Леди чародейка

Колибри поднялась на помост, установленный для артистов. Встала на самом краю, обведя взглядом толпу. Жители Агираля затихли, выжидающе глядя на Эсту. Мимолетно улыбнувшись – она всегда добивалась желаемого – Колибри запела.

Толпа замерла, восхищенно выдохнула. Люди переглядывались, но говорить друг с другом и заглушать голосом чудесную песнь не решались. Джиневра понуро взглянула на мать – в миндалевидных серых глазах той застыли слезы.

Она правда гордилась Эстой, гордилась тем, что та, с кого жители Агираля – все, кто был сейчас на площади – не сводили глаз, приходилась ей родной сестрой… Она искренне восхищалась Колибри. Просто… Тяжело и больно ощущать себя не такой, как все. Тяжело постоянно чувствовать себя недостойной матери – старшей жрицы Фираэль, и сестры – всеобщей любимицы, юной и талантливой певицы, с детства поцелованной Фираэль.

Джиневра едва дождалась конца праздника. Отчего-то происходящее совсем не радовало ее. На причуды фокусников и жонглеров смотреть было скучно, певцов она слушала вполголоса, раздумывая о чем-то своем, а комедийная постановка лучших актеров Агераля и вовсе оставила ее равнодушной – пока толпа заходилась в хохоте, Джиневра мучительно пыталась понять, что происходит на помосте и о чем вообще идет речь. Только магический фейерверк, распушивший звездные хвосты под самым хрустальным куполом, смог немного поднять настроение. Настолько, что она даже позволила Эсте уговорить ее остаться на танцы.

Но поболтать с сестрой не удалось – как только музыка лучших скрипачей и пианистов Агераля оживила площадь, Колибри тут же окружили желающие пригласить ее на танец. На Джиневру они не смотрели – слишком маленькая и невзрачная, чего с нее взять.

Лукаво улыбнувшись, Эста изящно подала свою руку Ксиэлю – молодому жрецу Фираэль, по которому страдали первые красавицы Агераля. Джиневра терпеливо ждала, когда закончится их танец, но ожидание затянулось. За одним танцем последовал другой, за ним второй, третий… Поймав направленный на Эсту неприязненный взгляд Герты Шаэда – привлекательной, но неулыбчивой восемнадцатилетней девушки с прямой, как палка, фигурой, Джиневра покачала головой. Не видать Герте поцелуя Фираэль – зависти в Хрустальных Землях не было места.

Впрочем, Фираэль не спешила приходить и к ней самой…

Раздосадованная такими мыслями, Джиневра поняла: она лишняя здесь, на площади, среди улыбок, музыки и танцев. Вздохнув, направилась прочь. В конце площади, перед тем, как свернуть в освещенный проулок, она оглянулась. Надежда не оправдалась – в беспрестанном кружении, в невинных объятиях Ксиэля, с которым ее сплотил танец, Эста и думать забыла о сестре.

Родной дом встретил прохладой и безмолвием: их мама наверняка осталась в храме Фираэль – она часто обучала новых жриц и жрецов. Джиневра бросила взгляд на оставленную на окне книгу. Стало чуточку легче, словно в ее душе, в ее маленькой вселенной, рассеялись облака и выглянуло солнце. Но не успела она сделать даже шаг по направлению к окну, как что-то… Что-то переменилось.

Непреодолимая тяга заставила ее повернуть назад, спуститься по лестнице и рывком распахнуть дверь кладовки. Здесь было мало вещей и все они были аккуратно рассованы по углам и полкам. Талания Браон любила порядок во всем. Здесь же Джиневра стыдливо прятала свои картины – их было немного, они очень походили на картины Октавио, как если бы он нарисовал их во сне, с закрытыми глазами. Но выбросить испачканные краской холсты отчего-то не поднималась рука. Возможно, причиной тому наставление матери – в любом творении человеческих рук, даже в смешных каракулях трехлетнего ребенка, живет частичка души Фираэль. А никто из обитателей Хрустальных Земель не желал, даже ненароком, обидеть свою богиню.

Был здесь и мольберт с приготовленным для очередного беспомощного творения холстом. Были и кисти, и краски – полузасохшие, уставшие ждать, когда разочаровавшая саму себя хозяйка к ним вернется. Джиневра бросилась к кистям, вся во власти… чего-то, очень сильно похожего на голод.

Она знала о нем слишком мало, чтобы утверждать наверняка – о каком голоде может идти речь, когда творцы, пользуясь магией Фираэль, с помощью музыки, песен и танцев, выращивали плодоносные деревья у каждого дома. В Агерале никогда не было недостатка в еде, пища сама падала в руки и была доступна каждому и круглый год. Однако чревоугодие Фираэль не одобряла – есть нужно было только в строго отведенные для этого часы, о которых извещали колокола. Фермеры и хлебопеки приносили овощи, сыр и хлеб прямо на площадь, дети несли в подолах фрукты. И после веселой и шумной трапезы никому бы и в голову не пришло унести хоть кусочек оставшейся пищи домой.

Ночами, когда Джиневра засиживалась с книгой допоздна, ближе к утру упрямый голод своими длинными когтями царапал изнутри желудок. Грушевые, яблоневые и персиковые деревья призывно шелестели кроной, налитые соком ягоды с растущих за окном кустов так и манили, просились в рот. Джиневра сглатывала голодную слюну и нехотя отворачивалась, зная, что с рассветом сможет наесться до отвала. Это и был тот единственный голод, который она испытывала когда-то.

Но тот голод, что вел ее сейчас к мольберту, был сильнее и неукротимее в разы. Джиневре казалось, что если она остановится хотя бы на миг, то просто умрет. Если перестанет идти, то больше никогда уже идти не сможет. В ушах бился пульс, ее всю трясло с головы до ног, пальцы кололо безудержным желанием… Чего? Ответ пришел сам – тело само подсказало. Руки против воли Джиневры – или же, напротив, следуя ей – схватили кисти и краски, а после стали выводить на холсте мазок за мазком. Перед глазами появилась пелена, сквозь которую окружающий мир казался серым и расплывчатым. Но Джиневру уже ничего не интересовало, ей нужно было только одно: рисовать.

Она не могла остановиться, хотя молила об этом Фираэль. Ее ужасал тот безумный, выходящий за пределы разумного порыв… будто демоны овладели ее телом. Кто такие демоны, Джиневра знала плохо – здесь подобные темы были под запретом. Но наедине с другими ребятами они часто рассказывали друг другу страшные истории об изгоях Хрустальных Земель – о тех, что, уйдя за Грань, отдались во власть своих грехов и очернили и без того нечистую душу. Они стали демонами, потеряв свое человеческое обличье – физическую оболочку, как говорила Эста. Говорят, они умели вселяться в других людей…

Но Джиневра хорошо понимала, что делает и что происходит. И вместе с тем остановиться и перестать рисовать не могла.

Когда спали оковы безумия, когда тело снова стало подчиняться Джиневре, она увидела то, что нарисовала. С холста на нее смотрели ужасные чудовища, которых она никогда не видела прежде. С рогами-полумесяцами, увенчавшими бычью голову.

С яростью, застывшей в глазах.

Глава седьмая. Леди Ночь

Головные боли участились, тени безумствовали – хотя никто, кроме меня, этого не замечал. Только духи Лаэс подсказывали ей, что Теневые Отражения никуда не исчезли. Правда, они по-прежнему не спешили показываться на глаза людям – по всей видимости, прячась в тех самых тенях, чье поведение так меня смущало.

Дежавю… особняк снова напоминал готовящийся к осаде лагерь за пределами поля битвы. Напряженные лица, витающая в воздухе магическая энергия: Ари учила Дайану боевой магии, а Агата, в редкие часы отдыха обеих, пыталась ее отвлечь, показывая излюбленные приемы – как заставить весь мир вокруг прийти в движение. Конто был непривычно хмур, Алистер – привычно замкнут и мрачен.

И все мои надежды на то, что все наладится и станет нормальным – какая ирония сокрыта в этом обычном слове! – разбились на мелкие осколки, когда в моей голове зазвучал чужой женский голос. Бархатный, вкрадчивый и совершенно мне незнакомый.

Он настиг меня на той зыбкой грани между сном и явью, в полудреме, когда мир поблек и поплыл.

«Беатрис», – шептала незнакомка.

Я открыла глаза – или же мне только показалось, что я это сделала, – но не увидела ничего, кроме объявшей меня темноты. Напрягала зрение, зная, что в щель между задернутыми шторами, которую я всегда оставляла, должен проникать лунный свет. Разглядеть ничего не удавалось – как и понять, лежу ли я в кровати и напряженно вглядываюсь в темноту или же это все мне просто снится.

– Кто ты? – И снова не понять – шепчу ли я или фразы всплывают только лишь в моем сознании, в моей голове. Попыталась сосредоточиться и понять, открыты ли мои губы, слышу ли я собственное дыхание. Не получалось – это знание уплывало от меня.

Словно меня вдруг забросили в странное местечко, в котором энергия не имела формы, а материя стала пустотой.

«Леди Ночь» – выдохнули мне прямо в ухо. Я, кажется, завертелась волчком на месте, не чувствуя кожей подушки, не чувствуя ни-че-го. Но и увидеть ничего не увидела – царящая в окружающем пространстве мгла была совершенно непроницаемой.

Кажется, Леди Ночь полностью подчинила себе мой сон, мой мир или мою реальность, погрузив ее в уютную тьму. Навязывая мне свои законы.

«Ты прошла мое испытание. Твой дух силен».

Испытание… Так вот кто подчинил себе Темных Отражений, оставшихся неприкаянными после смерти Ламьель. Но… зачем?

«Не я их себе подчинила, они изначально принадлежали мне, – отозвалась неведомая Леди Ночь, давая понять, что мои мысли для нее не тайна. – Я лишь позволила Ламьель ими распоряжаться».

– Почему? – изумилась я.

«За что такая честь? – В голосе Леди Ночь явственно прозвучала усмешка. – Она поклонялась мне. Она называла себя моей жрицей, вот только никакого культа у меня не было сроду. Он мне не нужен. Я сама прихожу к тем, кто достоин быть призванным мной. Кто достоин получить часть моей силы».

– Я этого не хочу. Не хочу быть колдуньей, и магическая сила мне не нужна.

Леди Ночь рассмеялась – звон стеклянных бусин по мраморному полу.

«А разве кто-то предлагал тебе выбор – брать или же отказаться? Ты уже получила ее – когда убила Ламьель. Она была лишь живым сосудом моей силы, которая не может существовать вне сосуда. Моя сила перетекла в тебя, стала частью тебя – хочешь ты этого или нет. Выбор у тебя есть, но совершенно иной. Свет или тьма – два пути, и только одно верное решение».

Слова Леди Ночь внушали безотчетный ужас. Я разрывалась между желанием поддаться ему или же отринуть ею сказанное. Сила Ламьель жила во мне? Немыслимо. Невозможно.

«Свет… вам с детства внушают, что он – правилен и чист, тогда как тьма чудовищна и беспощадна. Но тьма не так плоха, и она сильнее. Я – ее создательница, ее повелительница, ее хозяйка. Я могу даровать тебе невиданные силы, открыть в тебе невероятной мощи дар… но только если ты станешь моей вестницей в мире зрячих».

Мысли кружились в голове стаей разбуженных ос. Леди Ночь была… слепа? Впрочем, так ли это удивительно, если представить, что все, что ее окружало – это беспросветная тьма… если она сама являлась тьмой.

И следом – другая мысль, захлестнувшая первую: стать почитательницей, слугой или помощницей Леди Ночь, заняв место Ламьель? Никогда.

«Не перебивай, – прошелестела невидимка, хотя я не сказала ни слова. – Только подумай – с принятием своей темной силы ты сможешь повелевать даже жизнью и смертью! Ты cможешь вернуть сестру».

Осколки воспоминаний: отражение Сандры в зеркале Алистера… Сандра на Вечном Балу в замке Ламьель, где в непрекращающемся танце, остановить который было выше их сил, кружились мертвые. И хлынувший в бальную залу свет, к которому так стремились проклятые колдуньей души…

– Все это уже было однажды. Ты лишь играешь на человеческих слабостях, – тихо сказала я. – Дергаешь за них, как за нити, превращая людей в марионеток. Что ты предложила такой сильной женщине, как Ламьель, чтобы управлять ею?

«Силу, что же еще. То, чего подспудно желает каждый. До моего вмешательства в ее жизнь она, поверь мне, не была такой могущественной. Она была никем. И только когда Ламьель влилась в ряды моих… ммм… помощников, сила – моя сила – зажглась в ее ладонях».

Я не могла не заметить красноречивой паузы, но озвучивать это не стала. Да и зачем? Все и так ясно. Я сказала другое:

– И вот к чему это привело…

Леди Ночь едва слышно хмыкнула.

«Каждый выбирает свою дорогу. Каждый отвечает за сделанный выбор сам. – Помолчав, добавила: – И у тебя он есть. Только тебе решать – станешь ли ты чародейкой или колдуньей. Вступишь ли ты на путь света, который во все века и времена был слабее тьмы. Или подчинишь себе Темных Отражений. Они играючи прогнали Господина Льдов, но это далеко не предел их возможностей.

Я ахнула, вспомнив ледяную корочку на зеркале и выросшую тень за моей спиной.

– Так Господина Льдов прогнали Темные Отражения?

Леди Ночь пренебрежительно рассмеялась.

«А кто еще? Не сам же он исчез. У него хватило бы сил, чтобы проникнуть сквозь брешь в зеркале, которую та девочка – Истинный Дар, не может залатать. Но Темные Отражения тебя защищают – потому что я приказала им. И будут делать это до конца твоей жизни. Если…»

– Если я стану одной из твоих слуг.

Леди Ночь рассмеялась.

«Я предпочитаю называть вас адептами».

– Для чего тебе это?

«Не вижу смысла скрывать, – легко отозвалась она. – Скажем так, это обоюдно выгодный симбиоз. Я даю тебе силу, ты становишься моими глазами, помогаешь мне отыскать тех, в ком тлеет искорка темного дара, которую я могу разжечь так же легко, как фитиль погасшей свечи».

– Нет, – отрезала я. – Мне не нужна твоя сила.

«Глупая. Сила уже в тебе, и это неизменно. Но если ты не научишься ею владеть… станешь опасна для окружающих тебя людей».

– Уходи, – устало обронила я. – И оставь меня в покое.

