«Если», 2007 № 03

ПИСАТЕЛЬ О КИНО Это волшебный порошок, мальчики…

О нашумевшей экранизации романа Марии Семеновой «Волкодав» (режиссер Николай Лебедев) в рубрике «Писатель о кино» рассуждает брянский фантаст и журналист Юрий Бурносов. Юрий хорошо знаком поклонникам жанра не только сольными романами, но и участием в известном творческом дуэте, выступающем под псевдонимом Виктор Бурцев (совместно с Виктором Косенковым).

Признаться, я очень ждал «Волкодава». Ждал, потому что люблю эту книгу Марии Семеновой, словно созданную для кинематографа — тщательно прописанные персонажи, которых в то же время легко перенести на экран, вполне «киношный» сюжет, минимум требуемых спецэффектов (у нас не Голливуд)… Но годы шли, и становилось ясно, что из долгостроя вряд ли что-то хорошее получится. Надежда умерла последней — с просмотром фильма. Вернее, даже чуть раньше — когда по телевизору сказали, что этот фильм «затмит «Властелина Колец». После таких широковещательных заявлений все стало ясно…

Вопрос «куда же они дели такие деньги?!» (сумма фигурирует от 10 до 20 миллионов долларов) обсуждался практически всеми рецензентами «Волкодава», от критиков-профи до возмущенных посетителей сетевых форумов. Ответа до сих пор не нашел никто. Дело в том, что «Волкодаву» практически не требовалось декораций. Зачем строили Галирад, когда у нас полно сел и деревень, которые нужно было лишь малость «подрихтовать» под славянскую фэнтези? Зачем искали в лесах Хорватии грязные дороги, когда их полно в средней полосе России? Александр Артурович Роу снимал подобные картины бог весть сколько лет назад, и, признаюсь, они в своей наивности нравятся мне больше, чем «Волкодав». Кстати, создается впечатление, что часть грима и костюмов, использованных в картине, хранилась в мосфильмовских кладовых как раз со времен Роу… Среди актеров не замечена даже третья голливудская лига, вроде прикормившихся на Руси Макдауэлла или Ассанте, посему и тут расходы небольшие. Спецэффекты… ну нет здесь спецэффектов. Каменная сова разве да кое-какие мелочи. Нарисованные пейзажи, к примеру, сделаны на уровне восьмидесятых. Нет, непонятно, куда делись деньги…

Но это все, возможно, вкусовщина, и я просто придираюсь. Интересно другое: зачем сценаристы так переработали в общем-то вполне логичный сюжет, превратив его в вереницу бессвязных событий? Это сделано для тех, кто не читал книгу? Но они все равно ничего не поняли, а те, кто книгу читал (каковых весьма много), выходили из зала в предынфарктном состоянии.

Роман переделали от мелочей (например, проникновение Волкодава в замок Людоеда не по воде, а посуху, и последующие мушкетерские штучки) до сюжетно значимых моментов. Зачем, например, ввели «волшебный порошок»? Желая дешево посмешить зрителей и подарить им «жизненные» цитатки? Зачем в самом начале появляется кнесинка — сперва в замке, а потом в обозе купца Фителы? Почему она так домогается Волкодава? Чтобы оправдать нелепый рекламный слоган про любовь? Зачем Волкодав, когда приходит к кузнецу, тупо спрашивает: «А чей это у меня меч?», после чего кузнец подозревает в нем разбойника Жадобу, хотя в книге была вполне разумная просьба сделать ножны. Почему в финале кнесинка не остается с Винитаром, а на редкость пошлым образом достается Волкодаву, которому — по книге — и не нужна, у него есть Оленюшка?! И главное, все это ничем не оправдано — исчезнувшая логика превращает героев в нелепых болванчиков.

Оставляет желать лучшего и подбор актеров. С таким бюджетом могли бы и расстараться, вместо того чтобы демонстрировать зрителям ужасного Домогарова и Наталью Варлей в виде старушки-хиппи. Сам Волкодав-Бухаров в чем-то неплох, но уж чересчур похож на Конана-варвара, хотя по книге Волкодав был куда более тонкой натурой. Да и с мимикой у него нелады, или это грим так плохо наложили? Везде писали, что Бухаров-де «работает на площадке без каскадеров» — да там и не нужны каскадеры, ничего особенного Волкодав на экране не вытворяет, любой ролевик так сумел бы. В фильме он получился практически неубиваемый, потому и на героя не тянет — если что, под рукой всегда есть кудесник Тилорн, который оживит. Кстати, довольно молодой по тексту Тилорн почему-то предстал мудрым старцем… А Эврих, по совместительству приятель Кати Пушкаревой, так вообще, кажется, сменил ориентацию. Порадовала Усатова, но ей подобные роли даже играть не надо — так, вымазать чуток, вот вам и королева варваров. Акиньшина при своих данных могла бы сыграть кнесинку хорошо, но ей не позволили сценаристы, создав из живой и своенравной девицы некое нудное и сексуально озабоченное существо.

Лучший актер фильма, несомненно, камбоджийская летучая лисица. Тут все честно.

