11

— Гриша, иди завтракать.

Впервые за неделю он проснулся не от прихода Анки. Ну и к черту ее, раз она такая дура. Из окна в комнату падали раздражающе яркие лучи света, лучше бы дождь пошел. Он сел на кровати, подтянул колени к себе, привалился спиной к ковру и мрачно сидел, пока в комнату не зашла бабушка.

— Иди завтракать.

— Нет.

— А это был не вопрос.

Гриша лег лицом к ковру и натянул одеяло на голову. Бабушка схватила одеяло за край и сдернула его, Гриша вцепился руками в кровать.

— Вставай, умывайся, быстро.

Он вцепился в кровать еще сильнее, но бабушка не стала пытаться его поднять, она просто вышла из комнаты, будто не сомневаясь в том, что он послушается. Гриша разозлился еще сильнее. Он продолжал лежать еще минут пять и думать, что делать дальше: сбежать и жить одному в лесу, найти колдунью, подружиться с ней и натравить ее на Анку и ребят, уговорить их сглазить, чтобы у них прыщи на заднице выскочили. Дальше лежать ему надоело, к тому же был риск, что бабушке придется повторять трижды, а она и дважды повторять не любила, и Гриша пошел завтракать, но с бабушкой демонстративно не разговаривал и даже не смотрел на нее.

Еще и волк куда-то запропастился. Волк не появлялся третий день, он и раньше уходил в лес, но обычно возвращался на следующее утро, максимум на второй день. С ним не могло ничего случиться, скорее, случиться могло с теми, кто встретит волка, но Грише было грустно без него, он хотел рассказать последние новости и погулять вдвоем. К тому же он не хотел встречаться с Киром без волка, не нравилось ему, как тот на него смотрел, не то чтобы он боялся, но все-таки.

Мальчик доел кашу, помыл тарелку и ложку, с грохотом положил их на сушилку, чтобы бабушка поняла наверняка, что он недоволен, и ушел. Деревня привычно пахла навозом, солнце грело даже слишком сильно. Чем заняться, было непонятно. Круто было бы искупаться в озере, но он боялся встретить там ребят. Точнее, не боялся, а не хотел. Он быстрым шагом дошел до конца улицы, у больницы не было машин, и он зашел внутрь — и чуть не задохнулся от тяжелого запаха духов, запаха тети. Посетителей не было, тетя сидела за столом и рассматривала пузырьки с лаками для ногтей.

— Чего такое, зайчик?

— Гулять иду.

— Ну давай, в лес идешь? Глубоко не заходи, в болота не лезь. А чего один, где Анка, где волчара твой, не вернулся еще?

— Не вернулся.

— Красный или коричневый? — спросила тетя, показав на шеренгу пузырьков. — Или мятный? Лето же, черт возьми, пусть будет мятный. Или нет, как-то несерьезно будет, если я буду с мятными ногтями, клиенты не поймут. Лучше коричневый.

Гриша сидел на стуле напротив и раскачивал ногой.

— Ты о чем-то поговорить хотел? — внимательно посмотрела на него тетя.

— Нет.

— А чего пришел?

— Просто.

Он и правда не понимал, зачем пришел.

— Ну ладно, — пожала плечами тетя. — Но, если захочешь поговорить, я всегда тебе рада, имей в виду.

— Я пойду, — ответил Гриша, встал, стул с грохотом опрокинулся. Что за день.

Он поднял стул, поставил его на место и вышел из больницы. После полумрака показалось, что на улице стало еще ярче, он поморщился.

— Погоди секунду! — крикнула вслед тетя и через минуту вернулась с пакетом, в котором лежало три овсяных печенья и пять конфет. — Возьми. И если захочешь поговорить, приходи.

Гриша пошел к лесу, на ходу разгрызая первое печенье. Он решил съесть два печенья, третье оставить для волка, а конфеты съесть, пока волк будет есть печенье. Волк не очень любил овсяное печенье, но очень любил, когда его чем-то угощали, всегда ел предложенное до последней крошки, а после вежливо облизывался. К тому же он, наверное, три дня питался одними зайцами и соскучился по нормальной еде.

