Ледяные пещеры

Глава первая

Варп свидетель, за более чем вековой срок моей постольку-поскольку верной и преданной службы Империуму я повидал более чем приличное число проклятых Императором дыр, но ледяной мир Симиа Орихалки, Медной Обезьяны,[1] останется в моей памяти как один из самых неприятных. А если вы учтете тот факт, что за годы службы я своими глазами видел внутренности цитадели темных эльдаров и миры-гробницы некронов – и это лишь наиболее прелестные (если можно так сказать) примеры, – думаю, это убедит вас, что пребывание на указанной планете стало одним из самых жутких и опасных в моей карьере, и без того полной невероятных спасений от практически неминуемой смерти.

Хотя в тот момент, когда наше подразделение получило приказ выдвигаться, все казалось не так уж плохо. К тому времени я служил с 597-м Вальхалльским полком уже чуть больше года и успел втянуться в достаточно уютную рутину. Я хорошо уживался с полковником Кастин и с ее заместителем – майором Броклау; похоже, они считали меня другом настолько, насколько это возможно по отношению к полковому комиссару. Благодаря той славе, которую я приобрел в результате наших приключений на Гравалаксе, мне было обеспечено хорошее отношение рядовых. Несомненно, большинство из них приписывали мне, и не без причины, то вдохновляющее лидерство, что позволило подавить злостный мятеж, в результате которого на злополучной планетке было развязано такое кровопролитие. К тому же под моим началом они получили там первое боевое крещение и славу, на которую теперь могли с гордостью оглядываться.

Рискну похвастаться, что с этой точки зрения я вполне мог быть довольным собой. Я принимал командование над раздробленным, если не сказать – грызущимся подразделением, на скорую руку слепленным из остатков двух истощенных в боях полков, к тому же разнополых, которые с самого начала недолюбливали и не доверяли друг другу. Теперь же если передо мной и стояла проблема, то совершенно иная: поддерживать дисциплину по мере того, как воины все охотнее сотрудничали и воспринимали новые совместные задания с энтузиазмом, порой излишним. Братская любовь, превышая допустимый уровень, то и дело вызывала размолвки в сложившихся парах, ревность и бурные расставания. Я начал понимать, отчего подавляющее большинство подразделений Имперской Гвардии разделено по половому признаку. К счастью, мер, более суровых, чем строгий выговор, распределение зачинщиков по разным отрядам и отсылка за советом к капеллану, почти никогда не требовалось, так что мне удавалось без лишних усилий сохранить свой тщательно вылепленный образ заботливого отца-командира.

Вальхалльцы – сами уроженцы ледяного мира, – конечно же, были более чем рады услышать, что нас посылают на Симиа Орихалку. Не успели мы выйти на орбиту, как обзорные площадки запрудили свободные от вахты солдаты, которым не терпелось увидеть наш новый – на несколько предстоящих месяцев – дом. Перекличка радостных голосов сопровождала меня, Кастин и Броклау весь путь до капитанского мостика. Мой же энтузиазм, не надо и говорить, был гораздо более сдержанным.

– Красота, верно? – произнес Броклау, устремив взгляд серых глаз на гололитический дисплей.

Мерцающее изображение планеты было словно подвешено в центре глубокой ниши, полной теней и таинственных механизмов. Офицеры, палубные матросы и сервиторы, столпившись вокруг, производили манипуляции, обыденные для всех экипажей звездных кораблей. По меньшей мере, дюжина человек вилась вокруг гололита, размахивая планшетами данных или управляя переключателями, встроенными в потемневшее от времени дерево контрольных кафедр, усеивавших основную палубу под нами.

Капитан Дюран, командир старого грузового корабля, спешно привлеченного к транспортировке нашего полка из казарм на Коронус Приме,[2] только покачал головой.

– Если вам нравятся новые планеты, то, я полагаю, эта даже неплоха, – произнес он тоном, не побуждающим к дальнейшей дискуссии, а его оптические импланты даже не дрогнули в сторону изображения.

