«Если», 2010 № 10

МАЙК РЕЗНИК ОХОТНИКИ ЗА СУВЕНИРАМИ

Они налетели, как чума, принесенная галактическими ветрами. Никто не знал, откуда они и куда направляются, никто даже не мог с уверенностью сказать, принадлежат ли они роду человеческому. Однажды они являлись и предлагали свои услуги, а спустя время уходили, унося в переполненных сундуках погибшие мечты и разбитые надежды. Ну да, им платили наличными, самой разной валютой, но за эти деньги они оставляли после себя настоящие страдания и душевную боль.

У них было много имен, некоторые они придумали себе сами, некоторые — нет. Одно к ним прилепилось прочно: звездные цыгане.

Моя работа — захватить их. Конечно, мне не сказали, что делать, когда я их поймаю, потому что обычно они не нарушают никаких законов. Сердца разбивают, грезы — само собой… Но нарушить закон?! Крайне редко, если вообще такое бывало.

Мне дали помощника. По правде говоря, мне назначали множество помощников, но тот, о котором я хочу рассказать, звался Джебедайя Бёрк.

Он был молод, этот Джебедайя, приятной наружности, энергичный, стремящийся самостоятельно сделать себе имя, исправить неправильности и спасать расстроенных дамочек, попавших в беду, — чтобы Галактика стала более приятным местечком, чтобы успеть сделать всё, кажущееся посильным и возможным, перед тем как Жизнь начнет слой за слоем счищать романтические иллюзии юности. Он носил густую копну волнистых каштановых волос, которые никогда не лежали недвижимо, всегда казалось, словно по ним пробегает ветер. Он был тощ и долговяз, но двигался изящно. Его светло-голубые глаза глядели на Вселенную открыто и доверчиво. Теперь, когда я думаю об этом, совершенно не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь жмурился или прищуривался.

Не понимаю, зачем он пришел на службу в наше специфическое учреждение… Школу он закончил с почетными наградами. Он бы неплохо справлялся с любым из сотни других дел, более интересных, прибыльных и, уж конечно, не столь разочаровывающих и подрывающих веру в свои силы, но, как я уже говорил, его обуревали юношеская жажда открытия новых галактик и романтическое стремление лично изменить мир к лучшему. Он был дружелюбным и вообще славным молодым человеком; старые опытные сотрудники не стали сообщать ему то, что ни один из нас никогда не изменит мир, что человечество потратило несколько тысяч лет, пытаясь оградить соседей от самих себя, и мы можем предъявить в свою защиту чертовски немногое, исключая самых обидчивых соседей.

Как сейчас помню его первый день на работе. Когда я появился, он уже нашел свой рабочий стол в нашей огромной конторе и вывалил на него все материалы, которые мы собрали на звездных цыган. Он вытащил голографические интервью с жертвами, цифровые и магнитные записи разговоров, даже бумажные отчеты и копии расшифровок, финансовую документацию — всё, к чему смог получить доступ.

Мы по-быстрому покончили с взаимными представлениями, и я оставил его изучать лицо врага. Фигурально, конечно, потому что именно лица он найти бы не смог. Наконец он подошел ко мне.

— Простите, сэр, — начал он.

— Забудь про сэров, — сказал я. — Просто Гейб и на «ты».

— Я чувствую себя неловко, называя вас на «ты», сэр, — сказал он.

— Плюнь. Самое последнее, что мне требуется на секретном задании, это чтобы кто-нибудь обращался ко мне «сэр».

— Я постараюсь помнить об этом, сэр… В смысле, Гейб.

— Легко запомнить, — сказал я. — Тоже библейское имя, как и твое.

— Джебедайя — не библейское имя.

— Ладно, — сказал я. — Одно библейское, а другое — похожее на таковое. Вполне сойдет. Так в чем твоя проблема?

— Звездные цыгане.

— Ну… это проблема всего департамента, — иронически заметил я. — Какой именно аспект их неправедной жизни и деятельности тебя беспокоит?

— Вероятно, я вводил в компьютер неверные вопросы, — нахмурился он. — Я смог выискать все, что они сделали — во всяком случае отраженное в отчетах, — но никакой объективной информации не нашел. Я даже не понял, как они выглядят.

Я не удержался от улыбки:

— Теперь ты понимаешь, почему мы встретили тебя с распростертыми объятиями.

— Вы имеете в виду: никто этого не знает? — недоверчиво произнес он. — Как такое может быть? Наверняка жертвы давали их описания!

— У нас больше описаний, чем мест их применения, — проворчал я. — И все они не стоят даже пороха, который взорвет их к чертям собачьим.

— Не понимаю, сэр.

— Гейб.

— Гейб, — поправился он.

— Для людей они выглядят как люди. Для населения Коморноса — как коморнианцы. Для муллютейцев они станут муллютейцами.

— Меняют образ… Они метаморфы?

— Мы не знаем, что это за адское отродье, — признал я. — Они шляются поблизости почти 90 лет, а у нас до сих пор нет ни единой зацепки. — Я вздохнул. — Они были здесь, еще когда я на свет не появился, и останутся после того, как мы с тобой заляжем по могилам. Добро пожаловать на службу, по крайней мере безделье тебе не грозит.

Казалось, он уставился куда-то сквозь меня, в некоторую одному ему ведомую точку пространства. На мгновение я подумал, что он и впрямь впал в какой-то вид транса или, может, серьезно пересматривает свой выбор карьеры, но затем он расслабился и вернулся в здесь и сейчас.

— Девяносто лет, и мы еще ни одного не поймали, — проговорил он. — Вот оно, испытание!

— Это яма зыбучего песка, — поправил я его.

— Возможно, Гейб, тут просто нужен свежий взгляд.

— Свежий взгляд? — повторил я, прикидывая, о чем, черт побери, он говорит.

— Возможно, здесь просто необходимо, чтобы кто-то посмотрел на эту проблему под другим углом.

Я не хотел разочаровывать и расхолаживать его в первый же рабочий день, а потому согласился: да, возможно, так оно и есть, вероятно, парочка свежих глаз сумеет заметить то, что мы всё это время упускали. Затем я вернулся к чтению ежедневных рапортов, а он уселся за свой стол узнать как можно больше о звездных цыганах, в основном по отчетам из вторых, третьих или четвертых рук и глупым россказням.

Днем я пригласил его на ланч.

— Думаю, мне лучше остаться здесь и проштудировать всё по максимуму, — сказал он.

— Да пойдем, — настоял я. — Они существуют дольше, чем мы оба вместе взятые. Часом больше, часом меньше — вреда не будет.

Он пожал плечами, выключил компьютер, поднялся и пошел за мной. Мы дошли до угла по бегущей дорожке, ступили на пешеходный переход и позволили ему довезти нас до «Ромео» — ресторанчика, где зависали многие наши люди, когда попадали на планету.

— Просто поразительно, — сказал Джебедайя, когда мы сели за стол в углу и перед нами прямо в воздухе возникло голографическое меню, которое медленно поворачивалось, чтобы мы оба могли прочитать его.

— «Ромео»? — уточнил я. — Обычная забегаловка.

— Нет, — ответил он, оглядываясь по сторонам. — Я имею в виду, любой из здесь сидящих может оказаться звездным цыганом.

— Может, — согласился я, — но большинство из них — твои коллеги.

Он неодобрительно нахмурился:

— Они все люди. Каждый, кого я видел в конторе сегодня утром, человек.

— В департаменте около сорока процентов людей, — объяснил я. — Негуманоиды в большинстве не способны переваривать нашу пищу, а потому едят в своих ресторанах.

— Возможно, нам следует присоединиться к ним и проявить солидарность.

Я покачал головой:

— После того как ты увидишь, что они едят, тебе пару дней не захочется ходить на работу.

— Я не заметил ни одного из них в конторе.

— Они в здании, — ответил я. — Мы стараемся удовлетворять их потребности, будь это хлор, метан или плюс сто градусов по Цельсию.

— Мне бы хотелось поговорить с кем-то из них, чтобы узнать их мнение о звездных цыганах.

— Это все есть в компьютере, — напомнил я.

— Лучше бы с глазу на глаз… — вздохнул он. — Если, конечно, ты не возражаешь.

— Всегда пожалуйста, — не возразил я. — Полагаю, две трети из них наверняка имеют глаза, заодно ты и определишь, где у остальных скрываются рты и уши.

Он умолк на мгновение:

— Как ты думаешь, Гейб, ты видел когда-нибудь хотя бы одного из них?

— Инопланетянина? Да каждый день!

— Я имею в виду звездных цыган…

— По правде говоря, вполне возможно.

— Как ты себе представляешь, чего они в действительности хотят? — спросил он.

— Скорее всего, свести меня с ума.

— Я серьезно спрашиваю, — сказал Джебедайя.

— А я вполне серьезно отвечаю, — покивал я. — Помимо этого, я не знаю, какого черта они хотят. Почему их единственной целью представляется стремление заставить людей страдать? Почему они просто не ограбят парочку банков и не успокоятся на этом? Если они собираются стащить то, чем человек дорожит, почему бы им не завершить дело и не убить его? — Я вздохнул. — Когда начинаешь озадачиваться мотивацией, тебе прямой путь в Вечность.

— Каждое мыслящее существо имеет мотивацию, — убежденно покачал головой он.

— Вычисли их мотивацию, и мы тут же, прямо завтра с утречка назначим тебя главой департамента, — предложил я.

— Может, мне это и удастся, — пообещал он.

Я взглянул на уличный термометр: плюс 28 по Цельсию. И становилось все жарче.

— Может, и снег завтра пойдет, — сказал я.

Снег, конечно, не пошел, но изменения наметились. Не в погоде, погода на Голденроде никогда не меняется. Мы получили сообщение, что звездные цыгане появились на Новой Родезии и сбежали, прихватив традиционный джентльменский набор.

Посчитав, что Джебедайя, возможно, сообразит, против чего мы выступаем, я дал ему пару часов на сборы и предложил встретиться в космопорту. Он приехал туда раньше меня.

— Я попытался найти Новую Родезию на звездной карте и не смог, — заявил он, пока мы шли к кораблю.

— Официально она называется Бета Дракона IV, — пояснил я. — Но население окрестило ее Новой Родезией, и меня это вполне устраивает.

— Они гуманоиды?

— Колонисты — да. Представители коренной расы еще остались, но я полагаю, что вряд ли мы с ними столкнемся.

— Стеснительные?

— Истребленные, — ответил я. — Не каждый мир встречал нас с распростертыми объятиями…

Его взгляд выражал неодобрение. Я собрался объяснить ему, что нельзя стать героем, если у тебя не имеется некоторого количества врагов, и что, по правде говоря, враги в этом звездном секторе побеждались немного легче, чем в других, но я решил не делать этого. Молодым идеалистам и без того уготован достаточный запас разочарований, так зачем же торопить события?

Мы добрались до корабля и остановились.

— Это он? — Джебедайя изучал судно, уперев руки в бока.

— Он самый.

— В этой штуковине мы не сможем скрыть свою принадлежность к департаменту, — констатировал он. — Может, нам следует полететь на другом корабле, где не будут высвечиваться все наши ведомственные регалии.

— У нас их и нет, — сообщил я. — Кроме того, пугать будет некого. Если звездные цыгане еще не сбежали, я гарантирую, что они исчезнут к тому времени, как мы туда доберемся.

— Откуда ты знаешь? — спросил Джебедайя.

— Они всегда так делают.

Мы сели в аэролифт, и он доставил нас к входному люку корабля. Я нацелил компьютерный навигатор на систему Беты Дракона и приказал дать сигнал уведомления, когда мы будем от нее на расстоянии в половину светового года, и, поскольку долгая двадцатичасовая прогулка даже на сверхсветовых скоростях оказалась бы слишком скучной, Джебедайя и я устроились в своих отсеках в камере глубокого сна.

Сигнал разбудил нас согласно программе спустя 18 часов. Я был страшно голоден, как обычно после выхода из состояния глубокого сна, да и Джебедайя тоже. Мы добрались до камбуза, заказали две порции и в молчании поели.

Затем Джебедайя поднялся и осторожно изучил каждый дюйм корабля. Он не сказал ни слова, не коснулся ни единой вещи, просто смотрел и раскладывал информацию по полочкам, составляя мысленный каталог. Как жаль, подумал я, что подобная тщательность растрачивается именно в наших, столь бесплодных поисках.

Наконец он вернулся на место.

— Расскажи, что об этом деле известно, — попросил он. Я заметил, что слова «пожалуйста», «сэр» и даже «Гейб» исчезли из его словаря, ведь он, конечно, уже не был новичком — отработал почти целых два дня.

— Новая Родезия — мир сельского хозяйства, — пояснил я. — Обеспечивает продуктами питания одиннадцать ближайших планет, в основном разрабатывающих полезные ископаемые, плюс парочку научных станций в поясе астероидов системы Горация.

— А население Новой Родезии?

— Людей, наверное, человек 800. Местных — совершенно не представляю, как они сами себя называют или как мы их называем, — около 400 тысяч, может, чуть больше.

— Восемьсот человек, — повторил он. — Удивляюсь, как звездные цыгане вообще узнали об этой планете.

— На таких местах они специализируются, — вздохнул я.

— И что там случилось?

— На планете был официально зарегистрирован самый влажный сезон в истории, — ответил я. — Почва пропиталась влагой, комбайны не могли собирать урожай, потому что буквально тонули в грязи, и зерно гнило на корню. Колонисты в большинстве заложили все свое имущество, влезли по уши в долги и не могли продержаться даже один-единственный сезон без урожая. — Я замолк и закурил бездымную сигару. — Тогда в один прекрасный день появились звездные цыгане и предложили поработать на полях, конечно, не бесплатно.

— И они работали?

— О да, — кивнул я. — Они всегда выполняют свои обещания. Насколько я знаю, они работали посменно, круглосуточно, день за днем, пока не собрали абсолютно весь урожай с самого последнего участка.

— И что потом?

— А потом они взяли свой гонорар и ушли. Или если они еще не ушли, то смоются до того, как мы появимся.

— Какого рода гонорар?

— Этот вопрос никто никогда не задает заранее, — уныло констатировал я. — Они, конечно, запрашивают денег, и фермер будет счастлив заплатить их. И если это все, чего они хотят, мы могли бы распустить наше управление и пойти ловить убийц и рэкетиров.

