каранелли. Глазами Маши. Ну и куда Данилову до Луи? Что ни возьми — все француз делает лучше. Раньше, до появления девушки, в голову не приходило такое. А теперь? Не удивительно, что она предпочла Артиста.

Стемнело окончательно. Дождь затих. Низкие тяжелые тучи превращали вечерние сумерки в полноценную ночь.

— Не будем терять времени, — вылезая из-под плаща, сказал Каранелли. — Собираемся. Нам предстоит трудная ночь.

Через десять минут все были готовы к выходу. Впереди шли Каранелли, Данилов и Чернобровый, замыкали отряд со вторым пулеметом Лемешев и Красцов. Дорога вела немного вверх, где впереди начиналась новая роща, лежащая вдоль Днепра.

Ракеты появились неожиданно. Взлетели с другого берега и повисли над водой длинной цепью.

— О, черт! — воскликнул Каранелли, бросаясь на землю. До пулеметов на другом берегу метров двести, не больше. Отряд залег с похвальной быстротой. Не заметили! Пришлось лежать, пока ракеты не погасли. Перебежками партизаны двигались к роще, пластаясь по земле, когда все вокруг заливалось мертвенно-бледным светом. Потребовалось почти полчаса, чтобы добраться до деревьев. Здесь уже можно было не прятаться.

— Командир! — подошел Князь. — Я залезу на дерево, осмотрюсь?

— Хорошо! Только осторожно.

Повесив бинокль на шею, Николай уверенно двигался вверх по разлапистой сосне, стоящей на самой высокой точке рощи. Верхушки окружающих деревьев стали оставаться внизу, Данилов понял, что выше лезть не стоит — и отсюда открывалась достаточно обзорная картина.

Впереди, по направлению движения, виднелся небольшой перелесок. А за ним широкое, почти километровое поле. В дальнем конце, охватывая его дугой, стояли прожектора, ощупывающие пространство. Изредка взлетающие ракеты позволили рассмотреть в бинокль, что они расположены в кузовах грузовиков. Изгибаясь в сторону Свиной, линия заграждения имела перед собой открытое поле, пройти через которое незаметно невозможно. Справа над Днепром регулярно взлетали ракеты. Через две минуты, после того как гасли предыдущие, новые светящиеся шары повисали над водой. Но за это время реку не переплыть, а вот утонуть под пулеметной очередью можно за пять секунд.

Обхватив ствол рукой, Николай обернулся. В свете очередного залпа ракет хорошо рассмотрел рощу, из которой они только что ушли. А за ней небольшую полянку, уже за речкой Свиной. Дальше сплошной стеной стоял сосново-еловый лес. Рассматривая его в бинокль, Николай вдруг увидел, как что-то сверкнуло среди деревьев. И хотя новую вспышку разглядеть не удалось, он был уверен, что ему не показалось. Словно кто-то включил фонарик, а затем неосторожно повернул в сторону Данилова.

Спустился вниз Николай с неутешительными вестями. Доложил обстановку Луи.

— Сам полезешь смотреть?

— Зачем? Ты мне только покажи на карте, где что видел.

Друзья накрылись плащом, Данилов показал расположение линии заграждения.

— Ты насчет фонарика на другом берегу уверен?

— Абсолютно? Нет!

— Понимаешь, пока дерево Алешку лечило, у меня было полчаса. Я вернулся на берег, посмотреть на всякий случай. И показалось, что ветки у елки закачались. От ветра они так не смогут, да и стоит она в глубине. Но сумерки уже сгущаться стали, решил, что показалось. Но если и ты свет видел, то, думаю, вряд ли. Нам сейчас отходить надо к мотоциклу.

— А что тебе мотоцикл?

— Есть идея. Используем комплекты немецкой формы.

— Но у нас их только пять.

— Потому и нужен мотоцикл.

Обратный путь занял времени не меньше часа, приходилось надолго залегать, но все прошло успешно. К роще подошли незаметно.

— Князь! Пошли со мной! — прошептал Каранелли. — Посмотрим, не принесло ли кого.

Но час исследования рощи показал, что в ней никого нет. Зато на другом берегу Свиной немцев оказалось видимо-невидимо — второй батальон полка успел прибыть на заданную приказом фон Бриделя позицию. Француз собрал отряд возле мотоцикла.

— Всем спать! Одевайтесь потеплее, чтобы не замерзнуть до утра. Алеша! Как самочувствие?

— Отличное, товарищ командир!

— Тебе охранять первому!

— Есть!

— Сергей! Мы с тобой берем половину гранат и идем на берег! Вопросы?

Непродолжительное молчание, потом Лемешев ответил за всех:

— Нет вопросов.

— Алексей! Когда мы возвращаться станем — не перестреляй нас!

— Вас перестреляешь! — отозвался паренек. Фраза прозвучала настолько естественно и искренне, что вызвала улыбку почти у всех. Но Чернобровый тут же исправился:

— Есть не перестрелять!

X

За рекой немцы стояли сплошной стеной. Прожектора с автомобилей шарили по воде. Ракеты освещали все вокруг как днем. Конечно, Каранелли мог бы снять несколько человек без особого труда, но, к сожалению, это ничего не решало. Хотя фашисты, используя все силы полка, окружили небольшую территорию, но полной уверенности, что партизаны находятся внутри кольца, у них пока не было. И Луи не видел причин, сообщать фрицам о своем присутствии раньше времени.

— Сергей! — одними губами произнес он в ухо саперу. — Нужно установить гранаты так, чтобы у немцев не было шансов подобраться к нам незаметно.

Тот лишь кивнул в ответ.

Прошло меньше часа, как все пятнадцать гранат оказались закрепленными между веток кустов. Дорожки и тропинки перегораживали замаскированные обрывки веревок, привязанные к запальным шнурам.

Когда Сергей и Луи вернулись, то обнаружили, что никто еще не спит.

— Вот и хорошо, — бодрым голосом изобразил радость Каранелли, словно и впрямь был счастлив, — а то пришлось бы будить всех с утра пораньше. Есть еще дела. Мы с товарищем Князем сейчас еще раз пройдемся по роще. Лемешев, Колганов! Сможете подготовить мотоцикл? Только заводить его нельзя.

— Сделаем, — ответил Лемешев.