Нет, господа, я не знаю, за что наказали поклонников фантастики в целом и Семеновой в частности. Любопытно мнение самой Марии Семеновой: «У меня, конечно, есть отдельные придирки, но в целом то, что я увидела на экране, очень хорошо». Я не представляю, что нужно пообещать автору, чтобы получить от него такой отзыв на ничтожную поделку, сотворенную из его детища. Может быть, Семенова просто добрый человек. Может быть, у нее такие отзывы как-то оговорены в контракте. Все может быть, но только не искреннее мнение.

Интересно, что Николай Лебедев — неплохой режиссер, снявший отличный (наверное, потому что малобюджетный) «Змеиный источник» и весьма удачную в сравнении с прочими «штрафбатами» «Звезду». Но на сей раз он слишком трепетно отнесся… не к первоисточнику, нет, а к коммерчески успешным западным проектам, откуда натаскал штампов и привил их на славянско-семеновскую почву. Зрители наперебой угадывают, откуда утащена та или иная сцена — из «ВК», из «Звездных войн», из «Ночного Дозора» или из «Матрицы». Поскольку фильм уже продан за границу, скоро начнут угадывать и там. Посмеются, полагаю, над жалкими потугами русских показать, что «мы внимательно смотрели ваши блокбастеры».

Операторская работа тоже довольно странная: так трясти камерой, это ж руки устанут. Понятно, что подобным образом работал, к примеру, Тони Скотт в «Домино», но это же не повод стулья ломать.

Музыка Рыбникова — совсем не та музыка Рыбникова, которой мы ожидали.

Резюме: от выхода фильма выиграл разве что Гоблин, который небось радостно потирает руки, хотя достойных перлов там и без него хватает. Ну и создатели, конечно, радуются кассовым сборам, хотя масса народу идет в кинотеатры лишь затем, чтобы на себе проверить, в самом ли деле все так плохо.

Нет, милые мои, на самом деле все гораздо хуже. И здесь не поможет даже волшебный порошок.

P.S. Тем временем снят уже и приквел, который запустят по телевидению в виде двенадцатисерийного фильма «Молодой Волкодав». Какие-то сцены снимались аж в Египте, так что сериал, надо думать, тоже отнюдь не малобюджетный. Как и положено у нас теперь. Стоит также помнить, что есть и ряд книжных продолжений «Волкодава», в том числе написанных Павлом Молитвиным, так что Волкодав пришел к нам, кажется, всерьез и надолго в уже экранном виде «этакого русского Конана». Нужен ли он нам в данной ипостаси — это уже другой вопрос, но на интересе типа «а можно ли хуже» прокатчики свои деньги получат…

Юрий БУРНОСОВ

ХИТ СЕЗОНА Эшафот для чародея

Так совпало, что экранизация фэнтезийного бестселлера Марии Семеновой «Волкодав» появилась в российском кинопрокате практически одновременно с экранизацией фантастического романа английского писателя Кристофера Приста «Престиж». Чтобы перевести эти тексты на язык кино, обоим режиссерам — и Николаю Лебедеву, и Кристоферу Нолану — пришлось пойти на серьезные изменения сюжета. Но если «Волкодав» в результате стал похож на стандартный боевик в псевдоисторическом антураже, то киноверсия «Престижа» не уступает литературному оригиналу в виртуозности подачи сюжета и полностью воспроизводит дух прозы Приста. Какими средствами Нолан этого добился? Давайте попробуем разобраться.

Кристофер Нолан заставил говорить о себе после того, как поставил детективную картину «Помни» («Memento») по сценарию своего брата Джонатана. Необычной фигуре главного героя, который страдал амнезией краткосрочной памяти (не мог запомнить то, что произошло пять минут назад) и тем не менее ухитрялся отомстить за убийство жены, соответствовала необычная манера сюжетостроения: история рассказывалась от конца к началу да еще и с экскурсами в прошлое. Вопреки ожиданиям, такая манера не только не мешала зрителям уяснить интригу, но, напротив, делала ее еще острее и занимательнее… Можно представить, с каким удовольствием Джонатан и Кристофер Ноланы работали над адаптацией «Престижа» — текста достаточно сложного, где «современная» линия перемежается с «историческими» кусками, причем куски эти оформлены в виде дневников враждовавших друг с другом фокусников, а речь в дневниках идет об одних и тех же событиях.

Напрямую перенести романные перипетии на экран было невозможно: то, о чем в книге можно сказать намеком, то, что вытекает из нюансов психологии, в кино не показалось бы убедительным. И братья Ноланы взялись за дело: в сюжете появилась смерть жены одного из фокусников, Руперта Энджера (его превосходно сыграл Хью Джекман), в которой оказался виноват другой, Альфред Борден (Кристиан Бэйл); появился и судебный процесс над Борденом, которого несправедливо обвинили в гибели самого Энджера. Ассистент последнего Капер — проходной персонаж в романе — разросся в кино до неоднозначной, психологически глубокой фигуры инженера-разработчика иллюзионной аппаратуры (в этой роли блеснул неувядаемый Майкл Кейн). А сами дневники магов превратились в Средство обмана, в оружие, которое они использовали в своей страстной, выматывающей, всесокрушающей борьбе.

