Лесовка

Глава 14. Спасение

Самойлов зажмурил глаза, его смерть за спиной. Страшная смерть. Она обвила кольцами тело, медленно сжимая. Не вздохнуть. Не пошевелиться. Не вскрикнуть.

Внезапно сверкнула молния, которую Константин принял за предсмертные спецэффекты. Однако удушье остановилось, чудовищная хватка ослабла.

Снова вспышка. За ней еще. Еще.

Со спины на Самойлова летели ошметки болотной твари. Противно. Гадко. Мерзко.

Тело освободилось от стального захвата и снова погрузилось в губительную трясину.

Рядом с ним упала толстая палка и стала медленно погружаться в жижу. Константин, как завороженный смотрел за тонущим шестом.

— Хватай, дурак! Спасайся! — кричала с ближайшей кочки черная кошка.

Самойлов воспрянул духом, увидев рядом Ягодку. Все-таки вернулась, не бросила. Крик Ягодки вывел Константина из ступора. Раньше ему как-то не приходилось попадать в подобные ситуации, неудивительно, что растерялся с непривычки.

Он схватил палку, воткнул ее в дно. А вот дна-то и не было. Длинный шест медленно погружался в трясину. Константин облокотился на палку и начал по ней карабкаться, как по канату, пока она полностью не скрылась в бездонной топи.

Рядом появилась Василиса с длинной косой, в зеленом платьице и босиком. Через плечо были перекинуты лапти.

«Моя первая галлюцинация», — вспомнил Самойлов, как гонялся за Василисой в лесу. Она крепко схватила Константина за руку, вытягивая из трясины. Лапти с девичьего плечика соскользнули в коричневую жижу, которая поглотила их за считанные секунды. Вскоре Самойлов выбрался на безопасную кочку, весь мокрый и грязный. Его била нервная дрожь. Парень оглянулся на место чуть не ставшей могилой. Никаких следов трагедии или присутствия страшной рептилии. Болото мгновенно скрыло все следы и улики, словно и не было ничего.

— Спасибо, — поблагодарил он и, не сводя глаз, таращился на спасительницу, как астроном на новую звезду, — кто ты?

— Пойдем. Я выведу тебя на дорогу, — Василиса проигнорировала вопрос и вела себя довольно грубо, как показалось Самойлову.

На самом деле лесовка боялась, что Константин узнает, кто виновен в том, что он заблудился и много раз чуть не погиб.

Заклинание разряда, которым она избавилась от пиявки, отняло большую часть сил у Василисы, и пополнить запасы магии на вражеской территории оказалось не так легко. По их душу уже выпустили боевых кикимор. Они шли отнять добычу и наказать преступницу, нарушившую лесные законы. Василиса торопилась убраться с болота, пока еще имелся шанс. Константин был слишком медлителен и катастрофически неуклюж.

— Жаль лапти-скороходы утонули, — прошептала лесовка, наблюдая, как разъезжаются ноги у Самойлова на скользкой почве.

Впереди ловко прыгала с кочки на кочку черная кошка, часто останавливалась, чтобы подождать путников.

Пока шли по редким островкам через болото, поднялся туман. Лесовка напряглась, заметив белую поволоку, которая наползала со всех сторон. Туман был не густым, слегка холодным и сырым.

— Что это была за тварь? — спросил Константин спасительницу после долгого молчания.

Идти молча Самойлов не мог, хотелось говорить, чтобы поверить в то, что он жив и все это реальность.

— Охотничья пиявка, — коротко ответила лесовка.

— Никогда о таких не слышал. Наивно полагал, что пиявки с палец ростом и исключительно полезные и лечебные существа.

— Эти не лечат, а калечат.

— Трудно подумать, что произошло бы со мной, не окажись ты рядом.

— Почему трудно, это всем известно, — пожала плечиками, идущая впереди Константина лесовка, — стал бы говнянником.

— Кем? — Самойлов опешил от известия.

Туман на болоте уплотнился, путники не видели собственных ног, черная кошка утонула в белом мареве. Константин растерялся и резко остановился — куда ступать и без тумана с трудом угадывал, а тут видимости совсем никакой. Так недолго утонуть и попасть на обед к пиявке. Кто такой говнянник он понятия не имел, но уже от одного названия становиться им не хотелось категорически.

— Не останавливайся, здесь с каждой минутой все опаснее находиться, — прикрикнула Василиса, тут же устыдившись своей грубости, осеклась.

Помолчав с минуту, решила ответить ивашке, который, несмотря на страх, плелся следом, как баран на закланье:

— Пиявка, высосала бы тебя почти досуха, затем поглотила и переварила, завтра из нее вышла бы бесформенная субстанция темного цвета и жутко вонючая, проще говоря, родился бы говнянник.

— А чем занимается этот… вонючка? — Константина передернуло от подробностей.

Совершенно не улыбалось оказаться в желудке болотной твари в виде хорошо переваренного фарша и выйти наружу естественным для завершающего этапа пищеварения путем.

— Служит болотнику, конечно.

— А как ты с пиявкой справилась?

— Тш-ш! Помолчи, — осекла его лесовка и замерла на месте.

