«Если», 2005 № 09

«АЛЬТЕРНАТИВНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ»

Уважаемые участники конкурса!

Благодарим всех, кто прислал нам свои работы. Кстати, обращаем ваше внимание: адрес редакции изменился (см. выходные данные), абонентский ящик почту больше не принимает.

Для читателей, которые только собираются испытать свои силы, проделаем краткий экскурс в историю. Конкурс был организован для того, чтобы на страницах «Если» могли опубликоваться молодые, неопытные, но подающие надежды авторы. Ведь играть на одном поле с профессионалами – дело малоперспективное. Понятно, что на нашей «площадке» условия льготные, однако свои жесткие рамки существуют, об этом мы сообщаем в каждом номере журнала: присланный рассказ должны отличать выраженная НФ-идея, внятный сюжет и литературные способности автора (любители мистики, хоррора могут не беспокоиться – подобные жанры не в традиции «Если»). Рассказ не должен занимать более одного авторского листа (24 стандартные страницы), рукописи принимаются в «бумажном» виде.

Жюри внимательно рассматривает каждую работу, однако в переписку вступает только с теми участниками, которые его заинтересовали. Все остальные, а таковых, увы, большинство, узнают о результатах конкурса со страниц «Если»: итоги мы подводим дважды в год – в № 2 и № 8 (или № 9, как сейчас). Публикация в рамках «Альтернативной реальности» не оплачивается гонораром.

В финал нынешнего этапа конкурса вышли Т.Власова из Армавира, М.Иванова из г. Глазова (Удмуртия), С.Кайманов из Абакана, А.Талан из Казани. Победителями стали В.Астров-Чубенко и Е.Ермаков.

АСТРОВ-ЧУБЕНКО Вячеслав Александрович. Родился в 1973 году в Николаеве. По специальности преподаватель физики и астрономии. Закончил с красным дипломом физико-математический факультет Николаевского пединститута в 1997-м. Первые публикации – в газетах и альманахах Николаева с 1997 года. Два сборника рассказов и повестей «Звонок» (1999) и «Последний экзамен» (2002) увидели свет в Николаеве. (По нашим условиям, авторы, имеющие книжные публикации, в конкурсе участвовать не имеют права, однако книги Вячеслава вышли в местном издательстве малым тиражом.) Астров-Чубенко – лауреат специальной премии «За мужество и волю к жизни» Пятого Международного фестиваля фантастики «Звездный Мост». Лауреат в номинации «Восходящие звезды» Первого Международного фестиваля фантастики «Планета 8141 Nikolaev».

ЕРМАКОВ Евгений Владимирович. Родился в 1970 году в городе Почеп Брянской области. Учился и рос в военном городке Эмба-5 (Казахстан). Получил образование в военном училище Киева, служит в Ульяновске. Писать фантастику начал около двух лет назад. Данная публикация – первая.

Поздравляем победителей, ждем новых работ.

Жюри конкурса

ВЯЧЕСЛАВ АСТРОВ-ЧУБЕНКО У НИХ ЧТО-ТО СО СВЯЗЬЮ

– А может, высадиться на центральной площади одной из их столиц, и вся недолга? – предложил бортинженер с присущей ему простотой.

– И вызвать переполох, – отозвался специалист по внеланианским цивилизациям.

Командир экспедиции с некоторой тоской посмотрел в огромный обзорный иллюминатор кают-компании, за которым на фоне тысяч звезд величаво красовалась голубая планета. Планета, так похожая на родную Ланию, оставшуюся в тысяче световых лет позади. Мучительные поиски, полные сомнений и неудержимого желания вернуться домой, дали наконец свой результат – иная цивилизация (и вполне развитая для контакта!) была найдена в космической бездне. Уже одно это – большой успех: они не одни во Вселенной, что доказано со всей очевидностью. Теперь дело за малым – войти в контакт.

Но тут-то и начались очередные проблемы! Оказалось, что ОНИ в принципе не слушают Вселенную с целью выявления искусственных сигналов. То есть вообще!

– Такое впечатление, будто у них что-то со связью, – беспрестанно твердил радист, как по старинке называли специалиста по всеволновой связи.