«Как скажешь», – неожиданно покорно произнесла Леди Ночь.

Она и впрямь ушла – ощущение ирреальности исчезло, а легкая дрема сменилась пробуждением. Я еще долго лежала, глядя в потолок, и понимая, что усну не скоро.

Встала разбитая, сонная – поспать удалось часа два, не больше. Прохладные струи душа смыли вчерашний полусон – разговор с таинственной Леди Ночь. Придя в себя и наскоро одевшись, я спустилась вниз, не переставая думать о ее словах.

Быть мне колдуньей – как Ламьель, или чародейкой – как Дайана. Впрочем, ее Истинный Дар выходил за грань двух этих понятий – или балансировал между ними, занимая более высокую и недосягаемую для меня ступень. Истинный Дар нельзя было приобрести – никакие манипуляции в этом не помогут, с ним можно только родиться.

Но любая другая магия подразделялась на темную и светлую. Колдуны и колдуньи специализировались на магии разрушения, магии теней, ментальной магии, проклятиях и оккультизме. Чародеи были сильны в природной магии и магии исцеления. Некоторые – в онейромантике – магии сновидений. Увы, как бы цинично это ни звучало, но отчасти Леди Ночь была права: магия тьмы была сильнее магии света. Были исключения – вроде того же Алистера Морэ, который прослыл очень сильным чародеем. Впрочем… Он убил Ламьель, но не сумел убить ее душу, и в конце концов стал жертвой ее проклятия.

Но это ничего не меняло. Несмотря на полученную от Ламьель силу – хотя я ее не ждала и даже и мысли подобной не допускала, – я не желала идти по ее стопам. Не желала становиться колдуньей.

А вот мысль, что я – обычная девушка из немагического мира, могу стать самой что ни на есть настоящей чародейкой…

Эта мысль кружила голову сильнее крепкого вина.

Глава восьмая. Танец обезумевших теней

День, которого мы ждали с ужасом и надеждой, что все еще может обойтись, все-таки настал.

Мы сидели в гостиной, пили приготовленный Агатой чай. Доставила она его к нам весьма своеобразно – чашки, аккуратно балансируя в воздухе и не проливая ни капли на вычищенный ковер, подлетали прямо в руки. Действительно – к чему подносы, если в твоем арсенале магия управления предметами? А наблюдать за тем, как она готовит пирог, было еще увлекательнее: под пристальным взглядом Агаты мука сама сыпалась в миску, из стакана лилась вода, разбивались о край миски яйца, а венчик усердно перемешивал зажившие своей собственной жизнью ингредиенты. Наверняка такая концентрация давалась Агате нелегко, но она тратила свои силы не понапрасну: пару часов спустя мы с удовольствием поглощали вкуснейший воздушный пирог.

Именно в этот момент, толком не успев как следует насладиться бисквитно-ягодной сладостью, я поняла: что-то не так. Запив чаем застрявший в горле кусок, прислушалась к своим ощущением. Зябко поежившись, выдохнула, и в изумлении замерла, когда изо рта вырвалось облачко пара. Перевела взгляд с обнаженных рук, враз покрывшихся мурашками, на сидящих напротив меня Алистера и Дайану и увидела растерянность на их лицах.

А в следующее мгновение все вскочили на ноги под аккомпанемент разбивающихся наверху зеркал. И странного стрекота, похожего на… Хруст ломающегося льда. Да, его, не иначе.

– Господин Льдов, – прошептала я.

Поднявшись, Алистер закрыл дочку своей спиной. Ари вскочила со своего места. Вслед за ней я и Конто бросились к лестнице. Взлететь на второй этаж, откуда доносился характерный треск, мы не успели.

Он неторопливо спускался по ступеням навстречу нам, легко скользя рукой по перилам. И под прикосновениями его пальцев, и там, где ступала его нога, расчерчивали скучную банальность инеевые узоры. Покрывший стены и пол рисунок инея, какой обычно покрывает зимой стекла, захватывал все большее пространство.

Глаза Господина Льдов оказались подобны отколовшимся от айсберга прозрачным осколкам. И радужка, и белки, неотличимые друг от друга, были окрашены в светло-бирюзовый цвет. Даже черный зрачок исчез, будто бы холодная сущность Господина Льдов покрыла его тонкой вязью инея, скрыв от любопытствующих взглядов. Волосы его были что снег и доходили до широких плеч. Из одежды на Господине Льдов были лишь свободные светлые штаны, торс оголен и покрыт причудливыми голубыми узорами.

Я не могла отвести от него взгляд – возможно, виной тому было странное оцепенение, сковавшее тело. Я отрешенно взглянула вниз. По моим ногам вверх вились тонкие змейки инея. Тело холодело с каждым мгновением, и вместе с ним таяла моя решимость защитить Дайану от Господина Льдов, жаждущего заполучить ее дар. Стало вдруг все равно, что случится с ней, что случится с нами…

Ари и Конто застыли как статуи в полушаге от лестнице, по которой спускался повелитель Ледяной Пустыни. Я видела, как их тела оплетает иней, как разукрашивает одежду Ари в причудливые серебристо-белые тона. Видела, как сглаживаются черты их лиц: дерзкая Хранительница умиротворенно прикрывает глаза, а блеск в глазах Конто тускнеет. Барс садится на задние лапы, обнимая их пушистым хвостом.

Было ли мне до этого дело? Нет. Понимала ли я, что происходит? Да, но… отстраненно.

Так усталый путник закрывает отяжелевшие веки, хотя знает, как опасно засыпать среди снегов. Ты просто не можешь сопротивляться этому зову – единственному, кто имеет сейчас над тобой абсолютную власть.

Я бесстрастно наблюдала, как Господин Льдов достигает последней ступени, как проходит мимо меня, подняв маленький вихрь, который отозвался блаженным холодком на коже. Была равнодушна, когда повелитель Ледяной Пустыни подходил к Дайане. Но все изменилось, когда он поднял руку, чтобы прикоснуться к ней.

Не знаю, откуда пришло это понимание… но я знала, что должно произойти в следующее мгновение. Знала, что Господин Льдов коснется лба Дайаны своей рукой. И в тот же миг заморозит ее, сотворив почти те же чары, что и Ламьель когда-то. Только вместо хрустальной он сделает ее ледяной. И когда разобьет ледяную статую, которой станет милая Дайана, заполучит ее Истинный Дар – то, за чем он и пришел в особняк семьи Морэ.

И тогда что-то внутри меня переменилось. Сломалось, хрустнуло со звуком треснувшего льда… Как будто на меня – оцепеневшую, отрешенную, находящуюся во власти усыпляющих чар – вылили ушат ледяной воды… или же, напротив, на мгновение окунули в жерло вулкана. По венам побежал дикий огонь, жар опалил щеки, а в самом сердце – я внезапно почувствовала каждую клеточку своего, прежде онемевшего, тела – алым цветком вспыхнуло пламя. Некая сила, которой в тот момент определения я не нашла.

В комнате стало темней – словно бы в мгновение ока набежавшие тучи закрыли солнце. А потом я увидела их – кружащиеся надо мной тени с жуткими провалами вместо рта.

Темные Отражения.

«Просто призови их. Просто заставь тебе подчиниться».

Леди Ночь не могла находиться сейчас в особняке. Так отчего тогда я отчетливо слышала ее голос в своей голове?

Ответ пришел мгновенно – и так же, как вспышка-видение, в котором Господин Льдов замораживал Дайану, он был отчетлив… и я знала – правдив. Пройдя испытание Леди Ночь, я стала адепткой ее странного ордена, как когда-то и сама Ламьель. Но, что хуже всего… тьма уже стала неотъемлемой частью моего тела, моей души. Именно тьма помогла мне сбросить с себя оковы ледяных чар и призвать Темных Отражений – неосознанно, повинуясь импульсу защитить Дайану. Впрочем, я допускала и то, что сама Леди Ночь помогла мне, желая подтолкнуть в нужном направлении.

И, поняв это, я представила себя стоящей на самом краю огромной пропасти. Под моими ногами – лишь бездна, раскрывшая свою пасть с бездонной темнеющей глоткой. И до падения оставался только один шаг…

Я пыталась сопротивляться. Но Господин Льдов уже вскинул руку. Лишь несколько секунд отделяло его от прикосновения к оцепеневшей Дайане, которой даже не дали шанса пустить в ход свой Истинный Дар. Я не хотела примыкать к культу Леди Ночь, но… выбирая между нежеланием становиться марионеткой и жизнью Дайаны… я выбрала жизнь.

Прежде я была лишь наблюдателем, свидетелем ужасных и замечательных чудес – как маленькая девочка, которая заглянула в замочную скважину дверцы, ведущей в волшебный мир. Я впервые почувствовала магию на вкус, впервые узнала, как она отзывается внутри, как меняет, как оживляет тебя.

И в то же мгновение я все поняла.

Магия… Вот что было моим пламенем. Вот чей огненный цветок распустился в моем сердце.

Сила, подаренная убитой мною Ламьель, пробудилась.

За миг до того, как прикосновение Господина Льдов опалило ледяным огнем Дайану, расчертив ее лоб инеевыми узорами, магия, которая зажглась в моих венах, вырвалась из меня единым потоком. Я выгнулась до хруста и закричала, сплетая из страха и восхитительного ощущения силы новое, незнакомое прежде чувство. Темные Отражения, которые все это время кружились вокруг меня, возликовали и взмыли ввысь. А после ринулись на Господина Льдов. Оплели его плотным коконом на долю секунды, разомкнули противоестественные объятия – и я увидела, что тьма слуг Леди Ночь окрасила инеевые узоры на теле Господина Льдов в черный.

Я подумала, что лед победил тьму, что Темные Отражения оказались против него бессильны… я ошибалась. Когда они вновь взмывали под потолок в своем диковинном неудержимом танце, они уносили с собой частичку Господина Льдов. Раз за разом в воздух взлетало то, что я поначалу приняла за снежинки… принимала даже тогда, когда повелитель Ледяной Пустыни, оставивший надежду украсть Истинный Дар, закричал от боли и ярости. И кричал до тех пор, пока мог кричать.

Но даже разорвав Господина Льдов на клочки, осевшие на пол снежным пеплом, Темные Отражения не успокоились.

Их ярость не угасала, их аппетит только возрос. А вот я контроль над ними потеряла…

Тени кружились под потолком, и я кожей чувствовала исходящую от них жажду разрушать все, что попадется им на пути. Прикосновение Темных Отражений обжигало холодом, который они забрали у Господина Льдов. Черные инеевые змейки покрыли стену, которая тут же треснула и стала крошиться. Живая тень смахнула на пол любимую вазу Агаты, и та раскололась на куски. Окно превратилось в черный лед, взорвалось, впуская в особняк ветер и вонзая осколки в тело уподобившегося статуе Алистера Морэ.

Я протестующе закричала, но, не зная, как управлять новообретенным даром, смогла утихомирить лишь часть обезумевших теней. Одни улеглись у моих ног, стелясь шелковистым ковром, другие полупрозрачной черной кисеей обняли мои плечи. А третьи… все еще буйствовали, кружась под потолком и грозя разрушить особняк до основания.

Грозя уничтожить дом Алистера и Дайаны, ставший и моим домом.

Я знала, что виной тому и моя неопытность, и злость на Господина Льдов, посмевшего нарушить спокойное течение жизни, пожелавшего причинить боль Дайане и забрать ее дар. Не имея возможности исправить первое – подчинить собственную бесконтрольную, разрушительную силу, я пыталась хотя бы усмирить свою злость. Ничего не выходило. Темные Отражения продолжали крушить особняк, намереваясь превратить его в руины. А Алистер, Дайана, Конто, Ари и Лаэс были бессильны что-либо исправить – магия Господина Льдов превратила их в ледяных марионеток.

Я не могла ждать, когда чары перестанут действовать, и они очнутся. Не могла полагаться на волю случая. И… я испугалась. Испугалась того, какой разрушительной и дикой оказалась проснувшаяся во мне магия. Испугалась того, что могу стать похожей на чудовищную в своей жестокости колдунью Ламьель. Испугалась того, что так будет всегда – что, разозлившись, я могу, сама того не желая, причинить вред и себе, и своим близким.

И тогда, подавшись вперед, я закричала:

– Я отрекаюсь от тебя, Леди Ночь! Мне не нужна твоя темная сила!

Стужа в голосе Леди Ночь отозвалась холодком в груди и мурашками на коже:

– Ты пожалеешь об этом, Беатрис.

Я в этом даже не сомневалась.

Пусть так, но Темные Отражения тут же прекратили свой хоровод, превратившийся в сокрушительное торнадо. А затем и вовсе исчезли, вновь впустив в покореженный особняк свет. Я устало оперлась о стену, глядя на усыпавшие пол щепки и осколки вперемешку со снежным пеплом, еще совсем недавно бывшим Господином Льдов.

Я дождалась, когда очнутся остальные обитатели дома – в том числе и Агата с Лаэс. Не сразу поняла, что дверь на кухню, в которой они оказались заперты как в клетке, была запечатана инеевой магией повелителя Ледяной Пустыни. Агата ахнула, глаза ее заслезились, когда она увидела, во что превратился особняк. Все ее старания, все ее удивительные чары пропали даром…

– Как… Как ты это сделала? – Вопрос принадлежал Ари, которая смотрела на меня с примесью настороженности… и даже некоего страха – пусть даже она сама никогда бы не призналась в том, что на миг испугалась меня. Меня – самую обыкновенную девушку из немагического мира. И в то же время каждый обитатель дома понимал, что у Ари есть все основания для тревоги и страха.

Ведь в одночасье обыкновенной девушкой я быть перестала.

– Я не знаю, Ари, не знаю. Просто… То, что сделали со мной Темные Отражения, когда поместили меня в реальность, где вас, как и Ордалона, не существовало вовсе, было не платой за убийство Ламьель, не отмщением. А испытанием, призванным показать, достойна ли я покровительства Леди Ночь… или нет. И когда она сочла меня достойной… все это и произошло.

Путаясь в словах, я рассказала им о том, что говорила мне Леди Ночь. О выборе – быть мне чародейкой или колдуньей. О том, что Темные Отражения не призывали Господина Льдов с той стороны, с границы с Ордалоном. Они защищали меня – свою новую хозяйку, пришедшую на смену Ламьель, от него.

– Ты – колдунья? – ошеломленно произнесла Ари. Такая перемена ролей пришлась ей явно не по вкусу.