— Как ты думаешь, им хватает денег? — настаивал Джебедайя.

— Зачем гадать? — сказал я. — Мы окажемся на месте через несколько часов и все узнаем.

Он притих, но на его лице отражалось неясное беспокойство, и я спросил, что его тревожит.

— Я в этом ничего не понимаю, — пожал он плечами. — Они ничего не крадут. Не причиняют никому физического насилия. О своей плате они договариваются с людьми заранее. Так почему же мы гоняемся за ними? Какие законы они нарушают?

— Никакие.

— Тогда…

— Когда ты идешь на войну, ты делаешь это, потому что кто-то нарушает закон? — спросил я. — Нет, ты это делаешь, потому что армия врага, неважно, большая или маленькая, совершает действия, причиняющие ущерб людям, которых ты призван защищать. Здесь примерно то же самое.

Мои слова звучали не слишком убедительно даже для меня, и он, я чертовски уверен, не выглядел убежденным.

— Послушай, сынок, — сказал я. — Они оставляют за собой разбитые сердца и страдания. Меня на самом деле не слишком волнует, законно это или нет, как это не волнует людей, которые нам платят. Наша работа — остановить их любыми доступными средствами.

— Даже если они не нарушают законы?

— Даже так.

Он покачал головой:

— Здесь должно быть нечто большее. Ты бы не стал тратить ресурсы всего правительственного департамента на выслеживание тех, кого попросту не одобряешь.

— Не одобряю — слишком слабо сказано, — ответил я.

— Я пытаюсь понять, Гейб, — сказал он. — Я слышал всякие пересуды и бабушкины сказки о звездных цыганах, но в наших документах не сумел найти ни одного подтверждения того, что мы идем по их следу. Они делают то, что обещают, не грабят. Ты уверен, что жалобы и судебные иски недовольных — это не попытка укусить кусаку?

— Укусить кусаку? — повторил я озадаченно. Никогда не слышал такого выражения.

— Люди думают, что их надули в сделке, в которой они сами собирались схитрить и оказаться в большем выигрыше, а уже после обнаружили, что это не так.

— Есть много способов укусить, — признал я. — И звездные цыгане всеми ими пользуются.

— Я не пытаюсь вступить в спор, Гейб, — пояснил Джебедайя. — Но если я собираюсь посвятить добрую часть моей жизни охоте на звездных цыган, я хочу убедиться, что стою на верном пути, а я в этом не так уж и убежден.

— Вот что я тебе скажу: поговори с глазу на глаз с некоторыми из их жертв, — посоветовал я. — А после, если захочешь перевестись, я дам добро и подпишу бумаги. Согласен?

— Согласен, это вполне справедливо.

Больше он не сказал ни слова, пока спустя девять часов мы не совершили посадку на Новой Родезии. Он просто сидел, уставившись на многочисленные приборы корабля, а я был уверен, что он размышляет, как бы ему сделать Галактику лучше и вообще спасти мир. Я почти желал (для его же пользы), чтобы он не нашел этого способа.

Новая Родезия была похожа на гигантский грязевой шар. Последние три месяца непрерывно лил дождь, и когда мы сели в маленьком аэропорту, дождь все еще поливал. Воздух был перенасыщен влагой, а близость желтого солнца делала планету неуютно жаркой.

Департамент обеспечил нам аэробус. Мы запрыгнули в него, исполнившись благодарности за сухой кондиционированный салон. Аэробус приподнялся на пару футов над поверхностью, и голова робоводителя повернулась на 180 градусов, лицом к нам.

— Назовите, пожалуйста, пункт вашего назначения, — монотонно проскрипел робот.

— Ферма Джейкоба Эллсворта, — сказал я. — Ты знаешь, где это, или нужны точные координаты?

— Все пункты расселения людей введены в мою базу данных, — сообщил он.

— Хорошо. Мы хотим попасть в жилой дом. Если там имеется больше, чем один дом, мы хотим попасть в самый большой.

— Мы прибудем на место через 11 минут и 23 секунды, — провозгласил робот, и в тот же миг аэробус рванулся вперед.

— Я знаю, что у транспортного средства десятки сенсоров, и тебе, никчемушное приложение, не надо следить за движением, — обратился я к робоводиле. — Но я почувствую себя гораздо уютнее, если ты отвернешься и будешь как бы наблюдать за дорогой.

Голова молча повернулась в другую сторону.

— Джейкоб Эллсворт, — сказал Джебедайя. — Он один из тех, кто подал иск?

— Косвенно, — ответил я.

— Как это — косвенно?

— Увидишь.

Мы проехали мимо пары огромных фермерских владений, где не собрали зерно. Запах гниющих злаков проникал даже к нам в салон; мы видели стебли, переломившиеся пополам под весом пропитанных водой колосьев, и плесень, пожиравшую жалкие остатки урожая.

Потом мы добрались до сравнительно небольшого квадрата, возможно, с четыре тысячи гектаров, но на этом поле все было начисто убрано, в почве пролегли свежие борозды, и я понял, что мы на ферме Эллсворта.

— Как получилось, что только с этого участка сняли урожай? — спросил Джебедайя.

— Возможно, другие фермеры решили не связываться со звездными цыганами, — предположил я. — Или, может, табор был совсем мал, и они сумели обработать только несколько ферм. Они не кочуют все вместе, как ты знаешь. На самом деле я слышал, последние несколько месяцев их видели то тут, то там в кластерах Альбиона и Кинелли.

Мы проехали вдоль пастбища, наполненного мутировавшим скотом: огромные, но мирные животные, около трех с половиной метров в холке, стояли и жевали свою жвачку, уставившись на нас тусклыми глазами. В отдалении, на паре меньших пастбищ я разглядел каких-то других животных, тоже не терранских.

Потом мы зашли в дом. Я не удивился, когда увидел перед ним полицейский аэрокар. Неподалеку мигал огоньками и медицинский экипаж, два сопровождающих робосанитара неподвижно торчали в его открытых дверцах, абсолютно равнодушные к нашему — или даже всей Новой Родезии — существованию.

Мы с Джебедайей выбрались из аэробуса и подошли к входу в дом. Дверь просканировала сетчатку наших глаз, и поскольку у нее не было о нас ни единой записи, она отказалась открываться, но немедленно проинформировала всех находящихся в доме о нашем появлении.

Спустя мгновение офицер в форме приказал двери раздвинуться и впустить нас внутрь. Полицейский был невысок и коренаст, с уже редеющей шевелюрой; по всей его рубашке расползлись пятна влаги, возможно, от стараний, но скорее всего, от жары и сырости. Он казался знакомым, но я никак не мог его вспомнить.

— Привет, Гейб, — поздоровался он. — Сколько времени прошло…

— Это точно, — подтвердил я, пожимая ему руку и пытаясь определить, кто же это такой.

— Бен Паульсон, — представился он, когда понял, что его имя совершенно вылетело у меня из головы. — Ты был моим первым боссом.

— Ну да, конечно, — улыбнулся я. — Теперь вспомнил. Тогда твоя шевелюра была побольше, а пузо — поменьше. Познакомься с Джебедайей Бёрком, он твой десятый, а то и пятнадцатый сменщик в почетной должности моего помощника.

— Рад встрече, Джебедайя, — сказал он. — Ты давно на службе?

— Всего пару дней, — ответил Джебедайя.

— Удачи тебе, — пожелал Паульсон. — Тебе она понадобится. Далеко не каждый смог продержаться так же долго, как Гейб. — Он суховато хохотнул. — Вообще никто, как я сейчас понимаю.

— Это ты его нашел? — спросил я.

— Ага, — кивнул Паульсон. — Ну не гадство? Ушел же из департамента, забрался в джунгли, где бы не пришлось снова заниматься звездными цыганами, а эти ублюдки таки вцепились в мою планету. — Он с отвращением фыркнул. — Мне надо было продолжать на тебя работать, там лучше платят. — Он замолк на мгновение, припоминая былые деньки. — Не-е, к этому времени меня бы заперли в дурке.

— Как я понимаю, Эллсворт был мертв, когда ты нашел его? — настойчиво спросил я.

Паульсон кивнул.

— В конце концов это не моя обязанность — за ним присматривать, — оправдывался полицейский. — Медробот утверждает: он уже был мертв почти целый день, прежде чем заметили, что парень не отвечает на сообщения. Я узнаю точное время смерти попозже в больнице — наш мирок слишком мал для настоящего, заслуживающего доверия госпиталя, — но я пока придержал тело здесь, на случай если вы захотите на него взглянуть.

— Не думаю, что это необходимо… — отказался я.

— А мне бы хотелось его увидеть, — перебил Джебедайя.

— Иди погляди, — разрешил Паульсон. — Он в самой первой машине, там, где два робота.

— Какое-нибудь кодовое слово требуется? — спросил Джебедайя уже от двери.

— Нет, просто зайди и посмотри, что необходимо. Они не запрограммированы останавливать тебя.

Джебедайя вышел, и Паульсон заметил:

— Он очень молод.

— Мы все когда-то были такими.

— Эти чертовы цыгане могут заставить состариться раньше времени… — Он грустно покачал головой. — Очень жаль, такой серьезный, увлеченный молодой человек…

— Можешь подождать, пока он вернется. Тогда не придется все повторять.

— Он не поверит тебе на слово?

— Только не на этой неделе, — ответил я.

— Скоро будет верить, — со знанием дела констатировал Паульсон.

— Тут на кухне есть что-нибудь выпить? — спросил я.

— Ни капли спиртного во всем доме, — ответил он. — Я с полчаса назад принял чашечку кофе, если это тебе по вкусу.

— Этот парень, Эллсворт, он оставил пузырек, верно?

— Верно.

— Я бы посмотрел его, но прежде глотнул бы чего-нибудь. Кофе так кофе.

Я последовал за Паульсоном на кухню и только успел попросить кофейный автомат налить мне чашечку, как Джебедайя вернулся в дом и притопал на кухню. Он с трудом сдерживал фонтан эмоций.

— Единственный выстрел в висок, — провозгласил он. — Я бы сказал, мгновенная смерть.

— Так и было, — согласился Паульсон.

— Похоже на самоубийство, — продолжал Джебедайя, — но полной уверенности нет.

— Есть, — сказал Паульсон. — Следуйте за мной, джентльмены.

Полицейский провел нас в главный кабинет, открыл небольшой чемоданчик со своей официальной маркировкой и извлек полупрозрачный шарик, так называемый пузырек, размером около дюйма в диаметре.

— Он был настроен включиться в ту минуту, когда кто-нибудь войдет в комнату, — пояснил он. — Вы можете изучить его повнимательнее, когда мы закончим просмотр, но шарик мне еще потребуется. Это документальное свидетельство.

— Ладно, включай, — кивнул я.

Он активировал шарик, и перед нами внезапно появился трехмерный Эллсворт в полный рост. Он стоял перед записывающим устройством, которого нам не было видно.

— Я Джейкоб Эллсворт, — сказало изображение, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы заметить подавленность, смятение и некоторую утрату рассудка несчастного. — Я лишь хочу оставить запись, чтобы узнали о случившемся…

Он попытался сказать что-то еще, но не мог вымолвить ни слова; ему пришлось прокашляться, чтобы прочистить горло и начать сначала.

— Мои посевы загнивали в поле, когда пришли они. Я не знаю, люди они или нет. Выглядели по-человечески. Они сказали, что слышали о наших проблемах на Новой Родезии и поспешили на помощь. Я объяснил, что почва слишком сырая и работать на ней невозможно. Они предложили мне и Хираму Мортону собрать урожай вручную. Хирам отказался вообще иметь с ними дело, но я был в отчаянии. Прошлогодний урожай не слишком удался, и у меня уже есть пара закладных на ферму…

На этом месте его голос снова стал глухим и сиплым.

— Они спросили меня, как много я задолжал по векселям, — продолжал фермер, — какое зерно будет дороже на рынке, и я ответил им. Они назвали цену, которая позволила бы мне даже получить небольшую выгоду после возврата всех долгов. Единственное, что они хотели дополнительно к деньгам, был один сувенир на память об их пребывании на Новой Родезии — книга из моего дома на их выбор. Я не усмотрел в этом ничего особенного и согласился.

В этот момент слезы побежали по его впалым щекам.

— Передайте Хираму Мортону, что мне надо было его послушаться. — Фермер уставился в объектив. — Они сделали, что обещали, и я заплатил им. А потом они забрали свой сувенир.

Он помолчал, пытаясь подобрать слова.

— Я не такой, как многие фермеры. Я не привязан к земле. Я не люблю на ней возиться. Единственной любовью всей моей жизни была Элизабет, моя жена. Мы прожили 43 года. Она умерла шесть лет назад.

Теперь он злобно сверкнул взглядом.

— Они забрали одну книгу — единственный альбом ее голографий, которой у меня сохранился! Я сказал им, что они могут взять себе в доме все, что угодно, только не это. Но они заявили, что хотят именно эту книгу. Я попытался остановить их, но я старый человек, и они уронили меня, вырвали альбом у меня из рук и ушли. Они ее забрали.

Новый поток слёз.

Теперь я никогда не увижу свою Лиз. Уже сейчас я не могу точно припомнить все милые черточки ее лица, цвет глаз, форму губ. Через неделю или через месяц я совсем ее забуду. Эти ублюдки украли единственную память, которую я хотел сохранить, которая была мне необходима, единственный образ, который я любил в своей жизни!

Он поднял лазерный пистолет к своему левому виску.

— Найдите их и сделайте с ними то же самое, что они сделали со мной.

Потом он выстрелил, и изображение исчезло.

Какое-то время мы молчали. Я видел такое много раз, гораздо больше, чем хотел вспоминать, но для Джебедайи это было новым впечатлением, и он определенно расстроился. Я почувствовал жалость к юнцу: он наконец начал осознавать, против чего мы выступаем, и, возможно, это взволновало его больше, чем любые прежние переживания.