Туман рассеялся, так же внезапно, как и появился, словно и не было его вовсе, Василиса закричала:

— А теперь беги!

— Что? Куда? Почему? — Константин завертел головой в поисках опасности.

Лесовка схватила его за руку и резко дернула на себя. Он поскользнулся и рухнул на Василису, вместе с головой окунулись в болотную гущу.

— Вылезай! Быстро! — кричала хозяйка леса, толкая Самойлова на сушу, когда оба вынырнули из воды.

На кочку, с которой столкнула его лесовка, из болотной жижи выползала сгорбленная безобразная старуха.

Константин вскарабкался на твердую поверхность и замер. Женщина в грязных лохмотьях с обезображенным лицом, вытянув скрюченные руки, двинулась к Самойлову. Старость на ее лице не скрывала опасность, исходящую от зловещего оскала с мощными зубами в распахнутой пасти и острыми когтями на длинных пальцах.

— Беги! Беги, что есть мочи! — заорала лесовка, все еще плавающая в трясине.

Сама кинулась в сторону старухи, схватила за ногу и, рывком, опрокинула в булькающую жижу. Обе скрылись в грязной воде и долго не показывались на поверхности, которая постепенно стала разглаживаться.

Самойлов ринулся на помощь Василисе, но дорогу перегородила черная кошка.

— Делай, что сказали. Она без тебя управится. Ты ей только мешаешь, — гневно зашипела Ягодка.

— Но она утонет.

— Сколько ж тебя можно спасать?! Двигай, давай отсюда! Да, пошевеливайся! Ох, сколько их тут! — округлила от удивления глаза Ягодка.

Константин обернулся. Со всех сторон выплывали лохматые головы, один в один похожие на ту, что утянула в трясину лесовка, только помельче. Водная гладь болота казалась напичкана ими, словно кусок окорока чесноком и специями.

Самойлов в драке был не столько ноль, сколько отрицательная величина. Даже, если бы имел хоть какую-нибудь боевую или оборонную подготовку, он не понимал, как бы это могло помочь при борьбе с нечистью, во столько раз превышающую по численности. Закралась мысль удивить противника внезапным самоубийством.

Василиса так и не показалась над поверхностью болота. Константин понимал, что столько времени под водой никому не пробыть, а уж в болоте и подавно. Хоть и сожалением, он здраво решил, что лесовка утонула.

Жуткие старухи продолжали приближаться. Плыли слаженно и ловко, словно опытные пловчихи в чистом бассейне. Е удивительно, болото их родная стихия. Некоторые уже вылезли на сушу и с жуткой ухмылкой, похожей на оскал аллигатора, не торопясь, приближались к Самойлову. Словно, знали, что он никуда не денется.

Константин испуганно пятился, стараясь выдать почти паническое бегство за стратегическое отступление. Получалось плохо, очень мешало отсутствие безопасных кочек. Они словно специально прятались, выскальзывали из-под ног.

Ногу Самойлова обхватила грязная когтистая рука, высунувшаяся из болотной жижи, за ней показалась лохматая голова. Ее волосы торчали в разные стороны паклями, обильно покрытые мхом. Рот старухи издавал страшные громкие звуки, похожие на злорадный смех.

Константин видел, как кикимора раскрыла пасть (именно пасть, потому что такое количество зубов во рту просто не поместится), чтобы укусить его за ногу, да что там, такими зубами и перегрызть не долго. Любая акула от зависти лопнет, увидев такую пасть, из которой слюни капали на грязь, как масло на раскаленную сковороду, с шипением растворяясь. Самойлов вырывался, как мог, но железная хватка кривых пальцев, которая сделала бы честь хорошо натасканному бультерьеру, только сильнее вцеплялась в ногу.

Спасло полено. Оно прилетело сверху и садануло по зубам кикимору. Брызнула кровь, красными разводами окрасив болотную жижу. Хватка ослабла, старуха рухнула под воду. Константин хотел оглядеться, узнать, кто мог это сделать, но жуткие твари слишком близко подошли. Пришлось бежать без оглядки. За спиной раздавался громкий на все лады злорадный смех.

Наконец, под ногами ощутилась твердая поверхность, появились деревья, безжизненные, трухлявые, но все лучше, чем болото с его неуемным аппетитом. Твари не отставали. Окружали. Играли с жертвой, загоняя до последних сил.

И смех, смех, смех…

Он сводил с ума, пронзая мозг, оглушая, лишая возможности сосредоточится. Самойлов не выбирал куда бежать, его гнали гончие в смертельную ловушку. Он споткнулся, упал и тут понял, что больше встать не может. Силы оставили его, Самойлов израсходовал весь свой резерв до капли. Второе дыхание за последний час открывалось раз пятнадцать.

— Вставай! Вставай! — задыхаясь, орала Константину в ухо Ягодка, ее дыхание от бешеной гонки тоже сбилось. — Я долго их не удержу. Да, поднимайся же!

Самойлов оторвал голову от земли и увидел, как в стаю старух летели палки, от мала до велика, значительно затрудняя продвижение кикимор.

