«Если», 2010 № 06

Владислав Выставной Хлам

Тусклый металлический настил под ногами ощутимо вибрировал: транспорт начинал торможение. Стон металла и тоскливый скрежет наполнили пространство отсека, забивая монотонный гул голосов. Кто-то досадливо поморщился, прервав разговор, кто-то непонимающе огляделся и вновь погрузился в бездумное оцепенение.

И лишь тощий оборванец, примостившийся на массивном выступе аварийного створа, с любопытством прислушался, оскалился гнилозубым ртом и расхохотался — диким рваным смехом, потрясая клочьями серых волос, наполняя отсек атмосферой сумасшедшего дома.

Бруно настороженно огляделся, остановил взгляд на технике, который уставился в мертвый плафон и жевал потухший окурок. Вибрация должна бы вызвать у того тревогу, намекая на неполадки в силовой установке. Но ни техник, ни сгрудившиеся вдоль переборок люди не обращали на это внимания.

Здесь все было третьесортным, никуда не годным, паршивым, начиная с огромного, старого, забитого человеческим грузом корыта, ведомого третьеразрядной командой, и заканчивая «грузом» — сборищем самых бездарных и никчемных жителей Системы. Пожалуй, даже пугающий каторжный корабль с желтой полосой по борту несет в своих трюмах больше полезного человеческого материала, чем эта прогнившая лохань.

Намного дешевле их просто умертвить, и многие из пассажиров были бы этому только рады.

Но это — только на первый взгляд.

В Объединенных Корпорациях умеют считать. Конечно, применять живую силу для переработки космического хлама крайне нерентабельно. Куда эффективнее использовать роботов: они функциональнее, быстрее, не требуют воздуха и пищи.

Но Пристанище, уже показавшееся на обзорных экранах, — столь же необходимая часть системы, как и стройная лестница корпоративной иерархии. Все карты раскрыты, пути ясны и установлены правила: на одной чаше весов — пакет акций и партнерство в какой-либо земной корпорации, на другой — полурастительное и безответственное существование на далеком астероиде. Земля прекрасна. Земля уникальна. Земля — элитный брэнд.

И потреблять продукцию этого брэнда достойны лишь лучшие. Все, что не дотягивает до установленного уровня, будет выброшено на помойку, как вышедшая из моды мебель или устаревший телевизор.

Синее небо, плеск волн, ветер — где все это?..

— Ну что, будешь играть или сразу бабки отдашь? — нетерпеливо поинтересовался смуглый человек с неприятным взглядом.

С трудом вынырнув из тягучих мыслей, Бруно осознал, что сидит на рифленой палубе с засаленными картами в руках. Мельком глянув на расклад, понял, что потерял ход игры. Бросил карты в круг игроков и сказал хрипловато:

— Пас… Пойду, пожалуй…

Тучный игрок по правую руку от Бруно с трудом повернул голову, казалось, растущую без посредства шеи прямо из туловища, сдвинул мохнатые брови и тяжело произнес:

— Куда? Мы только начали. Хочешь уйти — давай сотню…

— Нет у меня сотни… — вяло отозвался Бруно.

Слева медленно придвинулся долговязый малый в потрепанной «армейке».

— Ты что, приятель, играл без денег? — сипло поинтересовался он и обернулся к насупленным игрокам. — Слышали? Надеюсь, ты знаешь, что бывает за такие фокусы?

— Нет… — честно сказал Бруно, еще не понимая, что происходит, но чувствуя, как вдруг взмокла спина.

Бок ощутил прикосновение чего-то холодного и острого.

— Это Пространство, приятель, — припав холодными губами к уху, прохрипел долговязый, и то, острое, стало безжалостно вгрызаться в плоть — глубже, болезненнее… — Здесь цена твоей жизни — ноль. Ты вообще понимаешь, во что вляпался?..

Мерзкий бледный рот что-то шептал, обдавая ухо болезненно-влажным смрадом, сипел и дышал, словно примериваясь, как бы вцепиться в шею. Бруно оцепенел в ужасе, не в силах ответить или просто сделать хоть что-то, оттолкнуть это жуткое чучело, броситься бежать… Но куда деться из этой ржавой цистерны, что какой-то остряк прозвал «поездом неудачников»?!

Где-то рядом беспокойно вскрикивал косматый безумец, перемежая невнятные возгласы беспричинным смехом. Бруно на миг почувствовал себя окруженным гиенами, хихикающими в предвкушении расправы над загнанной жертвой…

— Я дам за него сотню, — сказал спокойный голос. — Отпусти его.

Долговязый нехотя поднял голову — словно вурдалак, не желающий расставаться с добычей. Острие ножа продолжало болезненно царапать бок, натягивая кожу, готовую в миг лопнуть и вывалить кишки на грязную палубу.

— Сотни мало, — ухмыльнулся долговязый. — Он не отдавал добровольно, теперь должен за моральный ущерб…

— Даю сотню, — невозмутимо повторил голос. — Или можете его прирезать и попытаться продать труп.

Бруно замер. Похоже, долговязого психопата, действительно, перестали интересовать деньги — куда интереснее было насладиться ужасом жертвы. На счастье, его мнение не разделяли другие участники злосчастной партии.

— Давай деньги и забирай его, — сказал тучный. — Это по справедливости.

В круг полетела скрученная трубочкой купюра.

— Пшел! — процедил смуглый.

Долговязый лишь криво улыбнулся и вдруг мягко отпрянул, уставившись в карты, — словно ничего и не произошло. Бруно попятился, не веря собственному везению, вскочил на ноги, повернулся… И замер, упершись в высокую неподвижную фигуру.

Старик, крепкий с виду, даже ладный. Совершенно седой, с лицом, изрезанным морщинами, словно каньонами, с прозрачными глазами, глядящими из темных провалов.

— Э-э… это вы? — пробормотал Бруно. — В смысле, спасли мне жизнь…

— Я купил твою жизнь, — с тем же спокойствием произнес старик. — Теперь она принадлежит мне.

И, словно в издевку, эхо донесло знакомый лающий смех, сорвавшийся в протяжный тоскливый вой.

— Осторожнее, Бруно! — шипел динамик. — Это кажется, что невесомость, но такой массой может и придавить!

Юрген заглядывал в темную глубину трюма, подсвечивая фонариком, и в своем армированном вакуум-сьюте казался морским чудовищем, приманивающим на свет рыбку.

Бруно погасил резак и осторожно выбрался из-под куска обшивки, собственноручно вырезанного из борта старого промыслового корабля. Металлический прямоугольник плавно покачивался на оставленной тонкой перемычке.

— Пришлось повозиться, — сказал Бруно, закрепляясь на внешней стороне обшивки. — На этой посудине какие-то странные ребра жесткости.

— Еще бы, — отозвался Юрген, цепляя лебедкой клок, выдранный из тела корабля. — Охотник за астероидами — конструкция повышенной прочности.

