«Если», 2011 № 08

Николай Калиниченко Инсектофобия

Максим Хорсун — автор молодой и злой. Не циничный, а, скорее, реалистичный и по-хорошему пристрастный в вопросах влияния заданных условий на развитие сюжета. Однажды поместив своих героев в неблагоприятные для жизни условия марсианской равнины, он продолжает с удовольствием проверять «счастливчиков» на прочность, тщательно взвешивая на весах вероятности саму возможность существования человеческой колонии в предложенных координатах.

Люди никогда не меняются. К такому выводу приходит писатель на примере общины балтийцев — остатков экипажа броненосца «Кречет», перенесенного на Марс волей зловредных пришельцев. Но вот инопланетная угроза устранена, и матросы тут же находят себе новых врагов — в лице офицеров, героев битвы с хозяевами. Хорсун умело показывает, как легко занимается пламя конфликта, стоит появиться в коллективе провокатору с хорошо подвешенным языком. Автор демонстрирует читателям разлад, вносимый в общество классовым неравенством. Каким внутренним стержнем нужно обладать, чтобы противопоставить диктату коллективной ненависти собственную добрую волю? Этот вопрос писатель исследует на протяжении всей книги.

Хорсун неслучайно начинает книгу о Марсе со сцены, развернувшейся на Земле. Пожилой, истерзанный жизнью врач оказывается в руках большевиков. В свете поднятого вопроса о страхе и человечности очень проста и показательна сцена в деревне, где скрывается доктор Рудин. Диалог двух свидетелей «задержания» демонстрирует не столько позицию, сколько возможность выбора:

«— И Первомай не празднует! И в церковь ходит! — вошла в раж соседка. — Проходимец засланный!» — «Так… доктор он наш… — выдавил из себя сосед. — Ну, какой он шпион, товарищи?»

С первых же страниц мы знакомимся с рассуждением доктора Рудина о богах-насекомых: «Я называю этих индивидов «богами-насекомыми». О, как они упиваются собой, внося разлад в жизнь и коверкая судьбы… Они испытывают вожделение наркомана, вгоняющего в вену грязную иглу. Люди — плохие, хорошие; всякие… вынуждены нести на себе бремя власти богов-насекомых».

Речь идет о странной духовной болезни, которой издревле страдает человечество. Корабельный эскулап наблюдает ее развитие в своих товарищах-матросах и в других пленниках Красной планеты. Именно наличие в обществе осквернителей, уступивших свое тело безжалостному жуку, и обуславливает выбор, о котором говорилось ранее. В сущности, массовые проявления бесчеловечности — это симптом нравственного недуга, настигающего отдельных личностей.

Временами по интонации текст напоминает постапокалиптические романы Харлана Эллисона, Пирса Энтони и Стерлинга Ланье. Опасные странники, вооруженные револьверами и винтовками, гуляют по пустыне. Одиноких путников поджидают банды людоедов и недобитые роботы-убийцы, мерцают странным светом руины давно ушедшей цивилизации. Мы встречали эти образы у Брэдбери и Ефремова, Ли Бреккет и Уильяма Моррисона, видели в графических новеллах. И все же Хорсун делает это по-своему. Элементы вестерна для него скорее литературная игра, чем безоговорочное стилистическое решение. Страшный стрелок Иван Хлыстов похож на мерзавцев Дикого Запада лишь отчасти. Его сущность куда ужаснее. Кроме того, писатель со свойственным ему вниманием к мелочам не дает нам забыть, на какой планете происходит действие. В связи с отсылками и аллюзиями интересен своеобразный художественный ассонанс между разными образами книги. Вот матросы, разгоряченные алкоголем и застарелой ненавистью к господам, бунтуют против власти офицеров, а вот словно гротескное отражение того же недуга — группа людоедов, опустившихся до создания первобытного культа умерщвления и поглощения. Вот зараженный инопланетным симбионтом индивид, методично уничтожающий себе подобных, и тут же — простой энкавэдэшник, расправляющийся с людьми по собственному желанию. Галерея двуликих образов.