Наконец Паульсон заговорил:

— Я осмотрелся на месте, перед тем как вы пришли. Погибший был библиофилом. У него тут имеется первое издание Чарлза Диккенса, которому почти 1700 лет. Есть и экземпляр с автографом Джейсона Бурмана XXIV века нашей эры и первое издание канфорианской поэзии Танбликста IX века эры глобализации. Только эти три книги стоят любой фермы на этой планете. И они их не взяли. — Полицейский повернулся к Джебедайе. — Они посетили 143 фермы. Двадцать восемь владельцев послали их подальше, 115 хотели бы задним числом поступить так же, в смысле, те, кто еще в состоянии чего-то желать… — Он помолчал, и я разглядел душевную боль, отразившуюся на его лице. — Этот мир никогда не станет прежним. Конечно, люди, как и раньше, будут выращивать зерно, но они не смогут преодолеть подобное. Не так давно тут было чудесное местечко для жизни. Скорее всего, я побуду здесь еще несколько месяцев, а потом подамся в какой-нибудь другой мир, куда еще не добрались звездные цыгане, и надеюсь, доживу до пенсии и умру глубоким стариком, пока они наконец не обнаружат мое новое пристанище.

— Я все еще пытаюсь вычислить, почему они захотели голограммы его жены, — хмурясь, сказал Джебедайя.

— Потому что они их захотели. Они берут все, что угодно, лишь бы это было самым ценным для тебя, особенно если не представляет никакого интереса для других. Они работают за наличные, но по большей части берут плату страданиями и душевными терзаниями. — Похоже, Паульсон собрался сплюнуть, но вспомнил, что находится в помещении. — Какой извращенный разум находит в этом удовольствие?

— Должна иметься причина, — настаивал Джебедайя, явно потрясенный увиденным. — С чего бы они принесли столько страданий человеку, который доверился им, выполнил условия контракта и не сделал им ничего плохого.

— Знаешь, парень, наступает момент, когда перестаешь беспокоиться о мотивах злодейства и концентрируешься на том, чтобы его остановить, — сказал Паульсон и обратился ко мне: — Это так, если ты столь же упрям, как и Гейб. Что до меня, я не могу себя заставить встретиться хотя бы с еще одной жертвой. Потому и ушел.

— И долго ты служил в нашем отделе? — спросил Джебедайя.

— Может, год, может, чуть больше. Чертовски долго.

— А ты, Гейб? — повернулся он ко мне.

— Тоже чертовски долго, — ответил я.

— Ты все еще помнишь свое первое дело? — полюбопытствовал новичок.

— Такое не забывается, — вздохнул я.

До сих пор перед моим мысленным взором возникает образ измученного оранжевокожего покрытого мехом бедорианца. Он ничем не походил на гуманоида, кроме одного — своего горя. Тогда в их мире собирался шторм такой страшной силы, какого Бедора VII не видела целое столетие, а то и больше. Родовое жилище несчастного требовалось укрепить, добавив прочной арматуры, иначе его бы смело ураганом, и все его потомство осталось бы незащищенным перед лицом стихии, открытым всем ветрам до того, как молодняк войдет в возраст и научится им противостоять. Звездные цыгане появились, как по волшебству, предложили поработать над его жилищем и затребовали обычный гонорар — деньги в местной валюте плюс один маленький уникальный артефакт, не имевший аналогов на Бедоре VII. Он согласился. Цыгане сделали работу, получили оплату, а после забрали сувенир, крошечный кусочек камня, называемый рлимф. Для меня и, я думаю, для них тоже он выглядит как простой камешек, но для бедорианца это религиозный символ, гарантирующий, что новое поколение, особей 150, непременно найдет свой путь в следующей жизни. По его мнению — и кто его оспорит? — они приговорили весь его род к вечным скитаниям в неопределенности между загробными мирами, не имея возможности присоединиться к предкам и соплеменникам в бедорианском раю. Всю неделю я потратил на посещения сотни тамошних семей — все рассказы были одинаковы.

— Ты в порядке? — Джебедайя коснулся моего плеча, и я понял, что недвижно сижу уже пару минут, пока сцены прошлого тяжелой чередой проходят в моей памяти.

— Да, в порядке, — вздохнул я. — Прошло 27 лет, но мне до сих пор кажется, будто это произошло сегодня утром.

— А с того дня ты встречал кого-нибудь, довольного сделкой со звездными цыганами? — спросил Паульсон.

— Ни одного, — покачал головой я и обернулся к Джебедайе: — Поскольку информация о них распространяется все дальше, многие, зная их репутацию, отказываются нанимать цыган. Теперь бродяги специализируются в основном на заштатных планетках вроде этой. И даже когда они действуют открыто, всегда находится самоуверенный смельчак, который надеется перехитрить их, да еще некоторые совершенно отчаявшиеся, согласные на все. Потом они обнаруживают, что договор выполнен абсолютно точно, причем с обеих сторон. — Я криво улыбнулся. — Возможно, ты сейчас чувствуешь то же самое. Ты согласился поступить в отдел и теперь постигаешь, чему мы противостоим. Если бы страдали немногие: один фермер тут, один банкир там, да какой-нибудь инопланетянин где-то еще, дело бы не стоило нашего времени. Но это же три десятка здесь, двести случаев там и тысячи в других местах.

— Я слышал разные пересуды, — проговорил он. — Но не понимал…

Он умолк.

— Все слышали пересуды, — поучительно произнес Паульсон. — Большинство им не верит. Именно поэтому звездные цыгане делают свое дело.

— Они разумные существа. Никакое разумное существо не станет нести страдания другому разумному существу безо всякой причины, — сказал новичок твердо.

— Ты никогда не слышал о садистах? — спросил Паульсон.

— Я никогда не слышал о целой расе садистов, — парировал Джебедайя и снова обратился ко мне: — Может, у них имеются какие-то претензии к Республике или к местному планетарному правительству?

— Если и есть, они никогда их не озвучивали.

— А они не возражали против колонизации?

— Ты лаешь не на то дерево, — сказал Паульсон. — Мы даже не знаем, откуда они прибыли.

— У них должна быть планета или какой-то штаб, где они хранят свои трофеи, — пояснил Джебедайя.

— Знаешь, что я думаю? — поделился Паульсон. — Думаю, что эти вещи столь же бесполезны для них, как и для любого другого, кроме настоящих владельцев. Моя догадка в том, что они просто выбрасывают их в тот момент, когда отрываются от орбиты и устремляются дальше в космос.

Все эти предположения я слышал и раньше от десятков своих сотрудников. Я бегло осмотрел помещение:

— Как обычно, они не оставили ни одной уликой больше, чем обычно?

— Ни единой, — подтвердил Паульсон. — В любом случае это не имеет значения. У нас нет ни одной голограммы, изображения сетчатки, отпечатка пальца, записи ДНК, хоть чего-то на любого из них.

— Это будет началом, — сурово сказал Джебедайя, явно расстроенный пессимизмом офицера.

— Мне нравится ваш деловой настрой, молодой человек, — похвалил Паульсон. — Не позволяйте неудачам остановить вас. Знаете, вы собираетесь совершить деяние, где потерпели неудачу все, бравшиеся за это, и я вас одобряю.

— Тогда почему эти слова кажутся мне полными сарказма? — спросил Джебедайя.

— Потому что цыгане ограбили даже меня, — серьезно ответил Паульсон. — Я был таким же, как вы, когда поступил на работу в департамент. Им потребовалось меньше года, чтобы лишить меня единственной моей тогдашней ценности — веры в собственную способность положить конец страданиям, ими же и приносимым. Надеюсь, с вами подобного не произойдет.

Не на этой неделе, подумал я. Возможно, через месяц или через год, но не на этой неделе. В конце концов он видел всего одну жертву…

Он увидел больше уже в следующие несколько недель.

Был рагобад, представитель расы, которая живет в симбиозе с маленькими животными, называемыми ласфинами. Рагобад потратил годы, выстраивая сложную систему нор в грунте под поверхностью негостеприимной среды Хелены II. Из-за землетрясений, вызванных внезапной тектонической активностью, система обрушилась, и как по расписанию появились звездные цыгане, чтобы помочь восстановить ее. Они, конечно, тоже проделали чертовски большую работу. Рагобадам в количестве 823 особей это стоило некоторой наличности и их ласфинов-симбионтов.

Был Гомер Падуполас, который жил один на горнодобывающем мире Кассандра со своим домашним животным, называемым бракке, похожим на собаку созданием с Альфы Беднареса V. Оно обреталось с ним рядом почти 20 лет, и он щедро расточал на зверюшку свою привязанность и заботу. Уже ясно, что было дальше, не так ли? Звездные цыгане починили его сломанные авторудокопы и помогли выполнить месячную норму. Взяли за свой труд 30 процентов прибыли, и что? Правильно, бракке.

Еще был Холодный Сталь, выдающийся клонированный скакун из XXVII века н. э. Его владелец пообещал, что будет жертвовать церкви 90 процентов наградных, если Господь вылечит его дочку от смертельной болезни. Явился Господь, или некто очень на него похожий, — и ребенок выздоровел. Холодный Сталь выигрывал забег за забегом, и стал самым знаменитым конем в Галактике, известным как Скакун Господень. Потом однажды он захромал, и ни один ветеринар не мог его вылечить, но звездные цыгане знали, что делать, и слава лошади воссияла вновь. За это бродяги запросили сколько-то денег и маленького страшненького козлика, который жил в том же стойле и составлял коняге компанию. Холодный Сталь с тех пор не сделал ни одного неверного шага, однако никогда и не выиграл ни одного забега, и вскоре церковники обнаружили, что 90 процентов от нуля — это нуль.

Бесконечная череда страданий и потерь длилась и длилась… Мы поговорили с двумя гражданами, уверенными, что непременно перехитрят звездных цыган — они торговались и сужали выбор возможных к выдаче сувениров, но в итоге доказали лишь одно: иногда ты и сам не знаешь, какой предмет в твоем владении наиболее ценен для тебя. Это может оказаться обычная старая кофейная кружка, или запись песни, или кружевной платочек, или игрушка из далекого детства, или нечто столь же обыкновенное и привычное, пока его не заберут у вас… И тогда вы понимаете, что отдали бы все на свете, чтобы получить эту вещь обратно.

Знаете вы и то, что если вас однажды посетили звездные цыгане, то после вы их уже никогда не увидите.

В течение следующего месяца все было спокойно. Конечно, у звездных цыган работа кипела, просто никто не хотел на них заявлять. Некоторые их жертвы стыдились рассказать о ценности, которую представляла для них та или иная утраченная вещица. Некоторые просто сдались и больше не хотели жить. Многие из пострадавших знали, что они имеют право заявить о случившемся, и мы сделаем все возможное, но вернуть отданную вещь нам не удастся.

Первый опыт столкновения с жертвами звездных цыган заинтересовал Джебедайю и послужил для него движущей силой. Каждый вечер, когда я уже собирался домой, он все еще сидел за своим столом, а по утрам, когда я приходил на работу, он снова уже был на месте. Он просматривал беседы с каждой жертвой. Он перепроверил каждый отчет по планетам, которые сталкивались с природными катаклизмами, экономическими кризисами или чем-нибудь еще, что могло привлечь звездных цыган.

В начале его шестой рабочей недели, утром, когда я только явился в офис, он подошел ко мне совершенно расстроенный.

— Что случилось? — спросил я.

— Они сводят меня с ума, — ответил он.

— Да уж, есть у них такое свойство… — согласился я.

Он посмотрел на меня огорченно и озадаченно:

— Зачем они это делают, Гейб? Один больной разум я могу представить и даже понять, но почему целая раса поставила своей целью разрушить столько жизней? Что заставляет их так поступать?

— Ответь на этот вопрос — и мы на полпути к победе, — откликнулся я.

— Мы что-то упускаем, — сказал он. — Я не могу поверить, что их деяния доставляют им удовольствие.

— Почему же? — парировал я. — Судебные дела и медкарты полны психопатами, которые получают наслаждение, причиняя боль.

— Ты говоришь об индивидуальных случаях, — покачал головой мой напарник. — Никакая раса не может получать от этого радость.

— А эта раса получает.

— Нет, — с полной убежденностью произнес он.

Я обнаружил, что желаю быть столь же уверенным хоть в чем-нибудь в моей жизни, сколь он уверен в своей гипотезе.

— Что так? — спросил я.

— Потому что получение удовольствия от причинения вреда другим противоречит логике всех разумных существ.

— Ну, этого я не знаю, — сказал я. — Мы чувствовали себя в полном ажуре, когда победили в Сеттской войне. Канфориты были вне себя от радости, когда захватили востинианцев. Раньше, когда мы все еще были привязаны к Земле, уверен, индейцы сияли от счастья, перебив всех воинов генерала Кастера.

— Это были военные действия, предпринятые для восстановления того, что было или казалось справедливостью, — объяснил Джебедайя. — Мы не сделали ничего плохого звездным цыганам. Насколько я знаю, сто лет назад мы даже не знали об их существовании.

— Это не значит, что мы не причинили вреда им или их планете, даже не подозревая об этом, — ответил я. — Мы могли по ошибке разрушить одну из их военных транспортных колонн, или вломиться в их святейшее святилище, или случайно занести вирус, против которого на их родном мире на нашлось защиты.

— Нет, — твердо сказал он.

— Почему же?

— Потому что они разумная раса, а это не та реакция, которую разумная раса выдает на реальное или вымышленное нападение.

— Да неужели? — саркастически откликнулся я.

— Ладно, есть довод получше, — продолжал он. — Даже если мы невольно совершили все действия, которые ты назвал, тогда их обида была бы направлена против человеческой расы. Но они несут страдания более чем десятку рас, а мы об этом не знаем, — и некоторые из них не входят в состав Республики, и у них нет ни общественных, ни экономических связей с нами.

Должен признаться, я не рассматривал проблему с этой стороны. Возможно, в концепции свежего взгляда и в самом деле есть какой-то смысл.

— Ладно, признаю твою точку зрения, — согласился я. — Но это не подводит нас ближе к пониманию, почему они так себя ведут. Просто мы исключаем единственное возможное объяснение их нравов и обычаев.

— Чем больше факторов мы сумеем исключить, тем вернее мы сузим спектр возможного, — сказал Джебедайя. — И как только мы узнаем, почему они избрали такой путь, мы сможем остановить их. — Он помолчал. — Мы не можем им позволить продолжать нести горе своим жертвам.

