Лампа Ночи

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Адора Вирц сделала последнюю попытку призвать Джейро под знамена Молодежной Лиги.

— Это наилучшая возможность! Прекрасное развлечение! Ты станешь членом коллектива, и у тебя будет лозунг:

Ну, послушай, как здорово звучит. Разве нет? Почему же нет?

— Слишком шумно и назойливо.

— Наоборот, это весело, особенно, когда кричишь вместе! — фыркнула классная дама. — Секретный пароль — компартура.

— И что, в конце концов, происходит?

— Это сюрприз!

— Хм. И какой же?

— Немножко того, немножко этого, — храбро улыбнулась Вирц.

— Такими вещами может заниматься только идиот, — усмехнулся Джейро.

Мадам предпочла не расслышать этих слов.

— Компартура — это настоящая магия, а тебе так легко всего добиться. Ты записываешь услуги, которые оказал другим, и сопоставляешь с теми, которые оказали тебе; это называется исходящие и входящие. От этого зависит твоя, так сказать, социальная плавучесть, а для этого нужно держать нужный баланс. Это поможет в твоем продвижении, и тогда ты сам не заметишь, как в один прекрасный день окажешься уже в Хурме! Как, например, Лиссель Бинок, которая начинала в Лиге подобно отшлепанному павиану. Правда, ее отец состоит в Квадратуре Круга, и это сглаживало многие острые углы. Да и сама она прехорошенькая, а уж стремление к продвижению у нее просто в крови. — Вирц даже вся как-то вывернулась от восторга. — Говорят, что на морозе, когда она дышит, то вместо пара выдыхает из ноздрей целых два клуба компартуры!

Джейро поднял брови.

— Это, конечно, шутка?

— Конечно, но это прекрасная иллюстрация к тому, каков ее темперамент в этом отношении!

Джейро хорошо помнил золотоволосую Лиссель, несмотря на то, что она никогда не обращала на него внимания. Девочка уже флиртовала со старшими мальчиками из юношеских клубов и не имела никакого желания тратить свое время на всяких нимпов.

— А что вы скажете о Скарлет Хутсенрайтер?

— Ага! Она родилась уже в Конверте, и сейчас ее престиж выше, чем у любой аристократки Галингейла! Скарлет незачем беспокоиться о своем положении, она может ничего не делать, учитывая, что все нужное она и так делает с блеском. — Вирц вдруг оглянулась. — Конечно, ясно, что все мы не можем принадлежать Конверту, как маленькая Скарлет, а потому в первую очередь надо подумать о том, как тебе войти в Молодежную Лигу. Разумеется, ты начнешь в Гвардейце Бадди.

— На такие вещи у меня нет времени, — отрезал Джейро.

— Это абсурд! — Вирц издала непередаваемый звук. — Ты блестящ почти так же, как Скарлет. Она учится как по маслу, и к тому же у нее есть время и возможности выполнять любую причуду, пришедшую в голову. А ты? Как ты проводишь свое свободное время?

— Я изучаю руководства по космической механике. Вирц воздела руки к небу.

— Мой дорогой, нельзя тратить время на пустые фантазии.

И тогда Джейро постарался ускользнуть из класса как можно вежливей.

К тому времени Скарлет перевели в класс Джейро, и волей-неволей их работы приходилось так или иначе сравнивать. Скоро всем стало ясно, что Фэйт превосходит Хутсенрайтер в базовых науках, математике и технических дисциплинах; кроме того, он совершенно опережал ее в рисовании, поскольку его рука оказалась легче и точнее.

Но Скарлет блистала в языках, риторике и музыкальной символике. В истории, географии Старой Земли, антропологии и биологических науках они успевали одинаково.

Скарлет весьма удивилась, обнаружив, что ее первенство кто-то оспаривает, хотя бы и ненамного. На несколько дней она даже сникла, и если бы девочка не принадлежала к Конверту, можно было бы даже назвать ее надутой. В конце концов, она кое-как переборола себя, поскольку обстоятельства, как бы они ни были горьки, все же оставались совершенно реальными.

