Я всадил вилку в кусок мяса и разрезал ножом по оси ребра, которое ещё хранило запах костра, на котором был приготовлен невероятно вкусный барашек.
— Отличное мясо, — опустил в рот кусок и прожевал, продолжая ощущать, как приятно урчит живот, — Давно не ел таких жирных и вкусных ребер. Кто повар?
Плавно поднимаю взгляд, чтобы осмотреть присутствующих, обхватывая рукой золотой кубок с вино. Жаль, что среди них остались одни бабы. Потому что ответить мне так никто и не смог.
Трясутся, смотрят безумным от страха взглядом. Дрожат, а вместе с ними и цацки, которые на них навесили, как гирлянды на ель.
— Так… ёробун*(господа), кто повар? — вкрадчиво спросил и усмехнулся, когда одна из женщин тихо прошептала, смотря на то, как я продолжаю разрезать мясо и есть.
— Вы… Вы… Он мёртв, — она тихо и дрожа ответила, а я кивнул, потому что вдруг вспомнил, что действительно тварь, которая хозяйничала в этой дыре, прикрылась мужиком, когда я в него целился.
— Жаль… — прицыкнул и выпив залпом вино, облокотился о стол, — Вот видите до чего вас это тупое подчинение довело, дамы? Любовь к твари и всепрощение её поступков — это причина того, что я ем за вашим столом, а вы на это смотрите, — я говорил на монгольском очень плохо, поскольку давно не помнил языка, которому меня учил харабуджи*(дед), — Как и до того, что в огромном шикарном склепе, вы остались одни. И ведь не я виноват? Правда же? Это же ваш, папаша, продавал людей как скот, а потом за эти бабки вам цацки покупал? Или я не прав?
Осмотрев широкий стол, откинулся на спинку не иначе трона. Мазнул взглядом по кричащему роскошью и тотальной безвкусицей помещению, кривясь и тяжко вздыхая.
— Дыра… Не иначе, чем помпезной ямой для отродья, я это назвать не могу. Как вы так живёте? — махнул в сторону золотой статуи и надул губы, пытаясь повторить выражение лица великого монгольского полководца, — Мне кажется этот мужик смотрит на меня, и сам сожрать может своим взглядом. А ковры эти? Небо, это же надо обходить их стороной, чтобы не дай бог запачкать. Или у вас и тут рабы языками всё выливают? Если так, то я в восхищении.
Закончил холодным голосом и замер, вспоминая свой дом, и серый ковер, который мы с Ней покупали вместе. Прищурился и застыл, как камень, когда в груди свернулась воронка, выпустив боль порцией. Одномоментно и так, чтобы я провалился в другую реальность.
Захотелось проблеваться прямо на этот стол, который уходил вперёд на персон сорок. На нём лежали позолоченные приборы, фарфоровая посуда, розы в резных вазах и кубки, подобные тем, из которых когда-то вероятно разрешали себе пить только поцелованные небом.
Мысль о том, что в двадцать первом веке я сижу на стуле, как на троне, не то что вызвала улыбку, я чуть не расхохотался в голос. Повёл головой в сторону женщин, и мне стало ещё противнее.
Что их заставило есть и пить из рук таких тварей? Деньги? Цацки и достаток?
"Наверное позолоченный член…" — провел языком по зубам под губами и покачал головой.
Или любовь? Дрянь, которая жрала меня изнутри годами, и сейчас делала тоже самое, стоя прямо за моей спиной.
Она стояла в Её облике, а я чувствовал её дыхание. Она… Именно Она причина того, что я здесь. Женщина в окровавленном подвенечном платье. Без лица, но с руками моей Ми Ран. Без голоса, но с дыханием моей женщины.
Однако веселье только начиналось. Вернее, оно закончится, как только внучок Тумэра, который продолжал хрипеть, как зверь, привязанный к своему личному трону, ответит на мои несколько вопросов. Он сопел через нос, как пёс, жуя свои сопли перемешанные с юшкой и кровью, а я только наблюдал за тем, как эта тварь пытается схватиться за жизнь.
Я всё равно потяну за цепь кнута, которая держит его шею. Это прекратит существование собаки, которая жрала за этим столом, а потом трахала одну из этих баб, пока по его приказу рушились чужие жизни, причиняли боль, убивали и калечили других. Просто потому что он решил, что он имеет право на это.
А значит он умрет. Просто потому что я решил, что имею право на всё, пока за моей спиной стоит Она.
Перевожу взгляд в полной тишине, осматриваю стол опять, цепляясь за идеальную нежность, которая смотрит не меня глазами полными слёз. Девушка дышит глубоко. Грудь под лоскутами шикарной парчи вздымается рывками. Полная, пышная, и красивая женская фигура.