Рядом с рекой, на скамейке в двадцати метрах от моста, сидели Кир и Назаровы. То есть они не на озере. Заметив Гришу, они встали со скамейки и пошли к мосту. Гриша замедлил шаг. Пацаны молчали. «Я не боюсь», — сказал себе Гриша, поднял голову и пошел к мосту, стараясь выглядеть так, будто он и правда не боится, но, приблизившись к пацанам, все-таки вздрогнул и на всякий случай свистнул и крикнул «Ко мне!», будто обращаясь к волку, который где-то здесь недалеко. Назаровы стали озираться по сторонам, а Кир только ухмыльнулся своей мерзкой ухмылочкой. Гриша вступил на мост и пошел, насвистывая и помахивая пакетом с печеньем, стараясь не ускоряться, но на середине моста не выдержал и все-таки пошел быстрее. Он не оборачивался, но спиной чувствовал взгляд Кира и его ухмылку.

Зайдя в лес, он дошел до поворота тропинки и теперь, когда его точно не было видно от моста, не выдержал и побежал. Он добежал до изогнутой березы, свернул с тропинки и некоторое время быстро бежал по мху, веткам и листьям. Его никто не преследовал. «Построю шалаш, — думал мальчик, — построю шалаш и буду жить в нем». К черту эту деревню, этих людей, Анку эту глупую, бабушку, всех. Может, уговорить отца, когда тот приедет, чтобы он забрал его с собой в город на работу? Они будут втроем с отцом и дядей Сашей строить дома, сидеть на раскачивающихся лесах высоко в небе и есть бутерброды с белым хлебом и колбасой, запивая их чаем из термоса, а чертову кашу и компот есть не будут больше никогда, потому что кашу на леса не затащишь — она разольется. С другой стороны, где будет волк, в небо он точно не полезет, да и города не любит.

Мальчик лежал на влажном мху, утопая в нем как в перине, и смотрел на раскачивающиеся на ветру кроны высоких сосен. Вдали запел тетерев. Волк все не появлялся. Вообще, он уже должен был почуять мальчика и прибежать. Гришу кольнуло нехорошее предчувствие, но он отогнал от себя плохие мысли. Видимо, волк просто ушел дальше обычного, отдыхая от деревенской жизни, и не может почуять его на таком расстоянии.

Гриша вздохнул, убедил себя, что ребята давно ушли, а если не ушли, то он просто от них убежит — в конце концов, на краю поселка в больнице сидит тетя, и бежать до нее от моста совсем недалеко, — и пошел обратно. На тропинке ребят не было, на мосту тоже, он быстро дошел до больницы, остановился, посмотрел на солнце — до обеда была еще масса времени — и решил взять велосипед, на котором дурацкая Анка чуть-чуть научила его ездить, и поехать кататься. . . .

Он ехал по проселочной дороге на велосипеде — слева лес, справа лес, сзади, уже в паре километров от него, поселок. Равновесие он уже почти научился держать. Воздух пах хвоей, пылью и мокрой травой, пели цикады. Гриша крутил педали. Настроение его улучшилось, жаль только, что волк не бежит сейчас рядом. Один раз цепь с велосипеда соскочила, он завилял, Гриша спрыгнул и натянул цепь обратно, измазал руку в черном масле, вытер о футболку и поехал дальше. Из-за поворота выехал дед Ваня на старенькой красной «Ладе» и проехал, задымив из выхлопной трубы всю дорогу. Увидев машину, Гриша вспомнил, что отец с дядей должны скоро вернуться, и обрадовался. Может, они привезут что-нибудь интересное из города. Как-то они привезли ему деревянного клоуна, который распахивал челюсть, говорил «привет» и смеялся, если ударить его по голове.

— Какая жесть, — сказала бабушка, — у мальчика кошмары будут. Да что у мальчика — у меня. Вы где это нашли, вы зачем ребенку это притащили?

— Перестань, мам, — ответил отец, — Грише вот нравится.

— Привет! — сказал клоун и захохотал.

— Когда-нибудь я сбегу из этого дурдома, — сказала бабушка и ушла на кухню.

Танечке привезли тогда большой разноцветный леденец, она разрешила Грише пару раз его лизнуть, а он разрешил ей ударить клоуна по голове. Классный был клоун, жаль, они при переезде не взяли его с собой.

До поселка оставалось меньше километра, когда он увидел пацанов, идущих по дороге. Они заметили его издалека, остановились и слезли с велосипедов. Анки с ними не было, их было трое, Кир стоял чуть впереди. Гриша затормозил, первой мыслью было развернуться и поехать в обратном направлении, но как — он ездит на велосипеде гораздо хуже них. Вот убежать по лесу он бы точно смог. Гриша подумал, что можно бросить велосипед и побежать в лес, но вдруг они сломают или спрячут велосипед, как он без велосипеда потом... Отец расстроится.

