Леди варвара

Руби Диксон

Леди варвара

Серия: Варвары Ледяной планеты (книга 13)

Автор: Руби Диксон

Название: Леди варвара

Серия: Варвары Ледяной планеты_13

Перевод: Женя

Редактор: Eva_Ber

Обложка: Poison Princess

Оформление: Eva_Ber

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления!

Просим вас удалить этот файл после прочтения.

Спасибо.

Глава 1

Кейт

— Посмотри, какая ты крошечная, Чейл! Я не уверена, что у нас найдется что-нибудь подходящее для тебя. Может быть, одна из старых туник Джо-си, — восклицает Севва, пытаясь затянуть пояс кожаного платья на бедрах Гейл. — Вы, люди, такие хрупкие.

Мои плечи напрягаются, и я поднимаю взгляд от верхней части туники, которую шью, ожидая неизбежного сравнения. Мы здесь уже несколько недель, и что я слышу уже в миллионный раз?

Дело в том, что для некоторых девушек это одно и то же дерьмо, но на другой планете.

— Ты совсем не похожа на Кейт, — продолжает Севва, посмеиваясь над миниатюрной фигуркой Гейл. — Она большая и сильная, как самка ша-кхай.

Да, вот оно.

Кейт, сложенная как бык. Кейт, сильная как мужик. Кейт, с хорошими родильными бедрами, которая могла бы стать полузащитником «Грин Бэй». Рослая Кейт, у которой не светлые волосы. Это просто заблудившееся облако.

Я все это уже слышала раньше.

Боже, Кейт, у тебя, должно быть, в крови есть какие-то нордические корни. Или гиганты. Я злобно вонзаю свою костяную иглу в кожу. Я никогда не была маленькой девочкой. Даже в детстве я была выше самого высокого мальчика в моем классе, и поэтому какое-то время была надежда, что я вырасту в какую-нибудь высокую, гибкую штучку типа супермодели. Не повезло. Я одновременно широкоплечая и сильная. При росте шесть футов один дюйм и весе сто восемьдесят фунтов меня принимали за профессиональную спортсменку (прим. 186 см и 82 кг). Или за парня. Или за цыпочку, которая играет леди-рыцаря в «Игре престолов».

Я не утонченная. Даже не близко. И я ужасно, ужасно переживаю по этому поводу. Не помогает и то, что, похоже, меня похитили вместе с кучей крошечных женщин. О, конечно, есть несколько человек, которые выше, как Лиз, или шире в плечах, как Мэдди, Стейси и Нора. Но и то, и другое? Нет, я тот самый везучий одиночка. Большинство женщин, застрявших здесь, на Не-Хоте, телосложением больше похожи на Гейл и Элли — изящные и женственные. Я единственная амазонка в группе.

Черт возьми.

Я не могу винить других. Это не похоже на то, что они проснулись и решили быть ростом в пять футов с крошечными талиями нулевого размера. Это даже не похоже на то, что кто-то из нас просил, чтобы его похитили инопланетяне-работорговцы, которым, очевидно, нравятся изящные люди, а не большие здоровые.

Хуже всего то, что я знаю, что Севва ничего такого не имеет в виду, поэтому я не могу сказать, насколько это беспокоит меня, или сообщить об этом другим. А учитывая, что Севва и Кемли — пожилые женщины племени ша-кхаи — примерно моего роста и комплекции, я даже никому не могу сказать, что их комментарии меня беспокоят. Возможно, я оскорбляю их, указывая на то, что для меня этот размер является проблемой.

Поэтому я ничего не говорю. Я просто берусь за шитье. И много-много шью.

— Ты в порядке? — спрашивает Саммер, наклоняясь и глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Ты выглядишь разозленной.

Как будто я могу что-то сказать Саммер. Она хрупкая, ростом пять футов два дюйма, если не меньше, и, вероятно, весит сотню фунтов. И она прекрасна со своими миндалевидными глазами и великолепными скулами. Она бы понятия не имела, каково это — быть самой большой из группы, или что это вообще должно иметь значение на планете, где нет такого понятия, как весна. Или баскетбол.

Я пожимаю плечами.

— Просто чувствую себя неблагодарной, — шепчу я. — И я знаю, что не должна. — Я не хочу говорить слишком много, потому что Саммер — милый человек, но в то же время она нервная болтушка. Она может выболтать все, что угодно, когда встревожена, а тут происходит много тревожного.

— Потому что одежда поношенная? — спрашивает Саммер, завязывая узлом кусочек сухожилия. Она поднимает тунику, над которой работает, примеряя ее — конечно же — и пожимает плечами. — Я не возражаю против этого. Сейчас я действительно чувствую себя немного как на благотворительном вечере, но, полагаю, со временем это пройдет, верно? Я бы очень хотела, чтобы у нас было что-нибудь из одежды Мэйлак, а не Севвы, потому что ее вещи действительно красивые. Некоторые другие туники просто какие-то… — бла-бла-бла. Она пожимает плечами. — Кажется глупым думать о моде, находясь на Ледяной планете, но я ничего не могу с собой поделать. Мне нравятся красивые вещи.

— Да, но, по крайней мере, у тебя есть одежда. — В моем голосе слышится пессимизм, который я ненавижу слышать даже от себя. Я работаю над парой леггинсов от одного из мужчин, потому что большая часть старой женской одежды была сшита по размеру для маленьких женщин, бегающих по деревне, и не было ничего, что подошло бы мне. У меня слишком широкие бедра, чем у Севвы или Кемли, поэтому я перешиваю мужскую одежду.

Ура.

— Кроме того, — говорю я Саммер. — Не чувствуй себя как на благотворительном вечере. Нам скоро придется завести здесь с кем-нибудь детей. Ты обмениваешь свою вагину на кожаную одежду.

Она делает испуганное лицо.

— Не говори это так громко! Эти люди хорошо к нам относятся. — Она на мгновение замолкает и кладет тунику на колени. — Итак… как ты думаешь, с каким парнем мне придется делать детей? Знаешь кого-то конкретного? — Она слегка возбужденно покачивается.

— Это не считается оскорблением, если ты помешана на мальчиках, дурачка, — поддразниваю я. Я капризная, но, по крайней мере, у меня есть друзья. Саммер поднимает мне настроение, даже если я оглядываюсь и вижу хорошенькую розоволосую Брук, одетую в очаровательную тунику с бахромой. Я тоже хочу какую-нибудь чертову бахрому. Вместо этого я выставляю задницу напоказ в этих леггинсах и надеюсь, что выгляжу не слишком мужественно. Вздох. — Есть ли кто-нибудь, на кого ты положила глаз? Кто-нибудь тебе нравится?

— Мне? — Она забирает у меня из рук леггинсы и выдергивает иглу. — Ты делаешь все неправильно. Позволь мне. — В считанные мгновения она распускает мои швы и закрепляет их за меня, а затем просто продолжает шить. Я позволяю ей продолжать работать, так как она, кажется, наслаждается этой импровизированной маленькой вечеринкой больше, чем я. Джоси и Лейла показали ей, как шить, пока я училась охотиться, и, похоже, она неплохо справляется с этим. Я впечатлена. Она умело втыкает иглу, а затем снова протягивает ее, затем бросает на меня лукавый взгляд. — А что касается резонанса, я не знаю. Я имею в виду, что на самом деле я ни с кем из ребят не разговаривала. А ты?

— Думаю, я разговаривала с ними. — Я пожимаю плечами. Я чувствую себя странно рядом с одинокими парнями, потому что я чувствую себя куском мяса. Большим куском мяса. Однако я не могу удержаться, чтобы не подразнить Саммер еще немного. — И мне трудно поверить, что ты ни с кем из них не разговаривала, Сам.

Она краснеет и делает глупое лицо.

— Кейт, я же ничего не могу поделать, если у меня начнется словесный понос. Я просто нервничаю. — Она сосредоточена на своем шитье, не глядя мне в глаза. — Они все действительно красивые и большие. Это заставляет меня нервничать. В тот момент, когда кто-то хотя бы здоровается, я рассказываю ему историю своей жизни.

Я хихикаю, расслабляясь на подушках, пока она работает.

— У тебя и правда не очень получается непринужденно болтать. Почему?

Саммер пожимает плечами.

— Может быть, это во мне говорят мои азиацкие корни. Я знаю, что слишком сильно стараюсь. Я просто не привыкла быть бесполезной. Я не владею никакими полезными навыками, такими как шитье, выращивание растений или что-то в этом роде. Я разбираюсь в химии, философии и политике. Здесь это бесполезно, и чем больше я думаю об этом, тем больше нервничаю, поэтому начинаю говорить. И чем больше я говорю, тем больше понимаю, что мне следует замолчать, но все это просто выплескивается наружу, как одна большая словесная рвота. — Она морщится. — Наверное, они все думают, что я идиотка.

— Никто так не думает, — успокаиваю я ее. — Они просто думают, что ты… — я изо всех сил пытаюсь подобрать подходящее слово. — Игривая.

— Да, ну, мне бы хотелось, чтобы я была немного менее склонна к словесному поносу. — Она заканчивает отделку моих штанов и поднимает их. — Как тебе?

— Лучше, чем у меня. — Смотрится это не очень, но я думаю, что любая туника, которую мне придется надеть с этим, будет достаточно длинной, чтобы скрыть эффект подгузника, который создает вставка на брюках.

— Это потому, что ты проводишь все свое время с Лиз, — говорит она мне. — Тебе следует почаще проводить время со мной и Брук. — Она поднимает брови, глядя на меня. — И мы можем сравнить данные о мужчинах.

На это я закатываю глаза.

— Притормози, Сам. Довольно скоро они сами забредут в твое влагалище.

Саммер испуганно хихикает и хлопает меня по руке.

— Да ладно тебе. Все они симпатичные парни, если не обращать внимания на синеву, рога и все такое прочее. — Она машет рукой перед своим лицом, указывая на рога, или кожу, или что-то столь же чуждое. — И к этому, вероятно, просто нужно немного привыкнуть. Но эти парни горячие и хорошо сложенные. Только не говори мне, что ты не видела ничего такого, что привлекло бы твое внимание.

В том-то и дело. Мне так неловко и некомфортно с парнями из-за моего роста, что я не обращала на это особого внимания… за одним вопиющим исключением.

— Вот дерьмо. А вот и Харрек. Не смотри на него. — Я забираю у нее брюки и притворяюсь, что очень занята шитьем.

Этот придурок направляется прямиком сюда, несмотря на то, что этим утром в длинном доме полно народу, а Гейл и Брук стоят в сторонке, разговаривая с Севвой и Кемли. Брук очень симпатичная, и у нее большие сиськи — ему нужно приударить за ней.

Вместо этого он направляется прямиком туда, где сидим мы с Саммер, с широкой ухмылкой на лице.

— Как ваш день, милые женщины? — Он кивает на брюки, которые я держу в руках. — Вижу, тебе не терпелось влезть в мои леггинсы, Кейт.

Аргх.

— Это не твои, не так ли?

Он ухмыляется и опускается на корточки рядом с нами, его набедренная повязка низко свисает между ног. Не то чтобы я смотрела туда. Его хвост подрагивает рядом с огнем, и он выглядит слишком самоуверенным. Симпатичный, но слишком самоуверенный.

— Так и есть. Я пожертвовал их, как только услышал, что у нас появилась высокая женщина, которой нужны длинные леггинсы.

Фу. Значит, он пожертвовал их специально потому, что я высокая? Какой джентльмен.

— Ну, это объясняет пятна, — ласково говорю я.

Рядом со мной задыхается от смеха Саммер.

— Пятна? — спрашивает он, явно не поняв моей шутки.

— Не бери в голову. — Я поднимаюсь на ноги, клянясь никогда не надевать эти брюки в его присутствии. Теперь они для меня испорчены только потому, что принадлежали ему. — Я должна встретиться с Лиз, чтобы отправиться на охоту.

— Не делай ничего такого, чего не сделала бы я, — взывает ко мне Саммер. — Конечно, это почти все. Кроме математики. Мне по-прежнему нравится математика, но здесь на самом деле не место заниматься математикой. Так что, наверное, я просто сяду и продолжу шить. Женская работа и все такое, знаете ли. Не то чтобы на этой планете не было гендерного равенства. Я имею в виду, я думаю, что это так, а может и нет, потому что женщины, как правило, остаются в деревне, но я думаю, мы можем отправиться на охоту, если захотим. Как ты. Не то чтобы я говорила, что ты подыскиваешь работу для парней. Я бы так не сказала. — Она бросает на меня беспомощный взгляд. — Я опять что-то бормочу, не так ли?

— Все в порядке, — говорю я ей, подмигивая. Бедная Саммер. — Я найду тебя позже. — Я натянуто улыбаюсь Харреку и затем поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Тебя нужна помощь с твоим оружием? — спрашивает Харрек, подбегая ко мне, когда я выхожу из длинного дома.

Я заставляю себя сохранять спокойствие. Этот человек не знает, как отвалить.

У меня много смешанных чувств по поводу жизни здесь, на Ледяной планете. С одной стороны, я невероятно рада, что нас спасли. С того момента, как я проснулась в клетке на грязном космическом корабле пришельцев, я знала, что все будет становиться все хуже и хуже. Я ничего не помню о том, как меня схватили, и в течение нескольких часов я была убеждена, что мне просто приснился действительно плохой сон. Но потом этот действительно дурной сон начал включать в себя то, что меня тыкали и понукали инопланетные — покупатели и переводили с одного корабля на другой — и все это голышом, — и в конце концов до меня дошло, что меня схватили, чтобы сделать рабыней. Я думаю, что мне все равно в итоге повезло больше, чем большинству. Меня продержали неделю, прежде чем пришли синие парни, чтобы купить всех людей. Я знаю, что Элли и Гейл держали гораздо дольше, и, судя по грязному, чрезвычайно худому виду Элли, это повлияло на нее изнутри. Гейл намекнула, что все было плохо, и она также не любит говорить об этом — теперь, когда это в прошлом.

Что, конечно, вызывает у меня кошмары, потому что я представляю, насколько все могло быть плохо. Когда тебя тычут, подталкивают и таскают голышом, это уже само по себе плохо, и я рада, что дело ограничилось этим.

Я помню, как меня держали в клетке с другой девушкой, Хлоей, которая была всем, чем я не являюсь, — маленькой, темноволосой, красивой. Она была в ужасе от всего, что с нами происходило, и плакала в нашей камере каждую ночь. На третий день плена кто-то вошел, ведомый странным маленьким зеленым парнем, который, как я узнала, был надсмотрщиком за рабами. Новые пришельцы — рыжеватые и змееподобные — осмотрели нас обеих, и, похоже, маленький рост Хлои понравился им больше, чем мой. Они забрали ее, и я до сих пор слышу ее отчаянные крики в своей голове.