Несмотря на тщательно сконструированную правдоподобность, в «Ржавых землях» появляется не характерный для Хорсуна авторский волюнтаризм в отношении судьбы некоторых героев. Писатель начинает жестче проявлять себя, выстраивая событийную и вероятностную структуру сюжета не как отстраненный конструктор Вселенной, но как сила, которую в отдельных случаях можно назвать провидением. Время от времени он буквально вытаскивает своих любимцев из огня. Может, в этом отступлении от диктата фактов и условий автор демонстрирует свой собственный выбор в пользу человечности…

«Ржавые земли» — это очень вещественная, пугающая и захватывающая история. Автор словно говорит нам: да, реальность сурова. Однако в ней есть место добру.

Николай КАЛИНИЧЕНКО

Г.Л. Олди Urbi et orbi или Городу и миру Книга 3: Изгнанница Ойкумены

Москва: Эксмо, 2011. - 416 с.

(Серия «Стрела времени»).

10 100 экз.

Приключения телепата Регины ван Фрассен наконец достигли финала. Недрогнувшей рукой автор провел свою героиню через три сакральные ипостаси: девушка, женщина, мать. Пристальное внимание писателей к социальной линии обусловлено гендерно. Нельзя создать полноценный, не карикатурный женский образ без печалей и радостей бытовой жизни, в которую прекрасная половина человечества традиционно вовлечена глубже и серьезнее мужчин. Вот почему на фоне событий глобальных, космических, не уступая, а иногда и затмевая их по значимости, проходят дела частные, семейные.

Читателей словно подводят к вопросу о равенстве между внешней и внутренней вселенной. Для телепата, способного проникать под «шелуху», — это и не вопрос вовсе, а данность. Для писателя-хирурга, сшивающего реальное и сверхреальное, тождественность вещественного и ментального, — важный механизм, способный трансформировать произведение из одной жанровой ипостаси в другую.

Для финальной сцены литературного действа авторы выбирают необычный мир на окраине Ойкумены. Город Шадруван, словно вышедший из арабских сказок (тут Олди — любители восточной экзотики — «оторвались» по полной), задает тертой в разных передрягах женщине-психиру неожиданные загадки. От решения этих шарад в итоге зависит не карьера и даже не жизнь героини, но нечто более важное. Что ж, ради меньшего, наверное, и повествование затевать не стоило.

Литературную работу Г.Л.Олди можно назвать «оправданием чуда». Они делали это в мифологической реальности, в своих мистических произведениях, старались на полях фэнтези. И вот теперь мы видим продолжение в космической фантастике. С одной стороны, задача выглядит сложнее: непривычные условия, жанровые ограничения и назойливые «космоштампы». Но если взглянуть на это иначе, именно в жесткой, суровой среде и рождалось настоящее, неподдельное чудо.

Николай Калиниченко

Андрей Столяров Звезды и полосы

Москва: Эксмо, 2011. - 416 с.

(Серия «Русская фантастика»).

6000 экз.

В новую книгу известного петербургского писателя вошли три текста: повести «Мелодия мотылька» и «Мир иной», впервые опубликованные в «Если», а также футурологический трактат «Звезды и полосы». На страницах сборника происходит страшная борьба между Столяровым-писателем и Столяровым-политологом.

Столяров-писатель (одно из главных имен славной «Четвертой волны»!) ничуть не утратил прежнего таланта, напротив, художественная сила его с годами только растет. Маленькая повесть «Мелодия мотылька» сделана изысканно и бьет в сердце с неотразимой силой. Она представляет собой красивую реплику на рассказ Хемингуэя «Мотылек и танк». Мотылек — трепещущая тонкость человеческой души со всеми переливами чувств, мечтаний, любви и печали. Танк у Хемингуэя — железный рокот войны, бронированный таран, с которым сталкивается мотылек; у Столярова же это рационализированная подлость корпоративной этики, столь же свирепо губящая «мотылька», как и война. «Мир иной» дан в расширенном и переработанном варианте, отличном от журнального. И пронзительное горе людей, бежавших от серого современного мира, чтобы основать в виртуальности новый прекрасный мир, создавших уютное место обитания, но настигнутых грохочущей, разрушительной цивилизацией, переложено здесь публицистическими пассажами, которые снижают эмоциональную силу вещи.

«Звезды и полосы», хотя и названы повестью, к художественной литературе имеют косвенное отношение. Это слегка беллетризированный сценарий разрушения США, падения правительства в России и вторжения принципиально нового устройства мира из будущего в настоящее. Если Столяров-писатель — настоящий мастер, то Столяров-политолог — в лучшем случае, человек острого ума и большой начитанности. Два несопоставимых уровня! Совместив их, автор отчетливо показал, где его сила, а где — слабость.