— На турель установите пулемет. Патронов больше сотни не нужно. Надеюсь, что стрелять из него не придется. Так, на всякий случай. И пару гранат. Лапник, смотрю, уже приготовили. Стелите все в кучу, теплее будет. Укрываемся плащами. Пошли, Князь!

Каранелли вел Данилова к дереву. По дороге он не проронил ни слова. Николаю тоже говорить не хотелось. Слишком занят был своими мыслями. Почему же так случилось, что между ним и Луи оказалась Маша? Почему? Луи… он ведь… друг! Был врагом, так это ж в прошлом веке. Да, хотел убить! Так не убил же. Да и Данилов сам его чудом не пристрелил!

Бывает, что друзья становятся смертельными врагами. Случается и наоборот, как у них с Каранелли. Только вот снова врагом князь Данилов французу не станет. И даже если Луи окажется в лагере противника, Николай никогда на него оружие не поднимет. Скорее, даст убить себя. Только уверен он, что Каранелли тоже врагом не станет. А значит, все дело в Маше. Которая любит Луи. И ничего с этим не поделаешь.

Дерево засветилось, едва друзья ступили на поляну.

«Прошу выполнять приказания этого человека», — мысленно произнес Каранелли.

«Прошу уточнить! Имеется в виду человек, на этой поляне, который стоит в двух метрах?»

«Да. Князь Данилов».

«Команда принята!»

«Прошу сообщить ему об этом».

Данилов вздрогнул, непроизвольно озираясь по сторонам.

— Страшно, Князь? — усмехнулся Луи.

— Да уж! Не по себе.

— Не бойся. Дай команду, чтобы оно улучшило твое состояние.

— А оно исполнит?

— Ну ты же слышал.

Луи увидел, как изменило цвет дерево. Николай замер. Но спустя минуту он глубоко вдохнул.

— Ух, ты! — проговорил он. — Сейчас начну подпрыгивать.

— Теперь ты точно знаешь, где это дерево. Может пригодиться.

— Да я бы и раньше нашел.

— Ладно, пошли назад! Сменишь через пару часов Алешку.

— Подожди-ка!

Данилов замер, и Каранелли догадался, что он «разговаривает» с деревом.

— Дерево говорит, что ты старший и что оно не может принять мою команду.

— Что? — ничего не понял Луи.

«Для вызова транспортного средства требуется ваша команда, пока вы отвечаете за свои действия», — раздался знакомый голос в мозгу.

«Сколько времени нужно, чтобы вызвать транспортное средство?»

«Десять часов».

— Черт меня побери! — пробормотал Каранелли. — Как же я раньше не сообразил!

Но Луи хорошо знал, почему так случилось. Обычный страх. Родом из детства. Никогда ничего не боялся он так, как этого голоса. А вот Данилову такие мысли даже не приходят. Вздрогнул разок, — и принял все как должное.

«Какие возможности у транспортного средства?»

«Может взять на борт троих. В аварийном режиме максимальная нагрузка шесть человек, весом семьдесят килограммов каждый».

«Понял. Вызывай!»

«Команда принята».

И тут Каранелли заметил, что Данилов, кажется, хочет услышать ответ на вопрос.

— Что ты сказал? — переспросил он.

— Чего ты не сообразил?

— Да ничего! Все равно всем не уйти отсюда. Я даже не спрашиваю, и так знаю, что ты не согласишься бросить двоих здесь.

— Не соглашусь! Но Машу мы могли бы отправить.

Каранелли молчал. Прав Данилов. Во всем прав! Вот к чему страх приводит. Если бы сразу, когда Алешку принес лечиться, спросил бы у дерева — как выбраться можно — глядишь, к утру и поспело бы это самое транспортное средство.

— Ладно, командир! Кто же знал заранее, что немцы в поле линию фронта поставят, да ракетами будут всю ночь в небо палить. А когда прибудет экипаж? Ты не спросил?

— Через десять часов.

— Да! Столько нам не продержаться.

— Да я не собирался держаться. Хотел им несколько военных хитростей показать.

— Ну так показывай. Ты же Артист! — усмехнулся Данилов.

— Покажу! — решительно сказал Луи. — Николай! Давай шашку оставим!

— Нет!

— Я все понимаю. Это не только хорошее оружие. Это символ доблести Московского драгунского полка. Но согласись, солдат вермахта с шашкой будет выглядеть не очень убедительно.

— Нет!

— Да! Да, князь!

Данилов молчал. Что делать, если прав Луи? Какой смысл спорить.

— Давай оставим ее на хранение дереву. Вернемся через три месяца и заберем.

— А вернемся?

— Конечно. А знаешь почему?

— Нет.

— Во-первых, нас здесь не ждут. Во-вторых, здесь тайники, которые фрицы вряд ли найдут. И, в-третьих, чтобы нас окружить в этом лесу, нужно опять выделять целый полк.

— Я так и не понял ничего с этим полком. Так им на сотню партизан три дивизии понадобятся.

— Если честно, мне тоже ничего не ясно. Только некогда уже загадки разгадывать. Теперь нам, чем больше фрицев, тем лучше.

Каранелли взял шашку из рук Николая. Еще с вечера он присмотрел дупло в соседнем дубе. Сейчас уверенно нащупал и опустил оружие вместе с ножнами.

Друзья двинулись в сторону лагеря. Сначала молчали, потом вдруг Каранелли положил руку на плечо Николаю.

— Князь! Я хотел тебе про Машу…

— Не нужно! Мне и так все ясно! Ты был честен, на дуэль вызывать не собираюсь. Поэтому если не хочешь ковыряться у меня в душе, то лучше молчи!

— Хорошо.

По дороге до бивуака они не проронили ни слова.

XI

Перед рассветом Луи разбудил отряд. Сам он уже переоделся в немецкую форму.

Каранелли объяснял диспозицию. Роща, в которой они находились сейчас, выступала в поле длинным сужающимся клином. Таким образом, большой кусок пространства оказывался как бы разделенным лесом на две части. Северная, прилегающая к Днепру поляна, здесь была отделена от реки кустами. Южная превращалась в широкое поле, которое через холмы вело в Ляды.

— Что нужно сделать, — ровным голосом говорил Каранелли. — Князь откроет огонь из пулемета с дистанции двести — двести пятьдесят метров. Лично я надеюсь, что вся техника перекочует с северной поляны на южную. Наш мотоцикл выедет из леса, последует за противником, но ввязываться в бой, разумеется, не станет. Его задача, под общий шум проехать вдоль Днепра и незаметно уйти за линию немецкого оцепления. На сколько хватит горючего?