Я не знаю, что с ней случилось, но я надеюсь, что это было лучше, чем то, что продолжает разыгрывать мое воображение.

После той недели ада остальные пленники-люди были доставлены сюда, на эту морозную планету, и оставлены здесь. Нам сказали, что мы никогда больше не вернемся домой, нам придется завести паразита, чтобы жизнь здесь стала реальностью, и, кстати, нам придется взять здешних парней в пару, потому что паразит — это сваха.

В это все сложно поверить.

Конечно, во мне все еще есть какая-то благодарность. Эти люди милые, и здесь много теплой одежды и еды, чего я не могу сказать о невольничьем корабле. Здесь есть и другие люди, и все они счастливы и довольные, несмотря на то, что оказались на Ледяной планете. Я пытаюсь следовать их примеру, но это трудно. Трудно быть полностью счастливой и смириться с тем фактом, что я никогда больше не увижу дом, никогда больше не увижу весну, никогда не смогу сама выбрать себе пару.

Конечно, не то чтобы у меня было так уж много поклонников. Когда ты девушка размером с полузащитника, они точно не выстраиваются в очередь, чтобы встречаться с тобой. Но тот факт, что мой паразит выберет для меня мужчину? Я не могу пройти мимо этого. Еще не совсем. Кажется, все здесь вполне счастливы со своими парами, и это здорово для них. Но я не могу не волноваться, что буду первой, кто возненавидит человека, с которым они застряли… или, что еще хуже, он возненавидит то, что застрял со мной. Это будет просто невыносимо унизительно.

В течение недели или около того, что мы здесь, я делала все возможное, чтобы найти наставника, который научил бы меня нужному навыку, чтобы я не чувствовала себя большим неудачником, о котором все должны заботиться. Я хочу позаботиться о себе сама. Это единственный человек, на которого ты можешь положиться. Так что, как бы мне ни нравилось сидеть у костра с Саммер, Брук и Гейл, я проводила много времени с Лиз, чтобы научиться охотиться. Она каждый день выходит со своим мужем на охоту, хотя у нее двое маленьких детей. Я видела, как она брала обеих своих девочек с собой на охоту в хорошую погоду, а в плохую они оставались с одной из других женщин в деревне и ходили в «школу» с другими детьми. Она очень серьезно относится к своей работе охотницы. Мне говорили, что другие женщины тоже ходят на охоту, но далеко не так часто, как Лиз.

Что делает ее идеальной наставницей. Мы также довольно хорошо ладим. Лиз почти такая же крупная, как и я. Почти. И она высокая и светловолосая, как я, хотя я все еще возвышаюсь над ней. Я не большая поклонница ее вспыльчивого мужа, но Лиз задает ему жару, и ему, похоже, это нравится, так что у них все получается. Ей так повезло.

Что касается меня, то, похоже, мне не так повезло, потому что Харрек все еще преследует меня. Я пересекаю деревню, направляясь к хижине, которую делю с Саммер и Брук.

Я чертовски ненавижу Харрека.

Я никогда не забуду тот момент, когда встретила его. Нас всех знакомили с племенем, люди толпились вокруг нас и заставляли нас чувствовать себя желанными гостями. Я чувствовала себя странно комфортно в деревне, полной высоких людей, даже если они голубые.

Он протолкнулся сквозь толпу людей с широкой улыбкой на лице, и я сразу подумала, что он симпатичный. Мне понравилась теплота в его глазах и его вытянутое лицо, которое, кажется, создано для улыбки. У него сильное, поджарое тело, которое выглядит большим даже для племени варваров. Если это был тот тип парня, с которым мы должны были переспать, запишите меня.

По крайней мере, я так подумала. В тот момент, когда Харрек увидел меня, все нежные чувства, которые я испытала к нему, растаяли.

— Мои глаза! — воскликнул он, драматично прижимая руку к груди. — Посмотрите на эту человеческую гору! — и он указал прямо на меня.

Остальные рассмеялись, и Харрек, похоже, обрадовался своей шутке. Что касается меня, то я хотела заползти под камень и спрятаться подальше. Даже среди этих высоких голубых — голубых!! — людей я все еще остаюсь странной. Так что да, Харрек в моем списке дерьма. Что еще хуже, он, кажется, думает, что придираться ко мне забавно, и поэтому постоянно флиртует со мной. Поскольку он уже заявил, что я гора, я знаю, что я ему не интересна. Он всегда смеется и шутит, и все его заигрывания сопровождаются глупой ухмылкой, и, ну, я не нахожу это смешным.

Я чувствую себя объектом постоянных шуток, и поэтому делаю все возможное, чтобы не обращать на него внимания. К сожалению, чем больше я игнорирую этого придурка, тем больше он обращает на меня внимания. Не проходит и дня, чтобы он не отпускал каких-нибудь нелепых замечаний или не ходил за мной по пятам.

Это отстой.

Он точно знает, что сказать или сделать, чтобы свести меня с ума.

— Подожди, Кейт, — кричит он, когда я спешу к своей хижине. Я собираюсь забрать свое оружие, а затем зайти к Лиз, чтобы узнать, закончила ли она свой утренний обход, чтобы она могла показать мне, как тренироваться с моим новым луком. Я не очень хороша в этом, но это только усиливает мою решимость овладеть им. — Кейт, — снова зовет Харрек, стоя в нескольких шагах позади меня.

— Уходи, — говорю я ему и ныряю в свою хижину.

Что касается домов, то они небольшие и аскетичные. Брук немного неряха, и мы с Саммер пока не очень хорошо обращаемся с огнем, поэтому, как правило, позволяем золе накапливаться больше, чем следовало бы. Полы устланы мехами, потому что мы не привыкли ходить по таким холодным камням, а сама хижина довольно грубо отделана. Это буквально четыре стены — хотя на них вырезаны какие-то безумные геометрические фрески с изображением четырехруких людей — длинная стойка для кухонной зоны, туалетная кабинка и место для костра. Мои постельные принадлежности лежат вдоль левой стены, и я поддерживаю порядок на своем участке, в основном потому, что ураган Брук сводит меня с ума своим беспорядком. Мое новое оружие аккуратно разложено в ряд, и я подхожу, чтобы взять свой лук и костяные стрелы, которые я приготовила. У меня всего три, но я все еще нахожусь в режиме тренировки.

— Ты должна знать, что хороший охотник всегда следит за тем, чтобы его оружие было достаточно острым, чтобы пробить шкуру. Ты наточила свое оружие сегодня утром?

Я резко оборачиваюсь, изумляясь тому факту, что Харрек находится в моей чертовой хижине.

— Что ты здесь делаешь? Ты не можешь просто так войти!

На его выразительном лице появляется растерянное выражение.

— Но мы разговаривали.

— Ты разговаривал. Я игнорировала, — шиплю я на него. — Оставь меня в покое. И не ходи за мной повсюду! Что, если бы я переодевалась?

Он указывает на дверной проем.

— Ты не поставила экран приватности, поэтому я предположил, что входить безопасно. — Веселье возвращается на его лицо. — И если ты захочешь раздеться, я рад помочь.

Я закатываю глаза, глядя на него.

— Охлади свои двигатели. Ты же знаешь, что я не заинтересована в том, чтобы раздеваться для тебя. — Последнее, чего я хочу, — это еще несколько шуток о «Кейт-горе» в мой адрес. Я закидываю лук за спину, засовываю стрелы в колчан и прикрепляю его к поясу, прежде чем повернуться и свирепо посмотреть на него. — Пока.

Он хихикает, следуя за мной, когда я снова выхожу из хижины.

— Ты ведешь себя так, как будто я обидел тебя, Кейт. Это потому, что я пытаюсь поделиться с тобой своими охотничьими знаниями? — Он подбегает ко мне, а затем начинает пятиться передо мной, так что оказывается лицом ко мне. — Ты же знаешь, я отличный охотник. Я был бы счастлив научить тебя.

О, боже.

— К сожалению, я пока не видела особого совершенства в твоей охоте. — Может быть, теперь, когда я оскорбила его, он уйдет.

Но его лицо только светлеет, и эта большая, глупая улыбка расплывается по всему лицу.

— Тогда мне произвести на тебя впечатление? На что бы ты хотела, чтобы я поохотился для тебя сегодня?

— На все, что унесет тебя подальше, — сладко отвечаю я.

Он обдумывает это, затем спрашивает:

— Рыба-клык? С реки?

Я видела реку, о которой он упоминает, и она находится на дальней стороне долины. В самые первые несколько дней, когда я ходила на охоту с Лиз, все, что мы делали, это гуляли по долине и рассматривали линии ловушек, пока она указывала на то, о чем мне нужно было знать. Я помню рыбу-клык — она выглядит как пучок безобидного бамбука, торчащего из берегов реки, но, вытащив один из них, можно увидеть большую противную рыбу с огромными зубами и выпученными глазами.

— Река — это отлично. Это долгая прогулка.

— Не так уж и долго, — хвастается он. — Сколько клыкастых рыб ты хотела бы, чтобы я поймал для тебя?

Я выгибаю бровь, глядя на него.

— Сколько ты обычно ловишь?

Он пожимает плечами, движение плавное и привлекательное.

— Две или три.

— Тогда поймай мне восемь. — Это звучит совершенно неразумно и должно держать его подальше от меня весь день.

— Ого. — глаза Харрека блестят. — Вызов, да?

— Ага. — Я невольно улыбаюсь. Ему трудно не симпатизировать, когда он такой веселый.

— И что ты мне дашь, если я выиграю в этом испытании?

— Ничего?

— Такой свирепый охотник, как я, нуждается в большем поощрении, чем это. Ты позволишь мне приласкать тебя ртом?

Я чувствую, что вся раскраснелась и разгорячилась от его предложения… и сбита с толку. Он все еще флиртует со мной, хотя других нет рядом? Я не уверена, как к этому отнестись. Это настоящий флирт, или он все еще издевается надо мной?

— Нет.

В его устах поцелуи звучат невероятно порочно.

— Значит, ты поделишься со мной своими мехами? — Его хвост мотается взад-вперед, а улыбка широка. — Это мне нравится.

Я останавливаюсь как вкопанная.

— Погоди-ка, парень. Это не из разряда «Если хочешь два, попроси четыре». Я не собираюсь целовать тебя и спать с тобой только потому, что ты поймал восемь рыбин. Не будь смешным.

— Тогда скажи мне, каков будет мой приз.

Я оглядываюсь в поисках идеи.

— Я… позволю тебе как-нибудь взять меня с собой на охоту… но только если ты вернешься с восемью рыбами. И удачи тебе в этом.

Харрек тычет в меня пальцем.

— Мне нравится ход твоих мыслей, Кейт. Когда я вернусь в деревню сегодня вечером с восемью клыкастыми рыбами, я приберегу для тебя самую крупную.

Моя улыбка исчезает. Самая большая рыба для меня, потому что я самая крупная девушка? Внезапно мне кажется, что он снова надо мной издевается.

— Не теряй времени зря, — говорю я ему, протискиваясь мимо. — Тебе лучше перейти к делу.

Он смеется и убегает трусцой.

— Подожди, пока не увидишь, что я поймаю, Кейт. Ты будешь очень впечатлена!

— Сомневаюсь в этом, — бормочу я себе под нос и направляюсь к хижине Лиз. Я слышу голоса внутри, но делаю паузу, прежде чем сообщить им, что я здесь. Я потрясена после стычки с Харреком, мое сердце трепещет. Я выбита из колеи; я никогда не могу сказать, серьезен он или смеется надо мной, и я подозреваю, что он смеется надо мной…что делает мое влечение к нему еще более жалким. Мне не должен нравиться парень, который, кажется, постоянно придирается ко мне, но я ничего не могу с собой поделать. Что, конечно, еще больше расстраивает и сбивает с толку. Я ненавижу этого парня, когда его нет, но когда он рядом со мной, мне нравится его юмор и его умные слова… пока он снова не обратит их против меня.

Я встряхиваю головой, чтобы избавиться от мыслей о Харреке. Поцелуй — или больше! — за восемь рыбин. Этот парень, черт возьми, выжил из ума. Взяв себя в руки, я откидываю косу с плеча и откашливаюсь у хижины Лиз. Ширмы перед дверью нет, но просто входить как-то странно, и я думаю о замешательстве Харрека ранее.

— Лиз? Это я.

— Входи, — зовет она. — Я просто пытаюсь накормить этих двух соплячек.

Я ныряю в хижину и улыбаюсь ей. Она сидит у костра со стрелами и точильным камнем в руках и свирепо смотрит на своих маленьких дочерей. Эйла — младшая — выглядит так, будто плакала, а у Рáшель — старшей — самодовольное выражение лица.

— Посмотри на меня, мамочка, — зовет Рáшель. — Я съела все свои пирожки, а Эйла вообще не ест свои.

— Хорошая работа, лапочка. И привет, Кейт, присаживайся. — Лиз бросает взгляд на меня, прежде чем снова перевести взгляд на свою дочь. — Эйла, я сосчитаю до десяти, и если ты не будешь есть эти пирожки… — она позволяет своему голосу зловеще затихнуть.

Маленькая нижняя губка Эйлы выпячивается, и она снова начинает плакать.

— Мне они не нравятся, мамочка!

— У мамы такой вид, будто ей не все равно? Нет, ей все равно. Съешь это, или сегодня вечером ты будешь ужинать сырым мясом. — Она снова оглядывается на меня, поскольку я все еще топчусь в дверях. — Дети. Ой. Я надеюсь, ты сегодня не торопишься.

— Нет и не собираюсь, — говорю я и снимаю лук с плеча, затем опускаю свои длинные ноги на землю рядом с ней.

— Мамочка, мамочка, — зовет Рáшель. — Эйла не ест свои пирожки.

Лиз щиплет себя за переносицу.

— Если бы твой папа был здесь, Рáшель, он бы сказал тебе, что стукачей никто не любит. И он съел бы все твои пирожки, Эйла. Но это не так, так что съешь их, чтобы уже можно было идти в школу, хорошо? Ариана ждет вас, девочки. — Она смотрит на меня и скашивает глаза. — Они всегда такие, когда Рáхош уходит на несколько дней.

— Он ушел? — мягко спрашиваю я. В некотором смысле, я даже рада, что сегодня на моем уроке по охоте будем только мы с Лиз. Рáхош… ну, он немного свирепый.

— Ага. Он ужасно избаловал моих девочек. — Она бросает на них ласковый, но раздраженный взгляд, затем протягивает руку, хватает последний пирожок с тарелки Эйлы и запихивает его себе в рот. — Все давайте, бегите в школу.

Слезы Эйлы тут же высыхают, и она бросается к двери, за ней быстро следует ее сестра.

— Пока, мамочка!

Лиз заканчивает жевать, слегка покачав головой.