Нет, конечно, все их радиотелескопы и прочая приемная аппаратура, в том числе и на космических станциях, прекрасно функционируя, по-прежнему были направлены в небо, принимая миллиарды килобит информации. Но, похоже, никто и в мыслях не держал каким-либо способом проверять эту информацию «на разумность». Все, с кем можно было войти в контакт, самоотверженно исследовали естественную Вселенную. Одно из двух: либо они окончательно разочаровались в поисках внепланетного разума, как это бывало и на Лании, либо подобным программам просто перекрыли финансирование, что тоже было знакомо. А скорее всего – и то, и другое…

Вот и получилось, что научно-исследовательский корабль «Барнакасс-4» уже около двух месяцев безрезультатно болтается на орбите планеты – довольно далеко, чтобы не быть обнаруженным, но достаточно близко, чтобы понять населенность этого мира и его красоту, – а экипаж находится в замешательстве. Конечно, можно было бы свалиться им как снег на голову, высадившись у всех на виду. Но это чревато неоднозначной реакцией, глупой инопланетной истерией и, как следствие, опасными общественными катаклизмами. В деле межзвездных контактов, как оказалось, соблюдение так называемого психологического карантина не менее важно, чем обычного. Как отшучивались в ЦУПе, «нам нужны братья по разуму, а не пациенты». Цивилизацию необходимо было подготовить к контакту, сперва связаться с ними на расстоянии, причем Космос упаси связываться с прессой или с политиками. Должен найтись кто-то достаточно далекий и от народа, и от политики. А это, как ни крути, были только ученые. Но ни один из них не искал инопланетян! Да, ситуация… Командир оторвался от иллюминатора.

– Ну, что ж, – сказал он, – не вижу иного выхода, как послать агента.

Присутствующие в кают-компании стали неуверенно кивать и пожимать плечами.

– Но как же различия в физиологии? – замялся специалист по космобиологии, и цвет его кожи принял бледно-желтый оттенок. – И еще не исследована наша инфекционная совместимость…

– Я думаю, риск не так уж и велик, особенно учитывая ставки. Благодаря зондам их физиология уже достаточно известна нашим «гримерам». Она, кстати, не слишком отличается от ланианской. Разве что некоторые детали, например, наша способность менять цвет. А что до инфекций, то прививок нам сделано предостаточно. В общем, дальше медлить бессмысленно. Надо действовать.

– Но кого же мы пошлем? – члены экспедиции начали переглядываться.

– Того, кто справится с этой ролью наиболее естественно, – таинственно произнес командир, и его перебиравшие по столу пальцы стали светло-фиолетовыми, демонстрируя крайнюю обеспокоенность владельца.

Смеркалось. Два астронома проводили взглядом Джейма и волочащегося за ним очередного подростка.

– Невероятно, – сказал один из них и выразительно поднял брови. – Невероятно, как мы еще терпим этого, с позволения сказать, глубокого ученого. Только время на «300-дюймовом» занимает. Ну какие к черту «осмысленные» сигналы могут идти от Х-1 Лебедя?! Там же просто биллионы тонн вещества ухают на черную дыру или что там еще, давая мощнейшее жесткое излучение, и все. Только полный, кхм, пациент может пытаться его «расшифровать». Хорошо, хоть свою непосредственную работу выполняет, – астроном отрешенно махнул рукой: – Еще и пацана с собой приволок, учитель.

– А ты что-то имеешь против детей в обсерватории? – с ехидцей спросил его коллега.

– Скорее, нет. Просто, знаешь, растление малолетних – это уже статья…

Ученые коротко рассмеялись и разошлись по своим делам.

Папа Джейма хотел, чтобы сын стал сантехником. Мама Джейма хотела, чтобы сын стал священником. И Джейм стал астрономом, «исследователем космических пространств». Занятый подобными мыслями, Джейм и наткнулся у самых ворот обсерватории на паренька лет тринадцати, с интересом заглядывающего через забор. Своей эрудицией мальчик приятно отличался от обычных зевак, и ученый позволил ему пройти с ним в башню телескопа. Парень с интересом разглядывал огромную, направленную в небо трубу и всевозможную вспомогательную аппаратуру, расставленную вдоль круглой стены.

– Ну, ты тут пока осваивайся, – сказал Джейм, – только ничего не трогай, а я приготовлюсь к наблюдениям.

– А что вы наблюдаете? – спросил парень, следя за виртуозными действиями астронома, занятого приготовлением телескопа к наблюдениям: снятие массивных заглушек с трубы телескопа, открытие купола башни, запуск и тестирование аппаратуры.