И вот эта-то их борьба и предстала на экране во всех нюансах и подробностях — а ведь она и была самым главным в книге. Достоверный исторический антураж (быт иллюзионистов конца XIX — начала XX века), элементы ретрофантастики (знаменитый физик Тесла якобы изобрел для Руперта Энджера прибор, позволявший мгновенно перемещаться в пространстве) — это, в конце концов, только приятные мелочи. А вот история о том, как в душах людей, снедаемых гордыней, разгорается темное пламя страсти и это пламя постепенно выжигает из них все человеческое — да, такая история вполне достойна и пера романиста, и камеры кинорежиссера. Чем ближе подбираются фокусники к вершинам профессии, тем отчетливее слышен вокруг них запах серы. И вот уже самый близкий человек кончает жизнь самоубийством, а сам ты, взойдя на эшафот, не находишь слов ни для возмущения, ни для покаяния — только и можешь сказать в глупой браваде: «Абракадабра!..»

Надо признаться, что сочинить рецензию на фильм «Престиж» — задача нетривиальная. Рецензент обязан хранить сюжетные тайны, ибо тайны эти, как и во всяком хорошем фокусе, очень важны. Ну, могу ли я открыть, почему Борден, которого казнили, и казнили отнюдь не понарошку, все-таки пришел в финале к Энджеру, чтобы тот ответил за оговор? Могу ли разболтать, что прибор Теслы не только перемещал фокусника, но и создавал его ко… Нет, достаточно! Зачем же портить удовольствие тем, кто еще фильма не видел?! Ведь это то же самое, что во время представления иллюзиониста выйти на сцену и громогласно объявить: «Дамы и господа! Карты у мага в рукаве, заяц — в цилиндре, под вторым дном, а вот эту желтую птичку он сейчас убьет, складывая клетку, и из-за кулис ему принесут другую!» Боюсь, публика совсем не будет рада таким разоблачениям, и незваного правдоискателя без всякого почета выдворят вон. А ведь рецензент тоже хочет получить свою долю аплодисментов, и оттого — пора ему загадочно замолчать. Тем более что о самом главном он, вообще-то, уже сказал.

Александр РОЙФЕ

ТЕМА Грандиозные эксперименты местного значения

Нельзя не удивляться миру российского кинематографа. Блокбастеры, объявляемые «главным событием года», размываются временем, как песчаные исполины, и на следующий сезон бесследно исчезают из памяти. Зато под ними открывается россыпь мелких кинематографических самоцветов — не являясь «бриллиантами в короне» по причине мизерного бюджета, они тем не менее впечатляют своей причудой игрой и дают пишу для разговоров.

Кажется, только вчера приходилось сетовать на то, что в России нет («и не предвидится!») умной и социально острой кинофантастики, а уже сегодня из нее, как в покере, можно выложить выигрышную комбинацию. Так, по чистой случайности, мне пришлось в режиме «нон-стоп» посмотреть три фильма, интрига которых связана со странным и не подлежащим широкой огласке экспериментом. Добавлю: во всех трех случаях особенностью этих фантастических опытов является то, что проводят их в обыденной и узнаваемой реальности — либо в недавнем советском прошлом, либо в российском настоящем.

«Четыре» Ильи Хржановского по сценарию Владимира Сорокина вышел на экран первым — зимой 2005 года на Роттердамском кинофестивале; здесь же он обрел скандальную известность и два престижных приза — «Золотой тигр» и «Золотой кактус». «Пыль» Сергея Лобана вышла в том же году и вскоре удостоилась премии ФИПРЕССИ Московского кинофестиваля. Картина «977» Николая Хомерики увидела свет в 2006-м и тогда же стала призером фестивалей в Выборге и Владивостоке. Имея завидный перечень наград, все ленты оказались убыточными для проката или даже практически не имели его («Четыре») — что и понятно, если учесть их артхаусную принадлежность.

Во всех трех фильмах есть некий набор материальных атрибутов, овеществленных через декорации, реквизит, костюмы, сумма которых перерастает уровень изобразительного стиля и поднимается до авторской философии. В «977» это выглядит особенно откровенно и даже нарочито. Возможно, в первую очередь потому, что действие фильма Николая Хомерики происходит в брежневскую эпоху. Изолированный от внешнего мира НИИ, где осуществляется некий загадочный «проект 7-го отдела», кажется серым и архаичным даже для застойных 1970-х. Серым сверху донизу — от унылых коридоров с высоченными потолками до пыльных скоросшивателей на стеллажах, между которыми прячется недопитая чекушка водки. Подчеркнуто примитивна и недружелюбна по дизайну научная техника и лабораторная утварь: она непонятна по своему назначению и словно таит в себе скрытую угрозу. Скучны и архаичны сами герои — научные сотрудники в белых халатах и «подопытные» в больнично-санаторном «прикиде». Мужчины — пошлы, женщины — анемичны. Смысл такого нагнетания «серости» понятен. На подобном фоне особенно отчетливо и контрастно должен проявиться смысл эксперимента, который начинает проводить прибывший из глубинки нарушитель спокойствия Иван Тишков (Федор Лавров): заставить «серого человека» генерировать импульс внутреннего озарения экстремальной величины — 977.