— Откуда вы это знаете? — проговорил Бруно, срезая перемычку и глядя, как уплывает в черноту космоса сверкающий лоскут. — Разве вы специалист по кораблям? Вы же вроде этот…

— Историк, — подсказал Юрген, и в глубине за стеклом шлема сверкнули не очень уместные здесь очки. — У космоса тоже своя история. К тому же корабли… они такие красивые…

Бруно с сомнением оглянулся. На то, чтобы разобрать эту рухлядь, уйдут месяцы. Странный он, этот Юрген. И все в бригаде Предка странные, под стать самому старику. Спорить с ними трудно — просто не хватает доводов. Наверное, потому что они знают кучу лишних вещей. Но как бы то ни было, все они здесь — на самом дне жизни, а значит, учителя правы: успех — за специалистами, не захламляющими мозг никому не нужными знаниями.

Работа в Пристанище не слишком изматывающая, но не прощает ошибок. Словно там, где принимают решения, решили заранее создать условия для сокращения издержек путем физического избавления от самых никчемных работников. Одним из первых в ритуальную печь отправили старого знакомого Бруно — того самого долговязого психопата, любителя поиграть ножиком. Он больше прочих кичился опытом работы в открытом космосе — и не замедлил вспороть себе вакуум-сьют куском рваного металла.

В задачу бригады под руководством Предка входила резка корпусов старых кораблей, которые стягивали к Пристанищу со всей Системы. Астероид давно уже превратился в гигантскую свалку, по которой можно было изучать историю освоения человеком Космоса. Только никому не было дела до этой истории.

За исключением разве что Юргена. Бруно не очень понимал, зачем она нужна, эта история. Юрген и сам с трудом мог разъяснить свою страсть, которая в итоге и привела его в Пристанище.

— Я ничего не мог поделать, — говорил Юрген, пока в связке с Бруно они осторожно продвигались внутри огромного, изъеденного коррозией и микрометеорами корпуса. — Преподавание истории в университетах сократили. А я, между прочим, доктор наук, написал несколько книг и специализировался на археологии ранней античности. Финансирование сократили — корпорация решила реструктурировать расходы…

— И вам даже не предложили места? — удивился Бруно. — Ведь у вас степень!

— Предложили, — тоскливо отозвался Юрген. — Место старшего менеджера, социальный пакет и курсы переобучения.

— А вы? — осторожно спросил Бруно.

— А я историк! — проговорил Юрген. — Это моя жизнь. Я не виноват, что не нужен корпорации.

— Ну, прошли бы курсы и жили бы припеваючи, — сказал Бруно. — Уверен, дослужились бы до топ-менеджера. А то бы и партнером стали.

— Но зачем! Это! Мне! — раздельно проговорил Юрген. — Какое это имеет отношение к тому, что я люблю? Какие деньги, какое положение заменит это?

Бруно промолчал.

Сам он никогда толком не знал, чего хочет от жизни. Нет, поначалу, конечно, как и все, мечтал потреблять по первому разряду: менять машину не реже раза в полгода, апартаменты, бытовую технику, девушек. Он умный, упорный, сильный. Казалось бы, становись рядовым офисным работником, затем учеником менеджера, потом младшим менеджером, менеджером и так далее — вперед, по пути к успеху!

Только, как оказалось, он не хочет добиваться успеха.

То есть вообще. До отвращения. До нервных спазмов, до рвоты.

Это стало шоком. Для всех — для друзей, для знакомых, для брата. Для родителей.

Но больше всего он поразился сам.

Из него будто батарейки вынули. Некоторое время он все еще работал — по инерции, понимая, что не в состоянии состязаться с коллегами, с горящими глазами рвущимися вверх по карьерной лестнице. Он проиграл, даже не вступив в игру.

Он не боялся работы. Но единственной мотивацией в реальной жизни была та, к которой он оказался совершенно равнодушен.

Он просто не желал потреблять.

— Эй, чего задумался? — раздался в динамиках скрипучий голос Юргена. — Смотри сюда! Знаешь, что это? Это же исследовательский бот «Аметист»! Я думал, их давно не осталось. Просто глазам не верю! Ты чувствуешь ветер истории? Подумать только — и его мы должны распилить…

Бруно смотрел на неказистую груду металлолома, пытаясь понять, отчего так переживает приятель. Что-то тревожно и вместе с тем сладко шевельнулось в душе.

Наверное, тогда и зародилась у него безумная идея.

В гермостворах, как всегда, бестолковая суета. Непонятно, кто уходит в Пространство, кто возвращается. Не раз уже случалось, что вылезший из вакуум-сьютов персонал, даже не успевший так или иначе справиться с тошнотой после скачка из невесомости в объятия искусственной гравитации, вышвыривало обратно — в смертельную пустоту.

Кому какое дело до удобства этих скотов, опустившихся до того уровня, когда уже усомнишься назвать их людьми? Впрочем, если здешний менеджмент об этом и думал, то исключительно по причине бессильной злобы, так как его собственная работа в Пристанище сама по себе равносильна ссылке.

Подобные мысли все чаще посещали Тока Эвила, исполнительного менеджера Пространственной базы по переработке — как официально именовалось Пристанище. Каждый раз, когда от причальных створов отчаливал очередной транзитный рейсовик, он провожал его долгим взглядом, и с годами тоски в этом взгляде становилось все больше.

Поначалу работа на отдаленной космической свалке казалась неплохим стартом для успешной карьеры. Только на поверку Пристанище оказалось не стартом, а самой настоящей ловушкой. Здесь оформилось наконец циничное, но четкое понимание: карьерный рост невозможен, если некого подставить, утопить, свалить на кого-то ответственность, выслужиться на фоне чужих неудач. Наверняка его назначение сюда и было чьей-то ловкой подножкой…

Эвил перевел взгляд с монитора, следящего за муравейником гермостворов, на большое, усеянное звездами псевдоокно. Среди хаоса светящихся точек была одна, которую неизменно, с болезненной жадностью выхватывал взгляд, отслеживал ее медленное перемещение и не мог насытиться зрелищем.

Эта крупная звездочка — Земля. Мечта, ставшая навязчивой идеей, не дающая покоя.

Кстати, как там насчет Земли?

Эвил щелкнул ногтем по уху — на гибкой скобе, напоминающей впившегося в мозг инопланетного паразита, примостился коммуникатор.

— Что там со связью?

На том конце замялись, принялись шуршать и скрипеть.

— Не слышу ответа! — брюзгливо сказал Эвил, обходя пространство кабинета — довольно обширное по меркам Пристанища.

— Связи пока нет, — неохотно отозвался скрипучий голос. — Причины выясняем.

— Выясняйте быстрее! — раздраженно бросил Эвил. — Еще утром нужно было отослать отчет! Я вас штрафами замучаю!

— Но причина не у нас! — запротестовал голос. — Может, с ретранслятором что или со спутником. Метеор, солнечная активность…

— Все, хватит! — буркнул Эвил. — Выясняйте!

Не важно, в чем причина неполадок, важна задержка отчетов. И как бы там ни было, он окажется крайним. Крайним всегда оказывается тот, кто внизу. Или вне пределов досягаемости. А значит, шансов выбраться отсюда станет еще меньше…

Чтобы отвлечься, Эвил придвинул к себе папку с личными делами. Следовало бы разобраться с этим раньше, но служебное рвение давно уже покинуло исполнительного менеджера. Он равнодушно тасовал колоду карточек, пока взгляд его не зацепился за одно из лиц. Машинально сбросив на стол еще несколько карт, исполнительный менеджер замедлил движения, замер. И стал неторопливо перемещать «дела» обратно, пока в руках его не оказалась то — с лицом, вызывающим какие-то смутные ассоциации…

Он провел картой перед ридером. Устройство пискнуло, подтверждая считывание, монитор высветил облик, по правую сторону поползла колонка текста.