— Я так понимаю, это означает, что ты решил остаться в департаменте?

Он кивнул.

— Когда я был молод, — начал он (можно подумать, сейчас он зрелый муж), — я мечтал сражаться с пиратами, которые бесчинствуют на просторах галактик, или спасти прекрасную юную даму от сотни невзгод — каждая страшнее смерти. Это были великолепные романтические мечты… — Он замолчал, по привычке уставившись в какую-то одну точку в пространстве и времени, которую только он и мог видеть. — Но, знаешь… Люди покончили с пиратством, они даже одолели участь, худшую, чем смерть, но не могут пережить потерю самых драгоценных воспоминаний. Конечно, я остаюсь. Мое место здесь. — Он снова задумался и через мгновение продолжил: — Эту неделю я просматривал головидео более чем 200 жертв, которые описывали свои жизни после сделки со звездными цыганами. Я буду жить с этой памятью, и я не освобожусь от нее, пока не добьюсь того, что больше никто не будет ограблен, лишен своих добрых воспоминаний.

— Ну вот, похоже, ты нашел работу на всю жизнь.

— Надеюсь, что нет.

— Не понял, — озадаченно сказал я. — Ты же только что сказал…

— Если я здесь на всю жизнь, это значит, что мы не решим проблему. Я планирую остаться в департаменте до тех пор, пока не остановлю их.

— Я тоже так думал в свое время, — припомнил я.

— Должно быть, и теперь тоже, — заметил он. — Ты же и сейчас здесь.

— А куда мне идти? Чем еще заниматься? — спросил я. — Я не знаю, сумею ли остановить хоть одного из них когда-нибудь, к тому же я абсолютно убежден, что мне не найти способа поймать их, но не могу же я просто повернуться спиной к проблеме, особенно после того, как я увидел вред, который они причиняют. Это война, но сопутствующие повреждения — не разрушенные здания и не взорванный транспорт, это разрушенные воспоминания и взорванные мечты. И я думаю, в конечном счете это зло — худшее.

Он посмотрел на меня долгим взглядом.

— Очень интересно, — проговорил он. — Я работаю с тобой уже почти два месяца. Сначала я думал, ты просто циничный мужик, высиживающий годы до пенсии…

— А теперь?

— Теперь я думаю, что ты циничный мужик, все еще стремящийся остановить звездных цыган.

— Конечно, стремящийся. Но тебе придется разграничить свои эмоции, иначе станешь очередным Беном Паульсоном и, вероятнее всего, пойдешь в обычную полицию в какой-нибудь отдаленный мирок, где нет преступников.

— Как ты заглушаешь страдания? — спросил он.

— У каждого свой способ. Как врач, занимающийся неизлечимыми болезнями, ведет нормальную жизнь вне больницы? Как-то приспосабливаешься… По моему убеждению, Бен Паульсон и полсотни других бенов паульсонов в той же мере стали жертвами, как и те, которых навестили звездные цыгане, потому что они так и не научились защищать свои чувства. — Я посмотрел на него. — А ты? Ты сможешь защитить себя?

— Да, — ответил он. — Я собираюсь арестовать их.

С уверенностью не припомню, но почти готов держать пари, что сказал именно эти слова 27 лет назад, до того как постарел и попутно утратил нечто важное.

Первый шанс на прорыв представился три дня спустя, и исходил он из самого невероятного источника.

Компьютеры департамента были запрограммированы отслеживать и собирать данные и докладывать о любой активности, которая могла бы повлечь за собой появление звездных цыган. Рано или поздно информация доходила, но всегда постфактум, после того как сделки бывали заключены, кажущиеся невинными ценные сувениры забирались и звездные цыгане возвращались туда, откуда прибыли.

Но в этот раз сведения шли не из компьютерных сетей. Из маленькой новостной организации в колониальном мире Брансон III прошло субпространственное радиосообщение.

Я сидел за столом, просматривая послания из десятка миров на краю звездного скопления, когда Джейми Квамо подошла ко мне со странным выражением лица.

— Что случилось? — спросил я.

— Тут такое дело, думаю, тебе надо это услышать, — сказала она.

— Ладно, что там?

— На 173-м канале.

— Личное? — осведомился я.

— Вряд ли.

— Тогда врубай громкую, чтобы слышали все, — потребовал я. Она постучала по клавишам, и вдруг возник заполненный статическими помехами дрожащий образ женщины средних лет, изображение появилось над каждым столом в офисе. Маленькие вспышки света появлялись и исчезали, но это означало только то, что сигнал был очень слабым. Лицо не особенно запоминающееся — гладкая кожа, темные глаза, черные волосы, собранные в конус, модную прическу в большинстве продвинутых миров ближе к Ядру.

— Привет, — сказала дама, ее голос тоже был забит треском помех. — Надеюсь, что попала в нужное место. Меня зовут Омира Масполи, я работаю на станции «Сигнал Брансона» в местной новостной программе. — Изображение задергалось, мы терпеливо ждали стабилизации. — Наряду с другими обязанностями я возглавляю отдел расследования мошенничеств. Перед тем как перевестись в систему Брансона, я работала на Матусадоне II.

Это известие вызвало в офисе бурную реакцию. В департаменте о Матусадоне ходили легенды.

— Я была там, когда ударила приливная волна и явились звездные цыгане. Разруха от обоих бедствий была ошеломляющей. Планета восстановилась только от приливной волны. — Она выдержала эффектную паузу, потом снова заговорила: — Поэтому я и связалась с вами. Сегодня утром я получила следующий электронный запрос.

Она наклонилась к небольшому настольному экранчику и зачитала:

Дорогая Омира Масполи.

Моя дочь выпускается из Университета Дурастанти IV через 19 стандартных дней. У меня есть корабль, но он сломан. Я не механик и совершенно не представляю, что с ним случилось. Все мои сбережения ушли на образование дочери, и я просто не могу позволить себе купить новый корабль или починить старый, не могу оплатить даже перелет на космолайнере. Я вдова, и моя дочь — единственное, что у меня есть. Сложилась безвыходная ситуация: оставалось сидеть дома и пропустить самый важный день в жизни моей девочки, но вчера ко мне неожиданно явились некие люди. Они сказали, что слышали о механических поломках в моем корабле, а они как раз странствующие механики, путешествующие от мира к миру в поисках работы. Я объяснила, что у меня очень мало денег, а в косморемонтной фирме насчитали 32 тысячи кредитов за ремонт. Они же предложили починить корабль за 3000 долларов Марии-Терезы, а как вы знаете, это составляет меньше 10 тысяч кредитов. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, но я просто в отчаянии. Я сказала им, что дам ответ позже. Скажите, пожалуйста, есть ли у меня право куда-нибудь легально обратиться за помощью, если они плохо выполнят работу и сбегут в другой мир до того, как я буду готова вылететь в систему Дурастанти?

Журналистка подняла взгляд от текста.

— Если это звездные цыгане, я понимаю, на что они способны, и настаиваю, чтобы вы действовали немедленно. Если нет, извините, что зря потратила ваше время.

Изображение исчезло.

— Сейчас же наладь с ней контакт и выясни, как я могу связаться с той женщиной, автором письма, — распорядился я.

— Есть контакт, — тут же откликнулся Джебедайя. — Она внесла его в наш компьютер во время передачи.

Имя и код появились одновременно на всех наших экранах.

— Харриэт Микер, — провозгласила Джейми. Она проговорила короткий ряд команд компьютеру. — О'кей, Гейб, говори на передачу.

— Это сообщение для Харриэт Микер, — сказал я, глядя в передающий объектив. — Меня зовут Габриэль Мола, ваше официальное послание Омире Масполи было передано в наш департамент. Прикрепляю к видеописьму свой идентификационный код, который вы можете проверить в любом правительственном учреждении на Брансоне.

Каждое слово я произносил четко и внятно, потому что статические помехи, чем бы они ни были вызваны, обычно мешают в обе стороны.

— Люди, которые предложили починить ваш корабль, — продолжал я, — могут оказаться и теми, кем кажутся, и совершенно другими, нечестными субъектами. Мне необходимо задать вам один вопрос, и если ответ будет утвердительным, не заключайте никаких сделок, не подписывайте никаких договоров и немедленно свяжитесь со мной. Вопрос таков: было ли дополнительно указано, что в счет оплаты будет взята некая вещь, пусть самая обыкновенная, в дополнение к тем 3000 долларов Марии-Терезы, которые вы упомянули в письме к Омире Масполи?

— Это всё? — спросила Джейми.

— Всё.

— О'кей, отправлено. Я продублирую его через минуту и проведу через нашу станцию на Пинто. Пусть будет хоть какая-то возможность сорвать эту сделку.

— Отлично, — сказал я. — Держите канал открытым круглосуточно и дайте команду всем нашим в радиусе 50 световых лет от Брансона III контролировать этот канал, на случай если статика не позволит ей ответить напрямую сюда. — Я встал и обратился к Джебедайе: — У тебя двадцать минут на сборы, встретимся в космопорту.

— Ты собираешься ехать, не получив ответа? — удивилась Джейми.

— Если мы будем дожидаться, как ты думаешь, что мы обнаружим на месте? — спросил я.

— Ты прав, конечно, — сказала она с гримаской. — Если она ответит, что ей сказать?

— Попроси ее задержать их, пусть скажет, что ждет поступления денег. Она честный человек и не станет заключать соглашение, пока не удостоверится, что будет в состоянии до конца выполнить свою часть сделки.

— А если они еще снизят цену?

— Не снизят, — заверил я, направляясь к двери.

— Почему ты так уверен? — спросил Джебедайя, выходя вместе со мной.

— Такого прецедента не было, — ответил я. — Как ты думаешь, почему обманутых так много? Потому что перед предложением цыган невозможно устоять.

— Некоторые отказываются, — заметил он.

— Немногие, — парировал я. — И, как мы знаем, звездные цыгане не торгуются. Отказался — и они ушли, а тебе остается проводить остаток жизни, сожалея, что отпустил их.

Он проникся иронией ситуации.

— То есть, даже если ты отказываешься, они все равно остаются в выигрыше?

— Точно так.

— Думаешь, твое послание придет вовремя? — спросил Джебедайя, когда мы вышли из здания и прыгнули на бегущую дорожку.

— Возможно.

— А она послушает?

— Конечно, послушает, — заверил я. — Но, как она сказала, это величайший день в жизни ее дочери, а три тысячи долларов Марии-Терезы весьма и весьма умеренная цена…

— Значит, ты не думаешь, что она прогонит цыган? — настаивал он.

— А ты бы прогнал? — горько усмехнулся я.

Брансон III оказался прекрасной небольшой планеткой с умеренным климатом, тремя пресными океанами, усеянными сотнями островов, и даже парочкой впечатляющих горных кряжей с заснеженными вершинами. Здесь не было местных разумных рас, но эволюция совершила ряд авантюрных вывертов, и изначально планету задействовали как мир сафари. Проект бесславно закончился вместе с дичью (это не заняло много времени), и здесь сразу организовались охраняемые парки для множества вымирающих видов необычных животных. В то же время здесь обнаружились алмазные трубки, и планету заполонили добывающие компании, за ними не заставили себя ждать разнообразные сопутствующие сети поддержки. Копи опустели меньше чем через столетие, но осталось множество городов и поселений; они жили своей обыденной жизнью, делая Брансон III одним из тысяч заурядных миров Республики, который платил почти все налоги, исполнял почти все законы и создавал минимум политических волн. Он казался столь же прекрасным местом для жизни, как любой другой, пока звездные цыгане не проложили через него свой роковой маршрут.

— Как цыгане сумели об этом узнать? — недоумевал Джебедайя, когда мы стояли на паспортном контроле. — Здесь же не было никакой масштабной катастрофы, естественной или какой-то иной, когда компьютер отслеживает информацию о цунами, землетрясении или урагане. Тут же просто одна-разъединственная женщина, которая не может себе позволить починить свой корабль.

— Они всегда знают, — вздохнул я.

— Они не могли это узнать при помощи перехвата послания Омире Масполи, — продолжал он. — Она ничего не посылала до того, как они посетили Хэрриет Микер.

— Такие уж они, звездные цыгане.

Я ступил в паспортную будку.

— Добро пожаловать на Брансон III, — поприветствовал робот-служащий. — Как долго вы намерены пребывать на планете?

— Возможно, меньше чем один день, — ответил я.

— Ваш паспорт прошел скан-контроль, у вас свободные, неограниченные полномочия. Ваше пребывание одобрено, вам дается трехдневная виза. Если вы пожелаете остаться дольше, пожалуйста, поставьте в известность сотрудника иммиграционно-туристической службы, который бесплатно продлит вашу визу еще на шесть дней. Местная валюта — фунты Дальнего Лондона, также имеют хождение доллары Марии-Терезы, рупии Нового Пенджаба и республиканские кредиты. Гравитация составляет 97,28 процента стандартной земной, сутки на планете — 22,17 стандартного часа. У вас имеются какие-либо вопросы?

— Нет.

— Наслаждайтесь пребыванием на Брансоне III, — пожелал робот и обратился с той же самой речью к Джебедайе, который вошел в кабинку после меня.

Когда мы разобрались с таможней и нас пропустили в главный зал космопорта, ко мне приблизился невысокий элегантный джентльмен.

— Привет, Гейб, — поприветствовал он.

— Привет, Вольф, — откликнулся я. — Джебедайя, познакомься, это Вольфганг Спора, наш человек в секторе. Вольф, это Джебедайя Бёрк.

— Рад встрече с вами, Джебедайя, — сказал Вольф.

— Сколько здесь наших? — спросил я старого приятеля.

— Я расставил 25 человек вокруг космопорта, — сообщил он. — Еще десяток приглядывает за домом Микер. К тому времени как мы добрались до маленького порта, где она держит свой корабль, работа на нем уже была закончена, но я оставил пятерых на случай, если они вернутся за инструментами или чем-то еще, что они могли оставить.

— Ладно, похоже, все тщательно продумано. Микер не знает, что за ней наблюдают?

Он покачал головой:

— Я не хочу, чтобы женщина посматривала на кусты или вглядывалась в соседские крыши, если вдруг начнет нервничать. Если даже я сумею заметить подобные сигналы, то уж звездные цыгане как пить дать смогут.

