Лето Гелликонии

Глава 12
Пассажир, спускающийся вниз по течению, и его рассказы

– Всюду неизменные грубость и невежество… Ежедневный рабский труд нисколько не улучшает удел людей. Но те, у кого нет работы и кому нечем заработать на жизнь, находятся в еще более тяжком положении. И выхода нет. Крестьян ничуть не интересует происходящее за пределами их деревни, и более того, их вообще не интересует то, что не связано с процессом набивания брюха дешевой едой. Посмотри на этот ленивый сброд! Если бы у меня было столько же ума, сколько у них, я по-прежнему попрошайничал бы в городском парке Олдорандо…

Разглагольствующий философ раскинулся на мягких подушках: одна была удобно подложена под голову, на другой покоились его босые ноги. В правой руке он держал бокал своего любимого «Огнедышащего» с лимоном и колотым льдом, а его левая рука обвивала стан молодой женщины, чью левую грудь он небрежно ласкал.

Публика, к которой философ обращался, состояла всего из двух слушателей, - не считая молодой женщины, сидевшей с закрытыми глазами. Сын философа, полуопустив веки и приоткрыв рот, привалился к мачте судна, тихо скользящего по реке. Сбоку от молодого человека на бочке стояло блюдо с желто-голубыми ягодами гвинг-гвинг, которые он время от времени отправлял в рот, чтобы потом плюнуть косточкой в проплывающие мимо разнокалиберные лодки.

Прислонившись головой к мачте, под парусиновым тентом, защищающим его от лучей палящего солнца, лежал другой молодой человек, очень бледный, обильно потеющий и захлебывающийся собственным невнятным приглушенным бормотанием. Ноги юноши постоянно беспокойно двигались под полосатым одеялом; с той поры как судно-ледовоз покинуло Матрассил и направилось на юг, молодого человека трепала лихорадка. Минуты просветления редко выпадали бедняге, и потому пожилой философ мог считать его еще менее благодарным слушателем, чем едока гвинг-гвинг.

Но пожилого человека подобные трудности не обескураживали.

– Например, во время нашей последней остановки я подошел к одному местному полудурку, довольно почтенному на вид старцу, который стоял, прислонившись спиной к дереву, и спросил его, не кажется ли ему, что с каждым годом жара становится все сильнее и сильнее. И знаете, что он ответил? «Жара, капитан, - сказал он, - была всегда, с самого первого дня сотворения мира». «И что же это был за день?» - спросил тогда я. «Точно не знаю, - ответил мне этот деревенский мешок с мусором, - но, говорят, было это в Века Льдов». Можете себе представить: в Века Льдов! Нет, эти парни - настоящие идиоты, у них в голове пусто. До них не докричишься. Взять хотя бы религию. Моя родина - правоверная страна, но в Акханабу мы не верим. Я тоже не верю в Акханабу, но не потому что так повелось, а по веским причинам. Но возьмите этих деревенских тупиц - на поверку окажется, что ни в какого Акханабу они тоже не верят, и не по каким-нибудь причинам, а потому, что мозгов нет…

Оратор прервался, чтобы покрепче ухватиться за грудь молодки и как следует хлебнуть «Огнедышащего».

– …в Акханабу они не верят потому, что ума не хватает. Зато поклоняются каким угодно демонам, другим, номадам, драконам. Представляете, они до сих пор верят в драконов… И готовы обожествить МирдемИнггалу. Я попросил своего управляющего поводить меня по деревне. И почитай в каждой хижине на стене висит портрет МирдемИнггалы. Но самое интересное, что и ее они на самом деле не любят, просто так положено… Потому что, как я уже говорил, их не интересует ничего, только как, когда и чем набить брюхо.

– Сиську больно, - вдруг подала голос девица.

Философ зевнул, прикрыв рот правой рукой, и спросил себя, почему он предпочитает компанию первых встречных обществу собственной семьи - а ведь речь шла не только о недоумке-сыне, но и о жене, даме еще небезынтересной, и о взрослой дочери. Но нет, ему было больше по душе плыть по реке, бесконечно плыть по этой длиннющей дороге в компании молодой шлюхи и больного парня, вероятнее всего чокнутого, поскольку по его словам выходило, что он совсем недавно прибыл из другого мира.

– Плеск воды лучше всякого успокоительного. По мне, так ничего другого и не надо. Пора на покой, но как я смогу уснуть без плеска мелкой волны за бортом? Есть ли объективное доказательство того, что Акханаба не существует? Конечно есть. Создать такой сложный мир, как наш, с постоянным круговоротом жизни, с людьми, приходящими в этот мир и в свой срок уходящими из него, подобно бесконечному притоку из земных недр драгоценных камней, которые нужно гранить и полировать, прежде чем высыпать перед покупателем, - нет, для этого нужно быть по-настоящему головастым, Бог ты или не Бог. Верно я говорю? Верно?

Не дождавшись ответа, он указательным и большим пальцем ущипнул девку за грудь, отчего бедняжка вскрикнула и торопливо отозвалась:

– Верно, верно, как изволите.

– То-то. Верно, я говорю. Так вот, если уж ты такой умный, так что тебе за радость сидеть и таращиться сверху на глупость своих подданных? Все повторяется из года в год, из века в век, из поколения в поколение, и ничего, нигде и никогда не становится лучше - от такого однообразия можно сбрендить. «В Века Льдов…» - Всемогущего ради…

Зевнув, философ смежил веки.

Девица толкнула его в бок.

– Ладно. Если уж вы такой умный, тогда скажите, кто создал мир? Если не Акханаба, тогда кто?

– Поменьше болтай, - буркнул философ.

Ледяной капитан Мунтрас заснул. Проснулся он только тогда, когда «Лордриардрийская дева» готовилась стать до утра на якорь в Осоилима, где ему предстояло познать гостеприимство местного отделения «Лордриардрийской ледоторговой компании». Ледяной капитан гостил во всех без исключения своих представительствах по очереди, отчего на сей раз его плавание вниз по реке из Матрассила затянулось дольше обычного и почти сравнялось с плаванием вверх по реке, когда его груженные льдом суда тянули против течения упряжки хоксни.

Дом компании в Осоилима был устроен пройдохой-капитаном еще в молодые годы - по некой причине, о которой он вспоминал каждый раз, причаливая здесь. Думал он об этом и сейчас, наблюдая, как матросы бросают с борта «Девы» концы на берег. Упомянутая причина вздымалась над ним на три сотни футов из пышной рощи брассимпса, очень хорошо разрастающегося в этих краях. Причина господствовала над джунглями, была главной темой речного пейзажа, отражалась в воде. А кроме всего прочего, причина влекла пилигримов со всего Кампаннлата, жаждая преклонения - и… льда. Причина именовалась Осоилимской скалой.

Местный управляющий компании, седовласый мужчина с явственным димариамским акцентом, по имени Грендо Паллос, поднявшись на борт «Девы», горячо пожал своему хозяину руку и принялся помогать Диву Мунтрасу, руководившему высадкой пассажиров. Когда последний из фагоров, занятых выгрузкой тюков и ящиков с товарами, помеченных надписями «ОСОИЛИМА», сошел на берег, Паллос вернулся к ледяному капитану.

– Маловато у вас пассажиров - всего трое.

– Это пилигримы. Как идет торговля?

– Не слишком. Вы ничего мне не привезли?

– Ничего. Там, в Матрассиле, они совсем обленились. Во дворце сплошные перевороты. Не лучшее время для торговли.

– Да, я тоже слышал об этом. Копья и деньги редко дружат. Жаль, что так вышло с королевой. Хотя если союз с Олдорандо действительно будет заключен, пилигримов здесь должно прибавиться. А вот когда даже самые набожные начнут говорить, что солнце припекает слишком сильно для паломничества, наступят по-настоящему трудные времена, Криллио, по-настоящему трудные. Когда все это кончится, вот что мне хотелось бы знать. Правильно вы решили, сейчас самое время уйти на покой.

Подняв бровь, ледяной капитан отвел Паллоса в сторону.

– У меня на борту есть один паренек, странный малый. Вот не знаю, что с ним делать. Его имя - БиллишОвпин. По его словам, он спустился к нам из другого мира. Я допускаю, что он просто мог спятить, но то, что он болтает, иной раз весьма занятно. Кроме того, он считает, что умирает от неизлечимой болезни. По-моему, он просто подцепил лихорадку, когда ему пришлось посидеть в застенке матрассильского дворца. Я хотел бы попросить твою жену посмотреть за ним. Сделай это для меня.

– Запросто. Завтра поговорим о том, сколько пойдет на его содержание.

Так Билли Сяо Пин сошел в Осоилима на берег. Вместе с ним сошла молодая леди по имени АбазВасидол, воспользовавшаяся случаем бесплатно добраться до Оттассола. Мать Абаз, старая знакомая капитана Мунтраса МэттиВасидол, была хозяйкой одного из веселых домов на окраине Матрассила.

Распив по бокалу вина, капитан и его управляющий пошли посмотреть Билли, уже устроенного в скромной, но чистой комнатке, где хлопотала жена Паллоса.

