Леди-капюшон (СИ)

Глава 16. Бабочка

Нож-бабочка рассекал воздух лезвиями как трепещущие крылья большого металлического жука, танцем бликов освобождая мозг от всего лишнего. Малакай, прожив более двух сотен лет в обществе, подчиненном семи законам Гару, и неожиданно оказавшийся за пределами братства ночи и его первобытного правосудия, тяжелее всего переживал статус бесправного, не подлежащего защите как ножка от стула, существа. Он не мог воззвать к суду над вампиром, открыто выступить обвинителем или представлять Владыку. Он был никем. Еще и с грязной кровью. Изгой в квадрате.

Ему пришлось отказаться от своего имени, потому что невыносима была сама мысль о том, что славное имя, служившее молотом и наковальней среди преступников два века, очернят позором. Догхантер-инфирмат, уж лучше Бедовый. Пресмыкающийся за еду бродяга до той поры, пока не выйдет положенный ему срок, и служба будет окончена.

Все плюсы его существования сводились к минусам: он мог не соблюдать законов. Прекрасный способ тянуть свои руки туда, куда их, по согласию братьев ночи, тянуть нельзя. Воруй, убивай, только служи как пес. Шутка как раз в вампирском стиле. Обхохочешься, сидя у миски в ожидании подачки.

В этот раз, правда, Диана была подарком с небес на очередной собачьей работе. С каждым днем ее кровь становилась все слаще, набирая необходимый химический состав, и Бэд Лак временами думал, что серьезно нравится ей. Тем тяжелее было понимать, что время девчонки подходит к концу, и несправедливо по отношению к ней тратить драгоценные часы на сентиментальную болтовню, слащавые обжимания или поиски способов безопасного секса. Знать дату ее смерти и при этом трахать, дав надежду на светлое будущее, подло даже для такого как он.

Да, не Бэд вынес жестокий приговор ей и ее родителям. Но он не мог бы его отменить. Передумав сотни вариантов развития событий, ни в одном из них он не спас бы ее. Только сам погиб бы, сражаясь с воздухом в этом городе, который перемалывает крылья бабочек как жернова мельницы. Семь дней и пух. В муку. Ничего не осталось, только прах. Может быть, стоит ее просто использовать, пока есть шанс, чтобы она привела его к Сиду…

Она пошевелилась, каким-то шестым чувством сквозь сон предчувствуя закат. Руки с тонкими изящными пальчиками крепче сжали его бицепс, и Бэд Лак, дрогнув, уронил нож на одеяло.

— Диана. — Начал он издалека. Хотелось есть. — Хочешь научу тебя держать нож? Вдруг пригодится.

— Мама и папа не возвращались? — Сквозь сон пробормотала она.

— Нет, они уже далеко. Давай руку. — Она застонала от боли, когда он ловко порезал ее запястье и подставил капающую дорожку к своему рту.

— Возьми чашку. — Проворчала Диана, но руку не отняла. — Это ужасно.

— Что… мой рот уже кажется тебе ужасным? Вчера ты готова была с языком в него залезть. — Запоздало ответил он, утирая губы, когда кровь перестала течь.

Диана открыла глаза и, уничтожая грубияна взглядом, схватила нож с одеяла.

— Научи. Нож держать.

Глядя в ее сосредоточенные на лезвии глаза, Бэд Лак протянул руку, чтобы показать движение, но тут же отдернул ее, когда девчонка порезала его до крови. Капли упали на наволочку и по белому полотну разошлось два багровых пятна.

— Ты что делаешь?! — Рассердился Бэд Лак, зажимая порезанную ладонь.

— Хочу назад кровь, которую ты взял без моего согласия. — Она неумело взмахнула ножом и тот сложился, болтая в воздухе половинкой рукояти.

Выхватив из неловких рук девушки оружие, он сунул нож в карман и замотал руку, сдернув наволочку с подушки.

— Глупая, пиздец. И чего я с тобой вожусь. — Он поднялся и, покинув комнату, направился в логово Дианы, где оставил вещи.

Та, сердито выпятив вперед нижнюю губу, поплелась за ним. Общежитие гудело пьяными, и в коридоре возле кухни подпирала косяк подвыпившая Нелли, которая уже лыка не вязала и, видимо, решила, что в трусах по общежитию гуляет отец Дианы.

Краем уха девушка уловила брошенное ей заплетающимся языком: “Я приглашаю вас!”, но женщина была совсем плоха, чтобы отражать действительность или понимать, с кем говорит.