— Километров на сорок, — ответил Лемешев.

— Отлично! Я хочу напомнить всем, кто поедет на мотоцикле: главное — это не ввязываться в бой! Колганов!

— Я, товарищ Артист!

— Мотоцикл поведешь ты. С тобой поедут рядовой Чернобровый и ефрейтор Золиня.

— Нет! — воскликнула Маша. — Я здесь останусь…

В воздухе повисла неловкая тишина. Положение спас Лемешев.

— Ефрейтор! — голос носил налет официальности. — Вам предстоит занять место, на котором вы будете меньше всего мешать остальным выполнять поставленные задачи. Это ясно?

Он почувствовал благодарный взгляд Каранелли. Уйти на мотоцикле — самый реальный шанс.

— Выберите плащи! Прямо сейчас. Теперь задача для остальных. После того как мы устроим в южной части переполох, чтобы мотоцикл мог свободно уехать, быстро отходим. Минут через пятнадцать-двадцать рощу окружат плотным кольцом. Потом немцам придется лезть вовнутрь. У нас несложная задача — присоединиться к ним и помочь в поисках самих себя. Дальше по обстоятельствам.

Голос Каранелли звучал спокойно и уверенно. Какая мелочь — затеряться среди солдат, прочесывающих лес. Хотя у самого кошки на душе скребли. Не так-то это и просто!

— Надеюсь, Маша, ты понимаешь, что среди немцев, которые пойдут в рощу, вряд ли будут женщины?

Каранелли замолчал. Никто не возражал, не чему.

— Потому прошу всех готовиться. Я остаюсь на позиции рядом с теми, кто поедет на мотоцикле. Остальные с Князем и Лемешевым. Но никому не высовываться! Собираемся здесь. Все ясно?

— Ясно, — отозвался Данилов.

Немцы начали, едва рассвет полностью завладел небом. Росы не было, мрачное небо хранило воду для другого случая. Отдаленный звук моторов постепенно приближался, и вскоре немцы выдвинулись к роще, в которой их ждали партизаны. На северную поляну надвигалось штук семь мотоциклов, следом ехали два грузовика. Видимо, от предыдущей рощи, в которой Данилов лазил на дерево, топтать сапоги было лень, и все забрались на транспорт.

Пулемет ударил, едва первые мотоциклы достигли лесного клина, торчащего в поле. И почти сразу, как по команде, грузовики повернули влево, уходя на юг. Следом развернулись мотоциклы. Но два остались стоять на месте, двигатели работали на холостом ходу. Пулеметы слепо шарили по лесу.

Охота на русских изрядно успела надоесть фрицам. Особенно сегодняшней ночью, которую пришлось провести без сна. Это раздражало — не спать целую ночь из-за горстки партизан. В слух о том, что они сумели вывести из строя половину батальона, верить никто не хотел. Все мечтали поскорее покончить с русскими. Потому, когда в южной части рощи раздались пулеметные очереди, это больше обрадовало, чем огорчило. Здесь они, отродье бандитское!

Курт Хайнц, сидящий за рулем мотоцикла, с удивлением увидел, как откинулся вдруг пулеметчик соседа. Он обернулся к своему. По лицу солдата текла кровь. Курт лишь успел включить первую передачу, потом его ослабевшая рука медленно отпустила сцепление. Тело наклонилось в сторону другой ручки, непроизвольно повернув сектор газа наполовину. Мотоцикл рванулся вперед, мертвый экипаж затрясся на сиденьях. Через несколько секунд водитель свалился на землю. Нога попала под заднее колесо, но и это не остановило тяжелую машину. Другой мотоцикл так и остался стоять на месте — Каранелли стрелял очень быстро. Хотя на нем сидели трое.

— Пора! Колганов, заводи!

И всего несколько секунд, чтобы попрощаться.

— До встречи, Артист!

— До скорой встречи, Маша!

Торопливый поцелуй на губах. Лемешев прав — твое место там, где меньше всего будешь мешать. Проявишь своеволие, и кто-то может погибнуть напрасно. Только врала все Маша. Не будет никакой встречи! Именно в эту секунду женская интуиция подсказала, что они видятся в последний раз. Но уверенность, продиктованная той же интуицией, говорила, что жить им еще долго-долго. В какой-то миг Маша вдруг точно поняла, что видит линии судьбы — свою и Артиста — на долгие годы вперед. Увы, больше никогда не пересекающиеся.

— Прощай, любимый! — пробормотала она, садясь на заднее сиденье.

— Я прикрою, Прохор! — перекрикнул звук мотора Каранелли. — Главное — спокойно, никакой суеты и спешки.

«В последнюю секунду он думает не только обо мне. Обо всех, — мелькнуло в голове у девушки. Но другая мысль сменила ее: — А может я и вправду ведьма?»

Мотоцикл выехал из леса.

«Прощай, любимая!» — подумал вслед Луи. На карте, что увозил Колганов, у самого обреза есть точка, где они должны встретиться завтрашней ночью. Только это будет через вечность. И никакой уверенности, что встреча состоится.

Прохор проехал поляну и оказался на просматриваемом немцами пространстве. Но никто не погнался за ним — всех сейчас интересовал пулемет Данилова.

Слева ударили мины, потом еще и еще. Очереди смолкли. Между тем мотоцикл Колганова беспрепятственно доехал до следующей рощи и скрылся с глаз.

«Не задели бы князя», — подумал француз. Три патрона — все, что осталось от пяти десятков «снайперских». Три выстрела, дальше винтовка бесполезна. Другие патроны нужно пристреливать заново.

Тем временем мотоцикл с убитым пулеметчиком в коляске по замысловатой траектории въехал в лес недалеко от Каранелли. Подумав секунду, он отставил винтовку и рванул к мотоциклу. Снял пулемет, вернулся обратно.

Мины все еще рвались в том месте, где должен быть Данилов с товарищами. Луи начал беспокоиться.

На поляну, надрывно ревя моторами, выехали грузовики. Отличные цели для винтовки.