В кровати на чистых простынях Билли сразу полегчало. По указанию капитана ему было прописано «натирание позвоночника куском льда», по мнению Мунтраса помогающее от всех хворей. Лихорадка прошла, Билли больше не чихал и не кашлял - едва Матрассил остался позади, аллергию как рукой сняло. Улыбнувшись Билли, капитан заметил, что помирать ему рановато.

– Я скоро умру, капитан, и знаю это точно, - упрямо ответил Билли, - но все равно, спасибо за заботу и вообще за все.

После ужасов Матрассильского дворца общество гостеприимного капитана поистине было подобно благословенному чуду.

– Ты не умрешь. Во всем виноват ядовитый вулкан, извергающаяся гора Растиджойник - от ее зловония спасу нет. В Матрассиле заболел не только ты; весь город кашляет и чихает. Симптомы у всех одинаковые - из глаз льет, боль в горле. Скоро ты окончательно придешь в себя, поднимешься на ноги и все будет хорошо. Никогда не сдавайся, в особенности раньше срока.

Билли слабо закашлялся.

– Может быть, вы и правы. Возможно, простуда отдалила развитие моей другой, смертельной болезни. Вирус «геллико» уже сидит во мне, и от него нет спасения, потому что иммунитета у меня нет, хотя вулканические газы могли оттянуть развязку на неделю-другую. Так что, можно сказать, эти две недели свободы и настоящей жизни мне подарила судьба. Пожалуйста, помогите мне встать.

Размяв ноги, он через минуту уже ходил по комнате сам, потирая руки и смеясь.

Мунтрас, управляющий и его жена стояли у двери и улыбались, глядя на Билли.

– Да, мне полегчало! - восклицал тот. - Сильно полегчало! Знаете, капитан, а ведь я начинал ненавидеть ваш мир. Я думал, что свою смерть мне так и придется встретить в Матрассиле.

– Наш мир совсем не так уж плох, стоит только узнать его получше.

– Но сколько здесь религии!

– В нашем мире, где фагоры и люди живут бок о бок, без религии не обойтись, - ответил Мунтрас. - Столкновение двух чужеродных культур не могло не привести к возникновению веры.

Пораженный глубиной и мудростью этого замечания, Билли застыл в задумчивости, чем и воспользовалась госпожа Паллос. Не уделив словам капитана особого внимания, она крепко взяла молодого гостя за локоть.

– Вот вам и лучше, - сказала она. - Отведу вас умыться, и снова будете как новенький. А после этого накормлю вас ужином, у меня отличный скофф, это именно то, что вам нужно.

– Вот-вот, - поддержал хозяйку капитан Мунтрас, - а кроме того, у меня, Билли, есть для тебя другое средство, не хуже доброго ужина. Уверен, ты уже обратил внимание на эту молодую девицу, Абаз, - так вот, я пришлю ее к тебе. Ее мать мой старый друг. Дочка хороша собой и умна, очень многообещающая девушка. Полчасика, проведенные в ее обществе, несомненно пойдут тебе на пользу.

Вопросительно взглянув на капитана, Билли залился краской.

– Я уже говорил и повторяю, что я рожден вне Гелликонии, в другом мире, и наши тела могут иметь сильные отличия, о которых я понятия не имею… Не знаю, выйдет ли у меня что-нибудь? Хотя ведь физически мы одинаковы… А эта девушка, она согласится?

Капитан Мунтрас от души рассмеялся.

– Сдается мне, ты ей понравился. По крайней мере больше меня. Я знаю, Биллиш, о чувствах, которые ты питаешь к королеве, но прошу тебя: взгляни на это как на профилактику. Пусть ничто не отвлекает тебя. Призови на помощь воображение, и уверяю тебя - Абаз покажется тебе ничем не хуже королевы.

Щеки Билли продолжали пылать.

– О Земля, что творится… Что же мне ей сказать? Да, пожалуйста, пускай она придет, хоть бы получилось, хоть бы…

Капитан и хозяева дома со смехом вышли из комнаты. Потирая руки, Паллос с улыбкой сказал:

– А парень определенно не лишен отваги и имеет склонность к исследованию нового. Вы хотите пристроить за него эту девицу? Или подзаработать на нем?

Зная о том, как сильна в управляющем коммерческая жилка, Мунтрас промолчал. Возможно, почувствовав недовольство хозяина, Паллос быстро проговорил:

– Эта его болтовня о смерти - вы верите в то, что он действительно мог спуститься из другого мира? Неужели такое возможно?

– Давай еще клюкнем, и я покажу тебе, что он мне дал.

Велев слуге позвать Абаз, капитан что-то прошептал девушке на ухо, чмокнул ее в щеку и отослал к Билли.

За окном сгущались мягкие сумерки. В западной части горизонта теплился Беталикс. Выйдя на веранду дома Паллоса, мужчины уселись в плетеные кресла, поставив бутылку и лампу между собой. Положив на стол тяжелый кулак, Мунтрас раскрыл ладонь.

На его ладони лежали заветные часы Билли с окошком с тремя рядами цифр, в каждом из которых последняя пара беспокойно мигала, быстро меняясь:

…

11: 49: 20 19: 00: 52 23: 15: 43

– Вот это да! Какая красота! Сколько же это может стоить? Он продал это вам? - заторопился с вопросами управляющий.

– Этой вещице нет цены - она единственная в своем роде, - ответил Мунтрас. - По словам Билли, штуковина эта показывает время Борлиена - вот эти цифры посередке, - а кроме того, время мира, с которого он спустился, и время какого-то другого мира, с которого он не спускался. Другими словами, он представил мне это в подтверждение своей немыслимой байки. Чтобы изготовить такие сложные часы, нужно быть отличным мастером, которых, возможно, в целом мире раз, два и обчелся. Скорее даже не мастером, а самим Богом. Слушая рассказы мальчишки, я постоянно ловлю себя на мысли о том, что парень сумасшедший, по-настоящему сумасшедший. К примеру, Билли поведал мне, что мир, с которого он спустился, летает у нас над головами, а его обитатели заняты тем, что глядят сверху на убогих жителей земли внизу. Эти люди, обитатели летающего мира, точно такие же, как я и ты, Паллос. И никаких тебе богов.

Глотнув «Огнедышащего», Паллос покачал головой.

– Надеюсь, хотя бы в мои деловые бумаги они не подсматривают.

От реки к веранде уже потянулся туман. Где-то в сумерках мать звала домой сына, пугая его грыбой, вылезающей в темноте из воды и глотающей маленьких детей в один присест.

– Эти славные часики уже успели побывать в руках короля ЯндолАнганола - мой парень предложил их ему в подарок. Но тот их не принял, усмотрев в них недобрый знак, знамение близящейся беды, так-то. Борлиен, Панновал и Олдорандо очень скоро объединятся, а их истерическая религия скрепит союз. Ступив на торную тропу религии, король не может сейчас позволить себе ничего, что могло бы пошатнуть его веру…

Капитан постучал по стеклу часов подушечкой пальца.

– В этой драгоценной безделице заключено столько сомнения, подрывающего любые основы веры, что и представить трудно. В ней можно видеть и повод к надежде, и причину бояться близкого будущего. Все зависит от того, кто ты и как смотреть.

Капитан похлопал себя по нагрудному карману куртки.

– Она - такое же послание нам, как и это доверенное мне одной высокородной особой обычное письмо, что лежит у меня здесь. Мир не стоит на месте, а меняется, и сейчас эти перемены столь быстры, что их легко можно заметить, Грендо, имей в виду.

Вздохнув, Паллос снова отпил из своего бокала.

– Не хотите взглянуть на мои бухгалтерские книги, Криллио? Дела идут ни шатко ни валко, я предупреждал вас об этом еще в прошлом году.

Оглянувшись на Паллоса, похожего в колеблющемся свете лампы на живого мертвеца, Мунтрас поморщился.

– Хочу задать тебе один вопрос, Грендо, личный. Есть в тебе хоть капля любопытства? Я показал тебе эту штуковину, причем объяснил, что таких часов нигде больше не увидишь и прибыли они из другого мира. А за стеной, вот за этой стеной сейчас кувыркается с девкой странный парень Билли, занятый своим первым румбо на этой земле, - тебе не интересно, хотя бы, встанет у него или нет? Разве ты никогда не хотел знать больше, Грендо? Отрываешь ты когда-нибудь нос от гроссбуха?

Паллос принялся чесать щеку, потом неторопливо перешел на подбородок, для чего склонил голову набок.

– Это сказки, а сказки рассказывают детям… Вы слышали, что совсем недавно кричала мать своему мальцу: грыба, что живет в реке, ночью выйдет из воды и сожрет его. С тех пор как я живу в Осоилима, здесь никто не видел ни одной грыбы, а ведь это почти за восемь лет. Всех грыб перебили - уж очень хорошая и крепкая у них шкура. За шкуру, содранную с одной грыбы, можно было выручить отличные деньги. Нет, хозяин, этот Биллиш рассказывает вам сказки. Способен ли человек создать целый мир? И даже если так, что с того? Будет ли от этого польза для моих цифр, как по-вашему?