— Как добраться до ее дома? — спросил я.

— Я подвезу, — предложил Вольф. — У меня транспорт прямо у выхода.

— Нет, — отказался я. — Возможно, они наблюдают и за домом. Я бы поехал на общественном транспорте, причем только вдвоем с Джебедайей. Она ожидает только нас двоих, и мне не хотелось бы вызывать ее удивление или любопытство, когда мы появимся… так, на всякий случай.

На его лице появилось некоторое разочарование, но он был слишком профессионален, чтобы обсуждать мои приказы.

— После того как выйдете из космопорта, просто подзовите любое транспортное средство общественного гостеприимства, — посоветовал он. — Оно бесплатное. В нем заложены адреса каждого поселенца на Брансоне III. Их здесь немного, гораздо меньше полумиллиона. — Он помолчал. — Вы хотите, чтобы я остался здесь, или мне лучше присоединиться к моим людям, наблюдающим за домом.

— Думаю, тебе следует остаться, — сказал я. — Чем меньше движения будет вокруг ее дома, тем лучше. А если они сбегут от меня, им все еще придется искать способ убраться с планеты. Какие у нас дела с частными портами?

— Их на планете пять. Я поставил людей наблюдать за каждым, и еще мы вывели на орбиту полицейские космокатера, на случай если вдруг им удастся улизнуть от нас на поверхности.

— Кажется, у тебя тут всё под контролем, — похвалил я. — Не могу больше ничего придумать, по крайней мере в данный момент. Если потребуется переговорить, свяжусь с тобой на гамма-частоте.

— Удачи, — пожелал он. — Я стараюсь не горячиться, но такое чувство, что на этот раз мы их поймаем.

— Будем надеяться, — сказал я.

Мы с Джебедайей прошли к выходу, прыгнули в блестящий аэробус и велели доставить нас к дому Хэрриет Микер. Через несколько минут мы планировали над очаровательной маленькой деревушкой, которая походила на те, что когда-то обретались на такой далекой доброй старой Земле. В ней были каменные коттеджи, штакетники и красочные сады. Конечно, камень служил лишь украшением фасадов поверх титановых конструкций, хлипкие на вид заборчики могли превратить в пар любого нежеланного проныру — нарушителя границ собственности, а за садами ухаживали роботы, но с первого взгляда такого не скажешь. Местечко выглядит маленьким, мирным и старомодным.

Через пару минут аэробус сел перед входом на территорию одного из коттеджей и сообщил о прибытии к резиденции Микер. Мы выбрались из салона, подошли к воротам, назвались следящему оку, скрытому в замке, подождали, пока ворота распахнутся, и пошли к двери дома. Там система безопасности отсканировала сетчатку наших глаз и скелеты, немедленно связалась с компьютером космопорта и сверила данные с нашими паспортами, потом оповестила о нашем присутствии владелицу и дождалась приказа впустить нас.

Очень хрупкая женщина, явно на последнем десятке средних лет, стояла в гостиной и приветствовала нас.

— Доброе утро, — поздоровался я. — Меня зовут Гейб Мола, а это мой ассистент, Джебедайя Бёрк. Вы получили сообщение, которое я послал вам вчера с Голденрода?

— Да, мистер Мола, получила, — ответила она. — И нашла его весьма тревожным. Что происходит?

— Надеюсь, что ничего, — сказал я. — Я успел связаться с вами вовремя?

— Если вы имеете в виду, вступила ли я в договорные обязательства со странствующими механиками, то вы опоздали. Если вы имеете в виду, завершили ли они работу и потребовали ли плату, мой ответ: пока нет.

Лицо Джебедайи отражало волнение и азарт. Всего шесть недель на службе, и возможно, он уже сейчас увидит звездных цыган, чего мне не удалось за 27 лет.

— Какую оплату они запросили? Только точно, — спросил я.

— Как я уже сообщила Омире Масполи, они возьмут только три тысячи долларов Марии-Терезы, и я согласилась на эту сумму.

— И что еще?

— Как вы вчера могли узнать, что будет кое-что еще? — удивилась она.

— Всегда бывает.

— Значит, они преступники? — На лице женщины появилась опасливая тревога. — Это значит, что они не починят мой корабль и я так и не смогу поехать на выпускной к дочери?

— Они починят корабль, — сказал я. — Они всегда делают то, что обещают.

— Какое облегчение! — воскликнула она. — Вам удалось на минутку испугать меня, мистер Мола.

— Вы до сих пор не ответили на мой вопрос, — напомнил я. — Что они еще запросили?

— Ой, нечто маленькое и совершенно обыкновенное, — ответила она. — Какой-то небольшой сувенирчик на память.

— Они его конкретно назвали?

— Нет, — пожала плечами Хэрриет Микер. — Они сказали, что выберут позже, когда закончат работу над кораблем и предъявят счет. Не понимаю, зачем вы проделали весь этот путь от Голденрода. Они даже написали в контракте, что его рыночная стоимость будет не более 50 кредитов.

— И они придут за своей оплатой сюда, в дом?

— Да, они так и сказали, — ответила она. — Я была бы просто счастлива расплатиться с ними в банке или космопорту, но они хотят выбрать себе сувенир, а если не придут в дом, то не смогут этого сделать.

— Вы не возражаете, если мы подождем здесь и познакомимся с ними? — спросил я.

— Я так и знала! — воскликнула она, и я подумал: сейчас зарыдает. — Они сделали что-то дурное, и вы собираетесь арестовать их, а я никогда не доберусь до Дурастанти!

— Мы собираемся не допустить ничего дурного, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ободряюще.

— Кто они? — осведомилась она. — Что они совершили?

— Вы когда-нибудь слышали о звездных цыганах? — спросил я.

— Только досужие разговоры и легенды. Вы хотите сказать, что они на самом деле существуют?

— Более того, вы заключили с ними контракт.

— Эти милые люди, которые чинят мой корабль? — растерялась она. — Поверить не могу!

— Жаль, — сказал я. — Потому что это они и есть.

— Даже если вы правы, то вы же сами сказали: они всегда выполняют свою обещания, — упорствовала она. — А они дали слово починить мой корабль за три тысячи долларов Марии-Терезы.

— И за сувенир, — добавил Джебедайя.

— Маленький пустячок.

Он посмотрел на меня, словно спрашивая: «Как много ты хочешь рассказать ей?».

Вот проблема. Я не хотел скрывать от нее никаких фактов. В конце концов она была их потенциальной жертвой, а мы прибыли защитить ее. Она же была страшно благодарна звездным цыганам за возможность отправиться на Дурастанти, и я опасался, что она может прямо сейчас попытаться предупредить их, если заподозрит нас в серьезном намерении причинить им неприятности. Я рассмотрел все свои возможности и наконец принял решение, которое, как я надеялся, будет всем по нраву.

— Я знаю, вы не хотите, чтобы мы ждали их здесь, и, кажется, знаю почему, — сказал я. — Обещаю, что если они нарушат договор или ваш корабль не будет по какой-либо причине функционировать, мой департамент обеспечит ваше присутствие на выпускном дочери без материальных затрат с вашей стороны.

— Вы серьезно? — спросила она с подозрением.

Я повторил обещание, включив запись на своем карманном компьютере, скрепил его отпечатком большого пальца, переслал копию Омире Масполи, другую — в штаб на Голденроде и вывел официальный документ, который вручил Хэрриет Микер.

Она внимательно прочла бумагу и подняла глаза.

— Все верно, мистер Мола. Вы и мистер Бёрк можете остаться. Могу ли я предложить вам выпить и перекусить?

— Только чашечку кофе или прохладительные напитки, — согласился я.

— Сама я кофе не пью, — пояснила она. — Мне потребуется несколько минут, чтобы перепрограммировать робоповара.

— Мы никуда не торопимся, — заверил я хозяйку.

Она вышла из комнаты, и я выглянул в окно, но не смог заметить ни единого намека на присутствие ни звездных цыган, ни своих парней.

— Во дворе у нее грязно, да и в доме не помешала бы уборка, — мягко заметил Джебедайя, когда женщина оказалась на кухне. — У нее нет робоповара, по крайней мере исправного. Она будет готовить сама, и сама же после все уберет.

— Да я уже понял, — кивнул я. — Но альтернатива — пойти в ресторан, а я хочу встретить их здесь. — Я тихонько похлопал по импульсному пистолету, который носил под мышкой: нервная привычка, которую я приобрел за годы службы, чтобы удостовериться, что я в действительности не оставил ствол в шкафу или в офисе.

— Он все еще там, — сказал Джебедайя, внимательно глядя на меня.

— А у тебя что? — спросил я его.

— Как обычно: отжигатель и визговик, — ответил он, кивая на лазерный и акустический пистолеты.

В следующее мгновение Хэрриет снова вошла в комнату, неся на подносе две кружки черного кофе.

Каждый из нас сделал по глотку. Напиток напоминал болотную жижу.

— Очень вкусно, — солгал Джебедайя. — Антаресский?

— Брансонианский, мы сами его выращиваем, — ответила женщина с некоторой гордостью. — А вам нравится, мистер Мола?

— Запоминающийся вкус, — честно ответил я, надеясь, что после него не придется проторчать всю ночь в туалете.

— Можно задать вопрос? — спросила она.

— Конечно.

— Что натворили звездные цыгане? Они кого-нибудь ограбили?

— Официально — нет.

Она глубоко вздохнула:

— Как же я устала от вашего бюрократизма и секретов!

«Они пытаются заполучить вовсе не мои секреты», — подумал я. А вслух сказал:

— Сколько их было?

— В первый раз — трое. Потом семеро, когда они вернулись и я согласилась на их условия.

— Все из наших? — спросил Джебедайя.

— Нет, две из них — женщины.

— Я имею в виду человеческую расу.

— Кажется, да.

— Кажется? — уточнил я.

— Они просто, ну… сейчас так много незначительных мутаций… Вы ведь знаете, когда люди расселились по Галактике и целыми поколениями живут в различной окружающей среде…

— А эти как отличались от нас с вами? — спросил я.

— Ну, я не знаю… Ничем, наверное, — сказала она. — Возможно, некоторые минимальные отличия, но теперь, когда я думаю об этом, не могу припомнить ничего, на что бы указала с уверенностью.

— Может, вы заметили что-нибудь необычное в их разговоре? Тембр голоса, манера речи или построение фраз?

Она немного подумала, потом покачала головой:

— Нет, не хочу вводить вас в заблуждение, мистер Мола. Я была в таком напряжении из-за своей отчаянной ситуации, что могла напридумывать какие-то незначительные отличия, которых на самом деле и не существовало.

— Ладно, отличия есть, — сказал я.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

— Я имею в виду, что после многих лет бесконечной погони за этими бродягами мы все еще не знаем, кто они на самом деле.

— Люди…

— Нет, — сказал Джебедайя. — Если и существует что-то, в чем мы абсолютно уверены, так это в том, что они не люди.

— Они были людьми, — пробормотала женщина. Затем: — Думаю, лучше я пойду на кухню и присмотрю за роботом. — Она вышла, чтобы начать готовить нам обед.

— Мне жаль ее, — сказал Джебедайя. — Приходится разыгрывать весь этот спектакль.

— Не приходится, — сказал я. — Она это выбрала. И тебе было бы жаль ее еще больше, появись мы после того, как звездные цыгане увезли свою желанную безделицу.

— Знаю, — согласился он. — И все равно…

Вдруг он напрягся.

— Что случилось? — спросил я.

— Я только что заметил кого-то снаружи.

— Ихнего или нашего?

— Очень скоро мы это узнаем, — сказал он и расстегнул форменную куртку, чтобы было проще достать оружие.

Я позвал Хэрриет с кухни и попросил ее приказать двери открыться.

Появились двое мужчин и женщина. Один мужчина был высокий, пепельный блондин, стройный, с пронзительно синими глазами. Другой был плотный и мускулистый, с лысой макушкой, обрамленной седыми волосами, с выдающимся носом и словно срезанным подбородком. Женщине было двадцать с небольшим, короткие черные волосы, узкие внимательные темные глаза, возможно, несколько фунтов лишнего веса, и я не заметил никаких украшений или косметики.

Казалось, они не удивились, увидев нас с Джебедайей.

— Корабль готов, — провозгласил высокий.

— Мы друзья семьи, — я сделал шаг вперед. — Надеюсь, вы не возражаете, если мы внимательно проверим вашу работу, перед тем как заплатить.

— Вы ничей не друг, Габриэль Мола, — ответил он. — Но мы ручаемся за свою работу. Добро пожаловать посмотреть на нее.

— Вы знаете, как меня зовут?

— Мы всё о вас знаем, — кивнул он.

— Определенно больше, чем вы о нас, — добавил второй.

— Вовсе не из-за недостатка усердия, — парировал я. — Слишком долго я ждал встречи с вами.

— Вот и встретились, — проговорила женщина. — Надеюсь, мы не разочаровали вас.

— Обязательно доложу вам об этом после долгой и обстоятельной беседы на Голденроде, — пообещал я.

— Мы не собираемся на Голденрод, — сообщил высокий.

— Я бы не поставил на это свой последний кредит, — сказал я, доставая импульсник и делая знак Джебедайе вытащить лазер.

— Уберите это, — попросила женщина без малейшего намека на страх. — Теперь вы уже знаете, что у нас не бывает оружия.

— Мне гораздо комфортнее, когда я держу его в руке, — ответил я. — Хочу предупредить: даже не думайте о побеге. Дом окружен, мои люди сидят в каждом общественном и частном космопорту планеты.

— У нас нет намерения уйти, пока нам не заплатят, — заявил высокий. Он обратился к Хэрриет Микер. — Ваш корабль отремонтирован. Вы готовы выполнить свои обязательства?

— Если он функционирует, это будет оплачено, — сказал я. — Можете использовать оплату на аванс хорошему адвокату. Он вам очень скоро понадобится.

— Я говорил не с вами, Габриэль Мола. Мы заключили сделку и полностью выполнили свою часть договора. Вы советуете Хэрриет Микер отказаться от своего обязательства?

— Я сказал вам: в случае исправности корабля она положит деньги на доступный вам депозитный счет, если и когда мы вас отпустим.

— Это лишь часть обязательств, — напомнил высокий мужчина. — Также имеется и сувенир.

