ГЛАВА XIII. Находка

Несмотря на все старания потерпевших крушение, положение с каждым днем становилось все более и более ужасным. Как вырваться из этой антарктической тюрьмы, из этой могилы, как вернуться снова к людям? Никто не мог решить эту задачу. Спасаться морем — нечего и думать, потому что нет корабля или лодки. «Эпиорнис» сломан — нельзя искать спасения и на нем. Ближе к полюсу больше льда, можно было бы пуститься вплавь на льдине, но здесь, вокруг гранитного островка, даже льда мало. Оставалось только ждать, что случайно придет китобойное судно или выбросит какой-нибудь обломок разбитого волнами корабля.

Питая все еще тайную надежду, Жерар взбирался на вершину утеса, как он это проделывал каждодневно.

«Ничего не поделаешь, — думал он, поднимаясь по скалистому крутому склону, — мы пропали. Не может быть никаких иллюзий. Спасти нас может только чудо. Но почему бы оно случилось? Почему непоколебимые законы природы изменились бы ради нас? Потому только, что нам хочется жить, увидеть близких нашему сердцу людей, не хочется умирать в этой трущобе, как загнанной лисице. Причины уважительные! Но ведь миллиарды человеческих существ, предшествовавших нам в вечности, с тех пор, как земной шар вращается в пространстве, так же, как и мы, жаждали жизни, любили своих ближних, не желали бесследно исчезнуть с лица земли. Они должны были преклониться перед неизбежностью. Болезнь ли, или насильственная смерть, славная смерть на поле битвы, или безвестная смерть на одре, все равно уносит каждого человека. Расставаться с жизнью приходится помимо собственного желания, как и рождаться. Никакие протесты не помогут, надо покориться. Да и не все ли равно, в конце концов, когда смерть схватит свою добычу, немного раньше, немного позже, через неделю или через сорок лет? Если этот конец — единственное, что мы наверное знаем в нашей жизни, встретим его хладнокровно, без детских жалоб…

…Но все же не легко!..

…Да, мне трудно примириться с мыслью, что я не увижу никого из моих родных, ни мать, ни отца, ни милую сестру. Мне жаль видеть, как погибнет брат, перестанет биться его благородное сердце, не станет работать его светлый ум, раньше чем он успел исполнить свою задачу. Кажется мне, что и сам я мог бы сделать что-нибудь полезное».

— Ну, все равно, пусть я мало жил, зато жизнь мою никто не назовет заурядной! — продолжал Жерар уже вслух, достигнув вершины гранитной скалы и опускаясь на какую-то глыбу, чтобы перевести дух: подъем был крутой, а воздух холодный, так что ему стиснуло виски и грудь, как в тисках. — Не всякому доводится в пятнадцать лет объехать всю Африку, а в двадцать три года погибнуть на каком-то необитаемом антарктическом острове. А между тем я мог бы быть нотариусом, адвокатом, судьей, доктором, купцом, как многие мои школьные товарищи, которые сидят теперь в конторе или в судейских креслах и даже не думают обо мне и моих приключениях!

…Откровенно говоря, я им не завидую, не завидую их спокойной судьбе. Только бы мне еще раз обнять мою бедную матушку!..

Жерар почувствовал, что слезы навернулись у него на глаза, но он решительно встряхнул головой:

— Ну, что еще за нежности! Нечего распускать себя! Посмотрим-ка на море!

Он окинул взглядом горизонт. Море казалось беспредельным. Вдали однообразной процессией плыли айсберги. Вокруг острова образовалась блестящая ледяная кора. Казалось, остров находится в центре окаменелого мира.

«Кончено. Мы умерли для света и скоро будем окончательно погребены в этих льдах! — думал Жерар, скрестив на груди руки. — Ах! Если бы нам крылья, чтобы улететь отсюда!..»

Оглянувшись, он вдруг отступил на несколько шагов с невольным криком.

Направо он увидел большую нишу, должно быть, опустевшее орлиное гнездо, а в глубине ее виднелось что-то неподвижное, какой-то огромный призрак, белевший, как слоновая кость, на фоне серого гранита.

Когда Жерар пришел в себя, он бросился к пещере и, разглядев хорошенько свое открытие, смутился.

То был прекрасно сохранившийся, совершенно целый скелет какой-то исполинской птицы. Могучая грудная кость выдавалась вперед, как киль большой лодки. Крылья были раскрыты и, казалось, готовы были объять пространство. Огромные согнутые лапы придавали ископаемому вид сидящего великана. Череп был несоразмерно велик даже относительно тела этого огромного животного и поддерживался длинной шеей, сильные позвонки которой непрерывной цепью шли от хвоста до затылка, без малейшего повреждения. Ребра закруглялись к груди. Казалось, птица вот-вот полетит.