Вздохнув, Мунтрас повернулся в своем кресле так, чтобы можно было смотреть в туман, куда он и уставился, может быть в надежде, что оттуда, в доказательство того, что рассудительный Паллос с начала до конца неправ, внезапно появится грыба.

– Если этот молодчик Биллиш сумеет управится с кууни, я отведу его на вершину Скалы - у него должно хватить на это сил. Неплохо бы поужинать: нельзя ли попросить твою жену приготовить нам что-нибудь?

Осоилимский управляющий поднялся и ушел, а Мунтрас остался сидеть как сидел, не меняя позы, и, подняв бровь, смотрел в темноту. Посидев немного, он закурил вероник и с удовольствием принялся следить за тем, как ароматный дым уплывает к стропилам и клубится там. О своем сыне он вспомнил лишь один раз, вскользь, потому что хорошо знал, где Див может быть: на местном базаре. Постепенно ледяной капитан унесся мыслями далеко-далеко.

По прошествии некоторого времени, держась за руки, появились Билли и Абаз. Щек Билли едва хватало, чтобы вместить ухмылку. Молодые люди молча уселись за стол. Так же молча Мунтрас предложил им по стаканчику «Огнедышащего». Билли покачал головой.

По всему было видно, что недавно пережитое задело его чрезвычайно. Что касается Абаз, та выглядела спокойно и умиротворенно, словно только что вернулась из какой-нибудь матрассильской церкви, где бывала с матерью. Черты ее лица чем-то напоминали Мэтти в молодые годы, но в ней еще был заметен глянец спокойствия и благополучия, незнакомых Мэтти в молодые годы. Взгляд Абаз был прямым и открытым, в то время как Мэтти прятала глаза и редко смотрела открыто, хотя, по мнению Мунтраса, считавшего себя знатоком человеческих душ, и в дочери и в матери преобладала одинаковая, очень импонирующая ему сдержанность. Абаз торопилась уехать из Матрассила, где оказалась втянутой в неприятную историю, и бегство удалось, в чем немалую роль сыграли ее спокойствие и сдержанность. Сейчас, в легком платье, выгодно подчеркивающем высокую молодую грудь и хорошо гармонирующем с ее каштановой гривой, Абаз была особенно хороша, что не мог не признать даже настроенный философски и скептически Мунтрас.

Глядя на девушку, он вдруг подумал, что, может быть, Бог, все же действительно существует. Может быть, несмотря на весь идиотизм людей, Бог все же правит миром, раз в нем возможна такая красота, как Абаз…

Наконец, выдохнув очередной клуб дыма, Мунтрас задал свой вопрос:

– Скажи, Биллиш, в твоем мире мужчины и женщины тоже нисходят до общения по-простому?

– Этому «простому», как вы выразились, общению нас учат в восемь лет, для чего в наших школах существует целый раздел науки, - отозвался Билли, нежно поглаживая руку девушки. - Но здесь… с Абаз… - ни о какой науке тут речь идти не может, здесь все было на самом деле… все по-настоящему… О, Абази… - благоговейно прошептав имя своей соседки, Билли пылко поцеловал ее в щеку, потом не выдержал и впился в губы. Абаз отвечала ему покорно, но без излишней страстности.

Потом, поднявшись, Билли пожал Мунтрасу руку.

– Вы были совершенно правы, мой дорогой друг, - Абаз ни в чем не уступает королеве, а во многом и превосходит ее. Она божественна.

– По-моему, все женщины одинаковы, и только воображение мужчин наделяет их чертами различия. Есть старая пословица: «От румбо все кровати скрипят одинаково». У тебя слишком живое воображение, Билли, вот в чем дело. Абаз - девушка хорошая во всех отношениях, а в некотором роде у нее талант, и решив, что ее общество заставит тебя на многое взглянуть по-новому, я не ошибся. Скажи, Биллиш, кууни в нашем мире так же глубоки, как в вашем?

– Нет, они глубже, мягче, слаще… - повернувшись к своей соседке, Билли снова принялся ее целовать.

Капитан вздохнул.

– Ну будет вам, помиловались - и хватит. В ином страсть так же утомительна, как в другом пьянство. Иди к себе, Абаз. Я хочу поговорить с этим молодым человеком и, если возможно, услышать от него что-нибудь путное… Послушай, Биллиш, с тех пор как мы сошли с корабля на берег, у тебя, конечно же, не было времени смотреть по сторонам, ты почти все время валялся в кровати, по одной причине или другой, но, возможно, теперь у тебя нашлось немного времени, чтобы оторвать взгляд от роскошных прелестей этой грудастой красотки и чуть-чуть оглядеться. Ты видел Осоилимскую скалу, вот о чем я хочу спросить? Если еще не видел, то не пожалеешь, - через час я хочу подняться на нее вместе с тобой. Если уж у тебя хватило сил взобраться на Абаз, то хватит сил и одолеть Скалу.

– Конечно, я пойду с вами, если Абаз тоже пойдет.

Подняв на Билли глаза, Мунтрас ухитрился изобразить на лице одновременно и усмешку и гневную гримасу.

– Ответь мне пожалуйста, приятель Биллиш, ты случайно не с Пеговина, что в Геспагорате, - тамошние жители известные шутники?

– Послушайте…

Билли повернулся к капитану и взглянул ему прямо в налитые кровью глаза.

– Я именно тот, кем называю себя, - человек из другого мира. Я родился и вырос не на Гелликонии, но вышло так, что мне позволено было спуститься на вашу планету. Вот я и прилетел сюда при помощи специального аппарата, о котором уже рассказывал, хотя лихорадка не позволяла мне тогда как следует собраться с мыслями. Я ни за что не стал бы лгать вам, Криллио, потому что очень многим вам обязан. Можно сказать, я обязан вам больше чем жизнью.

Капитан небрежно махнул рукой.

– Ты ничем мне не обязан, Биллиш. Никогда не стоит считать, что кто-то перед тобой в долгу - лично я этим не грешу. Помнишь, я рассказывал тебе, что когда-то давно был нищим? Так что я никакой не благодетель и не святой - успокойся и не считай, что ты в неоплатном долгу передо мной.

– Но вы усердно работали и создали свое дело, преуспевающее и прибыльное, отлично налаженный механизм. Сам король называет вас своим другом…

Выпустив из сложенных трубочкой губ тонкую струйку дыма, Мунтрас холодно ответил:

– Так вот в чем и дело, вот что не дает тебе покоя?

– Король ЯндолАнганол? Но ведь вы же с ним друзья, верно?

– Скажем так: я веду с его королевским величеством некоторые торговые дела.

Билли взглянул на капитана, улыбаясь половинкой рта.

– Кажется, вы не слишком любите короля ЯндолАнганола?

Покачав головой, капитан затянулся трубкой и ответил:

– Биллиш, по всему видно, что тебе наплевать на религию - мне, по правде сказать, тоже. Но должен предупредить тебя, что в Кампаннлате религия очень сильна и с ней тут шутки плохи. Помнишь, как его величество бросил тебе обратно часы, которые ты пытался подарить ему? Король Борлиенский суеверен до мозга костей, что же в таком случае говорить о его подданных? Если тебе вдруг взбредет в голову показать эти часы какому-нибудь осоилимскому крестьянину, он побежит к соседям, и те схватят тебя как еретика и бунтовщика - хорошо еще, если не устроят самосуд, - так что не вздумай. Конечно, тебя могут принять за святого, но могут и заколоть вилами.

– Но почему?

– Тут нет логического объяснения. Люди боятся незнакомого. Один-единственный безумец способен изменить мир. Запомни это, Биллиш, я говорю это для твоего же блага. Так-то. Все, хватит разговоров, пошли.

Закончив нотацию, ледяной капитан поднялся, и, когда Билли тоже встал, ободряюще положил ему руку на плечо.

– Хорошая девушка, хороший ужин, хорошая прогулка - что еще нужно настоящему мужчине? От мыслей голова пухнет? - побольше физических нагрузок, молодому человеку это полезно.

Ужин был уже подан, они подкрепились и вскоре были готовы к восхождению на Скалу. За ужином Мунтрас выяснил, что живущий у подножия Скалы Паллос ни разу за это время не побывал на ее вершине. Осмеяв своего управляющего, он велел ему собираться в дорогу, и вскоре все трое уже шагали по тропинке к подножию. Паллос прихватил сиборнальское ружье, которое нес на ремне на плече.

– Похоже, твои дела идут не худо, если ты можешь позволить себе подобную артиллерию, - с подозрением заметил капитан. Он доверял своим управляющим не больше, чем королю.

– Я купил это ружье, чтобы защищать вашу собственность, Криллио, хотя сделать это было не так-то просто. Даже когда торговля шла хорошо, мне не так много перепадало.