Так же, как и в «977», в «Пыли» Сергея Лобана весь научно-экспериментальный антураж — это необходимая дань кафкианскому «угнетающему» миру. Впрочем, дань вовсе не лишняя и не чужеродная для поэтики фильма. Добавим, что если хомериковский НИИ — это замкнутый, самодостаточный анклав, имеющий очевидное и даже нарочитое сходство с «зоной» Тарковского, то лаборатория «Пыли» — всего лишь ячейка, клетка в большом и хаотичном организме современной российской столицы, документально-конкретном и по пейзажу, и по типам людей, разве что немного шаржированном, в духе Киры Муратовой. Этот большой и хаотичный организм-универсум живет по жестоким и серьезным законам: в нем могут унизить, избить и даже убить, сделав «подопытным животным» в непонятном эксперименте. Большой мир враждебен и опасен для главного героя, живущего в мире маленьком и «игрушечном». Атрибутика этого мирка — футболка с кошкой (вот она, метка «подопытного животного»!), которую герою покупает бабушка; пистолетики для ребятни, которые он клеит на фабрике игрушек; сборные модельки самолетиков и юмористическое шоу Петросяна по телевизору.

Изобразительный ряд и материальная атрибутика «Четырех» Хржановского тоже формирует две контрастные среды. Первая — мир ночного мегаполиса, ночной бар, где убивающие время в тягучем и, казалось бы, бессмысленном разговоре герои, молодая женщина и двое мужчин, смакуют экзотические напитки. Вторая — мир заброшенной и деградирующей русской деревни, где день и ночь напролет идет странная тризна-гулянка. Пьют здесь только самогон, причем пьющие, за единственным исключением, женщины. Да, не забудем еще один важный атрибут: это огромные тряпичные куклы с лицами из хлебного мякиша, изготовление которых является едва ли не главным промыслом собравшихся за столом жителей деревни Малый Окот. Данному занятию придается такой сакральный смысл, словно речь идет не об игрушках, а о собственных детях… или клонах.

Общим для всех трех фильмов является один момент, немаловажный именно в разрезе кинофантастики. Если не для героев, то уж точно для кинематографистов научная природа и цель экспериментов практически не имеют значения. В иерархии сюжетных приоритетов эта цель стоит явно ниже процесса, а еще точнее — атмосферы этого процесса. Чем и на что воздействуют ученые из фильма «977», после того как испытуемый помещается в наглухо закрытую камеру? На мозг, на весь организм, на «душу»? Какова природа возникающих в ответ флюидов? «Что измеряет наш прибор? Мы сами до сих пор не знаем!» — не без раздражения признается директор НИИ Сергей Сергеевич (актер и телеведущий Павел Любимцев). Судя по авторской логике, не так уж важно об этом знать и нам, зрителям. Коллизия носит не конкретно-утилитарный (как это было бы в жанровом кино), а отвлеченно-философский характер. Кто-то из критиков предположил (или разгадал?), что испытуемый, чей ответный импульс достигает значения 977, переносится в другое измерение. Видимо, это и произошло с Маргаритой (Екатерина Голубева) — «то ли девушкой, то ли виденьем». Хорошо, но даже если и так, то Николай Хомерики придает самому факту такой телепортации второстепенное, если не третьестепенное значение.

А что на первом плане? Показать, что физическая, материальная, физиологическая субстанция человека несоизмеримо мало выражает его истинный потенциал, сущность и предназначение. Для этого-то и воссоздали на экране в 2006-м этот затрапезный НИИ 1970-х с его «палатой», то бишь «отделом № 7», где сенсационный и мистически странный эксперимент проводится на фоне производственных дрязг, банальных любовных шашней и идиотических междусобойчиков.

Точно так же не все понятно с опытом, участником которого соглашается стать инфантильный 30-летний увалень Алеша (Алексей Подольский) из «Пыли». В секретной лаборатории, приютившейся в каком-то безликом подвале обычного московского дома, его тоже подвергают какому-то непонятному воздействию в герметичной камере, после чего он, взглянув в зеркало, какое-то короткое время видит себя не «целлюлитным салабоном», а мускулистым, гармонично сложенным атлетом. В жанровом кино (например, в том же голливудском мейнстриме) из такой заготовки выточили бы очередной сюжет о чудесной трансформации аутсайдера в сверхчеловека, Но в том-то и дело, что подобной трансформации с Алешей в итоге не происходит, да и само стремление героя обрести новый облик носит какой-то странно болезненный и даже саморазрушительный характер, Герой словно понимает, что в этом пошлом и жестоком мире он так и останется оплеванным аутсайдером, и речь идет не о том, чтобы реально преобразиться, а лишь на миг ощутить иллюзию этого преображения, за что, однако, придется расплатиться физическим небытием, По-воландовски властный и проницательный профессор Пушкарь (Петр Мамонов) предупреждает Алешу о подобной расплате, но рок (и законы философской притчи) не оставляет герою выбора, Трагическая развязка становится неизбежной: в нашем мире «маленький человек», претендующий на ницшеанский идеал сильной личности, может обрести его только в виде саморазрушительной иллюзии.