Средних лет, грузный и седой, Дюран был до того напичкан аугметикой, что, если бы не капитанская форма и почтение, с которым к нему относился экипаж, я мог бы спутать его с сервитором. С его стороны, впрочем, было весьма любезно пригласить нас на мостик, и я был готов смотреть сквозь пальцы на отсутствие у него подобающих манер. Только потом я понял, что для капитана это был, по-видимому, единственный способ встретиться с пассажирами. По всем признакам Дюран был такой же частью внутренних систем корабля, как контрольные шлемы или навигатор, каюты которого предположительно находились в бронированной надстройке, зловеще нависавшей над тем местом, где стояли мы.

Как бы циничен я ни был в отношении подобных вещей, я не мог не признать, что Броклау прав. С высоты орбиты, на которую мы вышли, мир под нами светился, как чудесная жемчужина, переливающаяся тысячей оттенков серого, синего и белого. Вуали облаков неслись над ней, закрывая контуры горных хребтов и залитых глубокими тенями долин, каждая из которых могла бы вместить приличных размеров город. Несмотря на слабое разрешение картинки, я не мог не поискать взглядом кратер, который должен был остаться там, где удар грубо обработанного полого фрагмента астероида потревожил этот непорочный мир, словно плевком запятнав его своим содержимым – орками.

– Великолепно! – прошептала Кастин, не замечая обмена репликами между Броклау и капитаном.

Ее глаза были распахнуты, словно у ребенка, их синева отражала находящееся перед нами изображение снежных ландшафтов. Чистый свет бросал на рыжие волосы Кастин яркие отблески; полковник, как и ее подчиненный, казалось, была всецело погружена в туман ностальгии. Я легко мог понять отчего: Гвардия посылала свои полки туда, где они были нужнее всего, и вальхалльцам редко выпадал шанс сражаться в климате, где они чувствовали себя как дома. Из всех планет, что эти два офицера видели с тех пор, как поступили на службу, Симиа Орихалка была, пожалуй, наиболее похожа на их родной мир. Я физически ощущал их нетерпение спуститься и почувствовать вечную мерзлоту под подошвами сапог. Я же стремился туда вовсе не так рьяно, о чем вам нетрудно догадаться. Я не был агорафобом, как многие уроженцы ульев,[3] и достаточно высоко ценю свежий воздух и приятный климат, но что касается ледяных миров – я никогда не видел особого смысла в том, чтобы, находясь на них, вообще «вылезать на погоду», как говорили у нас дома.

– Мы спустим вас как можно быстрее, – сказал Дюран, едва сдерживая радость по поводу того, что без малого тысяча гвардейцев обоего пола покинет его корабль.

Не скажу, чтобы я осуждал капитана: «Чистота сердца» не являлся комфортабельным лайнером, возможности чем-то занять себя были на нем редкими и немногочисленными. Команда явно возмущалась тем, что жилые помещения заполонили сотни скучающих солдат. Строевой муштры, которую мы проводили в немногих трюмах, не забитых нашими машинами, припасами и разобранными казармами, не хватало для того, чтобы позволить гвардейцам выпустить пар. Так что в воздухе сгущалось определенное напряжение.

К счастью, нам удалось сразу разобраться с теми немногими потасовками, которые все-таки случились. Кастин была не в настроении возвращаться к тому, что мы испытали на борту «Праведного гнева»,[4] и вела себя достаточно жестко. Мне оставалось разъяснять свежеразнятым драчунам, что они позорят имперскую форму, и раздавать соответствующие наказания. Ну и конечно, когда у вас на руках несколько сотен здоровых молодых мужчин и женщин, запертых в ограниченном пространстве на долгие недели, трудно рассчитывать на то, что они не найдут способов развлечься. Это составляло для меня еще одну, совсем другого толка, проблему, но о ней я уже сказал ранее.