Дмитрий Володихин

Глен Кук Меченосец. Песнь крови

Москва — СПб.: Эксмо-Домино, 2011. - 464 с:

Пер. с англ. Д.Могилевцева.

(Серия «Черная фэнтези»).

4000 экз.

Глен Кук — живой классик «черной фэнтези», давно и преданно любимый немалой частью российских ценителей жанра. В то же время внесерийным его романам по части изданий и переизданий везло у нас гораздо меньше, чем культовым «Приключениям Гаррета» или «Черному отряду». Справедливости ради скажем: и сам автор такой формат не слишком жалует — самостоятельные, внецикловые романы можно пересчитать по пальцам. К таковым относятся и два давних романа — «Меченосец» (1982) и «Песнь крови» (1990).

Первый из них — роман сравнительно ранний и, мягко говоря, не слишком оригинальный, собраны все знаковые цитаты жанра: принц, стремящийся отомстить за гибель своей родни, магический меч, сулящий ему помощь, чудовищная трансформация, которую герой претерпевает под влиянием своего оружия, пьющего души жертв, язвительный спутник героя, наконец, боги, ведущие сложную игру между собой, в которой люди лишь пешки… Узнали? Милосердные к Куку критики пытались убедить читателя, что этот набор цитат — попытка переосмыслить сюжеты Муркока. Но… не убедительно. Честнее прямо сказать: Кук тоже не всегда был мастером, вот вам его ученическая работа.

Роман «Песнь крови» писался уже в пору «Гаррета» и «Черного отряда», когда Кук из рядового подмастерья «Новой волны» фэнтези превратился в одного из ее лидеров. Традиционный фэнтезийный сюжет о борьбе с инфернальным злом подан через захватывающую детективную интригу. Здесь тоже мы видим героя-мстителя, но уже вполне оригинального, куковского. И Кук не был бы Куком, если бы не сдобрил повествование изрядной долей ревизионизма и мрачного реализма. Поклонники этим романом, безусловно, разочарованы не будут. Совмещение же под обложкой столь разных текстов позволяет наглядно проследить творческий рост одного из столпов нынешней фэнтези.

Сергей Алексеев

Дмитрий Федотов Абберация

Москва: Снежный ком, 2011. - 368 с.

3000 экз.

Новый роман московского фантаста — самая настоящая «твердая» НФ, столь редкая в отечественной фантастике. В нем отрабатываются все классические сюжетные конструкции: эксперименты со временем, контакт с внеземным разумом, «война миров».

В 2061 году цивилизация почти единой Земли сталкивается со смертельной угрозой. К планете с устрашающей скоростью летит «Гость» — космическое тело астероидного размера, оказавшееся в конечном итоге носителем некоего разума, стремящегося воспользоваться земными разработками в области темпоральных технологий. Происходят вооруженная борьба за контроль над проектом, который должен вывести Землю из-под удара, катастрофа и долгое блуждание интернациональной команды землян, пытающейся выключить хроногенератор в зоне, где параметры пространства и времени страшно исказились из-за аварии. Сюжет закручен так, что трудно предугадать не только концовку, но даже ближайшие эпизоды.

Может показаться, что Дмитрий Федотов задался целью доказать: на континенте фантастики 2010-х может полноценно функционировать текст, отвечающий требованиям хорошей фантастической литературы 1980-х. И сквозь эффекты темпоральных аберраций порой проглядывают приключения главного героя из знаменитого романа Сергея Павлова «Мягкие зеркала»… Однако Далии Трускиновской удалось разглядеть более глубокие корни: «Это фантастика для тех, кому близки и дороги традиции Ефремова». Совершенно справедливо! Новая книга Дмитрия Федотова самым определенным образом тяготеет к тому стилю, который составители «белой серии» БСФ издательства «Молодая гвардия» называли «школой Ефремова». Введение в жизнь и быт научно-технической цивилизации индийских духовных практик, инициации, йоги, работы с тонкими энергиями четко соответствует идеалу, созданному в поздних вещах И.А.Ефремова. Для всех, кому близка и дорога такая НФ, роман «Аберрация» станет хорошим подарком.

Екатерина Кристинина

Вадим Панов Последний адмирал Заграты

Москва: Эксмо, 2011. - 430 с.

