«Если», 2007 № 08

Терри Пратчетт: «ДОБРО, ЗЛО, МИЛОСЕРДИЕ ПРИВНОСЯТ В МИР САМИ ЛЮДИ»

Подобного читательского ажиотажа Москва не видела давно. Желающие подписать книгу образовали километровую очередь. А герой всего этого хеппенинга английский прозаик Терри Пратчетт, чей приезд в столицу организовали издательство ЭКСМО и британская сторона, едва не падал с ног от усталости… Несмотря на это, писатель все же сдержал свое давнее обещание дать эксклюзивное интервью журналу «Если», который на протяжении многих лет не оставлял без внимания ни одной новой книги автора.

В начале июня в издательстве ЭКСМО вышел «Пятый элефант», очередная и, по отзывам фэнов, едва ли не самая сложная и масштабная книга из цикла «Плоский мир». На сей раз командору Ваймсу и его супруге Сибилле пришлось отправиться с ответственной дипломатической миссией в Убервальд — страну, где царит равновесие сил между вампирами, вервольфами и гномами, а люди служат лишь фоном для этого странного троевластия. А заодно расследовать загадочную пропажу Каменной Лепешки — тронного камня, без которого невозможно возведение на престол очередного Короля-Под-Горой.

В то же время капитану Моркоу и констеблю Ангве приходится решать свои личные проблемы, но эти личные проблемы по понятным причинам опять же ведут в Убервальд — ведь констебль Ангва принадлежит к старинному роду вервольфов, а равновесие сил в Убервальде, кажется, начинает нарушаться, причем не без помощи родни Ангвы… А тут еще сопровождающие дипмиссию в сверхконсервативный Убервальд представители нацменьшинств Анк-Морпорка — феминистка-гном Шельма (ныне Шелли), Задранец и тролль Детрит, плюс загадочный Иниго Сепаратор, навязанный Ваймсу патрицием Витинари… В общем, понятно, что путь дипломата Ваймса, официального представителя вольного Анк-Морпорка, не будет усыпан розами…

— Начиная цикл о Плоском мире, вы знали, что он разовьется в столь сложное полотно?

— Понятия не имел. Меня часто спрашивают: как можно было придумать такую замысловатую конструкцию? Я воспринимаю этот вопрос, скорее, как риторический — я ее не придумывал. Она развивалась сама по себе. По мере написания.

— Первая ваша книга, посвященная Плоскому миру — «Цвет волшебства» — явно отличается от последующих. Она более пародийная, в ней больше черного юмора.

— Я бы сказал, отличаются первые две. «Цвет волшебства» и «Безумная звезда». Вы говорите об эволюции. Я становился старше, учился по мере написания, овладевал инструментарием… И начал лучше понимать, что именно хочу делать. Поначалу я еще не очень представлял себе, какие возможности предоставляет Плоский мир. Первые два романа — это просто забавные приключения и путешествия, не больше; там много шуток, гэгов, но, если честно, они меня самого теперь слегка раздражают. Сейчас — имея нынешний опыт — я, наверное, написал бы все это по-другому.

— То есть сейчас вы воспринимаете Плоский мир как способ донести до читателя какие-то важные для вас идеи?

— Вот это очень-очень русский вопрос. Вы понимаете, я не пишу беллетризованных трактатов. Я пишу книгу — и в ней идеи играют не меньшую роль, чем сюжет и персонажи. Но и не большую. Идея должна органично встраиваться в книгу, но, если так можно выразиться, на общих основаниях. И она должна быть универсальной; например, во многих более поздних книгах цикла я пишу о застарелой взаимной вражде, фактически о холодной войне гномов и троллей, о ксенофобии. Люди говорят: «А, мы знаем, это о…», — и называют какую-то конфликтную, враждующую пару стран… Или — о «Патриоте»: «А, это ведь вы о ситуации на Ближнем Востоке!» Я в ответ: «Нет, я писал обо всех ситуациях сразу!» Хотя, если честно, на Ближнем Востоке всегда какая-нибудь та еще ситуация… Этот регион — сам по себе ситуация. Не вижу причины, по которой тролли и гномы вели бы себя умнее любых других разумных существ.

— Судя по книгам, вы скорее умеренный консерватор, а не сторонник прогресса любой ценой — во всяком случае, в сфере человеческих отношений. Вы считаете себя защитником традиционных ценностей?

— У меня к прогрессу двойственное отношение. Я, безусловно, за новые технологии, облегчающие жизнь людей. Но я действительно люблю традиции. Традиция помогает не слишком раскачивать лодку. Но если находится разумная альтернатива тому, что делалось с незапамятных времен, то традицию, конечно, можно и отвергнуть. После серьезного размышления. Но не по той причине, что это, мол, устарело, а следовательно, никуда не годится.

— В одной из последних книг, вышедших в России — «Carpe Jugulum», — говорится, в частности, о том, что старая добрая тирания лучше современной промывки мозгов. По крайней мере, честнее. Я правильно поняла?

— Да. Верно. Этот старомодный вампир, который появляется в конце книги — своего рода альтернатива вампирам новомодным. Он ведет себя как царственная особа, джентльмен или король, говорящий со своими подданными. Он говорит: «Да-да, я помню, это ведь ваш батюшка вогнал в меня кол…» Или: «Я знавал вашу бабушку…» И людям это нравится. Поймите, это лучше, чем то зло, которое сейчас распространилось по всему земному шару, от Запада до Востока. И Россия далеко не исключение. Я имею в виду бюрократию. Эта машина существует единственно для того, чтобы поддерживать саму себя. Именно для этого она и вмешивается в жизнь людей, имитирует какую-то деятельность, поднимает какие-то глупейшие, несуществующие проблемы, выпускает директивы — например, считать картошку овощем или продуктом питания… Люди эту машину не интересуют — даже когда она утверждает, что все ее помыслы направлены на благо народа, что она заботится о безопасности населения, ну, к примеру, выдумывает какие-то торговые ограничения, изымает какие-то продукты из магазинов…

— Тут, скорее, политика…

— А что, политика разве не бюрократия? Это все равно что связывать людей по рукам и ногам ради их собственной безопасности. Или душить детей в колыбели, дабы уберечь их от жизненных невзгод. Но, убирая из судьбы опасности, трудности, свободную волю, вы тем самым лишаете жизнь самой жизни.