– Нет, – хмуро сказала я, – и не собираюсь ею быть.

– Боюсь, что выбирать уже поздно, – вздохнула Лаэс. – То, что показывают мне духи… Это и впрямь сотворила с домом ты?

– Не я – Темные Отражения.

– Да, но пришли они сюда по твоему зову. Беатрис… не хочу пугать тебя больше – знаю, что ты уже напугана, пускай и отчаянно храбришься… Но неконтролируемая сила очень опасна – для тебя и для всех, кто тебя окружает.

– И что мне делать? – тихо спросила я.

За Лаэс ответил Алистер.

– Раз ты выбрала свет… – Он запнулся на мгновение. – Я хочу, чтобы ты знала – я всецело одобряю твой выбор… Тебе нужно приручить свою силу, направить ее по иному пути. Стать чародейкой.

Глава девятая. Белая магия Агераля

Конечно же, Джиневра сожгла ту злополучную картину. Чувствовала себя предательницей, отступницей, боялась обернуться и увидеть за собой лица осуждающих ее жриц Фираэль – ведь она не просто сожгла картину, она… Прежде она ее нарисовала.

До сих пор мысль о произошедшем приводила ее в трепет. Оцепенение, не позволяющее сказать ни слова. Ужас, заставляющий ее молчать – даже сейчас, спустя несколько дней после того необъяснимого происшествия в кладовой.

Даже мать, обычно безразличная к настроению младшей дочери, заметила, что с ней что-то не так. Заметила – и, что удивительней, спросила. А Джиневра, всегда лелеющая мечты о том, что родная мама будет уделять ей хотя бы чуточку больше внимания, захотела спрятаться в непроницаемый кокон – только чтобы ее оставили в покое. Не получив ответа, Талания Браон поджала губы и осуждающе покачала головой. Увы, но страдания Джиневры на этом не закончились – пришлось выслушать от матери очередную нотацию: нельзя закрываться в себе, нельзя прятать свои чувства от близких, ведь умалчивание сродни вранью. При мысли о том, что именно она от матери скрывала, Джиневре стало плохо.

Она никогда не слышала ни о чем подобном – о быкоподобных монстрах с нечеловеческой яростью в глазах. И, конечно же, даже подумать о таком не могла. Тогда откуда эта странная, больная фантазия? Откуда это жгущее пальцы желание скорее запечатлеть на холсте чей-то воплощенный кошмар? Почему это произошло именно сейчас? Почему с ней? В чем она перед Фираэль провинилась?

Случившееся не могло быть ничем иным, кроме как наказанием за совершенные ею проступки. Но Джиневра всегда старалась жить так, как наказывала ее мать, ставя чужие интересы превыше других, заботясь о других и не позволяя низменным чувствам – зависти, злобе – обрести над собой контроль.

В чем же была ее вина?

Джиневре отчаянно не хотелось, чтобы случившееся повторилось снова. Но еще больше не хотелось, чтобы свидетельницей этому стала ее сестра.

Они вместе находились дома – Эста теплым молоком успокаивала уставшее после выступлений горло, Джиневра читала, с ногами забравшись в кресло. Ленивый ветер – случайный гость, забредший в их дом через приоткрытое окно, ерошил волосы, бережно касался щек блаженным холодком.

И тут, внезапно, безо всякого предупреждения – то странное чувство. Безотчетный, необъяснимый порыв, сопротивляться которому было выше ее сил. Джиневра резко вскочила с кресла, уронив книгу на пол. Мимолетно подумала – сама она никогда не поступила бы так с книгой – бумажной, но очень дорогой шкатулкой, сокрывшей в себе тайные знания, чудные фантазии и другие, еще не созданные никем, миры.

Ноги сами понесли ее к кладовке, в пальцах зарождался уже до боли знакомый зуд. Желание взять в руки кисть и краски стало непреодолимым – сильнее, чем заложенное в каждом человеке с рождения желание дышать… жить.

– Джиневра? – раздался за спиной полный тревоги голос Эсты.

Она не знала, как выглядит со стороны, но, по всей видимости, выглядела неважно, раз уж сестра забеспокоилась.

– Джиневра! – Теперь в тоне Колибри отчетливо звучали капризные нотки. Эста не привыкла, чтобы ей отказывали во внимании… не привыкла, чтобы ей отказывали в чем бы то ни было вообще.

Язык присох к горлу – Джиневра и слова не могла сказать. А надо бы, чтобы успокоить сестру и унять ее смешанное с волнением любопытство. К своему ужасу, она услышала за спиной шаги – заинтригованная молчанием и странным поведением сестры, Эста шла за ней следом.

«Уходи, уходи, уходи».

Жаль, но Колибри не умела слышать чужие мысли.

Ноги сами привели Джиневру в кладовку, руки сами схватили кисть. Подчиняясь чьей-то – но только не ее – воле, кисть принялась наносить на холст мазки. Джиневра беззвучно плакала, но наружу не просочилось ни слезинки – вся борьба шла у нее внутри, невидимая для застывшей позади и наверняка недоумевающей Эсты. И снова она выводила линии звериного тела, чтобы, когда наваждение пройдет, увидеть все тех же двуногих монстров с бычьими головами.

И все же картина немного изменилась – изменилось окружающее пространство за их спинами. Раньше это были руины незнакомого Джиневре города, теперь же – необитаемый пустырь, простирающийся до самого горизонта. А в руках у монстра… было что-то странное, красное с белым и ужасно противоестественное. Не сразу она догадалась, что рогатая тварь подносит к лицу растерзанного кролика. И внутренности его падают вниз, раскрашивая тускло-коричневое полотно земли алым.

Джиневру затошнило. Она зажмурилась и глубоко задышала. Боялась обернуться, но выносить повисшее в комнате молчание было выше ее сил. Как и чувствовать на себе пронзающий взгляд сестры.

Она обернулась.

Колибри походила на статую, на лице ее застыл шок и отвращение.

– Пожалуйста, Эста, пожалуйста, не говори маме об этом! – прошептала Джиневра. Окончательно совладав со своим телом, подлетела к сестре, схватила ее за руку и взмолилась: – Прошу тебя, Эста!

– З-зачем ты это сделала?

– Это не я. Не знаю. Правда не знаю! – заламывая руки, воскликнула Джиневра.

– Это… это ужасно. Бесчеловечно. Как… как тебе в голову такое пришло?

– Эста, пожалуйста… – Вдох-выдох. Джиневра замолчала. И, собравшись с духом, заговорила вновь, чтобы рассказать обо всем. Она не знала, все ли поняла сестра из ее сбивчивой речи, но отвращение из глаз Колибри ушло.

– Значит, это с тобой не впервые? – постукивая пальцем по губам, задумчиво протянула Эста.

Джиневра быстро кивнула. Самой себе она сейчас напоминала испуганную мышь, которой не терпелось забиться в норку. Если Эста расскажет матери… Джиневре конец. Ее и так считают странной, а эти жуткие рисунки… Она знала, что скажет мать – Фираэль подобной «живописи» никогда бы не одобрила. Снова чувствовать на себе укоризненный взгляд, снова выслушивать бесконечные наставления… Снова чувствовать себя лишней, чужой, недостойной.

Этого Джиневра вынести просто не могла.

– Слушай! – внезапно оживилась Колибри. – А что, если я тебе спою? Многим моя песнь помогала…

– Но я же уже слышала твои песни прежде, и часто, – возразила Джиневра. – И вчера, на выступлении, и сегодня утром… А значит, они давно должны были подействовать на меня.

Нахмурившись, Эста покусала нижнюю губу ровными белыми зубами.

– Да, ты права. Это странно. Хотя… может, за столько времени ты уже привыкла к магии моего голоса? Что, если все это время она сдерживала… ну, ты знаешь, то, что было в тебе. А теперь, когда действие ослабело, все это вырвалось наружу, – бойко проговорила Эста. Даже глаза заблестели – так ей понравилась пришедшая в голову мысль. Она тряхнула головой. – Ну да ладно, значит, пойдем по другому пути. Если ты невосприимчива к моей магии, надо попробовать магию кого-то другого. Октавио, например – пусть он зарисует твою темную душу светлыми линиями. И ты сразу же излечишься, и перестанешь воображать себе весь этот кошмар!

– Но я не больна, – запротестовала Джиневра. – И моя душа не черная…

Эста фыркнула и гневно сощурила глаза.

– Ну да как же. Никто из знакомых мне людей никогда не рисовал ничего подобного. Эти ужасные твари… Как они тебе вообще в голову пришли? А впрочем, неважно. Магия творцов Агераля тебя излечит.

– Но как мы поймем, помогла она мне или нет? – робко спросила Джиневра.

Эста послала ей укоризненный взгляд, от которого она почувствовала себя не в своей тарелке.

– Я, между прочим, изо всех сил пытаюсь тебе помочь. А ты, вместо того, чтобы быть благодарной, мне перечишь! Или ты хочешь, чтобы это продолжало происходить с тобой?

– Нет, пожалуйста, нет! – воскликнула Джиневра. – Я очень хочу снова стать… нормальной. Такой, как все.

Эста фыркнула, словно говоря: «Ты никогда не будешь такой, как все». Стало обидно и горько, на губах появился солоноватый привкус – изо всех сил упрашивая себя не плакать, одну слезинку она все-таки не удержала.

– Пойдем, – бросила Эста. – Нужно торопиться, пока мама не вернулась домой.

День оказался насыщенным. Твердо вознамерившись излечить сестру, Колибри решила обойти полгорода. Джиневре пришлось побывать у Серджио, хорошего знакомого сестры – певца с глубоким и чистым, словно озерные воды, голосом. У скрипачки, которая, легонько касаясь смычком струн, плела тончайшее кружево целительных чар. У Октавио, у Элены, чей диковинный и завораживающий танец вгонял в гипнотический транс, после которого голова становилась пустой и легкой.

Когда закончился этот безумно долгий день, полный едкой горечи, страха и светлой магии, вдохновленной самой Фираэль, Джиневра засыпала умиротворенной. Даже улыбка – почти прозрачная, мимолетная, скользнула по губам.

Волшебство творцов Агераля обязательно изгонит тьму из ее души, тьму, заставляющие рисовать эти жуткие, кровожадные картины.

Иначе просто не может быть.

Глава десятая. Все пути ведут в Ордалон

Мне не дали шанса одержать вверх над тьмой, которая сейчас, по словам Лаэс, боролась во мне со светом. Изможденная вторжением Господина Льдов и потерей силы, которой я поделилась с миром, я легла спать. А проснувшись на следующее утро, обнаружила, что знакомая мне реальность исчезла.

Я шла по коридору и замечала одно разбитое зеркало за другим – и их осколки, усеявшие пол причудливым ковром. Чувствовала, как сосет под ложечкой, но заставляла себя идти дальше. Шаг за шагом – до тех пор, пока рука не легла на ручку двери, ведущей в спальню Дайаны. Не интуиция – голос Алистера, в котором было столько тоски и печали… Он повторял имя дочери, и звучавшая в его голосе тревога передалась и мне.

Даже чувствуя, что произошло нечто страшное, я не знала, чего ждать, когда открывала дверь. И то, что я увидела, было поистине ужасно.

Дайана… Она снова была хрустальной статуей, разбитой на мельчайшие осколки. Разом нахлынули воспоминания – ее сердце, сосуд с Истинным Даром, в моих руках. Вот только ни в груде прозрачных осколков, ни в моих ладонях не было сердца Хрустальной принцессы. И надежда разбилась, когда в мертвой тишине прозвучал голос Лаэс, стоящей в дальнем углу комнаты.

– Мне жаль, Алистер. Духи говорят мне, что ее душа ушла. Дайана мертва… Мне… так жаль…

Сказанное ею не могло быть правдой. Вот только слезы, смочившие повязку на веках, под которыми не было глазниц, говорили об обратном. Алистер застонал как раненый зверь, а потом зарылся руками и лицом в хрустальные осколки.

– Как? – голос сел, и мне пришлось начать сначала. – Как это могло случиться?!

Алистер не отвечал – на какое-то время окружающий мир перестал для него существовать, потонув в траурном тумане. Мои руки, как и мой голос, дрожали, но я до последнего надеялась, что все это – лишь страшный сон, который вот-вот перестанет быть явью.

– Ты разгневала Леди Ночь, отказавшись перейти на ее сторону, – прошептала Лаэс. – Все переменилось. Здесь… и в Ордалоне. Ты должна была победить Ламьель, чтобы она не смогла разбить зеркала и вторгнуться в твой мир. Но ты ее не победила.

– Что? – воскликнула я. – Нет, я же…

– Знаю, – устало откликнулась ведомая духами. – Конто, Ари, Агата – каждый из нас помнит, что ты одержала над Ламьель вверх. Но только не сейчас… В той реальности, в которой мы находимся сейчас, Ламьель выжила и победила в схватке с Дайаной, забрав ее Истинный Дар.

Я ошеломленно молчала, не в силах выдавить ни слова. Леди Ночь… Это наверняка ее проделки. Но… как? Как такое возможно? Поместить нас в параллельную реальность, в которой я… опоздала. И так и не смогла помешать планам Ламьель убить Дайану.

– Как нам выбраться из этой лживой реальности? – глухо спросила я.

– Не знаю. Даже понимание, что она лжива, не помогает. Это что-то… иное. Некая магия, с которой прежде никому из нас сталкиваться не доводилась. Сильная и черная магия. Если бы здесь была Дайана… Думаю, вместе мы смогли бы придумать, как все это изменить.

– Леди Ночь знала, кого поставить под удар. – Я прикрыла глаза, чувствуя всепоглощающую вину. – Она могла бы убить меня, оставив в живых Дайану.

– Возможно, и не могла бы, – вдруг донесся со стороны двери голос Конто. – Ты нужна ей. В тебе есть сила Ламьель. Настоящей Ламьель, а не той, что рушит сейчас твой родной мир на части. Там творится полный хаос, Беатрис.

Мама, папа… Пайп. Где они сейчас? Что с ними происходит?

Увидев мое лицо, Конто поспешил ко мне.

– Ты должна помнить о том, что все это – иллюзорно. Даже сил Леди Ночь не хватило бы на то, чтобы повернуть время вспять, чтобы переписать историю и воскресить Ламьель – после того, как ты убила ее клинком из Истинного Дара. Никому в целом мире подобное не под силу.