— С ума сойти… — прошептал Эвил, вглядываясь в фотографию, увеличенную до размера экрана.

Бытовой блок «Бригады–47» просто вырублен в камне. Стены сохранили следы буровой машины, источившей астероид, как проволочник — картофельный клубень. Бруно смотрел на дверь, но выходить не хотелось. Он просто сидел в сторонке, наблюдая за Предком и Юргеном, склонившимися над шахматной доской. Обитавший в отсеке кот по кличке Айвенго тоже некоторое время неподвижно следил за фигурами тем глазом, что не был прижат к уютной трубе обогревателя, пока не задремал, очевидно, разобравшись в безнадежности партии. Юрген проигрывал и мучительно морщил лоб, тогда как старик выглядел совершенно невозмутимым. Другим Бруно его и не видел — начиная с момента, когда тот спас его от расправы.

Зачем старик это сделал, так и осталось загадкой. Бруно по-прежнему чувствовал себя чужим среди обитателей блока. Даже те негодяи-картежники, готовые порезать его на кусочки, были куда понятнее.

Вот, скажем, этот унылый бородач, примостившийся у стены с задумчивым видом. Зовут его Хьюго, и он ни много ни мало философ. Смешное слово. Поначалу казалось очевидным, что его тоже вышвырнули за ненадобностью и за отказ от полезного труда во имя всеобщего потребления. Но оказалось, все еще нелепее.

— Я здесь как раз по своей воле, — как-то за ужином обмолвился Хьюго. — Земное общество построено рабами и для рабов. Одни — рабы собственной работы, другие — денег. А все вместе — рабы хлама. Хлам заправляет обществом, повелевает людьми и их желаниями. Пристанище — единственное место, где можно оставаться свободным.

Подмигнул и стал прихлебывать кофе с видом самого счастливого в Пристанище человека.

Бруно сразу же решил, что этот Хьюго — псих. При чем здесь какой-то хлам? Как можно называть рабом акционера, скажем, корпорации Дельта?! И как можно быть свободным в этой каменной клетке?!

Философ лишь посмеивался в бороду на горячие доводы Бруно.

— Я всегда мечтал оказаться в таком месте, — говорил он. — Жить просто, не растрачиваясь в погоне за успехом, заниматься простым физическим трудом, который не мешает размышлять, и не получать упреков в том, что ты живешь не так, как остальные…

Последнее показалось Бруно истинной причиной, приведшей Хьюго в Пристанище: кто-то «в той жизни» просто мешал философу жить так, как ему хотелось. Возможно, ему досаждала сварливая жена. Тогда неудивительно: из-за неудачного брака некоторые вообще сводят счеты с жизнью.

В ответ на это предположение философ расхохотался — искренне, от души, со слезами и содроганиями, расплескивая кофе из кружки, даже похлопал Бруно по плечу, будто в знак благодарности. Бруно тогда ничего не понял и обиделся.

В блоке обитали еще двое, которых за глаза называли «богемой». Первый, Ян, был художником и явно посредственным, так как рисунки в его карманном альбоме были неказисты и грубы, портреты выходили совершенно не похожими на оригиналы, И, что удивительно, сам Ян с легкой грустью признавал:

— Да, я бездарность. Но что поделать, если я жить не могу без этого…

Но вот второго представителя «богемы» — Лоуренса — Бруно никак не мог понять. Тот не снимал массивных наушников со встроенным плеером, часами сидел неподвижно, словно выключенный из реальности.

Лоуренс был композитором. По словам Юргена — первоклассным. Когда-то сочинял популярную музыку, сплошь хиты, что прекрасно продавались и с удовольствием потреблялись публикой. Но со временем его музыка стала продаваться хуже, пока не оказалась совершенно ненужной.

— Что же, он стал сочинять плохую музыку? — спросил Бруно у Юргена, сдавшего безнадежную партию и подсевшего рядом, на скрипучий диванчик.

— Напротив, — Юрген скосился в сторону Лоуренса. — Слишком хорошую. Настолько хорошую, что потреблять ее способны лишь единицы.

— Почему бы ему не сочинять музыку попроще — ту, что хорошо потребляется? — простодушно поинтересовался Бруно.

Юрген странно посмотрел на Бруно. Проговорил:

— Ты, правда, не понимаешь? Лоуренс сочиняет то, что сочиняется, а не то, что лучше потребляют. По той же причине, по какой рисует Ян. Только Яну не повезло — таланта маловато, а Лоуренс — гений. Но в одном оба совершенно похожи — никому не нужны, но просто жить не могут без своего дела.

Юрген помолчал немного и сказал тихо:

— Все мы здесь ущербные. Но хорошо, когда хоть что-то придает жизни смысл…

Он осекся и покосился на Бруно. Спросил неуверенно:

— А у тебя… Есть у тебя что-то такое?..

И замолчал, запнувшись.

— Честно говоря, раньше я понятия не имел, что мне нужно от жизни, — медленно произнес Бруно. — Но теперь знаю, так четко и ярко, как никогда ничего не знал. Я хочу на Землю.

Своим замыслом он решился поделиться лишь с Юргеном. Они снова ползли по корпусу обреченного на распил корабля, как муравьи по трухлявому пню. В месте, где от корпуса отходил объемный пилон с выгоревшей маркировкой и остатками систем связи, в Пространство торчала длинная штанга — будто удочка, выброшенная за борт лодки. Бруно осторожно оттолкнулся, оторвав магнитные подошвы от корпуса, и медленно поплыл вдоль штанги — прямо в Пространство. Юрген принялся судорожно ловить страховочный фал.

— Осторожно! — беспокойно крикнул он. — Хватайся!

Но Бруно позволил себе сполна насладиться свободным полетом, прежде чем ухватился за скобу на самом конце штанги. При этом его эффектно развернуло.

— Прыгайте сюда, Юрген! — позвал Бруно.

— Сумасшедший! — пробормотал историк.

Он судорожно вцепился в кабель, лианой обвивший штангу, и медленно пополз к Бруно, нелепо болтая ногами, норовившими обогнать голову. Бруно хохотнул и подтянул страховочный фал.

— Ну, что ты хотел показать? — раздраженно спросил Юрген. Здесь, на верхушке штанги, вдали от иллюзорно безопасного корпуса, он чувствовал себя неуютно.

Хотя вид открывался и впрямь потрясающий.

Огромный булыжник астероида отсюда почти не виден, его скрывали фермы причальных сооружений, сложные системы кранов и монтажных манипуляторов, но главное — бесконечные ряды старых кораблей. Часть из них была наполовину разобрана, на их поверхности сверкали искорки резаков. Торчали в Пространство оголившиеся ребра жесткости, как внутренности китов или старинных дирижаблей. Но многие корабли сохранили величественный, стремительный вид, и время лишь добавило красок, подчеркивая красоту и мощь. Далекое крохотное Солнце подсвечивало их бережно и мягко, и в этом последнем пристанище космических скитальцев царил вечный закат…

— Пиратская гавань… — пробормотал Юрген. — Тортуга…

— Что? — улыбаясь, спросил Бруно.