— Ты мог бы не… — Резко начала Диана, захлапывая дверь за собой, но Бэд Лак не дал ей закончить, открыв окно, и она вжалась в темный угол, спасаясь от закатного солнца затопившего пол комнаты. Натянув слегка сырые штаны и футболку, он вскарабкался на подоконник и перекинул ноги на другую сторону.

— Я скоро вернусь.

— А я тут подожду, — съязвила она. Аккуратно подтаскивая к себе чемодан, оказавшийся на залитом солнцем прямоугольнике. Когда спина Бэд Лака пропала за деревьями, Диана выудила со дна похудевшей сумки малиновое платье.

Пятно света на полу медленно уменьшалось, и сизые сумерки отвоевывали комнату, пока девушка неторопливо красилась, одевалась и натягивала высокие сапоги. Расчесывая чистые объемные волосы с крупинками морской соли у корней, она наслаждалась, глядя на себя ухоженную в зеркало.

В тот момент ей казалось, что, испытывая голод все сильнее, она копит охотничий азарт, а ее красота становится убийственным оружием. Ресницы - стрелы, губы - яд. Она бы застрелила его на месте, если бы взглядом можно было разрядить обойму в этого засранца. Довольная собой Диана уронила взор на пол, где осталась лежать окровавленная наволочка.

Подняв ее двумя пальцами, она затолкала окровавленный конец тряпки в горлышко бутылки, на дне которой оставалось еще немного воды. Жидкость окрасилась в буро-розовый. Чувствуя в себе инженерные гены отца и собственное извращенное чувство юмора, она накинула худи с капюшоном на красивое платье и, сунув бутылку в карман, поднялась на второй этаж.

В комнате Элины играла музыка. Похоже, все были дома. На стук в дверь ответили не сразу, открыл Феликс. Косясь на знакомую девицу, он крикнул вглубь комнаты и откуда-то с кровати заваленной тряпками поднялась растрепанная и помятая Элина, словно восстала из хлама.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Привет, тебе чего? — Соседка изобразила радушие.

— Помнишь, ты говорила, что надо снять ролик на яхте. Раз уж мы в деле, то я договорилась с подружкой, но нужен флакон, самый роскошный, какой у тебя есть. Мелисса сегодня подъедет за ним. — Слова лились из Дианы, будто она в них верила сама.

— Здорово!! — Обрадовалась Элина как безумная. — Только с возвратом, я их только открыла. Это лимитированная серия в стеклянном флаконе, дико дорого.

— Всмысле дорого, ты же сказала копейки! — Проворчал с подоконника подслушивавший Феликс.

— Для нас копейки, но продавать будем дорого, не мешай, это бизнес. — Отмахнулась Элина, возвращаясь к двери с флаконом в виде розового цветка. — Вот держи. Здесь нотки лаванды, пачули и…

— Не волнуйся, я знаю, что говорить. — Заверила ее Диана и, попрощавшись, спустилась в душевую. Открутив пластиковый дозатор духов, она вылила почти все содержимое в слив, а в полупустой граненый флакон аккуратно перелила жидкость из бутылки.

Она собиралась вернуть флакон на следующий день и сказать, что ролик вышел классный, но за него оператор просит штуку наличными. Элина точно платить не будет. Зато в следующий раз придет в Эль Бар надушенная отборной инфирмой. Эта дура наверняка поливает духами запястье, которое подставляет вампирам.

Диана слегка улыбнулась, чувствуя как только что шагнула на темную сторону. Сунув духи в карман, она отправилась в бар, собираясь хорошо провести время, в надежде на то, что день рождения никогда не обходится без бесплатных угощений. А она была чертовски голодна.

Вечер воскресенья выдался теплым, и возле магазинчика стояло несколько автомобилей из Дерри. Один ей даже был знаком: ванильно-желтая митцубиси с люком на крыше. Диана, заглянув через стекло, увидела, что Тима снова заменяет отец. Немного задумавшись, она набросила капюшон кофты на голову и просочилась вдоль парковки, минуя вход в магазин и знакомых со школы парней в окружении смеющихся девочек.

Девчонок она тоже знала. Они были на два года младше, и, конечно, все пили пиво, изображая раскованную золотую молодежь. Диане стало мерзко, ведь когда-то и она была такой. И ей казалось, что внимание одного особенного парня сделает ее вечно счастливой. Какой идиотизм. Все эти парни были набиты дерьмом. Особенно тот, который ездил на желтой тачке и любил выкладывать в закрытый пацанский чат фото своих перепивших девчонок без белья.