Француз бил по ветровым стеклам, останавливая машины. Патроны кончились. Подгоняемые командами офицеров из кузовов сыпались солдаты. Каранелли тщательно установил сошки, и длинной очередью расстрелял половину большой коробки с патронами.

Сбоку раздался шум. Откатившись от пулемета, Луи занял позицию за ближайшим деревом, сжимая в руках автомат. На полянку вывалился Лемешев.

— Все живы? — спросил командир, возвращаясь к пулемету.

— Данилову плечо зацепило.

— Как он?

— Нормально. Говорит царапина. Даже пулемет не отдал.

— Тогда действительно царапина.

Тем временем появился сам Николай, вместе с Иваном и Сергеем.

— Князь! Укладывайся рядом! Стреляй по фрицам, но помни — у нас около двух минут! Пока минометы подтянут.

Лемешев бухнулся рядом с коробкой патронов, изготовился сменить ленту. Пока Луи выцеливал противника, шепнул ему в ухо:

— Меня зовут Александр Строгин. Никому нельзя говорить об этом.

Каранелли изумленно посмотрел на Лемешева. Потом снова припал к пулемету.

— Нашел время, — буркнул он, открывая огонь.

Дальше разговор шел в перерывах между очередями.

— Другого может не быть.

— Хорошо. Завтра разберемся.

— Завтра, если живы будем, забудь навсегда. А если меня не станет — найди мою сестру. Сейчас ее фамилия Станькова. Запомни — Вера Станькова.

— А где она?

— Не знаю.

— Так как же мне ее найти?

— Ты умный! Сам придумаешь.

В два пулемета партизаны довольно быстро заставили залечь немцев, скосив с десяток фрицев. Николай в традиционной манере сменил ленту и зажигательными пулями нащупал бензобаки грузовиков.

— Назад пешком пойдут! — негромко прокомментировал он.

Время истекло.

— Уходим! — скомандовал Луи, подхватывая пулемет. Партизаны отступили метров на четыреста в глубь рощи. По их предыдущей позиции ударили мины.

— Время у нас есть! Можно даже кофе попить. Пока они кромку леса обработают, пока сами подойдут, полчаса и пройдет. Пойдемте выбирать место.

По плану Каранелли они должны были превратиться в убитых «немцев», попавших под пулеметную очередь «партизана».

— Лежать нужно лицом вниз. Руку под себя. За отворот кителя парабеллум, на всякий случай. Князь, твоя задача дать очередь так, чтобы задеть несколько фрицев, занятых в прочесывании. «Оживаем» осторожно! Это самый ответственный момент! Поднявшись, продолжаем движение вместе с немцами. Отставать нужно потихоньку. Спокойно, без суеты. Каждый унтер-офицер следит за своими солдатами. А за вами некому.

Прочесывание началось, как и предполагал Каранелли, через полчаса. Русские вели себя тихо. Прибывшему к месту событий фон Бриделю доложили, что партизаны вели огонь из рощи. Подумав, он связался по радио с другим берегом. Солдаты второго батальона приступили к форсированию Свиной. Им никто не мешал.

Однако для русских события развивались очень удачно. Лемешев, Красцов и Тонь улеглись на землю на крошечной полянке, придав себе неестественные позы. Позади кустарник был достаточно густым, а вот перед ними, метров на пятьдесят, до высоких сосен, редким. Данилов, оборудовавший позицию под соснами, отлично видел всех.

Дождавшись момента, когда кусты зашевелились почти над головами товарищей, он длинной очередью ударил на уровне груди. Задеть своих он не боялся — с такой дистанции впору в шишку стрелять. Послышались истошные крики немцев — некоторые пули не пропали напрасно. Залегшие фашисты огрызнулись ответным огнем.

Больше здесь делать было нечего. Нужно дать возможность фашистам продвинуться вперед. Николай стремительно отполз в глубину рощи. Дал очередь выше лежащих. Перебежал дальше. Еще очередь, потом еще одна. У немцев создалось впечатление, что пулеметчик отступает. Но едва они двинулись вперед, как у реки рванула граната. В поднявшейся суете никто не обратил внимания, как за спинами прочесывающих «ожили» трое «фрицев». На солдат никто не обратил внимания, только фельдфебель прикрикнул:

— Не отставать!

Но, увидев, что они не из его роты, потерял всякий интерес.

Оказавшись в тылу у немцев, Лемешев сразу начал отводить солдат. На душе неспокойно, хотелось быть рядом с Даниловым и Каранелли, но оставить Тоня и Красцова, ничего не понимающих по-немецки, он не мог.

Гауптфельдфебель Карл Лемке шел по лесу, нервно сжимая автомат. Десять минут назад отчаянный партизан из засады чуть не свалил его пулеметной очередью. Он не мог понять тупости начальства. Командир батальона сам не раз говорил, что ему достался толковый оружейник. Таких еще поискать! Да и помощники тоже под стать. Порядок навели в батальоне — другим на зависть. Не то что винтовка — каждая граната на учете, каждый патрон. Все в журналы аккуратно записано, все учтено — кто сколько чего получил, кто что израсходовал. И вот тебе на! Карла вместе с помощниками бросают прочесывать лес, словно рядовых из пехотных отделений. Что же получается: командир батальона ценит оружейников только на словах? Ведь гауптфельдфебель чуть не угодил под пули.

Данилов и Каранелли тем временем устроили стрельбу в той части рощи, где еще не было фашистов. Длинные пулеметные очереди, отвечающие им автоматы, взрывы гранат создали впечатление яростного боя. Подоспевшая рота наткнулась на двух немцев — солдата и лейтенанта. Офицер яростно ругался, демонстрируя отличное баварское произношение. Рядовой, в порванном на плече мундире, стоял на коленях и заматывал шею лейтенанта бинтом.

— Где партизаны? — спросил капитан.

Продолжая сыпать проклятиями, офицер махнул рукой в ту сторону, где на краю поляны валялся пулемет.

Энергичными взмахами рук капитан бросил роту вперед. Оказавшийся рядом оружейник Лемке не смог проигнорировать общий приказ к наступлению и двинулся вместе со всеми.

Тем временем на берегу реки взорвалась еще одна граната, видимо кто-то опять оказался неосторожен. Грохот ударил по нервам. Карл резко повернулся, выискивая дулом автомата цели. Но лес молчал. Ожидание боя было невыносимым, лезть первому под пули не хотелось. Лемке казалось, что прямо сейчас партизан выцеливает именно его. И вдруг спасительная мысль ворвалась в голову.