— Книжки читать надо, — мягко усмехнулся Юрген. — Ладно, спасибо за зрелище, работать пора.

— Я еще не сказал… — Бруно жестом остановил Юргена.

Юрген замер в ожидании. В затемненной глубине вакуум-шлема не увидеть лица, что там — нетерпение, насмешка, любопытство? Какое это имеет значение.

— Я хочу на Землю, — сказал Бруно.

— Ты говорил, — отозвался Юрген.

— Вы не понимаете! — нетерпеливо выдохнул Бруно. — Я хочу улететь отсюда!

— Погоди… — медленно произнес Юрген. — Если ты хочешь вновь повысить свой потребительский статус — у тебя есть шанс. Для начала надо подняться до уровня бригадира.

— Я не хочу поднимать свой статус, — сказал Бруно. — Просто хочу улететь.

— Кто же тебя выпустит?

— А кто меня удержит? — С трудом сдерживая волнение, Бруно указал вниз: — Это же корабли! Корабли! Каждый из них может лететь! Куда угодно! Когда угодно!

Его прервал добродушный смех Юргена:

— Вот ты о чем, мальчик… А я-то думал… Ты и впрямь решил, что тебе первому пришла в голову такая мысль? А для чего, по-твоему, прежде чем притащить сюда, с кораблей снимают силовые установки? Что такое корабль без двигателя?.. Да бог с ним, с двигателем. А навигация? Ты представляешь себе, где находится Земля? А как проложить курс? Ты хоть знаешь, что такое орбита? Или собираешься лететь по прямой? Насмешил, ей-богу…

Юрген явно ощущал облегчение и, посмеиваясь, стал пятиться вниз по штанге.

Бруно не шелохнулся.

— Эй, чего ты там замер? — позвал Юрген. — Идем работать! Хочешь лет через десять на Землю — работать надо уже сейчас.

— Я не хочу через десять лет, — тихо сказал Бруно. — И даже если мне не помогут, если я вообще останусь один, знайте: я все равно улечу.

В развлекательном центре было многолюдно, шумно, накурено, и Бруно с непривычки задыхался, хватая ртом воздух, как выброшенная на камни рыба. Он нервничал. Озирался и беспричинно вздрагивал, напоминая себе шпиона из дешевого детектива. Он даже не представлял толком, кто и зачем может за ним следить. Ведь Юрген в чем-то прав: сама по себе идея сбежать с астероида выглядит дико.

— Здорово, — проговорил сиплый голос, обдав Бруно острым запахом перегара и табака. — Это ты меня искал, что ли?

Рядом, за длинный и не слишком чистый стол, имитирующий дерево, подсел плохо выбритый мужчина неопределенного возраста, с прожилками седины в свалявшихся волосах.

— Вы Хансен? — спросил Бруно, подталкивая к новому соседу запотевшую кружку пива.

Рядом дружно рявкнуло несколько глоток: кто-то сорвал изрядный куш в покер.

— Он самый, — отозвался гость, с удовольствием отхлебывая холодную хмельную жидкость. Синтетическое пиво — необходимый жизненный минимум, круглосуточно доступный в Пристанище.

— А вы и вправду техник? — усомнился Бруно.

— А что тут такого? — дернул плечом Хансен.

— По пространственным силовым установкам? — уточнил Бруно. — Вас рекомендовал Нелюдь из седьмой бригады…

Техник вздрогнул, и пиво струйкой побежало по подбородку.

— А зачем тебе? — спросил Хансен. Спрятавшись за равнодушной миной, он неторопливо высасывал вторую кружку. Острый кадык с неопрятной щетиной отвратительно дергался вверх-вниз.

— Я бы тоже хотел стать техником, — ответил Бруно. — Думал почерпнуть опыта.

— Врешь, — заявил Хансен. — Никто не хочет стать техником. Все хотят быть менеджерами.

— А я не все, — набычился Бруно. — Я вам заплачу… Немного, но заплачу.

Хансен хмыкнул и, не отрываясь от кружки, покосился на Бруно. Вытер грязным рукавом рот, подманил собеседника пальцем и сказал негромко, хитро поглядывая по сторонам:

— А хочешь, я скажу, что ты задумал?

— Что? — Обмер Бруно, чувствуя, что краснеет.

— Ты решил сбежать отсюда на одной из этих старых калош! — Техник жадно вгляделся в глаза Бруно и, ткнув в него пальцем, радостно воскликнул: — Я ведь прав?! Прав?!

Бруно готов был провалиться сквозь каменный пол, прямо в равнодушное Пространство.

Конспиратор! Заговорщик! Шпион из захудалой комедии…

— Тише вы, — упавшим голосом произнес Бруно. — Ну, решил. И что такого?

Хансен покачал головой и вернулся к кружке, продолжая посмеиваться. Наконец снова повернулся к Бруно. Взгляд его уже заметно плыл, но речь оставалась связной.

— Я не спрашиваю, куда ты собрался лететь отсюда… — начал было Хансен, но Бруно сказал быстро:

— К Земле!

— К Земле… — повторил техник. — Я даже не буду говорить, что бегство бессмысленно: перехватят и вернут. Или зашлют еще дальше. Но, скорее всего, ловить будет просто некого. Здесь нет кораблей, один хлам, который гарантирует, что до Земли долетит — если долетит — лишь твой заледеневший труп. Но даже этот разговор не имеет смысла. Потому что на этом хламе просто-напросто нет реакторов…

— На одном есть, — тихо сказал Бруно. — Иначе я не искал бы встречи с вами.

— Как интересно, — равнодушно сказал Хансен.

— Это старый исследовательский бот, типа «Аметист».

— О боже, какая рухлядь! — хохотнул Хансен. — И… я не говорил тебе? Это автомат! Как ты собираешься на нем лететь?

— Я и не собирался лететь на нем, — оживился Бруно. — А что если взять его двигатели, а корпус собрать из того, что есть? Материалов навалом, есть целые модули: кабины управления, жилые отсеки… Некоторые старые танкеры использовались под орбитальные свалки, и в трюмах есть все, что угодно! Скомпоновать вместе — вот и получим корабль! Я столько корпусов излазил изнутри и снаружи, так что просто уверен — это реально!

— Ты сумасшедший, — качая головой, тихо сказал Хансен. — Или дурак. Это же Пространство! Оно не прощает дилетантов.

— Потому я и прошу вас помочь, — настойчиво сказал Бруно. — Может, вы еще кого знаете?

— И даже если не взорвется протухший реактор… — вяло отмахнулся Хансен. — А системы жизнеобеспечения? А посадка? Все это просто развалится и сгорит.

— Никто не говорит о посадке, — сказал Бруно. — Доберемся до земной орбиты, а там кому-то просто придется нас снять.

— Чего болтать с идиотами? Только время терять, — техник неуклюже выбрался из-за стола и поковылял прочь.