Будь Джейро несчастным уродом или подлинным гением, она бы вполне смирилась с ситуацией, презрительно вздернув подбородок, но Джейро Фэйт был совершенно нормальным мальчиком, аккуратным, хорошеньким, немножко одиноким и обращавшим на нее внимания меньше, чем она на него — так, по крайней мере, ей казалось. Но самое ужасное заключалось в том, что он простой нимп, его нельзя воспринимать всерьез. Девочка часто думала, что же его ждет в жизни, и, невольно сравнивая со своим будущим, сардонически улыбалась. Скарлет Хутсенрайтер ждало самое блестящее будущее.

В конце концов девочка приняла существование Джейро Фэйта философски. Ей достаточно того, что она родилась в семье Хутсенрайтер и является членом Конверта. Может быть, это и нечестно в отношении других, но тут уж ничего не изменишь.

Как-то после обеда, в разгар семестра, Скарлет сидела с приятелями и услышала, как некий Хэйнафер Глокеншау упомянул имя Джейро. Хэйнафер — это высокий задиристый парень с густыми светлыми кудрями и чрезмерно крупными чертами лица. Он считал себя весьма решительным и опытным малым, а также великим устроителем всевозможных мероприятий. Ему нравилось стоять, откинув голову и хищно выставив вперед свой большой нос с высокой горбинкой. Кроме того, мальчик чувствовал в себе некую врожденную страсть к компартуре. Он руками и ногами пробивал себе дорогу на все новые и новые уровни, пройдя уже Хурму, Пальчики, а теперь состоял в Человеческой Неблагодарности. И сейчас наступал момент, когда ему нужно было подняться на очередную ступень.

Хэйнафер был капитаном школьной команды по роверболу, которой для игр на кубок срочно требовались несколько новых сильных и ловких форвардов. Коротенький указательный пальчик девочки по имени Татнинка сразу указал на Джейро, стоявшего в противоположном углу двора.

— Почему бы не взять его? Он выглядит таким сильным и здоровым…

Хэйнафер посмотрел в ту сторону и презрительно фыркнул.

— Ты сама не понимаешь, что говоришь! Это же Фэйт, нимп! К тому же его мамаша — профессор в институте, пацифистка до мозга костей. Она не позволяет своему мальчику заниматься ни реслингом, ни боксом, ничем, где нужно насилие. Словом, он не только нимп, но еще и полный мул.

Скарлет, сидевшая с краю, услышала это замечание и тоже посмотрела в сторону Фэйта — их взгляды случайно встретились, и на мгновение между ними возникла связь… Впрочем, Джейро тут же отвернулся. Скарлет восприняла это как оскорбление: неужели он не понимает, что только она, Скарлет Хутсенрайтер, свободна и независима, только она может первой отвести взгляд.

Но замечание Хэйнафера весьма заинтересовало Татнинку, и та не поленилась подойти к Фэйту.

— Слышал, как тебя назвал Хэйнафер?

— Нет.

— Он сказал, что ты муп.

— Да? А что это такое? Вероятно, ничего хорошего, да?

Татнинка сморщилась в гримасе.

— Ах, да, я и забыла, что ты постоянно паришь в облаках! Ну, ладно! — И девочка тут же вспомнила определение, слышанное ею от Хэйнафера же неделю назад. — Тот, кто писается в постели и боится даже котенку сказать «мяу», тот и есть муп.

Джейро вздохнул.

— Что ж, теперь, по крайней мере, я в курсе.

— Хм. И ты не обиделся? — разочарованно спросила Татнинка.

— Я не вступаю в пререкания на расстоянии. Да и вблизи тоже, — пожал плечами Джейро.

Татнинка даже захлебнулась от негодования.

— Действительно, Джейро, ты бы не говорил обо всем этом с такой небрежностью, если бы у тебя был хотя бы какой-нибудь статус!

— Извини, — пробормотал Джейро, и Татнинке осталось только развернуться и снова присоединиться к своей компании. Джейро же сразу ушел домой.

Алтея встретила его еще на лестнице и расцеловала, затем отступила на шаг и внимательно посмотрела в глаза.