Жерар, несмотря на свой высокий рост, казался маленьким мальчиком перед этим огромным скелетом. Он любовался размерами величественного гиганта, который дремлет здесь уже много столетий, и ни разу человеческий глаз не нарушил его покоя.

— Ископаемый Эпиорнис! — прошептал Жерар. — Наверное, Эпиорнис! И каких размеров! Он вполне заслуживает названия сверхптицы. Вот бы доставить этот экземпляр в Jardin des Plantes, если только мы когда-нибудь…

Вдруг он ударил себя по лбу.

— Доставить! — воскликнул он, уже сам не свой. — Доставить?.. Какой же я олух, однако, не мы его доставим, а он нас доставит домой!.. Невозможно найти более прочный, лучше приспособленный для полета аэроплан!.. Ах, наконец-то мы у цели!.. Эврика!.. Мой бедный Анри ломает себе голову, из чего бы ему выстроить новый аппарат!.. Вот он, готовый аэроплан — приди и возьми! Сама мать природа создала его, чтобы выручить нас из беды… Ура!.. Да здравствует Эпиорнис! Да здравствует Франция! Мы спасены! Мы выйдем сухими из воды! Ура! Ура! Ура!..

Так кричал Жерар, упоенный восторгом и надеждой.

Вдруг страх овладел им. А что как эта диковинная птица развалится, лишь только прикоснешься к ней? Вот было бы несчастье. Раньше, чем звать сюда других, недурно убедиться самому…

Жерар, дрожа от волнения, приближается, взбирается на уступ ниши, в глубине которой приютилась ископаемая птица, дотрагивается опасливо до гигантского остова. Окаменевшие кости, затвердевшие как камень хрящи неподвижны под его рукой. Он трогает их уже посмелее, пошатывает, трясет, они остаются непоколебимы в своем мраморном оцепенении. Одним прыжком он вскакивает внутрь птицы, усаживается на одном из ее ребер. Он смерил глазами размеры скелета и находит, что в нем прекрасно могут поместиться четыре человека со всеми необходимыми припасами и инструментами. Эта птица ничуть не меньше искусственной птицы Вебера. Жерар, не помня себя от радости, замечтался: «Это спасение, — думает он о своей находке. — Достойный предок современных птиц! Если даже ты сыграешь с нами злую шутку, если мы упадем вместе с тобой и сломаем себе шею, сознаюсь, я предпочитаю такую смерть медленной агонии здесь, на острове… Впрочем, я ничего не страшусь! Ты, кажется, здоровенный и, наверно, сам будешь радешенек снова полетать, так зачем бы тебе губить нас, старина?.. Но какой же я, однако, эгоист! Я здесь упиваюсь своим открытием, а брат тем временем ждет меня… До свидания, Эпиорнис! До скорого!.. Ты думал, что твоя карьера кончена, нет, еще поживем! Придет и на нашу улицу праздник!..»

Жерар бегом пустился в обратный путь. Скоро он прибежал в пещеру, где Анри, тщетно помучившись над неразрешимой задачей, сидел и молча курил.

Жерар влетел как бомба, бросился брату на шею и стал душить его в своих объятиях. Тот ничего не понимал. Тогда, отстранив от себя Анри и положив ему руки на плечи, Жерар обратился к нему:

— Прости, не сердись! — сказал он, а глаза его так и блестели, улыбка озаряла лицо. — Но ты сейчас поймешь, почему я так взволнован… Я пришел сказать тебе, чтобы ты собирался уезжать отсюда! Да, сударь, мы улетим из этого заколдованного места. Локомотив уже топится, и я надеюсь, что мы не опоздаем к поезду…

— Я тебя не понимаю, — сказал Анри, невольно побледнев, — корабль?.. Наконец-то!..

— Эпиорнис, милый мой!.. Подлинный Эпиорнис, такой, какого никогда не видывал в музее, о каком им там никогда не снилось!.. Окаменелый остов исполинской птицы, гигант, говорю я тебе, точно нарочно созданный для нас!.. Это идеальный остов для твоего мотора! Мы искали материала для устройства аэроплана, а между тем воздух и солнце, очистив и отполировав в течение нескольких сот лет остов птицы, любезно предоставили его к нашим услугам. Я нашел скелет Эпиорниса, назови меня кретином, если я ошибаюсь!..

— Эпиорнис! — сказал Анри. — Совсем целый и достаточных размеров, чтобы вместить нас всех?