— Вы что, вообще меня не слушаете? — возмутился я. — Вернемся к делу. Вы сдаетесь под арест добровольно?

— Конечно, нет, — сказал высокий. — Какие законы мы нарушили?

— Мы обсудим это на Голденроде, — повторил я.

— Я уже говорил вам: мы не собираемся на Голденрод, — заявил он. — По крайней мере в качестве обвиняемых. Возможно, придет день, когда мы решим нанести туда визит, но нескоро.

Такого поворота я предвидеть не мог. У меня были все козыри. Мы с Джебедайей держали негодяев под прицелом. Они должны были понимать, что я не шучу насчет окружения, и, естественно, они были в курсе, что мои люди дежурят во всех космопортах, и все равно они не демонстрировали ни единого признака тревоги. Как будто они совершенно не осознавали своей беспомощности, не понимали ситуации, в которой оказались.

— Нет, это вы неверно оцениваете ситуацию, — сказал высокий, отзываясь на мои невысказанные слова.

— Значит, вы телепаты, — сообразил я, лишь наполовину удивленный. — Вы только улавливаете или также и передаете мысли?

— Либо то, либо другое, — улыбнулась женщина.

— Если вы читаете мои мысли, то знаете, что у вас нет ни единого шанса улизнуть, а потому не усложняйте и без того непростое дело.

Высокий снова повернулся к Хэрриет:

— Я последний раз спрашиваю: Хэрриет Микер, вы готовы исполнить обязательства по нашей с вами сделке?

Она вопросительно посмотрела на меня:

— Что мне делать, мистер Мола?

— Я уже ответил вам, — обратился я к высокому. — Если корабль на ходу, вы получите свои деньги.

— Думаю, вы знаете: нас не интересуют деньги, — сказал высокий.

— А я думаю, вы знаете: мне плевать, что вас интересует, — заявил я и качнул импульсником: — Пойдемте.

Джебедайя выступил вперед и закрыл собой Хэрриет, на случай если дело выйдет из-под контроля.

— Это ваше последнее слово?

— Так и есть.

— Вы глупец, Габриэль Мола, — проговорил он. — Я был лучшего мнения о вас.

— Нам всем приходится мириться с разочарованиями, — съязвил я.

— Нет, — твердо сказал он. — Только некоторым из нас.

И вдруг высокий мужчина исчез, а передо мной оказалась моя точная копия. Я сильно зажмурился и снова открыл глаза, но ничего не изменилось. Кроме того, что в комнате присутствовали два Джебедайи и две Хэрриет Микер.

Я не знал, метаморфы они или практикуют какой-то метод контроля сознания, но это неважно. Они оказались еще опаснее, чем я думал.

— Гейб, — неуверенно произнес один из Джебедайев. — Что мне делать?

— Помоги мне, Гейб! — сказал другой точно таким же голосом. — Тебя двое!

— Если не можешь точно определиться, застрели нас обоих, — разрешил я. — Теперь, когда мы знаем, на что они способны, мы не можем позволить им уйти!

— И целься точнее! — добавил мой дубликат моим голосом.

Джебедайя слева от меня попытался поднять пистолет. Я видел, как напряглись его мышцы, как капля пота ползет от виска по щеке, но его рука не поднялась ни на сантиметр. Я понял: придется пристрелить обоих Джебедайев, и вдруг обнаружил, что тоже не могу пошевелиться.

Мой абсолютный двойник стоял передо мной.

— Вы все еще думаете, что нам отсюда не выйти? — улыбнулся он. Он взял коммуникатор из кармана моей куртки, подключился к гамма-частоте и заговорил: — Привет, Вольф, — его интонации были абсолютно моими собственными. — Ложная тревога. Это действительно группа странствующих механиков. Давай всем отбой, мы подъедем к вам в космопорт через час или около того.

Он отключил связь и положил компьютер к себе в карман, пока я соображал, как он планирует избавиться от наших тел.

— Никто никого сегодня не убьет, Габриэль Мола, — ответил он на мои мысли. — Вы можете быть моей жертвой, но не врагом.

— Черта с два, — проскрипел я.

— Вы знаете нашу историю, — продолжал он. — Хоть один из нас причинил физический ущерб хоть кому-нибудь?

— У вас другие методы.

Он снова улыбнулся, как мне показалось, почти печально.

— Теперь вы меня поняли, — признал он.

Он подошел к Хэрриет, которая тоже была явно не способна шевелиться.

— А теперь, Хэрриет Микер, пришло время завершить наше соглашение. Я знаю, что вы не хотите причинить нам зла, поэтому я не буду рассматривать присутствие Габриэля Молы и Джебедайи Бёрка как ваши недобрые намерения, но буду настаивать на исполнении обязательств по сделке. Габриэль Мола пообещал нам деньги; мы считаем его человеком чести, умеющим держать свое слово. Позже мы свяжемся с ним и передадим инструкции, касающиеся денежной части контракта. — Он помолчал. — Остается только сувенир ничтожной стоимости.

Он кивнул другой Хэрриет, которая принялась ходить по комнате, прикасаясь к книгам, полкам, вазам, картинам, часам, голограмм-аппарату. Внезапно она быстро прошла в спальню и скрылась в ней, появившись через мгновение со старой поломанной щеткой для волос.

— Нет! — закричала Хэрриет. — Только не это! Возьмите что-нибудь другое!

Лже-Хэрриет вручила щетку моему двойнику, который внимательно изучил находку.

— Даже будь она новой, сомневаюсь, что ее можно было бы продать больше чем за десять кредитов. Да, это вполне погасит вашу задолженность перед нами, Хэрриет Микер.

— Пожалуйста… нет… — со слезами на глазах умоляла она.

— А теперь пришло время откланяться, — продолжал он, отдав сувенир цыганке. Он положил руку на мое плечо и заглянул мне в глаза: — Мы с вами никогда больше не увидимся, Габриэль Мола, но я рад, что нам наконец предоставилась возможность познакомиться. — Он повернулся к Джебедайе: — Вы несете тяжкое бремя, Джебедайя Бёрк. Берегите его.

Поначалу я подумал, что это был камень в мой огород: вроде как я — его тяжкое бремя. Но заметив удивление на лице напарника, понял, что есть и кое-что иное, о чем я и не подозревал.

А затем они ушли, так же быстро, как и пришли.

Мы втроем недвижно стояли еще полчаса. Я спросил Хэрриет о щетке, но каждый раз при упоминании вещицы она начинала плакать, и наконец я сдался.

Затем мы снова обрели способность двигаться, и я понял: звездные цыгане покинули планету.

По возвращении на Голденрод три дня нас мучили вопросами, заставили представить официальные доклады, но это мало помогло. Знание, что они могут появиться в любом облике, не упрощало их поиск, а способность цыган читать мысли не помогала защищать свои головы. Единственным сдвигом стало удвоение правительственного финансирования департамента, и мы смогли взять в штат дополнительно 75 сотрудников (людей и инопланетян).

Затем последовала серия физических и психических тестов: надо было удостовериться, что звездные цыгане не просочились в департамент. Как я и думал, мы не выявили ни одного.

— Зачем бы им вообще здесь появляться? — размышлял Джебедайя. — Мы никогда не нападали, только противодействовали. У них нет нужды дезинформировать нас.

— Это просто проверка в рамках соблюдения всех мер предосторожности, — пояснил я.

— Понял, — согласился он. — Надо было застрелить одного из них, когда подвернулся такой шанс. В конце концов мы могли бы передать его нашим ученым на изучение, и, может, они нашли бы способ как-то их опознавать.

— Республика осуждает преднамеренные убийства, — напомнил я.

— Республика никогда не противостояла ничему или никому с подобными способностями, — возразил Джебедайя.

— Подумай хорошенько, — посоветовал ему я. — Как ты собираешься убить существо, которое может прочесть твои мысли и знает о твоих намерениях?

— Если я решусь на это на расстоянии метров в шесть-семь от него, он не успеет остановить меня.

— Но если стены не помешают ему читать мысли, то он еще за дверью будет в курсе твоих замыслов, и в этом случае он или вообще не откроет дверь, или уже будет готов к встрече с тобой. Вдобавок, как ни крути, это убийство.

Он глубоко вздохнул.

— Полагаю, ты прав. Мне просто отвратительно видеть страдания несчастных. Факт, что жертвы становятся таковыми добровольно, не имеет значения; они не знают о предстоящих утратах.

— Как бы то ни было, — рассудил я, — единственный способ остановить их когда-нибудь — это определить, зачем они это делают. Даже если департамент санкционирует пару выстрелов, что мы с этого поимеем? Два тела, а возможно, и способ их выявления. Это не заставит цыган отказаться от кочевок с мира на мир в поисках работы.

— Насколько я знаю, они никогда не соглашались работать только за деньги, — сказал Джебедайя. — Значит, все дело в безделушках.

— Конечно, в них! Но почему? Вот вопрос, который я себе задаю с тех самых пор, как ушел с флота на эту работу.

— Ты служил во флоте, да еще и здесь 27 лет работаешь? Ты не выглядишь настолько старым.

— Служил я там недолго, меньше двух лет. Потерял ногу в Сеттской войне. С тех пор хожу на той, что выдало правительство.

— Никогда не замечал.

— Нет причин, почему бы ты заметил. Это же не дефект, как бывало когда-то. Да, черт побери, в прошлом году самым высокооплачиваемым на планете игроком в убойнобол был Маркус Квинтоби, а у него вместо рук два протеза.

Мы еще поговорили, а затем получили сообщение, что команда звездных цыган снова пошла на дело в системе Коринда. Было уже поздно что-либо предпринимать, но мы по зову долга направились к кораблю и отчалили.

Беладжи с планеты Коринда IV оказались расой разумных сумчатых, трехногих и покрытых от головы до кончиков пальцев ярким оранжевым пухом. В этом мире с течением веков становилось все жарче и засушливее, воду добывали из глубоких колодцев. Колодец, снабжавший местную лечебницу, обрушился. Если его не починить за один солнечный день, пациенты будут страдать от жажды, а если растянуть ремонт дня на три, большинство погибнет.

Звездные цыгане явились, сделали свое великодушное и щедрое на вид предложение и перестроили колодец, укрепив его стенки арматурой повышенной прочности, меньше чем за день. Но они подписали контракт со всем коллективом лечебницы, и ко времени, когда мы туда добрались, было трудно сказать, кто страдает больше, пациенты или врачи.

Мы задали обычные вопросы, получили обычные ответы, провели обычный бесплодный поиск ключей к разгадке, куда звездные цыгане могут направиться дальше, и наконец отбыли, с облегчением покидая место страданий.

Выйдя из стратосферы Коринды IV, мы собирались включить световые скорости, когда приемник уловил подпространственное радиосообщение. Три шахтера человеческой расы застряли в поясе астероидов между шестой и седьмой планетами системы Черчилля. Корабль поврежден, они посылают сигнал SOS. Спасательное судно уже в пути, но ему потребуются стандартные сутки, чтобы добраться до бедствующих, а мы сумеем прийти на помощь за шесть часов. Конечно, мы помогли бы им, если бы смогли, но главное — случай представлялся весьма благоприятной возможностью для звездных цыган. Может, если немножко повезет, мы сможем их здесь подождать?..

Штаб ввел координаты в комп-навигатор, мы достигли многократной скорости света, и оставалось только ждать прибытия на место. Не было смысла залегать в капсулы глубокого сна: «прогулка» обещала продлиться всего шесть часов. Мы проверили оружие, слегка подкрепились и стали ждать окончания полета.

Минут за двадцать до пункта назначения мы получили другое сообщение. Горняки наконец умудрились заставить корабль двигаться, и он потащился к порту колониального мира Гринвиллоу, который был неподалеку — через две системы.

— Что ты об этом думаешь? — спросил я Джебедайю. — Хочешь все равно попытаться?

— Если они не услышали сообщения, они могут не знать, что корабля здесь уже нет. У нас имеются координаты. Если мы сможем сесть на астероид до их появления, у них не будет причин думать, что мы не шахтеры.

— Пока не приземлятся, — поправил я. — Эта их чертова телепатия! — Я прикинул варианты и понял, что их на самом деле нет. Мы уже почти на месте, и если я не собираюсь подстеречь их, пока они не добрались до моей головы, я их больше никогда не увижу. — Ага, давай!

Мы сбросили скорость до световой за 18 минут и стали вилять, пролетая сквозь астероидный пояс. Затем я взял ручное управление и поймал на экран визуального наблюдения нашу цель, астероид 1783В системы Черчилля. Тут-то все и произошло! Небольшой тонкий обломок солнечной батареи, не больше жестянки, пропорол обшивку и силовую установку корабля. Если бы мы уже приземлились, он бы просто отскочил, но у него была своя орбитальная скорость, мы тоже все еще двигались со скоростью в 75 процентов от световой, поэтому он просто прорвался насквозь, прямо в ядерный реактор и ускорители.

— Черт! — проворчал я, когда корабль вышел из-под контроля и произвольно завертелся.

— Что случилось? — спросил Джебедайя, сжимая подлокотники кресла.

— Кусок космического мусора, — сказал я. — Камешек, ледышка или еще какое барахло…

— Большая поломка?

— Если бы я мог сманеврировать, чтобы приземлиться на один из астероидов, с нами все было бы в порядке. Но если мы будем тут вертеться в поясе, рано или поздно обязательно врежемся во что-нибудь гораздо большее, чем ударившая нас мелочь.

Мне потребовалось около двух минут, чтобы прекратить вращение. 1783В был уже позади, но впереди, в 90 000 миль я увидел еще один астероид и рассчитывал, что смогу достаточно замедлиться, ведь это был наш лучший и, пожалуй, единственный шанс. Тормозная система оказалась «тормозной», и корабль снова было завращался, но как-то мне удалось справиться и взять их обоих под контроль.

— Соберись! — велел я. — Мы сделаем это, но мягкой посадки не обещаю.

Вскоре астероид заполнил все пространство экрана наблюдения. Я попытался посадить нас на хвост, но посадочные контроллеры не отвечали, и я принял решение проскользить на пузе. Нам чертовски повезло, что на этом каменном куске не было мелких горушек и валунов, потому что мы тащились по его поверхности почти три мили, перед тем как окончательно остановились.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Не могу ручаться за сердцебиение или давление, но вроде ничего не сломано, — откликнулся Джебедайя.