«Значит, кошка умеет левитировать предметы. Значит, это она спасла меня в овраге и два раза на болоте. Как жаль, что наше знакомство продлилось так недолго. Я еще о стольком не спросил» — в голове роем гудели мысли, не желая собираться в кучку.

— Уходи, я дальше не могу, — прохрипел Константин.

— Слушай, ты столько уже пережил, — запалено дыша, произнесла кошка, — а это такая малость. Осталось дойти до границы, до живого леса. Он уже совсем рядом. Вставай!

Твари приблизились на расстояние десяти шагов. Кошка выгнулась и зашипела. Но, что может сделать такой маленький комочек шерсти, против зверских монстров.

Налетел мощный по силе ветер. Самойлов видел его, но не чувствовал. Сокрушительные потоки воздуха встали между ним и старухами, словно мешая монстрам добраться до него. Половина тварей смело сразу и раскидало ураганом. В воздух уже поднимались пласты земли, выворачивая слабые деревья с корнями.

Оставшиеся кикиморы крепко держались, не теряя надежды схватить добычу. Клыкастые твари по-змеиному шипели и скалили зубы в негодовании. В глазах ясно читалось — пощады не будет.

Ураган стих также внезапно, как и начался. Оставшиеся в живых твари бросились на жертву. Разъяренные и безжалостные. Мелькнула зеленая тень, как яркий лучик солнца, среди серости и грязи. Вот, первая — особо ретивая старуха, лежит ничком и не шевелится. Тень, словно мощная струя воды, била нескончаемым потоком ударов. Она не двигалась, а перетекала с бешенной скоростью, появляясь и тут и там, перемещаясь от одной старухи к другой в сумасшедшем ритме, в боевом танце, едва уловимым простым взглядом. Зеленый вихрь сметал, сминал и брезгливо выплевывал болотных тварей.

Одна из старух сумела прорваться и кинулась к Константину и Ягодке, получив от последней корягой в лоб. Тварь вскрикнула и отпрянула, такого кикимора не ожидала. Помедлив секунду, она бросилась в новую атаку. Старуха успела сделать лишь один шаг, как на нее хлынул огненный поток, словно раскаленная лава. Миг и не стало старухи.

Все закончилось. Вихрь успокоился, а на поляне появилась лесовка в помятом зеленом сарафане с листиками.

Болотник Тоф

— Какая женщина! — восклицал Тоф, глядя за разворачивающимися боевыми действиями на болоте через блюдечко, по которому наворачивало круги яблоко, — точно женюсь!

— А она-то захочет? — ухмылялась навка. — Вона как человека защищает. Неспроста, видно приглянулся.

— Да ну, — отмахнулся болотник, — что за боломуть несешь?

— А с чего бы тогда ей законы нарушать, с чего она его вообще в лес завела супротив воли отца? — навка рассуждала и ходила вокруг Тофа, склонившегося над блюдечком.

Правитель болот все больше и больше хмурил брови, слушая, речи советницы.

— Видно, величество, что не хочешь принять истину.

— Какую такую истину, рыба бездушная? — проревел Тоф и стукнул кулаком по дубовому столу, отчего блюдечко подпрыгнуло и перевернулось, а яблочко скатилось на пол прямо в рот довольному колобку.

— А ну плюнь! Плюнь, окаянный, кому говорю! — кричал болотник и рвал на себе и без того не густую шевелюру.

— От проглот! — вскинула руками губительница душ и пнула сгоряча колобка босой ногой промеж глаз.

Тот подлетел под потолок и зычно шмякнулся о лавку, от греха подальше спрятался под нее, злобно зыркая из темноты.

— Может, мы его мало кормим? Ну, все добро уже съел, кашалот проклятый! Третье вещательное яблоко, оно же и последнее. Не так давно сжевал скатерть-самобранку, теперь казне лишние растраты на повара. Цветик — семи цветик схарчил, ни одного лепестка использовать не успели! Ух, жуть волосатая, все, сегодня вкусного больше не получишь!

— Я тебя спрашиваю, о какой такой истине толкуешь? — повторил вопрос Тоф, махнув рукой на надоевшего колобка, который рядом с Утопией почему-то был плюшевым и не кусачим.

— Да ясно все, как черна ночь. Василиска с пеленок была своевольна. Зря отец не порол ее! — покачала головой Советница. — Вот и вышла — бедова дочь.

— Не темни, говори, что на уме, — перебил болтовню навки болотник.

— Так я и говорю, замуж ей пора, сколько уж к ней свататься женихов приезжало, а ты так каждую неделю нос свой кажешь.

— Ближе к делу, язва!

— Думаю, отец ей наказал определиться с суженым, а она ему назло все, за ивашку замуж собралась. Завела в лес и испытывала. С чего бы лесовке зеленых кровей мараться за простого человечешку? Сам посуди. Только во вред батюшке. Из-за юного максимализму все!

— Складно складываешь, душегубка. Но и это нам на руку. Есть у меня один план, сразу две души затопим — и ивашку сгубим, и Василису мне в жены заполучим, да и Хозяину подлянку подложим. Век не забудет!