— Я заплачу… — пробормотал Бруно.

Некоторое время он сидел, уставившись в стол, сжимая кулаки и скрипя зубами.

Если он останется один… Это же столько работы!.. Что ж, пусть даже взорвется этот чертов реактор. Если уж так суждено, что поделаешь! Вопрос в другом: где достать монтажное оборудование и хороший герметик?

Оказавшись один на один с многотонными грудами металла, Бруно ощутил чувство тоскливой безнадежности. Глядя на пришвартованный к причальной штанге «Аметист», Бруно старался не думать об объеме предстоящих работ. Он запретил себе даже в мыслях произносить слово «невозможно». Вместо этого прикинул, где начать резать, чтобы освободить силовую установку, как подтянуть сюда бытовые модули с разобранного неподалеку рефрижератора, куда приткнуть пилотажную кабину.

Странное дело: работая до изнеможения, ворочая массивные элементы и теряя зрение от бесконечных сварочных вспышек, он обрел спокойствие. Он чувствовал угрюмое удовлетворение, глядя, как растет неказистая конструкция, воплощающая почти неосуществимую мечту.

Для него стало нормой возвращаться в блок за полночь. Он осунулся, стал молчалив и угрюм. В блоке же на причуды «молодого» не обращали внимания. Или же старательно делали вид, что не обращают.

…Далеко за полночь уставший Бруно шел по боковому туннелю, когда навстречу из-за поворота степенно вышел Айвенго.

— А ты что тут делаешь? — удивился Бруно. — На крыс охотишься?

Он присел, погладил кота за ушами, и тот снисходительно позволил это, раззявив пасть, но поленившись мяукнуть. До Бруно донеслись голоса, и один он узнал сразу: голос принадлежал Предку. Второй тоже показался знакомым. Бруно прислушался.

— …В общем, ничем не могу вам помочь, — сказал Предок. — Вы знаете, в каком я положении.

— Но это же условности, — вкрадчиво говорил второй. — Для вас, по крайней мере. Вы можете…

— Я ничего не могу, — отрезал Предок. — Тем более вы сами говорите: перебои со связью…

— Связь наладят в самое ближайшее время. В свою очередь, я готов оказать вам любые доступные услуги: питание по высшему разряду, обстановка, удобный график или же полное освобождение от работ.

— Вы, кажется, так и не поняли. Все, о чем вы говорите, я мог бы получить ТАМ. А я здесь. Стало быть, на то есть причины.

— Поймите, мне так нужно на Землю…

— Здесь всем нужно на Землю.

— Да, но…

— Простите, мне нужно найти своего кота.

— А хотите, я достану для вашего кота кошку?

— Вы идиот!

— Как вам угодно. Но, прошу вас, подумайте…

Бруно едва успел вскочить на ноги, как на него чуть не налетел Предок. Следом семенил человек, в котором Бруно с изумлением узнал высшее руководство Пристанища — самого исполнительного менеджера.

Уже войдя в блок, бросив у железных шкафчиков тяжелый баул со снаряжением, Бруно спросил у сонного Юргена, примостившегося в уголке с потрепанной книгой:

— А с чего это руководство заискивает перед Предком?

— Как это? — не понял Юрген.

Бруно коротко пересказал услышанное, пожал плечами:

— Чего он хочет от нашего старика?

Юрген усмехнулся, покосился на Предка, который хмуро возился с чайником у металлической стойки в противоположном конце блока. Проговорил:

— Ну, как бы тебе сказать… Это, конечно, не мое дело, но раз уж зашел разговор… Старик наш не очень-то охотно распространяется на свой счет, и тому есть причины. Предок-то — не чета нам. Скажем, мы с тобой — просто вторсырье. А Предок… он альфа и омега этого мира.

— Что? — не понял Бруно.

— Один из них… — Юрген ткнул пальцем в потолок. — Главный потребитель.

— За что же его сюда… — пробормотал Бруно. В горле его пересохло.

— Ни за что, — сказал Юрген. — Он сам.

— Совесть заела? — не без язвительности поинтересовался Бруно.

— Может, и так, — не стал спорить Юрген. — Что мы знаем о небожителях и их причудах? Возможно, решил развлечься. Или наказать себя. Пройти всю эту лестницу до конца — только наоборот. Ты же видел: все сюда попадают по-разному. И у каждого есть причина.

Бруно не мог понять: как можно по какой-то нелепой прихоти отказаться от настоящего синего неба?..

Эвил не находил себе места.

Связи не было. Транспорт с Луны так и не пришел. Исполнительный менеджер старался держать себя в руках, не дозволяя никаких пугающих фантазий на эту рискованную тему. Но обстановка не позволяла расслабиться.

Среди работников нарастает беспокойство. Следом придет паника. А паника на космической базе — штука страшная. Страшнее может быть только открытый бунт.

Сегодня он побывал в жилом секторе. Неофициально, разумеется, надеясь, что на него не будут обращать внимания, не ожидая увидеть его среди «простых смертных».

Поселенцам и впрямь было не до него. Атмосфера всеобщего веселья захватила туннели. Двери кабаков и злачных салонов распахнуты настежь, но разошедшейся толпе этого мало: центральный туннель заполнен веселящимися, орущими людьми, визжащими девками. Ревет музыка, неподвижно валяются те, кто уже не в состоянии продолжать веселье, напоминающее какой-то инфернальный карнавал в предчувствии большой беды.

Уже вернувшись в свой кабинет, он некоторое время приходил в себя, нервно глотая воду — стакан за стаканом. После чего вызвал к себе заместителя и, выдержав паузу, негромко сказал:

— У нас не остается выбора. Необходимо активировать план «Ресет».

Выпроводив перекошенного, побледневшего зама, Эвил долго сидел в оцепенении, наблюдая за хаосом, постепенно захватывающим экраны камер наблюдения.

Пока одно изображение не заставило его вглядеться внимательнее.

— Что, черт возьми, там происходит? — недоуменно пробормотал Эвил и потянулся к пульту управления камерами.

В вакуум-холле перед блоком гермостворов пугающе тихо. За мутным стеклом номерных ячеек длинными рядами висят вакуум-сьюты, и по их количеству можно судить, сколько народу решило сегодня не выходить на работу.

Бруно огляделся, нахмурился, пытаясь сообразить, что бы это значило, но ничего в голову не пришло. Похоже, погрузившись в собственный напряженный график, он здорово выпал из жизни Пристанища.

— Выходной, что ли? — пробормотал он, недоуменно дернув плечом.

Вытащил из ячейки тяжелый чехол с инструментом и принялся сонно напяливать вакуум-сьют.

— Вы только посмотрите, какой трудолюбивый молодой человек! — раздался за спиной насмешливый голос.

Бруно вздрогнул, обернулся. Он даже не заметил, как вошли эти двое.

— Хансен? — пробормотал Бруно.

— Он самый, — хмыкнул старый знакомый. — Тебе все еще нужен механик по силовым?

Бруно медленно кивнул, перевел взгляд на второго — в противоположность Хансену жилистого, подтянутого, с отдающими синевой глазами.

— Знакомься, это Вадим.

