Лекарь

Гордин проспал до полудня, потом час сидел в саду и пил кофе, одну чашку за другой.

Все эмоции от предстоящего дела выгорели еще вчера. Сейчас в душе была какая-то вялая, безвоздушная пустота.

Наконец он собрался и отправился в условленное место.

«Автоколонна» Чурова расположилась на просеке в лесном массиве, вплотную подступающем к Маклинску. Здесь, на полпути между старым клубом и центром города, было удобнее всего подобрать Гордина.

Сам Чуров стоял возле микроавтобуса и, глядясь в тонированное стекло, примерял рыбацкий жилет и панаму.

— А, Сергей, привет! Вот, видишь, маскируюсь под местные фольклорные особенности. Как считаешь, похож теперь я на угнетенное крестьянство?

Гордин не ответил, отведя взгляд в сторону леса. Хотя похож был Чуров больше на неумелого клоуна, чем на местного жителя.

— Обожди секунду, сейчас поговорим…

Чуров ушел в салон микроавтобуса.

— Пришел твой «хренорекс»? — спросил Савченко.

— Собственно, он никуда и не уходил. Э, корреспондент, кончай коньяк глушить! Нам еще работать.

Последние слова относились к фотографу, который расслабленно прихлебывал из фляжки.

Чуров брызнул на себя из баллончика — на этот раз не только на руки, но и на шею, на лицо.

— Что ты там на себя льешь? — заинтересовался Савченко. — От комаров, что ли?

— Просто специальный полимерный состав. — Чуров передал ему баллончик. — «Хиронекс» работает через биологическое электричество, а эта штука не даст ему ничего со мной сделать. Я бы и вам советовал, на всякий случай.

— Так ты своего бойца, выходит, боишься, полковник? — прищурился Савченко.

— Что значит «боишься»? — Чуров усмехнулся. — Олег Иванович, вы, когда «болгаркой» работаете, защитные очки одеваете?

Чуров выглянул из машины и призывно помахал Гордину.

— Ну, чего застыл? Милости просим!

Два джипа и микроавтобус двинулись по пустой проселочной дороге. Гордин безразлично смотрел в окно, не обращая внимания на присутствующих.

— Докладываю тебе программу нашего шоу, Сереженька, — подал голос Чуров. — Через три часа в городской клуб прибывает некая важная персона с выступлением и докладом. Ты там играешь свое соло. Выходишь на сцену как представитель благодарного народа. Обязательно будет обмен рукопожатиями. И ты подрихтуешь ему здоровье. Я предлагаю мозговой тромб. Впрочем, смотри по обстоятельствам. Главное, чтобы он прямо там, на сцене не свалился.

— Мне понадобится минуты полторы, и это минимум, — равнодушно ответил Гордин. — И все это время мне цепляться ему за руку?

— Правильный вопрос! — обрадовался полковник. — Вот для этого здесь и сидит наш добрый друг — Агдам Портвейныч…

Он небрежно указал на фотографа. Тот приветственно поднял фляжку.

— В момент рукопожатия — его выход, — пояснил Чуров. — Он будет просить вас держаться за руки подольше, чтобы сделать больше хороших кадров. У тебя хватит времени.

Фотограф, словно спохватившись, повесил на шею бейдж со словом «Пресса». Чуров вынул из папки календарик с портретом Шлыкова, сунул его Сергею.

— Вот тебе портрет клиента. Чтоб не перепутал. Знаешь его? Надеюсь, тебе гражданская позиция не помешает сделать дело?

Гордин лишь мельком взглянул на фото.

— Мне все равно, кто он.

— Вот это профессионально! Хвалю.

Чуров запихнул календарь обратно в папку. Из нее вдруг вывалилась стопка каких-то бумаг, в том числе фотографии Оксаны. Заметив их, Гордин едва не подскочил на месте.

— А это что? — воскликнул он. — Зачем?!

Чуров поспешно вернул фотографии в папку.

— Не нервничай, Сергей. Работа есть работа.

— Что ж вы делаете? Зачем людей трогаете? Оставьте ее в покое, она ни при чем!

— Не твоя забота, кого нам трогать.

Гордин не мог успокоиться.

— Не трогайте людей, говорю! Жили они без вас — пусть дальше живут!

— А что это ты так возбудился-то, дружок? — Чуров холодно усмехнулся. — Уже успел интрижку завести? Ай-ай-ай… Наврал девочке Лене, что любишь ее, а сам тут в распутстве погряз. Как же после этого тебе руку подать, а?

— Руку?!

У Гордина перед глазами все поплыло. Он сорвался с сиденья и схватил Чурова за одежду.

Савченко, видя это, вжался в кресло и завизжал:

— Остановите машину! Охрана!

В эту секунду в борьбу вдруг вмешался фотограф. Он мгновенно вышел из расслабленного состояния и с неожиданной ловкостью скрутил Сергею обе руки. Затем ударил его в живот и швырнул обратно на сиденье. Сильными пальцами сгреб воротник Гордина, чтобы сразу надавить на горло.

Чуров огорченно посмотрел на свою разорванную жилетку.

— Строптивый ты стал, Сережа, — с грустью сказал он. — Это плохо. Это мы будем лечить.

Он достал из кармана коммуникатор и принялся возиться с какими-то настройками, не переставая говорить.

— Ты из школьного курса должен помнить, что такое повышающий трансформатор. Он может быть совсем крошечным, однако превращает пять вольт в пятьдесят тысяч. Гляди, делаю — раз!

Чуров ткнул пальцем в экран…

Гордин ощутил, что его подбросило и скрутило пополам. Ногу свела сильнейшая судорога, казалось, сейчас выскочат суставы.

Он свалился на пол, потеряв всякий контроль над своим телом.

— А ты как думал, Сереженька? — строго сказал полковник. — Шутки кончились, нас ждут серьезные дела. Я должен быть в тебе уверен.

— Суки… суки… — хрипел Гордин.

— Вижу, урок не впрок, — нахмурился Чуров. — Повторяем процедуру…

Чуров снова включил разрядник. Гордин вскрикнул и затих, скорчившись на полу. Его била крупная дрожь.

Савченко осторожно отодвинул свои ноги от лежащего перед ним Сергея.

— Ничего, ничего, — успокоил его Чуров. — Это не смертельно, я совсем чуть-чуть его взбодрил.

— Хм… — Савченко покачал головой. — Значит, говоришь, микрофоны в Америке нельзя. А вот это — можно?

Чуров безмятежно улыбнулся.

— А я разве нарушил его право на частную жизнь?