Лето Гелликонии

Глава 11
Путешествие на северный континент

На пожилом человеке был короткий, по колено, видавший виды кидрант. Голову покрывала похожая на корзину соломенная шляпа, защищавшая морщинистую шею и лысину от солнца. Время от времени он подносил к губам зажатый в трясущейся руке вероник, чтобы сделать затяжку и пыхнуть дымом. Он стоял один; он собирался уйти из дворца, уйти потихоньку, ради своего же блага.

Позади него виднелась легкая повозка, в которую загодя были уложены его нехитрые пожитки и остатки имущества. Повозка была запряжена парой хоксни. Ничто больше не держало СарториИрвраша во дворце - он ждал возницу.

Покуривая в ожидании, бывший советник равнодушно следил за тем, как на противоположной стороне дворцовой площади еще более дряхлый, чем он сам, сгорбленный раб ворошил сваленные здоровенной кучей рукописи, никак не желающие разгораться. Вся эта груда бумаг, накопленная в покоях советника Ирвраша, была реквизирована и вынесена для сожжения во двор. Где-то там, в огне, сейчас, может быть, обращался в пепел знаменитый манускрипт под названием «Азбука Истории и Природы».

Дым от костра поднимался в бледное небо, откуда обратно на грешную землю проливался не один только скудный свет. Хотя серые хмурые сумерки заволокли все сущее, жара по-прежнему стояла невыносимая. Пепел, выброшенный из щедрого жерла недавно родившегося чуть в стороне от Матрассила вулкана и принесенный к городу восточным ветром, сыпал не переставая. Но до серой золы СарториИрврашу не было дела; его внимание привлекала зола черная, горелая бумага, которая изредка, медленно кружась, опускалась вокруг на землю.

Глядя на эту золу, он никак не мог унять дрожь в руках, и его вероник разгорался раз за разом все чаще и ярче, словно крохотный вулкан.

– Я принесла вашу одежду, хозяин, из той, что еще оставалась, - сказали позади него.

Оглянувшись через плечо, он увидел служанку-рабыню; та протягивала ему новый увязанный узел. Взглянув бывшему советнику в лицо, рабыня сочувственно улыбнулась.

– Мне очень жаль, что с вами так вышло, хозяин. Вас выгоняют - мне жалко…

Окончательно повернувшись к рабыне, он шагнул к ней, чтобы лучше увидеть ее лицо.

– Значит, тебе жаль расставаться со мной, женщина?

Рандонанка кивнула и опустила глаза. «Ага, - подумал он, - ей нравилось заниматься со мной румбо, хотя это случалось не часто, - а я-то ни разу не потрудился спросить ее об этом. Мне недосуг было подумать о том, как она вообще относилась к этому. И не от черствости и эгоизма - просто я замкнулся в себе, мои чувства к миру притупились. Неплохой человек, ученый, вот кто я, хотя не слишком многого стою, потому что чувства других проходят мимо меня, я не замечаю людей. Не замечал никого, кроме маленькой Татро».

Стоя перед рабыней, он не знал, что ей сказать. Потом кашлянул.

– Сегодня не лучший день в моей жизни, женщина, не самый удачный. Может быть, это начало черной полосы, не знаю. Вот так. Не стоит тебе стоять на улице, иди внутрь. Спасибо за все.

Прежде чем отвернуться и уйти, она снова взглянула на него, весьма красноречиво, в последний раз. Кто знает, что может быть на уме у рабыни? - сказал себе СарториИрвраш. Внезапно раздосадованный неловким прощанием, тем, что не сумел удержать свое при себе, от злости на себя и на рабыню он сгорбил плечи.

Появившегося возницу он тоже не замечал до тех пор, пока тот не подошел совсем близко. Лица возницы он толком не разглядел, так как голову того укрывало от жары подобие капюшона мади, но с уверенностью отметил, что стать у него молодая и крепкая.

– Вы готовы? - крикнул возница и, не дожидаясь ответа, взлетел на козлы. Почувствовав хозяина, хоксни встрепенулись в упряжке, привычно устраиваясь половчей перед долгой скачкой.

СарториИрвраш все медлил. Кивнув на дымящийся костер, он указал в ту сторону своим вероником.

– Вот горит труд моей жизни, знания, которые я копил десятилетиями.

Он обращался по преимуществу к самому себе.

– Вот это-то и непростительно, этого я допустить не могу. Ни за что. Вся работа, такой огромный труд…

Тяжело вздохнув, он забрался в повозку и сел. Возница стегнул хоксни, и повозка медленно покатила к воротам дворца. Во дворце оставались не только его враги, тут были и те, кто его любил; но даже они, страшась королевского гнева, не рискнули выйти и попрощаться с ним, пожелать доброго пути. Глядя прямо перед собой, бывший советник часто моргал глазами.

Его будущее было более чем туманно. За плечами у него осталось ни много ни мало тридцать семь лет и восемь теннеров, он давно уже перевалил тот рубеж, что принято называть «средним возрастом». Возможно, стоило попытаться получить пост советника при дворе короля Сайрена Станда, но и этот король, и его страна были совершенно не симпатичны СарториИрврашу, к тому же в Олдорандо было слишком жарко. Всегда и во всем он старался держаться подальше от своих родичей и родственников своей покойной жены в Матрассиле. Его брат давно умер. Замужняя дочь влачила с мужем убогое существование в пыльном провинциальном городке на юге близ границы с Трибриатом.

Пыльный южный городок как нельзя лучше подходил только для одной цели: там он мог укрыться от тупого человеческого муравейника и попытаться воссоздать книгу своей жизни, переписать ее заново. Но кто согласится ее напечатать теперь, когда он отлучен от власти? Кто сможет прочитать его книгу, если она не будет напечатана? Вчера в отчаянии он написал дочери и теперь собирался купить себе место на корабле, идущем на юг. Повозка весело катилась с холма под уклон. У подножия холма вместо того чтобы свернуть, как было указано, в сторону порта, повозка свернула направо и затарахтела по колдобинам узкой тенистой аллеи. Возница гнал и нахлестывал хоксни, торопился, и на повороте ступица с визгом чиркнула о стену одного из домов.

– Эй, приятель, поосторожней! Ты что, спятил - мы же едем не в ту сторону! - разгневанно крикнул СарториИрвраш, но он зря обеспокоился. Никому теперь не было до него дела.

Проследовав изъезженным проселком к скале, что грозно нависала над дорогой, повозка въехала в небольшой заброшенный дворик. Остановив экипаж, возница ловко спрыгнул с козел и, подбежав к воротам, затворил их, укрыв возок от взглядов уличных прохожих. Повернувшись к советнику, он впервые взглянул на того открыто.

– Прошу спуститься. Кое-кто хочет повидаться с вами.

Быстрым движением руки возница скинул головной убор кочевников и отвесил насмешливый поклон.

– Кто ты такой? Для чего привез меня сюда?

Молодой человек приглашающе распахнул дверцу повозки.

– Неужели вы не узнаете меня, Рашвен?

– Кто ты? Ах, Господи, это же ты, Роба, я угадал? - выдохнул советник с облегчением - закрытые ворота двора навели его было на жуткие мысли о том, что под занавес король ЯндолАнганол задумал похищение и убийство.

– Да, это я и мои хоксни, потому что скакать мне в эти дни пришлось немало. С отцом я виделся, но совсем недолго, и вообще держу свое пребывание в столице в тайне. В тайне от всех, в том числе и от самого себя. Я поклялся отомстить своему проклятому отцу, бросившему мою мать. И отомстить моей матери, которая уехала из столицы не попрощавшись со мной.

Принц подал советнику руку, и тот вышел из повозки, потом повернулся к молодому человеку и как следует рассмотрел его, с любопытством отметив, что вид у того такой же дикий, как и у мира, в котором он предпочитал обретаться. РобайдайАнганолу, молодому человеку более хрупкого и тонкого сложения, чем отец, было около двадцати лет. Его кожа прожарилась на солнце до темно-коричневого оттенка; торс покрывали красные шрамы. По лицу то и дело проносилась улыбка, быстрая и судорожная, как тик, словно он никак не мог решить, шутит он сейчас или нет.