— Довольствуйся этим. Сорок пять секунд назад я уже держал сам с собой пари, что мы не выживем.

Он улыбнулся:

— Спасибо, что не сообщил мне об этом раньше.

Я проверил приборную панель и сказал:

— Но проблемы у нас все еще есть.

— Ну?

— Связь вышла из строя, и у меня такое чувство, что корпус корабля поврежден. Кислород уходит. Видимо, придется надеть скафандры.

— Какой в них запас кислорода? — спросил он.

— На полдня.

— А в корабле когда кончится?

— При нынешней скорости его потери, может, часа через четыре.

Я знал, о чем он думает. Элементарный расчет. Четыре часа и полдня — всего 16 стандартных часов. Спасательному кораблю требуется 24 часа от старта до финиша, и даже если он не свернул — а какой ему теперь резон сюда тащиться, — то прибудет через два часа после того, как у нас кончится воздух.

— Мы наденем скафандры потом, когда это станет неизбежным, — предложил я. — Это даст нам чуть больше времени сообразить, сможем ли мы починить связь.

Вот такая фантазия. Даже если мы починим радио, тут поблизости нет миров Республики, чтобы вовремя добраться до нас. Да, наш сигнал могли бы принять на пролетающем мимо корабле — на самом деле это была наша единственная надежда, — но шансы ничтожно малы, и с каждой минутой без связи приближались к нулю.

Через час я понял: починить приемник-передатчик мы не сумеем. Возможно, механик получше и справился бы, но ремонт подпространственных радиосистем не входит в число моих специальностей, а Джебедайя понимает в них еще меньше.

— Да ладно, — сказал я, присаживаясь. — Не так уж плоха была эта жизнь, я полагаю. Просто жаль, что она кончается раньше, чем я закончил свою работу.

— У тебя есть дети, Гейб? — спросил Джебедайя.

— Сын, — ответил я. — Мы с ним не виделись уже… лет десять или одиннадцать. Жена ушла от меня… видимо, потому что я не держал в себе все переживания по службе, выплескивал в разговорах разочарование и неверие в свои силы… Сын ушел с ней. — Я помолчал. — Он был чудесным мальчишкой. Я оставил ему по завещанию почти все.

— Почему почти?

Я достал маленький сверточек из нагрудного кармана.

— Всё, кроме этого. Это я никому не отдам.

— Ну-ка, покажи…

Развернув, я протянул ему содержимое:

— Медаль за храбрость, с Сеттской войны.

— Это когда ты ногу потерял? — спросил он.

— Ага. Я вытащил семерых из моего отряда, а ногу оставил. Думаю, вполне выгодный обмен. Флот тоже так решил…

— Обалдеть, — изумился Джебедайя. — Я никогда таких медалей не видел.

— Их выдали очень немного.

— Ты, наверное, ужасно гордишься…

— Это было очень давно, — сказал я. — В данный момент это, кажется, не имеет значения… — Я умолк и припомнил свою жизнь. «В целом, я в плюсе. Выигрыш не слишком велик, но все-таки…» — Я по-прежнему ни о чем не жалею, разве что не отловил ни единого цыгана. А ты?

— Да я полным-полно всего запланировал, — сказал он. — Кто-нибудь другой это сделает, наверное…

— Это в будущем, — сказал я. — По прошлому какие-нибудь сожаления есть?

— Только одно.

— И это…

— Сожаление.

Ладно, если не хочет говорить об этом, я не собираюсь настаивать. По расчетам, у нас осталось около 15 часов, чтобы привести мысли в порядок и попытаться уйти из жизни хоть с каким-то чувством собственного достоинства.

Он продолжал вертеть рычаги и ручки приборов. Некоторые работали, некоторые нет. Самая важная — радио — окончательно сдохла. Показалось, что стало теплее. То ли воображение разыгралось, то ли кислород утекал быстрее. Я решил даже не подходить к скафандру, пока совсем не припрет, или вообще в него не забираться. Когда прожил 52 года, что значат какие-то 12 часов, особенно 12 часов медленного удушья.

— Я никогда не писал завещания, — вдруг сказал Джебедайя. — Я просто представить не мог, что оно так скоро понадобится. Полагаю, я должен выразить свою волю, чтобы тот, кто найдет нас, смог доставить его властям. Не то чтобы у меня много чего было…

— Могут пройти века, прежде чем нас найдут, — сказал я. — Система необитаема, и никто не знает, где мы есть.

Тут некая мысль посетила меня, и я усмехнулся.

— Что тут смешного?

— Если у тебя есть какие-то средства на бирже или в банке, то к тому времени, как нас найдут, там могут накопиться миллионы. Жаль, у тебя нет наследников…

— Да уж, при таком условии как-то глупо писать завещание, — согласился он.

— Оставь их своей любимой церкви или политической партии, — предложил я. — Там им найдут применение.

— Скорее всего…

Он повернулся к микрофону, чтобы надиктовать завещание в компьютер. Неподвижно поглазев некоторое время на экран у своего кресла, он повернулся ко мне со странным выражением лица.

— Что случилось? — спросил я. Ничего худшего уже не произойдет.

— Ты сказал, что система Черчилля необитаема, так?

— Верно.

— И ты не отправлял никаких сообщений?

— Ты же знаешь, что нет.

— Ну, вообще-то к нам приближается корабль, — сказал он.

— Интересно, какая-нибудь из систем обороны работает, — попытался установить я. — Мы можем выстрелить в пространство, чтобы привлечь его внимание.

— Не надо. Он не мимо летит, а уже замедляет ход.

Я включил главный монитор. Напарник оказался прав: к нам приближался маленький серебристый кораблик.

— Не вижу его опознавательных знаков, — пригляделся я.

— Да какая разница!

— Если они обнаружили нас, то наверняка заметили, что мы без связи, — сказал я, вытаскивая импульсный пистолет. — Надеюсь, они летят на помощь, но если для грабежа, то будем готовы и к такому повороту. В этом случае, возможно, нам удастся их обезопасить и взять управление кораблем.

Он вытащил свои отжигатель и визговик и положил перед собой на пульт управления.

— Ты когда-нибудь видел такой корабль? — спросил он, когда суденышко подлетело поближе.

— Нет, — признал я. — Видимо, инопланетяне. В Республике вообще нет ничего подобного.

— Он ужасно маленький, — заметил он. — Выглядит как самоделка.

— В любом случае он не сможет взять нас обоих, даже если у него самые самаритянские намерения, — сказал я.

Корабль завис менее чем в миле над астероидом и начал аккуратно опускаться на поверхность. На мгновение показалось, что он приземлится прямо на нас, но он сел ровнехонько рядышком.

Потом мы услышали, нет, почувствовали, как что-то подсоединяется к шлюзу. И через несколько минут я услышал то, чего никогда не ожидал услышать в пространстве космоса — кто-то деликатно постучал в дверцу.

Я приказал створкам открыться, но эта часть оборудования тоже не работала. Наведя импульсник на дверь, я жестом велел Джебедайе открыть дверь вручную.

Он открыл и отступил назад, когда откинулась дверца.

В кабину вошла женщина средних лет с чистыми синими глазами, седеющими каштановыми волосами и крепким тренированным телом. Она была в некоем универсальном комбинезоне, а не в скафандре, и я сообразил, что она состыковала наши корабли.

Она быстро осмотрелась и перевела взгляд на меня.

— Я тоже рада вас видеть, — насмешливо проговорила она, кивая на импульсник, нацеленный на нее. Я опустил оружие, но не убрал.

— Кто вы? — спросил я.

— Вам правду или придумать что-нибудь? — усмехнулась она.

— Вы одна из этих, не так ли?

— А вы Габриэль Мола и Джебедайя Бёрк, — утвердительно произнесла она.

— Как вы узнали, что мы здесь?

— Это так важно? — осведомилась цыганка.

— Хотелось бы узнать перед неизбежной смертью.

— Неизбежной. Но вы, я полагаю, предпочли бы жить.

— Вы имеете какое-нибудь отношение к неисправностям на нашем корабле? — спросил Джебедайя.

— Нет, конечно, — ответила она. — Я знаю, вы мне не верите, но мы вовсе не злобные садисты.

— Ваши друзья цыгане знают, что вы здесь?

— Теперь да.

— Вы здесь, чтобы спасти нас?

— Ну, это следует обсудить.

— И сколько же миллионов кредитов это будет стоить? — ядовито ухмыльнулся я.

— На самом деле вы, Габриэль Мола, как разумное существо немного стоите, — сказала она. — Вы охотитесь за нами безо всякой причины, вы подвергаете нас гонениям, даже несмотря на то что мы не нарушили ни единого вашего закона, вы убеждаете людей не вступать с нами в открытые переговоры и не заключать честные сделки. Нет, вы просто никчемушный представитель человеческой расы. Думаю, за спасение вашей жизни я назначу плату в размере одного республиканского кредита.

— И в чем подвох? — спросил я.

— Никакого подвоха. Один кредит и сувенир на память о вас. — Она улыбнулась. — Оплата по требованию после выполнения работы.

— Я видел ваш корабль на экране, — сказал я. — Вы абсолютно точно не сможете взять с собой нас обоих.

— Это было мое предложение лично вам, — сказала она, затем обратилась к Джебедайе: — А вас я спасу бесплатно, Джебедайя Бёрк. Не возьму ни денег, ни сувенира.

— Почему? — подозрительно спросил он. — Ваши никогда не работают бесплатно.

— У вас есть определенные качества.

— Какие же?

— Мы обсудим их на корабле.

— Тут что-то не так, что-то я упустил, — покачал он головой. — Если вы собираетесь спасти нас по очереди, возьмите Гейба первым.

— Не хочу, — твердо сказала она.

— Я не оставлю его здесь умирать.

— Если он согласится на мои условия, то будет спасен.

— А если нет?

— Тогда он умрет в одиночестве и неоплаканным, — пообещала она. — Его имя забудут, его тело никогда не найдут, словно его никогда и не было. Неужели это действительно та судьба, которой вы желаете своему другу?

— Тогда спасите его первым, — упрямо повторил Джебедайя.

— Не будь дураком, Джебедайя, — сказал я. — Отправляйся с ней, пока у тебя есть шанс.

— Я тебя не брошу, — ответил он.

Цыганка снова повернулась ко мне:

— Не спорьте с ним. Он пойдет по своей воле, когда настанет час. Мы с вами заключаем сделку, Габриэль Мола?

— Один кредит?

— И сувенир.

— Какого черта! — воскликнул я. — Если я умру здесь, ни единая вещица из моего барахла не доставит мне радости. Да, заключаем. — Я обратился к Джебедайе: — Если я не вернусь, раздай все вещи из моей квартиры, или сожги всё скопом, или разложи на атомы, перед тем как эта особа наложит на них свои ручонки.

— Я никуда без тебя не пойду, — упрямо настаивал он.

Она подошла поближе и протянула руку:

— Обычно я заключаю контракт в письменной форме, но в данных обстоятельствах принимаю решение скрепить наш договор рукопожатием. По рукам, Габриэль Мола?

Я пожал ей руку. На ощупь — нормальная женская рука.

— По рукам. И как вы теперь собираетесь вытащить нас отсюда?

— Я возьму с собой Джебедайю Бёрка. Это даст вам почти на два часа больше кислорода. Кто-нибудь появится здесь и успеет забрать вас. — Она помолчала. — Не считайте их своими врагами, Габриэль Мола. Ведь они прилетят спасти вам жизнь.

— Это не значит, что я перестану охотиться за вами, — честно предупредил я.

— Видимо, один кредит — слишком высокая цена, — пожала плечами цыганка. — Но сделка есть сделка.

Она прошла к шлюзу и снова повернулась к нам — и вдруг женщина средних лет исчезла. Она превратилась в стройную хрупкую девушку, почти подростка, с темными грустными глазами, длинными волнистыми волосами медового цвета. Она выглядела такой очаровательной, наивной, не тронутой жизнью.

— Пойдем, Джебедайя Бёрк, — проговорила она нежным голосом, совершенно соответствующим ее облику. — Нам пора.

— О боже мой, — пробормотал Джебедайя. — Как вы узнали? Я напрочь выбросил ее из головы.

— Вы обманываете себя, — сказала звездная цыганка. — Она самый значительный образ в вашем сознании.

— Не надо так со мной! Пожалуйста! — взмолился Джебедайя. — Однажды я уже потерял тебя. Сумел примириться с Вселенной. Не заставляйте меня снова…

— Ты потерял меня и снова нашел, — промолвила девушка.

— Кто это? — спросил я.

Мученическое выражение появилось на лице парня:

— Ее зовут Серафина. Мы собирались пожениться. — Он с трудом подбирал слова, не отводя взгляда от девушки. — И я убил ее.

— Это была не твоя вина, — мягко пояснила она. — Полиция привлекла к ответственности владельца другого транспорта.

— Я смотрел только на тебя, а должен был смотреть на дорогу, тогда бы увидел, как оно движется навстречу… — проговорил он. — Моя вина в этом.

Она протянула к нему руку:

— Я прощаю тебя.

Он попытался отвести от нее взгляд, но не смог.

— Пойдем со мной, Джебедайя, — проворковала красавица. — Время уходит.

Он стоял как загипнотизированный.

— Ты не Серафина, — наконец выдавил он.

— Я буду для тебя Серафиной столько, сколько пожелаешь, — сказала она, проходя спиной сквозь шлюз. — Пойдем, Джебедайя.

— Гейб, я… — слова застряли у него в горле.

— Иди, — кивнул я. — Оставаясь здесь, ты ничем не сможешь помочь нам обоим.

Казалось, еще секунду он сопротивлялся. Затем, со звуком, который был наполовину вздохом, наполовину всхлипом, он последовал за девушкой в корабль. Спустя мгновение шлюз закрылся, и я наблюдал на экране, как кораблик отшвартовывается и взлетает.

Следующие два часа я размышлял, выполнит ли цыганка условия сделки. В кабине стало слишком жарко, дышалось с трудом. Я уже был готов забраться в скафандр, когда корабль, больший, чем предыдущий, тихонько опустился прямо рядом с моим. В нем находилось пятеро звездных цыган. Они состыковали корабли, открыли люк шлюзовой камеры и очень вежливо попросили меня пройти на борт.