– Да так, один интересный объект, – отозвался Джейм, не отрываясь от своих дел. – Под кодовым названием «Лебедь Х-1». Собственно, основная информация о нем поступает с орбитального телескопа, потому что самое интересное его излучение, рентгеновское, не пропускает атмосфера. Но у этого объекта есть еще и оптическая компонента – слабенькая звездочка, которая тем не менее просвечивает сквозь нашу атмосферу. Вот ее-то мы и наблюдаем, работая по программе этого орбитального телескопа. Мы просто сличаем расположение этой звездочки на небе с направлением на нее, определяемым телескопом в космосе. Но это, конечно, весьма общее и упрощенное представление о нашей программе, там еще много других тонкостей и заморочек. Кроме нашей, в ней задействованы еще три обсерватории. Кстати, эта звездочка, как и рентгеновское излучение, тоже переменна, ну, меняет свою яркость…

– Я в курсе, что значит переменна, – заверил юный гость.

– Ах, да, вы же у нас все знаете, молодой человек, – вспомнил астроном. – Тебя, кстати, как зовут?

– Петр.

– Петр, – повторил Джейм, – как величественно. А меня Джейм Самс.

Он наконец рассмотрел парня и улыбнулся. Как бывает обманчива внешность человека и как она порой не соответствует его интеллектуальному потенциалу. Мальчик был довольно высок, с круглым румяным лицом, огромными голубыми глазами, вздернутым носом и какими-то слишком белыми кудрявыми волосами. Однако то, во что он был облачен, мягко говоря, несколько не соответствовало ни его умственным способностям, ни его настоящему местонахождению. Из-под пестрой, на три размера большей рубашки с изображением хитовой рок-группы выглядывали черные кожаные брюки, испещренные змейками, и высокие байкерские ботинки. Композицию завершали темно-сиреневый, тоже кожаный, жилет нараспашку, увешанный цепочками, и кольцо в ухе. Короче, налицо последний писк молодежной моды. Парень и сам невольно оглядел себя. «Да, перемудрил я сегодня с модой, – подумал он, – надо быть скромнее».

– Так вот, Петр, – монотонно продолжал Джейм, – эта звезда переменна потому, что…

– Она вытянута по направлению к своему невидимому спутнику, – подхватил гость, – и поворачивается к нам разными сторонами по мере движения по своей орбите: эффект эллипсоидальности.

– О, я молчу, – рассмеялся астроном. – Вижу, ты знаешь не меньше меня. Слушай, ты часом не вундеркинд, парень?

Петр замялся.

– Нет, – сказал мальчик как будто неуверенно. – Просто… просто интересуюсь. У меня по математике двойка, – вдруг добавил он.

Последнее откровение было неожиданностью даже для него. Часть гигантского купола медленно открылась, свет в павильоне погас, и над головой засверкали мириады звезд.

– Конечно, – сказал Джейм, – в наши задачи входит еще тщательное наблюдение переменности данной звездочки для уточнения мельчайших деталей этой переменности. Вот сейчас мы на нее наведемся и в течение четырех часов каждые 10 секунд будем регистрировать ее спектр и блеск. Учитывая все услышанное от тебя, я уверен, что ты узнаешь и этот неровный крест почти в зените.

Джейм опять не придал значения некоторому замешательству и неуверенному кивку парня, разглядывающего большой звездный крест. Как раз со здешними созвездиями он был знаком бегло.

– Да, да, – продолжал Джейм, – это и есть Лебедь. Он практически весь расположен на Млечном пути, где плотность звезд, таких, как оптический спутник Х-1, достигает сотен на квадратную минуту. Тут без точной наводки по координатам не обойтись.

Астроном пробежал пальцами по микропульту управления телескопом, встроенному в его массивную стойку, и огромная махина, тихо урча, плавно навелась в нужную точку неба около зенита. Встроенные в телескоп спектрометры и электрофотометры тут же ожили, принимая данные и пробуждая остальную записывающую аппаратуру.

– Ву-а-ля, – резюмировал Джейм, опускаясь на стул и переводя дыхание.

– А нельзя ли взглянуть на нее в окуляр? – вдруг спросил Петр, заранее зная ответ.