Гриша решил прорваться. Он начал крутить педали все интенсивнее, вставал на них с сиденья, нажимал всем весом, разгонялся все сильнее. Но, когда он приблизился, Кир бросился к нему и ногой ударил по колесу. Гриша перелетел через руль кубарем, проехался животом и коленями по пыльной дороге, мгновенно стерев руки и ноги до крови.

Он попытался вскочить и броситься в лес, но Кир повалил его обратно на землю пинком под колено и начал бить ногами по животу, груди и лицу. Назаровы подскочили и тоже пару раз ударили его ногами, но Кир бил гораздо яростнее. Гриша пытался отбиваться, ему удалось перевернуться на спину и один раз ударить его в ответ, но встать все не получалось.

— Это тебе за бабку, тварь, — сказал Кир, это было единственное, что он произнес.

«Только бы не заплакать, — думал Гриша, — только бы не заплакать». Кир ударил ногой в лицо, нос пронзило острой невыносимой болью, он не хотел этого, но на глазах сами собой выступили слезы. Он услышал, как Борька кричит: «Кир!» — увидел мелькнувшую темную тень и потерял сознание.

Он не понял, долго ли был без сознания. Когда очнулся, его лицо вылизывал волк, обычно таких нежностей себе не позволявший. Вокруг никого не было. Из пасти и от шерсти волка неприятно несло сладким и тухлым, морда была в крови. Гриша сел, обнял волка за шею, прижался к грязной жесткой шерсти и разрыдался. Волк рычал, фыркал, тряс головой и очень злился, но все-таки терпеливо ждал, пока мальчик закончит плакать.

Гриша обнимал волка и плакал долго, может быть десять минут, может полчаса, потом встал — все тело сводило спазмами от боли, к носу нельзя было даже просто прикоснуться, — поднял велосипед, валявшийся на обочине, и похромал в поселок, держа велосипед за руль. Волк шел рядом. Гриша попытался держать велосипед только правой рукой, чтобы левой погладить волка по голове, но чуть не уронил велик на себя, поэтому схватился за руль снова обеими руками. Волк все понял и оставшуюся часть пути шел совсем близко, иногда поглаживая головой мальчика. . . .

Домой в таком виде идти было нельзя. Гриша пришел в больницу, закатил велосипед внутрь двора и бросил на дорожку. Тот упал, некрасиво смяв высокую траву. «Тетя будет ругаться», — отстраненно подумал он, но поднимать велосипед не было сил. Он подошел к двери, хотел открыть, но услышал внутри голоса, решил подождать и сел на крыльцо. Волк стоял у забора соседнего дома и смотрел на бегающих внутри раскудахтавшихся кур.

В больнице послышались шаги, Гриша встал с крыльца и сделал пару шагов в сторону, дверь распахнулась, на пороге появилась тетя, говорившая соседке:

— ...На рассвете, запомнили? Главное, не оборачивайтесь, даже если услышите голос, особенно если услышите голос...

— Мать честная, — сказала соседка, — что с ребенком?

— Гриша! — вскрикнула тетя.

— Ваш волчара там что, на курей моих охотится? — переключила внимание соседка.

Тетя громко свистнула. Волк обернулся и посмотрел на нее. Тетя мотнула головой и строго посмотрела ему в глаза. Волк оторвался от забора и потрусил к больнице. Гришу он никогда так не слушался.

— Гриша, малыш, пойдем, — сказала тетя, схватила мальчика за локоть и увлекла внутрь больницы. — Извините, мы пойдем, — бросила она соседке, — если что, приходите, запомнили, да? — И, не дожидаясь ответа, захлопнула дверь.

Тетя повела Гришу во вторую комнату, посадила на кушетку и вытащила из шкафчика бинты, вату, пузырьки с какими-то жидкостями. Она взяла полотенце, облила его какой-то жидкостью и стала протирать лицо, тело, ноги и руки мальчика. Жидкость жглась, Гриша вскрикивал и дергал ногой, стараясь не заплакать.

— Что случилось, — спрашивала тетя, — что случилось-то?

— Ничего, — ответил Гриша.

— Да уж, вот это ничего, — сказала тетя. — Давай рассказывай.

— Я упал с велосипеда.

— С велосипеда?

— Ага.

— Ну ясно. Волк никого не съел? Там, где ты с велосипеда упал.

— Не знаю, я не видел.

Тетя вздохнула и кинула полотенце в урну. Гриша был уже почти чистый, порезы и ссадины были хорошо видны. Тетя начала покрывать ссадины зеленкой. Жглось уже меньше, но все равно жглось. Затем она открыла пачку с бинтами и стала ловкими быстрыми движениями перевязывать колено. Гриша сопел.