Несмотря на постоянное раздражение от необходимости разбираться с кучей мелких нарушений устава, я не так уж рвался увидеть конец нашего путешествия. Я и раньше много раз сражался с орками и знал, что, несмотря на всю их грубость и глупость, этого противника не стоит недооценивать. Насколько мне подсказывал опыт, орки всегда были в численном большинстве; и стоило им занять плацдарм где бы то ни было, от них становилось трудно отбиться. А на Симиа Орихалке благодаря везению или врожденному чутью они нашли еще и цель, за которую посчитали достойным побороться.

– Отсюда можно видеть добывающий комплекс? – спросила Кастин, с неохотой отрывая взгляд от гололита.

Броклау последовал ее примеру, его темные волосы прошелестели по воротнику шинели, когда он поворачивался. Дюран кивнул, и, вероятно повинуясь его воле, участок легонько мерцающей планеты перед нами головокружительно увеличился, как будто мы падали на него по баллистической траектории.

Даже осознавая, что это только проекция, я не смог не почувствовать, как мой желудок на секунду подступил к горлу, прежде чем самоконтроль и привычка взяли свое. Я понял, что уже подсознательно анализирую открывшуюся нам тактическую картину. Слегка прищуренные глаза моих спутников выдавали, что они заняты тем же самым. Несомненно, они привлекали к делу свое глубокое знание природных условий, подобных тем, что открылись перед нами, да так, как я никогда не сумел бы сделать. Спустя несколько секунд нам был представлен вид с воздуха на установку, которую мы были посланы защищать.

– Эта долина выглядит вполне подходящей для обороны, – рассудил Броклау, удовлетворенно кивнув. – Растянутая группа зданий и баки с топливом находятся в конце узкого ущелья; оно станет естественным препятствием, где мы сможем погасить вражескую атаку.

Кастин осталось только согласиться с очевидным.

– Расположим несколько блиндажей вдоль вон той гряды – и можем удерживать это место, пока ад не растает, – согласилась она.

Я был настроен несколько менее оптимистично, но подумал, что лучше, по крайней мере, на словах поддержать их.

– А что вы думаете о подходах со стороны гор? – спросил я, кивком демонстрируя согласие.

Оба офицера посмотрели на меня со сдержанным недоумением.

– Местность там слишком пересеченная, – сказал Броклау. – Нужно быть безумцем, чтобы попытаться перейти через эти вершины.

– Или очень крепким и настойчивым, – возразил я.

Понятно, что орки – не самые тонкие тактики из тех, с кем приходилось встречаться силам Императора, но их прямолинейный подход к решению проблем зачастую был удивительно эффективным.

Кастин кивнула.

– Правильно подмечено, – сказала она. – Мы приготовим им пару сюрпризов, просто на всякий случай.

– Несколько минных полей должно хватить, – раздумчиво добавил Броклау. – На очевидных подходах плюс одно – здесь, на самой трудной дороге. Если они наткнутся на него, то решат, что мы укреплены со всех сторон.

Конечно же, они могут и не обратить на это внимания. Орки – они такие. Потери для них практически ничего не значат. Они будут попросту лезть вперед, особенно если достаточное число их выживет, чтобы поддерживать друг в друге самоуверенность. Но все равно Броклау предложил верное решение, и его стоило, испробовать.

– Как далеко они продвинулись? – спросил я.

Дюран крутанул гололитический дисплей в западном направлении, заставив нас пронестись над поверхностью сурового мира на захватывающей дух скорости. Рваный ландшафт горной гряды скользил мимо, самые высокие пики были усеяны точками лишайников, невысоких кустарников и цепких упорных деревьев – вероятно, единственных растений, способных выжить в непостижимой мерзлоте. Но и это было хорошим знаком: здесь есть атмосфера, которой можно дышать. За подножиями гор простиралась широкая равнина, кристально-белая от снега, и на мгновение мне передалась та симпатия, которую мои коллеги испытывали к этому пустынному, но восхитительно красивому ландшафту.