— Ладно. Сегодня мы просто попрактикуемся в меткости, так что установим мишень на окраине деревни и поработаем с ней. — Она протягивает руку и берет мой колчан, осматривая мои стрелы. — И первое, о чем нам нужно поговорить, — это о том, насколько тупы эти стрелы. Они должны быть достаточно острыми, чтобы прокалывать шкуру, иначе убийство не будет чистым. Где твой точильный камень?

Фу. Неужели они настолько тупые? Харрек был прав.

Я ненавижу это.

Глава 2

Месяц спустя

ХАРРЕК

Она по-прежнему отказывается идти со мной на охоту. Моя Кейт — жалкая неудачница.

Однако я нахожу это очаровательным. Кейт склонна к соперничеству и не умеет проигрывать. Это весело. С течением времени я узнаю все больше и больше о своей человеческой женщине… потому что я стал думать о ней как о своей. Между кем-либо из новых людей и охотниками не произошел ни один резонанс, за исключением Бека и странной, вонючей Эл-ли. Это меня вполне устраивает. Если мне не суждено вызвать резонанс, то, по крайней мере, есть женщины, с которыми можно поделиться мехами. Поскольку они не нашли отклика, я решил, что Кейт будет моей.

Я был влюблен в нее с того самого момента, как впервые увидел. Я усмехаюсь про себя, разминая больную руку. Место, где рыболовный крючок проткнул мою ладонь, зажило, но оно все еще иногда болит. Мне следовало бы уделять больше внимания своим делам, но мои мысли были сосредоточены на высоком человеке с волосами, похожими на облако, точно так же, как это было каждый день с тех пор, как появились люди.

Я никогда не завидовал, когда прибыла первая группа людей. Я ни с кем не нашел отклика и решил, что это предназначено не для меня. Я не испытывал сильных чувств ни к одной из этих маленьких, хрупких, плосколицых созданий, но мне действительно нужна была пара. Когда-то давно я преследовал Ти-фа-ни, но мое сердце оставалось молчаливым к ней, в отличие от Таушена. Она нашла отклик в Салухе, и я рад за своего друга. Я предположил, что мне нужно будет набраться терпения, подождать, пока один из комплектов не подрастет, и посмотреть, оживет ли тогда мой кхай.

Но в тот момент, когда я увидел Кейт, я понял, что она должна быть моей. В отличие от других людей, она высокая и сильная, ее бедра округлые и крепкие, груди большие, а ноги длинные. Она возвышается над ними всеми, и я знаю, что ее тело идеально подошло бы к моему в мехах. Мне не нужно было бы наклоняться, чтобы прикоснуться к ней губами. Я мог крепко прижимать ее к себе и не чувствовать, что вот-вот сломаю ее. Мне это нравится.

А еще мне нравится ее странная грива. Из всех женщин она самая бледная, ее волосы подобны снежному облаку или кусту в метель. В отличие от пышных каштановых кудрей Шорши, кудри Кейт тугие и растрепанные, и ее бесцветная грива ниспадает до середины спины плотным гнездом. Я хочу потрогать его и посмотреть, такой ли он на ощупь мягкий, каким кажется. Даже ее маленькие бровки бледные и бесцветные. Очаровательно.

Однако она не совсем бледна. Когда она расстроена, ее щеки становятся ярко-красными. Я нахожу это милым, поэтому делаю все возможное, чтобы заставить ее покраснеть. Думаю, ей не нравится мой флирт, но она смирится. Я дам ей время.

У меня есть все время в мире, чтобы ухаживать за ней.

Я наблюдаю, как она сидит с Химало, хмуро разглядывая кожу перед собой. Она натянута на каркас, и с нижней стороны свисают кусочки хрящей и кровеносных сосудов. Это шкура с ее первой добычи, и он показывает ей, как чистить ее. С тех пор как моя Кейт приехала сюда, она делала все возможное, чтобы узнать все, что в ее силах. Все женщины таковы, но в то время как Сам-мер и Бу-Брук осваивают деревенскую жизнь, Кейт хочет научиться быть охотницей. Она похожа на Лиз, свирепая и сильная.

Мне это нравится. Мне это очень нравится.

Я снова сгибаю руку и наблюдаю, как она берет свой скребок.

— Чувак, ты просто подкрадываешься.

Я оглядываюсь и вижу Мэ-ди, стоящую неподалеку, ее сын Масен сидит у нее на бедре. Она приподнимает бровь, глядя на меня, а затем многозначительно смотрит на Кейт.

— Что это, под-карад-вываюсь? — спрашиваю я. После нескольких сезонов общения с людьми я удивляюсь, когда продолжают появляться новые слова.

— Это значит, что ты ведешь себя странно рядом с ней. Дай ей подышать. — Она слегка качает головой. — Ты хочешь, чтобы она обратила на тебя внимание? Черт возьми, отстань от нее на несколько дней. Дай бедняжке подышать.

— Но я позволяю ей дышать, — протестую я, застигнутый врасплох. Я не так уж часто увиваюсь за Кейт… правда ведь? Возможно, так оно и есть, но я хочу, чтобы она знала о моем интересе. Для сильной, умной женщины она довольно невежественна, когда дело доходит до того, чтобы позволить мужчине ухаживать за ней. Я беру за правило здороваться с ней каждый день, бросать ей вызов и хвалить за ее охоту… и дразнить, чтобы она добивалась большего. Я обращаюсь с ней так, как обращался бы с любым другим охотником… а она отвечает дерзкими, сердитыми словами и вздернутым носом.

Конечно, я не возражаю против этого, потому что она прекрасна, когда злится. Но я бы хотел, чтобы она смягчилась по отношению ко мне. Возможно, в конце концов, я слишком много думаю.

— Ты считаешь, я должен пойти помочь ей с кожей? — спрашиваю я Мэ-ди.

Она закатывает глаза, глядя на меня.

— Тебе следует оставить ее в покое. Разве вы, ребята, не собираетесь завтра в Пещеру старейшин? Дай ей отдохнуть денек от твоей прилипчивой задницы, милый. Она никуда не денется. — Она кивает на свою хижину. — Пошли. Я накормлю тебя, и ты сможешь поболтать с Хассеном.

Я хмурюсь, когда она протягивает мне своего сына.

— Но я не хочу разговаривать с Хассеном.

— Я знаю, — говорит Мэ-ди. — В том-то и дело. Ты хочешь остаться здесь и строить ей глазки из тени, но ты не завоюешь ее таким образом, ясно? Так что садись, поешь и прими таблетку от прилипчивости.

Я уже слышал про эту таблетку раньше. Это ненастоящая вещь. Я ерошу волосы Масена и хихикаю.

— Ну, если твоя мама собирается нас накормить, как я могу отказаться?

Масен наклоняется и сжимает мой нос, затем ждет. Я послушно делаю глубокий вдох ртом, и он разражается раскатистым смехом. Ах, комплекты. Они такие забавные и такие простые для понимания. Совсем не похожы на мою Кейт. Бросив последний взгляд в ее сторону, я следую за Мэ-ди обратно в ее хижину.

Я ныряю внутрь и поднимаю руку, здороваясь с Хассеном, когда вхожу, с легкостью держа Масена под другой рукой. Мой товарищ-охотник сидит у костра, у его ног разложено оружие и припасы.

— Хо, друг. Готовишься к охоте?

Он кивает, потирая подбородок.

— На этот раз моя очередь отправляться в дальние походы.

Мэ-ди корчит гримасу и наклоняется над своей парой, притягивая его лицо к своей груди и игриво прижимая к себе.

— И я буду чертовски по нему скучать.

— Ммм. — Он утыкается носом в соски своей пары через ее тунику, заставляя ее взвизгнуть, а Масена громко захихикать. Я игнорирую их флирт и сажусь у огня.

— Ух ты, — говорит Мэ-ди, подходя к огню и накладывая немного тушеного мяса в миску. — Это была прекрасная возможность для тебя пошутить о том, что нам нужно успокоиться, и ничего от тебя? Ты хорошо себя чувствуешь, Харрек?

Я рассеянно потираю шрам на ладони.

— Сегодня мои мысли витают в другом месте.

— Угу. — Она протягивает мне миску и резную ложку. — С некой высокой блондинкой?

— Конечно. — Нет смысла отрицать это. Все в племени знают о моей решимости завоевать Кейт. — Прошел уже полный оборот луны, а я не стал ближе к тому, чтобы завлечь ее в свои меха. Это почти так, как если бы я ей действительно не нравился.

— Представь себе это, — говорит Мэ-ди и бросает взгляд на свою пару. Она берет другую миску и наполняет ее едой, затем садится рядом с сыном и сажает его к себе на колени, пока он ест. — Или это похоже на то, что ты не понимаешь намека, Харрек.

— Намека? — Я помешиваю ложкой еду, но я не голоден. — Что ты имеешь в виду?

— Оставь это, моя пара, — предостерегает Хассен Мэ-ди. — Мы обещали, что не будем вмешиваться.

— Вмешиваться? — эхом отзываюсь я, задавая вопрос. — Что вы имеете в виду?

— Он имеет в виду, что мы не принимаем ничью сторону, — говорит Мэ-ди, взмахивая рукой. — Не собираемся играть в сваху. Что-то в этом роде.

Хассен просто качает головой, глядя на свою женщину.

— Она думает, что тебе нужна помощь, чтобы ухаживать за ней.

— Мне нужна помощь?

— О боже, когда-нибудь ты поймешь, — кричит Мэ-ди. — Ты пристал к ней, как банный лист. — Когда ее супруг снова качает головой, Мэ-ди поворачивается к нему. — Я не вмешиваюсь, детка. Я просто даю несколько советов. Это все. Они все уходят завтра на несколько недель. Я просто собираюсь дать ему несколько советов о том, как завоевать его даму.

Хассен закатывает глаза.

— Потому что ты эксперт по ухаживанию?

— Я ухаживала за тобой, не так ли? — Она знойно подмигивает ему, а затем тычет сына в живот. — Ешь, Масен. После того, как ты закончишь есть, папа присмотрит за тобой, пока мама будет стирать.

— Потому что мамочка вознаграждает свою пару, когда он это делает, — тихо говорит Хассен, бросая на Мэ-ди горячий взгляд.

Эти двое никогда не бывают очень сосредоточенными.

— Давайте подробнее поговорим о Кейт, — перебиваю я. — Что ты имеешь в виду, говоря, что я пристал к ней?

— Я имею в виду, что ты как сыпь, постоянно рядом с ней, — говорит мне Мэ-ди, когда Масен подносит ложку ко рту. — Каждый раз, когда она оборачивается, бум, вот и ты. Может быть, ты немного успокоишься?

— Но как она узнает о моем интересе? — Я качаю головой, глядя на нее. Она не знает Кейт так, как я. — Ясно, что она не поняла моих намеков. Во всяком случае, мне нужно быть настойчивее в своих попытках добиться ее расположения.

Хассен только фыркает и, не отрываясь от своего занятия, запихивает предметы обратно в свой охотничий рюкзак.

— О, милый, — говорит Мэ-ди умиротворяющим голосом. — Люди за две галактики отсюда могут сказать, что тебе она интересна. Дело не в том, что она этого не заметила. Дело в том, что она игнорирует это. Я предполагаю, что ты ставишь ее в неловкое положение.

Я обдумываю то, что она говорит, пока откусываю кусочек тушеного мяса. То, что она говорит, может быть правдой. Моя Кейт действительно имеет тенденцию напрягаться, когда я подхожу к ней. Я думал, она просто застенчивая или ненаблюдательная. Возможно, и нет.

— Итак, как мне сделать так, чтобы ей было комфортно со мной?

— Она когда-нибудь улыбалась или смеялась в твоем присутствии? — спрашивает Хассен и наклоняется ко мне. — И, Мэ-ди, передай мне ту пачку походных пайков?

— О, я думала, мы не будем вмешиваться в это, — говорит Мэ-ди сладким голосом. — Думаю, это изменилось, не так ли? — Она хихикает и протягивает ему две пачки. — Возьми больше. Я не хочу, чтобы ты голодал.

Я на мгновение игнорирую их подшучивание, размышляя. Кейт улыбается. Кейт смеется. Обескураживает тот факт, что я не могу вспомнить, сколько раз я заставлял ее смеяться или улыбаться. Ах, подождите. Я кладу ложку в миску и разминаю руку, размышляя. В тот день я отправился на рыбалку, чтобы добыть для нее восемь клыкастых рыб. Она рассмеялась и улыбнулась, бросая мне вызов, в ее глазах блеснул огонек. Моя Кейт склонна к соперничеству. Ей нравится бросать вызов.

Но я… не бросал ей вызов. Я просто дразнил ее, флиртовал с ней в надежде, что она будет флиртовать в ответ. Я проводил каждое мгновение в деревне рядом с ней в надежде, что она подбодрит меня.

Я должен был подталкивать ее и бросать вызов, заставляя задуматься. Заставляя ее чувствовать необходимость соревноваться. Дать ей что-то, на чем можно сосредоточиться, что заинтересует ее разум.

Конечно. Теперь это очевидно.

Воодушевленный, я вскакиваю на ноги и при этом случайно сбрасываю миску с тушеным мясом со своих колен в огонь. О. Мои мысли заняты Кейт, я автоматически протягиваю руку, чтобы схватить маленькую миску, пока она не начала подгорать…

И Хассен тут же подхватывает меня, своим большим весом швыряя на землю.

— Нет!

Моя голова ударяется о каменный пол, и я лежу на спине, испытывая головокружение. Я кряхчу от боли, когда Масен начинает плакать, и Мэ-ди успокаивает его. Ошеломленный, я потираю голову.

— Это было необходимо?

— Ты дурак. Ты чуть не сунул руку в огонь. — Хассен бросает на меня недоверчивый взгляд, а затем слезает с меня, протягивая руку. — Не причиняй себе вреда на глазах у моей пары и сына, пожалуйста.

— Навредить себе? Ха. — Я медленно поднимаюсь на ноги, игнорируя его протянутую руку. — Ты ведешь себя так, как будто я собираюсь прыгнуть в огонь и сжечь себе лицо.

— Это ведь ты, не так ли? Это именно то, что я думаю, — говорит Хассен со смехом. Он подходит к своему плачущему сыну и берет его на руки, успокаивая, в то время как Мэ-ди смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

Ха. Я поднимаюсь на ноги и снова потираю затылок. Он не мокрый, кожа не повреждена. Я испытываю облегчение, ведь у меня внутри все переворачивается при мысли о том, что у меня кровоточит голова. Возможно, мне следует обратиться к целителю.

С другой стороны, возможно, и нет. Если станет известно, что я снова был ранен, они никогда не позволят мне отправиться в путешествие вместе с другими в Пещеру старейшин, а я планирую быть рядом с Кейт на каждом шагу этого пути. Я потираю голову, погруженный в свои мысли. Мне нужно время, чтобы обдумать наилучший способ заставить ее соревноваться со мной. Чтобы создать игру в путешествии.