(Серия «Герметикон»).

80000 экз.

Новая книга популярного московского писателя-фантаста вряд ли потрясет читателя оригинальными находками и необычными сюжетными линиями, хотя написана на высоком уровне. Перед нами — крепко сбитый коммерческий продукт.

Действие разворачивается в детально выписанной вселенной Герметикона, являющейся средоточием цивилизации и политическим центром человечества.

В небогатом Загратийском королевстве находят огромные залежи нефы. Некая «Компания» спонсирует мятеж Нестора дер Фунье, чтоб завладеть богатствами недр. Но у мятежника свои планы, которым, в свою очередь, пытается противодействовать мессер Помпилио. В интригу замешаны лидеры Трудовой партии, ну, и ведомые ими народные массы… Отзвуки всех «цветных» революций последнего времени в книге налицо.

Параллельно развивается сюжетная линия адептов Хоэкунса. Туманит головы идея рыцаря, способного в одиночку решить исход сражения, а проще — идеального убийцы, который «убивает, но в его сердце нет места злобе». Многие страницы романа — настоящий гимн оружию и его умелым пользователям. Увы, военно-стратегические построения автора в полной мере смогут оценить только знатоки. Доступнее психологические: «Они ничему не учатся, не хотят учиться» — это про так называемый «народ»…

Интересная находка автора — загадочные «цеппели» Астрологического флота, способные преодолевать Пустоту между звездными мирами. Сама же книга — гремучая смесь паропанка, фэнтези и приключенческой НФ.

Как приключенческий роман книга Панова замечательна, и ее герои вполне способны вызвать у читателей сопереживание. Но вот как роман научно-фантастический (даже со «Словарем» терминов в конце) книга не очень-то оригинальна. Стоит отметить цветные вкладки Сергея Атрошенко (уже необычно для нынешнего книгоиздания) и выполненные в комиксовом стиле иллюстрации Евгения Гусева.

Валерий Окулов

Бен Каунтер Битва за бездну

СПб.: Фантастика — Книжный Клуб, 2011. -384 с.

Пер. с англ. И. Савельевой.

(Серия «Warhammer 40 000»).

7000 экз.

Несмотря на опасения, возрожденный проект «Ересь Хоруса» живет и здравствует. Были даже переизданы вышедшие ранее книги, повествующие о начале Великого Предательства, поставившего в отдаленном 30 000 г. н. э. человечество на грань уничтожения. Роман Б.Каунтера — новая книга цикла.

Стоит напомнить, что для основного потока текстов из серии «Вархаммер 40 000» события «Ереси Хоруса» представляют собой далекое и почти легендарное прошлое. При этом восстание Хоруса Воителя, старшего сына Императора человечества, определило дальнейший ход истории, помешав людям стать доминирующей расой в Галактике.

Если первые книги межавторского проекта последовательно рассказывали об истории бунта Хоруса и примкнувших к нему лидеров легионов, возглавляющих суперсолдат-космодесантников, то сейчас издаются тексты, предлагающие взглянуть на конфликт «вширь». Читатели узнают, как отреагировали на весть о начавшемся восстании отдельные братства космодесантников, примкнули они к мятежникам или предпочли сохранить верность Повелителю. Героями «Битвы за бездну» стали офицеры и простые солдаты отрядов космического десанта и звездного флота. В центре повествования — капитан Лисимах Цест из знаменитого легиона Ультрамаринов. Ему предстоит, опираясь на небольшую группу космодесантников, предотвратить изощренное преступление, задуманное и организованное изменниками из легиона Несущих Слово.

Может, Б.Каунтер пока не достиг мастерства «старых звезд» сериала Д.Абнетта и Г.Макнилла, но с каждой новой книгой сюжеты молодого автора становятся все более изощренными и увлекательными. Галактические масштабы, яркие персонажи, жестокие битвы в космическом пространстве; неизбежный в жанре, однако не раздражающий пафос. В общем, отменная космоопера! А еще… Именно так нужно писать учебники о древнейшей истории — занимательно и с размахом.

Глеб Елисеев

Дмитрий Володихин Ад в конце туннеля

В российском мейнстриме самое обычное дело, когда новая большая надежда оказывается в прямой связи с фантастикой — ее приемами, ее наследием, ее пафосом. В этом ряду уже оказались Алексей Иванов, Дмитрий Быков, Ольга Славникова, Татьяна Толстая, Михаил Елизаров, Александр Терехов… да много кто. Нынче полку фантастов от мейнстрима прибыло: Захар Прилепин отдрейфовал в теплое море фантастики. Его последний на данный момент роман «Черная обезьяна» выстроен на чисто фантастической сюжетной конструкции.