Бруно молча поглядел на дружелюбно протянутую руку. Нехотя пожал, чувствуя странную ревность к своей тайне, помимо его воли перестававшей быть таковой.

— Хочется взглянуть на твою работу, — сказал Вадим. — Честно говоря, даже не верится…

— Забыл сказать, — вставил Хансен. — Он пилот. Бывший пилот, разумеется…

Некоторое время Хансен с Вадимом осматривали импровизированную «верфь», ползая вокруг, как любопытные насекомые. Бруно же завис в отдалении, чувствуя себя как на экзамене. Всю его былую уверенность как рукой сняло: молчание специалистов не сулило ничего хорошего.

Наконец раздался голос Вадима:

— Ну, что вам сказать, молодой человек… Задумано смело. Только центровка нарушена — такая штуковина будет неуправляема. Потом, вот здесь и здесь корпус не выдержит нагрузки. А вот тут никак не сохранить герметичность. Непонятно, где проложить кабели системы управления… И связь: необходимо установить антенные пилоны. Ну и система жизнеобеспечения… Да еще много чего… Нет, это никуда не годится… Как хоть называется?

— Что называется? — не понял Бруно.

— Ну, имя есть у корабля?

Бруно несколько опешил. Об этом он как-то не думал.

— Какое там имя… — пробормотал он. — Хлам — он и есть хлам.

— Не самое удачное имя для того, чему доверяешь свою жизнь, — заметил Вадим. — Но дело хозяйское. «Хлам» так «Хлам». Выглядит, по крайней мере, соответственно…

Бруно нервно усмехнулся.

— Впрочем, для полетов вне атмосферы это не так важно, — добавил Вадим.

— Тем более что все придется переделывать, — донесся скрипящий помехами голос Хансена. — Силовая установка почти издохла — разгон и торможение затянутся. Так что лететь долго придется. Нужно рассчитать, на сколько хватит регенераторов. Потом вода, пища… Сколько народу везти собрался? Расчеты у тебя какие-нибудь есть?

— Нет… — растерянно пробормотал Бруно. Ему вдруг стало стыдно за собственную самонадеянность.

— Понятно, — отозвался Вадим. — Хорошо, что мальчонка не успел улететь без нас.

— А он бы и не смог, — заметил Хансен. — Кто бы ему подсказал, как расконсервировать реактор?

Бруно пропустил мимо ушей несколько малопонятных технических реплик, которыми обменялись его неожиданные спутники, и заявил с вызовом:

— Слушайте, если вы хотите, чтобы я отказался от своего плана, то у вас ничего не выйдет!

Вадим усмехнулся и сказал туманно:

— К сожалению, при всем безумии твоего замысла отказываться от него было бы несвоевременно.

— О чем вы? — недоуменно спросил Бруно.

— Видишь ли, какое дело, малыш, — сказал Хансен. — У нас просто нет выбора.

К проекту Бруно постепенно присоединились и остальные обитатели сорок седьмого блока. Все, за исключением Предка. Этому способствовали неприятные новости, расползающиеся по Пристанищу.

Поговаривали, что связь с Землей так и не восстановлена. Не прибыл уже третий по счету транспорт с продовольствием и товарами для развлекательного центра. Менеджменту базы нечего было сказать населению, и его молчание воспринималось как подтверждение самых худших опасений. Над всеми прочими возобладала нехитрая мысль о том, что корпорациям надоело содержать нерентабельную базу и про нее решили просто забыть, оставив ее обитателей подыхать от голода. Все чаще становилось известно о беспорядках — и не только в развлекательных кварталах. В прекративших работу глубинных цехах стали находить мертвых. Несколько тел имели следы зверских издевательств. Стали поговаривать о появившейся в недрах астероида сатанинской секте. Нервы у людей не выдерживали, и в Пристанище поселился страх.

И некогда безумная идея Бруно обрела теперь совсем иной, куда более ясный смысл.

Корабль собирали в спешке. Никто, даже опытные Вадим и Хансен, не мог поручиться за то, что он не взорвется, едва отчалив от астероида, или просто не развалится на полпути. Но теперь об этом думалось в последнюю очередь. Пристанище становилось местом куда более опасным, чем открытый космос.

В какой-то момент Хансен предложил загрузить продовольствие и воздух на еще недостроенный корабль — эти ресурсы могли вскоре стать предметом нешуточных столкновений.

Как и следовало ожидать, суета в гермостворах не осталась незамеченной. Бригадира не ко времени активной сорок седьмой бригады вызвали к руководству.

— Значит так, — сказал Предок. — Я иду к исполнительному. Наверняка тот считает, что я заодно с вами. А следовательно, у вас осталось не больше двух часов на подготовку и старт — пока я буду общаться с ним. Вряд ли он думает, что вы улетите без меня.

— Два часа? — проговорил Бруно недоуменно. — Это невозможно!

— Постарайтесь, — глухо сказал Предок, обращаясь к Бруно. — Попробуй хоть раз в жизни поступить правильно.

Бруно беспомощно посмотрел на товарищей. Те были растеряны не меньше, искать у них поддержки не приходилось.

— Может, обойдется? — с надеждой предположил Юрген. — Ну, вызвали, ну, сделают замечание…

— Не то время, чтобы отделаться замечанием, — сказал Предок. — Если вы верите в свои шансы — улетайте. И постарайтесь прислать помощь: люди продержатся здесь не больше трех месяцев. Если не перебьют друг друга до этого.

— Что скажете? — проговорил Юр ген, едва Предок скрылся за дверью.

— Корабль не готов, — сказал Бруно. — Реактор, слава богу, запустился, но системы протестировать мы не успели. Герметичности тоже пока нет. С управлением беда, и Вадим еще не рассчитал курс.

— Предлагаю обсудить это у створов, — сказал Юрген. — Вадим с Хансеном уже должны быть там.

— А я не хочу улетать, — завил Хьюго. — Уверен, происходящее здесь — просто массовый психоз. Это пройдет… рано или поздно…

— Или ты просто боишься? — тихо спросил Ян. — Зачем же ты работал со всеми?

— Работа дарит покой, — пожал плечами философ. — Но на Земле мне делать нечего. Впрочем, я помогу вам подготовиться.

Он похлопал по плечу Лоуренса, как всегда погруженного в мир звуков. Тот, не снимая наушников, огляделся и послушно поднялся. Бруно решительно двинулся к выходу. Следом потянулись остальные. Последним, спрыгнув с кресла, засеменил Айвенго.

Хансен с Вадимом действительно уже ждали, успев облачиться в вакуум-сьюты, пока что с поднятыми «забралами» стекол.

Выглядели они растерянными. Бруно не сразу заметил еще две фигуры, присутствовавшие в вакуум-холле, — они оказались за спиной у вошедших.

Это были Предок и исполнительный менеджер собственной персоной. Старик выглядел, как всегда, невозмутимым; исполнительный менеджер был смертельно бледен и явно нервничал.

— Так… — проговорил он, выходя в центр холла и касаясь сенсорного браслета на запястье. — Все здесь? Прекрасно. В таком случае я заблокирую вход, чтобы никто не помешал нашей беседе.