– В окуляр? – Джейм на секунду задумался. – Ты знаешь, для этого придется отключить всю навешанную на него технику и, собственно, вставить этот самый окуляр. Вообще-то астрономы уже практически не занимаются визуальными наблюдениями – есть приборы гораздо точнее глаза. Это только со стороны кажется, что здесь полно романтики… Ну, хорошо, ради тебя я готов пожертвовать несколькими драгоценными минутами. А пока я ищу окуляр, ты можешь взглянуть в этот «искатель».

Вид в прикрепленную параллельно основному телескопу небольшую трубу был, конечно, очень эффектен. Но то, что виделось в окуляр 300-дюймового телескопа, просто потрясало! Десятки, сотни тысяч звезд самой гущи Млечного пути усеивали круглое поле зрения. По мере уменьшения яркости их число росло в геометрической прогрессии, и на самом пределе видимости звезды сливались в сплошную, едва различимую молочную пелену. Вместе с тем фон изображения был достаточно темным, и объект Лебедь Х-1, вернее, его оптический компонент, отчетливо выделялся среди тысяч таких же, как он, звезд, располагаясь строго в центре изображения. Потом телескоп был наведен еще на несколько объектов – звездные скопления, туманности, галактики, даже на одну планету, четвертую от этого Солнца, которую Джейм называл Марс. И хотя Петр не раз любовался подобными красотами космоса, их вид в большие телескопы каждый раз его завораживал.

– Вообще-то, работа по Х-1 довольно монотонна и рутинна, – сказал Джейм, возвращая отключенные приборы к их обязанностям. – Гораздо занятнее становится уже потом, во время обработки добытой информации, когда ты можешь получить реальные факты и выводы, а если повезет, сделать открытие… В особенности если у тебя есть какая-либо гипотеза. Я, к примеру, считаю, что рентгеновские всплески Х-1 специфическим образом упорядочены.

– Как?!

– Во всяком случае, иногда. Я даже написал специальную программу расшифровки этих всплесков. Она у меня в домашнем компьютере. Вот, посмотри сюда.

Джейм подъехал в своем кресле к столу с компьютером и вызвал на монитор нечто, напоминающее энцефалограмму неврастеника.

– Это и есть запись рентгеновского блеска источника Лебедь Х-1, вот видишь, внизу изображения – «Cyg Х-1». Этот блеск очень нестабилен, его кривая во временном масштабе порядка секунды почти вырождается в близко расположенные практически вертикальные штрихи разной длины, которые и являются рентгеновскими всплесками. Конечно, все это не может быть не чем иным, как результатом падения колоссального количества вещества наподобие черной дыры. Да, ты только представь, как это должно выглядеть вблизи: желтоватая дынеобразная звезда, одна сторона которой, обращенная к спутнику, выглядит чуть светлее другой из-за переизлучения мощнейшего рентгеновского потока, идущего от черной дыры, незаметно, через центр масс системы, ежесекундно перекачивает к дыре миллиарды тонн своего вещества. Только потом, ближе к дыре, собираясь в аккреционный диск, вещество становится видимым, раскаляясь добела, и по сильно закрученной спирали падает в черную дыру, разгоняясь до субсветовой скорости. Это одно из самых величественных зрелищ во Вселенной!

Джейм и не подозревал, насколько его собеседник хорошо себе это представлял.

– Однако, – продолжал астроном, – никто не сказал и тем более не доказал, что какая-либо высокоразвитая цивилизация не может модулировать это рентгеновское излучение, выставляя на его пути свою фильтрующую аппаратуру. А что, по-моему, это очень эффективный способ передачи информации – настолько мощное излучение в состоянии пройти практически всю Вселенную, никакие искусственные сигналы по интенсивности с ним не сравнятся, они в нем просто утонут! Во всяком случае, более эффективного способа мы пока не знаем. Собственно, это даже не моя идея. Подобные мысли уже давно культивировались, но после провала программы SETI поиски внеземных цивилизаций стали непопулярными. Ну, а я решил прозондировать эту область. Честно говоря, я этим просто заболел. В результате время от времени, когда я пропускаю вот такие рентгеновские кривые блеска через компьютер по моей программе, на дисплее вдруг появляются буквы, а изредка даже слова! Например, такое слово, как «ЭЙ!», я думаю, довольно неплохой позывной для космоса. А пару раз я зафиксировал даже нечто вроде «SOS!», что уже настораживает! Конечно, некоторые утверждают…

– А как же язык? – растерянно спросил мальчик.