– Где ты пропадал, Роба? Мы волновались за тебя, и твой отец больше всех.

– Вы об Орле? Совсем недавно он чуть было не поймал меня. Вы знаете, что жизнь при дворе никогда меня особенно не привлекала. Теперь, когда я столько всего повидал, дворец влечет меня еще меньше. Преступление, совершенное моим отцом, освободило меня от всех обязательств перед ним. Так что теперь я брат хоксни, спутник вечных скитальцев мади. Никогда мне не суждено стать королем, а королю никогда не суждено снова стать счастливым. Новая жизнь - вот что ждет меня впереди. Кажется, и о вас это можно сказать, Рашвен? Я очень благодарен вам, ведь это вы первый познакомили меня с пустыней. Жизнь покинула пустыню, но я никогда не покину вас. Я хочу отвести вас кой к кому, к очень важной персоне, но не к королю и не к хоксни.

– Отвести? К кому? Постой, не все так сразу!

Но Роба уже быстро куда-то шел. С сомнением оглянувшись на возок, груженный нехитрым скарбом, теперь составляющим все его достояние, СарториИрвраш все же почел за лучшее следовать за сыном короля. Догнав принца, он вступил в сумрачный зал лишь на шаг или два позади своего провожатого.

Стоящий в тени скалы дом строился с учетом своего расположения - все в нем тянулось вверх, к свету, как тянется к свету росток, пробивающийся между валунами. Поднявшись следом за стремительным Робой по шаткой деревянной лестнице на третий этаж, СарториИрвраш понял, что задыхается. Их путь лежал в единственную на этом этаже комнату. Кто-то подставил СарториИрврашу стул, и он упал на него, заходясь в кашле.

Откашливаясь, он украдкой рассмотрел присутствующих в комнате, коих было трое. Особое хрупкое телосложение, некоторая костлявость без сомнения выдавали сиборнальцев. Среди них была женщина, весьма элегантная особа, облаченная в шелковый чаргирак, северный эквивалент чарфрула, с узором из крупных перевитых белых и черных стилизованных цветов. Двое мужчин, стоящих позади своей спутницы, предпочитали держаться в тени. С первого же взгляда на сиборналку СарториИрвраш узнал в ней госпожу Денью Пашаратид, жену посла, исчезнувшего в тот день, когда Тайнц Индредд демонстрировал на дворцовом плацу фитильные ружья.

Поднявшись со стула, советник поклонился и извинился за кашель.

– Доброго вам здоровья, советник. Это все вулкан - от него у кого угодно запершит в горле.

– У меня в горле першит больше от расстройства. Кстати, госпожа, - титула меня лишили, так что можете обращаться ко мне по имени, запросто.

Слова сиборналки можно было понять как намек, но бывший советник почел за лучшее не уточнять, который именно вулкан она имела в виду. Как видно, неуверенность отразилась на лице СарториИрвраша, потому что женщина утвердительно кивнула.

– Я имею в виду вулканический взрыв на горе Растиджойник. Ветер несет пепел сюда и развеивает его над городом.

С симпатией глядя на советника, госпожа Пашаратид давала ему возможность прийти в себя после подъема по лестнице. Ее крупное лицо было простоватым. Она слыла образованной женщиной, и советник знал это, но в прежние времена по возможности избегал ее общества - ему не нравилась неприятно суровая складка ее рта.

Отдышавшись, он осмотрелся. Обои на стенах комнаты, тонкие, бумажные, от старости отслаивались. На стене висела картина, рисунок карандашом и акварелью, изображающий Харнабхар, священную гору Сиборнала. Свет из единственного окна падал на лицо Денью Пашаратид, освещая ее профиль; в окне можно было различить скалистый склон дворцового утеса поросший ползучим кустарником, - серый пепел покрывал листву. Роба сидел на полу скрестив ноги; посасывая травинку и улыбаясь себе под нос, он переводил взгляд с одного участника встречи на другого.

– Госпожа, чему обязан честью видеть вас? Я тороплюсь на корабль, отплывающий на юг, спешу удрать из этого города, пока на мою голову не свалилась какая-нибудь другая напасть, худшая, - проговорил СарториИрвраш.

Госпожа Пашаратид ответила не сразу. Заложив руки за спину, она, легко покачиваясь с пяток на носки, улыбалась советнику.

– Для начала я должна попросить у вас прощения за то, что нам пришлось доставить вас сюда столь необычным образом, но дело не терпит отлагательств, - мы хотим, чтобы вы оказали нам услугу, за которую мы щедро вас отблагодарим.

Излагая суть дела, сиборналка время от времени оборачивалась к своим молчаливым спутникам, словно за подтверждением. Сиборнальцы славились своей глубокой религиозностью, их богом был существовавший задолго до начала жизни Азоиаксик, вокруг которого жизнь теперь вращалась как вокруг оси. Служители сиборнальского посольства не ставили веру в Акханабу ни во что, расценивая ее как нечто одного уровня с суеверием. Решение короля ЯндолАнганола расторгнуть свой брак и тут же заключить другой потрясло северян до глубины души.

Все сиборнальцы - и через их посредство Азоиаксик - понимали союз между мужчиной и женщиной как взаимное согласие на всю жизнь. Любовь воспринималась как продукт воли, не как прихоть или каприз.

Выслушивая эту часть речи жены посла, СарториИрвраш машинально тихо кивал, все сильнее раздражаясь от наставительного и сентенциозного тона сиборналки, присущего всем северянам в разговорах с жителями Кампаннлата, в то же время думая о своем и прикидывая, существует ли еще возможность попасть на намеченный корабль.

Роба, который тоже мало прислушивался к речам сиборналки, подмигнул советнику и заметил:

– В этом доме посол Пашаратид встречался со своей любовницей из пригорода. Тут когда-то был знаменитый бордель - понимаете, откуда берут начало речи этой госпожи?

СарториИрвраш сердито шикнул на грубияна-принца.

Не обращая внимания на слова Робы, мадам Пашаратид объявила, что, по мнению сиборнальских кругов, только он, СарториИрвраш, единственный из всех придворных матрассильского двора, может называться разумным человеком. Слухи о том, что король обошелся с ним жестоко, дошли до них очень быстро - расправившись с королевой, монарх точно так же, если не хуже, поступил и со своей «правой рукой». Подобная несправедливость не могла оставить их, послушников Церкви Грозного Мира, равнодушными. В ближайшее время жена посла возвращается домой, в Сиборнал. Она официально уполномочена пригласить СарториИрвраша с собой и одновременно заверить, что в Аскитоше ему будет предложена хорошая правительственная должность советника и предоставлена полная свобода действий, необходимых для завершения труда его жизни.

СарториИрвраш почувствовал внутреннюю дрожь, знакомый вечный предвестник близкого крутого поворота событий. Пытаясь выиграть время, он спросил:

– Советника по каким вопросам?

О, конечно же по делам Борлиена, ведь он их непревзойденный знаток. Если советник согласен, через час он может присоединиться к мадам Пашаратид, покидающей Матрассил. В противном случае она уедет одна.

Предложение было настолько поразительным и неожиданным, что СарториИрвраш даже забыл спросить, к чему такая спешка. С трудом сохраняя спокойствие, он с благодарностью изъявил согласие.

– Вот и отлично! - воскликнула Денью Пашаратид.

Молчаливая пара позади нее продемонстрировала поразительную, почти анципитальскую способность переходить без промежуточной стадии от полнейшей неподвижности к бешеной активности. Мгновенно выскочив из комнаты на третьем этаже, они подняли шум, гам и топот на нижних этажах и лестницах, - многочисленные невидимые прислужники немедленно принялись сносить багаж вниз, во двор. Из укрытий выводили экипажи и возки, из стойл - хоксни, из кладовых выбегали грумы с упряжью. Процессия подготовилась к выезду скорее, чем обычный борлиенец успел бы натянуть пару сапог. Собравшихся в кружок отбывающих быстро благословили молитвой, и уже через мгновение повозки одна за другой выехали за ворота, оставляя совершенно пустой дом.

Направившись на север через сутолоку перенаселенного «старого города», кавалькада предусмотрительно сделала крюк, обогнув собор Страстотерпцев, и вскоре весело катила по северной дороге вдоль берега поблескивающей слева Такиссы. Роба на полном скаку улюлюкал и пел.