Внезапно чистота перед нами оказалась нарушена; открылась широкая полоса загаженного, почерневшего снега, оскверненного мусором и отбросами прокатившейся по нему дикой орды. По меньшей мере, несколько кломов[5] шириной, она казалась подобной грязному кинжалу, вонзенному в сердце этого необычного спокойного мира. Разрешения гололита было недостаточно, чтобы различить отдельные составляющие варварской армии, но мы видели очаги движения в основной ее массе, подобные шевелению бактерий под микроскопом. И эта аналогия была весьма подходяща, как я подумал. Медная Обезьяна была поражена болезнью, а мы должны стать панацеей от нее.

– Похоже, мы как раз вовремя, – сказала Кастин, облекая в слова то, что подумалось, наверное, каждому из нас.

Я прикинул скорость, с которой двигалась орда, и раздумчиво кивнул: судя по всему, мы сумеем высадить и развернуть подразделение примерно за день до того, как орки достигнут долины, где открыто и беззащитно лежала драгоценная прометиевая установка. Время поджимало, но я был рад, что мы хотя бы на день опередили орков. К счастью, они врезались в планету на другом ее полушарии: у нас было достаточно времени, чтобы совершить перелет сквозь варп и дать им отпор.

– Велю всем нашим закатать рукава, – предложил Броклау. – Если передовые части начнут погрузку уже сейчас, то мы сможем спустить шаттлы, как только выйдем на орбиту.

– Как вам будет угодно. – Дюран каким-то образом сумел изобразить пожатие своими застывшими плечами. – Мы выйдем на стационарную орбиту примерно через час.

– Обеспечено ли поступление разведданных? – спросил я, пока он еще не окончательно потерял к нам интерес.

Капитан повторил свое странное полудвижение.

– Я этим не занимаюсь. – Он набрал воздуха в легкие, или что у него там было вместо них, и крикнул: – Мазарини! Пойди сюда!

К нам на командный мостик, с гудением поддерживающего ее поля, присоединилась верхняя половина женщины, столь же напичканная аугметикой, как капитан. Изображение шестерни, знак техножреца, покоилось на ее груди, удерживаемое массивной шейной цепью. Все время, пока мы говорили, она парила так, чтобы быть примерно вровень со мной. Ее туника, изрядно меня нервируя, развевалась от ветерка из рециркуляторов воздуха на уровне коленей, которых у Мазарини не было.

– Смешная фуражка хочет знать, прикрутила ли ты его технические игрушки.

– Омниссия благословил их активацию, – подтвердила она сладкозвучным голосом. Ее тяжелый взгляд, брошенный на капитана, подсказал мне, что непочтительность того была для нее застарелой и уже не особенно важной докукой. – Все они функционируют в границах приемлемых величин.

– Отлично. – Кастин, к моему некоторому удивлению, выглядела не в своей тарелке, отводя взгляд от техножрицы каждый раз, когда это было возможно в рамках приличий. – Значит, у нас будет полное сенсорное покрытие планетарной поверхности.

– Если только этот старый богохульник не забудет, что кучу мусора, которой он управляет, надо еще держать на орбите, – согласилась Мазарини.

В очередной раз между ней и Дюраном произошел обмен взглядами, который подтвердил возникшее у меня подозрение, что их препирательства были знаком скорее некоторой фамильярности, чем настоящих трений. Над плечом Мазарини протянулся вперед покачивающийся механодендрит с зажатым в нем планшетом данных, который техножрица и протянула полковнику. Кастин приняла его, стараясь не коснуться механической конечности.

– Соответствующие ритуалы получения данных указаны здесь.

– Благодарю. – Полковник передала Броклау планшет с таким видом, точно тот был заразный.

Броклау молча занялся просмотром файлов.

– По мне, так это просто расточительство – использовать для таких целей наш замечательный звездный корабль, – пробормотал Дюран. – Но денежки – это хорошо.

– Мы всемерно благодарны вам за сотрудничество, – заверил я.