– А барс ведь прав, – с ноткой пренебрежения бросила входящая в комнату Ари. – Леди Ночь просто наказывает нас. Возможно даже ждет, когда ты начнешь умолять ее о помощи. Ты не должна поддаваться. Все, что происходит – ложь.

– Но и мы не можем так все это оставить, – запротестовала я. – Дайана… мы не можем позволить Леди Ночь забрать Дайану. Не можем медлить – кто знает, какие кошмары в отместку сейчас она насылает на нее?

– Дайана – сильная девочка, – глухо произнес Алистер. Отпустил осколки, которые сжимал в обеих руках, и они звонко упали в груду таких же собратьев. На его бледном лице горящие решимостью карие глаза выделялись особенно сильно. – Но ты права – медлить нельзя. Я никогда не прощу себе, если психика Дайаны пострадает от столкновения с магией Леди Ночь. Я не позволю ее мучить. И никогда не прощу того, что ее, пусть даже ненадолго, забрали у меня.

Мы растерянно переглянулись.

– И что же нам делать? – тихо спросила я. – Сила, которая живет во мне, слишком… еще слишком мне чужда. Я и понятия не имею, как ею пользоваться.

– А наших сил не хватает, чтобы справиться с чарами Леди Ночь, – добавила Лаэс.

В комнате повисла гнетущая тишина, не прерываемая даже нашим дыханием. Казалось, весь мир застыл и замерз, пораженный колдовством Господина Льдов.

– Оракул! – внезапно выпалил Конто.

Несколько пар глаз уставились на него. В моем взгляде недоумения было больше – остальные явно знали, о ком идет речь.

– Я собирался отправиться к ней… до того, как все это случилось, – признался метаморф. – Надеялся, что она знает, как мне выбраться из ловушки собственного тела. Надеялся, что она поможет мне отыскать человека, укравшего у меня силу перевоплощения, и вернуть человеческую личину.

Я понимающе кивнула.

– Но… кто такая эта Оракул?

– Говорят, она видит прошлое и будущее и может дать ответ на любой вопрос, – философски ответил Конто.

Ари фыркнула, явно не разделяя его надежд. Снежный барс наградил ее укоризненным взглядом.

– Даже Сказочник писал об Оракуле, а все, что он пишет – правда, – с нажимом сказал он.

– И что же Сказочник о ней говорил? – заинтересовалась я. Истории человека, который умел превращаться в ветер, всегда меня волновали.

– Она многое знает, но никогда не покидает своей башни, что, подобная игле, упирается острием в саму луну. Когда светит солнце, башня Оракула исчезает, растворяется в солнечных лучах как леденец. Отыскать ее можно только ночью, только ночью ей можно задать вопрос. И по звездам она прочитает ответ.

В сказанном Конто я не видела ничего невозможного – в Ордалоне и не такое бывало. Что ни говори, а этот мир умело стирал грань между реальностью и тем, что еще несколько месяцев назад я сочла бы сказкой.

– Ты прав, Конто, – задумчиво сказал Алистер. – Оракул может подсказать нам, как выбраться из созданной Леди Ночь реальности. Я никогда не обращался к ней, но…

– Сейчас нам нужно хвататься за любую соломинку, – тихо сказала я.

Алистер перехватил мой взгляд, кивнул. Благодарность – за понимание, за неравнодушие – зажглась в его глазах.

– Дайана дорога и мне тоже, – зачем-то сказала я. Наверное, оттого, что чувствовала: я не заслужила его благодарности. Из-за моего отказа присоединиться к слугам Леди Ночь, все это и произошло. Пусть я и не хотела ничего подобного, но Дайана пострадала из-за меня.

Оставалось только надеяться, что и в этот раз нам удастся все исправить.

– Значит, отправляемся в путь? – неуверенно спросила я. До сих пор не верилось до конца, что я снова по собственной воле шагну в Ордалон, из волшебных пут которого с трудом выбралась совсем недавно.

Лаэс сложила руки на груди и, мотнув головой, обронила:

– Я останусь здесь, в особняке.

Конто вскинул голову, Ари удивленно приподняла бровь.

– Я знаю, вижу – если слепой дозволено так говорить, – как много значит Дайана для каждого из вас, – проговорила ведомая духами. – Понимаю, как отчаянна ваша надежда предотвратить то, что сотворила Леди Ночь. Но мы должны предполагать и самое худшее. Леди Ночь сильна, практически всемогуща. Что, если все, что мы видим сейчас – не иллюзия, а реальность? Не искусственная, а настоящая, просто измененная Леди Ночь? Что, если она и впрямь сумела сделать так, что Ламьель победила Дайану?

– Что ты хочешь этим сказать? – сухо осведомился Алистер. Сказанное Лаэс совсем ему не понравилось.

– Если Ламьель и впрямь вторглась в этот мир, мы должны быть готовы его отстоять. А для этого нужно сохранить особняк, восстановить врата, которыми служили разбитые сейчас зеркала. Одна я не справлюсь, но светлые духи мне помогут. Они же помогут мне отбиться от Темных Отражений, вздумай те мне помешать… но для этого нужен кто-то, кто будет их направлять.

Я молчала, не зная, что на это сказать. Лаэс сильно рисковала, оставаясь здесь, в самом эпицентре разыгравшейся бури. И как бы ни был силен мой мысленный протест – я не желала признавать, что искаженная Леди Ночь реальность останется неизменной, – я не могла не признать, что в словах ведомой духами есть зерно истины. Нам никак нельзя потерять особняк семьи Морэ – вход в Ордалон. Нельзя отдать единственное наше преимущество в руки Ламьель – неважно, иллюзорной она была или настоящей.

Как выяснилось несколькими минутами спустя, Агата тоже решила остаться в моем мире и помочь Лаэс восстановить зеркала. Но даже не ее дар, идеально для этого подходящий, стал причиной такого решения.

– Слишком стара я для беготни по Ордалону, – пожаловалась Агата, вызвав у нас скептические усмешки.

Не слушая возражений, она собрала нам провизию, которой хватило бы, чтобы накормить небольшую армию. Мы в этот момент спешно собирали вещи. Никто не знал, как долго на этот раз придется пробыть в Ордалоне. Никто не знал и как повлиял на мир переписанный финал истории противостояния Ламьель и Дайаны, и чего нам теперь ожидать.

Когда сборы были закончены, мы простились с Лаэс и Агатой. Последняя совсем расчувствовалась и часто-часто моргала, пытаясь сдержать подступающие к глазам слезы.

– Вы, главное, возвращайтесь.

– А вы берегите себя, – тепло сказала я.

Вслед за Ари, Алистером и Конто я поднялась на второй этаж. Вплотную подошла к разбитому зеркалу – именно отсюда несколько недель назад и началось мое необыкновенное путешествие в мир чужой и бесконечно загадочный.

– Итак, снова Ордалон? – мученически вздохнула я.

Алистер крепко сжал мою руку, и пульс вместе с сердцебиением взмыли до небес. Конто подмигнул мне кошачьим глазом.

– Зато сейчас ты вступаешь в Ордалон уже не обычной девушкой, а…

– Недоделанной чародейкой, – снова вздохнула я, – которая и сама не понимает, каково чародейкой быть. Я выбрала свет, а что толку, если понятия не имею, как им управлять?

– Если ты действительно искренне этого желаешь… пусть не сразу, но ты это поймешь, – заверил меня Алистер. – Так происходило с каждым чародеем. Просто знай: свет, который ты избрала, сам тебя направит. Знаю, это пугает – чувствовать в себе силу, но не уметь ею управлять. Ты сейчас как бутон цветка, готовый в любой момент распуститься. Нужно только подождать. Нужно просто верить.

Я доверяла ему. Я правда бесконечно ему доверяла – настолько, что была готова отдать свою жизнь в его руки. И это пугало и волновало одновременно. Но раз Алистер говорил, что, рано или поздно, я смогу совладать с магической силой, которая так неожиданно стала неотъемлемой частью меня самой… я не видела причин ему не верить.

Не выпуская его руки из своей ладони, я решительно шагнула вперед.

Ну здравствуй, Ордалон. Снова здравствуй.

Глава одиннадцатая. Под сенью говорящих звезд

Ари вздохнула – в десятый, кажется, раз. Мы шли уже несколько часов, но пустырю с чахлыми деревцами не было конца и края. Гордость не позволяла Хранительнице признать, как вымотало ее долгое путешествия. Рискуя показаться слабой, молчала и я. Негоже новоявленной чародейке жаловаться на усталость.

Погруженный в свои мысли, Алистер ничего не замечал. Зато чуткий Конто тут же уловил перемену в настроении прекрасной половины компании. На мягких лапах подобравшись поближе к Ари, он вкрадчиво произнес:

– Если ты устала, то моя крепкая спина полностью в твоем распоряжении.

Кошка-метаморф упрямо вздернула носик, а я возмутилась:

– А почему ты мне не предлагаешь того же?

Смутить Конто оказалось непросто. Остановившись, он ткнул лапой в Алистера.

– Тебя есть кому носить на руках.

Я вспыхнула до кончиков волос, на лице Алистера заиграла лукавая улыбка, мгновенно прогнавшая из глаз печаль. Я не имела права винить его за невнимательность – он снова, во второй уже раз за эти безумные недели потерял Дайану. Пусть все, что творилось сейчас вокруг нас, и было иллюзией, он все же ее потерял. Исчезли их долгие разговоры, нечаянной свидетельницей которой я постоянно становилась. Исчезли нежные улыбки и трогательные объятия. Алистер так любил дочь… Несправедливо, что всякий раз кто-то пытался отнять у него Дайану.

И всему виной – ее Истинный Дар…

– И вообще, – голос Конто прервал мои мысли, – ты не можешь меня осуждать. Я – барс, и возможности флирта у меня весьма ограничены. Все, что я могу – это подставить очаровательной леди, из-за которой я потерял аппетит и сон, свою крепкую спину.

Я чуть было не расхохоталась в голос. Это он-то аппетит потерял? Да Агата едва успевала готовить ему отбивные с кровью! А дрых Конто и вовсе без задних ног – пушкой не разбудишь.

Наверное, мои глаза меня обманывали. Или Ари и впрямь смущенно зарделась? Округлив глаза, я смотрела на румянец, заигравший на ее щеках и так внезапно ее преобразивший. Белокурая метаморф становилась в разы красивей, когда с ее лица спадала вечная вуаль надменности. Тогда она казалась… настоящей.

Однако стало ясно, что смущение Ари – лишь минутная слабость. Она тут же взяла себя в руки, возвращая лицу неприступное выражение.

– Я способна передвигаться самостоятельно, – с достоинством ответила кошка. И словно бы назло ускорила шаг.

Я закатила глаза. Глянула на приунывшего Конто.

– Я, конечно, не обладаю красотой и грацией нашей сверх независимой Ари, и никто не торопиться терять из-за меня аппетит и сон, но если твое предложение все еще в силе…

Снежный барс махнул лапой, и я, обрадованная, аккуратно пристроилась на его спине. Не слишком удобно, правда, зато хоть какой-то отдых гудящим ногам. А Ари пусть и дальше изображает из себя недотрогу, раз уж ей так хочется.

Страх за Дайану гнал нас вперед без остановки. Путешествие затягивалось, но рядом, увы, не было городов, где можно было купить парочку хоггов, хотя сбережения – монеты Ордалона – имелись и у Алистера, и у Ари. Последняя в конце концов перестала скрывать, насколько вымотала ее долгая дорога, но занять мое место на спине Конто отказывалась по-прежнему. Она нашла другой выход: превратилась в кошку. Пушистые белые лапки легко несли практически невесомое – особенно по сравнению с человеческим – тело, позволяя держаться рядом с неунывающим и не устающим Конто. Точнее, каждый раз опережать его хотя бы на шаг. В этом была вся Ари…

Когда на Ордалон шелковым покрывалом опустилась беззвездная ночь, мы приняли непростое решение остановиться-таки на привал – первый за эти бесконечно долгие сутки.

Алистер постелил нам одеяла, на которых я с удобством расположилась. Конто свернулся клубочком, грея меня теплым боком. Ари же, проигнорировав мягкую, пахнущую домом ткань, взобралась на ближайшее дерево – высокое, хрупкое, что тянуло обнаженные руки-ветви с потрескавшейся корой-кожей куда-то ввысь. Я знала, что ее сон будет чутким, прерывистым. Заслышав малейший шорох, она тут же откроет изумрудные глаза, чтобы убедиться, что никому из нас ничего не угрожает. Пусть между нами не все было гладко, но я знала – Ари была не просто Хранительницей Дайаны. Как могла, она защищала каждого из нас.

Алистер прислонился к дереву спиной. Увидев мой взгляд, сказал:

– Не хочу пока спать. Да и кто знает, какие сюрпризы Леди Ночь нам приготовила? Лучше быть настороже.

Я кивнула, поплотнее закутываясь в одеяло. Секундная заминка – и Алистер притянул меня к себе. Теперь моя голова уютно покоилась на его груди, макушкой прижимаясь к подбородку. Конто тут же зажмурил глаза и, потоптавшись на одеяле как большая хищная кошка, отодвинулся от меня. Я улыбнулась: тактичности ему не занимать.

Мысли снова вернулись к Алистеру, который бережно обнимал меня рукой за плечи. Такой красивый волевой мужчина… но в нем ощущалась некая внутренняя скованность, почти что робость. Это сбивало меня с толку, ведь я никак не могла понять: что он чувствует ко мне? Что означают все эти взгляды, осторожные прикосновения? Значит ли это, что со смертью жены Алистер смирился? Что он действительно ее отпустил?

Он был слишком серьезен, чтобы поддаться простому влечению – серьезнее большинства знакомых мне мужчин. И иногда, заглядывая в его глаза, я видела в них нечто такое, отчего душа воспаряла в облака. Будто бы читала немой ответ на все мои незаданные вопросы… Но призрак его жены все еще витал между нами, а беспокойство за Дайану, страх потерять ее навсегда, затмевал все прочие чувства и эмоции.

Закрывая глаза, нежась в теплых и крепких объятиях, я решила оставить все как есть. Сейчас, когда судьба Дайаны висела на волоске, не время думать о том, кто мы с Алистером друг для друга.

Это время наступит… Нужно просто подождать…

Я сама не заметила, как задремала. Проснулась от того, что кто-то аккуратно трогал меня мягкой варежкой за нос. Открыла глаза: нет, не варежка – серебристая лапа с черными пятнами.

– Просыпайся, соня, – насмешливо проговорил Конто, за что тут же получил символический щелчок по носу.