– Язык? Все дело в том, что моя программа преобразует получаемые символы в звуки и слова нашего языка, которые у НИХ имели бы наиболее близкое значение. Ведь, в конце концов, те, кто посылает в космос сигналы, наверняка должны пользоваться общими для всей Вселенной понятиями. И это опять же не только моя точка зрения.

Джейм повернулся к телескопу проконтролировать его наводку и приборы, но при этом продолжал говорить.

– Конечно, некоторые считают, что моя программа «высосана из пальца» и что я валяю дурака. Но я не слушаю скептиков. Я надеюсь, я верю, что рано или поздно приму осознанный текст.

– А вы бы могли подробнее познакомить меня с вашей программой? – быстро спросил юный гость.

– С моей программой? – с энтузиазмом переспросил астроном. – Конечно, с удовольствием. Наконец-то у меня появился единомышленник.

Командир расположился в уютном кресле своей каюты и пересматривал объемные фотоснимки Земли. Города, фермы, электростанции. Да, определенное сходство есть, хотя путь развития у них принципиально иной. Но, как бы то ни было, Контакт станет историческим моментом для обеих цивилизаций. Правда, агент, три месяца работающий на планете, хотя и поставляет подробную информацию, пока не добился ничего определенного. Командир улыбнулся: кажется, для ребенка это просто интересная игра, лекарство от скуки в пути. В голографе внутренней связи вдруг возник довольный радист:

– Командир, нашелся чудак, который ищет «разумные сигналы». Один на всю планету. Я сейчас зайду.

– Жесткий источник KZR-439? – поднял брови глава экспедиции, когда выслушал от радиста донесение агента. – Там же нет ни души?!

– Да. Они его называют Лебедь Х-1. Но мы можем подстроиться под его сигнал.

– Ну что ж, действуйте. И, Лон, – окликнул он радиста, когда тот был уже в дверях, – с максимальным учетом его расшифровочной программы.

Радист стал светло-оранжевым, мол, об этом могли бы и не напоминать.

Вид у Джейма был весьма помятый. Но, едва протерев глаза, он засел за компьютер. Погрузившая его в сон усталость не позволила сразу проверить скинутые ночью на домашний мэйл копии свежих рентгеновских записей. И как только, считав записи в компьютер, Джейм запустил программу расшифровки, ему уже не понадобился утренний кофе, чтобы окончательно проснуться. На экране пошел осмысленный текст:

«ЗЕМЛЯНЕ! Вас приветствуют представители цивилизации Ламьйя планеты Лания, обращающейся вокруг желто-оранжевого солнца Гердсар, расположенного в 1009 световых годах от Вас. Наш корабль находится сейчас на околоземной орбите. Для получения более подробной информации и поддержания двусторонней связи направьте Ваши радиотелескопы в точку небесной сферы со следующими экваториальными координатами для текущей эпохи:

Р.А.: 03h40m00s, Dec: +01°10'00". ОСОБАЯ ПРОСЬБА: Ничего пока не разглашать!»

Но псевдонаучная эйфория была недолгой. Ее очень быстро сменило раздражение ученого. Какой текст! Осмысленный, логический, информативный, ни одного лишнего слова и ни одной грамматической ошибки… Хоть бы одна запятая не там стояла…

Джейм негодовал: «Коллеги! Высокоинтеллектуальное дурачье с атрофированным чувством юмора. И когда им надоест меня разыгрывать? Надо же, мальчишку подослали. Хорош артист: ах, программа, ах, познакомьте! Они думают, я сейчас кинусь звонить президенту?». Чтобы успокоиться, Джейм включил кофеварку. С горячей кружкой в руках он устроился в кресле и уютно вытянул ноги: «Наверное, мама права, надо было податься в священники. Или в сантехники…».

ЕВГЕНИЙ ЕРМАКОВ ЗАСАПОЖНЫЙ ПОЧТОВЫЙ

Вообще-то мы не пилоты. Навигатор, Серега Иванов – с физтеха, а я, то есть штурман – с исторического. И этот наш почтовый рейс нам не нужен совершенно! А с другой стороны, попробуй не пройди стажировку! При переходе на выпускной курс первым делом подвергнется проверке твоя джойстик-карта с перечнем всех добрых и недобрых дел за последние два месяца. Раньше, говорят, стажировку студенты проходили по специальности, кто чему учился. Бухгалтера – в бухгалтериях, курсанты – на боевом дежурстве, и так далее. Но в серьезных источниках упоминаний об этом не обнаружено. Да и какой смысл тратить учебное время там, где ты через год-другой проведешь немалую часть своей жизни? Так что это слухи – заявляю вам как будущий историк. Гораздо выгоднее использовать студенческую рабочую силу там, куда обычная рабочая сила идет неохотно.