Они двинулись по дороге, ведущей от пристани к городку Осоилима. Между домами туман был не такой густой, а льющийся из окон свет на небольшой центральной площади действовал ободряюще. На площади было людно - прохлада вечернего ветерка, поднявшегося на закате, манила на прогулку. С лотков и в маленьких лавочках бойко торговали сувенирами и сластями, горячие лепешки, жаренные в масле, тоже шли нарасхват. Паллос на ходу показал спутникам несколько постоялых дворов, где селились пилигримы и куда он регулярно продавал свой товар, лордриардрийский лед. По его словам выходило, что здесь большую часть покупателей - то есть людей с деньгами, на ком можно было хоть что-то заработать, - составляли именно пилигримы. Многих из тех, кто считал, что владеть чужой жизнью - большой грех, привлекала сюда давняя традиция, обязывающая каждого хозяина дать свободу своему рабу, будь то человек или фагор.

– Чудно, тащатся в такую даль, чтобы расстаться здесь со своей собственностью, а ведь рабы стоят неплохих денег, - с раздражением заметил Паллос, которого явно удивляли причуды подобных доброхотов.

Подножие Скалы начиналось от самой площади - или, лучше сказать, площадь и город лепились к Скале. Тут же, на площади, находилась знаменитая часовня Свободных Рабов, где ледяной капитан купил каждому из своих спутников по свече. Миновав небольшую рощу, они начали восхождение. Скалу покрывали заросли талипота; пробираясь наверх и освобождая себе дорогу, приходилось раздвигать жесткую листву. Тропу им освещали всполохи зарниц, разбросанные по небу.

Навстречу спускались люди, уже побывавшие на вершине. Сверху и со всех сторон доносились невнятные приглушенные голоса пилигримов. Многие десятилетия назад в камне вырубили для удобства ступени. Тропинка-лестница вилась вокруг камней, но нигде не было и намека на перила - следовало проявлять осторожность. Неверный свет свечей освещал дорогу едва ли на шаг вперед.

– Дьявол, стар я уже для таких забав, - пробормотал Мунтрас.

Но мало-помалу они выбрались на ровное место, на площадку, и, пройдя под аркой в дальнем ее конце, оказались перед одиноким строением - святилищем. Вдоль самого края площадки тянулся парапет, облокотившись на который можно было насладиться видом торчащих из медленно колышущегося тумана копьевидных верхушек густого леса.

Сквозь монотонный шум Такиссы иногда можно было различить доносящиеся снизу звуки города. Откуда-то долетала музыка - играли на двухструнном клосе или, вероятнее всего, на биннадурии. Струнному инструменту ритмично вторили барабаны. А в разрывах тумана в лесу всюду мигали огоньки.

– В точности по пословице, - проворковала Абаз: - «Нет ни одного клочка земли, где можно было бы жить сносно, но нет и ни клочка, где кто-нибудь бы да не жил».

– Истинно правоверные пилигримы бдят всю ночь, чтобы встретить рассвет, - объяснил Билли Мунтрас. - На этих широтах оба солнца восходят круглый год. Там, откуда я прибыл, у меня на родине, это не так.

– На моей родине, Криллио, все люди хорошо образованны и многое знают и умеют, - отозвался Билли, не отпуская талии Абаз. - Так, например, хороший художник может написать портрет, до мелочей повторяющий оригинал, а для нас не составляет труда создать видимость реальности при помощи видео, трехмерной голографии и прочих ухищрений. Но результат на поверку плачевен - мое поколение начинает сомневаться в существовании реальности, сомневаться в том, что мир за пределами Аверна вообще существует. Зачастую под сомнение ставится даже существование Гелликонии. Не знаю, понятно ли я объясняю…

– Биллиш, по торговым делам я изъездил весь Кампаннлат вдоль и поперек, а до этого был нищим и бродягой. Я побывал в разных местах, был и далеко на западе, в стране, зовущейся Понипот, что лежит за Рандонаном, и в Рададо, там, где кончается земля. Так вот, я был в Понипоте и знаю, что он существует, хотя скажи я об этом кому-нибудь здесь, в Осоилима, мне никто не поверит.

– А где же этот твой мир, Биллиш, твой Аверн? - раздраженно спросила Абаз, на которую разговоры мужчин начали нагонять скуку. - Я слышала, ты говорил, что он где-то наверху, над головой? Это, случайно, не он?

– Где?

От горизонта до горизонта небо было удивительно чистым и безоблачным, ярко светили звезды.

– Эта яркая звезда - Ипокрен, газовый гигант. Аверн еще не взошел. Сейчас он, наверно, где-то с другой стороны Гелликонии, под нами, и его не видно.

– Под нами! - с коротким смешком воскликнула девушка. - Биллиш, ты просто спятил. Если ты надеешься, что люди тебе когда-нибудь поверят, то нужно придерживаться своих россказней. Раньше ты говорил другое. Под нами! Это где же - в стране духов?

– А другой мир, о котором ты говорил, Биллиш, Земля? Можешь показать ее нам?

– К сожалению, Земля очень далеко от нас, и увидеть ее невозможно. Кроме того, Земля ведь не звезда и не светит.

– А как же тогда ты собирался показать нам Аверн?

– Аверн светит отраженным светом. Его поверхность отражает лучи Беталикса и Фреира.

Мунтрас задумался.

– Тогда почему мы не можем видеть Землю? Почему она не отражает лучи Фреира и Беталикса?

– Потому что Земля слишком далеко. Мне очень трудно объяснить вам теорию. Если бы у Гелликонии был спутник, вы поняли бы меня гораздо лучше, - но луны у вашей планеты нет, и поэтому привести в пример нечего. Кстати, отсутствие луны очень сильно задержало развитие астрономии на вашей планете. Для глаза человека спутники гораздо более любопытны, чем звезды и солнца. Что касается Земли, то она тоже светит отраженным светом, светом нашей звезды, Солнца, но из-за расстояния различить этот свет невозможно.

– Что ж, Солнце далеко и его не видно - ладно, пускай. И стараться высмотреть я ничего не буду - все равно мои глаза уже не те, что прежде.

Билли повернулся к западной части небосвода, потом махнул в ту сторону рукой.

– Солнце, Земля и другие планеты нашей системы - вон там. Как вы зовете вон то длинное созвездие, где звезды широко разбросаны, - у него наверху еще светит одна яркая звезда и три маленьких?

– У нас, в Димариаме, мы называем это созвездие Ночным червем. Прости меня, Биллиш, может быть, я и ошибаюсь, потому что мои глаза совсем ослабли. Ночной червь - это то же самое, что Червь Вутры. Верно, Грендо?

– Вы обратились не по адресу - мне недосуг пялиться по ночам на звезды, - со смешком отозвался Паллос. - Что я, звездочет? Вот покажите мне золотой в десять рун, я вмиг его опознаю.

– Солнце - одна из самых слабых звезд созвездия Червя Вутры, около его жабр.

В разговоре с капитаном и его спутниками Билли старался держать легкий и веселый тон: после стольких лет ученичества роль рассказчика его несколько смущала. Не успел он договорить, как сверкнувшая в небе очередная зарница осветила лица его слушателей, выхватив их на мгновение из сумерек. Абаз, чуть приоткрыв пухлый ротик, рассеянно смотрела туда, куда он недавно показывал. Управляющий со скучающим видом глядел в темноту, его ладонь покоилась на спуске ружья, что, очевидно, придавало ему уверенности. Одутловатое лицо пожилого капитана с упорством вглядывалось в бесконечность космоса, в глазах торговца светилась решимость и симпатия к говорящему.

Все эти люди были частью подлинной реальности - Билли уже начинал свыкаться с этой мыслью; после общения с Мунтрасом и Абаз, яркими представителями подлинной реальности, воспоминания об Аверне и наставнике, загнанных в сети реальности ложной, вызывали у него отвращение. Его нервная система с трудом, но все же начала привыкать к жизни в среде новых ощущений, запахов, звуков и красок. Впервые он жил так, как следовало: полной жизнью. Те, кто следил за ним сверху, считали его канувшим в ад; однако от ощущения полной свободы, звенящей в каждой клеточке тела, ему казалось, что он в раю.

Далекая молния сверкнула и погасла, оставив всех в полной темноте. Медленно вернулся сумрак серой ночи.

«Поверили эти люди в существование Земли и Аверна? - подумал про себя Билли. - Способны ли они на это? Способен ли я убедить их, достаточно ли вески мои слова? Ведь, например, эти глубоко верующие в своих богов люди, как бы они ни старались, ни за что не убедят меня в существовании этих богов. Наши умвелты мыслей различаются коренным образом, они не только не совпадают, но и прямо противоречат друг другу».

Вслед за вопросом пришло гнетущее сомнение. Что если Земля тоже лишь плод воображения авернцев, Бог, которого авернцам так не хватает? Негативные последствия существования Акханабы, вовсю сражающегося с грехом, были видны везде и всюду. Но где увидеть доказательства существования Земли - что-нибудь посущественнее тусклой далекой звездочки под названием Солнце в северо-восточном созвездии могучего Червя?

Решив отложить ответы на тревожные вопросы до будущих времен - времен большей ясности, он поспешил внимательно прислушаться к словам Мунтраса.