Приподнявшись, я осторожно повернула голову вправо – Алистер разминал плечо. Представляю, как затекло все его тело, если учесть, что всю ночь он не сменил позу. Даже не пошевелился… чтобы не побеспокоить меня.

Белым цветком в сердце распустилась нежность… и тут же увяла, стоило только моему взгляду встретиться с хмурым взглядом прищуренных кошачьих глаз.

– Может наконец пойдем? – сухо спросила Ари. – Оракул сама собой не отыщется.

Возражений не последовало. Я поднялась, распустила разлохмаченные за ночь волосы и вновь собрала их в конский хвост. Не слишком женственно, зато удобно. Взглянула на Ари и едва сдержала вздох: идеально прямые белые локоны шелковистой волной спускались на спину. Казалось, Хранительница не провела сутки в пути, а только что вышла из фешенебельного салона красоты. Самая что ни на есть магия, не иначе.

Во всяком случае, так легче было успокаивать саму себя.

Алистер уверенно вел нас вперед. Прошлое наше путешествие закончилось слишком быстро, и я только сейчас поняла, насколько хорошо бывший чародей знает Ордалон. Мы брели по Пустоши – так Алистер называл это негостеприимное и унылое место – в ожидании того часа, когда бесконечное серо-коричневое полотно земли закончится таинственным Оазисом, где, по словам Конто, и находилась иглообразная башня Оракула.

Отчего-то я совершенно не сомневалась в том, что мы ее найдем. Не знала лишь, поможет ли прорицательница понять, как одержать вверх над Леди Ночь.

Шанс узнать ответ на мучивший меня вопрос выпал совсем скоро – через несколько часов пути после пробуждения. Как это часто бывало, Ордалон изменился резко – как привередливая барышня, сменившая одну маску на другую. Неуютный пустырь с потрескавшейся землей и хрупкими деревцами вдруг сменился сочной почвой, поросшей ровным ковром изумрудной травы. Пышные кусты с гроздьями рубиновых ягод, воздух, напоенный ароматами незнакомых мне цветов. А вскоре показалось и небольшое озерцо с кристально чистой и, как оказалось, удивительно вкусной водой.

Мы снова разбили вынужденный привал.

– Значит, именно здесь с наступлением ночи появится башня Оракула?

Конто кивнул, нетерпеливо переминаясь с лапы на лапу, задернул голову, устремив взгляд вверх, на разбавленное клочьями облачной пены небо – голубое, словно озерные воды. Солнце стояло высоко, а значит, заката ждать еще долго.

Мы расположились на расстеленных Алистером одеялах, но желания отдыхать не было ни у кого. Нетерпение бурлило в венах, призывая действовать… но только не ждать. Напряжение в воздухе сгустилось– хоть ложкой черпай.

Пытались скоротать время, говоря о том, о сем, но беседа не клеилась. Конто отчаянно ухаживал за Ари, осыпал ее комплиментами и незаметно – как ему казалось – подвигал свой мохнатый бок ближе к Хранительнице, усевшейся на покрывале в позе лотоса. Она фыркала на каждую его фразу и неизменно находила остроумный и переполненный ехидством ответ, но их перепалка меня веселила. Было в этом что-то… обыденное, почти родное. Никакой неловкости, никакого напряжения – в отличие от тех моментов, когда наши с Алистером взгляды пересекались.

Иногда я чувствовала, что он смотрит на меня, когда я не вижу. Иногда наши руки соприкасались, рождая волнение и необычное щекочущее ощущение где-то в животе. Вот только понять, что чувствует в этот момент он сам, мне никак не удавалось. Слишком привычным для Алистера Морэ было прятать глубоко внутри свои эмоции и чувства.

Черной пантерой на мягких лапах подкралась ночь. И как только отгорел костер заката, озеро, на берегу которого мы устроили привал, начало... исчезать. Но за несколько мгновений до того, как оно испарилось, будто вспугнутое ночью и решившее поиграть с ней в прятки, из прозрачных вод вынырнул шпиль, который увлек за собой и всю остальную башню. Она все росла и росла, словно невидимый творец тянул ее за наконечник. Обитель Оракула и впрямь напоминала исполинских размеров иглу – невероятно длинная и тонкая, отлитая из странного серебристого материала, похожего на сталь. Она все поднималась вверх, пока шпиль не затерялся в разлитых по небу чернилах с мерцающими вкраплениями звезд. Каждый из нас – даже вечно скептически настроенная Ари – неотрывно следил за этой завораживающей картиной.

Когда прекратилось движение башни-иглы, подобной показавшемуся из земли ростку диковинного стального цветка, иссохло и озеро. Путь к обители Оракула был открыт.

Мы не медлили ни секунды: не сговариваясь, направились вперед – к виднеющейся у подножия башни арки. Через несколько минут я уже ступила на первую ступеньку лестницы, которая спиралью уходила ввысь. Чтобы скрасить томительный подъем наверх, я начала считать ступени. На сотой сдалась и переключилась на разыгравшийся между Ари и Конто спор. Конто отчаянно защищал Оракула, тогда как Ари предпочла обвинить ее во всех бедах.

– Она сознательно отгородилась от людей, вместо того, чтобы помогать им избежать трагедий и личных несчастий. А могла бы стать странствующей пророчицей…

Снежный барс, подметая ступени недовольно дергающимся хвостом, парировал:

– При всем моем уважении, прелестная леди, но магия Оракула наверняка подчиняется своим собственным законам, и никаким другим. Если Оракул не покидает своей башни, значит, она просто не может этого сделать.

– Хватит разливаться соловьем, – насмешливо бросила Ари. – Оракул все равно тебя не слышит.

Конто пробурчал что-то недовольное, но кошка-Хранительница даже ухом не повела. Я усмехнулась и продолжила осточертевший уже подъем наверх.

В какой-то момент, засмотревшись на спорящих Конто и Ари (теперь предметом их спора была созданная Леди Ночь реальность, а точнее, чары, которые позволили ее сотворить), я споткнулась об очередную, по ощущениям, тысячную по счету ступеньку. Не удержала равновесия и едва не упала. Чьи-то руки (хотя даже в момент падения я понимала, кому они принадлежат) обхватили мою талию, потянули на себя. Пусть и в последний момент, но Алистер все же спас меня от эпичного приземления на ступеньки.

Я перевела дыхание и кивнула – сердце все еще колотилось в горле.

– Прости, чуть не опоздал, – смущенно сказал Алистер. – Все еще до конца не могу привыкнуть к тому, что могу спокойно прикасаться к людям... к тебе.

С моих губ чуть не сорвалось: «А хотел бы прикасаться?» Разумеется, я промолчала. И дело было не только в идущих впереди метаморфах. Я победила Ламьель, забрала себе частицу ее сил... но все еще не могла решиться и задать Алистеру терзающий меня вопрос – что происходит между нами?

Боялась услышать ответ. Боялась, что мое, пусть и не хрустальное, сердце... разобьется.

Поэтому я просто улыбнулась, сквозь тонкую ткань рубашки ощущая тепло его рук. Алистер тут же разомкнул объятья, лишая меня тепла. Мне ничего не оставалось делать, как развернуться и продолжить подъем.

Когда мы наконец достигли верха, из сил выбились все. Пожалуй, Конто был единственным из нас, кто не запыхался, но и он уже не так бодро вышагивал вперед по ступеням. Поэтому ничего удивительного в том, что, как только перед нами появилась погруженная в полумрак комната – единственная на всю исполинскую башню – мы вздохнули с облегчением.

Крыша здесь была прозрачной – или отсутствовала вовсе, а светильниками, разбавляющими чернила ночи, служили звезды. Луна, наверное, скрылась за облаками – если вовсе существовала в этом странном месте. От Ордалона и не такого можно было ожидать...

Из полумрака вынырнула фигура в глухом черном платье – будто фокусник вынул кролика из черной шляпы. Прическа незнакомки олицетворяла ожившее безумие: темные, то ли начесанные, то ли просто лохматые пряди, в которые были вплетены птичьи перья. Глаза чересчур сильно подведены черным, а ногти, выкрашенные в кровавый цвет, такие длинные, что уже начали загибаться. Длинную шею увесили с десяток разнообразных бус, ожерелий и амулетов на простых шнурках. Казалось, Оракул не могла выбрать, какое из украшений надеть, поэтому надела все, что у нее имелись.

– Надо же, давно я не встречала жаждущих получить ответы, – хриплым, будто бы прокуренным голосом сказала она.

Запинаясь, путаясь в словах, перебивая друг друга, мы принялись рассказывать Оракулу о настигшей нас беде. По-птичьи наклонив голову, она внимательно слушала – казалось, слыша каждого в этом гомоне взволнованных голосов. Не переспрашивала, не задавала уточняющих вопросов. Просто молча внимала каждому нашему слову. И только когда мы все четверо выдохлись, сказала:

– Мне нужно увидеть звезды.

– Подождите, – встрепенулся Конто. – Я тоже должен спросить кое о чем.

По губам Оракула скользнула усмешка.

– Вещай, говорящий барс.

Ари рассмеялась, но тут же замолчала под нашими укоризненными взглядами.

– Я метаморф, – недовольно отозвался Конто. – Притом метаморф заколдованный. Но я... я не помню, кто меня заколдовал. Помню лишь, как очнулся на поляне. В голове пустота, в лапах – жалкие крохи сил. Попытался перевоплотиться, но, вернув себе лишь голос, застрял. Я не знаю, кто и за что сделал это со мной. Но хочу узнать.

Оракул кивнула. Небрежно махнула рукой, словно призывая нас оставаться на месте, и направилась вглубь круглой комнаты. Только сейчас, привыкнув к полумраку, я увидела расстеленный на полу ковер. Подойдя к нему, Оракул встала на колени. Задрала голову вверх и долго вглядывалась в звездное небо. Повисла тяжелая тишина, воздух наэлектризовался. А я поймала себя на том, что боюсь даже дышать… и что крепко сжимаю ладонь Алистера в своей ладони. Коротко взглянула на него, словно вспугнутая птичка. Он лишь понимающе улыбнулся и сжал мою руку обеими ладонями.

Так мы и стояли близко-близко друг к другу, позволяя полумраку укутывать нас, в ожидании вердикта Оракула.

Наконец она поднялась с колен, повернулась к нам и кивнула, вселяя в мою душу надежду.

– Я готова дать ответ.

Глава двенадцатая. Темная душа в городе света

Все было бесполезно.

Это Джиневра поняла в тот самый миг, когда очнулась у мольберта, перепачканная в краске с головы до ног. Всхлипнула, глядя на алые капли – жуткие подобия веснушек, на коже. Поразившее ее неведомое проклятье, казалось, стало лишь сильнее – она помнила только, как вспыхнуло внутри уже до боли знакомое чувство. Необъяснимое влечение, словно бы она была марионеткой, а некий кукольник, сокрытый во тьме, дергал за нити. Остаться на месте – невозможно, на противостояние просто не хватает сил…

А после – забвение, отрезок времени, в котором не было ничего, кроме пустоты и темноты. Чернильное пятно в голове, от которого не избавиться…

Джиневра пришла в себя только тогда, когда чудовищный итог ее забытья был прямо у нее перед глазами. От страшной трапезы нечеловеческих существ ей стало дурно. Она хотела отвернуться, но почему-то смотрела, как вгрызаются в беззащитные тельца кроликов оскаленные пасти, как алым соком стекает по морде быкоголовых кровь. Тошноту прогнали слезы, хлынувшие потоком из глаз.

Она не могла вечно скрывать от матери происходящее. И все же день, когда та обо всем узнала – когда приступ случился прямо на глазах старшей жрицы Фираэль, стал самым страшным днем в жизни Джиневры.

– Какой позор, – шептала бледная Талания Браон. Подлетела к дочери, схватила ее за плечи и потрясла, как большую тряпичную куклу. – Никому не смей говорить об этом, слышишь? Никто. Не должен. Этого. Знать.

Все, что могла Джиневра – лишь беспомощно кивнуть. В последнее время она жила в постоянном страхе, что однажды наступит тот день, когда правда выплывет наружу. Темная душа в светлом Агерале… Позор ей и всей ее семье. Страшно даже представить… Как она будет смотреть людям в глаза?

– Откуда это в тебе? – Мать всхлипнула. Заговорила сдавленным шепотом, словно что-то сжало ее горло. – Я же растила тебе в вере в Фираэль. О богиня… Если она это видит…

Талания закрыла лицо дрожащими руками. Вернувшись из кухни, Эста протянула матери стакан воды. Та выпила его большими жадными глотками. Джиневра стояла, съежившись, не зная, что последует дальше. Она боялась гнева матери, боялась новых тирад о «пути света и пути тьмы – насилия, жестокости и… крови». Боялась новых вопросов: «Что живет в тебе» или «Почему ты это делаешь? Что с тобой не так?».

Но молчание, отчужденность и настороженность самых близких на свете людей были намного хуже. Намного больнее. Эста – светлая, нежная, с серебристым что колокольчик смехом, ее… боялась. Мама, думая, что она не видит, тайком бросала взгляды, а иногда, забывшись, смотрела на нее долго-долго, задумчиво. И во взгляде этом читалось: «Почему у меня такая дочь?»

Вина тяжелым грузом легла на плечи. Стало трудно дышать, словно грудь сдавили тиски. Джиневра почти не спала – ведь во сне гораздо проще, чем в яви, потерять над собой контроль. Она боялась, что проснувшись, обнаружит, что за минуты забытья натворила нечто страшное, непоправимое… И этот страх, проникнув в кровь черным ядом, не давал ей спать по ночам.

Мама говорила, что молится Фираэль каждый день, просит ее прогнать магией света тьму в душе Джиневры. И, казалось, молитвы действительно помогали – желание рисовать кровавые картины не посещало ее вот уже несколько дней… Внутри затеплилась надежда, что прежнюю, такую спокойную, такую восхитительно предсказуемую жизнь еще можно вернуть. И изгнать из материнских глаз настороженность и боязливость.

Наступил день, которого ждали все жители Хрустальных Земель – от мала до велика. Ежегодный праздник, посвященный Фираэль, день, когда ночи не было места – творцы прогоняли ее своими творениями. С приближением заката художники Агераля, все до единого, запечатлевали на своих картинах рассвет, певцы пели, как ослепительно поднимающееся над Агералем солнце, поэты рассказывали, как обжигают его лучи. И Фираэль, глядящая на них с неба, воплощала в жизнь сказанное, спетое и нарисованное. И ночь уходила за Грань, испуганная мощью ее дара, силой ее света. И пряталась там до следующего заката, в ожидании, когда сможет вернуться обратно.