— Гриш, — сказала тетя, не прекращая бинтовать колено, — я хочу, чтобы ты понял. Ты ни в чем не виноват, понимаешь. Они нас не любят, а не тебя, они на тебя просто проецируют свою злость и страх. Это несправедливо, ты ничего не сделал.

— А вы что сделали? — вдруг спросил Гриша.

— Ничего, — ответила тетя после небольшой паузы. — Мы ничего не сделали. Мы просто другие, вот и все, за это нас не любят. Люди боятся чужаков, это у них в крови.

Гриша посмотрел на тетю. Она была расстроенной и сосредоточенной на работе, вот и все.

— Они все думают, что бабушка что-то сделала с этой старухой.

— Анной. Ничего она не сделала.

— А почему они так думают?

— Потому что у бабушки твоей дурной характер и она вечно портит со всеми отношения, вместо того чтобы научиться общаться с людьми.

— Но она не убивала Анну?

— Не убивала.

— А еще Тамара эта, говорят, пропала.

— Неправда, ее отец Кира отвез на автобусную остановку, и она уехала, я сама видела.

Тетя перевязала колени и закончила покрывать Гришу зеленкой, теперь он был похож на зеленого инопланетянина, которого видел в мультике. Потом тетя помогла ему спуститься с кушетки и проводила до двери больницы. Он удивился, когда она вышла с ним на улицу и закрыла дверь. Они вместе пошли домой.

— А бабушка — плохой человек? — спросил Гриша, когда они уже подходили к дому.

— Плохой, хороший — это относительное понятие, — серьезно ответила тетя. — Мы все можем быть плохими с точки зрения одних людей и хорошими с точки зрения других. Ты, главное, знай, что бабушка тебя очень любит. . . .

Бабушка посмотрела на Гришу, ее брови поползли вверх и на секунду застыли. По ее выражению лица невозможно было понять, о чем она думает.

— Гриша упал с велосипеда, — быстро сказала тетя.

Бабушка мрачно посмотрела в глаза тете, тетя поежилась. Затем перевела взгляд на волка, скользнула взглядом по бурым пятнам на шерсти и снова посмотрела на Гришу.

— А там, где ты упал с велосипеда, волк кого-нибудь сожрал?

— Не знаю.

— Как себя чувствуешь? Сильно болит?

— Хорошо, — ответил Гриша. — Вообще не болит.

— Тогда идите руки мойте и ешьте, суп на плите. И к слову, терпеть не могу, когда мне врут. — Бабушка развернулась, ушла в гостиную, села в кресло и задумалась о чем-то своем.

Танечка спала в кроватке. Гриша с тетей быстро ели суп и молча переглядывались. Казалось, с каждой минутой молчания температура воздуха опускается на градус. Гриша бы не удивился, если бы от холода цветы на подоконнике замерзли и рассыпались на кучу маленьких льдинок. Волка бабушка в дом не пустила, но суп ему налила и вынесла на крыльцо. Тот ел его так громко, что было слышно даже в доме.

После обеда тетя ушла обратно в больницу, а бабушка тоном, не терпящим возражений, сказала, что они с Гришей будут лепить вареники. Гриша и не думал возражать, больше всего на свете ему хотелось сейчас быть дома и желательно рядом с бабушкой. Сначала они вынимали косточки из вишни — бабушка справлялась гораздо быстрее Гриши, — а когда очищенной вишни набралось две полные миски, бабушка посыпала мукой стол, раскатала тесто, стаканом поделила его на кружочки, и они стали класть вишню на кружки теста и защипывать края. Грише больше всего нравилась эта часть, доставать из вишни косточки он не любил.

Кружочков теста осталось совсем мало, когда во дворе послышалось:

— Уберите зверя!

Гриша вздрогнул. Бабушка пристально посмотрела на него, вышла во двор и плотно закрыла за собой дверь. Гриша не двинулся с места. Он боялся выглянуть в окно, но изо всех сил прислушивался к разговору во дворе.

— ...Собаку на детей! — послышался истеричный голос соседки.

Бабушка ответила что-то тихо и неразборчиво. Соседка сказала что-то в ответ голосом потише, Гриша привстал на стуле, ничего не было слышно. Со двора доносился то один голос, то второй, но невозможно было разобрать, что они говорят.

— ...Полицию! — снова послышался голос соседки.