— Господин капитан! — гауптфельдфебель буквально подлетел к офицеру. — Там офицер… Точнее рядовой…

— Что? — грозно переспросил тот.

— Оружие. У солдата автомат и парабеллум в кобуре. А он рядовой, которым положены только винтовки.

Карл и сам понимал всю смехотворность обвинений — мало ли причин оказаться с нештатным оружием.

— И вообще, я не помню этого офицера в нашем батальоне, господин капитан.

— Он может быть и из другого. С этим прочесыванием все перепуталось.

— Понимаю. Но я предлагаю только проверить документы.

Мысль понравилась капитану — отличный повод оказаться позади роты. Сам раненый лейтенант и солдат с автоматами за плечами и пистолетами в кобурах не выглядели сколько-нибудь опасными.

— Продолжать движение, — громко крикнул офицер ближайшему командиру взвода. Сам же направился к лейтенанту вместе с оружейником. В руке он держал пистолет на всякий случай. Лемке шел рядом, держа автомат наизготовку.

Лейтенант уже поднялся. Вместе с рядовым он уходил из рощи, опираясь на его плечо. Голова, наклоненная набок, производила впечатление серьезного ранения. Стремительно прошагав с полсотни метров, капитан окликнул офицера:

— Господин лейтенант!

Тот продолжал размеренно идти, не обращая на капитана ни малейшего внимания. Видимо решил, что слова относятся не к нему.

— Господин лейтенант! — нагоняя офицера, повторил командир роты. — Будьте любезны, предъявите документы.

— Что? — лицо выражало неподдельное изумление. — Вы сошли с ума! Не видите, что я ранен? Мне срочно нужно…

— Я не задержу вас. Прошу!

Капитан протянул левую руку, продолжая держать парабеллум готовым к схватке. Подскочивший оружейник тоже решил не церемониться, направив автомат на рядового.

— Хорошо, — с гримасой недовольства отозвался лейтенант. Рука залезла во внутренний карман, и на свет появилось удостоверение офицера. Каранелли знал, что он совершенно не похож на того командира взвода, убитого еще в первой стычке с фашистами, но это был лучший способ отвлечь внимание противника.

Чтобы открыть удостоверение, капитану понадобилась вторая рука. По крайней мере, ее мизинец. Ствол пистолета при этом потерял цель. Нож, момент броска которого прозевали все, попал точно в горло оружейнику. Но падающий гауптфельдфебель сумел нажать на спусковой крючок. Короткая очередь, всего в два патрона, заставила обернуться цепь пехотинцев. Прямо на их глазах удар лейтенанта ногой в висок свалил командира роты.

— Уходим! — крикнул Луи, прыгая в кусты. Немцы растерялись, и Данилову легко удалось последовать за ним. Вслед раздались несколько выстрелов.

— Не стрелять! — громовым голосом крикнул взводный, заставив на секунду затихнуть почти всю роту.

— Догонять! — энергично продолжил он же. — Брать живыми, только живыми! Всех незнакомых сначала скручивать, а потом проверять документы!

Обер-лейтенант немного превысил полномочия — командовать всей ротой ему никто не поручал. Но сейчас это не имело значения, толковый приказ не подвергался сомнению.

Каранелли, остановившийся при первых словах немца, отчетливо расслышал каждое слово.

— Черт! — прошептал он стоящему рядом Данилову. — Похоже дела наши плохи.

Команда немецкого офицера повторялась голосами солдат, расползаясь вширь.

— Плохо, что они сейчас спохватятся, тогда и Лемешеву с красноармейцами несдобровать.

— Это вряд ли! Пока они нами заниматься будут!

— Тогда, чем дольше мы продержимся, тем дальше уйдут ребята.

Николай и Луи заняли позицию, изготовили автоматы, гранаты.

— Одну проблему, господин дивизионный генерал, — проговорил Николай, усмехаясь, — фашисты с нас сняли. Не стоит ломать голову над тем, чем заниматься после войны.

— А я не ломал, князь! Была бы жизнь, а место в ней найдется…

Патроны почти закончились. Раненный в плечо Данилов волок за собой француза, который не подавал признаков жизни. Через десять минут после начала боя солдаты наплевали на приказ брать живыми и открыли огонь на поражение. Слишком уж велики были потери. Партизаны отбивались короткими очередями. Раз за разом меняя позицию, чтобы не оказаться в кольце, они отходили к дереву.

Первым пулю получил Данилов. Она ударила рядом с поцарапанным осколком мины плечом. Через пять минут шальная очередь из пулемета прошила Каранелли от правого плеча до левого бедра.

От потери крови начинала кружиться голова, но у Николая не было времени заняться собой. На шее болтался автомат, патронов на одну короткую очередь. И еще пистолет с двумя обоймами. Надо бы посмотреть, что у Каранелли. Автомат точно остался там, где настигла француза смертельная очередь. Захватить его раненому князю не хватило сил.

Пистолет тоже где-то затерялся, но одну обойму удалось найти.

«Если глупо не высовываться, то меня еще надолго хватит».

Ухватив Луи за воротник, Николай пополз в сторону дерева. Оно должно помочь! И вдруг Данилов поймал себя на мысли, что, даже если не будь того сказочного дуба, он все равно бы не бросил француза.

«Куда же я без него? — ни с того ни с сего пришла мысль. — С восемьсот пятого года на одном поле воюем».

Немцы показались из-за кустов. Николай отпустил Каранелли, лег поудобнее, держа рукоятку шмайссера правой рукой, левая лишь слегка придерживала автомат. Тщательно прицелился, но вместо выстрелов раздался негромкий щелчок.

— Черт побери! — пробормотал, сдирая оружие с шеи, князь.

Немцы решили воспользоваться заминкой, и человек тридцать поднялось в атаку. Данилов хладнокровно достал пистолет. Сухие хлопки свалили шестерых, остальные залегли. Николай быстро сменил обойму. До ближайшего фрица было метров тридцать — дистанция броска гранаты. Надо быть осторожнее.

Засунув пистолет за полу кителя француза, Данилов продолжал тащить его по траве. Автоматная очередь пролетела над головой. Через несколько секунд еще одна. Кажется, офицерам удалось заставить солдат брать его живым. Немцы — бойцы опытные. Быстро сообразили, что у Данилова уже нет шмайссера.