Возможности военно-десантного корабля позволили бы нам раскинуть надлежащую орбитальную сенсорную сеть, что было бы бесконечно предпочтительнее, чем навигационная сеть побитого старого грузовика, но и ее должно было хватить. Наша отправка была весьма поспешным мероприятием, начатым в ответ на отчаянное астропатическое сообщение от начальства лежащей внизу установки, так что нам пришлось использовать то, до чего можно было сразу дотянуться, а не околачиваться в ожидании лучших условий.

– Ваша работенка не сложная, – сказал Дюрану Броклау.

Майор говорил правду: «Чистоте сердца» только и нужно было, что висеть на орбите над перерабатывающей установкой и поставлять данные своих сенсоров в нашу тактическую сеть, с тем, чтобы мы могли присматривать за врагом с высоты. Это уже было неплохим подспорьем, учитывая размеры орды, которую мы видели. Она выглядела больше, чем в моих самых пессимистических прогнозах, превосходя нас численностью, по меньшей мере, втрое. С другой стороны, мы готовились к обороне, что, несомненно, давало нам преимущество. Вдобавок орки хотели захватить это место целехоньким, так что нам не придется слишком беспокоиться о вражеском артиллерийском огне. Дополнительные разведданные, которые даст нам наш соглядатай на орбите, неоценимо помогут в развертывании нашей обороны, с тем, чтобы наилучшим образом расстроить атаки врага.

– Вы говорите, легко? – риторическим тоном спросил Дюран, обводя рукой суету на мостике. – У меня половина систем перенаправлена, только чтобы все это не развалилось…

Он не закончил фразу, потому как Мазарини уплыла прочь с негромким неодобрительным «Xa!», и в его телодвижениях внезапно появилась некая мягкость.

– У вас, кажется, весьма толковый техножрец, – сказал я, стараясь приободрить капитана.

Он кивнул.

– О да, это так. Она даже слишком хороша, чтобы пропадать на такой лохани. Но вы понимаете… семейные связи. – Дюран вздохнул, невольно припоминая какие-то застарелые сожаления, и покачал головой. – Могла бы стать хорошим палубным офицером, если бы не религия. В ней, думается мне, слишком многое от матери…

Ошеломленный, я попытался отыскать следы семейного сходства капитана с техножрицей, но потерпел неудачу. Основное, что между ними было общего, – не внешность, а обилие аугметических внедрений.

Я оказался на первом же отправленном вниз транспорте, что соответствовало моей совершенно непрошеной репутации человека, который предпочитает командовать из первых рядов. Вдобавок так у меня оказывалось достаточно времени, чтобы хорошенько укрыться к приходу первых орков, плюс возможность выбрать лучшую комнату из имеющихся на планете. Я не ожидал многого в плане комфорта от индустриального объекта, но, сколько бы ни было, я собирался использовать его по максимуму. В этом у меня был ценный союзник, мой помощник Юрген, который обладал практически сверхъестественным талантом раздобывать предметы, делающие мою жизнь (и, несомненно, его тоже) значительно более комфортабельной, чем она могла бы быть, на протяжении всех пятнадцати лет, что мы провели вместе. Он занял свое место в шаттле рядом со мной – как всегда окруженный своим выдающимся телесным запахом – и затянул ремни безопасности.

– Все в порядке, сэр, – заверил он меня, немного повышая голос, чтобы его было слышно за болтовней солдат.

Юрген имел в виду, что наши личные вещи были размещены в грузовом отсеке позади нас.

Несмотря на малосимпатичную внешность и убеждение, что личная гигиена – бесперспективная трата времени, мой помощник обладал определенным набором положительных качеств, которые редко доводилось видеть кому-либо, кроме меня. С моей же точки зрения, самым важным из них было полное отсутствие воображения, которое Юрген заменял собачьей преданностью начальству, и способность без вопросов исполнять любые данные ему приказы. Как вы можете себе представить, наличие такого буфера между мной и некоторыми наиболее тягостными аспектами моей работы было подобно дару самого Императора. Добавьте к этому неисчислимые опасности, которые мы встречали и побеждали вместе, и вы поймете, что Юрген был единственным, кому я когда-либо целиком и полностью доверял, за исключением себя самого.