Что же касается бытовых и научно-технических мотивировок, то они, повторяю, лишь порождают ненужные и безответные вопросы, Ну, скажите, зачем ФСБ затевать какие-то таинственные эксперименты, если ту же иллюзию превосходства над «лохами» можно создать у Алеши, просто усадив его у экрана обычного телевизора, где в образе смехотворного идиота фиглярствует Петросян (эти кадры не случайно дважды повторяются в картине).

Эксперимент, на котором крепится вся философская конструкция фильма «Четыре» Ильи Хржановского, большинство наших критиков вообще отказалось признать сюжетной реалией, Вроде бы есть все основания считать, что это лишь «турусы на колесах», байка подвыпившего посетителя ночного бара (Сергей Шнуров). Чтобы «прикадрить» понравившуюся ему героиню, отвязный настройщик роялей рассказывает о своих поездках в жутковатые инкубаторы для людей — закрытые лаборатории, где в советское время проводились опыты по массовому клонированию человеческих особей.

Байка? Нет, скорее всего, не байка — если учесть то многообразие многозначительных нюансов, подтекста и сюжетных перипетий, в которых она резонирует на протяжении всего фильма. Режиссер-дебютант Илья Хржановский едва ли был бы замечен и отмечен мировым кинематографическим бомондом, изобрази он своих клонов инфернальными чудовищами, как в голливудском трэше, или трагическими отщепенцами, как в фильмах Лопушанского.

Следуя за Сорокиным, Хржановский сумел так необычно развернуть философско-футуристическую тему социальной антиутопии, что его при всем желании не спутаешь ни с Тарковским, ни с Лопушанским. Снятые «под документ» деревенские эпизоды мрачно-разгульной тризны, которую несколько актеров и настоящие деревенские старухи справляют по своей молодой односельчанке, отмечены социальной остротой и режиссерским драйвом уже сами по себе, без всякого подтекста. Но для умного зрителя они обретают дополнительный смысл и драйв, если зритель готов считать, что в кадре не просто деревня, а некий род резервации (намек на то — кадр со столбами с обрывками колючей проволоки), куда переселялись «не соответствующие ГОСТу» клоны, в том числе и безвременно умершая Зоя — одна из четверки клонированных сестер. И что подвыпивший рассказчик Володя занимался настройкой не роялей, а «человеков». И что не случайно три сестры (Марина, Ирина и Светлана Вовченко), приехавшие на поминки четвертой — девушки с внешностью русских красавиц и судьбой городских проституток, — обнаруживают душевное родство с деградировавшими, порой слабоумными и безобразными деревенскими старухами… При всех натуралистически-эпатирующих формах проявления этого родства (прежде всего, варварское женское пьянство и обжорство, циничная простота в поступках и словах) его нельзя считать «компроматом» для красавиц-сестер, ибо, как ни странно, порожденные тоталитарной системой люди-клоны наперекор всему сохраняют в себе печать индивидуальности и искры божьей.

Скажу откровенно, что и по художественному исполнению, и по масштабу проблемы фильм Хржановского приподнимается над уровнем двух других картин. Так, Николай Хомерики преуспевает прежде всего в том, чтобы создать атмосферу, но не поведать историю. В этом чувствуется боязнь потерять свою принадлежность к артхаусному братству. Однако и в самой этой атмосфере еще слишком много «оглядки на мэтров», ученической мягкости почерка, провисающих сюжетных сцепок, в силу чего прививка жанрового кино в новом проекте отнюдь не будет излишней. Примерно то же самое можно сказать и о «Пыли» Сергея Лобана — удивительно органичной, сделанной как бы на одном дыхании «бытовой фантастической притче», новые авторские модификации которой однозначно не приведут к повторению того же успеха.

Но, как бы то ни было, все три закрытых эксперимента, поставленные на «медные деньги» («Пыль» так вообще обошлась всего в 3000 долларов), оказались на редкость эффективными и, можно сказать, стали открытиями — если не в науке, то, по крайней мере, в нашей кинофантастике.

Дмитрий КАРАВАЕВ

РЕЦЕНЗИИ

АДЕПТЫ ЖАНРА В гостях у страшной сказки

Это один из самых странных режиссеров современности. Его фильмы любит весьма разнообразная публика — от поклонников трэша до критиков-эстетов. Он способен и сиквел комикса превратить в лидера проката, и создать ленту, которой двадцать минут стоя аплодирует Каннский фестиваль. При этом любимому жанру он пока ни разу не изменял, демонстрируя миру все разнообразие хоррора, а его последний фильм — «Лабиринт Фавна» — один из самых серьезных претендентов на грядущий «Оскар» в номинации «Лучший зарубежный фильм».