И самое главное, заставить ее смеяться и улыбаться.

Кейт

— О, не мог бы ты понести мой рюкзак вместо меня? Мне бы это очень понравилось. — Брук одаривает молчаливого Варрека приторно-сладкой улыбкой. — Просто он такой большой, и нам предстоит пройти такой долгий путь, не так ли?

Он с кивком забирает у нее рюкзак и укладывает его на сани, завязывая их. Затем он смотрит на Гейл и Саммер, которые стоят рядом, и протягивает руку. Они немедленно отдают свои сумки с припасами, и бедняжка Саммер начинает лепетать о том, как Варрек добр, что делает это для них, а затем переходит к подробному анализу погоды за день, и все это адресовано Варреку, который почти такой же тихий, как Элли.

— А ты собираешься пойти и отдать ему свой рюкзак? — произносит слишком знакомый голос, и рядом со мной появляется Харрек, весь в хитрых ухмылках, длинных косах и синих мышцах. У него за спиной огромный рюкзак, как и у всех других охотников. Даже у Элли есть маленький рюкзачок, от которого она не отказалась.

В его тоне есть что-то такое, что заставляет меня ощетиниться. Это потому, что я Кейт Бобовый Стебель, он думает, что я должна быть достаточно сильной, чтобы нести свой собственный рюкзак? Или он дразнит меня тем, что мы все слабые дурочки? В любом случае, я качаю головой и крепче сжимаю ремни.

— Если вы, ребята, можете таскать рюкзаки, я тоже смогу.

Он приподнимает подбородок в молчаливом признании.

— Я даю тебе один день.

— Правда? Бьюсь об заклад, я смогу проделать это чертово путешествие без необходимости просить кого-нибудь нести мой рюкзак. — Я встаю немного прямее в снегу глубиной по икры. Мы находимся на краю ущелья, только что поднявшись по шкиву в долину. Впереди маячит долгая, длящаяся несколько дней прогулка к Пещере старейшин, которая, по-видимому, является старым космическим кораблем. Это тот самый, который привез предков племени ша-кхай сюда, на Не-Хот, и там есть несколько соплеменников, которые работают над тем, чтобы он снова заработал. Поскольку это последние недели перед жестоким сезоном — здешней версией зимы — было решено, что все люди должны пойти и освоить язык ша-кхай, которому нас научит компьютер, найти оставшихся там соплеменников и привести их домой, а также зайти во фруктовую пещеру за кое-какими запасами на зиму в последнюю минуту.

Все это звучит отлично, за исключением того факта, что они выбрали всех холостяков племени, чтобы сопровождать нас. Для меня это похоже на один большой долгий «круиз» для одиночек. Таушен, Варрек, Сесса и Харрек сопровождают нас вместе с Беком, который теперь женат на Элли, и Вазой, который встречается с Гейл.

Одиночки. Круиз.

Остальные тоже это чувствуют. Брук демонстрирует свое лучшее кокетливое настроение, даже если Варрек и Таушен — не самая восприимчивая аудитория. Варрек такой мягкий и тихий, что я даже не знаю, заинтересован ли он в том, чтобы завести себе пару. Таушен? Ну, он просто кажется каким-то… угрюмым. Он резок со всеми и идет впереди группы, готовый помочь нам в многодневном путешествии. И поскольку Брук кокетничает, я думаю, это делает Саммер раздражительной, потому что она болтает с Варреком о научном лагере, в который она ездила, когда училась в восьмом классе. Бедная Саммер и ее нервная болтовня.

Таушен бежит впереди, а Ваза и Гейл сразу за ним. Есть сани, полные припасов — теперь уже и рюкзаков, — которые Варрек везет на этот этап путешествия. Бек и Элли будут замыкать группу.

Конечно, это оставляет меня с Харреком. С Харреком, несносно флиртующим.

Интересно, смогу ли я идти с Элли и Беком? Я не особенно близка с Элли. Никто не близок, кроме Гейл. Она тихая и худенькая, заметны только глаза на ее бледном, узком лице. Когда я впервые встретила ее, от нее воняло, она несколько лет была в грязи и ни с кем не разговаривала. Теперь… ну, она по-прежнему мало разговаривает, но она чистенькая и даже в некотором роде хорошенькая. Она уже далеко не такая худая, как была, и иногда ее серьезное личико расплывается в улыбке, когда Бек что-нибудь говорит. Она цепляется за его руку, и он с обожанием хлопочет над ней.

Это довольно мило. И это заставляет чувствовать себя одинокой. Я думала, Бек какой-то злой и неприятный, но он — огромный плюшевый мишка рядом с хрупкой Элли. Время от времени я ловлю, как она шепчет ему что-то, что вызывает у него улыбку, и мне приятно видеть их такими счастливыми. По крайней мере, хоть у кого-то из нас будет счастливый конец. Вообще-то, у Гейл тоже. Она старше всех нас, наверное, достаточно взрослая, чтобы годиться мне в мамы. А Ваза — один из старших мужчин в племени. Вдовец. Однако он влюбился в Гейл в тот момент, когда увидел ее, и она позволила ему бегать за ней повсюду, ведя себя так, будто она контролирует их отношения… хотя я подозреваю, что это гораздо более взаимно, чем Гейл показывает. Однако он души в ней не чает.

Если я должна найти отклик в ком-то, почему это не может быть кто-то вроде него? Но трое одиноких парней, которые остались в племени? Я… нет уж. Я просто не знаю. Конечно, есть еще долговязый Сесса, который вот-вот достигнет совершеннолетия и, кажется, весь на гормонах.

Я не уверена, хочу ли я найти отклик с ним.

В принципе, если моя вошь решит сработать, как неисправная пожарная сигнализация, мне крышка.

Глава 3

Кейт

Мы тронулись в путь, наша компания медленно продвигалась по ландшафту. Спешить некуда, так как мы будем гулять несколько дней, и я замечаю, что Брук и Саммер устраиваются рядом с Варреком, болтая. Харрек решает продолжать идти рядом со мной. Я решаю, что вытерплю это. Мне больше ничего не остается, кроме как нагрубить ему и сказать, чтобы он отваливал, а я не хочу так начинать наш поход.

На несколько минут воцаряется тишина, и я оглядываюсь назад, чтобы посмотреть, как далеко мы продвинулись. Не так уж далеко, но я вижу Элли и Бека, держащихся за руки. Боже, они такие милые. Я чувствую еще один приступ одиночества. Дело не в том, что я хочу Бека… Я просто хочу быть такой же счастливой, какой выглядит Элли. И дело не в том, что я хочу мужчину для упомянутого счастья. Я просто хочу чувствовать, что я принадлежу этому миру, а не какому-то шоу уродов или как кто-то, кого хотят видеть только как производителя младенцев. Это было бы здорово.

— Это будет интересное путешествие, — бормочет Харрек, привлекая мое внимание.

— Почему? — я должна спросить.

Он оглядывается назад, затем смотрит вперед.

— Такое ощущение, что нас намеренно отослали, чтобы мы могли провести время вместе. — Он наклоняется ближе ко мне, его голос понижается. — Я подозреваю, что они хотят, чтобы мы все сразу нашли отклик и решили проблему того, что кто-то остается неспаренным.

Я не могу удержаться от смеха, потому что он говорит в точности то же самое, о чем я думаю.

— На Земле мы называем это свиданием, хотя я думаю, что что-то подобное было бы групповым свиданием. Ты встречаешься с кем-то, чтобы посмотреть, подходите ли вы друг другу.

— Я не вижу, чтобы в этой группе происходили какие-либо спаривания для удовольствия, кроме тех, которые уже произошли, — говорит он мне, а затем бросает на меня лукавый взгляд. — Кроме нашего, конечно.

Я игнорирую эту часть.

— Ты думаешь, Варреку или Таушену никто не нравится? Или Сессе? — Мне никто из них не нравится в романтическом плане, но мне немного жаль и Саммер, и Брук, потому что они милые и симпатичные, и, возможно, им нужен парень. Однако выбор в этой группе невелик. На его тихое фырканье я говорю: — Может быть, они просто проявляют любезность и дают всем пространство.

Харрек смеется.

— Думаешь, это то, что происходит?

— Тогда что же, по-твоему, происходит? — с любопытством возражаю я.

Он пожимает плечами, легко шагая рядом со мной.

— Я знаю их всех. Я вырос вместе с ними. Я знаю, как они думают.

Что ж, теперь мне действительно любопытно.

— И как ты думаешь, о чем они сейчас думают?

Харрек одаривает меня одной из тех лукавых улыбок, которые делают его таким красивым — и приводящим в бешенство.

— Что ты мне дашь, если я тебе расскажу?

— Удар кулаком в лицо?

Он смеется, очевидно, позабавленный моим внезапным предложением применить насилие. Я тоже не могу удержаться от легкой улыбки. Похоже, он относится ко мне примерно так же серьезно, как и к самому себе, то есть совсем не так.

— Ты можешь держать свои кулаки при себе, но я все равно поделюсь с тобой своими знаниями, потому что я отличный наблюдатель.

— О, самый лучший, — поддразниваю я. — Пожалуйста, поделись со мной своими знаниями.

— Сесса, — начинает Харрек, — в настоящее время не заинтересован в резонансной паре, особенно человеческой. Он очень хотел, чтобы Фарли соединилась с ним для удовольствия, но она нашла отклик в Мёрдоке. Он тот странный, с рисунками на коже и блестящими рогами. Ты встретишься с ним в Пещере старейшин.

Странный, да?

— Рисунки на коже?

Он протягивает руку и касается моей руки, проводя по ней пальцем. Несмотря на то, что на мне длинные рукава, у меня все равно по какой-то глупой причине мурашки бегут по коже.

— Рисунки на коже.

— О. Татуировки? У меня есть такая.

— Правда? — Он выглядит удивленным, затем делает какой-то жест рукой. — Покажи мне. Я хочу посмотреть.

— Что? Ни за что! Я тебе не покажу. — Некоторым другим, возможно, нравится непринужденная нагота, но мне определенно нет. Моя тату — на ягодице, потому что это было единственное место, где я могла сделать ее так, чтобы мой сверхстрогий отчим этого не увидел. Я с грустью думаю о нем и моей матери, но горе притупилось за недели осознания того, что я никогда не вернусь, и теперь это просто неприятная боль. По крайней мере, они счастливы вместе и могут утешать друг друга.

— Ты становишься грустной, — говорит Харрек, замедляя шаг. — Это из-за рисунка на коже? Это личное?

Я качаю головой, решительно глядя вперед, на Гейл и Вазу.

— Это не то, о чем я хотела бы говорить.

— Я заставил твою улыбку исчезнуть. Это ранит меня.

Так драматично. Он, должно быть, шутит, а я не в настроении выслушивать его фальшивый флирт.

— Просто продолжай то, что ты говорил. Сесса влюблен в кого-то другого, так? — Меня это не беспокоит, потому что я не сказала и двух слов Сессе, который напоминает мне угрюмого подростка, несмотря на рога и синюю кожу. Однако, если я замечу, что кто-то из других девушек флиртует в его сторону, я расскажу им. Нет смысла в том, что Брук или Саммер разобьют свои сердца.

— Да. Со временем он справится с этим, но он молод. Что касается Варрека, то он тихий и никогда не проявлял интереса к паре.

— Почему это? Он что, не любит детей? — Он кажется достаточно милым, хотя и тихим. — Или женщин?

— Нет, ему нравится и то, и другое. Я подозреваю, что он застенчив. Его мать и сестра умерли от кхай-болезни много лет назад, а его отец так глубоко горевал, что я подозреваю, он боится рисковать своим сердцем.

— О. — Я понимаю это. Трудно выставить себя на всеобщее обозрение. Видит бог, я прекрасно это осознаю. — Который из них его отец?

— Его отец погиб в обвале шесть оборотов назад, когда мы потеряли наш дом.

Оу.

— Мне жаль это слышать.

— Это было трудное время. — Он пожимает плечами и указывает на Таушена далеко впереди, настолько далекого, что он выглядит не более чем голубым пятнышком на горизонте. Вот тебе и неторопливая прогулка. — Это еще один человек, который боится попробовать еще раз. Он очень хотел спариться, когда впервые появились люди, и положил глаз на Ти-фа-ни.

Я это понимаю. Тиффани великолепна.

— Но она выбрала Салуха?

— Да. А потом он надеялся спариться с одной из сестер, которых обнаружили позже, но они нашли отклик у других. Думаю, возможно, он также хотел спариться с Фарли, но когда ее кхай выбрал другого, он потерял надежду. Он думает, что навсегда останется один. Если одна из самок захочет отвести его к своим мехам, ей придется самой подойти к нему. Он сдерживает себя, потому что устал от молчания своего кхая. — Харрек бросает взгляд на меня. — Тебе будет трудно в это поверить, но Таушен когда-то был очень счастлив и весел.

Он прав, мне действительно трудно в это поверить. Таушен, которого я знаю, гораздо более циничен и нетерпелив.

— Полагаю, его стакан уже наполовину пуст.

— У него много ран на сердце, — говорит Харрек.

— Итак, по сути, ты говоришь мне, что из команды холостяков у нас есть мальчик-подросток, застенчивый мужчина и угрюмый парень с разбитым сердцем. И ты. Ну, разве это не мило?

— Да. Но я занят. — Он одаривает меня дерзкой ухмылкой.

— Она знает, что ты флиртуешь со мной? — спрашиваю я, прищурившись.

Он смеется.

— Как ты думаешь, кто украл мое сердце? — Он складывает руки на груди, а затем указывает на меня. — Это принадлежит тебе, прекрасная человеческая Кейт.

— О, блин. Пощади меня.

Он только сильнее смеется над моими словами.

***

Это долгий, очень долгий день путешествия. Я в хорошей форме благодаря тому, что помогала отчиму и маме с семейным тренажерным залом, но даже я готова сдаться в конце дня. Мой рюкзак тяжелеет с каждым часом, и я жалею, что позволила Харреку заставить меня нести его, вместо того чтобы положить на сани рядом с остальными.

Конечно, я скорее умру, чем попрошу об этом сейчас, потому что тогда он будет думать, что победил.

В конце первого вечера мы все валимся без сил перед маленькой пещерой. Недалеко от входа разводят большой костер, и поскольку пещера недостаточно велика, чтобы в ней могли спать все, решено, что Саммер, я и Брук займем пещеру. Элли и Гейл собираются пообниматься со своими мужчинами снаружи, а остальные побудут у костра. Я не жалуюсь — к концу вечера у меня начинает болеть лицо от ветра.

— Какой длинный, ужасный день, — жалуется Саммер, снимая с себя самые верхние слои мехов в пещере, и Брук издает звук согласия. — Я не знаю, как тебе удавалось идти все это время, Кейт. Через час я совсем выбилась из сил!