Знакомый толчок запустившихся двигателей шаттла оборвал наш разговор. Не надо и говорить, что, в отличие от военных десантных кораблей, «Чистота сердца» был оборудован тяжеловозными грузовыми подъемниками. Они были в спешке переделаны, чтобы соответствовать нашим нуждам, насколько это возможно. Результат оказался лучше, чем можно было предполагать, но все же далек от идеала. Передняя треть грузового пространства была отгорожена наскоро приваренной кабиной и дополнительно поделена на полдесятка палуб с полом из металлической сетки. Каким-то образом Мазарини и ее аколитам удалось втиснуть в это пространство около пятисот кресел с их аварийными сетками, так что мы могли высадить пару взводов зараз. Остальная часть трюма оставалась открытой, чтобы вместить наши «Химеры», «Стражи» и другие машины. Там же было место для патронов, рационов, медицинских принадлежностей и прочей всячины, необходимой для того, чтобы подразделение Имперской Гвардии могло работать без перебоев и наиболее эффективно.

Оглядываясь вокруг, я видел мужчин и женщин, сжимающих в руках вещмешки. Их лазерные ружья лежали на коленях, лица были наполовину скрыты толстыми меховыми фуражками, надетыми в ожидании пробирающего до костей холода на поверхности планеты. Большинство к тому же запахнули свои форменные шинели. Те были покрыты синими и белыми пятнами камуфляжа для ледяных миров, и я внезапно остро осознал, какой очевидной, вызывающей мишенью сделают меня в этой белой пустоши моя темная форма и пурпурный пояс. Но сейчас беспокоиться об этом было бессмысленно. Я сжал зубы и изо всех сил изобразил на лице расслабленную улыбку, в то время как первые, почти незаметные подрагивания корпуса возвестили, что мы начали вход в верхние слои атмосферы.

– Пилот развлекается как может, – сказал я полушутя, чем вызвал усмешку у солдат. – Наверное, насмотрелся в кают-компании «Стремительной атаки».[6]

Юрген пробурчал что-то невразумительное. Он тоже был закутан в шинель, но, как и все, что он когда-либо носил, она выглядела так, точно была предназначена человеку несколько иных размеров. Юрген страдал от качки во время каждой боевой высадки, но это удивительным образом не сказывалось на его способности сражаться, стоило ему вновь попасть на твердую землю. Я подозревал, что мой помощник с таким вожделением стремился вновь ощутить неподвижную опору под собой, что, дай ему заостренную палку вместо ружья, он набросится на врага с ней, лишь бы не пришлось отступать и возвращаться в воздух.

На этот раз, правда, он мучился не один. Перегруженный шаттл трясло в уплотнившейся атмосфере; он подскакивал, словно пущенный по воде камушек, и везде, куда бы я ни кинул взгляд, я видел бледные, в испарине, лица. Даже мой собственный желудок несколько раз дернулся, угрожая извергнуть в пространство остатки завтрака. Я конвульсивно сглотнул – нет, я не собирался ставить под сомнение честь мундира, не говоря уже о том, чтобы из-за тошноты становиться мишенью для солдатских шуточек.

– Он что, думает, что в какую-то игрушку играет?! – Лейтенант Сулла, командир третьего взвода, – на мой вкус командир излишне горячий, – хмурилась и от этого еще больше, чем всегда, была похожа на вздорную маленькую лошадку.[7]

Несмотря на это, я с радостью принял ее слова как повод отвлечься от моего бунтующего желудка и, воспользовавшись комиссарскими привилегиями, перевел микрокоммуникатор в своем ухе на частоту переговорного устройства корабельного мостика, чтобы задать этот вопрос лично пилоту.

– Повторите, шаттл один!..– раскатился в эфире спокойный и размеренный голос – вне сомнения, наземного диспетчера, находящегося внизу, на посадочной полосе добывающей установки.