— Хочешь убить меня? — заглядываю ей прямо в глаза, а она не стесняясь и уверенно, с гордостью и вызовом произносит:
— Да.
— Но ты понимаешь, что не сможешь этого сделать?
— Да, — резко отвечает, однако взгляда не отводит.
И спустя всего несколько секунд, продолжая смотреть её взгляд меняется. Становится таким, словно она видит перед собой спасение.
Я перешёл на английский и осмотрел девушку опять:
— Когда тебя выкрали и откуда?
— Три года назад. В Таиланде на отдыхе. Я американка. — она ответила тут же, а тварь, которую я держал на цепи стала рычать, как цербер.
"Значит это её ты трахал, как вещь и я не ошибся…" — я прищурился и потянул за кнут так, что рожа твари впечаталась в стол с глухим звуком. Тянул, но смотрел в глаза девушки, которая тут же закрыла свои, а по её щеке потекла слеза.
На моем лице расплылась улыбка в сторону всех остальных женщин. Они с нескрываемой злостью бросили колючие взгляды на иностранку, осознавая что их только что предали.
"Шваль. Гнилая, протухшая подзаборная шваль, которая возомнила себя одним из богов…" — именно так я ласково называл их папашу и хозяина — Тумэра. Хотя, да простит мне небо, старику надо отдать должное. В руки мне не дался. Сам себя прикончил.
"Но вот его отродье…" — я опять посмотрел на пса, который дышал уже рывками, но подыхать так и не спешил.
— Где ваш божок держит свой притон? Знаешь? — быстро бросил взгляд на девушку, а она только с дрожью кивнула и прошептала:
— Помоги…
— Помогу, — ответил ухмыляясь и резко потянул за цепь кнута, смотря только на то, как нежное тело вздрогнуло, услышав звук хруста и отвернуло даже голову в сторону, чтобы не видеть его исхода.
Я резко поднялся и одним рывком освободил кнут. Крохотная и тонкая металлическая цепь поползла в мою сторону, пока наматывал её на запястье.
Следом вытер ладони салфеткой, и бросив её на стол, пошел в сторону женщин, которые тут же начали пищать и биться в истерике. Только одна смотрела прямо мне в глаза, и когда я развязал нежные дрожащие ручки, сразу схватилась за мои и быстро зашептала:
— Нагир задействовал систему оповещения. У нас есть меньше получаса, чтобы покинуть его усадьбу. Нужно спешить, господин. Иначе мы не успеем.
Она дрожала, а я застывшим взглядом смотрел на тонкие бледные пальцы, которые вцепились в ткань моей кожанки, почти разрывая её, настолько девушка буквально умоляла меня помочь ей сбежать.
— Сперва ты покажешь мне, где он держит людей, а потом я отпущу тебя.
— Нет! — она вцепилась в меня ещё крепче, на что я начал ощущать раздражение.
Я не переносил прикосновений женщин. Вернее я не переносил, когда они сами хватались за меня, и прикасались первыми. Это вызывало во мне волну дрожи и ярости. Напрочь отключая эмоции.
— Нет… Умоляю… Заберите меня с собой! Они всё равно найдут меня. Найдут и убьют… Вы… Ты убил Нагира, а кроме него я никому не нужна… Больше никто не возьмёт меня в жены, а это смерть. Меня выбросят на улицу, или вообще продадут.
Она продолжала хвататься за меня, а во мне росло волной отвращение, смешанное с голодом. Я был голоден до чувств. Мне чужды слёзы этой девушки, но они так похожи на Её слезы.
— Веди, — гортанно выдохнул и проследил за тем, как она стала пятиться, а потом и вовсе потащила меня за тот же рукав в сторону выхода в холодный коридор.
Здесь не осталось ни одного живого места. На стенах только кровь, а под ними тела охранников этого проклятого склепа. Но девушка шла вперёд. Почти спотыкаясь, вытирала слезы с лица, однако продолжала идти, переступая через побоище, которое я устроил только бы добраться до Дже Мина.
При воспоминании об ублюдке на моём лице проступила довольная ухмылка. Он будет очень рад узнать, что я утопил в крови место, которое набивало его грязные карманы.
Свернув вправо, схватил девушку и прижал собой к стене, когда над нами просвистел нож.
— Закрой глаза, — рыкнул и она тут же послушно зажмурилась, а я лишь размотал кнут и одним взмахом цепи снял с лестницы дебила, который пытался убить её.
Одного рывка хватило, чтобы опять услышать хруст, и ощутить дрожь руки, которую я схватил за запястье и потащил уже сам за собой.
— Где это? — задал вопрос, как только мы оказались под тенью деревьев.