— Что случилось?

Джейро уже давно знал по опыту, что скрывать такие вещи бесполезно.

— Ничего серьезного, — проворчал он. — Просто я имел некий разговор с Хэйнафером.

— И какого же рода? — потребовала Алтея, мгновенно насторожившись.

— О словечках нимп и муп.

Алтея поджала губы.

— Это недостойно и нечестно, придется мне поговорить с его матерью.

— Нет! — в ужасе крикнул Джейро. — Меня вообще не интересует этот Хэйнафер и то, что он думает! Но если ты пожалуешься его матери, меня поднимут на смех!

Алтея знала, что мальчик прав.

— Тогда просто отведи его в сторонку и спокойно объясни, что ты относишься к нему совершенно нормально, и у него нет причин называть тебя подобными словами.

— Это можно, — кивнул Джейро. — Но, предварительно, дав ему как следует по голове.

У Алтеи невольно вырвался возглас возмущения. Она уселась на диванчик и усадила мальчика рядом. Он тут же напрягся и ощетинился, как еж, уже жалея, что дал волю языку. Придется теперь выслушивать, как Алтея излагает ему азы своей этической философии.

— Джейро, дорогой мой, никакой тайны в насилии нет, это всего лишь рефлексивный акт жестокости, хамства и моральной ущербности. Я удивлена, что ты можешь произносить такие вещи даже в шутку! — Джейро дернулся и уже открыл рот, чтобы возразить, но Алтея постаралась этого не заметить. — Как ты знаешь, и отец, и я считаем себя борцами за универсальное дружелюбие. Мы ненавидим и презираем насилие и всегда надеялись, что и ты будешь жить по этим же законам.

— Именно поэтому Хэйнафер и назвал меня мупом.

Алтея заговорила уже спокойней.

— Он прекратит, как только осознает свою неправоту. И твое дело помочь ему в этом. Мир и счастье — вещи непреходящие, но это цветы в том саду, который требует ежедневной и непрерывной работы. Джейро вскочил с дивана.

— А у меня нет времени работать в саду Хэйнафера! Я занят совершенно другими вещами!

Алтея внимательно поглядела на него, и Джейро понял, что совершил еще одну ошибку.

— И что же это за «другие вещи»?

— Просто вещи.

Немного поколебавшись, Алтея решила все-таки не докапываться до правды. Она просто встала и обняла мальчика покрепче.

— Каковы бы ни были твои проблемы, помни, что ты всегда можешь обсудить их со мной. Мы разберемся вместе, и я никогда не стану понуждать тебя сделать что-то дурное и нехорошее. Ты веришь мне, Джейро?

— Да. Верю.

Алтея немного успокоилась.

— Как хорошо, что ты так тонко все чувствуешь! А теперь пойдем, приведи себя в порядок. У нас обедает мистер Майхак. Насколько я помню, вы с ним хорошо ладите.

— Ну… вполне прилично, — на всякий случай ответил Джейро, поскольку на самом-то деле Таун Майхак ему очень и очень нравился. Кроме того, этот человек как-то уж очень выпадал из их привычного круга знакомств, и Джейро часто гадал, кем могли быть его родители. Майхак был космическим путешественником, прибывшим явно издалека, он знал много странных и волнующих историй. Он сразу произвел на мальчика неизгладимое впечатление, причины которого, с точки зрения Фэйтов, имели не совсем хороший источник. Майхак не был ни пацифистом, ни крупным ученым, ни представителем авангардного искусства.

Приключения Тауна Майхака оставили на нем весьма заметные следы. Нос был сломан, а на шее виднелся большой шрам. Но Майхак держался совершенно открыто и на первый взгляд казался спокойным и мягким человеком. Таун был несколько моложе Хайлира, основательный и сильный, с гладко причесанными черными волосами и темной кожей. Алтея находила его почти красивым, вероятно, из-за очень тонко прорисованных черт лица. Хайлир же, будучи более критичным, находил эти же черты неизящными и тяжеловесными, может быть, благодаря сломанному носу, явно говорившему о пережитом насилии.