Ответная речь не могла принадлежать никому, кроме как гражданскому, внезапно попавшему в зону боевых действий, без надлежащих знаний о том, как это пережить, и явно не верящему в счастливый исход. Разумеется, это был наш пилот.

– По нам ведется огонь с земли!

В его голосе слышались несомненные нотки истерики. В любой момент пилот мог впасть в панику, но если бы это случилось, мы все неизбежно погибли бы!

Я сомневался, что наши перегруженные двигатели способны вытерпеть еще и маневры уклонения от огня. Если пилот рискнет их провести, у него будут все шансы полностью потерять управление. Как бы в подтверждение этого мы угодили в новую воздушную яму и головокружительно ухнули на несколько метров вниз.

Делать было нечего: я расстегнул ремни своего кресла и с трудом поднялся на ноги, ощущая на себе взгляд Суллы. Для равновесия я ухватился за ближайшую распорку. На ней был выбит имперский орел, что я нашел весьма воодушевляющим. Опираясь на нее, я смог сделать несколько прерывистых шагов к кабине пилота.

– Вы уверены, что вам нужно вставать, комиссар? – спросила Сулла с легким недоумением, появившимся на лице.

– Нет! – отрезал я, не располагая временем на вежливость. – Просто необходимо.

Прежде чем я смог сказать что-либо еще, очередной крен ударил меня всем телом об узкую дверь, ведущую на летную палубу, отчего та распахнулась настежь, и я ввалился внутрь. Мое основное впечатление в этот момент заключалось в мигающих огнях на контрольных пюпитрах, страшно похожих на миниатюрные версии тех, что были на мостике звездного корабля, и в белом снеговом ландшафте, пролетавшем под нами с вызывающей тревогу скоростью. Пилот уставился на меня, сжимая побелевшими руками рукоятку управления, в то время как его навигационный сервитор продолжал регулировать рутинные функции корабля с тупой сосредоточенностью на своей задаче.

– В чем дело? – спросил я, стараясь распространять впечатление полного спокойствия.

– Нас атакуют! – выкрикнул пилот с ничем не прикрытой паникой в голосе. – Мы должны отступить на орбиту!

– Это было бы неразумно, – сказал я как можно спокойнее и вцепился в плечо сервитора, чтобы не свалиться во время очередного крена. Сервитор продолжил подкручивать рукоятки приборов без всякого внимания к этому факту. За толстым стеклом иллюминатора так же невозмутимо проносился мимо безрадостный и промерзший ландшафт. Я не видел ни малейшего следа вражеской активности. – Нам потребуется несколько часов, чтобы на этой траектории встретиться с кораблем, а у нас весьма ограниченные системы жизнеобеспечения. Вам предстоит в этом случае задохнуться вместе со всеми остальными.

– У нас имеется аварийный резерв, – продолжал упрямиться пилот.

Я покачал головой:

– У остальных – может быть. Но не у вас. – Я позволил ладони пройтись по рукоятке моего лазерного пистолета, и пилот побледнел еще больше. – И я не вижу никакой непосредственной угрозы, а вы?

– А это, скажите, что? – Он указал направо, где на мгновение возникло одинокое облачко дыма.

Через секунду небольшое созвездие ярких вспышек блеснуло на некотором расстоянии от нас – внизу и левее. Болтерные заряды, выпущенные совершенно наудачу в нашу сторону каким-то зеленокожим любителем пострелять, разрывались на земле.

– Нечего беспокоиться, – сказал я, почти развеселившись. – Это ручное оружие.

Аналитическая часть моего сознания отметила, что основная масса орочьей орды все еще находилась на большом расстоянии от нас. Это означало, что нам следует быть настороже относительно небольшой разведывательной группировки, которая пыталась проникнуть на добывающую установку, уже маячившую на горизонте.

– Шансы на то, что в нас действительно что-то попадет с такого расстояния, невидимы даже в микроскоп, – добавил я.

Когда-нибудь я научусь не говорить подобных вещей. Не позднее того мига, в который с моих уст слетели эти слова, шаттл содрогнулся много сильнее, чем прежде, и резко накренился на левый борт. Красные пиктограммы стали появляться на планшетах данных, и сервитор забил по ручкам управления с еще большей скоростью и нечеловеческой сноровкой.