Гильермо дель Торо родился 9 октября 1964 года в мексиканском городе Гвадалахара, штат Халиско. С ранних лет его воспитывала бабушка, ультраконсервативная католичка. Возможно, из чувства протеста мальчик очень рано — уже в четыре года — стал ярым поклонником фантастического кинематографа, особенно хоррора. Впоследствии режиссер утверждал в интервью, что «некоторые фильмы ужасов, если они не запредельной жестокости, разумеется, оказывают на ребенка благотворное катарсическое воздействие, сродни тому, как страшная сказка стимулирует детское воображение… помогают сформировать духовный мир ребенка, делая его более сознательным и вместе с тем более восприимчивым к тонким материям». Каков духовный мир самого дель Торо, видно из его картин.

В восемь лет, будучи учеником католической школы, Гильермо снял свой первый фильм, естественно, мечтая о карьере режиссера. Однако стать серьезным режиссером сразу не получилось — пришлось сменить несколько кинематографических профессий. Окончив школу, юноша отправился покорять США, где начал изучать науку создания спецэффектов на курсах у Дика Смита, известного работами над такими знаковыми картинами, как «Экзорцист», «Сканнеры» и «Голод». В 1986 году дель Topo возвращается в Мексику — там гораздо меньше проблем с трудоустройством в кинобизнесе. Почти сразу именитый режиссер Хайме Умберто Эрмозилло предлагает молодому человеку стать продюсером фильма «Дона Эрлинда и ее сын». Одновременно дель Торо создает свою собственную компанию Necropia, занимающуюся производством спецэффектов для кино и телевидения. Компания принимает участие в двух десятках постановок, включая такие известные проекты, как «Бандиты» и «Байки из склепа». Сам же дель Торо читает лекции о кино и с головой уходит в журналистику. Он даже издает книгу-размышление о творчестве одного из своих любимых режиссеров — Альфреда Хичкока. В результате к началу девяностых молодой человек уже имеет некоторый вес в кинематографическом мире.

Не хватало только одного — того, о чем мечтал в детстве. Своих фильмов. Ведь на этот момент на его счету только пара любительских короткометражек: тридцатиминутная драма «Дона Люпе» и восьмиминутный хоррор «Геометрия». Наконец, в 1992 году, благодаря связям на мексиканском телевидении ему удается собрать деньги на первый полнометражный фильм — артхаусный ужастик «Кронос». В этой ленте дель Торо предлагает зрителям весьма необычный взгляд на проблему бессмертия. Сюжет таков: в шестнадцатом веке некий алхимик создает золотую штуковину — то ли паука, то ли жука, — укус которой дает человеку возможность не стареть. Однако подобные «инъекции» должны быть регулярными, и к тому же существование приходится поддерживать изрядными дозами человеческой крови. В двадцатом веке алхимик-вампир погибает под рухнувшей стеной, и артефакт под названием Кронос оказывается в руках у стареющего антиквара Хесуса. Однако вечная жизнь понадобилась еще и умирающему биржевому магнату, чей племянник готов сделать все, чтобы добыть механизм. В роли племянника снялся Рон Перлман — один из главных отрицательных типажей Голливуда и в будущем любимый актер Гильермо дель Торо.

«Кронос» принес режиссеру мировую известность — фильм был одобрен критиками многих стран и завоевал множество международных наград, среди которых премия критики на Каннском фестивале и несколько «Ариэлей» (мексиканских аналогов «Оскара»). Естественно, нашумевшего режиссера вскоре приглашают в Голливуд, благо рядом. Конечно, снимать хоррор. В 1997 году на экраны выходит фильм «Mimic» (в российском варианте «Мутанты») — экранизация рассказа Дональда Воллхейма, Об этом фильме обычно вспоминают так: «А, это тот, где Мира Сорвино тараканов мочит?» По сути, такие зрители правы, фильм совершенно проходной. От болезни, разносимой тараканами, в Манхеттене начинают массово умирать дети. Энтомолог Сюзан Тайлер (Мира Сорвино) выводит особую породу таракана, которая должна уничтожать разносчиков болезни, а затем умирать. Однако новый таракан-спаситель мутирует, разрастается, даже принимает человекоподобные формы, и женщина-энтомолог с соратниками вынуждена бегать по туннелям метро и уничтожать монстров.

Славы эта картина режиссеру не принесла (хотя парочку сиквелов впоследствии приобрела — но уже без его участия). После съемок дель Торо разошелся в видении кинематографа с руководством приглашавшей его компании «Мирамакс» и вернулся обратно в Мексику, где создал собственную продюсерскую компанию Tequila Gang, чтобы иметь возможность лично контролировать производство своих фильмов. И наконец снять свой лучший и любимый фильм.