Через минуту мы взлетели. Мне предложили еду и напитки, которые я отверг, и приятную беседу, которую в данных обстоятельствах посчитал нелепой, если не оскорбительной. Полет занял пару часов на световых скоростях, и мы добрались до Гринвиллоу, где корабль приземлился в маленьком частном космопорту, и меня отпустили.

— Где Джебедайя Бёрк? — спросил я, оглядываясь на пустом космодроме.

— Он вернется к вам, когда будет готов, — сказал один из бродяг, по-видимому, вожак.

— Откуда я знаю, может, вы убили его?

Он принял удивленный вид.

— Вы знаете о нас больше, чем кто-либо другой. Разве мы хоть раз кого-нибудь убили?

— Нет, — признал я. — Но почему вы делаете то, что делаете?

— Зачем вы принимаете пищу? Зачем дышите?

— Какого черта! Это не ответ! — возмутился я. — Вы что, пытаетесь сказать мне, что вы вынуждены разбивать сердца и сеять страдания повсюду, где пролетаете?

— Мы не враги, Габриэль Мола.

— Кто же вы?

Бесконечная грусть отразилась на его красивом спокойном лице. Потом люк захлопнулся и через некоторое время корабль взлетел.

Я связался с ближайшим участком нашего департамента, который оказался на Геспорите III, доложил о случившемся и стал дожидаться служебного транспорта.

По возвращении на Голденрод я был почти уверен, что Джебедайя ждет меня там, но он так и не появился. Я издал приоритетный приказ о розыске и довел его до сведения не только всего нашего департамента, но до каждого участка полицейского управления по всему кластеру Кинелли. Никто не видел моего приятеля, никто не знал никого, кто бы его видел, и через год мне наконец пришлось признать: звездные цыгане совершили свое первое убийство. Я лишь надеялся, что он насладился последними минутами или часами жизни со своей фальшивой Серафиной.

Казалось, звездные цыгане стали более дерзкими и бесцеремонными. Если не считать моего несчастного напарника, почерк их преступлений не изменился, но казалось, они предвидят каждую ловушку, которую мы для них расставляем. Раньше они пробавлялись на мелких заштатных и колониальных планетках, теперь же стали «работать» также в наиболее густонаселенных мирах. Ситуация всегда складывалась одинаково: дело, требующее выполнения, волшебное появление команды старательных умельцев, договор на невероятно низкую сумму — и в то же время невероятно высокая цена сделки.

Я уже настиг было парочку на Дедале IV и даже вызвал подкрепление, но они просто дождались моих людей, приняли облик двух первых прибывших и в суматохе скрылись. В торговом городе одной из планет внутренней границы миров Договора я даже чуть не подстрелил одного, но он нырнул в заброшенное строение, и больше я никогда его не видел, хотя исследовал там каждый дюйм.

Я направил полсотни поисковиков, чтобы найти их родной мир, но всё без толку. Никто не знал, как они выглядят на самом деле, когда не надевают чужую личину, а потому не было способа точно определить, нашли мы их или нет.

Работа по-настоящему угнетала и раздражала меня, я уже подумывал выйти на пенсию досрочно. Не мог больше выносить вида чужих страданий и ощущения собственной беспомощности. Если бы ежевечерний алкоголь или наркота помогали справиться с подобными сложностями, то я непременно подсел бы на эту дрянь, но я знал: проблема все равно останется.

Как-то вечером в конце лета я зашел на обед в привычный ресторанчик, а после решил прогуляться пешком, а не ехать на одной из движущихся экспресс-дорожек. Когда я наконец добрался до дома, уже стемнело, но на удивление свет у меня в окне горел. Я мог бы поклясться, что выключил электричество, когда уходил на работу.

Привычно сжимая импульсник в ладони, я осторожно подобрался к двери. Пробормотал код доступа, подождал, пока дверь раздвинется, шагнул внутрь и увидел перед собой Джебедайю Бёрка.

— Глазам не верю! — воскликнул я, убирая оружие. — Я уж похоронил тебя года три назад.

— Как ты, Гейб? — просто спросил он.

— Обалдел, — признал я, не делая попыток скрыть свою радость. — Что ты здесь делаешь?

Он оглядел остроугольную гостиную.

— Любуюсь картинами, — сообщил он. — И твоей библиотекой. Прошло много времени, с тех пор как я видел настоящую книгу.

— Черт побери, как ты сюда проник? У меня тут подключено чуть ли не произведение замочного искусства.

— Я многому научился у звездных цыган.

— Как ты от них сбежал? — спросил я.

— Об этом нам и надо поговорить, — ответил Джебедайя.

— Ты кое-что о них узнал, — взволновался я.

— Я узнал о них всё.

Я подошел к своему любимому креслу, велел ему парить на высоте пары дюймов над полом и уселся поудобнее.

— Расскажи, — попросил я.

— Для того и пришел.

— Начни со своего побега, — сказал я.

— Побега не было, — пожал плечами Джебедайя.

— Не понял.

— Сейчас поймешь. — Он поманил стул, подождал, пока тот прилетит из угла и сел рядом, всего в полуметре от меня. — Давай я начну с того, что они тебе никогда не лгали. И никогда не нарушали закон.

— Нет, — сказал я. — Бродяги просто разбивали сердца и крушили воспоминания.

Он кивнул:

— Да. Такое часто случалось. Но тут уж ничего не поделаешь.

— Еще как поделаешь, — парировал я. — Им не требуется грабить своих подопечных.

— Они никого не грабят, Гейб. Они никогда никого не заставляют подписывать соглашение, и они никогда не берут того, что не было им обещано.

— Да брось! — махнул я рукой. — Ты рассуждаешь, как цыган.

— Это неудивительно, — ответил он. Я снова потянулся к импульснику.

— Ты хочешь сказать, что присоединился к ним, — уточнил я.

— Убери пушку, Гейб, — произнес он ровно, без намека на страх в голосе. — Ты жаждешь крови или ответов на вопросы?

— Пока не решил.

— Я не буду говорить, пока ты не выберешь что-нибудь одно.

Джебедайя сложил руки на груди и терпеливо ждал. Он знал, что после трех десятков лет охоты на звездных цыган мне нужны ответы. Наконец я проворчал проклятье и вложил ствол в кобуру.

— Так-то лучше, — кивнул мой бывший напарник.

— Говори, — велел я. — И пусть справедливость восторжествует.

— Первое, что тебе надо понять, Гейб, они инопланетяне в полном смысле этого слова.

— Понял.

— Нет, не понял, — многозначительно подчеркнул он. — Ты так думаешь, но они появляются в человеческом обличье, бегло говорят по-террански, делают ту же работу, принимают оплату в республиканской валюте, и ты думаешь, что они люди. Грубые и бесчувственные — конечно, но люди.

— Они такие и есть, — подтвердил я.

— Я тоже так думал. Но ошибался.

— Продолжай, я слушаю.

— Конечно, слушаешь. Я просто надеюсь, что еще и слышишь.

— Избавь меня от игры в слова и продолжай, — велел я.

— Ладно. Звездные цыгане одарены многочисленными способностями. Многие из них ты видел и наверняка догадываешься о других. Но они также несут на себе проклятие в виде одного недостатка, и этот единственный дефект, возможно, перевешивает все их достоинства. — Он помолчал. — У них нет эмоций. Они не могут чувствовать.

— О чем ты говоришь?!

— Они не могут вырабатывать эмоции, но способны впитывать чувства других. Звездные цыгане осознали свой изъян и эту способность при первом же контакте с иной расой. Они увидели, насколько пусты были их жизни, и занялись решением проблемы.

— И единственная эмоция, которая им по нраву — это страдание? — съязвил я. — Вот уж чего бы я не взял…

— Нет, Гейб. Им не нужны страдания. Они берут все эти сувениры не для того, чтобы их владельцы страдали, а потому что могут впитывать любовь, счастье, нежность, которые с ними связаны. Как они это делают — даже для меня загадка. Но так оно и есть. Им требуются любовь и радость, пусть даже и заимствованные. Они знают, что приносят боль. Потому и работают столь дешево, стараются хотя бы так восполнить утрату милой вещицы. Они знают: многие люди рано или поздно смогут ее преодолеть. Ты и сам знаешь, что являются они только в самой критической ситуации, чаще всего, когда речь идет о жизни и смерти. И действительно спасают людей, да и другие расы не меньше. Как бы ни был дорог пресловутый сувенир, жизнь на самом деле гораздо дороже. Вы там, в управлении, знаете только о тех случаях, когда люди не оценили по-настоящему того щедрого дара, который им предоставили. Очень многие смиряются с потерей, чтобы обрести нечто новое, соглашаются отдать вещественное отображение воспоминаний, сохраняя их в сердце. Звездным цыганам нужны эти предметы. Без них они сами будут существовать, посвящая жизнь лишь еде, сну, работе, но никогда — чувствам.

Он умолк, и я задумался над сказанным.

— Если это правда, я им сочувствую, — заключил я. — Но не настолько сопереживаю и поддерживаю, чтобы позволять им нести эмоциональные утраты другим расам.

— Неужели альтернатива настолько ужасна?

— Ты говорил с их жертвами, — пожал я плечами. — Как сам-то думаешь?

— Думаю, нет справедливости во Вселенной, — заявил Джебедайя. — И по большому счету лучшее, что можно предпринять — это выбрать меньшее из двух зол.

— Они промыли тебе мозги, — констатировал я.

— Я пошел к ним добровольно, — сказал он. — Я могу жить, где хочу, но… я не хочу.

— Ты думаешь, сынок, что пошел добровольно, но на самом деле это они тебя выбрали, — напомнил я. — Цыганка предстала перед тобой в виде Серафины, потому что они читают мысли. Они нашли в твоей башке не только ее, но и твою молодость и впечатлительность, и полагаю, еще и все твои знания о работе департамента.

— Нет, — настаивал он. — Я присоединился к ним, потому что хотел помочь им.

— Я думал, ты хотел помочь их жертвам.

— Каждому приходится делать выбор, — вздохнул Джебедайя. — И это не всегда легко. Я свой выбор сделал.

— Ты подумал о том, что с тобой станет, когда ты уже не сможешь быть им полезным? — продолжал я. — Ты отвернулся от своей расы. Ты больше не один из нас. Ты примкнул к тем, кто заставляет нас страдать. Мы не примем тебя обратно.

— Я не собираюсь возвращаться, — ответил он. — Поиски жизненной цели были очень долгими. Теперь цель у меня есть. Звездные цыгане стали действовать более грубо и менее осмотрительно. Ты обнаружил их на Брансоне III, потом на Дедале IV, потом на Сувенире. Кто-то должен направлять их.

— Значит, ты не просто к ним присоединился, — предъявил я обвинение. — Ты еще и возглавил их!

— Кто-то должен был это сделать, иначе рано или поздно департамент санкционировал бы убийства. Ты разумный человек, Гейб, и я на самом деле не думаю, что ты унизишься до убийства, особенно теперь, когда ты знаешь мотивы их поступков. Но другие будут, и однажды начавшись, это не прекратится.

— Тогда что же мы с тобой сейчас делаем? — спросил я.

— Мы завершаем последний пункт сделки и после этого идем каждый своей дорогой.

— Ладно, — сказал я. — Но я буду преследовать тебя.

— Ты никогда меня не найдешь.

— Попытаюсь, — пообещал я ему. — Теперь о какой сделке ты говоришь?

— Четыре года назад звездные цыгане спасли твою жизнь. Соглашение подразумевало расчет после завершения работы. Я пришел получить оплату.

Я вытащил из кармана монету и вручил ему.

— Это пятикредитник, — сказал он.

— Мельче у меня нет. Передай, что они могут оставить сдачу себе.

— Нет, — отказался он, вытащил из кармана четыре кредита и отдал мне. — Сделка есть сделка. Мы никогда не берем больше, чем указано в контракте.

— Ладно, — кивнул я. — Теперь всё. Уходи.

— Еще не всё, — заявил он. — С тебя еще сувенир.

Я обвел рукой помещение:

— Выбирай и проваливай.

— Он не на полке и не в шкафу, Гейб, — сказал он. — Он у тебя в кармане.

— О чем это ты?

— О твоей медали за храбрость. Мы хотим ее на память.

— Иди к черту! — возмутился я.

— Ты заключил сделку, Гейб. Никто тебя не заставлял.

— Возьми что-нибудь другое, и я дам тебе неделю форы, перед тем как начать на тебя охоту.

— Нам не нужно ничего другого. Ты человек чести, Гейб. Мы ожидаем, что ты сдержишь свое слово.

— Я заключал сделку не с тобой, — возразил я, — а с цыганкой, которая была копией девушки, которую знал только ты. Пусть она сама придет и заберет свой гонорар.

На миг я подумал, что он попытается отнять у меня медаль, но он пожал плечами и направился к двери.

— Скажи ей, что я буду ждать, — крикнул я вслед.

Он ушел. Это был последний раз, когда я видел Джебедайю Бёрка. Он расстался со своими надеждами и мечтами, чтобы помогать звездным цыганам похищать таковые для своего бродяжьего племени.

В целом он был славным, порядочным, исполненным идеалов молодым человеком, возможно, получше многих. Он хотел сделать галактику лучше, и нашел расу, которая умудрилась завербовать его, взять в услужение его доброту и преданность. Но нельзя помочь человеку или расе, навредив другим, особенно когда дело касается таких тонких материй, как связанные с дорогими воспоминаниями очень личные вещицы.

Говоря, что мы никогда не примем его обратно, я откровенно лгал. Надеюсь, когда-нибудь он поймет и вернется. Конечно, мы, люди, простим ему эту слабость, потому что мы так устроены. У звездных цыган есть одно главное преимущество перед нами в этой необъявленной войне: каждый из нас способен принести вред невинной стороне, но только мы раскаиваемся в этом и только мы можем это предотвратить. Странно, никогда раньше не думал о сопереживании как о проблеме.

Не знаю, сможем ли мы выиграть с такой форой, но нам придется постараться.

Перевела с английского Татьяна МУРИНА

© Mike Resnick. Keepsakes. 2004.

Публикуется с разрешения автора.