– Падает давление во втором двигателе, – пропел он. – Эффективность сгорания топлива снизилась на шестьдесят процентов.

– Астрономически малы, да? – Странно, но теперь, когда его страхи стали реальностью, пилот казался спокойнее. – Лучше пристегнитесь, комиссар. Посадка будет жесткой.

– Дотянешь до посадочной площадки? – спросил я.

Он посмотрел напряженно, его губы были крепко сжаты.

– Я постараюсь. Теперь выметайтесь с моей летной палубы и дайте мне делать мою работу.

– Не сомневаюсь, вам удастся сделать ее хорошо, – сказал я и, шатаясь, побрел назад, к своему месту.

– Что происходит? – спросила Сулла, когда я пристегнулся и приготовился к столкновению с землей.

– Зеленокожие проделали в нас дырку, – сказал я. – Немного потрясет.

Теперь, когда в моей власти было только верить в Императора и надеяться, что пилот компетентен настолько, насколько казалось по его словам, я чувствовал странное спокойствие. Я подумал, не сказать ли что-нибудь, чтобы подбодрить солдат, но меня все равно не услышали бы за шумом аварийных сирен, так что я решил поберечь дыхание.

Ожидание показалось вечным, хотя должно было продолжаться только минуту или две. Я вслушивался через микропередатчик, как пилот зачитывал некоторые данные, которые мне ничего не говорили, но звучали зловеще, и мне приходилось сражаться с растущей уверенностью в том, что мы не дотянем до посадочной площадки. В действительности распорядитель полетов настаивал на том, чтобы мы держались подальше от перерабатывающей установки вообще. Это было весьма логично: неуправляемый шаттл, упавший в гору прометеевых баков, эффектно закончил бы нашу еще не начавшуюся миссию. Пилот ответил на это парой лаконичных фраз, которые настолько впечатлили меня (примите во внимание пятнадцатилетний опыт восприятия весьма вдохновенных казарменных ругательств), что я даже начал думать, будто мы все-таки в надежных руках и сможем дотянуть.

Это впечатление продлилось секунд десять. Потом жестокий удар выбил дыхание из легких и, казалось, заставил мой позвоночник воткнуться в купол черепа. По внутренностям судна эхом пронесся звук, зловеще напоминающий взрыв груды боеприпасов. Я протолкнул в саднящие легкие немного воздуха и попытался прочистить свое замутненное зрение, в то время как скрежет растягиваемого, будто на дыбе, металла заставил ныть мои стучащие друг о друга зубы. Я постепенно разобрал сквозь звон в ушах, что Юрген пытается что-то сказать.

– Ну, это было не так уж… – начал он, как весь этот жуткий процесс повторился еще пару раз.

Когда шум и вибрация прекратились, я постепенно осознал, что мы перестали двигаться и что я все еще жив. Я вырвался из ремней своего кресла и, пошатываясь, поднялся на ноги.

– Все наружу! – гаркнул я. – По отрядам! Раненых выносить на руках!

На задворках моего сознания возникла картина взрывающихся смертоносным огнем перегретых двигателей, которая едва не зажгла, во мне огонь паники, но была мной же подавлена. Я повернулся к Сулле, которая старалась унять кровотечение из носа. Все мы были несколько потрепаны, за исключением разве что Юргена, который выглядел, как обычно, то есть хуже некуда.

– Мне нужны цифры потерь, и как можно скорее.

– Да, сэр!

Лейтенант повернулась к ближайшему сержанту, Лустигу, надежному и компетентному воину, которому я был многим обязан, и начала выпаливать приказы в своей обычной отрывистой манере.

Дверь рубки распахнулась; оттуда, шатаясь, выбрался пилот, выглядевший ровно так, как я себя чувствовал.

– Я же говорил, что дотянем, – произнес он, и его вырвало мне на ботинки.