«Если», 2005 № 02

ПАМЯТИ ТОРНА БЛЮМЕНФУНКЕЛЯ, ПОПЫТАВШЕГОСЯ ПЕРЕПЛЫТЬ МОРЕ

Ну вот наконец мы и подошли к самой болезненной проблеме современной российской фантастики — и естественно, получили рекордное число участников голосования. Более 1400 человек, посетителей сервера "Русская фантастика", решили ответить на вопрос: с чем в первую очередь связано падение тиражей фантастики?

Резкое увеличение числа авторов, издательств, серий — 25 %

Появление сетевых библиотек и текстовых CD — 5 %

Конкуренция со стороны кино, видео, компьютерных игр — 10 %

Отсутствие должного промоутинга книг — 8 %

Ухудшение качества прозы — 37%

Падение интереса к фантастике в целом: уход аудитории в другие жанры — 12%

Сначала давайте выясним, а есть ли вообще такая проблема? Понятно, что писатель Иван Воло-буев получит не больше пяти тысяч тиража и на третью, и на восьмую книгу, но взгляните на тиражи Лукьяненко, Головачёва, Семёновой, Перумова!

Приходилось вам слышать подобные аргументы?

Конечно, среди поклонников этих авторов немало любителей фантастики. Наверняка подавляющее большинство "жанровых читателей" охотится за их новыми книгами. Но далеко не только "наша" аудитория обеспечивает высокие тиражи упомянутых писателей. Их популярность давно перешагнула рамки жанра — они стали его представителями в общем литературном процессе. Это писатели-бест-селлеристы, и покупают их книги потребители бестселлеров. Каковыми являемся и мы с вами в отношении других жанров — приобретая романы Акунина и Донцовой, Радзинского и Васильева, Зюскинда и Мураками.[9]

Если же говорить о писателях, чья популярность располагается в пределах жанра, то картина будет куда менее радужной. По сравнению с серединой девяностых годов средний тираж НФ и фэнтези стал втрое ниже. Еще в начале нынешнего века автор с каким-никаким именем мог смело рассчитывать на 12–15 тысяч экземпляров своего нового произведения, сейчас же стандарт составляет 7–8 тысяч. И лишь полтора десятка знаковых фигур, чьи новые книги, в принципе, должен прочесть каждый уважающий себя любитель фантастики, даже если он и не является поклонником данного конкретного автора, могут претендовать на общий (в совокупности с допечаткой) тираж в 25–30 тысяч экземпляров.

Что же по этому поводу думают читатели?

Наверное, первый позыв — проставить точки-клики во всех ответах, предложенных редакцией.

Но коль скоро программа опроса предполагает однозначный ответ, и вопрошающие, подстраиваясь под нее, настаивают на выборе, примем правила игры.

Итак, что же в первую очередь? Четверть опрошенных выбрали "резкое увеличение числа авторов, издательств, серий" и вывели его на второе место.

Все это, несомненно, размывает аудиторию. Действительно, ну сколько "уроков" может выполнить человек, не желающий облачаться в рубище анахорета? Допустим, три в месяц, тридцать шесть за год, а книг, зовущих аннотациями, обещающих и намекающих — более двух сотен. И это, не считая зарубежных, которых явно не меньше.

Но ведь море совершенно безразлично к пловцу: утонешь или выплывешь — это не его проблема.

Однако мы, как водится, виним море. "Ухудшение качества прозы" заняло первое место в опросе.

А разве могло быть иначе? Если на водной глади остаются нефтяные пятна после всех танкеров необъятной родины, если ныне в свет можно, не моргнув глазом, выпустить работу, исполненную в стиле заводской многотиражки, — чего вы ждете?

Понятно чего: десяти годовых "уроков" пятнадцати знаковых фантастов.

Аудитория сопротивляется. На поток, который льется по всем трубам, она реагирует самым простым и здравым способом — просто выходит на сушу. Говоря рыночным языком: сужает круг предпочтений.

В конечном итоге все это вопрос доверия. К серии, которая внезапно разродилась мыльным пузырем и потеряла престиж, к издательству, которое предъявило миру школьное сочинение "на тему фантастики", к журналу, который "ввиду собственных причин" напечатал провальную вещь.

Но давайте забудем обиды. Среди лидеров есть еще третий ответ, который комментатору представляется самым важным: "падение интереса к фантастике; уход аудитории в другие жанры".

Любопытно было бы узнать, что каждый участник опроса подразумевал, выбирая это решение. Я могу предложить лишь свою версию.

Все это имело бы смысл, если бы ситуация в детективе, историческом романе, даже психоделической прозе решительно отличалась от той неуютной, а порою удушливой атмосферы, которая окутала современную российскую фантастику. Допустим, так; где-то есть луч света, где-то можно дышать, и бегство в это пространство представляется для читателя единственным выходом.

К сожалению, эта сладкоголосая песнь не имеет отношения к действительности: все жанры стоят перед теми же проблемами, что и фантастика.

Мы живем воспоминаниями. Кто-то помнит, кто-то слышал, а кому-то достоверно известно, что книга Дмитрия Биленкина "в те самые времена" ушла за месяц тиражом в миллион экземпляров!

Не было в "те самые времена" у фантастики такого тиража. Не давали. Но все, кто помнит, кто слышал и кому достоверно известно, абсолютно правы: если бы Д.Биленкину, В.Михайлову, Е.Гуляковскому, не говоря уже о братьях Стругацких, выдали подобный стартовый тираж, то он разошелся бы за месяц.

И дело не в том, что фантастики было мало, о чем сейчас принято говорить в качестве главного довода как истца, так и ответчика. Просто фантастику читали ВСЕ. Точнее, все те, кто не испытывал физиологической неприязни к жанру. Ведь в стране поголовной грамотности читать, по сути, было нечего: истинные писатели — Трифонов, Гранин, Распутин, Астафьев и немногие другие — никак не хотели умещаться в прокрустово ложе социалистического реализма, а сотни тех, кто располагался на нем вполне уютно, могли рассчитывать лишь на интерес по принуждению, по профессиональной обязанности. И, естественно, на приличные тиражи.

Фантастика, даже советская, даже играющая с властью в поддавки, все равно избегала начальственной длани. Как, впрочем, и детектив, и историческая проза, и "психологическая проза", т. е. дамский роман, весьма модный уже в те времена. И читающая публика, то есть едва ли не половина населения Страны Советов, искала практически все, что обещало глоток свежего воздуха.

Но когда на лотки, на прилавки, на полки были выложены и званные, и избранные, когда у читателя появился реальный выбор, аудитория ушла в свой любимый жанр. Говоря опять-таки рыночным языком: структурировалась. Любителям детектива обеспечено чтение на десять лет вперед, поклонники исторической прозы получили запас на четверть века, мейнстрим предложил текущие, чуть ли не еженедельные поступления.

Можем ли мы что-нибудь противопоставить?

А собственно, зачем? Пусть детектив, пусть мейнстрим, пусть (и обойдемся без инсинуаций) хоть дамский роман! Их читатели любят свой жанр, они умеют творить миры вместе с писателем, они чувствуют музыку слова. В этом странном мире они наши единомышленники. Они, как и мы, Читатели.

А нас, любителей фантастики, как выясняется, не так много. И за спиной не стоят легионы. Да, мы уже не способны покорять города, но нас вполне достаточно, чтобы не дать им рухнуть.

Сергей ПИТИРИМОВ