Любое раздражение, которое я испытываю по отношению к ним, быстро исчезает после этого комментария. Я могла бы поехать с ними, это правда. Только моя упрямая гордость — и мысль о слишком понимающих улыбках Харрека — удерживали меня от того, чтобы присоединиться к ним. Однако ясно, что и Брук, и Саммер вымотаны до предела. Гейл и Элли тоже поникли у огня.

— Это было тяжело, — говорю я им. — Я должна была присоединиться к вам.

— Тебе следует сделать это завтра, — говорит Брук. — Я обещаю, что место найдется.

— Может быть, — это все, что я говорю. Я, наверное, не буду, просто чтобы показать остальным, что я могу тусоваться с мальчиками. Во мне снова проснулось чувство соперничества. После того как я выросла с отчимом, который постоянно заставлял меня больше работать, поднимать больше тяжестей, быстрее бегать, мне невыносима мысль о том, что меня посчитают слабой. Я пойду пешком, даже если это убьет меня.

— Я пошла спать, — заявляет Брук, ложась, натягивая на себя меха и сворачиваясь под ними калачиком. — Саммер, прижмись ко мне, чтобы разделить тепло наших тел. Ты тоже, Кейт.

— Скоро буду, — говорю я им. — Я, пожалуй, немного побуду у огня. — Остальные тихо переговариваются снаружи, и я хочу услышать, о чем там говорят. Я снова выхожу из пещеры и направляюсь к костру. Сесса, Таушен, Харрек и Варрек стоят в стороне, в то время как Бек обнимает Элли, на плечах у него мех, а его пара бережно укачивается в его объятиях. Гейл прижимается к Вазе, и в тот момент, когда я подхожу к огню, я чувствую себя странно из-за того, что я здесь единственная незамужняя девушка. Может быть, мне следовало держаться подальше от остальных. Я скрещиваю руки под грудью и сутулю плечи, размышляя, не стоит ли мне вернуться в пещеру и прихватить верхнюю меховую одежду. Сегодня мягкий вечер для Ледяной планеты, но это все равно Ледяная планета.

Сразу же заноза в моем боку отделяется от группы и подходит, чтобы встать рядом со мной.

— Хочешь, я согрею тебя теплом своего тела, Кейт? — Харрек одаривает меня умоляющей улыбкой и разминает руки. — Я могу прижать тебя к себе. Это не составит никакого труда.

Гейл хихикает, и я вижу, как ухмыляется Таушен.

Я чувствую себя большой идиоткой. Почему ему всегда нужно ставить меня в неловкое положение? Я закатываю глаза и отталкиваю Харрека, когда он тянется ко мне.

— Отвали. Я просто пришла посидеть у огня.

— Время еще есть, — говорит Харрек, ничуть не смущенный моей реакцией. — Это долгое путешествие, впереди много холодных ночей.

— Да, тебе бы это понравилось, правда?

— Я бы хотел, да. — Он улыбается мне.

— Я лучше замерзну, спасибо.

— Мне хотелось бы думать, что я смогу заключить тебя в свои объятия до того, как мы вернемся в племя.

Мое лицо словно горит от унижения.

— Этого никогда не случится.

— Звучит как вызов.

— Или здравый смысл.

— В конце концов, ты поймешь, какой хорошей парой для удовольствия я бы был для тебя, Кейт. — Он наклоняется вперед, игнорируя мой сердитый взгляд. — Я буду более чем счастлив исследовать своим языком пространство между твоими бедрами…

— Ух ты! Ты когда-нибудь сдаешься? — Я подхожу ближе и протягиваю руку, зажимая ему рот.

Он улыбается под моими пальцами и убирает мою руку.

— Никогда. Как еще ты узнаешь о моих чувствах?

— Так вот как ты это называешь? — огрызаюсь я в ответ, взволнованная. — Больше похоже на бред.

Остальные смеются, за исключением Бека, который издает раздраженный звук.

— Вы двое собираетесь стоять у огня и препираться всю ночь? Моей Элли нужно поспать.

Элли тычет Бека в ребра.

— Будь паинькой, — шепчет она достаточно громко, чтобы я услышала.

— В этом нет необходимости. Думаю, что с меня хватит, — говорю я им. — Увидимся, ребята, утром. — Я ныряю обратно в пещеру, прижимая руки к горящим щекам, чтобы охладить их. Боже, неужели Харрек должен продолжать свои штучки на глазах у остальных?

— Это не заняло много времени, — сонно бормочет Саммер, похожая на большую мохнатую гусеницу на полу рядом с Брук.

— Я передумала, — говорю я им тихим голосом. — Лягу спать. — Я хватаю свои одеяла и забираюсь с другой стороны от Брук, но не могу заснуть. Вместо этого я думаю о Харреке и его смеющихся улыбках, веселье остальных, моем смущении…

…и комментарий Харрека о его языке между моих бедер. Я плотно сжимаю бедра и жалею, что думаю об этом, но это так.

ХАРРЕК

— Ты ей не нравишься, — заявляет Бек у огня двумя вечерами позже. — Сдавайся и оставь ее в покое.

Оставить ее в покое? Никогда. Эта мысль невыносима.

— Я решил, что Кейт моя. — Услышав его фырканье, я продолжаю. — Это правда. Я должен только убедить ее в этом.

— Над твоим убеждением нужно поработать, — угрюмо говорит он и бросает взгляд на свою пару, спящую неподалеку на мехах. Выражение его лица смягчается, и он подходит к ней, касаясь ее гривы. Она поворачивается в своей постели, сонно улыбается ему и кладет щеку ему на бедро вместо подушки.

Я рад за своего друга, но в то же время и завидую. Я хочу того, что есть у него с его парой. Бек так сильно изменился за последний оборот лун, с тех пор как он вошел в резонанс с Эл-ли. У него больше нет этого голодного, недовольного выражения на лице. Он доволен. Он… счастлив.

Я тоже хочу этого счастья. Мне нужна пара и партнер. Но не такая нежная и тихая, как Эл-ли. Кто-то веселый. Кто-то, кто умеет дразнить так же хорошо, как и я. И комплекты не имеют значения. Резонанс тоже. Я устал от одиночества. Если у меня не произойдет резонанса, я не буду утруждать себя его ожиданием. Я предъявлю права на ту женщину, которую хочу, и мы будем счастливы вместе.

По крайней мере, до тех пор, пока один из нас не найдет отклик в ком-то другом. Но я не создаю проблем там, где их нет, и не буду беспокоиться о таких вещах.

А Кейт? Кейт идеально подходит мне. Высокая и сильная, не крошечная и не слишком хрупкая для моих неуклюжих рук. Она огрызается на меня в ответ, когда сердится, и румянец на ее щеках — мое любимое зрелище. Мне нравится ее огонь. Когда-нибудь это будет направлено не на меня, а разделено со мной.

— Я измотаю ее, — уверенно говорю я Беку и улыбаюсь, чтобы показать ему, что я не волнуюсь. — В конце концов, я ей понравлюсь. Ей просто нужно понять, что я подходящий охотник для нее.

Он недоверчиво фыркает.

Ему не нужно верить. Пусть. Ему просто нужно знать, что я серьезно отношусь к Кейт. Что она — женщина для меня. С каждым днем, который я провожу с ней, я все больше убеждаюсь, что ни одна другая женщина не является такой совершенной, такой остроумной, такой способной, такой уникальной и прекрасной внешне. И поскольку пребывание в группе не заставило ее оценить мои ухаживания, возможно, пришло время поступить так, как поступили другие, и убедить ее отправиться со мной в путешествие наедине на несколько дней.

Я довольно много думал об этом во время путешествия, когда мне ничего не оставалось делать, кроме как идти рядом с Кейт, желая прикоснуться к ней, но не в силах этого сделать. Я хочу, чтобы она поняла, что я охочусь за ней. Похоже, она этого не осознает, поэтому нам нужно побыть наедине. Несколько ночей наедине у костра, когда мы можем поговорить без посторонних, которые пристально наблюдают за каждым нашим движением. Это сработало со столькими другими парами — включая Бека и его пару, — что я долго думал об этом и принял решение о дальнейших действиях.

— Если ты увидишь, что мы отстали от группы, — небрежно говорю я Беку, — не утруждай себя поисками нас.

Он удивленно смотрит на меня.

Я улыбаюсь ему, чтобы показать, что я много думал об этом.

— Я оставлю после себя ботинок, чтобы ты знал, что это было нарочно, а потом я завлеку Кейт в свои меха. Я верну ее, как только ее сердце станет моим.

Бек закатывает глаза, глядя на меня.

Ему не нужно верить. Ему просто нужно вспомнить.

— Ботинок, — напоминаю я ему. — Если ты увидишь это, знай, что я похитил свою женщину.

— А что, если она не захочет идти с тобой? Я не могу позволить тебе просто так забрать женщину из группы.

— О, она захочет пойти со мной, — хвастаюсь я ему. — Она уйдет по собственному желанию. Возможно, ее потребуется немного убедить, но я думаю, что смогу на некоторое время увести ее подальше от остальных.

Он хмыкает.

— Ей все еще понадобятся слова из Пещеры старейшин, так что ты не можешь забрать ее надолго. Ты встретишь нас там?

Я удовлетворенно киваю. Я знаю, что пройдет не так уж много времени, но я надеюсь, что этого будет достаточно.

— Мы планировали пробыть в Пещере старейшин несколько дней, да? Я верну ее на третий день, обещаю.

Он сжимает челюсти, размышляя.

— И я не могу тебя остановить?

— Не можешь. — Я бы сделал это, даже если бы он не одобрял.

Бек вздыхает.

— Тогда делай, что должен, но ты рискуешь своей шкурой. Ты же знаешь, что Вэкталу не нравится, когда крадут людей.

— Я не буду ее красть. Она пойдет со мной добровольно. Подожди и увидишь.

Он проводит рукой по гриве своей спящей пары.

— Твое представление о желании и мое кажутся двумя совершенно разными вещами, друг мой.

***

Проходит полдень, прежде чем я придумываю, как лучше всего увести Кейт подальше от остальных.

Мы проходим через одну из многочисленных долин между скалистыми холмами, а затем взбираемся на один из утесов, идя по краю, потому что снег в следующей долине слишком глубокий. После этого есть каньон, который в более холодную погоду покрывается толстым слоем льда, а поскольку недавно у нас была многодневная метель, это действительно будет очень большой слой льда. Однако по другую сторону этого льда находится пещера охотников, которой не часто пользуются. А дальше вниз сама долина обрывается на дальней стороне этого особого набора скалистых холмов.

Я мог бы переправить Кейт через огромный ледяной покров, и мы могли бы встретиться с остальными на противоположной стороне.

Или мы могли бы остановиться там в пещере охотников на несколько дней и познакомиться поближе в мехах.

Эта идея мне нравится больше. Теперь, конечно, вопрос в том, как убедить Кейт отправиться со мной на большой ледяной покров. Я бросаю взгляд на свою спутницу. Мы прошли только примерно половину нашего путешествия, но люди проявляют свою усталость. Это долгое путешествие для них, непривычных к длительным походам по снегу. Сесса далеко впереди, ведет разведку. Впереди группы Ваза несет свою пару по развлечениям Чейл, как если бы он нес рюкзак. Большую часть этого путешествия она пыталась пройти пешком, но устала, как и пара Бека, Эл-ли. Они идут в конце группы, держась за руки, их шаг медленнее, чем обычно. В середине Варрек и Таушен меняются местами, таща сани с нашими припасами и с человеческими самками — Бу-Брук и Сам-мер.

В самом конце группы я иду с Кейт. Каждый день она несет свой рюкзак, и каждый день она идет пешком.

С каждым днем она все больше отстает от остальных.

И я чувствую себя виноватым из-за того, что она изо всех сил старается не отставать. Из всех людей она самая сильная. Ее рюкзак больше, чем у Эл-ли, и ей некому нести его, когда она устает. Даже Эл-ли приняла помощь Бека, время от времени отдыхая в его объятиях. Но Кейт борется в одиночку, и каждое мое предложение о том, чтобы она передала мне свой рюкзак, наталкивается на сердитый взгляд. Я слишком сильно играл на ее упрямстве, и она страдает.

Я думаю, она будет рада отдохнуть несколько дней. И слой льда будет тем инструментом, который я буду использовать.

Всей группой мы проходим по каменистой тропинке, ведущей в ледяную долину. Я знаю, что мы не поедем туда на санях — сама тропинка слишком узкая, и ходить по льду может быть опасно. Но я думаю, Кейт захочет это увидеть. Мне просто нужно… подбодрить ее.

Итак, я бросаю взгляд на свою женщину. Ее щеки раскраснелись от ветра, ее белые локоны заплетены в толстую вьющуюся косу на одном плече. Ее шаги замедляются, и она выглядит усталой, ее взгляд устремлен в землю. Я должен найти способ привлечь ее внимание. Чтобы заставить ее пойти со мной. Я подбегаю к ней трусцой и притворяюсь, что критически оглядываю ее с ног до головы.

Ее спина тут же напрягается.

— Что?

— Ты сегодня медленно идешь, Кейт. Ты слишком устала, чтобы продолжать? Мне нужно понести твой рюкзак вместо тебя?

Ее челюсть сжимается, и она бросает на меня сердитый взгляд.

— Разве у тебя нет кого-нибудь еще, с кем ты мог бы идти рядом?

— Я мог бы, но я предпочитаю идти рядом с тобой.

— Почему? Потому что ты можешь приставать ко мне?

— Я не пристаю. Мне нравится твое общество.

— Ну, а мне твое не нравится, говнюк ты этакий. Уходи.

Я смеюсь. Она такая свирепая, когда сердится на меня. Это восхитительно. Но теперь она идет быстрее.

— Я думаю, тебе втайне нравится проводить со мной время, и ты просто не хочешь, чтобы другие знали об этом.

Она корчит рожу в мою сторону.

— Без шансов.

— Ложь, — уверенно говорю я. — Кто еще научит тебя охотиться, пока мы будем идти? Я свободно предлагаю свои знания.

— Да, потому что никто в здравом уме не стал бы спрашивать у тебя совета.

Впереди нас Бек поворачивается и рычит.

— Вы двое собираетесь спорить весь поход?

— Да, — отвечаю я, ухмыляясь.

И я с удивлением слышу тихий веселый смех Кейт. Это заставляет меня чувствовать себя хорошо. Я знаю, что я нравлюсь ей, несмотря на ее резкие слова, иначе она отказалась бы подшучивать надо мной. Это подтверждает, что мое решение правильное. Мне просто нужно придумать, как заставить ее уйти со мной, чтобы я мог ухаживать за ней наедине. Я на мгновение задумываюсь, а затем наклоняюсь ближе к ней, пока она идет.

— Тебе нужен совет, как идти?

Кейт отшатывается, глядя на меня как на сумасшедшего.