В этот день вспоминали тех, кто воссоединился с Фираэль. Считалось, что всех ушедших она забирала к себе на небо, чтобы после служения ей они переродились вновь. И чем светлее была душа, чем сильнее творец, тем быстрее ему даровалась новая жизнь – разумеется, исключительно в Хрустальных Землях, где распространялась власть Фираэль.

Джиневра с облегчением покинула родной дом – уже после того, как вместе с матерью и Эстой они сожгли злополучный мольберт. Талания уверилась, что причиной всему был именно он, проклятый некоей неведомой силой, а Джиневра с радостью ухватилась за эту мысль, как утопающий – за соломинку. Удивительно, но она и впрямь почувствовала себя лучше. Корила, что не подумала об этом раньше – ведь если нет холстов, нет мольберта и красок, ей не на чем и нечем рисовать эти чудовищные картины. И уничтожь она их раньше, в самый первый свой «приступ», об этом никогда бы не узнали сестра и мать. И их любовь к ней была бы сейчас немножечко сильней.

Все было чудесно – яркие всполохи фейерверков, окрашивающие Грань изнутри в самые разнообразные цвета и оттенки; пробирающие до мурашек мелодии лучших музыкантов Агераля; танцы до утра...

Все было чудесно ровно до того момента, как на Джиневру нахлынуло ощущение, будто окружающий мир становится зыбким, а собственное тело перестает ей принадлежать.

«Нет, только не сейчас. Пожалуйста, только не…»

Душа рвалась на лоскуты. Джиневра и хотела бы что-то сделать, но просто не могла. Тело не слушалось своей хозяйки, действуя так, как ему вздумается. Впору и впрямь поверить в существование демонов, по щелчку пальцев вселяющихся в сознание других людей.

«Мольберт... Здесь же нет моего мольберта...»

В душе вспыхнула надежда, что в этот раз все обойдется, беда пройдет стороной. Но она погасла в тот самый миг, когда взгляд Джиневры упал на рисующих рассвет за Гранью художников. Озарило пониманием: следуя неслышимому приказу, она сейчас направляется именно туда.

Наверное, Джиневра просто смирилась. Девочка, запертая внутри ставшего чужим тела, вела невидимую борьбу – билась о стены клетки, кричала, умоляла остановиться. А потом, растеряв все силы разом, поняв всю бесполезность неистового сопротивления, просто... затихла. Свернулась клубочком, позволяя страшному произойти.

Подойдя к ближайшему художнику, который рисовал пустырь, расположенный рядом с Гранью, но по ту сторону от нее, она грубо выхватила из его рук кисть. Где-то в глубине груди, неслышимый ни для кого другого, раздался всхлип. А Джиневра, внешне покорная и сосредоточенная, увлеченно рисовала, не обращая внимания на изумленные взгляды.

Слишком поздно пришло понимание, что она использовала почти одну и ту же краску, лишь изредка разбавляя ее другими.

Цвет заката по ту сторону Грани, цвет спелых ягод на изумрудных кустах… яркий, кроваво-красный.

Родной город, ее чистый и светлый Агераль. Улицы, окропленные кровью. Ужасные твари – демоны? – на части разрывающие знакомых Джиневре людей, пронзающие их тела своими жуткими рогами.

Хаос… и целый океан крови.

Джиневра слышала испуганные, шокированные вскрики за своей спиной и беззвучно плакала, понимая, что все взгляды – знакомых, друзей, простых обывателей и жриц Фираэль – обращены сейчас на нее. Но это осознание не могло помочь ей остановиться. Сила, что вела ее сейчас, была куда могущественнее, чем ее собственный страх.

– Схватить ее, – раздался за ее спиной холодный голос. – Джиневра Браон, ты обвиняешься в преступлении против Фираэль – за то, что осквернила ее память в великий для Хрустальных Земель день, за то, что проявила агрессию, нарисовав богопротивную картину.

Действие неведомого проклятия – или неведомых чар – прошло. Джиневра обернулась, чтобы взглянуть на говорящую. Лицо той было спокойным, голос ровным, но в глазах полыхал гнев.

Талании Браон – старшей жрице Фираэль – просто ничего не оставалось делать, как отправить на суд жриц собственную дочь.

Глава тринадцатая. Путь света

– Ты знаешь того, кто поможет нам развеять чары Леди Ночь? – тихо спросила я. В горле пересохло от волнения.

– Это может сделать лишь та, кто по силам ей не уступает, – отозвалась Оракул. – Звезды подсказали мне решение. Дама Пик поможет вам.

Я изумленно вытаращила глаза, однако мои спутники отреагировали куда спокойнее. Только лишь озадачились явно незнакомым для них именем.

– И кто она такая? – нахмурившись, спросила я.

– Дама Пик не прочь сыграть с вами в игру – боюсь, отныне это единственное доступное ей развлечение. Но и награда не мала – исполнение любого вашего желания.

Конто воспрянул духом, но с лица Алистера не сходило скептическое выражение. Очевидно он, как и я, не спешил доверять жизнь своей дочери незнакомке с весьма неоднозначным именем. Однако снежный барс поспешил ухватиться за протянутую ему соломинку надежды:

– Значит, она сможет помочь и мне тоже?

– Даме Пик можно загадать только одно желание, говорящий... метаморф.

Конто приуныл, но Оракул тут же поспешила его утешить:

– Но звезды сказали мне, где искать того, кто наслал на тебя проклятье. Человек в темных одеждах, колдун, он искал источник энергии, источник сил, которыми можно напиться... И нашел тебя. Ты был не первой его жертвой, и последней не станешь. Он напитался магической силой таких как ты, метаморфов, не для того, чтобы стать сильнее – этого ему не требовалось. Но для того, чтобы подчинить себе звериную сущность, звериную магию. И сейчас он направляется в Хрустальные Земли, чтобы показать, на что он способен. Чтобы забрать скрижаль Фираэль – неприкосновенную реликвию Хрустальных Земель.

– Кто он такой? – охрипшим голосом спросил Конто.

– Имя ему Герговаль. У него один глаз, а второй заменяет глаз слепому коршуну, его верному фамильяру. С его помощью он наблюдает за миром, оставаясь никем не замеченным.

– Значит, нам нужно направляться туда, – отрывисто произнес Конто. Посмотрел на нас бирюзовыми глазами. – Разумеется, после того, как мы разыщем Даму Пик.

Оракул рассмеялась звонким смехом, так не вязавшимся с ее, даже в какой-то мере пугающим, обликом.

– Никому и никогда не найти Даму Пик – она неуловима как ветер. Она не меньше Леди Ночь знает толк в создании новых пластов реальности. Она обитает в месте, называемом Запредельем. Туда не добраться ни на корабле, ни на хогге, ни на странных стальных птицах из другого мира, о которых говорили мне звезды.

– Самолетах, – машинально поправила я. Хмуро произнесла, начиная раздражаться: – Тогда зачем вы рассказали нам о ней?

Оракул вонзила в меня острый взгляд темных глаз.

– Дама Пик сама вас найдет. Когда захочет. Но побороться за право потребовать у нее исполнение желания сможет только один из вас.

– Дайте догадаюсь, – протянула Ари. – И кто это будет, решать тоже самой Даме Пик?

Оракул снова рассмеялась.

– Разумеется.

– Должен быть другой способ! – раздувая тонкие ноздри, воскликнула Ари.

Сейчас я целиком и полностью разделяла ее чувства. Мы не знаем, кто такая эта Дама Пик и достаточно ли у нее сил, чтобы противостоять Леди Ночь. Да и то, что нам оставалось, казалось кощунственным, слишком жестоким по отношению к Дайане, а ведь она и без того многое натерпелась за свою недолгую еще жизнь. Просто сидеть и ждать, когда Леди Ночь до нас снизойдет?

– Другого способа нет, белокурая, – холодно сказала Оракул. – Иначе звезды поведали бы мне об этом. Светлые чары любого чародея гораздо слабее темных чар Леди Ночь. Только Дама Пик, подчинившая себе и белую, и черную магию, сможет вам помочь. Больше помощи ждать неоткуда.

Я беспомощно посмотрела на Алистера. Он выглядел огорченным, но не сломленным.

– Дайана – сильная девочка, – тихо сказал он, не глядя на нас. – И нельзя забывать: она – пусть и не раскрывшийся до конца, но Истинный Дар. В какой из реальностей ни держала бы ее сейчас Леди Ночь… уверен, Дайана справиться с этим. И если нет другого пути…

Мы понуро молчали.

– Мы не будем стоять на месте, – решительно сказал Алистер. – Пока мы все вместе… нужно помочь Конто. Нужно найти того, кто его проклял.

Сидящий на задних лапах снежный барс потоптался передними, как делал всякий раз, когда был смущен. Ари неопределенно пожала плечами. Она не могла отказать Алистеру в помощи Конто, ведь его дочь была ее подопечной, но и особого энтузиазма в ней не ощущалось. Я же с готовностью кивнула, хотя мало представляла, чем смогу помочь. От тьмы я отказалась, а свет не спешил во мне проявляться. Лепестки моего дара все еще оставались крепко сомкнутыми, и рядом не было никого, кто бы смог наставить меня на путь света…

Так я думала ровно до того момента, как, покинув башню Оракула – удивительно, но она и впрямь не стребовала ничего за оказанную нам помощь – мы не остановились, чтобы отдохнуть перед дальней дорогой до Хрустальных Земель.

Ари заняла свой наблюдательный пост на ветке дерева с роскошной кроной прямо под цвет ее глаз, а я уютно пристроила голову на пушистый живот Конто. Не прошло и нескольких секунд, как я услышала его сонное сопение. Усмехнулась – он просто непробиваем! Мы направляемся в неведомые Хрустальные земли к колдуну, отдавшему свой глаз коршуну для наблюдения за миром, способному похищать магию метаморфов и подчинять себе звериную сущность… Возможно, эта встреча станет для Конто, который уже несколько месяцев вынужден постоянно пребывать в шкуре зверя, поворотной… а ему хоть бы хны! Ни волнений, ни тревог…

Признаться, я ему завидовала. Сама я никак не могла избавиться от мыслей о Дайане. От мысли, что мы – не в обиду Конто – бездействуем, пока она страдает. Представить страшно, что творилось сейчас в голове Ари, ее Хранительницы, и Алистера, ее отца.

Я осторожно повернула голову, чтобы не потревожить спящего Конто, и удивленно заморгала, встретив взгляд Алистера, который лежал от меня на расстоянии вытянутой руки.

– Не спится? – произнес он одними губами.

– Нет, – невесело улыбнулась я.

Алистер кивнул, поднялся на локте и скользнул по мне задумчивым взглядом.

– Я тут подумал… Я, хоть и бывший, но все-таки чародей, и если ты хочешь, я бы мог попробовать научить тебя управлять своей силой. Для сложного плетения чар нужно очень много времени и сил, да и учитель из меня неважный. Но пару легких чар, предназначенных для новоявленных чародеев, я могу тебе показать.

Я мгновенно вскочила на ноги, разом позабыв обо всем. Выпалила:

– Конечно!

Посмеиваясь, Алистер поднялся.

– Давай отойдем.

Он привел меня на самую границу между Оазисом и Пустошью. Сел на колени, жестом пригласив последовать его примеру. Я опустилась на землю без лишних слов, гадая, чему может научить меня навсегда лишенный магии чародей.

– Путь света – это путь единения со стихией, – тихо сказал Алистер. – Точнее, с каждой из четырех стихий.

Я кивнула, вспоминая чары Ари, которая выбрала своим фаворитом воздушную стихию.

– Чтобы научиться владеть стихийной магией, начала нужно призвать любую из нужных тебе стихий. И когда она откликнется, попытаться подчинить ее своей воле.

– Звучит просто, – с нервным смешком отозвалась я. – А на деле…

– Магия непредсказуема, – кивнул Алистер. Улыбнулся уголками губ. – И, как любая женщина, чуточку капризна.

Я невольно рассмеялась.

– Хорошо, и как же уговорить ее мне помочь? Там, в особняке, все произошло само собой. Я понятия не имею, как и когда я умудрилась призвать Темных Отражений.

– Подчас чары – это сила воли, порожденный твоим сознанием ментальный импульс, усиленный живущей в тебе магической энергией. Сильные чародеи, каким когда-то был я, ткут чары из пока невидимых для тебя нитей магии, которые, на самом деле, пронизывают все окружающее пространство. Со временем ты увидишь и это. Со временем ты научишься различать их цвета – в зависимости от стихии, к которой они принадлежат. Нити воздушной стихии имеют серебристый оттенок, земной – золотистый, водный – нежно-бирюзовый, а огненный – коралловый.

Я завороженно смотрела на него. Представляла, каким видится привычный мне мир людям, истинно владеющим магической силой. Еще более ярким и красочным, великолепным в своем многообразии цветов и оттенков…

– Поэтому мне так тоскливо было в твоем мире, когда я только пришел туда. Все казалось таким обыденным и простым…

– А сейчас ты видишь эти нити? – медленно спросила я.

Алистер покачал головой.

– Я потерял эту привилегию с потерей магических сил. Та битва с Ламьель… многое изменила. С тех пор я совершенно обычный человек, неотличимый от любого твоего знакомого.

– Не говори так. – Поддавшись импульсу, я положила руку на его ладонь. – Для меня ты всегда был особенным.

Он вздрогнул и поднял взгляд.

– Как и ты для меня.

Поднявшийся вдруг ветер, всколыхнувший траву у моих ног, подхватил его тихие слова и унес в вышину. Затерявшись среди мерцающих звезд, они продолжали звучать в моей голове. И я знала, что не раз еще мысленно их повторю. Чтобы вновь возродить в своей душе это сладостное ощущение, что они вызывали.

Алистер наклонился ко мне и… поцеловал.

Казалось, что земля поменялась местами с небом. Позабыв обо всем, я растворилась в ощущениях, которые дарил мне поцелуй самого дорогого на свете человека. Я чувствовала обжигающее пламя губ на своих губах, пила его поцелуй как самое вкусное вино на свете, тонула в его объятьях, но захлебнуться не боялась…

Как же долго я этого ждала…

Глава четырнадцатая. Дама Пик

Как истинная женщина, Дама Пик не удержалась от соблазна заставить нас ее ждать. Хрустальные Земли приближались, а от нее до сих пор не было вестей. Алистер и Ари мрачнели на глазах, и даже природный оптимизм неунывающего Конто не помогал развеять нашу тревогу. Ведь в моем мире Дайана все еще была мертва – в отличие от стервы Ламьель.