Несколько недель пути прошли относительно спокойно.

Преобладающим цветом первой половины путешествия был серый оттенок медленно оседающего вулканического пепла. Гора Растиджойник, источник периодического подземного ворчания, толчков и выплесков лавы, бушевала теперь вовсю.

Земли на пути несомого ветром пепла превращались в пристанище смерти. Пепел убивал деревья, покрывал поля сплошным ковром, мутил воду в потоках, местами запруживая мелкие ручьи и речушки и заставляя их разливаться. Прошедший дождь превратил пепел в вязкую корку. Птицы и насекомые гибли или спешно покидали край. Люди и фагоры торопились убраться подальше от своих ослепленных серой пеленой домов.

Сиборнальская кавалькада пересекла реку Мар, и сыплющаяся с неба напасть постепенно начала сходить на нет. А потом и вовсе исчезла. Они вступили в Мордриат - в страну-кошмар Матрассила. Окрестности, вполне мирные, не сулили тревог. Встречные дикари улыбались проезжающим из-под многослойных пестрых тюрбанов-брафиста, традиционного элемента местного одеяния.

Дабы избежать возможных неприятностей, были наняты проводники - злодейского вида, на каждом закате и восходе солнц с неизменным постоянством предававшиеся продолжительным молитвам. Вечером у костра главный проводник, Указатель Тропы, как он именовал себя, разъяснял путешественникам, каким образом по рисунку его брафиста можно узнать о перипетиях его жизни и племенном статусе. Положение Указателя было весьма высоким, чем он с удовольствием хвастал.

Мало кто слушал Указателя внимательнее СарториИрвраша.

– До чего же удивительна любовь людей к созданию рангов внутри сословий, - замечал он в конце таких рассказов своим спутникам.

– Но самое странное, что любовь эта тем более заметна, чем ближе к социальному дну стоят люди, - откликнулась госпожа Пашаратид. - В своей стране мы стараемся избегать подобных бессмысленных градаций. Вас приятно удивит то, что вы увидите по приезде в Аскитош. По моему мнению, этот город - модель сообщества будущего.

По поводу этого у СарториИрвраша были некоторые сомнения. После многолетних стычек с всегда переменчивым королем он находил в общении со строгой госпожой Пашаратид приятное умиротворение. Местность становилась все более безводной, и настроение советника улучшалось; точно так же успокаивалось и душевное смятение Робы. По ночам, когда все остальные спали, СарториИрвраш часто лежал без сна. Его старые кости, привыкшие к пуховым перинам королевского дворца, никак не могли обрести покой на тонких одеялах, брошенных на голую землю. Лежа на спине и мучаясь бессонницей, он смотрел в звездное небо, озаряемое далекими зарницами, переживая восторг, равного которому не помнил с детских лет. В душу его нисходил мир. Даже обида на короля ЯндолАнганола мало-помалу притупилась и отступила на задний план.

Погода стояла сухая; дождя не пролилось ни капли. Повозки медленно взбирались на низкие холмы и весело катились к подножию. Через несколько дней на их пути вырос торговый город Ойша. «Название скорее всего произошло от испорченного местного алонецкого, на котором «ош» попросту означает «город», - объяснил попутчикам СарториИрвраш. Дорожные разговоры о встречных достопримечательностях помогали разогнать дорожную скуку. От какого бы искаженного слова ни происходило название города Ойша, славен он был другим: близ него Такисса встречалась со своим беспокойным притоком, Мадурой, мчащим воды с востока. Обе реки брали свое начало у подножия беспредельно высокого Никтрихка. За Ойша начиналась другая местная достопримечательность - пустыня Мадура.

В Ойша повозки пришлось оставить и пересесть на спины меринов-кайдавов. Сделку заключал сам Указатель Тропы, причем битье по рукам сопровождалось бесконечными молитвами с еще большим битьем лбами оземь. В труднопроходимой пустыне верховые кайдавы как нельзя лучше подходили в качестве средства передвижения. Спокойные рыже-бурые животные стояли посреди квадратной рыночной площади Ойша, равнодушные к сделке, сию минуту определившей их дальнейшую судьбу.

Пока шел торг из-за кайдавов, СарториИрвраш сидел на сундуке, усиленно утирал лоб и кашлял. Надышавшись пеплом горы Растиджойник, он заработал лихорадку и боль в горле, от которых вот уже несколько дней не мог избавиться. Утирая рукой рот, он смотрел на надменные морды кайдавов - легендарных скакунов воинственных фагоров времен Великой Зимы, несших в те холодные годы разрушение и погибель на головы обитателей Олдорандо и других городов Кампаннлата.

Во время Великого Лета животные запасали воду в единственном горбу, венчавшем их спину, что помогало им выдерживать длительные переходы через пустыню. Сейчас грозные корабли пустыни выглядели весьма покорными, но память об их славном прошлом приводила бывшего советника в восторг.

– Хочу купить меч, - сообщил он РобайдайАнганолу. - В молодости я был неплохим фехтовальщиком.

Прежде чем ответить, Роба похлопал по колесу стоящей рядом повозки.

– Расставшись с Орлом, вы сбросили с плеч изрядное количество лет. Хотите иметь возможность защититься в случае опасности - ваше право. По-моему, это хорошо. В здешних холмах обитает злобный Унндрейд - наши пастухи спят с его бесчисленными дочерями каждую ночь. Убийство здесь не в диковинку, как и скорпионы.

– Местные жители показались мне дружелюбными.

Присев на корточки перед СарториИрврашем, Роба хитро ему улыбнулся.

– А вы не задавались вопросом, почему? Почему все без исключения туземцы кажутся дружелюбными? Почему Унндрейд до зубов вооружен сиборнальскими бах-бах? И почему столь значительный человек, как Ио Пашаратид, покинул дворец в такой спешке?

Поднявшись и взяв СарториИрвраша за руку, принц отвел его за повозку, чтобы укрыться от любопытных взглядов там, где свидетелями их разговора могли быть только равнодушные глаза кайдавов.

– Никто не в силах купить любовь или дружбу, даже мой отец. Однако сиборнальцам это удалось. По-своему. Щедро одарив вождей всех встречных племен ружьями, они обеспечили себе свободный проход от побережья в Борлиен и не скрывают этого. В делах политических сиборнальцам нет равных - таково мое мнение. Даже возлюбленный Акханабой король ЯндолАнганол, сын ВарпалАнганола, отец сожителя мади, - хотя и не столь безумный, как его сын, - даже хозяин Матрассила не может противопоставить ружьям ничего из своего арсенала. В битве при Косгатте ружья доказали свое превосходство над луками, мечами и арбалетами. Вы видели рану на его бедре?

– Я лично ухаживал за твоим отцом. Я видел рану и знаю, как тяжело она заживала.

– Но теперь он двигается весьма бодро и совсем не хромает. Ему всегда везло, он и тут вышел сухим из воды. Я называю эту его рану «сиборнальский привет».

Понизив голос, СарториИрвраш проговорил:

– Ты знаешь, Роба, на твоем месте я бы особенно не доверял сибам. Когда при дворе по приказу короля устроили показательные стрельбы из ружей, я настаивал на том, чтобы ни один сиб не присутствовал на этом представлении. Но к моим словам в который не прислушались. Не прошло и дня после этих стрельб, как Ио Пашаратид исчез из столицы.

Подняв указательный палец, Роба наставительно поводил им из стороны в сторону.

– Он исчез потому, что его аферы раскрылись, - его жена, наша благородная спутница, и все служители их посольского корпуса узнали о его блуде и проделках. В махинации посла была вовлечена одна матрассильская девица, так сказать, посредница… чьими услугами неоднократно пользовался и я… от нее-то я и узнал подробности авантюр северянина Ио.

Принц рассмеялся.