Новая очередь ударила по трухлявому пню. Щепки задели лицо князя. Поймав ритм движения прячущегося за толстой сосной фашиста, Николай выстрелил раньше, чем тот успел вскинуть автомат. Истошный крик огласил окрестности. А Данилов пополз дальше, волоча Каранелли.

В голове шумело. Князь понимал, что он держится лишь благодаря «заряду бодрости», который получил ночью от дуба. Но продолжал ползти, отстреливаясь от наседающих немцев, которых становилось все больше и больше. Единственное, что заставлял себя делать Николай, так это не стрелять наугад. Каждый выстрел тщательно взвешивал, пуля почти всегда находила цель. Потому и желающих броситься вперед не было видно, хотя почти рота немцев охватывала князя полукольцом.

На поляну удалось выбраться с двумя патронами. И в это время немцы начали ураганный обстрел. Пулеметы не давали поднять голову. Автоматы вторили им. Сотни пуль били по траве, по кустам, по окружающим деревьям. Потом все стихло, и Данилов увидел бегущих немцев буквально в десятке шагов от себя. Два выстрела на несколько секунд остановили их. Николай вскочил на ноги и протащил Каранелли еще на несколько метров поближе к дереву. По нему не стреляли.

— Вылечи его! — прошептал Данилов. Подумал и добавил: — Пожалуйста!

Ответа не было. Взгляд зацепился за следы пуль на дубе, который не засветился привычным цветом. Сейчас он выглядел обычным деревом. Может, потому и не отозвался.

— Прости, Луи! Не судьба…

Николай выпрямился во весь рост.

— Ничем помочь не могу. Да и дело еще одно осталось. Последнее. Погибнуть надо. Сам понимаешь, таким в плен сдаваться нельзя.

Он хладнокровно сделал несколько шагов и вынул из дупла шашку. Вернулся назад, поближе к Луи. Сдернул ножны. И спокойно стал ждать приближения фашистов.

Корабль сверхдальней разведки погибал. Тихо и медленно. Тихо потому, что в космосе даже взрывы бесшумны. В рубке и остальных помещениях не звучал сигнал общей тревоги, автоматика хранила в памяти, что все шесть членов экипажа находятся в анабиозных камерах, и подавать сигналы об аварийном состоянии корабля некому. Центральный бортовой Процессор использовал для анализа ситуации все доступные ему резервы, включая память системы уборки помещений и фемтопроцессоры камбуза. Подключение ресурсов всего корабля позволяло вести упорную борьбу за живучесть. Это напоминало странную шахматную партию между законами природы и автоматикой корабля, где каждый делал ход, но если противник медлил, то делал и второй, и третий. Позиция Процессора постепенно ухудшалась, но у него имелся хороший козырь — расположенная рядом планета повышала шансы на выживание.

Включив маршевый двигатель, корабль неуклюжим, но эффективным маневром, переместился на эллиптическую орбиту планеты. После этого основные топливные баки, вероятность взрыва которых возросла до шестидесяти процентов, пришлось отстрелить. Это не критично. Резервные, разбросанные по различным частям корабля, позволяли посадить его на планету. Создать же новые емкости и синтезировать топливо не представляло труда. Процессор начал готовить корабль к посадке. Сканеры лихорадочно изучали все, что можно было узнать о планете с такого расстояния.

Новая, третья уже, песчинка прорвалась сквозь силовую защиту. Отказ бортовой системы жизнеобеспечения, погруженного в искусственный сон экипажа, не удалось ликвидировать, прислав даже двух ремонтных роботов. Процессор передал контроль системам управления анабиозных камер, но в автономном режиме возможности саркофагов ограничены, и пришлось начать их погрузку в аварийные шлюпки. Энергоустановки, задействованные до этого в защите корабля, переключились на жизнеобеспечение экипажа, еще более снизив надежность щита, борющегося с метеоритным дождем.

Крупный камень, рассыпавшись на несколько осколков от удара световой пушки, по-прежнему летел в сторону корабля, и Процессор просчитал, что вероятность прорыва последнего рубежа защиты девяносто два процента. Маневр уклонения, выполненный посадочными двигателями, позволил разойтись с осколками, но от перегрузок лопнул шов обшивки, наложенный в том месте, куда ударил первый метеорит. Теперь трещина пошла дальше и разорвала энергомагистраль. Четверть светового оружия осталась без питания.

Процессор делал все возможное, стараясь дотянуть до момента, когда можно будет начать торможение и войти в атмосферу планеты. Ему не хватило совсем немного времени. Уклонившись от очередного космического камня, корабль попал под другой. Бросив всю энергию на защиту, пропустил третий, совсем небольшой, но достаточный, чтобы нанести решительный удар. Взрыв сдетонировавшего резервного бака с топливом разнес на осколки треть корабля.

Процессор отстрелил семь шлюпок, задав им конечную точку маршрута — поверхность планеты. В шести находился экипаж корабля, в седьмой стандартный аварийный набор: поисковики, энергомодули, медицинские блоки, защитные экраны, завод-синтезатор. В последнюю секунду Процессор загрузил в кристаллы памяти сведения, которые в любых других условиях можно было бы считать бесценными. Планета имела кислородную атмосферу и разумную жизнь. Единственное, что не успел сделать электронный мозг корабля перед тем, как прекратить существование, это передать информацию, что вероятность успешной посадки каждой из шлюпок с хрупким саркофагом составляет двадцать девять процентов. Для шлюпки с устойчивым к внешним воздействиям оборудованием — семьдесят два.

Сразу после старта аварийная шлюпка столкнулась с осколком корабля, который повредил ей наружный защитный экран, резко изменив вероятность успешной посадки. Но погибший Процессор уже не мог произвести новый расчет.

В августе тысяча семьсот семьдесят первого года каждую ночь метеоритные дожди раскрашивали темное небо светлыми черточками, мгновенно возникающими и настолько же быстро исчезающими, что ни одно желание дворовая девка Настя не успевала загадать. Впрочем, если говорить абсолютно честно, то желание у Насти было одно, но никак не удавалось его высказать за то короткое время, которое падала звезда. Но вот в ночь на воскресенье наконец повезло. Сначала вспыхнула яркая и очень большая точка, словно кто-то далеко-далеко на небе разжег костер. Сходство усилилось тем, что точка висела в одном месте и потихоньку теряла яркость, пока совсем не исчезла из виду.