Еще учась в колледже, дель Торо придумал сюжет, который сильно «зацепил» его и не отпускал. В 1994 году на кинофестивале в Майами, куда режиссер привез «Кронос», дель Торо познакомился с Педро Альмодоваром, которому так понравился только что просмотренный фильм, что он тут же предложил Гильермо спродюсировать его следующую картину, с условием, что бюджет будет небольшой и съемки пройдут в Испании. Тогда-то режиссер и поведал знаменитому испанцу свою школьную идею — тем более, что действие по сюжету происходило как раз в Испании. Однако потом у Гильермо «случился» Голливуд, и проект был отложен. Но после исхода из «фабрики грез» у дель Торо были развязаны руки, к тому же кроме братьев Альмодовар продюсировать картину взялся известный мексиканский режиссер, друг дель Торо, Альфонсо Куарон. Так родился «Хребет дьявола» — фильм, вновь вознесший Гильермо на кинематографический Олимп. От замысла до воплощения прошло шестнадцать лет — значительно больше, чем возраст большинства героев картины.

Действие происходит в 1939 году во время Гражданской войны в Испании. Двенадцатилетний Кар-лос, отец которого погиб, сражаясь за Республику, попадает в школу-интернат, расположенную далеко в пустыне. О войне не напоминает почти ничто — кроме голода, изредка появляющихся в школе республиканцев (здесь спрятаны слитки золота на партийные нужды) да огромной неразорвавшейся бомбы, торчащей из земли посреди двора. А еще в школе есть призрак-мальчишка (дель Торо сам признался, что этот образ он позаимствовал из японского хоррора). Призраку что-то надо, а что — предстоит выяснить Карлосу.

Однако не мистическая тема главенствует в этой пронзительной и жестокой драме. События крутятся вокруг золота — и выясняется, что бывают люди и похуже фашистов, бросающих бомбы на приюты. Что стоит сделать одну небольшую подлость — и может хлынуть целый водопад зла. Что призраки — не так уж и плохи. Что даже дети могут убивать — если их к этому подвести. И что дети могут умирать на экране — это давно уже де-факто запрещено в США, но в Европе — еще возможно. Почти библейский исход оставшихся в живых мальчишек — в пустыню, в неизвестность, из сгоревшего интерната, где остался только новый призрак — доводит до точки кипения и без этого бурлящий котел зрительских эмоций. Фильм помимо всеобщего признания со стороны поклонников хорошего и умного кино принес режиссеру еще один букет международных призов и номинаций.

Кроме того, в Голливуде решили, что нельзя терять такого режиссера, и примирение состоялось. В последнее время все явственнее проявляется тенденция — на экранизации модных комиксов приглашать заграничных режиссеров, зарекомендовавших себя в альтернативном кино. С одной стороны — риск провала не очень большой, ибо брэнд уже раскручен. С другой — зритель подустал от однообразного переноса на экран графических супергероев, и для успеха требуется некая изюминка, которую предположительно способен внести «пришелец» с иным взглядом на кино.

Первый фильм о вампире-полукровке Блейде, герое марвеловского комикса, был снят Стивеном Норрингтоном и получился не очень успешным. Фильм и «вылез» не за счет постановочных талантов режиссера, а благодаря фигуре главного героя (в исполнении мастера единоборств Уэсли Снайпса), крошащего в капусту полчища вампиров. Римейк предложили сделать Гильермо дель Торо. Перед ним стояла непростая задача — совместить свою эстетику с той, которая была заложена в первом фильме. И ему это блестяще удалось. Фильм в результате имел весьма значительный кассовый успех, а дель Торо окончательно покорил Голливуд. Сиквел получился гораздо более стильным, хотя и куда более натуралистичным, чем первая лента. Постоянный экшен под жесткий музыкальный ряд, стробоскопная смена света и тени, многополюсное противостояние сил добра и зла — завораживают зрителя и не дают времени обратить внимание на дыры в сюжетной логике.

Одного из главных злодеев из соединенной вампирско-блейдовской команды сыграл друг дель Торо — Рон Перлман. И когда продюсеры, вдохновленные успехом режиссера на поприще комиксов, предложили Гильермо попробовать еще раз, теперь уже с другим популярным графическим романом Марка Миньолы «Хеллбой» (он же «Чертенок», он же «Парень из пекла») — вопросов, кто же будет исполнять роль супергероя, у дель Торо не возникло. Хотя кандидатуры «сверху» предлагались неоднократно.

Ради нового проекта дель Торо отказывается от участия в третьей части «Блейда» (ее совершенно бездарно снял сценарист первых двух частей Дэвид Гойер) и, самое главное, от предложения выступить постановщиком суперблокбастера «Гарри Поттер и узник Азбакана», порекомендовав своего друга Альфонсо Куарона (тем самым вернув моральный долг за поддержку «Хребта дьявола»). Многие любители кинокомикса не без оснований считают, что «Хеллбой» дель Торо — одна из самых удачных экранизаций комиксов за всю историю жанра. Дело даже не в прекрасной игре сильно загримированного Рона Перлмана. И не в блестящих спецэффектах. И не в сюжете — он-то как раз чисто по-комиксному эклектичен, не слишком внятен и грешит против исторических фактов. Дело в том, как подан сам супергерой. Имея среди всевозможных человекопауков, бэтменов, суперменов и прочей братии самую нечеловеческую сущность и внешность (рогатый краснорожий дьявол, еще чертенком попавший в наш мир «с той стороны», а ныне подвизающийся в ФБР на ниве уничтожения всевозможных монстров), он в результате оказывается «самым человечным человеком». Он переживает, он думает, он любит, он ревнует, он жалеет, он чувствует. В этом главная заслуга режиссера — умудриться показать живым дьяволоподобного громилу. Ну а прочего, своего любимого, дель Торо тоже напихал предостаточно: и жуткие инфернальные порождения, и долгие скитания по туннелям, и мрачная атмосфера «темного» хоррора, и постоянные экивоки, и реминисценции к классике жанра. Фильм имел немалый успех, и сейчас дель Торо и Перлман работают над сиквелом «Хеллбой 2: Золотая армия».