– Фитильные ружья, оказавшиеся в распоряжении Тайнца Индредда и с таким высокомерием продемонстрированные моему орлоподобному отцу, - ружья, которые мой орлоподобный отец столь малодушно принял от него в дар, ибо он готов принять даже царапину ногтем от чумного попрошайки, если тот станет умолять его об этом - так вот эти ружья продал Тайнцу по дешевке Пашаратид. Почему по дешевке? Потому что ружья принадлежали не ему и он не смел извлечь из них большую прибыль. Ружья являлись собственностью правительства Сиборнала, вознамерившегося с их помощью купить дружбу тех дикарей, на которых мы за эту неделю достаточно насмотрелись, и, конечно, таких грозных гордецов, как Дарвлиш Череп, оправдавших свою дружбу тысячу и тысячу раз.

– Не ожидал подобного даже от сиба - для них это нетипично. В особенности для того, кто занимает высокий пост.

– Пост-то высокий, нрав низменный. Во всем, как всегда, виновата женщина, молодая. Вы никогда не обращали внимания на то, как он смотрел на мою мать - вернее сказать, на ту, которую я называл своей матерью, пока она не уехала, забыв обо мне и не попрощавшись?

– Пашаратид жестоко рисковал - твой отец покарал бы его смертью, если бы его преступление раскрылось. Теперь-то, насколько я понимаю, он уже счастливо живет-поживает в Сиборнале.

РобайдайАнганол красноречиво пожал плечами.

– Ничего, ему недолго осталось жить спокойно - мы идем по его следу. Госпожа Денью жаждет его крови. Она желает понять его тягу к другим женщинам, понять, что же подвигло его предать их скрепленный Богом союз. Например, вы стали бы сожительствовать с ружьем?… В очень скором времени вам выпадет случай развлечься - услышите, какую историю состряпает Пашаратид, чтобы оправдать свой разврат. По прибытии на родину Денью намерена учинить расправу над муженьком. Ах, Рашвен, что за семейная драма, что за страсти! Старого Ио засадят в Великое Колесо Харнабхара, помяните мое слово. Раньше это было место культового поклонения, но сейчас там тюрьма. Хотя, что и говорить, монахи - те же заключенные… Но какая драма вас ожидает! Знаете старую поговорку: «В рукавах сиборнальца всегда скрываются не только руки». Как бы мне хотелось отправиться в плавание вместе с вами, просто чтобы посмотреть, чем все кончится.

– Как же так, голубчик, - ты не плывешь со мной?

– Нет, в чужестранных землях за морем мне жизни нет. Я ведь Анганол, как-никак. Здесь мы с вами распрощаемся - прошу, не нужно уговоров. Пожалуйста, продолжайте свое путешествие на север с госпожой. А я доставлю вашу повозку обратно. Мне еще надо присмотреть за моими… бывшими родителями…

Лицо СарториИрвраша отразило волнение.

– Нет, Роба, не бросай меня среди этих злодеев. Возможно, мой смертный час не так уж далек, но все-таки не настолько.

С улыбкой замахав руками так, словно уже собирался убегать, принц ответил:

– Умирая, человек перестает быть человеком, и только. Например, я решил стать мади, что, если судить по ранее сказанному, равносильно смерти. Просто еще один способ бегства от самого себя, очередной побег из тесного круга обстоятельств. Для себя я выбрал Ахд.

Стремительно подавшись вперед, принц чмокнул старого СарториИрвраша в лысину.

– Удачи вам в новой карьере, милый добрый Рашвен. Все равно рано или поздно и из меня, и из вас вырастет трава!

Вскочив на козлы повозки бывшего советника, принц стегнул вожжами хоксни и через мгновение уже мчался прочь. Дикари-пустынники бежали следом за нежданным всадником, посылая ему в спину проклятия именем всех священных рек. Вскоре повозка скрылась в клубах пыли.

Пустыня Мадура: отсюда Матрассил казался далеким призрачным вымыслом. В ночном небе звезды опустились к земле, а серпик кометы Ярап-Ромбри горел, словно далекий маяк на пути странников.

В час, когда все костры потухли, а его спутники уже спали, бывший советник борлиенского двора СарториИрвраш стоял на краю лагеря без сна и дрожал, отчасти от холода, отчасти от лихорадки, которая никак не отпускала его. Его мысли в который раз уже устремлялись к таинственному пришельцу БиллишОвпину. Здесь, на лоне дикой природы, среди невиданных во дворце просторов и свободы, история о пришествии из другого мира казалась куда более правдоподобной, чем в столичных хоромах.

Решив пройтись к стреноженным кайдавам, он неожиданно столкнулся с Указателем Тропы. Тот молчаливо стоял в темноте и курил. Между мужчинами завязался тихий разговор. Время от времени кайдавы сдавленно фыркали, возмущенные тем, что и ночью им не дают спокойно спать.

– Сейчас эти животные кажутся очень спокойными, - говорил СарториИрвраш, - но в древних летописях о них отзываются как о совершенно неукротимых. Только фагоры умели укрощать кайдавов, и только фагоры ездили на них. Но за всю свою жизнь я никогда не видел ни одного фагора верхом на кайдаве, как не видел около фагоров ни одной птицы-коровы. Возможно, летописи здесь что-то приукрашают. Я полжизни потратил на то, чтобы разобрать, где в древних манускриптах правда, а где обычный вымысел.

– Возможно, правда и вымысел идут рука об руку, - мудро заметил Указатель. - Лично я не прочитал за свою жизнь ни строчки, но все же смог составить какое-то мнение. Когда кайдавы приносят потомство, их приходится успокаивать - мы пускаем им вероник в ноздри, совсем немного, две-три затяжки, и этого хватает. Вероник их успокаивает.

Знаете что, уж если вы не можете, как и я, сомкнуть глаз, давайте-ка я расскажу вам одну интересную легенду.

Указатель глубоко вздохнул, готовясь к долгому повествованию.

– Много лет назад мне пришлось вместе с моим учителем побывать по одному делу на востоке, в землях Унндрейда, в самых дебрях Никтрихка. Тамошний край очень сильно отличается от того, что мы сейчас видим вокруг, там мало воздуха и нечем дышать, но люди живут и там.

– На высокогорье меньше болезней, - авторитетно вставил СарториИрвраш.

– Люди в Никтрихке говорят иначе. Они говорят, что Смерть - баба ленивая и редко дает себе труд забираться на гору. Вот что я вам скажу. Рыба там уж очень вкусна. В горах рыбу можно выловить из реки и провезти сотню и больше миль, и она не протухнет. Здесь же выловишь рыбу на рассвете, а к закату Фреира она уже воняет. А в горах рыбу можно сохранять целый год. Запросто. Я говорю про малый год.

Указатель прислонился к боку одного из терпеливых кайдавов и улыбнулся.

– Когда я привык к жизни там, наверху, мне расхотелось спускаться. Конечно, там холодно, особенно по ночам. Зато не бывает дождей. А кроме того, там, на дальнем высокогорье, есть укромные долины и ущелья, где правят только фаги. Там они не такие тихие и смирные, как здесь, внизу. Поймите, там совсем другой мир. Там фаги ездят на кайдавах, скачут на них как ветер, - видел я там и птиц-коров, они сидят на плече у фагов. Сам я считаю, что в горах фаги дожидаются холодов, того времени, когда можно будет спуститься на равнины и захватить города людей. Может быть, снег снова выпадет не скоро, но фаги умеют ждать. Когда Фреир уйдет, придут они.

С интересом и некоторым недоверием кивая Указателю, СарториИрвраш заметил:

– Но там, в горах, на такой высоте, вряд ли может скрываться много фагоров, как вы полагаете? Чем им там кормиться, кроме этой вашей вечно свежей рыбы? Там же совсем мало пищи.

– Это не так. На своих равнинах фаги выращивают зерно - ячмень, прямо у границ снегов. Все, что для этого нужно, это влага. Каждая капля воды и мочи там драгоценность. Высокогорный воздух идет злакам на пользу - фаги снимают урожай раз в три недели.

– Через полтеннера после посева? Невероятно!

– Однако же это так, - ответил Указатель. - Тамошние фагоры честно делят урожай между всеми членами своего племени и никогда не ссорятся, а кроме того, у них нет в ходу денег. Их белые птицы-коровы не хуже орлов гоняют с полей всех прочих пернатых. Я видел это собственными глазами и на совсем небольшой высоте. Знаете, в один прекрасный день я возьму да и вернусь в горы доживать там свой век.