Но предчувствие того, что сегодня все сбудется и она успеет загадать желание, охватило девушку. И действительно, прошло совсем немного времени, и на небе вновь начал разгораться маленький костер, становясь все ярче и ярче. Он стремительно двигался в темной вышине, увеличиваясь в размере, и, оторопевшая поначалу Настя, негромко, но отчетливо проговорила:

— Пусть барин выдаст меня замуж за Ермолку!

Аварийная шлюпка сгорала от трения о воздух. Возгорание произошло на том небольшом участке, где осколок корабля повредил термозащитный экран. Температура внутри начала повышаться. Экран, построенный таким образом, чтобы бороться с испепеляющим жаром только с внешней стороны, начал отслаиваться кусками, увеличивая зону возгорания. Но скорость шлюпки падала, и к тому моменту, когда она начала разваливаться, небольшой части уцелевшего оборудования уже не грозило немедленное превращение в сгусток огня. Встроенные антигравитационные двигатели медицинских блоков и поисковиков позволили перейти им в самостоятельный полет.

Медицинский блок MK-2, тонкий серебристый прут, напоминающий клинок шпаги, выбирал место для развертывания. Программа организации походных госпиталей всегда предусматривала симбиоз с окружающей материей и использование ее в качестве источника необходимых материалов и энергии. Возможности двигателей были на исходе; медицинские блоки, они ведь не поисковики, предназначенные для длительных непрерывных полетов. В последний раз проверив сравнительные данные вероятных мест развертывания госпиталя, MK-2 принял решение. Острый клинок легко вошел в ствол молодого дубка, стоящего на краю лесной поляны. Через одну девятую оборота планеты вокруг собственной оси госпиталь был готов к приему пациентов в полном объеме. Влага, добываемая корнями дуба, служила источником необходимых материалов для выполнения всех функций, предусмотренных программой. Дерево же получило новые свойства, позволяющее ему увеличить срок жизни не менее чем до трех тысяч оборотов планеты вокруг звезды.

Запасы энергии поисковика ZX-5 подходили к концу, и такой случай нельзя было пропустить. Расчетный блок показывал, что вероятность удара молнии в одиноко стоящее посреди пшеничного поля дерево превосходит восемьдесят девять процентов, и на скорости, в четыре раза превышающей скорость распространения звука на этой планете, поисковик устремился на перехват. Полностью поглощенный разряд оставил дерево невредимым, пополнив энергетические ресурсы ZX-5 до максимума. Именно высокой напряженностью электрического поля можно объяснить сбой сканера, показавшего, что под деревом находится объект, креолинговый код которого совпадает с кодом одного из членов экипажа корабля. Спустившись под крону, поисковик произвел вторичное считывание кода объекта, и ошибка обнаружилась. Длинный набор знаков действительно был похож, отличаясь только в двух значениях.

Изучив теоретическую возможность вступления в половой контакт члена экипажа с местной самкой и рождения объекта с таким креолинговым кодом, ZX-5 обнаружил, что вероятность этого события не равна нулю. Поисковик продолжил изучение ситуации, пытаясь просканировать память объекта с целью получения информации об истории его рождения. Запросы формировались на различных местных языках, как того и требовала технология. С шестой попытки на запрос был получен отклик. Предположение не подтвердилось, член экипажа не принимал участия в создании объекта, и ZX-5 исчез, растаяв в пелене дождя. Однако у мальчика под деревом в коре головного мозга остались подробные сведения о тех языках, на которых велись запросы. Кроме того, в специальные ячейки креолингового кода была внесена пометка, что объект является положительным Контактером.

MK-2 продолжал исправно нести службу, поддерживая госпиталь в режиме готовности к оказанию немедленной медицинской помощи, но планета уже совершила несколько десятков оборотов вокруг звезды, а оказывать помощь было некому. Поисковики до сих пор не смогли обнаружить ни одной шлюпки с членами экипажа, но это ничего не значило, силовые установки шлюпок могли пополнять запасы энергии, а значит снабжать ею саркофаги практически бесконечно.

Тот факт, что за все это время, ни ZX-5, ни два других поисковика ZX-2 и ZX-19 не смогли обнаружить ни одного сигнала со шлюпок, ничего не менял. Отозвавшиеся при первом сканировании из верхних слоев атмосферы госпиталь MK-2 и исправный транспортер FT-3, совершивший посадку в густых лесах другого континента на противоположной стороне планеты, были достаточными основаниями для продолжения поиска.

Появление на поляне Контактера со знаком плюс впервые заставило MK-2 изменить привычный режим работы. Быстро просканировав пришельца, медкомплекс пришел к выводу, что состояние его хорошее, но имеется несколько мелких повреждений, никак общей жизнедеятельности организма не угрожающих.

MK-2 начал готовить программу воздействия, чтобы ликвидировать повреждения, а заодно и снять физическую усталость, когда на поляне появился еще один местный житель. Анализ эмоциональных составляющих показал сильную взаимную неприязнь Контактера и вновь прибывшего.

Дальнейшее развитие событий показало, что Контактер и Абориген стремятся нанести друг другу максимальное количество повреждений, и MK-2 принял решение отложить вмешательство до полного прояснения ситуации. Абориген, вооруженный остро заточенным прутом из низкокачественной стали, пытался нанести тяжелое повреждение Контактеру. Сначала безуспешно — тот демонстрировал отменную ловкость, но позже, изловчившись, Абориген нанес удар, резко ухудшивший состояние соперника. Поврежденная конечность кровоточила, вероятность занесения инфекции, и ослабления организма из-за потери ценнейшей для жизнедеятельности жидкости резко возросла. Блок управления принял решение приступить к лечению, переведя противников в бессознательное состояние.

Они лежали в одном секторе, и потому MK-2 не мог применить к ним различные виды воздействия. Программа зациклилась. Перевести обоих в сознательное состояние означало продолжить бой между ними, в котором вооруженный Абориген имел серьезное преимущество. Другого исхода не предполагалось, но программа не могла допустить этого и передавала управление подпрограмме лечения, которая в свою очередь проводила полный курс воздействия, устраняя любые, самые незначительные отклонения от идеального состояния организмов, возникших за последнюю миллисекунду. Затем докладывала, что работа закончена, и возвращала управление основной программе.