Девушка втянула воздух через нос и показала на поселок, который отсюда виден, как окутанная пылью груда камней на расстоянии опустыненного океана из осколков скал и мелкой растительности.
— Они держат их в подвалах. Сейчас там очевидно никого нет. Вся охрана пришла сюда, когда появились вы.
Я натянул на лицо черный платок и пихнул девушку в сторону одной из пристроек, со словами:
— Сиди здесь, и никуда не выходи, пока не услышишь свист.
— Нет… — она опять схватилась за меня, но я откинул ладонь и в ухмылке прошипел:
— Либо так, дорогуша. Либо вернёшься обратно. Ты итак отберешь у меня слишком много времени.
Видимо выражение на моём лице подействовало на неё хорошо, потому что она тут же сделала то, что ей велено и забежала в дверь, быстро захлопнув её за собой.
Плавно повернув голову в сторону посёлка, я лишь легко перепрыгнул забор, и пошел к месту, в котором должна была быть последняя вещь Дже Мина. А вещами эта тварь считала людей. Именно она поможет мне добраться до горла ублюдка и наконец уйти к Ней. Большего я не желал.
Всё, что мне нужно было — это узнать у этой несчастной, кто такая Барбара Монтанари и как эта женщина связана с Дже Мином. Потому я не жалел ни усилий, ни крови, ни собственной жизни, чтобы добраться до конечной цели — смерти чудовища на моих глазах, и глазах той, которая всегда была рядом со мной. Прямо за мной. Во мне.
Однако я не успел. Всё, что смог сделать — отпустить новую партию живого товара. Я вбегал в каждую камеру, в которой в грязи сидели люди самых разных национальностей и возрастов. Преимущественно это были женщины, которые лишь увидев меня тут же забивались в угол, однако понимая, что теперь свободны, выбегали прочь. Бежали по пустыне, пока я стоял на одной из крыш. Следил за тем, как жизнь, обесцененная до куска мяса, еле перебирала ногами, но бежала, чтобы спастись.
Однако я так и не узнал того, зачем пришел сюда.
"Ты справишься…" — рядом прозвучал теплый шепот, а я только хохотнул, спрыгивая с крыши вниз, чтобы убраться отсюда подальше.
Как только Дже Мин узнает, что я прикончил одного из его братьев, он поймет, что за ним идут. Но тогда я и не думал, что встречу на своём пути настоящего человека, коих в моей жизни было не так много. И путь на самый желанный материк планеты, я выбрал наиболее изощрённый. Пока мой хозяин ждал голову старика Клетки, я шёл за другой.
Именно она — страшная гниющая пасть снилась мне постоянно. Снилась не просто в кошмарах, а во снах, наполненных агонией. Слово "ночь" стало для меня синонимом слова "ад". Кишащая тварями огненная Геенна, в центре которой стояла Она. По белому платью стекала кровь, а посиневшие гнилые губы шептали: "помоги… спаси… мне больно Тангир… я умираю… останови это…"
Корабль качнуло и я резко открыл глаза, тут же схватив нож, который постоянно лежал под моей подушкой. Я никогда не выпускал оружия из рук. Однако в этот раз на меня смотрела не смерть, а девушка. Алиша огромными глазами, похожими на блюдца, с дрожью вцепилась взглядом прямо в нож и дышала через раз.
— Зачем встала надо мной? — прохрипел и отряхнулся, потому что пот заливал даже глаза, стекая по волосам.
— Ты весь дрожал, как в горячке. Я подумала что тебе плохо, — она повела рукой, которую я схватил неосознанно, а потом упала прямо на меня, когда это корыто качнуло ещё раз.
— Ты этого хотела? — тихо спросил, когда понял зачем девушка вообще подошла к лежанке из одеял, на которой я спал уже вторую неделю, пока мы добирались до Гонконга.
По другому перевести её к американскому консульству без документов я не мог. Только через Китай и с помощью корыта, которым мы сплавлялись от Макао.
— Ннет, — Алиша ответила почти заикаясь, а я лишь холодно прошёлся по её лицу и отрезал жёстким голосом:
— Зачем врешь?
— Я не вру! — она посмотрела на меня и сжала челюсть, только сильнее вцепившись рукой в мою грудь.
— Тогда спать иди! Этой ночью я наконец посажу тебя на паром до Гонконга, и избавлюсь. Там тебя встретят твои люди, агашши.
Я попытался отпихнуть девушку и подняться, чтобы выйти на балкон каюты, на она только повела ладонью вдоль моего тела и вообще села верхом.
— Зачем тогда врала, — упёрся обеими руками в одеяла за спиной, осматривая эту невероятно занимательную картину, — Это плохая идея, Алиша.