Диана из Дерри прошла бы мимо. Но это была Диана из Лакхаузена. И она была в ударе этим вечером. Обогнув компанию, она бесшумно прокралась позади автомобиля, подняла левой рукой камень с земли и, глубоко вонзив острый край в кончик пальца на правой руке, принялась выводить печатные буквы.

“Смех парней мне слаще пьяных девок. Я гей, фотограф и уебок!” — через минуту красовалось на багажнике темно-бордовым цветом. Когда кровь подсохнет, потемнеет, будет выглядеть как намазанное жидким дерьмом.

Диана скользнула к шоссе, вытирая об подкладку кофты затянувшийся испачканный палец. Улыбка не сходила с ее лица до самой багровой двери “Эль Бара”. И отворив ее, она с прямой спиной от бедра, вошла в полумрак питейной.

Музыкальный автомат стоял у дальней стены сцены, уступив место барному стулу, к которому была прислонена гитара. Яркий театральный свет манил Диану, словно бабочку, летевшую на пламя.

В баре было полно завсегдатаев и полузнакомых лиц. Многих из них она видела в доках в тот вечер, когда убили курьера, или встречала у шоссе. Все крепкие парни и мужчины разного возраста и еще женщины, работавшие на Семена. Неожиданно вынырнувший из разношерстной группы мужчин именинник поманил ее к себе.

— Привет. — Улыбнулась Диана. — С днем рождения. Прости, что без подарка…

Семен тактично отошел в сторонку, закрывая девушку от шумной толпы.

— О чем ты, мой день рождения в феврале. Здесь каждое воскресенье так. — Ответил тот, поглядывая по сторонам. — Я тебя искал, Нелли передала тебе? Одна из моих девочек утром была на причале. Ночью там сгорел один из старых лодочных домиков. — Семен с прищуром наклонил голову. — Но кое-что уцелело, и я думаю, это нужно отдать тебе.

Диана постаралась не выдать себя, удивленно помахав ресницами с поднятыми бровями. Лукаво пропустив мимо себя этот спектакль, Семен протянул ей завернутый в тряпочку предмет и тут же накрыл ее ладонь своей, не позволяя развернуть при всех. Соединив пальцы, Диана вздрогнула ощутив кожей металлическую звезду аусеклиса.

— Это… не мое. — Попыталась соврать она. Семен и не думал слушать, толкая ладонь к ее карману.

— Но ты знаешь чье, потому что на пожаре была твоя куртка, и я точно знаю, что она твоя. В кармане был рисунок. Художник хорошо перенес твою внешность на бумагу. Само собой я посмотрел имя, однако, я не спрашиваю тебя, где он и зачем он здесь. У него свои дела. У меня свои. Так ему и передай, когда встретишь. Все, беги.

Семен кивнул кому-то в толпе, оставив Диану с аусеклисом в кармане, и как ни в чем не бывало направился приветствовать кого-то к двери. Оторопев, девушка оказалась посреди бара одна, в гуще смеющихся и обсуждающих что-то местных ребят. Она поджала губы, смакуя, как вечером заставит Бэда плясать за находку, как тут же потерянную в мечтах девушку подхватил улыбчивый Морис.

— Ты пришла! Бли-и-и-н, я очень рад. А где же платье? Давай снимем этот балахон, здесь все свои. — Морис закружил ее, пританцовывая между столиков, и повел к сцене. — Ты готова веселиться?

— Но Семен сказал, что его день рождения…

— Да это ерунда. Мы хотим тебя послушать! Ты посмотрела гитару?

Его подхватили дружные возгласы пирующей молодежи. Гитара действительно была чудесная, и струны под рукой лежали как продолжение тонких пальцев. И откуда только в них появился бокал приятно пахнущий кровью с пряным алкоголем. Вот уже и кофта лежит на полу, а Диана сытая и раскрасневшаяся уселась на барном стуле посреди сцены с гитарой. Свет немного слепил ее глаза, но она могла поспорить, что в первом ряду раскинув колени в стороны по хозяйски восседал Сид. Она искала среди лиц бородатого Бэд Лака, но его нигде не было. Нахмуренный Семен о чем-то вздорил с Морисом, а подогретая алкоголем публика ждала песен.