Планета совершала оборот за оборотом вокруг звезды, а программа все бегала по коротенькому циклу, не давая стареть организмам, защищая их от любых внешних воздействий. Блок безопасности установил нижний уровень защиты, отгоняя от поляны животных, создавая для них неприятные ощущения. Странные звуки и голографические образы, генерируемые специальными синтезаторами, заставляли местных жителей обходить полянку стороной. Все они были уверены, что здесь живет нечисть.

Сто двадцать девять раз зеленая трава сменила слои атмосферных осадков в виде замершей воды. Одежда на Контактере и аборигене полностью истлела, но это никак не сказывалось на их физическом состоянии, которое по-прежнему оставалось идеальным.

Ночью на поляну пришли двадцать два местных жителя, усталых до такого состояния, что они просто не обращали внимания на странные охающие звуки за кустами и подсвеченную воду в луже. Они сразу завалились спать, накрывшись большими кусками материи, а один, тоже временами засыпая, остался стоять, подпирая сосну на дальней стороне поляны.

Утром они построились, и один из них, прохаживаясь перед строем, начал сообщать остальным какую-то информацию. Он-то и заметил первым лежащих возле дуба Контактера и Аборигена, что пришел вместе с ним. Эта находка привела всех вновь прибывших в очевидное замешательство, продолжавшееся довольно долго. Затем они уложили обоих на куски ткани, которыми укрывались ночью, и унесли с собой.

Проанализировав ситуацию, MK-2 принял решение не вмешиваться, даже несмотря на то, что переход в сознательное состояние без его помощи будет длительным и болезненным.

Следующая встреча случилась довольно скоро — планета не успела еще совершить четверти оборота вокруг звезды. Пришедший Контактер остановился на краю поля воздействия. MK-2, учитывая физическое состояние субъекта, сразу же приступил к релаксации. Контактер сделал запрос и получил ответ. После этого мгновенно покинул зону действия в состоянии повышенного эмоционального возбуждения.

Затем его появления стали носить частый характер. Сначала он принес Аборигена, того самого, с которым дрался во время первого появления в зоне действия госпиталя, который сейчас имел серьезное телесное повреждение. Анализ эмоциональных составляющих Контактера существенно отличался от первого случая. Теперь окраска отражалась всеми цветами крайнего волнения за судьбу доставленного.

Работа оказалась серьезной — пробитая аорта рядом с сердцем уже привела к клинической смерти. Но накопленные медкомплексом сведения о структуре тел местных жителей, их анатомии и физиологии составляли более серьезную базу данных, чем та, что имелась в распоряжении людей. Это не удивительно, если учесть, какими приборами были оснащены поисковики — основные поставщики информации.

Восстановление Аборигена прошло успешно, но через четыре дня Контактер принес еще одного местного с воспалительным процессом дыхательных путей, с которым удалось справиться за полчаса.

Второе обращение за несколько дней привело госпиталь в состояние повышенной готовности, как и должно быть согласно заложенным инструкциям. Установился режим постоянной связи с поисковиками, транспортная платформа прошла проверку работы двигателей.

Едва госпиталь покончил с этой работой, как вновь на поляне появился Контактер. Пометка в креолинговом коде давала ему самый высокий статус среди жителей планеты, автоматически подчиняя все системы поиска и реабилитации членов экипажа. Правда, на девяносто процентов права ограничивались, учитывая происхождение. Приказ Контактера — передать часть функций управления пришедшему с ним Аборигену — не противоречил принятой стратегии. Однако статус при этом устанавливался еще более низкий. По его команде, подтвержденной Контактером, из лесов Южной Америки был поднят транспортер. Он мог перемещаться лишь с двумя скоростями распространения звука в атмосфере планеты, и прибытие ожидалось лишь утром.

Бой в роще шел в стороне от дуба, однако с течением времени очереди из примитивного огнестрельного оружия начали раздаваться все ближе и ближе. Неожиданно мощная порция латунно-свинцовых заостренных цилиндров ударила в дерево, полностью повредив его.

В ту же минуту уже известный MK-2 Абориген выбрался на поляну, волоча за собой Контактера. Погибающий госпиталь, прежде чем выйти из строя, отдал команды: поисковикам защитить Контактера и его друга. Прибывающему вскоре транспортеру погрузить обоих в анабиозные камеры. Это решение было не просто правильным. Единственно правильным. В анабиозе состояние аборигенов, даже находящихся в состоянии клинической смерти останется стабильным на протяжении очень длительного времени.

— Вылечи его! Пожа…

MK-2 не мог ответить — телепатический канал связи уже отказал.

Фашисты обступили князя со всех сторон. Человек пять-шесть примкнули штыки и, выставив их впереди себя, подбирались к партизану. Атака Данилова оказалась стремительной. Летящая шашка заставила отпрыгнуть двоих солдат, а третий, что стоял с автоматом между ними, замешкался. Четкий удар разрубил ремень шмайссера прямо на шее. Мертвый солдат еще продолжал стоять, когда Николай кинул клинок себе за спину, отбивая тянущиеся штыки, и одновременно развернулся. Левая нога при этом ударила под автомат. Точным движением, словно циркач, Данилов переложил шашку в левую руку, а правой поймал рукоять шмайссера.

«Луи был бы доволен!» — успел подумать князь, открывая огонь широким круговым веером. Шашка прижимала оружие книзу, не давая стволу прыгнуть в небо. Три выстрела ударили в спину. Разом потяжелевший во сто крат автомат смолк, выворачиваясь из руки. Данилов неуверенно переступил ногами. С глухим стуком шмайссер грохнулся о землю. Николая понесло в сторону, но он оперся на клинок. Устоял. Ненадолго. Ноги подкосились. Данилов медленно опустился на колени. Качнувшись, упал ничком, уткнувшись лицом в грудь Каранелли. Губы прошептали строчку, которая могла стать началом стиха:

— Была бы жизнь, да нужно выбрать смерть…

Пробив низкие облака, с неба падал ослепительно белый шар, заливая округу нереально ярким светом. Генератор инфразвука сеял панику среди фашистов. Чувство животного страха заставляло немцев, теряя оружие, бежать из рощи, забыв обо всем на свете.