– Но если Земля так далеко, Биллиш, как же люди ухитряются видеть нас оттуда?

– Благодаря чудесам науки. Наука позволяет людям общаться на огромных расстояниях.

– Когда мы доберемся до Лордриардри, ты объяснишь мне, как это происходит?

– Так ты хочешь сказать, что где-то там, далеко, есть люди, точь-в-точь как я и все остальные, - торопливо заговорила Абаз, - которые смотрят на нас - смотрят прямо сейчас? Видят нас такими, какие мы есть, а сами вон там, на головке червя?

– Именно так, моя дорогая Абаз, и более того - твое лицо и имя уже может быть известно миллионам обитателей Земли или, лучше сказать, станет известно по прошествии тысячи лет, потому что именно столько времени занимает передача известия от Аверна и Земле.

Цифры не произвели на Абаз особого впечатления; думала она только об одном. Прикрыв рот рукой, она поднялась на цыпочки и прошептала на ухо Билли:

– А то, чем мы занимались в кровати, они тоже смогут увидеть?

Услышав такой вопрос, Паллос рассмеялся и ущипнул Абаз за попку.

– За сеанс со зрителями полагается надбавка, ты к этому клонишь, дорогуша?

– Держите свои грязные шуточки при себе, это не вашего ума дело, - грозно огрызнулся Билли.

Мунтрас надул губы.

– Какая им радость подсматривать за нами, погрязшими в дикарской тупости?

– Гелликония не имеет себе подобных во Вселенной - ведь только здесь землянам удалось найти живых разумных существ, - объяснил Билли, снова возвращаясь к лекторскому тону, на этот раз чуть более сухому.

Все замолчали, обдумывая его слова, и в это самое время из раскинувшихся внизу туманных джунглей донесся резкий звук, возможно, пронзительный крик, далекий, но отчетливый.

– Кто это был, какой-то зверь? - испуганно спросила девушка.

– По-моему, это трубят в рог фагоры, - ответил Мунтрас. - То, что мы сейчас слышали, - сигнал тревоги, близкой опасности. Скажи, Грендо, много здесь бродит свободных фагоров?

– Много ли, мало, не знаю, но сколько-то есть. Освобожденные фагоры перенимают у людей их уклад жизни, устраивают в джунглях поселения и, как я слышал, живут там совсем неплохо, - ответил Паллос. - В торговле они соображают неважно, поэтому за лед с них удается содрать хорошие деньги.

– Так вы продаете лед и фагорам? - поразилась Абаз. - Я думала, что продавать лед разрешено только фагорской гвардии короля ЯндолАнганола.

– Фагоры часто приходят в Осоилима и приносят на продажу свой товар, всякую всячину: ожерелья из косточек гвинг-гвинг, шкуры животных и тому подобное, и лед они берут не за деньги, а в обмен на свое добро. Получив от меня мерку льда, они обычно выходят на улицу и грызут его прямо у дверей дома компании. На это невозможно смотреть, бр-р, мерзость! Как пьяницы, дорвавшиеся до бутылки!

Задумавшись о фагорах, все замолчали. Они стояли неподвижно, глядя кто вниз или вперед, в темноту, кто вверх, на бескрайний небосвод. Сумеречный дикий мир перед ними казался таким же бесконечным, как небеса - из темноты то и дело доносились пронзительные высокие звуки, словно кто-то, совсем недавно получивший свободу, то ли радовался вновь обретенному дару, то ли страдал от неодолимых трудностей самостоятельного существования. В небесах царило безмолвие - сверху лился только мягкий, мерцающий в неизъяснимом ритме звездный свет, да нисходила тьма бесконечной бездны.

– Фагоров нам бояться нечего, - отрывисто проговорил Мунтрас, прервав всеобщее молчаливое размышление. - Слышишь, Биллиш, там, в той стороне, где, по твоим словам, находится твое Солнце, так вот там - Западный хребет, который люди зовут Неприступным Никтрихком. Очень немногие из людей побывали там. Склоны Никтрихка неприступны, и ходят слухи, что там, на высокогорных равнинах, живут племена фагоров. Ты никогда не смотрел на Никтрихк сверху, со своего Аверна?

– Смотрел, Криллио, и очень часто. На Аверне несколько отсеков отведено для отдыха и расслабления, так вот там есть точная копия высокогорий этого хребта. Самый гребень Никтрихк почти всегда закрыт облаками, поэтому для наблюдения и съемок мы использовали инфракрасные камеры. Плато начинаются на высоте девяти миль, в стратосфере, где вершины гор на большом протяжении словно срезаны гигантским ножом, - воздуха там очень мало. Виды, которые открываются оттуда, потрясают, да что там, вселяют благоговейный ужас. На самых высоких плато жизни нет, нет там и фагоров. Жаль, что у меня нет фотографий показать вам, но жизни там нет, какой бы неожиданностью это для вас ни оказалось. Извините, если разочаровал.

– Ты сказал - «фотографии»? Что это такое?

– Я расскажу обо всем подробно, но только в Лордриардри, хорошо?

– Идет. Если рассказ окончен, давайте спускаться, а то достоимся до того, что сам Акханаба спустится к нам с небес. Предлагаю перекусить и завалиться спать - «Дева» отвалит завтра рано поутру, никак не позже полудня.

– Аверн взойдет через час. За двадцать минут он пересечет весь небосклон от одной стороны горизонта до другой.

– Биллиш, всего полдня назад ты валялся в лихорадке. Через час ты должен не наблюдать за Аверном, а лежать в кровати - имей в виду, один - и спокойно спать. Я буду твоим отцом на Земле, - дьявол, я хотел сказать, на Гелликонии. Ведь твои родители наверняка сейчас смотрят на нас сверху - зачем их расстраивать?

– У нас нет родителей, нас воспитывает клан, - объяснил Билли, когда они ступили под арку и подошли к краю сбегающей вниз тропинки. - На Аверне в обычае искусственное оплодотворение и выращивание плода в искусственной матке.

– С нетерпением жду подробностей того, каким образом вам это удается, - и с картинками, с картинками! - хохотнул ледяной капитан.

Спускаясь к подножию скалы, Билли крепко держал Абаз за руку.

Ниже Осоилима береговой пейзаж сильно изменился. Сначала с одной, а потом и с другой стороны замелькали возделанные поля. Джунгли отступили, дав место плодородному лёссу. То, как «Лордриардрийская дева» пересекла городскую черту Оттассола, заметили только бывалые матросы да капитан - настолько непривычен был для остальных вид городов, перенесших свою жизнедеятельность с поверхности земли в ее недра.

Поставив Дива следить за выгрузкой товаров на пристань, капитан Мунтрас взял Билли за руку и отвел его вниз, в один из пустых отсеков трюма, в маленькую кладовую.

– Как самочувствие - в порядке?

– Неплохо. Но это не надолго. А где Абаз?

– Послушай, Биллиш. Я хочу, чтобы ты остался тут, в трюме, и сидел здесь, пока я буду в городе по одному очень важному делу. Я должен повидаться с друзьями, заглянуть к паре человек. При мне важное письмо, и нужно обеспечить его доставку по назначению. Здесь, в Оттассоле, ребята дошлые, не то что эти деревенские дурни. Я не хочу, чтобы тебя даже видел кто-нибудь, не то что разговаривал. Понял?

– Но почему?

Мунтрас твердо взглянул Билли в глаза.

– Потому что я и сам дурень, раз поверил твоей сказке.

Билли от удовольствия улыбнулся.

– Спасибо вам. У вас гораздо больше здравого смысла, чем у короля и СарториИрвраша.

Они с удовольствием пожали друг другу руки.

Фигура плечистого капитана заполняла собой почти всю кладовую.

– Надеюсь, ты не забыл, как эти две матрассильские шишки обращались с тобой? Поэтому, если не хочешь, чтобы и здесь повторилось то же самое, носа не высовывай из трюма.

– Значит, я должен сидеть в трюме, пока вы будете развлекаться на берегу и попивать там с друзьями, набираясь до чертиков? Почему мне нельзя увидеть Абаз?

Тяжелая рука капитана поднялась в предостерегающем жесте.

– Знаешь что, парень, я стар и шума не люблю. И никогда не напиваюсь. Я вернусь, как только закончу все свои дела. Потому что хочу, чтобы ты добрался до Лордриардри в целости и сохранности - и ты, и эти твои волшебные часы. В Лордриардри ты сможешь жить спокойно, там найдется, кому о тебе позаботиться. Там у нас будет время поговорить обо всем - неторопливо и обстоятельно, и о том корабле, что доставил тебя сюда, и о других удивительных вещах, о которых ты постоянно упоминаешь вскользь. Но сначала я должен доделать дело, отправить письмо.

Но Билли не желал успокаиваться.

– Криллио, где Абаз? Почему вы не хотите сказать?

– Избавившись от одной болезни, ты подхватил другую - из огня да в полымя. Абаз ушла. Почему ты спрашиваешь меня об этом, Биллиш, ты же и так прекрасно знал, что она плыла с нами только до Оттассола?