— Ах, нет! Он не настолько велик, чтобы в нем могли усесться и мы, и англичане. . Будем благоразумны, милый… Но он может вместить трех или четырех пассажиров. Он почти такой же, как наша искусственная птица. Самый великолепный ископаемый экземпляр, какой можно себе представить. Да ты только посмотри сам!..

— Ах, если бы нам это удалось! — воскликнул Анри. — Пойдем скорее, я хочу видеть его своими глазами.

В эту минуту к ним подошел капитан.

— Что случилось? — спросил он. — Матросы говорят, что вы, милый Жерар, как сумасшедший, сбежали с горы с сияющим лицом; они убеждены, что у вас есть какая-то добрая весть!

— А вот какая новость, капитан, — почтительно отвечал Жерар, обращаясь к старику. — Я нашел там наверху, скелет допотопной гигантской птицы, который может, пожалуй, заменить весь или отчасти сломанный остов нашего авиатора, так что несколько человек могли бы подняться на аэроплане, достигнуть цивилизованных стран и позвать людей на помощь остальным!

— Если это только возможно, вы сделали ценное открытие, друг мой! — воскликнул капитан. — А каково мнение нашего ученого инженера? — обратился он к Анри.

— Я должен прежде лично осмотреть скелет, капитан. Брат только что собирался показать мне его, когда вы к нам подошли!

— Так пойдемте же скорее, Жерар покажет нам дорогу!

Жерар тотчас же повел Анри и капитана к опустевшему орлиному гнезду, где, как неподвижный страж, Эпиорнис уже несколько столетий стоял на часах.

Посетители были поражены. Своими орбитами, в которых не было глаз, животное смотрело вдаль. Могучие крылья, казалось, трепетали от желания раскрыться и унести в пространство пигмеев, которые с удивлением разглядывают его, величавого и безмолвного очевидца прошлых веков.

— Спасены! — сказал наконец Анри, почти шепотом. — Спасены благодаря странной, непонятной, почти чудесной случайности. Целый остов, приспособленный для полетов, в сто раз лучше, чем все, что могли придумать люди. Он заменит, по крайней мере, наиболее поврежденные части нашей машины: плечевую кость, ребра. Мы спасены!

— Однако, — заметил капитан, — всем нам не поместиться в вашей машине, даже если вам удастся ее восстановить!

— Да, хотя птица и очень внушительных размеров, всем нам в ней было бы тесно, — улыбаясь, отвечал Анри. — Но те, которые улетят, прежде всего позаботятся послать помощь оставшимся!

— Вы, конечно, рассчитываете подняться на аэроплане первый?

— Понятно. Я один только и умею управлять мотором!

— Вы, разумеется, захотите взять с собой брата? — вздохнул капитан.

— Брат — мой первый помощник!

— Откровенно говоря, я был бы не прочь оставить его здесь. О, не думайте, что я вам не доверяю! — возразил он, заметив нетерпеливое движение Анри. — Но вы знаете, в каком состоянии мой экипаж. Если они увидят, что вы улетаете одни, они будут убеждены, что вы оставите их на произвол судьбы. Они, пожалуй, даже попытаются удержать вас. Они близки к сумасшествию, и только железная дисциплина сдерживает их!

— Я, кажется, понимаю вас, капитан. Вы хотели бы оставить брата в качестве заложника?

— Боюсь, что придется поступить так!

— Но мне нужен по крайней мере один помощник. Нас было четверо, когда мы оставили Париж: мой брат, Вебер, Ле Ген и я!

— Всех отпустить невозможно, — возразил капитан, — придется выбрать кого-нибудь из них. Повторяю, что я предпочитаю, по многим соображениям, оставить здесь вашего брата!

— Это условие?

— Непременное, единственное, на котором я согласен предоставить все, что имеется на «Соме», в ваше распоряжение для починки вашей машины!

— Хорошо, — сказал, подумав, Анри, — я согласен, капитан; хотя, позвольте заметить вам, от французов не нужно требовать заложников, чтобы заставить их сдержать данное слово…

— Никто не сомневается в вашей честности! — запротестовал капитан. — Но я не могу поступить иначе. Это мой долг!

— Помните, однако, что от успеха моего путешествия зависит спасение всех. Если из-за недостатка помощников экспедиция не удастся!..

— Если вам нужны руки, располагайте всем экипажем. Вы можете взять с собой Вильсона или даже механика, если желаете!

— Позвольте же и мне высказать мои условия, капитан: мое изобретение составляет пока тайну, и я допущу на аппарат только француза!

— Тогда возьмите Вебера или Ле Гена!

— Хорошо, — ответил Анри. — А теперь за дело! У нас нет ни минуты лишнего времени!

Загрузка...