— Промывка мозгов и бюрократия обычно идут рука об руку.

— Конечно. Кстати, сами чиновники подвержены ей не меньше. Они боятся думать. Именно поэтому мне так симпатичен мой лорд Витинари из Анк-Морпорка.

Он может показаться циником, но он думающий правитель. Витинари несовместим с любыми формами промывания мозгов. И он верит в свободу. Но свобода — это еще и свобода умереть. Потерпеть неудачу. Отвечать за последствия своих поступков. Свобода ведь очень сложная штука. Именно поэтому люди, едва прикоснувшись к ней, предпочитают бежать прочь.

— Выходит, вам нравится лорд Витинари?

— Очень! Витинари, безусловно, умелый политик, и у него чудовищный интеллект. У вас есть такие японские головоломки — судоку? Кроссворд по числам. Они очень популярны в Англии, их печатают в газетах, там надо вписывать числа в квадратики, и если вовремя прислать правильный ответ, то можно даже заработать на этом… Так вот, Витинари разгадывает судоку в газете, едва бросив мимолетный взгляд, по памяти, просто диктует числа секретарю.

— Значит ли это, что и вы цените интеллект больше других человеческих качеств?

— Вы понимаете, он не особенно добрый человек. Даже безжалостный. Но город работает! И процветает. И люди процветают, потому что город работает. Вы можете выталкивать друг друга из лодки, но не пытайтесь дырявить днище — вот его принцип. Да, я люблю Витинари. Командор Ваймс, например, уважает демократию, но в таких условиях, которые создал Витинари для Анк-Морпорка, демократия тоже работает. Он интеллектуал. И именно поэтому он ухитряется сохранять свои позиции. А не потому, что он устраняет неугодных. Витинари слишком горд, чтобы преследовать недовольных. И чтобы заботиться о том, какое впечатление он производит на людей. И на все, что он делает, у него есть серьезные причины.

— Его прототип — Макиавелли? Ваш Витинари даже пишет трактат «Слуга» — по аналогии с «Государем» Макиавелли.

— Конечно, Витинари — это чистая идея, весьма приблизительно основанная не столько на том, кем Макиавелли был в действительности (он ведь был просто чиновником), сколько на наших представлениях о нем. Как раз на его трактате, первоначально посвященном Джулиано Медичи. Кстати, возможно, Макиавелли общался с Леонардо да Винчи, которому Джулиано покровительствовал.

— У российских читателей ваши книги находят огромный отклик. Как вы думаете, почему?

— Ну, это уж вы должны мне объяснить… Я не знаю. Полагаю, дело в том, что культура юмора у нас схожа. Мы смеемся над одними и теми же вещами, и все же иногда мне кажется, что по всей Европе, включая и Россию, культура в какой-то степени американизирована. Исключение составляет, пожалуй, Франция, которая старается держаться в стороне, но многие штампы, массовые понятия… полагаю, вы понимаете, о чем я.

— Вам не нравится американская культура?

— Я не люблю лишь то, что заслуживает нелюбви. В американской культуре много хорошего. Скажем, того же Воннегута я чрезвычайно любил и ценил… Потом, не надо забывать, Америка очень большая и потому очень разная: совсем не похожи друг на друга, скажем, Западное и Восточное побережья. На Восточном — интеллектуалы. Даже телепередачи там другие. Беда в том, что мы, как всегда, склонны копировать плохое и отбрасывать хорошее. Что прекрасно работает для Америки — не всегда годится для Европы. Хотя дураки у власти этого не понимают.

— Насколько я знаю, есть два полнометражных мультфильма о Плоском мире — «Вещие сестрички» и «Роковая музыка». И недавно поставленный фильм «Санта-Хрякус». Вы довольны экранизациями?

— А вы смотрели «Санта-Хрякуса»?

— Да.

— От начала до конца?

— Да.

— И откуда вы его взяли? Скачали из интернета?

— Ваши фэны скачали из интернета.

— Полагаю, нелегально.

— Не знаю. А он есть легально в интернете?

— Нет. В том-то и дело, что легально его в интернете нет. Ладно, чего уж там… Так вот, мне как автору не понравилось одно: очень много упущено, урезано. При экранизациях это почти всегда случается. Например, как отснять эпизод, где Смерть дарит Сьюзен новогоднюю открытку с перьями, потому что малиновку приклеить не удалось? Тем не менее фильм следует за книгой. Иногда даже слишком буквально. И мне это приятно. В целом мне фильм понравился. А вам?

— Трудно сказать…

— Актриса, игравшая Сьюзен (Мишель Докери) была великолепна, хотя это первая ее большая роль. Кто бы мог подумать во время кастинга, что это окажется настолько удачным выбором? Да, дух книги сохранен. Потому что удалось передать главный смысл романа, идею, подводящую к тому, что говорит Смерть в самом конце фильма: во Вселенной, даже если разобрать ее на мельчайшие частички, нельзя найти ни атома справедливости, ни молекулы жалости. Тем не менее мы ведем себя так, будто жалость и справедливость существуют. В мире не существует ни добра, ни зла, ни милосердия, их привносят в мир сами люди.

Беседовала Мария ГАЛИНА