– Ушла, даже не повидавшись со мной? Не сказав ни слова на прощание?

– Див ревнует к тебе Абази, и я попросил ее убраться поскорее. Она передавала тебе привет, сказала, что ты был очень мил. Абаз некогда сидеть сложа руки, ей нужно зарабатывать на жизнь, как и всем остальным.

– Зарабатывать на жизнь… - потерянно прошептал Билли и замолчал.

Воспользовавшись паузой, Мунтрас выскользнул из кладовой и затворил и запер за собой дверь. Убирая в карман ключи, он улыбался.

Уразумев, что его снова посадили под замок, Билли забарабанил в дверь.

– Не шуми, я скоро вернусь, - ободряюще крикнул ему капитан.

Поднявшись по трапу, Мунтрас быстро прошел к сходням и вскоре уже широко шагал по набережной. В конце набережной у границы порта в земле зияло жерло тоннеля, уводившего под землю, в глубины лёсса. Над дырой в земле красовалась вывеска: «ЛОРДРИАРДРИЙСКАЯ ЛЕДОТОРГОВАЯ КОМПАНИЯ. ТРАНЗИТНЫЕ ПЕРЕВОЗКИ».

Представительство компании Криллио Мунтраса размещалось в малом порту Оттассола. Главный порт располагался милей ниже по реке; туда могли заходить и большие океанские корабли, и, само собой, торговый оборот там был больше. Войдя в тоннель, Мунтрас остановился у конторки.

Двое клерков, испуганных столь неожиданным появлением хозяина, торопливо вскочили на ноги, в суматохе рассыпав по полу колоду карт. Кроме клерков, в конторе были Див и Абаз.

– Спасибо, Див. Будь добр, окажи мне услугу, уведи отсюда этих парней и позволь мне несколько минут побыть наедине с Абаз.

Надутый, как всегда, Див исполнил указание. Когда дверь за ним и за служащими компании закрылась, Мунтрас запер ее и повернулся к девушке.

– Если хочешь, можешь присесть, дорогая.

– Что вам от меня нужно? Плавание закончено, хотя и продлилось дольше, чем было обещано, - я хочу заняться личными делами, у меня их непочатый край.

Девушка держалась задиристо, но в то же время было видно, что она взволнована и даже испугана. То, что капитан запер дверь, определенно беспокоило ее. Уголки рта Абаз опустились точно так же, как это бывало в тяжелые минуты у ее матери. Мунтрас улыбался, глядя на нее.

– Вам нечего бояться, барышня. И не дерзи, пожалуйста, это тебе не к лицу. До сих пор ты вела себя образцово, и я очень тобой доволен. На тот случай, если ты еще не поняла, запомни - сопливой шлюшке вроде тебя всегда полезно сохранять хорошие отношения с таким значительным и важным человеком, как капитан Криллио Мунтрас, хоть он уже и старик. По большому счету ты мне нравишься, я доволен тобой и собираюсь тебя наградить. Объясняю - ты была добра ко мне и к Билли и за это получишь награду.

Абаз немного успокоилась.

– Я погорячилась, извините. Просто… вы вечно все окружаете тайной. Почему, например, вы не позволили мне попрощаться с ним? Что-то опять неладно, да?

Кивая словам девушки, капитан одну за другой доставал из пояса серебряные монеты. Подняв на девушку глаза, он с улыбкой протянул ей деньги. Когда, увидев на ладони капитана серебро, Абаз простодушно потянулась за деньгами, он крепко схватил ее за запястье свободной рукой. Девушка вскрикнула от боли.

– Терпение, дорогая, ты сейчас получишь эти деньги. Но прежде я должен убедиться, что могу доверять тебе и впредь. Надеюсь, ты знаешь, что Оттассол большой порт?

Сказав это, Мунтрас сжимал запястье Абаз до тех пор, пока та не прошипела в ответ:

– Да, знаю.

– Тогда, думаю, для тебя не секрет и то, что в каждом порту, особенно в крупном, всегда бывает множество иноземцев?

Запястье снова сжато. Снова в ответ шипение.

– Знаешь ли ты, что среди иноземцев попадаются люди с других материков?

Запястье сжато - шипение.

– Например, из Геспагората?

Шипение.

– Или из далекого Сиборнала?

Шипение.

– Даже ускуты, обитатели Сиборнала?

Запястье сжато - молчание, потом - шипение.

Продолжая хмурить брови в знак того, что наставления еще не закончены, капитан отпустил многострадальное запястье Абаз, на котором от кольца его пальцев осталась красная полоса. Быстро схватив серебряные монеты, Абаз, дрожа то ли от злости, то ли от страха, молча спрятала их в свой узел с вещами.

– А ты вспыльчивая. Это ничего, вспыльчивая, зато отходчивая. Берешь от жизни все, что подвернется? Прекрасно. Если не ошибаюсь, в Матрассиле ты имела дело с одним человеком-ускутом, с которым познакомилась на почве своего обычного занятия. Правильно?

На лице девушки снова мелькнул вызов - сделав шаг назад, она хищно посмотрела на капитана, словно прикидывая с какой стороны лучше напасть.

– Какого это обычного занятия?

– Того, которому тебя научила мать, - за деньги ты даешь мужчинам попользоваться своей кууни. Видишь ли, дорогая, твоя мать - моя давнишняя и хорошая знакомая, и потому ты для меня раскрытая книга, так что не крути - бесполезно. То, о чем я сейчас говорил, дело давнее, а потому сделай милость, напомни имя ускута, получавшего от тебя запретные услады в обмен на звонкую монету.

Абаз отрицательно потрясла головой. В ее глазах заблестели слезы.

– Черт, а я-то думала, вы друг. Я не хочу об этом говорить! Этого человека все равно больше нет в Матрассиле, он вернулся на родину. Он запутался в делах и влип… Если хотите знать, из-за него и я подалась на юг. Мать никогда не умела держать язык за зубами. Когда-нибудь болтовня ей дорого обойдется.

– Ясно. Так значит, твой источник доходов иссяк - или, точнее говоря, подался на север, только пятки засверкали… Все, что мне нужно от тебя, это услышать его имя. Скажи мне его имя, и можешь быть свободна.

Закрыв лицо руками, Абаз прошептала в ладони:

– Ио Пашаратид.

На мгновение в оттассольской конторе Компании повисла тишина.

– Ты взяла отличный разгон, маленькая потаскушка. Я с трудом верю тому, что слышу от тебя. Посол Сиборнала, ни больше ни меньше! Ведь это ж надо? И не только в кууни тут дело, тут и ружья замешаны. Его жена-то знает?

– А вы как думаете? - тон Абаз снова стал вызывающим. Сердясь, она ужасно напоминала мать.

Пожав плечами, капитан быстро проговорил:

– Что ж, ладно. Спасибо тебе, Абази. Теперь у меня есть на тебя управа. Да и у тебя есть управа на меня. Ты знаешь про Биллиша. Но, кроме тебя, больше никто о нем знать не должен. Держи рот на замке и никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не называй его имени, даже во сне. Ты получила свою плату, и он должен покинуть Кампаннлат беспрепятственно.

Если я когда-нибудь узнаю, что ты кому-то проболталась о Биллише, хотя бы намекнула на его существование, я немедленно отправлю письмо в сиборнальское представительство в Оттассоле и у тебя начнутся неприятности. В такой религиозной стране, как Борлиен, связь с чужеземцем, а тем более сиборнальцем и послом, строжайше воспрещена, и нарушительница этого запрета наверняка понесет крайне суровое наказание. Тебя либо станут шантажировать, либо убьют. Стоит только властям узнать, что связывало тебя с Пашаратидом, как о тебе можно будет забыть - ты исчезнешь, и очень скоро. Поняла, о чем я?

– Да, старый мерзавец, я все поняла! Я поняла.

– Очень хорошо. И повторяю: поменьше нервов. Послушай моего совета: никогда не раскрывай рот и не раздвигай ноги без дела. Сейчас ты пойдешь со мной - я хочу представить тебя одному своему другу, ученому. Ему в доме нужна служанка. Он человек обеспеченный и будет платить хорошо и в срок. Я ведь по натуре человек не злой, Абази. Просто терпеть не могу, когда у кого-то в руках остается леска, привязанная к сидящему в моей спине крючку. Я хочу оказать тебе услугу, найти пристойную работу и пристроить тебя на новом месте - и делаю это не только ради твоих прекрасных глаз, но и ради твоей матери. Потому что если ты начнешь заниматься в Оттассоле тем же, чем занималась в Матрассиле, то очень плохо кончишь - и скоро.

Замолчав, капитан подождал ответа, но Абаз тоже молчала, глядя на него в высшей степени недоверчиво.

– Если тебе удастся зарекомендовать себя в доме моего ученого друга с хорошей стороны, ты сможешь забыть о том, что когда-то зарабатывала на жизнь лежа на спине. Ты сможешь найти себе хорошего мужа - ты красива и совсем не глупа. То, что я тебе предлагаю, это шанс, который не стоит упускать.