Бруно ощутил, как краска хлынула ему в лицо, перед глазами все поплыло, кулаки сжались до хруста, до боли. Юрген крепко ухватил его за плечо, не давая броситься на незваного гостя.

— Не надо волноваться, — сказал исполнительный менеджер. — Для тех, кто не знает: моя фамилия Эвил и данная база формально находится в моем подчинении. Почему формально? Как вам известно, связь с Землей прервана. Прошли критические сроки, три транспорта игнорировали нас, и сейчас мы фактически отрезаны от остального человечества. В лучшем случае всем нам грозит голодная смерть, в худшем — гибель от удушья. И вот я совершенно случайно узнаю, что какие-то смельчаки прямо здесь, на нашей помойке, строят… что бы вы думали? Корабль! Вначале я не поверил, уж больно походило на дурацкую шутку. Потом получил подтверждение — и, представьте, долго не знал, как поступить. До последних часов, когда ситуация стала слишком опасной…

Он сделал паузу. Никто не решался нарушить тишину.

— Для информации: это я позволил вам достроить корабль.

— Позволил?! — в ярости прорычал Бруно, но Юрген еще крепче вцепился в него.

— Он не достроен, — глухо сказал Хансен.

— Практически достроен, — уверенно возразил Эвил. — Я лично вел наблюдение, прослушивал ваши переговоры. К сожалению, я больше не могу ждать: ситуация на базе окончательно вышла из-под контроля.

— И что же, вы намерены остановить нас? — с неприятной усмешкой поинтересовался Вадим. — В одиночку?

В этой усмешке послышалась угроза. Бруно мельком окинул взглядом товарищей. Ничего не стоит прямо сейчас разобраться с чертовым менеджером и, если он встанет на пути, просто выбросить в Пространство.

— Ну что вы, — нервно улыбнулся Эвил. — Напротив… я бы хотел лететь с вами. Прямо сейчас.

Наступило тягостное молчание.

— У меня с собой важные документы, — сказал Эвил, похлопывая по тонкому серебристому кейсу. — Мне срочно нужно на Землю. Кстати, оказав мне помощь, вы сделаете себе неплохое алиби. И я буду ходатайствовать…

— Не несите ерунды! — презрительно бросил Предок. — Вам нужно оставаться здесь. От вас зависят жизни тысяч людей, ваша задача навести здесь порядок, организовать жизнедеятельность поселения так, чтобы они смогли дождаться спасения. Не беспокойтесь: эти ребята обязательно долетят и пришлют помощь. Не знаю, зачем вы притащили меня сюда…

— Чтобы вы летели со мной! — сверкнув глазами, зло выдохнул Эвил. — Мне не простят гибели члена совета директоров, пусть и вообразившего себя мучеником.

— Я никуда не полечу, — пожал плечами Предок. У ног его с самым непосредственным видом вился кот. — Вы идиот, Эвил.

— Нет, я не идиот, — рассмеялся Эвил и положил правую руку на запястье, чуть повыше сенсорного браслета. — Уж вы-то знаете, что такое план «Ресет»…

— Вы не посмеете… — проговорил Предок, бледнея.

— Я не посмею? — искренне удивился Эвил. — А как посмели вы — те, кто разрабатывал этот план? Я действую по вашей инструкции!

— Я голосовал против, — проговорил Предок.

— Я всего лишь исполнитель! — выкрикнул Эвил, и глаза его осветились нездоровым блеском. — Я буду засыпать спокойно, зная, что исполнил все согласно инструкции! Мне даже дадут повышение! А как будете жить вы, вы все?!

— Что это за план? — быстро спросил Вадим, не отрывая взгляда от Эвила.

— Очищение жизненного пространства, — быстро сказал Предок. — Мгновенная принудительная разгерметизация. Это предусмотрено на всех внеземных объектах — на случай беспорядков, эпидемий и тому подобного. Когда решение проблемы другими путями резко выходит за пределы рентабельности. Чистая экономика… она всегда за пределами этики…

— Мне достаточно коснуться панели — и на вашей совести пять тысяч ни в чем не повинных людей, — быстро сказал Эвил. — Перепад давления — и куча замороженных трупов. Кстати, если я погибну или же браслет покинет мою руку, произойдет то же самое.

— Это чудовищно! — потрясенно произнес Ян.

— Именно, — кивнул Эвил. — Я не настолько кровожаден. Все, что нужно, чтобы предотвратить трагедию, это просто взять меня на борт. И его тоже.

Он кивнул в сторону Предка.

— Вам это не сойдет с рук, — пообещал старик, пристально разглядывая исполнительного менеджера.

— На Земле разберутся, — отозвался Эвил.

— Системы жизнеобеспечения не потянут такое количество людей, — сказал Хансен. — Допустим, один резерв есть. Но двое…

— Пусть он останется! — Эвил ткнул пальцем в Бруно.

Такого Бруно не ожидал. У него подкосились ноги.

— Нет… — проговорил он, — нет…

— Придется! — жестко сказал Эвил и потянулся к браслету.

— Никто не останется! — решительно заявил Вадим. — Резерва достанет на троих.

Это была ложь, но никто не стал спорить. Пилот решил не выпускать инициативу из рук и принялся отдавать распоряжения — спокойно, словно не затесался в сложившуюся команду внештатный мерзавец.

— Не будем терять времени. Надеваем вакуум-сьюты. Хансен, проверь у всех показания тестов. Берем по два резервных дыхательных комплекта. Юрген, я в тридцать второй ячейке на всякий случай припас запасной кислородный блок. Прихвати…

Предок сразу же выбрал себе вакуум-сьют не по размеру. Хансен хотел возразить, но запнулся, когда старик засунул за пазуху кота. Тот не сопротивлялся и, обреченно обмякнув, исчез в глубине легкого композитного каркаса.

Не так Бруно представлял себе это путешествие. Не было ощущения пространства, полета, разгона и торможения. Весь долгий путь заполнила мучительная борьба за жизнь.

«Хлам» так и стартовал — уродливый, недоделанный, с грудами материала, наваленного внутрь корпуса. Похожий больше на результат чудовищной катастрофы, нежели на космический аппарат, он медленно набирал скорость, разгоняемый непропорционально маленькими двигателями. Огромных усилий стоило стабилизировать полет: корабль упорно норовил крутнуться вокруг смещенного центра массы.

Дальше-больше: Вадим был пилотом и о навигации имел лишь общие представления. Но, кроме него, полагаться было не на кого: даже бортовой компьютер, «пересаженный» от ловца астероидов, не слишком помогал, страдая в старости компьютерной шизофренией.

Первые сутки безвылазно провели в вакуум-сьютах, пока не удалось добиться относительной герметичности. Еще пару часов мучительно искали источник утечки и наконец обнаружили крохотную трещину в почти недосягаемой точке. Хансен залил ее герметиком из массивного баллона.

Долго выравнивали давление: чтобы не испытывать на прочность прогнившие старые борта и сварные швы, среду в корабле создали максимально разреженную. Искусственное тяготение также включили лишь на треть и только в бытовом модуле.

Шлемы открывали с опаской, долго принюхивались к странной, отдающей химией атмосфере. Больше всего Бруно почему-то переживал за кота, пропавшего в глубинах вакуум-сьюта Предка. Но зверя извлекли на свет вполне живым, только помятым, сонным и, похоже, недовольным тем, что его побеспокоили.