Хайлир находил мало удовольствия в обществе Майхака, видя в нем простого космического бродягу, что, в общем-то, подрывало доверие. Космические путешественники обычно рекрутировались из бездельников и бродяг низших слоев общества. Их ценности и манера поведения оказывались практически несовместимыми с убеждениями самого Хайлира, он никоим образом не хотел, чтобы Джейро видел подобных людей у себя дома.

Словом, Майхак не понравился Хайлиру Фэйту с самого начала, возбудив в нем какие-то странные подозрения. В ответ на насмешки жены по этому поводу он только мрачнел и повторял, что инстинкт его никогда еще не подводил. Хайлир был уверен, что Майхаку есть что скрывать, если уж прямо не называл его негодяем.

— Какая ерунда! — улыбалась Алтея. — Есть что скрывать каждому из нас.

— Только не мне! — начинал спорить Хайлир, но воспоминание о двух-трех постыдных эпизодах в собственном прошлом все же заставляло его умолкнуть.

На следующий же день после знакомства с Майхаком Хайлир предпринял некоторые собственные расследования, а с их результатами победно явился к жене.

— Все именно так, как я и предполагал. У нашего друга фальшивое имя. На самом деле этого человека зовут Гайинг Нецбек, но по каким-то причинам он предпочитает называться Тауном Майхаком.

— Этого не может быть, — заявила Алтея. — Откуда ты это выкопал?

— Немного детективной работы и йота индуктивного мышления! Я просмотрел его прошение на разрешение посещения института, потом выяснил дату прибытия на космодром Тайнета. Он прилетел сюда на «Алисе Рэй», корабле Старших Линий. Когда я просмотрел список прибывших на борту «Алисы», то никакого Майхака не обнаружил, а нашел лишь Нецбека, записавшегося как «космический путешественник». Тогда я просмотрел списки прибывших за весь год, и тоже никакого Майхака не обнаружил. Вывод однозначен.

— Но зачем ему это понадобилось? — не сдавалась Алтея.

— Можно выдвинуть с десяток гипотез. Может быть, он наделал долгов или скрывается от влиятельной жены или жен. Ясно только одно: когда человек использует фальшивое имя, он старается остаться для кого-то неизвестным. — И Хайлир процитировал очередную максиму барона Бодиссей: — Честный человек, входя в банк, маски не надевает.

— Конечно, нет, — в замешательстве сказала Алтея. — Какой стыд! А ведь мне так понравился этот Таун Майхак или уж как его там!

Вечером следующего дня Хайлир заметил, что его жена как-то странно возбуждена и даже можно сказать — взвинченна. Но уверенный в том, что она не сможет долго скрывать от него любые новости, счел за лучшее промолчать. И оказался прав. Подавая на стол их привычную бутылку «Таладерро Фина», она шепнула:

— Ни за что не угадаешь!

— Угадаешь что?

— Я разгадала эту загадку!

— Но, по-моему, никаких загадок у нас и не было.

— Были, были! У тебя всегда тысячи загадок! Но эта касается Тауна Майхака.

— Ты, вероятно, говоришь о Гайинге Нецбеке, и, честное слово. Алтея, меня совершено не интересуют его грешки или что там еще.

— Отлично! Но только никаких грешков! Случилось вот что. Я просто взяла трубку и нашла в справочнике Гайинга Нецбека и, представляешь, застала его прямо на рабочем месте, на станции техобслуживания терминала. На экране появилось лицо — ничего общего с Майхаком там не было! Я сказала ему, что звоню из института по поводу прошения Тауна Майхака, в котором он сообщал, что прибыл на Тайнет на борту «Алисы Рэй».

«Ну и что из этого? — спросил Нецбек. — Он прибыл с вами в один день? — Конечно. — Тогда почему его имени нет в списках космопорта? — Нецбек расхохотался. — Одно время Майхак служил офицером ИПКЦ. Теперь он в простое, но это ничего не меняет. Когда он прибывает в любой космопорт, то просто показывает удостоверение и проходит любой контроль. Я, в принципе, тоже так делаю, но на этот раз забыл удостоверение».