Во время наших недолгих остановок Алистер пытался помочь мне пробудить мой дар. Со стороны это, наверное, выглядело несколько странно – мы просто сидели на земле, на коленях (чтобы, как он говорил, впитывать силу от земли), Алистер держал меня за руку (просто для придания мне уверенности – или же это был только стимул, чтобы лишний раз ко мне прикоснуться), а я просто смотрела вперед. Пыталась различить нити стихийной энергии – эфемерный материал для плетения белых чар. Иногда мне казалось, что я и впрямь вижу слабое свечение в прозрачном прежде воздухе, иногда думалось, что это – лишь плод моего воображения.

– Когда увидишь нити, хватай их, заставь прильнуть к твоим ладоням, – говорил мне Алистер.

Я пыталась следовать его советам, но выходило плохо: то ли нити-стихиали ускользали от меня, не желая признавать во мне чародейку, то ли они и впрямь только лишь мне казались.

С практикой пришлось подождать, а потому мы сосредоточились на теории: Алистер показывал мне известные ему плетения, для которых использовались различные нити-стихиали, рассказывал, каков будет эффект, если я выполню плетение идеально точно. Я изо всех сил старалась быть прилежной ученицей, но узоры чар оказались для меня, начинающей чародейки, слишком сложными – хотя сам Алистер называл их простейшими.

Чуть позже к нам присоединилась и Ари. От ее внимательного взгляда не ускользнули наши переплетенные руки. Хмурое удивление мелькнуло на лице и исчезло, оставив после себя только сведенные к переносице брови. Я мысленно усмехнулась, отчего-то чувствуя торжество и удовлетворение. И да, мне было приятно оттого, что Ари видела нас, нежно держащихся за руки. Я будто бы заявляла всему миру в открытую, что Алистер Морэ теперь мой.

Вот только… так ли было на самом деле? Или… Был ли за нашими спинами кто-то неуловимый, было ли это пресловутым «танго втроем»?

Ари рассказала мне о чарах, которые позволили ей прорубить брешь в завесе реальности и отправить меня на Изнанку леса, и о чарах, которые когда-то произвели на меня сильное впечатление – тех самых, что превратили окружающее пространство (и драккадо в частности) в разбитое стекло. Правда, она, конечно же, не удержалась от замечания, что «для такой высокой ступени магии я еще не доросла». С трудом я оставила невысказанным вопрос: зачем тогда она мне эти чары показала? Типично для Ари: спустя минуту она снизошла до меня, простой смертной, и объяснила мне куда более легкое плетение чар – преимущественно воздушных, действие которых было простым, но эффективным: оно отбрасывало противника назад мощной воздушной волной.

Чувствуя себя ученицей-переростком, я послушно выводила палочкой на сырой после дождя земле узоры плетения. А потом до рези в глазах вглядывалась в пространство перед собой, пытаясь разглядеть пресловутые нити-стихиали. И хотя никакого прогресса в постижении таинственной науки под названием магия не наблюдалось, сдаваться я была не намерена.

Когда мы находились уже у самой границы c Хрустальными Землями, окружающая реальность вдруг неуловимо переменилась. Сначала краски мира поблекли, посерели – будто бы весь Ордалон, расцвеченный безымянным Творцом, окатило гигантским ливнем. Я нахмурилась, но промолчала – кто знает, вдруг в этих краях подобное явление было привычным? От этого мира можно было ждать чего угодно.

Но когда невесть откуда взявшийся туман осторожно коснулся щупальцами, а затем и вовсе поглотил часть Оазиса, я уже насторожилась. Туман – плотный, серый, подбирался все ближе, подобно хищному зверю на пружинистых лапах. Когда он полностью укутал собой дерево в нескольких шагах от меня, я всерьез обеспокоилась.

И так некстати всплывшее в голове воспоминание, как ожившие щупальца Туманных Земель хватают Алистера за ногу и пытаются затянуть в свое холодное и смертоносное нутро, только усилило мою тревогу.

Я потянулась вперед, чтобы взять Алистера за руку, но схватила лишь воздух.

– Алистер!

Он не остановился. Просто продолжал идти, глядя прямо перед собой – и, казалось, ничего не слыша и не видя. Моя паника нарастала: тревога плескалась где-то в горле, в ушах появился странный шум. На мгновение почудилось, что я сплю и все происходящее мне просто снится. То чувство, когда знаешь, что тебя настигает опасность, но не можешь от нее убежать, потому что бежишь на одном месте. Не можешь ни закричать, ни отвернуться…

Я боялась не самого тумана – после всего пережитого в Ордалоне живой и охочий до наживы туман казался наименьшим из бед. Но я видела, как он поглощает Конто, сначала сделав серебристые пятна на его теле скудно-серыми, а затем и вовсе будто бы укрыв барса плащом- невидимкой. Исчезла Ари, оставив на память только звук своих шагов. Но только когда в серой пелене растворился Алистер, паника захлестнула меня с головой.

Страх, что туман нас разлучит, должно быть, и стал катализатором для силы, которая дремала во мне. И в этой серой дымке, что меня окружала, я вдруг отчетливо разглядела несколько витающих в воздухе бирюзовых, особенно ярких на фоне серости, нитей – как тончайшие ленты из полупрозрачного шелка.

Ухватить их не удалось – в следующее мгновение туман полностью стер Оазис с лица земли. Я оказалась в странном месте, где не было ничего, кроме этой безликой пустоты, словно бы заброшенная в недра дождевой тучи. А затем в нескольких шагах от меня из ниоткуда появилась женщина – высокая, статная, черноволосая и черноглазая, облаченная в невероятно странное бумажное платье с высоким воротником. Когда она подошла ближе, я смогла разглядеть, что оно соткано из плотно подогнанных друг к другу карт, повернутых ко мне рубашкой, где черные линии сплетались с золотыми в причудливый узор.

– Дама Пик… – Я не спрашивала – утверждала.

Женщина с золотой помадой на губах рассмеялась.

– А ты ждала кого-то другого?

Вспышкой озарило понимание. Я нахмурилась.

– Это значит, что ты выбрала меня? Но… почему я?

Я была уверена, что Дама Пик даст мне уклончивый ответ или вовсе промолчит, но она меня удивила.

– Твой кареглазый спутник слишком скучен для меня, да и магии в нем ни капли. Слишком легкая для меня победа. Метаморфы… – она скривилась, – не люблю двуличность. А вот ты… ты для меня – темная лошадка. Девушка из другого мира, девушка, в которой есть и тьма, и свет. Твоя сила не бесцветна, она меняет свою окраску – когда ты злишься, становится темной, когда радуешься и ощущаешь себя счастливой, белеет. Ты стоишь на пороге, дитя, и только тебе решать, какой избрать путь.

– Я уже все решила, – твердо ответила я.

– Слова бессмысленны, значение имеют только поступки.

Я раздраженно пожала плечами. Словно бы уловив мое настроение, Дама Пик усмехнулась. Разрушая затянувшееся молчание, она сказала:

– Полагаю, ты здесь для того, чтобы вытянуть карту?

Я рассмеялась, поразившись нелепости фразы. Смех затих, как только я встретилась взглядом с черноокой.

– Подожди, ты что, серьезно? – изумилась я.

– Если вытянешь Золотую карту, я исполню любое желание, даже то, что кажется совершенно невозможным… и не попрошу ничего взамен. Золотая карта – единственный во всем Ордалоне способ прибегнуть к помощи мощнейшей магии, ничем при этом не жертвуя.

– И в чем подвох? – насторожилась я.

Дама Пик хрипло рассмеялась.

– А ты не слишком доверяешь людям, верно?

– У меня есть для этого все основания, – пробормотала я.

Она понаблюдала за мной несколько мгновений, прежде чем сказать:

– Подвох в том, что не все карты достаточно безобидны. Проще говоря – чем раньше ты вытянешь Золотую карту, тем лучше для тебя.

Я вздохнула. Так и думала. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– И откуда…

Дама Пик прервала меня, жестом указав на свое причудливое платье. Что ж, по всему выходило, что вытягивать карту мне придется прямо из ее наряда.

– Хорошо, но откуда мне знать, что золотая карта действительно находится среди них?

– А моего слова тебе недостаточно? – невинно поинтересовалась Дама Пик.

В ответ я лишь красноречиво подняла бровь. Хозяйка Запределья звонко рассмеялась.

– Ладно-ладно, ты имеешь право убедиться. Смотри.

Небрежный жест бледной руки, и ее платье разлетелось на части, которые теперь кружились в воздухи, будто растревоженные ветром листья. Я поспешно отвела взгляд от нагого тела, чтобы в следующее же мгновение среди вихря из бумажных осколков увидеть карту с кокетливой золотой рамкой по краю. С пресловутой Золотой карты на меня смотрела… Дама Пик. Самомнение и самолюбование в одном флаконе.

Ее живой прототип картинно хлопнул в ладоши, и карты, перемешиваясь и кружась, вновь соединились в цельный наряд.

Я не отрываясь смотрела на платье Дамы Пик. Одна из этих карт была ключом к победе над Леди Ночь. Ключом к освобождению Дайаны. Протянула руку и решительно сдернула карту, одновременно ее переворачивая.

Определенно, не Золотая. На карте был запечатлен незнакомец в темном костюме и перчатках, с повязкой, полностью закрывающей лицо. В руке его был зажат нож со странным лезвием – изогнутым и серебристым.

– Сумрачный убийца, мне жаль, – безо всякого сожаления промолвила хозяйка Запределья.

В то же мгновение она исчезла.

Краем глаза заметив какое-то движение, я резко развернулась. Передо мной стоял оживший Сумрачный убийца.

Неизвестно, как он мог видеть окружающий мир, если все его тело – с ног до головы – было закутано в черную ткань. Он приближался ко мне – опасный голодный хищник, чьи шаги были тихи как ночь, а облаченная в черное худая фигура внушала безотчетный ужас.

А я… мне было некуда бежать.

Я уклонялась, я дралась как кошка, я бесновалась, только бы не попасться в его тиски. С ледяным отчаянием я пыталась содрать с его лица непроницаемую маску, чтобы добраться до глаз и выцарапать их ногтями.

Я до последнего надеялась, что сумею избежать такой глупой смерти – от рук существа, который наверняка существовал лишь в Запределье, в реальности Дамы Пик. В последней отчаянной попытке я попыталась притянуть к себе воздушные нити, чтобы сплести из них жгут и выбить им нож из рук Сумрачного убийцы. Я верила в то, что у меня получится – что неистовое желание помочь Дайане мне самой поможет, как верила и в то, что с первого раза вытяну золотую карту. Но я в очередной раз ошиблась – непослушные нити просто выскользнули из моих рук.

И в следующее же мгновение нож Сумрачного убийцы вошел в мою грудь. Я вскрикнула от боли, чувствуя выступившие на глазах обжигающие слезы.

– Слишком предсказуемо, – со скукой в голосе проговорила невесть откуда взявшаяся Дама Пик. Сумрачный убийца – ожившее черное безмолвие – застыл за ее спиной. – Пожалуй, я дам тебе еще один шанс. Но ты должна понимать – в моей жизни в Запределье не так много развлечений. Если ты согласишься стать одним из них и понести за мое вмешательство заслуженное наказание… Я сделаю так, что Сумрачный убийца тебя не убивал вовсе.

Я хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. На губах пузырилась кровь – я чувствовала ее вкус, который ни с чем другим нельзя было спутать. Господи, я действительно умирала.

А Дама Пик, склонившаяся надо мной, была абсолютно хладнокровна.

– Так что? Ты согласна на наказание?

– Да. – Я могла бы спросить, в чем оно заключалось, но был ли в этом хоть какой-то смысл? Только тогда, когда жизнь утекает подобно песку сквозь пальцы, понимаешь, как сильно ею дорожишь.

Дама Пик задумчиво постучала пальцем по кончику носа.

– Что же мне придумать? – Кажется, властительницу Запределья совершенно не волновало то, что я умирала в ее ногах. – О, а что если мне превратить тебя в зверушку? Я люблю зверей, но увы, в Запределье их не существует. Им здесь просто нечего есть.

При других обстоятельствах возмущению моего не было бы предела. Возможно, я бы даже обрушила на Даму Пик гневную тираду, что я – человек, и превращать меня в какую-то там зверушку… бесчеловечно. Но все, что я могла сейчас – изумленно вытаращить глаза, не переставая мечтать о том моменте, когда жгучая боль в груди, выворачивающая наизнанку все тело, наконец прекратится.

– Точно. – Дама Пик хлопнула в ладоши. Я вздрогнула от резкого звука и тут же поморщилась. – Так я и сделаю.

С ее рук сорвалась ярчайшая молния. Раздался характерный треск, тело Сумрачного убийцы вспыхнуло как бумага… и исчезло, оставив после себя только медленно оседающий на землю пепел.

– Выбирай карту. Если тебе повезет, ты превратишься в милую кошечку или горделивого льва.

– По-моему, мы уже выяснили, что с Госпожой Удачей у меня весьма натянутые отношения, – пробормотала я, поднимаясь и потирая грудь. От нанесенной Сумрачным убийцей раны не осталось и следа, а вот фантомная боль все еще терзала тело. – А что будет, когда я превращусь? Сколько будет длиться это превращение?

– Ты вернешься к своим друзьям. Разумеется, все в том же обличье, – с ленцой ответила Дама Пик. – Это и будет твоим наказанием. И продлится оно ровно до того момента, пока я не разрешу тебе вновь попытаться вытянуть Золотую карту. А пока понаблюдаю за тобой.

– То есть просто вдоволь надо мной напотешаешься, – буркнула я.

Дама Пик лучезарно улыбнулась.

– Как я и говорила, в Запределье развлечений мало. И мои гости – одни из них.

– А я… сохраню возможность говорить? – насторожилась я.

– Конечно же нет! Это не по правилам.

Я хотела бы напомнить Даме Пик, что установленные ею же самой правила мне даже нельзя оспорить, но после недолгих раздумий решила оставить эти мысли при себе. В конце концов, я знала, на что шла.