— Совет, как правильно ходить?

— В снегоступах. Есть способы получше, — говорю я ей, и когда она замирает на снегу, уперев руки в бока, я останавливаюсь вместе с ней и ставлю ногу сбоку на один из ее снегоступов, чтобы она не могла уйти.

Она издает возмущенный звук, пытаясь поднять ногу.

— Прекрати это. Ты ведешь себя как ребенок.

— Ты ходишь как один из них. Неудивительно, что ты так устала. — Я указываю на ее ботинки. — Ты должна пинать снег, когда делаешь шаг, а не поднимать всю стопу.

Кейт просто смотрит на меня.

— Я пытаюсь помочь. — Я прикладываю руку к своему сердцу. — Твоя подозрительность ранит меня.

Она потирает лоб, и на мгновение она выглядит такой усталой и несчастной, что у меня сжимается сердце.

— Почему ты не можешь оставить меня в покое хоть на пять минут?

— Ты действительно так сильно меня ненавидишь? — Возможно, я все-таки неправильно ее понял. Поражение на ее лице причиняет боль моему духу. Последнее, чего я хочу, — это чтобы моя Кейт чувствовала себя побежденной, находясь рядом со мной.

Ее глаза встречаются с моими, и на мгновение она выглядит смущенной.

— Я не испытываю к тебе ненависти.

— Это хорошо, потому что у тебя мое сердце, — говорю я ей, пользуясь моментом мягкости, чтобы рассказать ей о своих чувствах. Я беру ее руку и сжимаю ее обеими своими. — Это бьется исключительно для тебя, моя Кейт.

Она снова выглядит смущенной и вырывается из моей хватки.

— Прекрати это, Харрек. Просто перестань дразнить меня хотя бы на пять минут, ладно? Я устала. — Она поднимает глаза на остальных, которые уходят далеко вперед от нас. — Я устала от всего этого снега и ходьбы пешком, и я просто хочу пять минут, чтобы ты не доставал меня дерьмом и не заставлял чувствовать себя глупо, хорошо?

Я заставляю ее чувствовать себя глупой? Признавшись в своей привязанности? Я хочу спросить об этом, но она дала мне прекрасную возможность осуществить мой план переправить ее через ледник.

— Если ты устала от снега, мы могли бы пойти там, где его нет.

— Ты имеешь в виду, как во Флориде? — Кейт упирает руки в бока.

— Я не знаю этого места. Но в соседней долине есть ледяной покров. — Я указываю вниз по крутому склону. — Мы туда не ходим, потому что тропинка слишком узкая для саней, но она пересекает эти скалы и выходит с другой стороны. Короткий путь, как говорят ваши люди.

— Кратчайший путь?

— Да.

Она в задумчивости проводит пальцами в перчатках по губам, затем смотрит вперед.

— А что насчет остальных?

Я наклоняюсь к ней и снова наступаю на ее снегоступы, чтобы она не смогла убежать от меня.

— Я не приглашал остальных, красавица Кейт.

Ее щеки вспыхивают, и она переводит взгляд на мой рот, прежде чем снова посмотреть мне в глаза.

— У нас будут неприятности, если мы срежем путь?

— С чего бы? Мы встретимся с остальными на противоположной стороне долины и дадим отдых ногам, пока они будут бегать трусцой, чтобы наверстать упущенное. — Я ободряюще улыбаюсь ей. — И на лед приятно смотреть.

— Это опасно? Я думала, ледники опасны.

— Не больше, чем ходить по краю обрыва в снегоступах, — говорю я ей, указывая на наш текущий путь. Когда она все еще колеблется, я добавляю: — Если только ты не предпочитаешь ехать на санях…

Ее глаза прищуриваются, когда она смотрит на меня, и она встряхивает своей белоснежной косой.

— Это мудацкий ход.

— Мух-дах-цкий? Я не знаю этого слова. — Я потираю подбородок, хмурясь. Я думал, что к этому времени уже знаю большинство человеческих фраз.

— Мудацкий ход. Ты придурок. Это было дерьмово с твоей стороны сказать, чтобы заставить меня пойти с тобой. Это удар ниже пояса. Ты же знаешь, что я не поеду на этих чертовых санях. — Она хмурится на меня, повышая голос, а затем смотрит вперед, чтобы посмотреть, заметили ли остальные нашу ссору. Она замечает — как и я, — что остальные ушли далеко вперед и чем дольше мы стоим здесь и спорим, тем больше они уходят вперед. — И раз уж ты практически бросил мне вызов, покажи мне уже этот чертов ледник.

Я просто улыбаюсь ей, довольный.

— Ты прекрасна, когда злишься, знаешь ли…

— О, забей, — раздраженно парирует она. — И отпусти мои чертовы снегоступы.

Я хихикаю, делая ей одолжение. Она поправляет свой рюкзак, а затем выжидающе смотрит на меня.

— Иди по этой дорожке, — говорю я ей, кладу руку ей на поясницу и поворачиваю ее. — Мы пойдем по этому склону вниз по каньону. Видишь тропу? — Пока я показываю ей, я достаю со дна рюкзака свой запасной ботинок и бросаю его в снег на небольшом расстоянии позади нее.

Это мой сигнал Беку, что Кейт идет со мной добровольно, и он не будет нас искать.

— Я вижу след, — говорит моя милая Кейт.

— Лед находится как раз на другой стороне. Оттуда рукой подать до противоположного конца долины. — И пещера, в которую я хочу сначала отвести ее, чтобы поухаживать за ней наедине.

Глава 4

Кейт

Харрек прав в одном — ледник действительно красивый. Это похоже на снежную реку, приютившуюся между скалистыми горами, но когда мы подходим ближе, я вижу, что это не снег, а лед. Толстый, очень толстый лед. Он скрипит и стонет, когда мы приближаемся, и я бросаю на Харрека обеспокоенный взгляд. Он прав, что в этом направлении снега не так много — сплошные камни и лед, — но я ни в малейшей степени не уверена, что это безопасно.

— Ты уверен в этом? Может быть, нам стоит присоединиться к остальным?

— Я уверен, красавица Кейт, — уверенно говорит Харрек, а затем начинает подниматься по наклонному склону ледяного покрова на вершину. Отсюда он примерно четырех-пяти футов высотой, но я могу сказать, что по мере того, как он углубляется в долину, он становится все больше и шире. Харрек останавливается у края, наклоняется и протягивает мне руку.

И хотя мне следовало бы сказать ему «нет», развернуться и присоединиться к остальным, я все еще взволнована комментарием «красотка Кейт». Рядом нет никого, кто мог бы услышать его глупые шутки, так почему же он все еще называет меня хорошенькой? И почему я такая дура, что мне все это льстит? Я автоматически протягиваю ему руку, и он качает головой, длинные черные волосы рассыпаются по его плечу, как у модели.

— Сними перчатку, чтобы я мог взять тебя за руку, — говорит он мне. — И снегоступы тоже.

Ой. Я снимаю перчатку и засовываю ее за пазуху туники, а затем пристегиваю снегоступы к рюкзаку. Я снова протягиваю ему руку. На этот раз его большая рука сжимает мою, и я сразу же поражаюсь тому, насколько теплой и сильной оказалась его хватка. Прикосновение наших рук кажется невероятно интимным, и я краснею, когда он притягивает меня к себе. Конечно, он настолько силен, что я сразу же пошатываюсь на льду, теряя равновесие, и мне приходится держаться за него.

Харрек хихикает, просовывая другую руку мне под мышку.

— У тебя есть ноги, или мне тебя понести?

— Пошел ты, — говорю я ему, но он только смеется, и я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь. Я снова надеваю перчатку, мой живот все еще трепещет, и как раз в тот момент, когда я думаю, что снова стала хладнокровной и спокойной, он натягивает тетиву своего лука и протягивает его мне.

— Чтобы использовать как трость для ходьбы, — говорит он мне. — Чтобы ты могла быть уверена в своей опоре.

И тогда все мои трепещущие чувства возвращаются снова.

— Спасибо.

Я беру лук и использую его как трость для ходьбы. Первые несколько шагов по льду немного коварны, но я привыкаю к этому, и вскоре мы уже идем по леднику. Он не гладкий, как каток, а шероховатый и неровный сверху, поэтому ходить по нему не так уж трудно. Это также красиво, ледник кажется таким белым, что под ним синева. Солнца светят вовсю, погода достаточно хорошая, и это меняет темп.

Однако в отрыве от группы ужасно тихо. Я бросаю взгляд на Харрека.

— Ты часто пользуешься этим коротким путем?

Он пожимает плечами.

— Я иду этим путем в суровое время года. В суровый сезон на большом льду лежит слишком много снега, и он скрывает трещины.

— Трещины? — Мне не нравится, как это звучит. Мои шаги замедляются, и я начинаю с трепетом разглядывать толстый слой льда под нами. — Там есть трещины? — спрашиваю я.

— Конечно. Впереди еще больше. — Он показывает рукой выше по леднику, глубже между утесами. — Мы просто будем осторожно обходить их стороной. Нет необходимости беспокоиться.

Да, но я не могу не волноваться. Мы на леднике, и мы отделились от группы. Это правило фильма ужасов номер один — нельзя отделяться от остальных.

— Может быть, нам стоит вернуться?

— Ха. Пошли. Не надо так бояться. — Он пробегает несколько шагов вперед, а затем снова поворачивается ко мне. — Или мне сказать остальным, что ты слишком устала, чтобы продолжать, и мне пришлось позвать на помощь остальных?

Такой придурок. Серьезно. Я понятия не имею, почему я последовала за этим парнем сюда. Но потом он одаривает меня еще одной из своих дурацких ухмылок, когда я рычу и начинаю идти за ним, и я вспоминаю почему.

Это потому, что я идиотка, когда дело касается этого мужчины. Я ненавижу его и в то же время отчаянно хочу, чтобы я ему понравилась. Я ненавижу, когда он притворяется, что флиртует со мной, но потом я таю, когда он называет меня «красотка Кейт». Думаю, если бы он был искренен, мне было бы трудно сопротивляться ему. Но он настолько перебарщивает со своим «флиртом», что становится ясно: все это затеяно для того, чтобы заставить меня чувствовать себя глупо. И это самое разочаровывающее.

Раздается громкий треск льда, и я вскрикиваю, бросаясь к нему.

Он смеется, его руки обнимают меня.

— Это лед, Кейт. Он будет издавать звуки. Не бойся.

Мгновение спустя я осознаю, что прижимаюсь к нему, мои руки обвивают его шею, мои груди прижимаются к его груди. На краткий миг я чувствую себя крошечной и девчачьей рядом с ним, и это удивительно опьяняющее чувство. Я выросла высокой — или даже выше — чем большинство мужчин, которых я когда-либо встречала. Но для Харрека? Я едва достаю ему до подбородка.

Это и близко не должно быть таким сексуальным, как есть на самом деле. Или улыбка, которой он одаривает меня. Это тоже не должно быть сексуально.

Я чувствую, как мое лицо краснеет, когда я отталкиваюсь от него.

— Прости.

— Это лед. Пока мы идем, он будет издавать звуки, но ты в безопасности. Я разведаю впереди, нет ли трещин, и мы обойдем их стороной, — он улыбается мне сверху вниз. — Если только ты не предпочитаешь, чтобы я тебя нес?

Вот Харрек, которого я знаю.

— Нет уж.

Он просто смеется.

Мы продолжаем идти, и по ходу дела Харрек указывает мне на вещи, которые говорят о том, что он определенно бывал в этом районе раньше. Он указывает на полосу в скалистых утесах, вырубленную ледником. Он помнит, как с одной стороны стекал ручеек воды, и мы наполнили наши бурдюки ледяной водой. Он указывает на место на леднике, где когда-то давным-давно он вырезал отметину во льду, и как она продвинулась вперед за последние несколько сезонов. Я расслабляюсь, когда становится ясно, что он знает, о чем говорит.

Кроме того, я, возможно, ценю тот факт, что на нем надето немногим больше, чем мужская версия коротких шорт. Я не могу не смотреть, как его задница изгибается при ходьбе, а хвост раскачивается взад-вперед. Его набедренная повязка сзади намного короче, чем спереди, и если я пристально посмотрю (а давайте посмотрим правде в глаза, так оно и есть), то смогу увидеть кусочек ягодицы. Ярко-синяя, великолепная ягодица.

Я никогда не думала, что буду из тех, кто присматривается к инопланетянину, но я здесь. Это просто так… он так чертовски хорошо сложен. Я наблюдаю за движением его ягодиц при ходьбе, за сильными линиями его мускулистых бедер. У него широкая и сильная спина, и я почти уверена, что в его организме нет ни грамма лишнего жира. Я никогда не думала, что буду девушкой, которая упадет в обморок перед мускулистым парнем, но каждый день узнаешь о себе что-то новое. Что касается меня, то я начинаю понимать, что мне нравятся мужчины с ямочками у основания позвоночника, а у Харрека они есть.

Может быть, это потому, что я так пристально наблюдаю за этими ямочками, что упускаю тот факт, что он останавливается передо мной. Я тут же натыкаюсь на его спину.

Прежде чем я успеваю выпалить извинения, раздается ужасный треск, и он проскальзывает вперед на несколько футов, лед под нами смещается. Я кричу, скользя на заднице, когда мы оба мчимся вперед.

Время, кажется, замедляется. Я наблюдаю, как мои ноги скользят вперед, когда лед перед нами раскалывается, обнажая тонкий выступ над еще большей трещиной в голубовато-белом льду. Мне удается вскинуть ноги и втиснуть свое тело между льдин, мои ботинки останавливают мой импульс. Я проскальзываю вниз на несколько футов, а затем моя спина упирается в другую сторону, и я застреваю. Тем не менее, это хорошая идея. Здесь лед не более двух футов в сечении, и мне удалось подтянуть свое тело, чтобы остановить падение. Если бы я спустилась ногами вперед, то соскользнула бы до самого низа. С тихим всхлипом мне удается выкарабкаться из ущелья и, тяжело дыша, я бросаюсь обратно.

О мой Бог. Я чуть не провалилась в трещину во льду. Никто бы не знал, что я там. Не было бы никакого способа спастись.

В тот момент, когда эта мысль проносится у меня в голове, я оглядываюсь по сторонам.

— Харрек?

Однако я единственная, кто находится на поверхности ледника. С колотящимся сердцем, полным паники, я смотрю вниз, в глубокую зияющую трещину, из которой только что выбралась.

Макушка головы и плечи Харрека — это все, что я могу видеть, остальная часть его тела вжата в лед. Его рюкзака больше нет, а голова склонена набок. Он примерно на шесть футов ниже меня.