Алтея откинулась в кресле и сделала глоток. Хайлир надулся.

— Какая великая новость! Нечего из-за этого устраивать бурю в стакане воды. Кто бы он ни был, мне он все равно не нравится.

— Но теперь ты будешь с ним поласковей? Ведь сам он всегда ведет себя безукоризненно.

Хайлир вынужден был согласиться, что промахов в поведении Майхака найти пока не удалось. Бродяга был спокоен и корректен, а одет даже более консервативно, чем сам Хайлир. О прошлом своем Таун говорил мало, если не считать упоминания о том, что на Тайнет он прибыл для того, чтобы закончить прерванное некогда образование. Действительно Алтея встретилась с ним в институте, где Майхак являлся слушателем одного из ее курсов повышения квалификации. С Фэйтами у него обнаружился общий интерес к редким музыкальным инструментам. За время своих странствий Майхак собрал неплохую коллекцию уникальных артефактов: лягушачий рожок, пару танглетонов, вишдрим и замечательную трубу в четыре фута длиной с прилагающимся набором из сотни серебряных колокольчиков, вызывавших демонов танца, а также полный набор игольчатых гонгов народности блоури. Все это весьма заинтересовало Алтею, и скоро Таун Майхак стал завсегдатаем в доме Фэйтов.

На этот раз Хайлир и не подозревал, что Майхак приглашен на обед, до тех самых пор, пока не вернулся из института. Заметив определенные приготовления, Фэйт даже рассердился.

— Я смотрю, ты даже вытащила наши бэйсинстоковские канделябры. Что за необычный вечер?

— Совсем обычный, — возразила Алтея. — Зачем таким прекрасным вещам лежать без толку? Если хочешь, назови это просто «созидательным импульсом» с моей стороны, но, честно говоря, эти вещи совсем не бэйсинстоковские.

— Как же! Я отлично это знаю! Они стоили нам целого состояния!

— Это не те — я докажу. — Алтея подняла один из канделябров и внимательно посмотрела на ярлычок, прикрепленный к основанию. — Вот что здесь написано: Ферма Рийялума. Видишь, эти с Рийялумы, той, что на хребте, разве не помнишь? Как раз там, где на тебя напали эти смешные существа, похожие на ежиков.

— Ну да, очень хорошо помню, — буркнул Хайлир. — Все это произошло так неожиданно, что мне даже пришлось обвинить хозяйку фермы в безответственности.

— Да и ладно. Зато она отдала мне очень дешево эти канделябры, так что твои страдания вполне окупились. И теперь мы можем украсить ими наш обеденный стол.

Хайлир проворчал что-то насчет того, что «созидательный импульс» не должен распространяться на кухню, где он всегда опасался странных блюд, которые готовила жена в увлечении экспериментами с авангардной пищей.

Алтея отвернулась, стараясь спрятать улыбку. Кажется, Хайлир ревнует ее к их милому гостю.

— Да, кстати. Мистер Майхак обещал принести свой лягушачий рожок и даже попытаться сыграть на нем. Вот будет замечательно! — пропела она.

— Ну-ну, значит, твой Майхак, помимо всего прочего, еще и умелый музыкант! Алтея рассмеялась.

— Это мы еще посмотрим. Доказать это, играя на лягушачьем рожке, довольно трудно.

Джейро вошел в столовую как раз в тот самый момент, чтобы убедиться, что тема вечера не будет отвечать самым сокровенным его интересам, ибо рассказы о космических путешествиях признаны его родителями неподобающими и отвергнуты начисто. Фэйты готовили для мальчика карьеру в Школе Эстетической философии и явно решили подогреть его интерес странными музыкальными интересами Майхака, оставив за кадром те пути, благодаря которым они были добыты.

В этот раз, как заметил Хайлир, Алтея накрыла действительно прекрасный стол. Коллекционные канделябры, выточенные из цельного куска синевато-черного кобальта, излучали странный и прекрасный голубоватый лунный свет, в глубинах которого, казалось, плавали всевозможные подводные цветы.