Я потянулась рукой вперед, вздохнула – что и говорить, я не отказалась бы от участи немного побыть кошкой. Такой как Ари – пушистой красавицей, грациозной и горделивой.

Судьба распорядилась иначе. На карте, которую я вытянула из диковинного наряда Дамы Пик, был изображен похожий на мышь грызун-малютка с охристо-песчаной шерсткой, огромными ушами и длинным хвостом. В то же мгновение я почувствовала, как мои кости трещат, ломаются и сращиваются вновь. Как ни странно, боли не было, был лишь сильный зуд, от которого хотелось разодрать кожу.

Обреченно вздохнув, я покорилась судьбе.

Я превращалась в тушканчика.

Глава пятнадцатая. По ту сторону Грани

Лица жриц были напряженными и бледными – ни кровинки. Впервые за долгие года, а может, и за все время существования Агераля, они судили одиннадцатилетнее дитя. Наверное, думали сейчас – где и когда они могли ошибиться, ведь каждый ребенок в Хрустальных Землях воспитывался в нерушимой вере в Фираэль, был приучен следовать ее заповедям, действовать во благо остальных. Наверное, они мысленно порицали Таланию – ведь вину за случившееся мать и дочь делили поровну. Наверное, думали про себя «теперь ясно, в кого пошла Джиневра». Ведь отец ее годом раньше был изгнан за Грань – за оскорбления и недопустимое поведение, за агрессию, которую проявлял к своей жене, старшей жрице Фираэль. Агрессию, которой в Хрустальных Землях было не место. По решению суда жриц, Эд Браон вынужден был покинуть Агераль – как и все изгнанники, без права вернуться.

Джиневра до последнего надеялась, что все обойдется. Ведь она еще ребенок... ребенок, который никогда и никому не желал зла.

– Жрица Гесхата не обнаружила внешнего воздействия, – проговорила Келена – жрица с очень строгим голосом и добрым круглым лицом. – Ты не проклята, Джиневра Браон. А значит, все, что ты делала, было совершено по твоей собственной воле.

– Но я же говорила вам, я собой не управляла! – запротестовала Джиневра.

– Мы уже выслушали тебя, – отрезала Келена. – Настала наша очередь говорить. Ты совершила чудовищный проступок, изобразив жителей священного Агераля растерзанными неведомыми монстрами. Мы не знаем, что ты хотела этим сказать, но подобное поведение недопустимо для последовательницы Фираэль. Твой поступок говорит о том, что вера в Фираэль в тебе мертва. А подобным людям – не следующим пути света, не следующим верованиям Фираэль, в Хрустальных Землях нет места.

Джиневру пробрало обжигающим холодом – будто ее душу вынули из тела, заменив огромным куском льда. Она не верила в то, что сказала Келена. Такого просто не могло быть. Они не могут выгнать ее за Грань. Она этого не заслужила.

Но слова Гесхаты разбили ее надежды как тонкий хрусталь.

– Джиневра Браон, решением суда жриц Фираэль ты будешь изгнана за Грань. Отказавшись следовать пути света, ты найдешь свой собственный путь – вдали от Фираэль и тех, кто предан своей вере.

Джиневра бросила на мать умоляющий взгляд, но Талания Браон осталась хладнокровна. Жрицы ушли, позволив матери попрощаться с дочерью, которая несколькими минутами спустя станет изгнанницей и навсегда покинет Агераль.

– Мама, пожалуйста, не поступай так со мной! – Джиневра уговаривала себя не плакать, но голос ее дрожал. – Я ни в чем не виновата...

– Я всегда чувствовала, что с тобой что-то не так, – покачав головой, обронила Талания. Она избегала смотреть дочери в глаза. – В тебе всегда было слишком мало света.

Слова резали острым лезвием по сердцу, слезы обжигали глаза. Воздуха не хватало, словно бы у Джиневры его отобрали. Словно даже его она была недостойна.

Ей не дали проститься с сестрой, не дали обмолвиться с ней даже словом. Взяв ее под руку, жрецы Фираэль провели ее к Грани. Когда Талания чарами, которыми были обучены лишь жрицы Фираэль, очерчивала в барьере круг, рука ее, пусть единожды, но все же дрогнула. Но когда Джиневра подняла глаза на мать, в лице той не было ни сочувствия, ни сожаления. И, конечно же, ни искры теплоты. Джиневре оставалось лишь надеяться, что истинные чувства она прятала глубоко внутри.

Талания создала брешь в Грани, заставив хрусталь рассыпаться прозрачными осколками на землю. Жрецы Фираэль, крепко державшие Джиневру, подтолкнули ее вперед. Сделав шаг, она очутилась по ту сторону Грани, за пределами Хрустальных Земель и родного Агераля. Ей бросили под ноги набитую провизией сумку, и брешь, повинуясь чарам жриц, тут же затянулась. Хрустальный барьер вновь стал цельным.

Нервы не выдержали. Бросившись к Грани, Джиневра замолотила по ней кулаками. Да так сильно, что разбила костяшки в кровь. Жрица Келена брезгливо поморщилась, Талания отвернулась и направилась обратно к храму Фираэль.

Джиневра взглядом провожала мать, чувствуя, как рушится на части ее мир. А чужой и незнакомый настороженно за ней наблюдал.

Глава шестнадцатая. Звездное пророчество

Возвращение в Ордалон в образе тушканчика было поистине эпичным.

Хорошо хоть, с узнаванием не возникло никаких проблем – по всей видимости, я-тушканчик просто появилась на месте я-Беатрис, заслужив изумленно-оторопевшие взгляды вытаращенных глаз.

Когда Ари надоело смеяться, она простонала что-то вроде «это лучший подарок». Я возмущенно пискнула, чем породила новый взрыв хохота. Нет, ну это нечестно! В жизни не слышала, чтобы Хранительница так смеялась!

Оказалось, появление перед друзьями в обличье грызуна с ушами больше головы – еще не самое тяжелое испытание. Куда сложнее было научиться передвигаться в новой ипостаси. В свое оправдание могу лишь сказать, что никогда не видела живого тушканчика. Вспоминая, как передвигаются мыши, я пыталась их копировать, но выходило странно. Зачем нужны передние лапы, если пользоваться ими решительно невозможно? Они слишком короткие!

Глядя на мои беспомощные попытки двигаться в новом теле, Конто, не в силах удержаться, закрыл морду лапой и тихонько подфыркивал в нее. Спасибо хоть, что пытался сохранить жалкие остатки моей гордости и не ржал в голос. Алистер отвернулся, но я успела заметить на его лице улыбку. Ари же и вовсе, всхлипывая, вытирала выступившие на глазах слезы.

Через несколько минут до меня дошло, что единственный способ нормально перемещаться – это поджать коротенькие передние лапки к тельцу и прыгать на задних, хвостом помогая себе удерживать баланс. Не слишком привычно, ну да ладно. Будто бы в существовании в теле тушканчика вообще может быть что-то привычное.

Через несколько минут я совершенно выдохлась. Расстояние от того места, где я стояла, до лежащего на земле мягкого одеяла было поистине огромным – для меня, четырехдюймового зверька. Сжалившись, Алистер аккуратно приподнял меня за талию, не обращая внимания на мои протестующие писки, и положил на свою ладонь. От такой высоты – а расстояние до земли было нешуточным – дух захватывало!

От пуза наевшись собранных для меня Алистером ягод, я уютно устроилась на его груди, обернув вокруг тела хвост с плоской чёрно-белой кисточкой на конце, и почти примирилась с собственной участью. Особенно когда Алистер нежно поглаживал меня по шерстке. Аж уши подрагивали от удовольствия!

Оставалась только одна преграда – увы, я была совершенно безмолвна. Впрочем, и для этой проблемы отыскалось решение: я просто начертила на земле нужные слова. Пришлось, конечно, попрыгать, но результат того стоил: я сумела кратко и при этом информативно рассказать о своей незабываемой встрече с Дамой Пик.

Вернувшая себе невозмутимый вид Ари не преминула заметить, что «с ней такого никогда бы не произошло» и что-то вроде того, что «Сумрачный убийца лежал бы у ее ног и молил о пощаде». Увы, в нынешнем своем состоянии я даже фыркнуть не могла, не говоря уже о том, чтобы язвительно парировать. Как-никак, Дама Пик выбрала для этой роли не ее, бесстрашную Хранительницу, а меня, обычную девушку из немагического мира.

Хотя, по справедливости сказать, уже не совсем обычную.

Я допрыгала до цельного клочка земли и, пыхтя от усилий, начертила короткими передними лапками послание. «Ари, мне нужна твоя помощь».

– Моя? – изумилась она.

«Ты хорошо владеешь воздушной стихией».

Ари, не отдавая себе в этом отчет, вздернула хорошенький носик. Однако я не просто так расточала комплименты. Сдавалось мне, что Дама Пик всерьез вознамерилась повеселиться, наблюдая за моими мучениями. Сердце до сих пор болезненно сжималось, стоило только вспомнить вонзенный в мою грудь нож. А уж о превращении в грызуна я вообще молчу…

И, судя по всему, это не самые страшные испытания в копилке таинственной хозяйки Запределья.

Используя земляное полотно, я коротко изложила Ари свою просьбу. Она удивилась, но от разъяснений я отказалась – Дама Пик могла в этот момент наблюдать за мной. Сказала лишь, что обучение стихийной магии хоть немного уменьшит мои мучения. Алистер сочувственно погладил меня по макушке, и я пожалела, что в ответ могу лишь ласково обхватить своими крохотными лапками его пальцы.

С тяжелым вздохом – вот показушница! – Ари все же исполнила мою просьбу. Показала мне три заклинания, три плетения чар, только одно из который по-настоящему меня интересовало. Остальные предназначались лишь для отвода черных глаз Дамы Пик.

Привал закончился, мы снова отправились в дорогу. Я путешествовала верхом, уютно устроившись на плече Алистера. Изредка он посмеивался и немного меня отодвигал, говоря, что я щекочу своими усами его шею. Признаюсь, иногда я делала это намеренно – должен же быть хоть какой-то плюс в моем нынешнем обличье! Обличье, довольно унизительном для молодой привлекательной девушки, какой я себя считала.

Через несколько часов безостановочного движения мы наконец достигли границы с Хрустальными Землями. Не понять, где именно мы находились, было просто невозможно – в полушаге от нас возвышался громадный купол из прозрачного хрусталя, как перевернутая чашка невидимых богов, полностью закрывший собой город. На первый взгляд небольшой, уютный, очень яркий и солнечный: одноэтажные и двухэтажные домики в пастельных тонах, но с ярко-красной черепицей, аккуратные заборчики, изумрудные газоны, много зелени и цветов. И жители, разряженные в пестрые одеяния. Иногда они кидали нечаянные взгляды на прозрачную стену, но смотрели не на нас… а сквозь нас. Думается мне, они вовсе нас не видели.

– Приехали, – недовольно отозвалась Ари. – И как же нам попасть внутрь?

Купол казался цельным – ни трещин, ни сколов. И, уж тем более, ни намека на какую бы то ни было дверь. Пока Конто скребся о хрусталь когтями, Алистер пытался нащупать в нем брешь. Ари же, которая любила действовать кардинально, попыталась разбить купол своими чарами. Почему-то меня совсем не удивило, что у нее ничего не вышло.

– Может, ты используешь свой меч? – сдавшись, елейным голосом спросила она у Алистера.

– Ты действительно хочешь начать знакомство с жителями Хрустальных Земель с вторжения в их город с мечом наперевес? – Он скептически приподнял бровь.

– Алистер прав, – важно сказал Конто. – Какой-то сумасшедший колдун направляется сюда. Нужно предупредить их об опасности. А если мы заявимся… вот так, то никто нашим словам не поверит. Сомневаюсь, что нас вообще выслушают.

– К тому же, мы не знаем, отчего жителей Хрустальных Земель защищает купол, – добавил Алистер.

– И что вы оба предлагаете? – недовольно отозвалась Ари. – Стоять и ждать, пока нам кто-нибудь не откроет изнутри?

Пока они препирались, до моих ушей донесся странный звук. Потоптавшись на плече Алистера, я огляделась.

В нескольких шагах от меня виднелась небольшая рощица. Мы миновали ее, когда направлялись сюда – пошли по другой, более легкой, дороге. Но именно из рощи доносился звук, который я быстро распознала: безутешный девичий плач.

Я тронула Алистера лапкой за мочку уха, привлекая его внимание. Правильно трактовав мои знаки (непросто понять, чего хочет пищащий тушканчик, активно размахивающий лапками и от волнения даже хвостом), он опустил меня на землю. Я нарисовала стрелку, которая указывала на рощицу и написала: «Там кто-то плачет».

В Алистере я даже не сомневалась. Подхватив меня, он незамедлительно направился в указанном направлении. Прошел по протоптанной кем-то тропке, раздвинул ветки.

Опершись спиной о деревце, на земле сидела хрупкая девчушка лет одиннадцати. Заплаканное лицо, худенькая фигурка и запутавшиеся до колтунов темные волосы. Прекратив плакать, она отняла руки от лица и с ужасом на нас воззрилась.

Алистер присел на колени рядом с ней.

– Не пугайся. Мы не причиним тебе вреда.

Она лишь сглотнула – недоверие из бездонных серых глаз никуда не уходило. А у меня сердце разрывалось на части – такие прелестные маленькие девочки так безутешно плакать не должны. Как не должны оставаться совершенно одни, без тепла родных и близких.

Я спрыгнула с плеча Алистера на ее плечо. Ткнулась мордочкой в тонкую шейку, пощекотала ухо усами. Юная незнакомка хихикнула сквозь слезы, бережно взяла меня в свою ладонь.

– Какая красавица! – восхищенно произнесла она, заглядывая в мои глазки-бусины.

Я, конечно, была совсем другого мнения на этот счет, но благодарно пискнула в ответ. Подумав, встала на задние лапки и сложила их в некое подобие сердца. Девочка ахнула и рассмеялась.

Конто прыснул. Подойдя ближе, подал ей лапу.

– Меня зовут Конто, прелестная юная леди. – Явно, котяра полосатая, напрашивался на восхищение и комплименты, которые так несправедливо перепали только мне одной.

Лапу незнакомка с восторгом пожала.

– Джиневра, – представилась тихо, словно теперь уже боясь спугнуть незваных гостей. Особенно тех, у кого имелись уши и хвост.

– Джиневра, что ты делаешь здесь, одна? – мягко спросил Алистер.