Еще не осознав, что они совершили немыслимое, Бруно торчал в кабине пилота, жадно глядя на звезды через маленькие бронированные стекла. На единственном рабочем экране медленно уплывало в бесконечность не слишком гостеприимное Пристанище, а где-то впереди была далекая, но такая прекрасная Земля…

Полет занял около месяца: За это время команде пришлось пережить немало неприятных ситуаций.

Засбоила атмосферная система, и от резких перепадов давления у всех начались головные боли, хлынула носом кровь, а потерявшего сознание Предка пришлось откачивать и пичкать просроченными медикаментами. Снова и снова открывались утечки воздуха — корабль норовил дать течь, как столетний деревянный парусник. Постоянно отказывала система поглощения углекислого газа, пытаясь тихо отравить зазевавшихся людей.

А однажды Вадим обнаружил, что они потерялись. Сбились с курса, и теперь не понятно, откуда и куда ведет проложенная в Пространстве кривая. Это, пожалуй, был самый опасный момент, ужасающую суть которого способен понять один лишь пилот. Панические сутки, которые провел он за вычислениями в борьбе со спятившим навигационным компьютером, стоили ему нескольких седых волос.

Конечно же, более ощутимой опасностью стала нехватка продовольствия и воды — два лишних рта дали-таки о себе знать (а был еще и Айвенго). И когда под конец полетела климатическая система, люди были измотаны до предела.

Одно оставалось более или менее сносным: это психологический климат. Бывший исполнительный менеджер, словно истратив в своем отчаянном прорыве на борт все силы, с самого начала вжался в дальний угол жилого модуля вместе со своим кейсом и так просидел весь путь. Его будто и не было: никто не заговаривал с ним и он не произнес ни слова. Даже вездесущий Айвенго ни разу не почтил его своим вниманием.

Когда прямо по курсу показалось маленькое круглое пятнышко и принялось расти, постепенно превращаясь в удивительный голубой диск, чуть надкушенный собственной тенью, радости команды не было предела. Вадим начал торможение, стремясь выйти на более удобную, среднюю орбиту; самостоятельный полет заканчивался, и оставалось надеяться лишь на то, что кто-то соизволит снять космических скитальцев с борта их экзотического корабля.

Но вот что тревожило все больше и больше: никто не отвечал на сигналы бедствия, посылаемые кораблем. Если раньше можно было уповать на маломощность старой радиостанции, то теперь молчание в эфире начинало пугать.

Уже двое суток Бруно, не отрываясь, сканировал эфир по всем частотам, надеясь получить хоть какой-то отклик, как вдруг услышал усталый женский голос:

— …семьсот семь, кто-нибудь ответьте. Орбитальная база семьсот семь…

— Мы здесь! Здесь мы! — заорал Бруно в тонкую гарнитуру связи, отчего кабина наполнилась отвратительным писком.

— Кто это?! — с волнением отозвался далекий голос.

Вадим быстро отобрал гарнитуру у Бруно и принялся профессионально коротко обмениваться информацией, выведя переговоры на громкую связь. Уставшие, замученные спертой атмосферой люди жадно вслушивались в слова, выловленные из бесконечности.

На связь вышла одна из крупных орбитальных оранжерей — такие снабжают продовольствием орбитальные же лаборатории и заводы. В скупых словах женщина описала недавние события.

Около двух месяцев назад пропала связь с командным центром на поверхности. Словно костяшки домино, стали «падать» сотни привычных каналов связи, включая новостные и всемирную сеть. Из скудных обрывков информации здесь, на орбите, можно было сделать неутешительные выводы. Надо полагать, там, внизу, конкуренция между ведущими корпорациями достигла пика. Уже не узнать, какая из них готовила акцию по масштабному захвату рынка, для чего запустила рекламную кампанию нового поколения. Похоже, это было что-то вроде программы вирусного типа, и должна она была хитрым образом стимулировать потребителей через вошедшее в моду нейронное подключение к Сети.

Однако что-то пошло не так. То ли конкуренты выкрали и неправильно запустили программу, то ли та была порочна по своей сути, а может, дело было в недостаточной изученности механизма взаимодействия Сети с нервной системой потребителя.

Так или иначе, в течение часа около двух миллиардов пользователей, что называется, «съехали с катушек». На поверхности, да и на многих внеземных объектах началось безумие, сопровождаемое вандализмом и кровопролитием.

Все случилось молниеносно — происходящее даже не успело толком захватить новостные каналы.

Видимо, сориентировавшись в причинах катастрофы, там, внизу, не нашли ничего лучшего, как полностью обрушить Сеть. В принципе, задумано было правильно: именно сетевое устройство глобальной системы связи способствовало распространению убийственного нейровируса — так его прозвали перепуганные обитатели оранжереи.

Однако прошло уже достаточно много времени — но никто и не думал восстанавливать связь. Оставалось лишь строить предположения, что происходит там, на туманной голубой поверхности…

— У вас, наверное, как и у нас, устаревшая система связи, — сказал далекий грустный голос.

— Да, натуральный хлам, — отозвался Вадим.

— Наверное, это и спасло нас, как вы считаете?

— Даже не знаю, что думать… Дайте высоту и наклонение вашей орбиты, попробуем сблизиться… Скажите, у вас есть челночные корабли, спасательные капсулы?

— Да, конечно. Только мы опасаемся спускаться на поверхность. Пока не разобрались в ситуации…

— Наверное, вы правы.

— Пересылаю наши данные…

— Получено! Знаете, мы очень рады, что вы ответили, мы уже отчаялись… А может, и на Земле все не так плохо, как нам кажется, а? Ведь вам не известны подробности?

— Мы все надеемся…

— Вот и хорошо. Я готовлю маневр — часов через пять мы выйдем на прямое сближение. Но тут такое дело… У нас еще очень много людей осталось — там, в Пристанище. Надо придумать способ, как перевезти их. Или хотя бы прокормить, пока не найдем транспорты с экипажами…

— Конечно-конечно… Чем сможем. Только учтите: наши ресурсы ограничены, и каждый лишний рот может просто погубить нас…

Все, от Предка до Яна, подавленно слушали этот диалог. Бруно случайно поймал взгляд Эвила — пустой, безжизненный, лишенный надежды.

Его стройный мир рухнул. И похоже, ценность его кейса с драгоценными документами сейчас лишь в прочности материала, который можно использовать по более важному назначению.

Если на Земле все так, как рассказала эта женщина, — что толку от документов, от статуса, от образования? Кому нужны там пилоты, философы и историки? Нужны лишь ловкость, решительность, воля к жизни. Хитрость и сила — вот что будет цениться там, на Земле. Неужели люди наконец поменяются местами: короли станут изгоями, а изгои — королями? И так до бесконечности?!

Бруно изо всех сил зажмурился, помотал головой и выхватил у Вадима из рук гарнитуру. Он закричал, чтобы до всех наконец дошло то, что открылось ему и показалось вдруг единственно важным:

— Нет у нас лишних! Вообще нет лишних, понимаете?! Не родился еще на свет ни один лишний человек!