– А тем временем твой друг будет присматривать за мной - я правильно поняла?

Глядя на Абаз, ледяной капитан выпятил губы, причмокнул и ухмыльнулся.

– Он недавно женился. Можешь не беспокоиться, он не станет к тебе приставать. Утри нос. Мы пойдем повидаться с ним сейчас же.

Остановившись за городскими воротами у начала подземной улицы, капитан свистнул рикшу. Немедленно появилась коляска, увлекаемая парой ветеранов Западной войны: две с половиной руки, три ноги и примерно столько же глаз на двоих. Пропустив вперед АбазВасидол, капитан забрался в коляску следом за девушкой.

Скрипя колесами, коляска довезла их по подземным улицам Оттассола до самой Больничной площади, освещенной лучами полуденного солнца, проникающими под землю сквозь прорезанное в своде квадратное отверстие. Несколько ступенек вели к двери с вывеской. Капитан и его молодая спутница выбрались из повозки, ветераны получили свою монетку, и капитан дернул ручку дверного колокольчика.

От человека с профессией астролога, Бардола КараБансити, трудно было ожидать изумления или хотя бы легкого удивления при виде нежданных гостей; тем не менее астролог и анатом удивился - пожимая руку своему старому другу, ледяному капитану, он вопросительно повел бровью в сторону Абаз.

За кувшином вина, поданным гостям любимой женой КараБансити, хозяин дома с удовольствием согласился принять АбазВасидол на испытательный срок служанкой в свой дом.

– Не скажу, что тебе придется таскать из моей мастерской туши разделанных хоксни, Абаз, для этого у меня есть фагоры, но разнообразную другую работу я тебе обещаю. Можешь приступать сейчас же, только проводим твоего радетеля. Впечатление ты производишь положительное.

Судя по выражению лица жены анатома, новая работница нравилась ей не так сильно, как мужу, но она промолчала, не смея возразить хозяину дома.

– Коль скоро все так быстро и хорошо устроилось, то я с вашего позволения откланяюсь, - проговорил, поднимаясь, ледяной капитан. - Всего доброго.

КараБансити тоже поднялся, и на этот раз удивление в его лице читалось особенно ясно. С течением лет в ледяном капитане развились ленца и неторопливость. Доставляя анатому партию свежего льда - которого в хозяйстве и анатомической мастерской КараБансити уходило немало, - капитан каждый раз пользовался случаем насладиться долгой и полезной беседой со знающим человеком. Сейчас же Криллио Мунтрас явно куда-то торопился, что было необычно и несомненно означало нечто из ряда вон выходящее.

– В благодарность за такую хорошую служанку я хочу лично отвезти вас обратно на корабль, капитан Мунтрас, - сказал он. - Нет, нет, я настаиваю.

И он действительно настоял на своем; не прошло и нескольких минут, как капитан и анатом уже сидели колени в колени и нос к носу в тряской коляске, где капитану некуда было отвести взгляд и приходилось смотреть в лицо своему оттассольскому другу, которым он и любовался во все время обратной поездки до подземной дыры-склада с вывеской: «ЛОРДРИАРДРИЙСКАЯ ЛЕДОТОРГОВАЯ КОМПАНИЯ».

– Я знаю, вы дружны с СарториИрврашем? - спросил анатома капитан.

– Да, мы давно знаем друг друга. Я высоко ценю его как ученого, - отозвался КараБансити. - Надеюсь, он пребывает в добром здравии?

– Не совсем - король ЯндолАнганол сместил его с должности. После этого не прошло и дня, как советник исчез.

– Куда же? - поинтересовался, скрывая жадный интерес, анатом и астролог.

– Будь это известно, я бы не сказал «исчез», - с усмешкой ответил Мунтрас, слегка переставляя ноги, чтобы освободить затекающие колени.

– Но что же случилось, скажите, ради Всемогущего?

– Вы слышали, что произошло с королевой королев?

– По пути в Гравабагалинен она останавливалась в Оттассоле. По отчетам листков новостей, около пяти тысяч шапок пропало, когда легкомысленные горожане подбрасывали их в воздух, приветствуя ее величество, прибывшую к королевской пристани.

– Король ЯндолАнганол и ваш друг попали в неприятную историю в связи с «Расправой над мирдопоклонниками».

– И поэтому СарториИрвраш исчез?

Мунтрас кивнул, чуть заметно, но все равно их с анатомом носы едва не соприкоснулись.

– Где же он сейчас - в местах вечного упокоения, куда однажды снизойдем и мы и все остальные? Или же в подземной тюрьме матрассильского дворца?

– Может быть. Хотя, возможно, он попросту покинул город, бежал - у него достаточно сообразительности, чтобы предвидеть свою судьбу.

Снова повисла тишина.

Когда коляска наконец остановилась у ледового склада, Мунтрас, протянув руку, мягко проговорил:

– Вы были очень любезны. Теперь я доберусь сам, не провожайте меня. Останьтесь здесь и сразу езжайте домой, - так удобно.

Нарочито смутившись, словно он стремился всеми возможными способами угодить другу, анатом КараБансити все же вылез из коляски.

– А вы хитрец. Вы всегда были хитрецом. Лично я считаю, что домой мне торопиться ни к чему - пускай жена получше познакомится с новой служанкой, вашей милой АбазВасидол, не стоит им мешать. А тем временем мы с вами можем опрокинуть по стаканчику за встречу, на этот раз на борту вашего судна, капитан. Как вы на это смотрите - идет?

– Да, но…

Пока взволнованный Мунтрас расплачивался с рикшей, анатом безапелляционно и уверенно направился к сходням, перекинутым с борта «Лордриардрийской девы» на берег.

– Надеюсь, у вас на борту найдется бутылочка вашего славного «Огнедышащего»? - весело поинтересовался КараБансити у торопливо нагнавшего его запыхавшегося капитана. - Каким образом, интересно, вам удалось заставить эту молодую даму, чей взгляд пылает своенравием, слушаться вас столь беспрекословно?

– Она дочь моего старого друга. Оттассол место опасное, в особенности для таких молодых девушек, как Абаз.

У сходней «Лордриардрийской девы» на страже стояли два фагора в боевых перевязях с вышитым на них именем компании.

– Прошу меня простить, дорогой друг, но я не могу пустить вас на борт моего судна, - тихо, но твердо заявил капитан Мунтрас, загораживая анатому дорогу, да так резко, что их лица снова едва не соприкоснулись.

– Но почему? В чем дело? Насколько я понимаю, нынешнее ваше плавание - последнее? Так почему бы нам не выпить и не поговорить напоследок: когда еще свидимся.

– Нет, почему же, я еще вернусь… Что тут плыть - всего-навсего море. Я ходил через него десятки раз.

– Но пираты? Вы ведь всегда боялись пиратов.

Мунтрас глубоко вздохнул.

– Хорошо, я скажу вам правду, но пообещайте мне держать то, что я открою вам, в секрете. На борту чума - один матрос заболел. По-хорошему мне нужно было сообщить об этом портовым властям, но тогда бы меня не допустили под разгрузку и черт знает сколько продержали бы в карантине, а я ужасно тороплюсь домой. Так что простите, но на борт я вас пустить не могу, ради вашей же безопасности. Нет, и не просите, я не хочу подвергать вашу жизнь риску.

– Гм, - хмыкнул КараБансити и, ухватив мясистый подбородок в горсть, искоса взглянул на ледяного капитана. - По роду своей деятельности мне приходилось сталкиваться с множеством болезней, так что риск не велик, к большей части заразы, скорее всего, невосприимчив. Ради вашего замечательного «Огнедышащего» я готов подвергнуть себя опасности.

– Нет уж, извините. Я не могу своими руками свести в могилу столь дорогого мне друга. Потом буду всю жизнь казниться, знаете ли. Очень скоро я снова появлюсь в Оттассоле, и уж тогда мы выпьем - без спешки, с чувством, с толком, с расстановкой…

Все еще что-то бормоча, капитан вырвал руку из руки анатома и почти бегом поднялся по сходням на судно. Задыхаясь от бега, он кликнул сына и велел созывать всех на борт - «Дева» отплывала немедленно.

КараБансити не ушел с набережной. Укрывшись у одного из складов, он следил за кораблем ледяного капитана до тех пор, пока Мунтрас не скрылся из виду, спустившись в трюм. После этого, повернувшись на каблуках, анатом медленно и задумчиво двинулся восвояси.

Пройдя немного по припортовой улице, КараБансити неожиданно остановился, щелкнул пальцами и расхохотался. Он разгадал небольшую тайну капитана. Отпраздновав новую победу логики над путаницей жизни, он свернул в переулок и вошел в первую попавшуюся таверну, где никто не мог его узнать.

– Полбутылки «Огнедышащего», - заказал он.