Впрочем, десять рейсов до Тау Кита и обратно с почтой – скучно, но непыльно. Другие моют сортиры на заштатных базах дальней связи или таскают аппаратуру за экспедициями на необитаемых планетах безопасного уровня. А здесь наше присутствие является чисто номинальным. Предусмотрен экипаж из двух человек – должен быть экипаж…

На крайнем рейсе все и случилось. Мы как раз готовились к заключительному прыжку – в Солнечную систему. Я разгребал посуду на кухне после завтрака, когда Серега обнаружил объект и заорал благим матом, чтобы я все бросал и бежал в рубку.

Военная техника прошлых лет – мой конек. Мне даже на монитор с комментариями по объекту не нужно было смотреть, характеристики сами всплывали в памяти.

Мятежная колония Бета Проциона, ныне уже не существующая – сожгла сама себя сразу после объявления войны Земле и колониям в прошлом веке. Беспилотный крейсер класса «Кали». Одноразовый, можно сказать, инструмент планетарного подавления.

Серега молча выслушал мою микролекцию о порядке действий такой штуки в стандартных условиях.

Сначала он выходит в пространство вблизи выбранной планеты. В режиме радиомолчания, отключив все средства коммуникации – чтобы не отвлекали. На субсветовой скорости, за пять-шесть миллионов километров наносит удар по планете жестким излучением, одновременно сбрасывая скорость.

Оружие старое, но эффективное. Аборигены пользовались другой системой измерений и считали мощность в миллиардах тераэргов – хватит на все полушарие. Метров пять верхнего слоя океана испарится сразу, еще пять закипит. В это время корабль сбросит около сотни сателлитов. Потом пустой и разряженный остов крейсера подкорректирует траекторию и впаяется в край неповрежденного полушария, услужливо подставляемого планетой под удар. К этому времени сброшенные сателлиты затормозят, сожгут спутники и будут, вися на геостационарной орбите, отстреливать источники радиоизлучения и взлетающие объекты. Средний срок службы такого сателлита – двадцать лет.

Тем временем крейсер неуклюже разворачивался, выходя на траекторию к воронке туннельного перехода – туда же, куда шли и мы. На мгновение вспыхнул неярким светом – выбросил вперед облачко противометеоритных экранов – и начал разгон.

Серега смотрел на меня. В первый раз я видел его таким – нижняя челюсть героически выпячена, но лицо растерянное.

– У нас масса покоя двадцать тонн. Для тарана хватит. Ведь хватит?

– Для тарана и килограмма хватит. Главное – энергию набрать…

– Для килограмма нам навстречу нужно идти, маневрировать и разгоняться. А он через полчаса в воронку уйдет! И потом – экраны он уже выбросил, если даже мы успеем выйти на его траекторию – встретимся сначала с экранами. И из оружия у нас только мусорная катапульта с десятью пустыми ящиками…

– Ну, положим, катапульту я могу настроить на максимальную скорость выброса, – начал я, – только смысл какой? Попробуй попади в него контейнером, если и попадешь – даже не поцарапаешь…

Серега открыл рот – и замер.

– А почему бы и нет? И почему только контейнером? Мы же идем параллельными курсами, в одну воронку!

Я не понял.

– Ну и что?

– Ничего! Иди набивай контейнеры!

– Чем?

– Почтой! Только воздух не откачивай!

Стандартные мусорные контейнеры используют не очень часто. И даже когда используют, стараются принять максимум мер к их уничтожению. Например, сбрасывают в сторону незаселенных планет с плотной атмосферой, откачав воздух из контейнера – чтобы его не разорвало в космосе до входа в атмосферу. Для гарантии в металл корпуса добавляют пирогель. А вообще хорошим тоном считается отстрел контейнера в пламя выхлопа. Поэтому даже на таких малютках, как наша, направление и импульс, придаваемые мусорному ящику, можно изменять.