Майхак был по-настоящему тронут такими приготовлениями и немедленно сообщил об этом хозяйке. Алтея вынуждена была признаться, что обед прошел прекрасно, хотя, по словам мужа, рыба в слоеных раковинах оказалась подпорченной излишней плотностью теста, соус слишком остер, а суфле плохо взбито.

Жена постаралась отнестись к этим замечаниям с улыбкой и в душе очень благодарила Майхака за то, что тот сделал вид, будто ничего не заметил. Бродяга действительно не обратил внимания на резкие замечания хозяина и, к великому огорчению Джейро, ни слова не сказал о космических путешествиях.

После того, как все перешли в гостиную, Майхак вытащил лягушачий рожок, может быть, самую экзотическую вещь своей коллекции. Рожок соединял три совершенно противоречащих друг другу инструмента: он начинался прямоугольным медным мундштуком, потом переходил в коробку с четырьмя клапанами. Клапана контролировали четыре вывернутые трубки, сходившиеся в центральном медном шаре, называвшемся «горшком». С противоположной стороны мундштука тоже шла трубка, оканчивавшаяся простым колокольчиком. Клапаны регулировались пальцами левой руки и производили совершенно немыслимые звуки, похожие на бульканье елея. Над мундштуком вилась еще одна трубка, вставлявшаяся в ноздри и становившаяся подобием флейты, на которой играли правой рукой, издавая звуки, не имеющие ничего общего с первыми. Правой ногой воздух нагнетался в пузырь, как у волынки, а звуки объемом в октаву помогало издавать левое колено. Было очевидно, что игра на лягушачьем рожке требовала бесконечных упражнений в течение часов, дней и лет. А, может быть, и десятилетий.

— Я могу сыграть на рожке, но не уверен, хорошо ли получится, — обратился Майхак к хозяину. — Тут никогда не предугадаешь, какие точно звуки удастся из него извлечь.

— Я уверена, что вы играете блестяще! — воскликнула Алтея. — Но только не утомляйте нас серьезностью — сыграйте что-нибудь радостное и легкомысленное.

— Хорошо, — согласился Майхак. — Я сыграю вам пьесу «Нехорошие леди Антарбуса». Честно говоря, это единственная мелодия, которую я знаю.

Гость взял инструмент, приладил его и извлек несколько предварительных глиссандо. Носовая флейта задрожала и издала дрожащую трель. Из мешка послышались звуки, словно на плите кипел густой сироп. В следующий момент кипение стало столь резким, что Алтея и Хайлир поморщились. Инструмент гудел и стонал, замолкая через какие-то совершенно непредсказуемые интервалы.

— Я буду играть на полутонах, — заметив реакцию слушателей, объявил Майхак. — Итак, начинаю «Нехороших леди».

Джейро прислушался, и ему показалось, что рожок играет что-то вроде «Тидл-дидл-идл тидл а-бойгл ойгл, два стона, а бойгл да-бойгл-ойгл, стон, тидл-идл, стон, тидл-идл-идл э-бойгл-ойгл, два стона, тидл-идл, тидл-идл да-бойгл».

— Это все, на что я способен, — закончил Майхак. — Что вы об этом скажете?

— Очень мило, — ответил Хайлир. — Имей вы побольше практики, непременно заставили бы нас станцевать какой-нибудь конвульсивный танец.

— С лягушачьим рожком действительно надо быть поосторожней, — подтвердил гость. — Говорят, что он придуман самим дьяволом. — Майхак указал символы, вырезанные на меди. — Видите эти знаки? Они гласят: эта вещь сделана Суанезом. Суанез — это дьявол. Как убеждал меня продавец, каждый такой рожок скрывает в себе тайную песню. И если человеческому исполнителю удастся сыграть хотя бы часть этой песни, он окажется в западне и будет вынужден продолжать игру до тех пор, пока не упадет мертвым.

— То есть именно эту песню? — поинтересовался Джейро.

— Именно. Никаких вариаций не дозволяется.

— Продавец подтвердил вам происхождение этой вещи? — язвительно спросил Хайлир.