– Если вы не возражаете, я запишу ваш рассказ, - вежливо проговорил СарториИрвраш.

Скрипя пером по бумаге, он вспоминал короля ЯндолАнганола, который так часто разгуливал ночью по пустынным залам дворца.

На смену Мадуре пришло долгое одиночество Хазиза. Два раза путники пересекали бесконечно длинные полосы зелени, протянувшиеся от края до края бледного горизонта подобно живым изгородям самого Бога. Деревья, кустарники, разнообразие цветов прочерчивали длинную линию на лике степи.

– Это есть/будет укт, - сказала Денью Пашаратид, иногда прибегавшая в разговоре к приблизительному переводу принятой в Сиборнале грамматической формы настоящего-продолженного времени. - Такие полосы пересекают весь континент с востока на запад, отмечая маршруты миграции мади.

Среди зарослей укта они видели других. Мади оказались не единственными обитателями зеленой полосы, бесконечной тропы. Заметив других на деревьях, Указатель Тропы ловко подстрелил одного. Пролетев между ветвями, существо упало к их ногам, трепеща в агонии. Вечером другого освежевали и изжарили на ужин.

В один из дней над степью извивающийся полосой, напоминающей след змеи, пронесся странный, высыхающий прямо на лету, дождь. Фреир стоял в зените, еще выше, чем в Матрассиле, и будь на то воля СарториИрвраша, он путешествовал бы только в сумеречный день, как принято поступать в светских кругах Борлиена, но остальные его спутники, казалось, не обращали внимания на жару.

На ночлег располагались, как правило, под открытым небом, пренебрегая удобством. Привыкнув проводить большую часть ночи без сна, бывший советник вскоре с удивлением обнаружил, что с нетерпением ждет наступления темноты. Сиборнальские поселения попадались все чаще, постепенно караван стал устраиваться на ночевки только в поселках сородичей. Все сиборнальские поселения строились одинаково: внутри круга, образованного большими, «сторожевыми», домами, стоящими почти вплотную друг к другу, располагались небольшие участки земли, между которыми, как спицы колеса, проходили дороги, ведущие к внутренним строениям, «ступице», где жили люди. Амбары, лавочки и конторы жались в кружок к Церкви Грозного Мира, высящейся точно в геометрическом центре поселкового круга.

В этих поселениях за порядком надзирали одетые в серое воины-священники, милиция, они же встречали прибывающий из пустыни отряд, обеспечивали его бесплатной едой и ночлегом, а на следующее утро провожали в путь. Серая милиция, вовсю распевающая хвалебные гимны богу Азоиаксику, носила на одежде знак колеса и имела на вооружении ружья-мушкеты нового образца, с курковым спуском. Никто и никогда здесь не забывал, что находится на территории, с давних пор считающейся традиционно принадлежащей Панновалу.

При въезде в первое же сиборнальское поселение Указатель Тропы и другие проводники покинули караван, да так незаметно, что СарториИрвраш узнал об этом только по чистой случайности, заметив, что туземцы получают свою плату. Коротко распрощавшись с сиборнальцами, туземцы направились обратно на юг.

– Я не успел пожелать им доброго пути, - с сожалением сказал СарториИрвраш. Денью Пашаратид успокоительно подняла руку.

– В этом нет необходимости. Им хорошо заплатили, и они уехали довольные. Больше нам не понадобятся проводники, - дальше впереди дорога безопасная и свободная.

– Мне понравился Указатель, и я просто хотел с ним попрощаться.

– Ни он нам, ни мы ему больше не нужны - он отправился на поиски нового источника пропитания. Дальше можно ехать ничего не опасаясь - от одного поселения к другому. А эти туземцы просто варвары. Вообще-то мы расстаемся с проводниками гораздо раньше - Указатель заехал с нами так далеко только потому, что в этой стороне лежит земляная октава его племени.

Озадаченно подергивая себя за усы, СарториИрвраш проговорил:

– Иногда в старых традициях кроется правда. Очень многие из моих знакомых в столице уделяют большое внимание своей земляной октаве. Люди считают, что если поселиться вблизи октавы своего рождения, то успех и процветание им гарантированы почти наверняка. Иногда в подобных взглядах заключен практический смысл. Земные октавы зачастую пролегают в направлениях геологических напластований и отложений минералов и ископаемых, наличие которых влияет на жизненные силы и здоровье.

Худощавое лицо госпожи Денью осветила легкая улыбка.

– То, что у примитивных людей примитивны и верования, нас никогда не удивляло - это предсказуемо. Примитивная вера - это якорь, удерживающий их у их примитивизма. Там, куда мы направляемся, дела идут все лучше и без всяких октав.

Последняя фраза, очевидно, содержала буквальный перевод на алонецкий одного из множества сиборнальских времен.

Великосветская дама и жена посла, Денью Пашаратид получила отличное образование и обращалась к СарториИрврашу на хорошем натуральном алонецком. В Кампаннлате на натуральном алонецком, в противоположность местечковому алонецкому, говорили только в высшем свете да среди церковного руководства, и преимущественно в пределах Священной Панновальской Империи; постепенно натуральный алонецкий все больше становился прерогативой Церкви. Главным языком северного континента был сибиш, отрывистый быстрый язык с собственным алфавитом. За последние века алонецкий обнаружил лишь небольшие сдвиги в сторону ассимиляции в землях, традиционно говорящих на сибиш; исключение составляли южные побережья, где процветала торговля с Кампаннлатом.

Сибиш характеризовало обилие сложных временных форм и выражений причинно-следственной связи. В языке этом не было также звука ю. Аналог и произносился гораздо более твердо, в то время как ч и ш почти высвистывались. В результате для слуха иноземцев родная речь жителя Аскитоша звучала почти зловеще. Бытовало мнение, что история северных войн во многом коренилась в насмешливом, по мнению кампаннлатцев, звучании слова «Матрассил» в устах надменных сибов. Однако главным виновником привычки даже при разговоре держать губы поджатыми был климат Гелликонии, слепая сила, заставляющая людей большую часть Великого Года держать рот закрытым.

Расставшись с Указателем в самом южном поселении, путники там же обменяли своих кайдавов на хоксни и дальнейший путь продолжили на них.

За двенадцатым поселением местность начала незаметно, но постоянно повышаться. Подъем продолжался на протяжении нескольких миль. Довольно скоро караван вынужден был спешиться и продолжить дальнейшее восхождение рядом со своими хоксни. На гребне утеса стоял ровный ряд раджабаралов, тонких и высоких деревьев с корой светло-зеленой, как сельдерей. Добравшись до рощицы, СарториИрвраш первым делом приложил руку к стволу ближайшего дерева. Кора была мягкой и теплой на ощупь, как бок хоксни. Задрав голову, он долго смотрел на мотающиеся на жарком ветре широкие ветви.

– Не вверх надо смотреть, а вперед! - сказал ему один из спутников.

С гребня холма открывался отличный вид на долину, утопающую в голубоватой тени. Дальний край долины был глубокого, удивительно голубого цвета, переходящего в синий, - то было море.

Лихорадка СарториИрвраша ушла, и он забыл о ней. Воздух был напоен новыми, незнакомыми ароматами.

Когда караван наконец добрался до порта, разволновались все, даже невозмутимые северяне. Порт носил название, типичное для говорящих на сибише, «Рангобандриаскош», играл роль столичного центра для всех близлежащих поселений, через которые путники порой проходили, и повторял их планировку, за одним исключением: он представлял собой не полный круг, а половину круга, с высокой церковью на маковке прибрежной скалы; в башенке на крыше был устроен маяк. Другая половина порта-полукруга лежала где-то за водами Панновальского моря.

У причалов стояли корабли. Все и вся было по-морскому чисто выдраенным и экономным. В отличие от большинства народностей Кампаннлата сиборнальцы были прирожденными мореходами.

Проведя ночь в странноприимном доме при церкви, на восходе Фреира посольская делегация вместе с другими пассажирами поднялась на борт одного из ожидавших у причала кораблей. СарториИрвраш, который прежде ни разу не бывал на судне крупнее ялика, немедленно отправился в отведенную ему каюту, повалился на кровать и заснул. Когда он наконец проснулся, корабль готовился отчалить от берега.