— О, черт. Харрек! — я кричу. — Ответь мне! — Я протягиваю к нему руку, но не могу дотянуться. Он слишком далеко внизу. Я оглядываюсь в поисках лука, который использовала в качестве трости для ходьбы, но его нигде не видно. Должно быть, я потеряла его, когда поскользнулась. Я снова смотрю на Харрека сверху вниз. Он неподвижен, и это пугает меня. — Харрек?

Никакого ответа. Дерьмо. Дерьмо, дерьмо. Я не знаю, что делать. Я хочу заламывать руки, как девица в беде, но это ничего не решит. Я единственный человек, возможно, на много миль вокруг. Я с разочарованием смотрю на свое ледяное окружение. Я могла бы вернуться тем же путем, каким пришла, но это долгое путешествие, и я бы отстала от остальных на несколько часов. Если пойдет снег, я немедленно потеряю их след. Я могла бы двигаться вперед по кратчайшему пути, но я не знаю, вспомню ли дорогу назад.

И я не хочу покидать Харрека. Не одного, запертого тут во льду. Я не знаю, что делать.

— Харрек, — снова кричу я, расстроенная из-за него. — Ответь мне!

Однако он молчит, и я беспокоюсь, что он без сознания или сильно ранен. Это моя вина. Он остановился, и поскольку я не обращала внимания, я толкнула его вперед на слабый лед.

А я не обращала внимания, потому что была слишком занята разглядыванием ямочек на его заднице. Задница. Ямочки. Я стону со смесью ужаса и разочарования.

— Харрек, ты должен очнуться, — говорю я ему. — Пожалуйста. — Когда ответа по-прежнему нет, я хватаю пригоршню ледяного, слякотного снега и швыряю в него. — Очнись, ты, сукин сын!

Снег падает прямо на его густые, блестящие волосы.

Но… он шевелится.

Я подавляю всхлип облегчения.

— Харрек!

Низкий стон эхом отдается ото льда, и его голова двигается, а затем его руки медленно поднимаются вверх, отталкиваясь от льда, придавившего его грудь.

— Кейт?

— Я здесь. — Я сдвигаюсь, и еще больше льда и снега дождем сыплется с выступа наверху.

Он прищуривается и смотрит на меня снизу вверх. У него на голове синяк, который растет под одним из рогов, и у него, похоже, кружится голова.

— Почему… почему ты швыряешь в меня снегом?

Я сдерживаю безумный смех облегчения.

— Потому что тебе нужно было очнуться.

— Я очнулся, — медленно произносит он, и его руки нажимают на лед по обе стороны от него, а затем останавливаются. — Я, кажется, застрял.

— Ты упал в трещину во льду, — говорю я ему.

— Я не падал, — говорит он, снова упираясь руками в лед у себя на груди. — Кто-то столкнул меня внутрь.

Я скрежещу зубами.

— Я не…

— Ты сделала это. Я остановился достаточно далеко от края.

Он прав, но я не собираюсь сообщать ему об этом.

— Послушай, это не имеет значения, ладно? Нам просто нужно вытащить тебя оттуда. Можешь ли ты… — я изучаю его, отчаянно размышляя. — Ты можешь опереться на ноги и вскарабкаться наверх?

Он вздрагивает, и на моих глазах его лицо бледнеет, приобретая самый болезненный синий оттенок, который я когда-либо видела.

— С моей ногой что-то не так. Я не могу ею воспользоваться. — Он снова ерзает и болезненно фыркает. — Она не может поддержать меня.

О нет.

— Тогда просто подожди. Мы что-нибудь придумаем. Кто-нибудь должен скоро прийти и поискать нас, верно?

Голова Харрека откидывается назад, и он снова прищуривается, глядя на меня снизу вверх. Я вижу бисеринки пота у него на лбу, и он все еще слишком бледен.

— Ты должна побежать вперед и позвать на помощь, Кейт.

Что?

— Нет, я не оставлю тебя. — Я оглядываю ледник в поисках ориентиров, но передо мной нет ничего, кроме волнистого льда. — Я не знаю, смогу ли я найти тебя снова, если уйду.

— Тогда останься и составь мне компанию, пока я не умру, — выдыхает он, снова толкая лед. — Не могу… нормально дышать, когда это прижато… ко мне.

— Не дави на это, — предупреждаю я, пытаясь скрыть отчаяние на лице. — Ты же не хочешь сдвинуться с места и соскользнуть еще ниже. — Внизу так темно, что я не вижу, как далеко это. Это может быть сотня футов, а может быть, и больше пяти футов. Это не имеет значения, потому что я не могу помочь ему в любом случае. — Скажи мне, что я должна сделать, чтобы помочь.

— Тебе следует уйти, — говорит он между судорожными вдохами. Он запрокидывает голову и снова смотрит на меня снизу вверх. — Я не хочу, чтобы ты рисковала собой, Кейт.

— Не будь дураком, — говорю я ему. — Я не оставлю тебя.

— Скоро стемнеет…

— Тогда будет темно, — огрызаюсь я. — Это не значит, что я уйду от тебя, черт возьми. Это моя вина.

Тень его обычно самоуверенной ухмылки скользит по его лицу.

— Я никогда не говорил, что это не так.

— Жаль, что у меня нет больше снега, чтобы швырнуть его тебе в голову, — бормочу я ему. — Я особенно не оставлю тебя, если скоро стемнеет, — говорю я ему. Я не могу себе представить, как он, должно быть, сейчас напуган. Черт возьми, я в шоке, и это не я придавлена там, возможно, со сломанной ногой, в нескольких секундах от того, чтобы провалиться в небытие.

— Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности, красавица Кейт, — говорит он, закрывая глаза и откидывая голову на лед. Его рога ударяются о лед, и на голову ему сыплется еще больше снега, но он, кажется, его не замечает.

— Я в порядке, — говорю я ему, хотя на самом деле я не в порядке. Я опасно близка к тому, чтобы расплакаться. — Мы вытащим тебя оттуда. Я обещаю: остальные заметят, что мы ушли, и придут достаточно скоро.

Он ничего не говорит, и долгое время Харрек ведет себя так тихо, что я начинаю беспокоиться, не отключился ли он.

— Харрек? Ты в порядке?

— Да.

— Просто продолжай говорить со мной, хорошо? Все будет хорошо. — Я представляю, как у него течет кровь из ноги, которую я не вижу, и это только усиливает мое беспокойство. — Тебе нужно оставаться в сознании. — Это то, что они заставляют всех делать в кино, верно? Бодрствуй, несмотря ни на что. — Продолжай говорить со мной, пока не придут остальные.

— Никто не придет, — бормочет он.

— Не говори так, — говорю я ему ободряюще. — Они заметят, что мы ушли, и довольно скоро придут за нами.

— Ты должна уйти, Кейт, — снова говорит он мне. — Иди, пересеки ледник и встреться с ними на другой стороне.

— Они придут за нами…

Он качает головой, и еще больше льда сыплется вниз, пугая меня до соплей.

— Никто не придет, — снова решительно заявляет он. — Я сказал им не делать этого. Пройдут целые дни, прежде чем они заметят, что мы пропали.

Что? Дни? Что за чертовщина?

— Что? — я вскрикиваю. — Почему?

— Я сказал им не делать этого.

— Зачем тебе было так говорить? — я вскрикиваю и вздрагиваю, когда мой голос разносится по льду.

— Чтобы провести время наедине с тобой.

— Что ж, поздравляю, черт возьми. Прямо сейчас мы официально одни. — Я так шокирована и расстроена, что даже не могу вспомнить, что нужно быть с ним милой, учитывая, что он в ловушке. — Я не могу поверить, что ты это сделал. Никто не придет? Совсем никого?

— Прости меня, — выдыхает он, и его голос звучит слабо. Он закрывает глаза и снова откидывает голову на лед.

— Подожди, — говорю я, падая животом на лед и протягивая к нему руку, хотя он слишком далеко. Я кричу на человека, который попал в ловушку и, возможно, умирает. — Харрек, мне жаль, ладно? Мы можем поспорить после того, как вытащим тебя оттуда.

Он издает звук, который может быть согласием, а может быть и стоном. Его глаза не открываются.

— Я прямо здесь, хорошо? Что бы ни случилось, мы будем в этом вместе.

Харрек поднимает на меня глаза.

— Я не хочу, чтобы ты подвергалась опасности, красавица Кейт. Ты должна оставить меня.

— Перестань так говорить…

— Скоро стемнеет.

— А на льду есть хищники? — спрашиваю я.

Он сдвигается — или пытается это сделать — и морщится.

— Нет. Только не ночью. Слишком много опасных трещин во льду.

— Ты имеешь в виду, что животные слишком умны, чтобы не ходить тут, но мы это сделали? Ты, бл*ть, серьезно?

— Это было безопасно, пока ты не толкнула меня.

Я сдерживаю свой язвительный ответ, потому что, ладно, я действительно толкнула его. Препираться прямо сейчас не имеет смысла. Я убью его, когда мы оба будем в безопасности.

— Ладно, давай подумаем, как нам вытащить тебя оттуда. — Мне нужно как-то поднять тебя. — Я оглядываюсь в поисках дерева, или своего лука, или чего-нибудь еще, но вокруг нет ничего, кроме льда и еще раз льда. — Я потеряла свое оружие, когда упала…

— Когда ты толкнула меня…

— Черт возьми, заткнись, — рявкаю я на него.

Он хихикает, и этот звук одновременно и трогательный, и душераздирающий, потому что он звучит слабо. Уставший. От боли.

— Ты мне нравишься, когда злишься.

— Должно быть, поэтому ты меня все время бесишь, — бормочу я. — Где твоя веревка? Или твое копье?

— Веревка у меня в рюкзаке, — говорит он, морщась. — Я потерял свое копье.

— Ты и рюкзак свой потерял, — замечаю я, потому что его спина прижата ко льду. — Все в порядке. Мы что-нибудь придумаем. — Я сажусь и открываю свой рюкзак, вытаскивая оттуда все необходимое. Что-то здесь, несомненно, должно сработать для спасения.

— Кейт, — зовет он с ноткой паники в голосе. — Ты здесь?

— Я здесь, — отвечаю я и снова выглядываю за край. — Я не уйду.

— Я не могу тебя видеть, — бормочет он и пытается протянуть ко мне руку. Я могла бы заплакать от того, как далеко это внизу. Я никак не могу дотянуться до него, даже вытянув пальцы. Но я все равно наклоняюсь и пытаюсь, потому что мне нужно что-то сделать. Что-нибудь.

— Я искала в своем рюкзаке, — говорю я ему. — Должно же быть что-то, что мы могли бы использовать вместо веревки.

Он кивает.

— Поговори со мной, по крайней мере.

— Я так и сделаю. Я буду говорить, пока у меня не отвалится челюсть, если понадобится.

Глава 5

Кейт

Я говорю, когда темнеет. Я говорю, когда выходит луна и поднимается высоко в звездном небе над головой, наполняя мир лунным светом, достаточным, чтобы его можно было видеть. Я говорю и говорю, несмотря на то, что у меня охрипло горло, и я очень устала. Я говорю, даже когда Харрек замолкает, рассказывая о том, как я росла и каково это было — быть похищенным во сне космическими пришельцами.

Все это время я разрываю свою одежду в клочья и переплетаю кожу в веревку.

Поскольку у меня нет веревки, мне придется сделать ее самой. Я понятия не имею, к чему я собираюсь ее прикрепить, но я что-нибудь придумаю. Сначала я думала привязать леггинсы к тунике и сделать таким образом веревку, но я боюсь, что тонкая кожа порвется, и тогда у нас ничего не останется. Итак, я вырезала толстые полоски из кожи, пока от моей дополнительной одежды не осталось ничего, кроме лент, и теперь я сплетаю их в толстую веревку, которая будет достаточно прочной — и достаточно длинной — чтобы поднять Харрека.

Но мне нужно много веревки, а это значит придется плести ее всю ночь и молиться, чтобы он не проскользнул и не упал еще ниже.

— Итак, мой отчим, — заканчиваю я, рассказывая ему еще одну историю о моем чрезвычайно суровом, совершенно неприятном отчиме. Я не люблю много говорить о нем, потому что он никогда не был моим самым большим поклонником. Я слишком крупная, чтобы быть «привлекательной» в его глазах, и слишком неуклюжая, чтобы быть таким спортсменом, как он. Однако он чертовски любит мою мать, и это его единственное хорошее в нем. — Я не собираюсь скучать по нему, но я буду очень скучать по своей маме. Наверное, я рада, что он у нее есть. Я думаю, какое-то время для меня было совершенно очевидно, что она любит его больше, чем своего ребенка. Я говорю это не как озлобленный ребенок. Он ударил меня по лицу и ударил сильнее, чем любой родитель должен бить своего ребенка, и все, что она могла сказать, это то, что я сделала что-то, чтобы заслужить это. Я была действительно счастлива съехать, когда это сделала. Мои подростковые годы не были веселыми.

— Я рад, что этого человека здесь нет, иначе я бы пожелал ему смерти, — ворчит Харрек.

Я хихикаю, заплетая кожу как можно быстрее.

— Я не думаю, что он преуспел бы здесь. Ему не нравится снег.

— Тогда я люблю это место еще больше, потому что он это ненавидит, — говорит Харрек. — Но, по крайней мере, когда ты росла, рядом с тобой была твоя мать. Я потерял обоих своих родителей в очень юном возрасте.

— Правда? — От этого мне становится грустно за него. Я потеряла своего отца, когда была слишком мала, чтобы помнить его, но у меня всегда была моя мать. — Сколько тебе было лет?

— Шесть смен сезонов, — говорит он голосом, полным печали. — Достаточно взрослый, чтобы помнить их.

— Они умерли от кхай-болезни? — спрашиваю я, вспоминая, что кто-то говорил об этом раньше. В то время многие члены племени умерли, и это случилось примерно за пятнадцать лет до прибытия Джорджи и остальных. Послушать, как они говорят об этом, так ша-кхаи были почти уничтожены.

— Раньше, — говорит Харрек. — Мои мать и отец были свирепыми охотниками, и они любили большое соленое озеро. Они часто ходили туда на охоту. Они охотились на та-ли, и охота прошла неудачно. Оба моих родителя были убиты вместе с тремя другими охотниками. Моя мать носила в животе комплект, и он тоже умер. Это было тяжелое время для нашего племени.

Дерьмо.

— Это звучит ужасно. Мне так жаль. — Я даже не спрашиваю, что такое та-ли, хотя мне и любопытно. Это не то, из-за чего я хочу его подталкивать. — Кто воспитывал тебя после этого?

— Все в племени. Отец Варрека, Эклан, взял меня к себе, и когда я стал достаточно взрослым, чтобы научиться охотиться, Варрек научил меня. Они были добры ко мне, но я все еще помню своих родителей. Я помню смех моего отца и то, как пахла моя мать перед тем, как отправиться на охоту. Перед каждой охотой она натирала сапоги жиром гусиного пера, и я всегда думаю о ней, когда чувствую этот запах.