Да, он заслужил эту небольшую награду. Люди, по разным причинам испытывающие чувство вины и ненавидящие себя за это, могут выдать себя словами, сами того не зная. Оттолкнувшись от этого, он взглянул иными глазами на сказанное ему в коляске Мунтрасом. «В подземной тюрьме матрассильского дворца?» «Может быть». «Может быть» не означает ни «да», ни «нет». Вот в чем дело. Ледяной капитан спас СарториИрвраша от гнева короля, вывез из Матрассила на борту своего ледовоза, и теперь они вместе плывут в Димариам. Само собой, спасение государственного преступника дело настолько опасное, что капитан не посчитал возможным посвящать в него даже оттассольского друга бывшего советника.

Потягивая душистое питье, анатом некоторое время размышлял над методами дедукции, позволяющими узнавать о большой тайне, основываясь на мелких фактах.

За свою длительную и насыщенную событиями карьеру капитану Мунтрасу приходилось лукавить как с врагами, так и с друзьями. Многие не доверяли ему; однако сильные, почти отцовские чувства, которые он испытывал к Билли, проистекающие, скорее всего, из разительного несходства между чудаковатым юношей и родным сыном капитана, недалеким Дивом, заставляли его решаться на крайности. Мунтрасу импонировала беззащитность Билли, а сокровищница пугающих знаний, скрытая в голове паренька, неразрывная часть его образа, притягивала. Он уже нисколько не сомневался в том, что на грешной земле Билли явился вестником другого мира. Трепеща над своей добычей - странноватым созданием - он был готов защищать ее от любых напастей.

Но прежде чем взять курс на родину, в Димариам, ледяной капитан должен был исполнить еще одно поручение. Отдавшись неспешности плавания вниз по Такиссе, капитан Мунтрас не забыл об обещании, данном королеве. Пристав к причалу в главном оттассольском порту, он вызвал на борт одного из младших капитанов, человека, командующего другим торговым судном компании, «Лордриардрийским увальнем», и выложил перед ним кожаный кошель с письмом королевы.

– Идете в Рандонан, капитан?

– Да, до самого Орделея.

– Прошу вас доставить этот кошель одному борлиенскому генералу, Ханре ТолрамКетинету, командующему Второй армией. Вы лично отвечаете за то, чтобы письмо попало генералу в собственные руки. Понятно?

Здесь же, в главном порту, капитан Мунтрас со всеми предосторожностями переместил Билли на борт океанского флагмана, «Лордриардрийской королевы», гордости его небольшой флотилии. Флагман мог нести в своих трюмах до 200 тонн лучшего лордриардрийского льда. Сейчас же, собираясь взять курс к родным берегам, «Королева» загрузила в трюм борлиенское дерево и зерно. И, кроме того, пребывающего в восторге от предстоящего захватывающего плавания Билли и хмурого Дива.

Попутный ветер наполнил паруса до отказа - снасти запели от натуги, такелаж заскрипел. Нос флагмана ледяной флотилии, словно стрелка магнитного компаса, указывал на юг, на далекий Геспагорат.

Берега Геспагората с обитающими на них печальными животными были отлично знакомы всем обитателям Земной станции наблюдения. Авернцы с превеликим вниманием наблюдали за тем, как хрупкий деревянный бриг с Билли Сяо Пином на борту медленно, но неуклонно приближался к этим берегам.

Жизненные драмы не были непременной составляющей бытия обитателей Аверна. Драм и переживаний по возможности избегали. «Эмоциональный уровень неоправданно высок», говорилось в «О временах года Гелликонии, длящихся дольше, чем человеческая жизнь». Как бы ни старался Аверн сохранять спокойствие, но эмоциональное напряжение, в особенности среди самых молодых членов шести семейств, было очевидным. Каждый обитатель Аверна, как бы он ни желал сохранить нейтралитет, так или иначе должен был встать либо на сторону Билли, либо на сторону тех, кто осуждал его поведение.

Многие вообще считали Билли никчемным и бесполезным. Признать, что он проявил недюжинную храбрость и умел приспособиться к различным обстоятельствам, было, конечно же, гораздо труднее. Одной из надежд, слабых, но разжигающих пожар споров, было упование на то, что каким-то образом, правдами или неправдами, Билли сумеет убедить гелликонцев в существовании Аверна.

Медленно, но верно надежда начала давать реальные плоды - Билли удалось убедить Мунтраса. Но Мунтраса, ледяного капитана, нельзя было считать важной персоной. Противники Билли немедленно указали на то, что, сумев убедить Мунтраса, Билли на том и остановился, не предпринимая дальнейших шагов, а эгоистически решив насладиться последними днями перед тем, как вирус «геллико» доконает его.

Но самым огорчительным были неудачи Билли в том, что касалось установления контакта с королем ЯндолАнганолом и советником СарториИрврашем. Вместе с тем никто не возражал против того, что у этих облеченных властью мужей, поглощенных сиюминутной государственной рутиной, просто могло не быть времени на отвлеченные размышления.

Вопрос, волнующий умы большинства авернцев, в общем сводился к следующему: «Что предприняли бы король ЯндолАнганол и советник, возьми они на себя труд вдуматься в слова Билли поглубже и поверить в существование «другого мира»?» Из суждения, напрашивающегося в ответ, следовало, что Аверн был гораздо менее важен для Гелликонии, чем Гелликония для Аверна.

Успехи и неудачи Билли всячески сравнивали с успехами и неудачами тех, кто выигрывал прошлые каникулы на Гелликонии. Сказать по правде, мало кто из предыдущих победителей сумел продвинуться дальше Билли. Большую часть их тем или иным способом умертвили вскоре после прибытия на планету. Судьба женщин была плачевней судьбы мужчин: отсутствие духа состязательности на Аверне привело к установлению фактического равенства между полами; на планете внизу ситуация была, мягко говоря, прямо противоположной, и в результате очень многие женщины закончили свою жизнь рабынями. Те из самых крепких и психологически закаленных авернцев, кому удавалось выжить в первые дни пребывания на Гелликонии, зачастую создавали вокруг себя религиозные общины, превращаясь в Небесных Спасителей (подлинный титул одного из победителей). Очень скоро о новоявленных святых узнавали агенты Берущих, и силы милиции уничтожали сектантов, обычно проживавших в пределах одной деревни.

Самые хитрые и ловкие из ступивших на землю Гелликонии отчаянно скрывали свое происхождение и доживали свои дни под видом чужеземцев из заморских стран.

Лишь одно объединяло практически всех победителей лотереи. Несмотря на настойчивые предостережения наставников, все они хотя бы однажды вступали в сексуальную связь с представителями местного населения. Мотыльки всегда летят на самый яркий огонь. Победители не могли заставить себя отказаться от такой малости.

То, что случилось во дворце с Билли, укрепило антипатию обитателей Аверна к вере гелликонцев. По общему мнению, религия сбивала развитие цивилизации с разумного и прогрессивного пути. Жители Гелликонии - все равно, верующие или неверующие - рассматривались как реакционеры и поборники процветания идеалов лжи. Однако дальнейшие впечатления от мытарств Билли отчасти умерили общую непримиримость, подвинув мнение семейных кланов в сторону взгляда на жизнь отдельного гелликонца как на частное произведение искусства взбалмошной матери-природы.

На далекой Земле сложилось несколько иное мнение. Земляне взирали на главу из толстого романа, гелликонской истории, описывающей приключения короля ЯндолАнганола, СарториИрвраша и Билли Сяо Пина, с чувством печального превосходства, замешенного в равной степени на отстраненности и сопереживании. В большинстве своем люди Земли давно уже перешли ту ступень развития, где вера составляет необходимую часть существования, поощряется идеологией, или превозносится в качестве модного культа, или хотя бы упоминается - как бессильный рудимент на службе разве что литературы и истории. Вместе с тем земляне хорошо понимали значение религии, предоставляющей даже самому последнему крестьянину, погрязшему в беспросветном труде, возможность на мгновение приобщиться к вечности. Униженным и оскорбленным Бог необходим, и это земляне тоже понимали. Они понимали, что Великий Акханаба - это возможность обрести религиозное сознание тем, кто в Боге, по сути, не нуждался.

Причины того, почему раса анципиталов не подвержена религиозным волнениям, также тщательно анализировались, и вывод вкратце сводился к тому, что вневременный разум двурогих позволял им держаться вдали от подобного рода беспокоящих понятий. В отличие от людей фагоры никогда не стремились падать ниц перед ложными богами.

На расстоянии сотен тысяч миль от подобных мыслителей материалисты Аверна восхищались фагорами. На их глазах двурогие невозмутимо приняли Билли и помогли ему, что разительно отличалось от приема, оказанного ему в матрассильском дворце. Некоторые, настроенные наиболее революционно, начинали подумывать о том, не дать ли следующему победителю лотереи установку на близкий контакт с фагорами, чтобы с их помощью попытаться свергнуть ложные идолы человечества.

Подобные идеи начинали приходить в голову после многочасовых всесторонних обсуждений и споров. Главной причиной подобных взглядов была тщательно скрываемая, но все же существующая зависть к свободе человечества на Гелликонии, пускай и ограниченной и неверно используемой - зависть столь разрушительная для душевного здоровья, что бороться с ней в тесноте и безысходности Земной станции наблюдения было практически невозможно.