Исполненный любопытства, он бросился к квадратному иллюминатору.

От стоящего низко над водой Беталикса стелилась серебристая дорожка. Соседние корабли выделялись голубыми силуэтами, их детали были неразличимы, а мачты походили на безлистый лес. Совсем рядом с бортом какой-то парень в лодке, с силой налегая на весла, греб по волнам. Лучи Беталикса, падая почти параллельно морю, скрадывали детали, и молодой человек и его лодка сливались перед глазами СарториИрвраша воедино, в маленького черного водяного кентавра, который, как заведенный, откидывался назад, поднимал весла и снова подавался вперед. Медленно, гребок за гребком, лодка продвигалась по водяной шири с мелкой волной. Весла с плеском падали в воду, спина гребца ходила мощным шатуном, и в конце концов советник заметил сквозь слепящий свет (тут же вновь поглотивший картину), как лодка добралась до бетонных столбов мола.

Глядя на молодого гребца, СарториИрвраш вспоминал, как сам, еще мальчиком, возил кататься на озеро двух младших братьев. Он увидел перед собой как наяву их улыбающиеся лица, руки, пропускающие между пальцев бегущую воду. Сколько ее с тех пор утекло, сколько всего перемололось. Но ничто не ушло без следа. Его труд, его «Азбука», обошлась ему недешево.

Сверху с палубы донесся быстрый топот босых ног, громкие выкрики, скрип такелажа - команда ставила паруса. Когда свежий ветер надул парусину, толчок почувствовался даже в каюте. С причала раздались прощальные крики, на палубу полетели швартовы. Бывший советник начал плавание к северному континенту.

Плавание растянулось на семь дней. Корабль смещался на норд-норд-вест, и дни Фреира становились длиннее. На закате сверкающее светило медленно утопало в море где-то впереди прямо по курсу судна и каждое утро на рассвете восходило из воды на северо-востоке, всякий раз проблуждав в неизвестности на равное количество минут меньше.

Госпожа Денью и ее спутники не переставали расписывать СарториИрврашу радужные перспективы, а прозрачность окружающего мира с каждым часом уменьшалась. Довольно скоро корабль окутало то, что один моряк, как удалось подслушать бывшему советнику, назвал «Ускути-болтушка». Густая коричневатая хмарь, смесь песка и дождя, опустилась на корабль со всех сторон, заглушив плеск волн под носом судна, покрыв все что можно тонкой пленкой липкой влаги.

Однако оказалось, что это явление природы не обеспокоило никого, кроме СарториИрвраша. Он обратился с вопросом к капитану, но тот быстро его успокоил.

– В моем распоряжении достаточно навигационного оборудования, чтобы провести корабль даже по подземным пещерным морям. Хотя, например, наши новейшие разведывательные корабли оборудованы еще лучше.

И капитан предложил СарториИрврашу заглянуть в его каюту. На столе в капитанской каюте лежала расстеленная таблица дневной высоты солнц, необходимая для определения широты, а также плавающий компас, циркуль и инструмент, который капитан назвал ночным ориентиром: с его помощью можно было рассчитывать восход некоторых звезд первой величины и оценивать время ночи относительно полуночи по одному или другому солнцу. Корабль был также оснащен приборами для навигации вслепую путем оценки отрезков пути, измеренных по карте.

Когда СарториИрвраш, внимательно и с интересом слушавший рассказ капитана, принялся делать в своем дневнике пометки, на марсе раздался испуганный крик впередсмотрящего, и капитан заторопился на палубу, по пути сыпля такими отборными и солеными ругательствами, какие Азоиаксик Единственный вряд ли мог рекомендовать к повседневному употреблению.

Крики впередсмотрящего доносились из-за завесы дождевой мороси, из мутных коричневых облаков. Облака разрывались и ускоряли бег. Неожиданно вынырнувший из тумана корабль, не уступавший тому, на котором плыл СарториИрвраш, пронесся мимо в футе от леера до леера, вряд ли больше. Мимо пролетели лампы, фонари, яростно оскаленные лица, занесенные кулаки, которые грозили, проклиная, - потом все так же стремительно исчезло, канув в колышущуюся липкую влагу. Сиборнальский корабль снова остался в одиночестве.

Пассажиры-сиборнальцы объяснили чужеземцам, что встретившийся им только что корабль - рыбачья шхуна с Ускути, промышляющая вдали от берега сельдь кошельковым неводом. Рыболовецкие корабли были небольшими плавучими фабриками и брали на борт, кроме рыболовов, еще и бондарей и засольщиков, потрошащих, солящих и закатывающих в бочки добычу прямо посреди моря.

Выведенному из равновесия недавней нешуточной угрозой гибельного столкновения СарториИрврашу было не до рассказов о сиборнальском рыбном промысле. Удалившись в свою насквозь отсыревшую из-за дождя каюту, он улегся на койку и долго лежал дрожа. Вскоре их кораблю предстояло войти в бухту Аскитош, находящуюся, насколько помнил СарториИрвраш, на 30-м градусе северной широты, всего пятью градусами южнее тропика Каркампана.

На седьмой день плавания стена тумана начала медленно редеть, хотя видимость еще долго оставалась неважной. Постепенно выяснилось, что море вокруг корабля просто усеяно рыболовными шхунами.

Мало-помалу непонятный растянутый вдоль горизонта мазок начал превращаться в береговую линию северного континента. При ближайшем рассмотрении северный берег оказался ровной полосой песчаника, отделяющей вздымающуюся далее плодородную почву от моря.

Очевидно приободренная видом своей родины и ее близостью, госпожа Денью Пашаратид неожиданно разразилась целой лекцией на географическую тему, обращаясь к СарториИрврашу. Прислушиваясь к излияниям жены посла, бывший советник разглядывал качающиеся вокруг на волнах большие и малые суда. Наступление льдов от полярного круга на юг заставило ускутов обратиться за пропитанием к морю. О полярных областях в Кампаннлате говорили почтительным шепотом. Полоса плодородной земли между приближающимися льдами и морем неуклонно сокращалась. Ежегодно приносимый морем богатый урожай по значению не уступал урожаю, сжинаемому в полях на двух равнинах страны, ее главных житницах, упоминание о которых госпожа Пашаратид сопроводила неопределенным движением руки в западном направлении. Равнины находились очень далеко отсюда.

– Насколько далеко? - спросил СарториИрвраш.

Махнув рукой на запад, госпожа Денью заговорила о населении Сиборнала, отзываясь о разных народах коротко и точно, но с разной степенью почтительности и уважения, словно знала представителей многих из них лично; так, будто представители этих народностей выстроились перед нею в ряд, а она поименно называла их бывшему советнику, после чего подробно рассказывала о каждом. «Такое впечатление, что они готовы немедленно выступить на завоевание Кампаннлата» - подумал СарториИрвраш.

Ускутошк, Лорай, Шивенинк с Великим Колесом, Брибахр, Каркампан.

Главными были Брибахр и Каркампан.

Когда жена посла закончила долгое подробное перечисление, ее палец указал на восток.

– Вот таким образом наши народы взяли в кольцо весь земной шар. Как видите, большая часть сиборнальцев проживает в почти полной изоляции от соседей, стиснутая между льдами и морем. Живется нам тяжело, зато свободно. В Каркампане нас донимают кай-джувеки - хотя люди в тех краях почти не живут; кроме того, неспокойно в областях Верхнего Хазиза, где есть проход через перешеек Чалц; в Ускутошке мы чувствуем себя более-менее в безопасности, там проживает цвет нашей цивилизации. В гости к нам вы прибыли в лучшее время года, когда в небе стоят одновременно и Беталикс, и Фреир. В остальное время Великого Года, когда Фреир большую часть дня скрывается за горизонтом, в нашей стране царит холод, и климат существенно ухудшается. Когда-то говорили, что тогда правит Вейр-Зима, знаменитый персонаж сказок и легенд… Тогда льды движутся с севера на юг, оттесняя к югу и нас, ускутов, как мы иногда себя называем. Не многим удается пережить такую тяжелую пору. Многие умирают. Очень многие.

Говоря это, госпожа Пашаратид использовала форму будущего продолженного времени.

Хотя на палубе было относительно тепло, сиборналка передернула плечами, словно от озноба.