Его история заставляет меня грустить за него. Может быть, именно поэтому Харрек не такой тихий и незаметный. Может быть, ему нравится, чтобы его замечали, потому что он одинок.

— Твоя мать была охотницей?

— О да. Она любила охотиться. Я думаю, ей это нравилось больше, чем моему отцу. — Я слышу, как его смешок доносится из ущелья, звук глухой. — После того, как она была убита с детенышем в животе, вождь — отец Вэктала — решил, что самкам больше не следует выходить на охоту. Это было слишком опасно для носителей жизни.

— Но сейчас они охотятся, — указываю я, заплетая веревку.

— Да. Лиз и несколько других людей были довольно категоричны в своих мнениях, и Вэктал изменил свое решение. Большинство людей, которые все еще охотятся, держатся поближе к пещерам или выходят на улицу со своими парами. Из-за маленьких комплектов их трудно оставлять на длительное время.

Я полагаю, что так оно и есть. Я добавляю еще одну полоску к своей веревке и продолжаю, расстилая ее перед собой. Она выглядит толстой, но я не знаю, достаточно ли она длинная. Я сдерживаю свое беспокойство и продолжаю с ним говорить.

— А как насчет тебя — если бы у тебя была пара, ты бы позволил ей охотиться?

— Если бы она захотела. Ты хочешь охотиться, красавица Кейт?

— Хорошая попытка, ловкач, — поддразниваю я, забавляясь. — Ты никогда не сдаешься, не так ли?

— Никогда, — соглашается он. Прежде чем я успеваю придумать, о чем еще поговорить, он продолжает. — Если я умру здесь, Кейт…

— Не говори так!

— …Если я умру, — твердо продолжает он. — Ты должна подойти к краю ледника, и когда увидишь скалы, похожие на пальцы, пройди между ними. Там есть небольшая долина, полная деревьев, и пещера. Там есть припасы. Иди туда и жди, пока другие придут и найдут тебя.

— Ты не умрешь, — твердо говорю я и надеюсь, что я права.

ХАРРЕК

Боль в моей ноге очень сильная. Боль в моей груди очень сильная. Несмотря на то, что я устал и мне больно, я не сплю. Я не могу. Кейт там, наверху, одинокая и напуганная. Я не брошу ее, точно так же, как она не бросила меня.

Это прекрасный беспорядок, который я навлек на нас.

Почему-то, когда я представлял, что украду свою пару, я не представлял, что она столкнет меня в ледяное ущелье, и я буду на волосок от смерти. Я совсем не так представлял себе наше путешествие. Мысленно я представлял себе гораздо больше поцелуев и меньше забот о смерти.

Но я так горжусь своей Кейт. Я уговаривал ее уйти от меня, но она этого не сделала. Вместо этого она ждет наверху, плетя веревку, чтобы спасти меня. Я преисполнен гордости и привязанности к ней — и боюсь, что она не будет в безопасности, пока я здесь, внизу, не в состоянии защитить ее.

Я ерзаю на месте, прижимаясь руками ко льду, который удерживает меня на месте, моя грудь плотно сжата. Я не могу думать о том факте, что не могу сделать полный вдох или что мои ребра болят так, как будто их раздавливают. Я не могу думать о ноге, которая причиняет мне такую сильную боль, что она пульсирует при каждом моем вдохе.

Самое главное, я не смотрю вниз.

Вместо этого я сосредотачиваюсь на Кейт. Легкий звук ее голоса в ночи, спокойствие, с которым она работает надо мной. Ей, должно быть, холодно и страшно, но она не говорит таких вещей вслух. Вместо этого она пытается занять мои мысли. Она сильная и храбрая, и мое сердце уже принадлежит ей. Она завязала его узлом между пальцами так же уверенно, как завязала свою веревку наверху.

Уже почти рассвело, когда наш разговор затихает, и я изо всех сил стараюсь не заснуть. Я устал, и мне больно, и, несмотря на то, что я борюсь, мои глаза, кажется, хотят закрыться. Наверху Кейт издает тихий встревоженный звук, и я мгновенно снова просыпаюсь.

— Что такое? — спрашиваю.

— Я… Я думаю, что веревка готова. — Я слышу, как она приближается к кромке льда. — Я не знаю, хватит ли длины. Кажется, недостаточно, но я не знаю, что еще можно сделать.

— Ты хорошо справилась, — подбадривающе говорю я ей. — Ты можешь найти что-нибудь, за что ее можно было бы закрепить?

Ее голова выглядывает из-за края пропасти, окруженная солнечным ореолом, и я не могу разглядеть выражения ее лица.

— Я брошу тебе один конец, чтобы мы могли посмотреть, с чем нам придется работать, хорошо?

— Хорошо. — Это умно. Она умна, и меня переполняет прилив благодарности за то, что я нацелился на сильную, способную Кейт, а не на крошечную Сам-мер или розовогривую Бу-Брук. Мы можем это сделать. Я доверяю ей.

— Вот она, — кричит Кейт, и несколько мгновений спустя плетеная веревка скользит ко мне. Я протягиваю руку и хватаю ее, обматывая веревку вокруг предплечья. Она достаточно прочная. Я хватаю ее и продеваю за свой оружейный пояс, а затем обматываю вокруг руки. Это займет больше времени, но я не доверяю своим собственным силам прямо сейчас, когда волны боли накатывают на меня каждые несколько вдохов.

— Я готов, — кричу я ей. Я закрываю глаза и надеюсь, что мы быстро управимся.

Несколько мгновений спустя я слышу ее слабый голос.

— Я закрепила ее. Ты можешь попытаться подтянуться?

— Пытаюсь, — рявкаю я и наматываю на руку еще большую длину, пока она не натягивается. Места там немного, не больше двух петель, но этого достаточно. Я использую другую руку, чтобы подтянуть свое тело вверх, пытаясь рвануться вперед. Лед, сковывающий меня, затрудняет это, и мое тело крепко зажато. Я автоматически передвигаю одну ногу, пытаясь упереться в лед, и сдерживаю шипение от боли, когда понимаю, что это моя больная нога. Я даже не думал, что смогу сдвинуть ее с места. Я полагаю, это хороший знак. Тяжело дыша, обливаясь потом, я опираюсь на здоровую ногу и делаю рывок вперед.

Лед скрипит и стонет, и мне кажется, что передняя часть моей груди ободрана до крови, но я в состоянии взобраться по веревке на расстояние вытянутой руки.

И это так… изнурительно.

Мои руки дрожат от усталости, но у меня нет выбора. Я подтягиваюсь одной рукой, затем другой, двигаясь медленно. Пот струится по моему лицу, а нога болит.

— Не смотри вниз, Харрек, — предостерегаю я себя. — Ты знаешь, что если ты что-то увидишь, это будет твоим концом.

— Ты отлично справляешься, — кричит Кейт, и ее милый, ободряющий голос придает мне сил. Я должен выбраться отсюда, хотя бы для того, чтобы защитить свою женщину, свою пару.

Я делаю еще один рывок, потом еще один. «Еще один, — говорю я себе. — Еще только один. Медленно, по одному за раз — это все, что мне нужно».

— Возьми меня за руку, — зовет Кейт. — Ты так близко, Харрек! Я обещаю!

Еще чуть-чуть, и затем я чувствую, как ее пальцы касаются моих. Ее обнаженная рука перекинута через край пропасти, и я хватаюсь за нее, проверяя ее силу. Я не хочу тащить ее за собой. Но она сильная, ее рука сгибается, и она помогает мне взобраться на выступ. Я ползу вперед, и моя больная нога ударяется о край льда. Из меня вырывается вопль боли, и я почти теряю сознание.

— Нет! — кричит Кейт, крепче сжимая мои руки. — Ты должен добраться до края. Не останавливайся сейчас.

— Без остановки, — выдыхаю я, прерывисто дыша. Я ползу на животе вперед, вонзая пальцы в лед в поисках опоры. На них будут синяки и боль, и я чувствую, как ломаются мои ногти, когда я подтягиваюсь вперед, но мне все равно. Безопасность. Еще несколько шагов на расстоянии вытянутой руки, и вот мои ноги на льду, вместе со всем мной.

Я в изнеможении падаю вперед, на живот. Движение причиняет боль моим ноющим, ушибленным ребрам, и я из последних сил переворачиваюсь на спину, чтобы дышать без боли.

Безопасно.

— О, слава богу, — вскрикивает Кейт, а затем склоняется надо мной, ее пальцы касаются моей щеки. — Харрек, с тобой все в порядке?

Я открываю глаза и смотрю на нее снизу вверх. Бледное лицо Кейт покраснело от холода, ее коса растрепалась, белые локоны развеваются, как облако, о котором они мне напоминают. Ее туники больше нет, и на ней только повязка на грудях. Должно быть, она использовала свои покрытия, чтобы спасти меня. Я хочу пошутить по этому поводу, но у меня нет сил.

Моя больная нога снова пульсирует, и я сажусь и автоматически бросаю взгляд вниз, чтобы проверить ее. Я почти ничего не вижу, но моя нога выглядит темной, нижняя половина полностью залита кровью. Что-то острое и белое торчит из середины моей голени, и угол выглядит… неправильно.

Красный. Так много красного.

Так много крови.

Я чувствую себя больным.

— О, это выглядит очень плохо, — говорю я, удивляясь спокойствию в собственном голосе. У меня кружится голова, и желчь подступает к горлу. Мгновение спустя мир вокруг меня погружается во тьму.

Кейт

Этот мужчина упал в обморок.

Я в шоке смотрю на него сверху вниз, но это правда. Харрек упал замертво в обморок. Он бледен, но дышит. По крайней мере, это уже кое-что. И он лежит на твердой почве. Опять же, это уже кое-что.

Я буду радоваться даже мелочам, потому что прямо сейчас это все, что у меня есть.

Я плюхаюсь на землю рядом с ним, измученная морально и физически после мучительной ночи.

— Шаг за шагом, Кейт, — напоминаю я себе, устало проводя рукой по лицу. Я хочу лечь спать. Я хочу натянуть одеяло на голову и забыть обо всем на свете на несколько часов. Это было бы здорово. Проблема в том, что мы далеко не в безопасности, и я не уверена, что оставаться здесь, на леднике, до конца утра — мудрая идея. Что, если еще больше льда расколется? Я уже чувствую себя совершенно небезопасно, находясь здесь.

Я также практически топлесс, так как мне пришлось использовать свою тунику для веревки, и мне холодно.

Несмотря на то, что мое тело протестует против движения, я сажусь и подталкиваю Харрека локтем.

— Очнись.

Однако он не приходит в себя, и я понимаю, что на льду остается длинный размазанный след крови. Я делаю глубокий вдох и поднимаюсь на колени, чтобы осмотреть его ногу. Боже, как же я сразу не поняла, что он ранен? Его нога пропитана кровью, и меня чуть не стошнило при виде сломанной кости, торчащей из его голени.

— О, отвратительно, — шепчу я вслух.

Может быть, это и хорошо, что он без сознания. Я поднимаю взгляд на его лицо. Он бледен и неподвижен, его дыхание неглубокое, но ровное.

Это нехорошо. Я помню, как Джорджи и другие люди говорили нам, что сломанные кости нужно вправлять немедленно, потому что вши дают нам супер-быстрый заживляющий фактор, а кость, сросшуюся слишком поздно, приходится ломать заново.

Боже, и рядом больше никого нет, кто мог бы это сделать. Я бледнею и прижимаю пальцы ко рту, чтобы подавить подступающую тошноту.

Я могу это сделать. Я могу это сделать. Это должно быть сделано, и больше некому это сделать, так что остаюсь я. Харрек сделал бы то же самое для меня. По крайней мере, я говорю себе, что это так. Я не уверена, что знаю Харрека достаточно хорошо, чтобы думать, что он воткнет сломанную кость обратно в мое тело.

Я тяжело дышу, когда достаю свою новую плетеную веревку и использую ее, чтобы наложить жгут выше его колена. Я надеюсь, что это правильное место и фильмы мне не солгали, потому что это совершенно новая территория. Однако другого выбора нет. Я ополаскиваю руки небольшим количеством воды, смываю немного крови с его ноги, а затем наклоняюсь.

— Это причинит тебе боль сильнее, чем мне, — говорю я ему. — Но я оставляю за собой право блевать несколько раз.

К моему облегчению, меня вообще не тошнит, хотя несколько раз меня и подташнивало. Я делаю все, что в моих силах, чтобы вправить кость как можно прямее, возвращая ее на место в плоть, которая, кажется, не хочет поддаваться. Харрек издает несколько стонов боли, но не выходит из бессознательного состояния, что, вероятно, к счастью. Это кажется чрезвычайно болезненным, но когда я заканчиваю, я понимаю, что поступила правильно — его нога уже меньше кровоточит, заживление идет полным ходом. Я сделала все, что могла. Я плотно стягиваю неровный порез и перевязываю его кожей, вырезанной из моих собственных брюк.

Покончив с этим, я прижимаю дрожащую руку ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. Я думала раньше, что эмоционально истощена? Очевидно, эта планета решила, что я еще ничего не видела. Я, прищурившись, смотрю на небо. Сейчас светло, но в то же время пасмурно и серо, темнее, чем должно быть. Это может означать, что скоро пойдет снег, а это значит, что ледник покроет все свои смертоносные трещины и тонкий лед новым слоем порошка.

Я хочу пнуть бесчувственное тело Харрека. Ледник как кратчайший путь. Чувак, я дура, что повелась на это. Я просто пошла с ним, потому что мне льстило, что он хотел побыть со мной наедине, что он хотел показать мне что-то красивое.

Я такая идиотка.

Я поднимаюсь на ноги, беспомощно вытирая кровь, которая, кажется, повсюду. Думаю, я могу побеспокоиться об этом позже. Я так устала, но сейчас я не могу остановиться. Не сейчас, когда Харрек ранен и может начаться снежная буря. Я пытаюсь вспомнить то, что он сказал мне ранее.

У скал, похожих на пальцы, есть пещера. Мне просто нужно найти эти скалы. Верно.

Я хватаю Харрека за плечи его жилета, но ткань порвана, и когда я пытаюсь потянуть его за собой, он издает стон от боли, когда его больная нога царапает лед. Я не могу так с ним поступить. Я на мгновение задумываюсь, а затем хватаю его за торс и прижимаю его обмякшее тело к своему так сильно, как только могу. Я безумно потею, несмотря на холод, но мне удается удерживать его в полуприседе достаточно долго, чтобы схватить за одну руку, а затем перекинуть его вес себе на плечи, как пожарный.

Я стону от его веса, потому что он тяжелый, и я не могу стоять прямо с его двумя сотнями с чем-то фунтов на плечах. В прошлом я занималась силовыми тренировками, так что я знаю, что я сильная, но Боже мой.