Главного героя — журналиста, создателя «политических романов» — допускают в тайную лабораторию некоей спецслужбы. Там ему показывают несколько жутковатых детишек-«недоростков». Они «разговаривают какой-то странной речью, будто птичьей, только некоторые слова похожи на человеческие». Малышей считают более опасными, чем полевых командиров террористических банд и маньяков-душегубов. А им всего-то от шести до девяти лет… Их отличие от обычных детей в физиологическом плане ничтожно: повышенный уровень стрессовых гормонов, высокая активность в области миндалин и передних отделов гиппокампа, отсутствие молекул окситацина… В остальном — никакой разницы. В силу непонятных причин (скорее всего, массового генетического отклонения) они совершенно равнодушны к остальным людям — помимо себе подобных. У них полностью отсутствует способность плакать. По словам изучающего «недоростков» профессора Скуталевского, они «не просто не имеют, но и со временем не приобретают представлений о зле и… грехе… При случае они будут убивать без любопытства и агрессии… сделают это как нечто естественное».

И «недоростки» убивают. Для начала журналист расследует, как они умертвили жителей целого подъезда, а заодно и двух милиционеров в провинциальном городе Велемире. Две вставные новеллы о «недоростках», совершающих массовые убийства, отнесены к Африке 1980-х и вообще к какому-то параллельному миру, представленному как «пример из истории». «Детки из клетки», оказывается, не являются порождением нашего времени. Тут скорее мистика, нежели НФ. Прилепин не забывает напомнить, что в России зарегистрировано более двух миллионов сирот, которых никто никогда не усыновит и не удочерит. Но эта громадная беспризорность вовсе не является питательной средой для появления чудовищных «недоростков». Скорее, она представляет собой такой же результат зарастания нашего мира грехом, злом, скверной, как и рождение детей-киллеров в массовом порядке. Они, в сущности, нечто вроде бича Божьего. И когда чаша грехов переполняется, страшные «недоростки» обрушиваются на города, народы и страны, подобно безжалостной саранче, губя то, что сгнило на корню.

Автор «Черной обезьяны» рисует Россию нашего времени темными красками. Всеобщее озверение, опустевшие села, грязь, бессмыслица, уголовщина, несправедливость. Что ни возьми, всё моментально оборачивается трухой. И даже семья — последняя крепость, оставшаяся человеку, рассыпается в мелкую крошку после того, как главный герой начинает изменять своей жене. Он чувствует, что живет в большом социальном аду, накрывшем страну помимо его воли, да еще и в маленьком персональном аду, сотворенном по собственному хотению… «Сынок, это ад, — сказали мне. — Ты в аду, сынок».

С первых страниц в романе появляется мотив: «Когда все это кончится?». Далее: «Давайте скажем прямо… Разве было бы плохо, если бы нас всех извели?.. И к этому всё идет, разве нет?». Наконец, потаенные мысли главного героя высказывает ему в лицо обезумевшая от измены жена: «Кто-нибудь пришел да и убил бы нас всех». Центральный персонаж не боится «регионального апокалипсиса» и даже хотел бы приблизить финал. Утратив надежду, он стекленеет душой, становится живым мертвецом…

Прилепин — мастер. Большой общий ад на земле и маленький личный ад в сердце главного героя он рисует с неотразимой точностью. А все же остается вопрос: вот привел автор книги читателя к завалу в туннеле и сообщил, что выхода нет… но к чему проделан весь этот путь? И хорошо, если имелось в виду алармистское: «Я предупреждаю вас — идете к завалу, в тупик, в ад! Ищите иную дорогу». Но все-таки больше похоже на другое. Весь роман как будто укладывается в одно слово: «Кончено». Дочитав «Черную обезьяну» до конца, хочется поставить ее на дальнюю полку, во второй ряд, и еще разок посмотреть «Белое солнце пустыни». Прав был упрямый товарищ Сухов, когда говорил, что лучше все-таки «помучиться», чем торопить собственный финиш. На кой нам все это уныние?

Дмитрий ВОЛОДИХИН