– Другие люди будут жить в такие тяжелые времена, не мы, иные - смелее и выносливее нас, - проговорила она. - К счастью для меня и моих современников, эти времена еще очень далеко, хотя о них не просто забыть. Мне кажется, память о холодах живет у нас в крови… О том, что Вейр-Зима когда-то обязательно придет снова, мы помним всегда.

Из порта в город их повезли в удобном четырехколесном экипаже с верхом из вышитого полотна. Усевшись в экипаж, советник, госпожа Пашаратид и один из ее молчаливых спутников некоторое время ждали, пока люди-рабы укладывали в сетки на запятках и крыше их багаж. Экипаж был запряжен четверкой желтых как желток лойсей, довольно резвых. Ехать предстояло по одной из дорог, уходящих от набережной и порта в глубь континента.

Когда в окошке кареты показался силуэт величественного собора, СарториИрвраш попытался упорядочить первые впечатления, от которых его уже распирало. Более всего его удивил тот факт, что экипажи, которых на дороге было великое множество, в основном были изготовлены не из дерева, а из металла: оси повозок, борта, даже сиденья, на которых восседали пассажиры, - все было из металла.

Металлические предметы мелькали повсюду. Прохожие на улицах - более спокойные и сосредоточенные, в отличие от горланящей и толкающейся матрассильской толпы, - несли металлические лестницы и ведра, уже виденные советником на борту корабля; многие прохожие, очевидно военные, щеголяли в блестящих металлических кирасах. Выходящие на улицы двери большинства зданий - сооружений величественных и монументальных - были забраны металлическими решетками, зачастую хитроумно украшенными, с барельефами и табличками с именами хозяев, словно их обитатели твердо вознамерились жить в своих домах во веки вечные, что бы ни происходило со льдами полярного круга.

Облачная дымка в небе заслоняла землю от жара Фреира, который, на взгляд чужеземца, в полдень стоял в этом северном небе странно высоко. В городе пахло гарью. Несмотря на то, что леса Сиборнала сравнительно с дикими джунглями Кампаннлата выглядели худосочно-редкими, страна обладала богатейшими запасами угля, торфа и металлических руд. Выплавка металлов из руд производилась на небольших заводиках, разбросанных по всему городу. Каждый металл производили строго в выделенном для этой цели районе. Выплавленный металл очищали, прокатывали и ковали, вокруг фабрик теснились вспомогательные производства со своими рабочими и рабами. За последнее поколение выплавка металла стала обходиться дешевле, чем заготовка дерева.

– Наш город очень красив.

Спутник госпожи Пашаратид наклонился к кампаннлатцу, чтобы поделиться с ним своими впечатлениями.

СарториИрвраш кивнул, но промолчал - он казался себе странно маленьким и беззащитным, озирался настороженно, дышал неглубоко, пугаясь посторонних запахов.

Из окна экипажа он взирал на спланированный в виде «половинки колеса» Аскитош. Великолепный собор служил осью колеса. За полукругом домов шел полукруг полей и ферм, потом снова дома, опять полукругом, и так до бесконечности, раз за разом, подавляя кампаннлатца невероятным размахом.

Конечной целью поездки в металлическом экипаже стало строгое монументальное здание, похожее на огромную коробку, с окнами в виде высоких вертикальных щелей. Двойные входные двери здания были из металла; над дверями висела вывеска с надписью: «Первый коллектор, сектор шестой». «Коллектор» на поверку оказался помесью гостиницы, монастыря, мужского и женского, школы и тюрьмы, насколько сумел разобраться СарториИрвраш, когда, осмотрев свою похожую на камеру комнату, прочитал висящие в рамке правила проживания и распорядка.

Из распорядка дня следовало, что приемов пищи два, в двадцать минут пятого и в девятнадцать часов, что молиться можно (по желанию) каждый час в церкви на верхнем этаже, что доступ в сад для отдыха и медитации возможен в течение всего дня, что наставления (что бы это значило?) можно получить в любое время и что для того, чтобы покинуть здание, любой проживающий сначала должен получить разрешение.

Вздохнув, СарториИрвраш вымылся и в сумрачном расположении духа уселся на узкую кровать. Гостеприимство ускутов, как и многое в них, было энергичным и беспокойным, и уже довольно скоро в его дверь постучали, советника вызвали из комнаты и препроводили на банкет.

В длинный и приземистый пиршественный зал свет проникал только через окна - выглянув, можно было различить оживленную толпу на улице. Паркетный пол не был застелен коврами, а основным предметом роскоши, даже несколько преувеличенной, был огромный гобелен, висящий напротив двери на дальней стене; там на алом фоне было выткано Великое Колесо, влекомое по небесам гребцами с блаженными улыбками на лицах и в лазурных одеждах к колоссальной фигуре Матери, из чьих ноздрей, рта и грудей на алый небосклон изливались потоки звезд.

Потрясенный СарториИрвраш не в силах был отвести от гобелена глаз, а руки у него так и чесались - до того ему хотелось черкнуть несколько слов в верной книжице или хотя бы набросать рисунок, но это ему не удалось, так как, едва ступив в зал, он был немедленно представлен дюжине незнакомых ему сиборнальцев, встретивших его за столом стоя. Его имя было официально объявлено, после чего госпожа Пашаратид поочередно представила ему присутствующих. Бывший советник протянул по кампаннлатскому обычаю руку для пожатия, но никто не ответил на его приветствие: не в обычаях этой страны было при встрече касаться руки другого человека, если тот не входил в родственный клан или семью.

Вникая в речь госпожи Пашаратид, СарториИрвраш пытался запомнить называемые ему звучные, но непривычные для слуха имена, но из всего перечисленного в памяти у него твердо запечатлелось только «Оди Джесератабхар», и то лишь потому, что имя это принадлежало затянутому в сине-серую униформу адмиралу воинов-священников, причем даме. Госпожа адмирал была по-своему красива суровой красотой, ее светлые волосы были заплетены в две тугие косы, уложенные конусами, суживающимися кверху наподобие рогов, что придавало ей, с точки зрения борлиенца, одновременно внушительный и комичный вид.

Приветливо-вежливо улыбнувшись кампаннлатскому гостю, присутствующие принялись рассаживаться за столом, огласив своды зала скрежетом металлических ножек стульев по голому полу. Как только трапезничающие уселись, наступила тишина, в которой председательствующий обладатель сана, поднявшись с места, прочитал молитву. Все остальные слушали священные слова молча, сосредоточенно, приложив ко лбу указательные пальцы, и, по-видимому, молились про себя. Желая проявить уважение, СарториИрвраш сделал то же самое. Застольная молитва читалась на быстром и трудноразличимом сибише, с частым использованием настоящего продолженного, условно-неизменного, прошлого-в-настоящем, переходного и прочих времен, предназначенных всеми возможными способами передать благодарность Азоиаксику Единственному. Длительность молитвы возможно должна была означать отдаленность Бога от молящихся.

Когда наконец молитва закончилась, девушки-рабыни подали разнообразные кушанья, по преимуществу вегетарианские, за исключением рыбы, представленной в широчайшем разнообразии и поданной на сырой или же только что сваренной съедобной морской траве множества сортов. К кушанью были предложены фруктовые соки и алкогольный напиток под названием йудл, который гнали из морской травы.

Больше прочих СарториИрврашу понравилось блюдо, которое он откушал с истинным удовольствием, - церемонно поданное изжаренное целиком на вертеле животное, которое он, распробовав, принял за свинью. Сверху жареное мясо покрывал восхитительный сметанный соус, запекшийся корочкой. Председательствующий, назвавший кушанье «древесным браем», лично отрезал советнику лучший кусок грудинки. Лишь по прошествии нескольких дней советник случайно узнал, что в действительности «древесный брай» не что иное, как жареный нондад - традиционный ускутский деликатес, подающийся к столу только чтобы попотчевать уважаемых гостей.

В самый разгар трапезы госпожа Пашаратид обошла стол и приблизилась к стулу СарториИрвраша.