Еще одной детской страстью Гильермо дель Торо были сказки. «Сказки — любимое мое чтение с самого детства, — признается он. — Я обожал произведения братьев Гримм, Ганса Христиана Андерсена и Оскара Уайльда. В некоторых из них мотивы жестокости и садомазохизма лишь слегка приглушены из соображений благопристойности». И вот он решил отдохнуть от комиксов и снять сказку. Жестокую. Про фашизм. «Лабиринт Фавна».

В «Лабиринте…», идейно продолжающем «Хребет дьявола», дель Торо возвращается к больной для себя теме — испанскому фашизму. Действие происходит в 1944 году. В лесах северной Испании еще действуют партизанские отряды республиканцев. Франкисты создают специальные военные «блокпосты» для войны с партизанами. Главная героиня фильма, маленькая Офелия (Ивана Бакуеро), приезжает с мамой к отчиму, возглавляющему одну из таких баз. Капитан Видаль — типичный фашист, как будто взятый из послевоенного кино, злобный, жестокий палач. Единственное существо, внушающее ему любовь — это еще не родившийся сын, коим беременна мама Офелии. А Офелия встречается в лесу… с фавном, И тот сообщает, что она на самом деле принцесса сказочного царства. Но чтобы отправиться в это царство, девочке нужно пройти несколько обрядов посвящения, точнее — выполнить некие задания. Далее два сюжета развиваются почти параллельно, стремясь сойтись лишь в развязке. Офелия выполняет задания фавна, а на военной базе идет военная жизнь — перестрелки, поиск партизан, расстрелы, пытки. Но и параллельные прямые пересекаются — на уровне предметов и символов: вот Офелия лезет под землю, чтобы убить огромную жабу и взять некий волшебный ключ, а вот служанка Мерседес, тайно работающая на сопротивление, похищает для партизан ключ от склада с продовольствием; вот Офелия добывает волшебный жертвенный нож, а в это время Мерседес прячет под платьем настоящий — и он спасет ей жизнь. Совпадений много, но сказочная часть все же «обслуживает» реалистическую: простые фашисты оказываются куда страшнее монстров, явно созданных режиссером под влиянием картин Сальвадора Дали. Хотя и не только. Дель Торо не скрывает, что Лабиринт фавна — это тот самый, борхесовский Лабиринт. А еще на стилистике фильма лежит отпечаток творчества английского художника конца XIX века Артура Рэкхема. Впрочем, всех отсылок и аллюзий не перечесть. Сама идея — показать ужасы фашизма в окантовке мрачных средневековых сказок — отдает гениальностью. Тем не менее детям и впечатлительным особам смотреть эту жестокую и местами сверхнатуралистичную драму-сказку не рекомендуется.

Между прочим, между «Хребтом дьявола» и «Лабиринтом Фавна» существует и прямая связь, а не только идейная. Дело в том, что выросшие исполнители главных детских ролей из «Хребта дьявола» играют также и в «Лабиринте…» — в эпизодических, почти массовочных ролях безымянных партизан. Скорее всего, здесь дель Торо не просто предложил сняться старым знакомым. Видимо, так он нам намекает на судьбу тех мальчишек из «Хребта…», что уходили из сгоревшего интерната в неизвестность.

«Лабиринт Фавна» также собрал сонм всевозможных призов, но главным для режиссера стало, пожалуй, то, что просвещенная публика Каннского фестиваля 22 минуты стоя аплодировала после окончания просмотра фильма. Вот это — действительно успех.

Похоже, Гильермо дель Торо перенимает принципы Стивена Спилберга — снимать фильмы «через один». Один — для кассы, один — для себя. Поэтому, после того как будет закончен сиквел «Хеллбоя», режиссер готов взяться за новый сложный проект — экранизацию «Хребтов безумия» Говарда Лавкрафта. Перенести лавкрафтовскую стилистику на экран — на это, возможно, способен сейчас лишь он один.

Дмитрий БАЙКАЛОВ

1987 — «Геометрия» (Geometria); 1993 — «Кронос» (Cronos); 1997 — «Мутанты» (Mimic);

2001 — «Хребет дьявола» (El Espinazo del Diablo/The Devil's Backbone);

2002 — «Блейд 2» (Blade II); 2004 — «Хеллбой» (Hellboy);

2006 — «Лабиринт Фавна» (El Laberinto del Fauno/Pan's Labyrinth);

2008 — «Хеллбой 2: Золотая армия» (Hellboy 2: The Golden Army).