Опьяненным взглядом Диана в последний раз скользнула по веселой скандирующей толпе и провела пальцами по струнам, извлекая аккорд. Микрофон подхватил звуки и разнес их вокруг, отражая от стен.

— Я думаю, вы не ждете от меня песен Бритни. Выберем что-нибудь пожестче. Эта песня называется “На что ты пойдешь ради любви”.

Диана, сглотнув горькую от послевкусия слюну, дала рассыпающееся нотами раскатистое баре, затянув напористую мелодичную тему, и зал притих, поддавшись ритму и ее пронизывающему до прожилок голосу.

Давай загляни в мой мир,

Шагни в эту жизнь,

В которой все, что осталось твоим,

лишь горящее пламя внутри.

Сделай лицо проще, и я сделаю тоже,

Несмотря на чертов стыд,

Груз вины не давит никого уже,

Только ярость кипит.

Я хочу резни,

Отчаяние зубами рвет,

Выпита до капли без фантазии.

И это то, на что ты пойдешь во имя любви.

Но я не пойму никак,

На что вы готовы ради любви.

Я не могу понять,

На что вы готовы ради любви!

Давай посмотрим на все иначе,

Разглядим себя и в ней, и в нем, и в них,

Вы умоляли о правах,

Теперь все в ваших руках,

Чтоб сокрушить этот поток греха,

Стирая до мозолей на руках,

Как будто их сопротивленье разрывает изнутри!

Мы хотим бой!

Пробудить мертвые головы

Опустошенные от жизни такой.

Это то, что нужно сделать ради любви

Но я не пойму,

Что вы делаете ради любви

Нет, я не понимаю,

На что вы готовы ради любви,

Не могу понять,

Что вы сделаете ради любви,

Любовь.

Унижена, осмеяна,

Шаблонами усеяна.

Но сделай все, что угодно, только докажи.

Это то, что ты сделаешь ради своей любви.

Все это ради любви.

Но я не понимаю,

На что вы готовы ради своей любви…

Когда надрывная песня закончилась, Диана услышала громкие аплодисменты в первых рядах, и зал взорвался восторженными откликами. Её просили спеть еще и еще, а главарь банды пожирал глазами короткое малиновое платье и спадающую с плеча бретельку. Неожиданно у дверей раздались крики, и столпотворение выплюнуло к сцене побитого парня в порванной футболке, которого за шкирку притараканили к Сиду.

— Он прятался в Ольсдорфе у тетки. — Смеясь, пробасил притащивший парня мужик. Пристально всматриваясь со сцены в лицо несчастного с окровавленной бровью, Диана узнала Тима.

— Пожалуйста, я ничего не крал. Ничего! Я клянусь. — Умолял он. Но толпа скандировала “Съесть! Съесть! Съесть!”. — Мастер Сид, после стольких лет, поверьте!

— Я знаю. — Посмотрел себе под ноги на ползающего умоляющего мальчишку Сид. — Поэтому ты еще жив. Твое лицо, хорошо поработало на меня два года. А теперь смотри, у тебя шрам будет над глазом и нос сломан. Ты порченный товар. Что же мне с тобой делать?

— Но я могу работать, я могу! — Взмолился Тим. — Пожалуйста!

— Даже не знаю, что с тобой делать. Может… — Сид выдержал многозначительную паузу, но Диана уже знала, что это не к добру.

Она собрала волю в кулак и громко покашляла со сцены в микрофон, десятки глаз обратились к ней, и Сид, ухмыльнувшись словно ждал этого, поднялся взглядом по ее коленям к глазам.

— Говорят, у вас вакантно место ночного курьера. — Низким шепотом произнесла она.

— Но это место не для куска мяса! — Выкрикнул кто-то из толпы.

— Может, оно для меня? Я хочу пройти собеседование. — Она встретилась глазами с Сидом, окунаясь в бездну маниакально тяжелого взгляда. — Можно прямо сейчас.

По залу прокатилось подначивающее улюлюканье, и Сид встал, расправив плечи.

— Из города не уезжай. — Кинул он мальчишке и, подав Диане руку, помогая спуститься со сцены, проводил к выходу. Вцепившись в свою кофту, будто та может ей помочь, Диана на ватных ногах шла за ним, ощущая холодное касание пальцев, совсем не похожее на тепло Малакая. Оглянувшись в последний раз, она увидела полные отчаяния глаза Бэд Лака, стоявшего в тени у стойки.