– Госпожа адмирал воинов-священников сейчас выступит с небольшим сообщением, касающимся вас, - шепнула жена посла. - Хочу предупредить: обращайте на ее слова поменьше внимания и не принимайте их близко к сердцу. Я знаю, вы человек разумный и знаете цену словам. Тем не менее я не хочу, чтобы вы, услышав то, что вскоре, вероятно, прозвучит, затаили на нас злобу и тем более считали, будто я коварно заманила вас в стан неприятеля.

Услышав подобное, бывший советник немедленно встревожился и даже уронил нож на тарелку.

– О чем вы? Что такое она собирается сказать?

– Госпожа адмирал собирается сделать важное заявление касательно участи вашей страны и моей. Позже Оди Джесератабхар отдельно посвятит вас во все детали. Сейчас же я прошу вас помнить о том, что я привезла вас сюда без злого умысла, желая хоть как-то загладить вину мужа, запятнавшего славное имя своей отчизны, перед вашей родиной. Насколько я поняла, вы не испытываете к ЯндолАнганолу теплых чувств - не забывайте же об этом, и тогда вам будет легче перенести услышанное.

Госпожа Пашаратид вернулась на место. Озадаченный и перепуганный советник остался сидеть, уставившись пустым взглядом в свою тарелку, не в силах проглотить больше ни кусочка.

Едва только основная трапеза закончилась и подали десерт и прохладительное, начались выступления.

Первым с приветственным тостом выступил местная шишка, изъяснявшийся с помощью почти неподвластных восприятию непосвященного официальных терминов. Следом встала госпожа Пашаратид.

После нескольких обычных вступительных фраз супруга посла перешла к главной части своей речи. Вскользь упомянув мужа, она заявила, что считает себя обязанной загладить его дипломатические промахи и столь неловкий отход от дел. Поэтому она посчитала возможным пригласить с собой советника СарториИрвраша, чье положение к тому времени стало весьма плачевным, и привезти его на свою родину, в Сиборнал.

Бывший советник борлиенского двора, видная фигура в ученом и политическом мире, может оказаться весьма полезным как Ускутошку, так и всем странам северного континента, сослужив неоценимую службу для всей страны, и его имя войдет в анналы истории. В чем именно может состоять служба СарториИрвраша, сообщит следующий оратор, всеми уважаемая адмирал воинов-священников, госпожа Оди Джесератабхар.

Предчувствие недоброго оказалось для СарториИрвраша еще более тяжким испытанием, чем йудл для его желудка. Ему до смерти хотелось курить, но, видя, что за столом никто не курил, не курит, не собирается курить и даже не упоминает о курении в условно-неизменном наклонении, он решил покуда крепиться и терпеть и, когда госпожа адмирал поднялась, чтобы держать речь, вместо привычной трубки впился руками в столешницу.

Поскольку госпожа адмирал собиралась сказать нечто очень важное, то для такого случая ею был выбран особый диалект сибиш, которому отдавали предпочтение высшие чины воинов-священников.

– Воины-священники, члены Военного совета, друзья и наш новый союзник, - торжественно начала суровая дама, при каждом слове чуть встряхивая уложенными наподобие рогов косами. - Время - самое ценное, что дал нам Бог, поэтому я стану/буду говорить коротко и сразу перейду к сути. Фреир войдет в полную силу всего через восемьдесят три года, и как только сей день наступит, населяющие Дикий Континент варвары, уже и теперь предчувствующие свой скорый конец, будут окончательно истреблены. Варвары не сумеют/не в силах вынести усиливающийся зной, чего не скажешь о нас, обитателях Ускутошка, проживавших/проживающих в благодатной прохладе, что было/есть/будет благословение Божье.

Одному из главенствующих государств южного континента, Борлиену, уже и сейчас приходится/придется труднее, чем прочим. К нашему великому сожалению, наш старейший неприятель, Панновал, не только не ослаблен жарой, но стал/становится еще сильнее. Сейчас/в будущем в действие могут вступить многие неизвестные факторы, и ситуация выходит/выйдет из-под контроля, вину за что, конечно же, следует возложить на нашего нерадивого посла, развязавшего в Борлиене подпольную торговлю оружием. Виновный должен быть строго наказан, и наказание должно быть/будет скорым и действенным.

Посмотрим правде в глаза: следует ожидать, что дикари южного континента довольно скоро научатся изготавливать грубое подобие наших ружей. А посему мы должны/будем действовать, покуда преимущество все еще на нашей стороне и производство ружей приличного качества в Кампаннлате еще не приняло широкий размах.

План мой не явится новостью для моих товарищей из Военного комитета - я настоятельно рекомендую объявить войну Борлиену и скорейшими темпами оккупировать эту страну.

После этих слов госпожи адмирала за столом повисла тишина. Тишину сменил приглушенный гул голосов. Несколько трапезничающих повернулось к СарториИрврашу, белому как мел.

– Сил, которыми мы в настоящее время располагаем, не хватит, чтобы захватить Борлиен прямой атакой. Но способ оккупировать эту страну и заставить ее подчиниться есть. Не вдаваясь в подробности, замечу, что главные детали этого плана основаны на использовании средств, предоставляемых в наши руки самим королем ЯндолАнганолом, естественно, не по доброй воле, а по незнанию обстановки и неумению просчитывать перспективу. Как только Борлиен окажется в наших руках, мы сможем нанести по Панновалу удар с двух сторон: с юга и с севера.

Не дав белокурому адмиралу закончить выступление, присутствующие разразились громовыми аплодисментами. Люди улыбались друг другу, а потом с улыбкой поворачивались и к СарториИрврашу, хотя бывший советник неотрывно смотрел только на одно - на аккуратно поджатые губки адмирала.

– Наш флот готов выйти в поход сейчас же, - проговорили эти губки. - Мы рассчитываем, что советник СарториИрвраш отправится в это знаменательное плавание вместе с нами и примет в нем деятельное участие.

И снова аплодисменты, хотя на этот раз пожиже; в ладоши били всего считанные единицы.

– Флот отплывет на запад. Я пойду на флагмане, на «Золоте дружбы». Мы намереваемся пойти/пойдем вдоль побережья Кампаннлата, имея целью бухту Гравабагалинен, где находится/будет находиться в изгнании королева МирдемИнггала. К бухте мы подойдем/ собираемся подойти с запада. Мы с советником останемся в Гравабагалинене, чтобы забрать королеву королев из дворца, где она заточена, остальной же флот дойдет/подойдет к Оттассолу, крупнейшему порту Борлиена, и будет подвергать/подвергнет его пушечному обстрелу до тех пор, пока тот не капитулирует.

Народ Борлиена очень любит свою королеву. Советник СарториИрвраш объявит о создании в Оттассоле нового правительства, возглавляемого королевой МирдемИнггалой, в котором сам станет премьер-министром. Так война будет выиграна без единого сражения на суше.

Я уверена, что реальность моего плана ни у кого из вас не вызывает сомнения. Нашего достопочтенного гостя и королеву-варварку, произведенную на свет Шаннаной Трибриатской, объединяет общая ненависть к королю ЯндолАнганолу. Королева будет рада снова взойти на трон. Ее правление, конечно же, будет протекать под нашей неусыпной опекой.

Как только Оттассол прочно окажется в наших руках, наши корабли с войсками на борту начнут подниматься/поднимутся по реке к столице, Матрассилу. Из донесений моих агентов следует, что в столице мы найдем дружественную поддержку в лице отца королевы королев и сплотившейся вокруг него оппозиционной коалиции. Шаткому правлению короля ЯндолАнганола будет без помех положен конец. Он будет выведен из игры путем физического устранения. Мир ничего не потеряет, оставшись без этого приспешника фагоров.

Когда Борлиен окажется в нашей власти, мы сразу же нанесем разящий удар на север, через весь Дикий Континент, из Оттассола прямо на Рангобандриаскош.

Собравшиеся здесь мои друзья, все вы так или иначе исполните ведущую роль в будущих действиях. Предавайтесь же отдыху - впереди ждет тяжелая, но достойная работа, а кроме того, всемирная слава. По нашему плану, если будет на то воля Божья, основная часть флота сможет выйти/выйдет/должна будет выйти из порта с восходом Фреира через два дня.

Перед нами алеет/будет алеть заря великого будущего, друзья.

На этот раз аплодисменты были подобны грохоту горного обвала.