Разговор длился уже минут пять, о чем они говорят, не было слышно. Гриша съежился, ему хотелось провалиться сквозь землю. «Если меня выгонят из дома, — подумал он, — я заберу волка, и мы уйдем в лес. Будем там жить вдвоем и никогда сюда не вернемся, и никто нас не посмеет обидеть, никто». — Но тут он услышал, как дверь в дом приоткрылась и раздался четкий жесткий голос бабушки.

— Все было не совсем так, — сказала бабушка. — А как все было, я вам сейчас объясню. Эти дети втроем напали на мальчика и избили его. Хорошее дело — втроем на одного, не хотите заняться их воспитанием? Не перебивайте. Пес это увидел и разогнал их, убить или покалечить он никого не хотел, у него есть мозги и честь, в отличие от ваших малолетних подонков. Не перебивайте, я сказала. Мальчики остались живы, руки-ноги на месте? Значит, пес не хотел никого калечить. Захотел бы — покалечил, даже не сомневайтесь, и если они полезут к нему еще раз, то и покалечит. Я вам крайне рекомендую объяснить вашим пацанам, чтобы они к Грише больше не подходили. А ментам можете позвонить, конечно, но вы же понимаете...

Дверь снова захлопнулась, что бабушка сказала дальше, Гриша не разобрал. Через минуту бабушка зашла в дом, посмотрела на Гришу, стоявшего посреди кухни. Перевела взгляд на кружочки теста на столе.

— Тесто же сохнет, Гриш. Заворачивай быстрее.

Гриша все-таки разревелся. Второй раз за день, как какая-нибудь девчонка. Бабушка подошла к нему, обняла и гладила по голове и спине, пока в соседней комнате не заплакала Танечка и бабушка со вздохом не пошла к ней. Затем она вернулась с Танечкой на руках и стала ее кормить пюре из банки: «Открывай ротик, летит самолетик». Танечка махала руками и метко сбивала пюре с ложки. . . .

Вечером Гриша лежал и слушал через открытое окно, как на крыльце разговаривают тетя и бабушка.

— Уезжать нужно, — говорила бабушка. — Уезжать, пока чего похуже не произошло.

— Может... Не хочу я никуда уезжать, только бизнес пошел, нормально жить стали, я зарабатываю уже больше, чем Сашка с Лешей, а дальше еще больше будет. Не хочу я все бросать, как я клиентов перетащу? И детям тут хорошо. У Гриши первые друзья появились.

Бабушка промолчала, и Гриша понял, что она сейчас выразительно смотрит на тетю.

— Ну допустим, Кир и его дружки — действительно какие-то малолетние отморозки, — продолжила тетя, — но Анка вот отличная девчонка, хорошо, что они дружат. Да и вообще, пацан на велосипеде стал гонять, с людьми общаться, ну подрался, это нормальное детство для пацана вообще-то, никакой трагедии, заживет.

Бабушка вздохнула.

— Ты понимаешь, что про нас в деревне говорят? Насколько все серьезно?

— Да ничего страшного не говорят, просто сплетничают. Есть люди, которые считают, что Анна пропала не без нашей помощи. Есть те, кто считает, что она просто ушла в лес и заблудилась. Я бы не сказала, что прям все нас подозревают. Про Тамару еще пара человек вопросы задавали, но в целом на нее всем плевать, она-то не местная.

— Мне Венька угрожал, — сказала бабушка. — Пьяный был, пришел сюда, в дверь ломился. Я его выставила.

— Ты что, а чего говорил?

— Что дом нам спалит за то, что мать его убили. Что всех убьет.

«Венька — это отец Кира, — понял Гриша. — И он угрожал поджечь дом, вот же гад. Вот в кого Кир такой урод, ну точно». Мальчик сел на кровати, тело отозвалось болью, он подавил стон.

— Серьезно он это говорил, думаешь?

— Да говорю же, пьяный был. Хрен его разбери. Я бы свалила отсюда от греха подальше.

— Плохо, — сказала тетя. — Плохо-плохо.

«Почему все так?» — думал Гриша. Почему? Почему они должны уезжать, когда они только приехали? Почему тетя должна все бросать? Почему на него напали? Как несправедливо. Мальчик лежал до глубокой ночи, глядя на кусочек звездного неба и ветки яблони в окне. Плохо, плохо. Он на минуту заснул и сразу же проснулся от озарившей его мысли: нужно всего лишь доказать, что старая Анна потерялась в лесу сама. И вот тогда все станет хорошо. Ночью мальчик придумывал план поисков Анны, вспоминая, как рассуждал командир волонтеров.

Загрузка...