— Забери меня себе… — её руки стали ползти вверх по плечам, а голос обратился в глубокий, тягучий, похожий на урчание кошки.
— А ты вещь? — приподнял бровь, хрипло прошептав это у самих губ Алиши, которая успела оседлать меня полностью и потянуться к лицу своим.
— Была… Но хочу теперь понять, как это быть женщиной.
— Ты нашла самую худшую из кандидатур для подобного самоутверждения, Алиша, — хитро расплылся в улыбке, осматривая пухлые губы, нежную кожу, а потом заглядывая в серые, как ночное море глаза.
Алиша дышала прямо напротив меня. Точно в мои губы и обволакивала дыханием лицо, чем пробуждала голод. Животную потребность получить то, что мне предлагают, прямо сейчас.
В глазах девушки стояла боль, которая и вынудила схватить её и подмять под себя одним рывком. Алиша ахнула и схватилась за мои плечи только крепче, сама подаваясь навстречу всем телом и с тяжёлым выдохом прогнулась, когда я без предупреждения и резко всадил член во влажное от желания тело.
Голод разгорался, а я двигался только глубже, насыщаясь её дрожью, пожирая каждый стон губами. Слизывал с нежной кожи влагу, чувствуя власть над хрупким телом, которое плавилось подо мной и дышало будто каждой порой. Жестко, сильно и с жаром я выбивал из её горла стон за стоном, а голод только рос. Настолько что я понимал — он внутри, и то, что я делаю сейчас ничем не восполнит его.
Ни тем, как красиво двигается пышная грудь, рывками вверх из-за сильных толчков. Ни тем, как сладко пахнет кожа этой девушки, когда продолжая трахать её, я обвожу губами розовый и мягкий сосок. Как и не тем, какие мягкие и горячие её губы, которые набрасываются на мои, точно как дикие. Деревянный пол скрипит под нами, а она цепляется за одеяла руками и выгибается подо мной, смотрит в глаза и закусывает губы, хнычет и просит не останавливаться мой голод, хотя и сама голодна не меньше.
— Что этот дегенерат с тобой делал? — выдыхаю кончая, а она дрожит в моих руках так, словно впервые видит мужика, но от моего вопроса замирает, только сильнее выдыхая рывками.
— Не отвечай, — опять встряхнулся, скидывая с себя чувство лёгкости, и блаженно выдыхая, потому что мне действительно стало хоть немного, но легче.
Я поднялся и накинул на неё покрывало. Нашарив рукой справа пачку сигарет и зажигалку, сел рядом и откинулся на стену каюты спиной, наблюдая боковым зрением, как Алиша потянулась за своей футболкой, обнажив упругую и сочную грудь.
"Красивая девочка… и побитая…"
— Это было точно не то, что сделал только что ты, — подкуриваю и слышу тихий ответ, который заставляет хохотнуть, но следом на моём лице каждая черта обращается в камень, вынуждая произнести:
— Никогда не предлагай себя подобным образом никому. Забудь то, к чему приучила тебя эта тварь, — я откинулся головой назад, выдыхая дым, — Он мертв, Алиша. Я свернул ему шею и прекратил его существование. Теперь твоя очередь прекратить быть жертвой, в поисках защиты у тварей.
— А ты считаешь себя тварью? — она повернулась и посмотрела прямо мне в глаза, — И правда?
На миг мой взгляд темнеет и Алиша это замечает. Замирает, продолжая молчать и смотреть на меня.
— Я не просто тварь, девочка. Я чудовище, которое ещё хуже того, которое издевалось над тобой. Я самая грязная тварь, потому что не смог уберечь то, что мне дали в руки небеса. Я клялся защищать и оберегать, а в итоге погубил и потерял. Поэтому я гарантирую тебе, что стать моей женщиной всё равно, что спуститься в ад к чертям, которые будут только рады такой красивой агашши…
Каждое моё слово было сказано сквозь звериный оскал, который прожигал, не о чем не ведающую, девушку насквозь. Я был уверен, что мои слова глубоко проняли Алишу.
Спустя десять часов, я смотрел ей в спину и понимал, что испугав подобным образом, возможно дал ей шанс начать ценить свою жизнь.
— Слезами ангел лик свой обливает. В его руках застыла кровь моя. И как спасти своё дитя увы не знает. Ведь жизнь мне больше не мила… — выдыхаю дым, который вырывается из моего рта, горечью опаляя губы.
Я бросил окурок под ноги и наступив ботинком, поднял руку вверх, чтобы поймать такси. Это был последний день, прежде чем я встречусь лицом к лицу с тем, что мне уготовил мой личный ад.