Я, чертыхаясь, стал протискиваться через аварийный люк в транспортный отсек. У меня дед штурман, он мне рассказывал, как перед производством принимают такие люки. Берется самый худенький испытатель, надевает облегченный скафандр на размер меньше необходимого, и по сигналу его начинают тащить через этот туннель страховочным фалом. По техническим условиям скорость движения в аварийном туннеле – полтора метра в секунду, и такую скорость туннель видит раз в жизни – на приемочных испытаниях…

Потом я взламывал ящики с почтой и засыпал ее в контейнеры. Письма, посылки, строгие правительственные конверты, перетянутые лентой самоликвидации, открытки с нетвердым детским почерком – я старался не смотреть, просто вытряхивал их в черный зев контейнера, захлопывал, герметизировал и хватался за следующий. Судя по ощущениям, Серега маневрировал – притормаживал, смещая наш кораблик в сторону.

На все приготовления у нас ушло минут двадцать. До воронки с крейсером мы встретиться уже не успевали – чуть-чуть. Истратив все топливо, Сергей снизил скорость, насколько мог – больше было нельзя, кораблю нашей массы на подходе к воронке меньше чем до одной двадцатой скорости света затормозить невозможно физически. Но экраны ушли вперед, и теперь мы двигались стройной колонной – противометеоритная защита крейсера, наш почтовый и сам крейсер, резво догоняющий нас.

– Разница в скоростях – километров пять, можно начинать, – сказал сам себе Серега, запуская сброс контейнеров, – до воронки нам осталось три минуты.

Он покосился на меня. Достал фотографию девушки и пристроил перед собой на пульте. У меня в то время девушки еще не было, поэтому я поставил на свой пульт фото Алевтины – нашей корабельной кошки, которая почти все рейсы проспала на моей кровати и пару раз попыталась нагадить под кровать Сереги. Серега, естественно, Альку нашу невзлюбил.

Сергей снова покосился на меня. Ложемент навигатора находится чуть впереди ложемента штурмана, навигатору пульт штурмана не виден, поэтому его – навигатора – реакции на фото я не опасался. Он помолчал и вдруг выдал:

– Ну, скажи что-нибудь, а то мне в голову ничего не приходит. – Что?

– Что-нибудь значительное. Ты же историк! Типа «маленького шажка для человека…». А то отдадим концы и не оставим ничего потомкам.

Я хотел ответить в том смысле, что, возможно, и потомков скоро не останется, но постеснялся. В голову тоже ничего не лезло. Я махнул рукой и сказал:

– Засапожный.

Сергей не понял.

– Что?

– Засапожный нож. Универсальный инструмент у наших предков. Использовался для приготовления пищи, обработки дерева, если надо – в рукопашной.

Сергей внимательно смотрел на меня.

– Засапожный – это потому, что находился за сапогом, – терпеливо пояснил я.

Сергей не отрывал от меня взгляда.

– Сапог – это древнее слово, вид обуви с высоким голенищем. Голенище – часть сапога, обтягивающая ногу до колена…

– Про колено не надо объяснять, – поспешно сказал Серега, – ну что ж, принимается. Все равно других за-са-пожных, кроме нашего почтового, у Земли сейчас нет.

Пока мы так беседовали, отстрел контейнеров закончился. Выброс проводился назад, с максимальной скоростью, так что к разнице в скоростях между нами контейнеры добавили еще полкилометра в секунду. Если расчеты Сергея были верными, крейсер должен был нагнать их перед воронкой. Я поглядел на экран заднего обзора.

Зрелище было не очень занимательным. В космосе висела серая бесформенная тучка. Бортовой компьютер выдавал на экран изображение удаляющегося объекта, постоянно его увеличивая, поэтому тучка из наших контейнеров и чужих писем не изменялась в размерах. Крейсера за ними видно не было.

Так, глядя в экран заднего вида, мы и вошли в воронку.

Потом нас долго и нудно искали в пространстве, потом еще дольше тормозили. И только потом мы узнали, чем все закончилось.

Крейсер все-таки напоролся на засаду из писем и разорванных мусорных контейнеров, но прошел мимо нас. В Солнечную систему попало раскаленное радиоактивное облако с догорающими в нем сателлитами.

Мы, естественно, вернулись героями. Даже Алька наша стала родоначальницей новой породы – самая модная сейчас порода, между прочим. Да что там Алька – беспощадные баталии развернулись между желающими заявить, что именно их письма и бандероли вез наш почтовый. Это и понятно – приятно сознавать, что тобой лично отправленное письмо с прозаическим: «Вышли сала, здравствуй, мама!» – послужило всему человечеству…