— Да. А когда я попросил документы, он дал мне картинку с этим дьяволом Суанезом и добавил за это к цене еще лишних двадцать солов. [8] Он, конечно, знал, что я очень хочу этот рожок. Мне оставалось или торговаться еще пару часов — или заплатить эти двадцать солов. Я выбрал последнее. Все эти торговцы из мелких лавок — неисправимые канальи.

Хайлир закашлялся.

— Нам это известно не хуже, чем вам.

— Когда я нашла свои медные канделябры, то попала в историю, очень похожую на вашу, — поспешила высказаться Алтея. — Это случилось во время нашей первой целевой экспедиции, которая и сама по себе была настоящей сагой.

И ты говоришь это мистеру Майхаку! — улыбнулся Хайлир. — Я думаю, что уж он-то знаком со всеми экзотическими местами!

— Я был далеко не везде, — остановил его гость. — Так что расскажите мне свою сагу.

И оба супруга рассказали, прерывая, уточняя и дополняя Друг Друга, историю своего давнего приключения.

Вскоре после их свадьбы они отправились в полевую экспедицию в мир Плэйз, в маленькое местечко неподалеку от края галактики. Подобно многим другим мирам, Плэйз был открыт и заселен во время первого взрыва космических путешествий. Фэйты прибыли на Плэйз с тем, что теперь назвали бы совершенно безрассудной затеей, — записать так называемые равноденственные знаки народа Кровавых гор. Такие исследования никогда раньше не проводились по одной веской причине — они считались равными самоубийству. Фэйты, наивные, как птички, прибыли в космопорт Плэйза и сняли номер в гостинице городка Серна, что расположен у самого подножья Кровавых гор. Именно здесь они и услышали впервые о трудностях, которые делали их программу практически невыполнимой. Точнее, о том, что их убьют в тот же момент, как обнаружат.

Но по молодой наглости или по детской глупости Фэйты начисто проигнорировали все предупреждения и только вдохновились трудностями. Супруги наняли флиттер и за два дня до равноденствия полетели к пропасти Куху, где распихали по ее отвесным высоким стенам тридцать два записывающих устройства. Благодаря большой удаче их никто не заметил, хотя сам флиттер был все-таки обнаружен и оттащен на дно пропасти. Попади туда сами Фэйты, их ждали бы пытки настолько страшные, что не стоит даже упоминать.

— До сих пор, как вспомню об этом, кровь стынет в жилах, — призналась Алтея.

— Мы были молодыми дураками и думали: стоит нам только сказать, что мы из института на Тайнете, и нам не сделают ничего плохого, — подтвердил Хайлир.

В ночь равноденствия горный народ приготовился к Церемонии. Всю ночь пульсирующие звуки раздавались по всей пропасти, а на следующий день начался ужасный ритуал. Страшные крики поднимались из пропасти как мучительно-сладкие трели.

Все это время молодые исследователи провели в Серне, назвавшись простыми агрономами, и Алтея, чтобы скоротать часы ожидания, ходила по старым обветшалым магазинчикам, где было выставлено на продажу все, что угодно. Однажды в случайно наваленной груде вещей она заметила пару массивных медных канделябров, от которых постаралась побыстрей отвернуться и с повышенным вниманием принялась изучать какой-то древний горшок.

— Ценная вещь, — важно заметил продавец. — Чистый алюминий.

— Мне это не интересно, — отозвалась Алтея. — У меня уже есть такой.

— Ладно. Тогда вас, может быть, заинтересуют эти старые свечедержалки? Тоже очень ценные — чистая медь.

— Не думаю. Канделябры у меня тоже уже имеются, — хитрила Алтея.

— Но если один из них сломается, плохо ведь без света, — не унимался торговец.

— Вы правы, — нехотя согласилась Алтея. — И что вы хотите за эту рухлядь?

— Немного. Около пятисот солов.

Алтея презрительно вскинула брови и демонстративно принялась изучать каменную плакетку, отлично отполированную и исписанную таинственными резными знаками.

— А это что такое?

— Очень старая вещь. Я даже не могу прочесть, что там написано. Говорят, что на ней перечислены десять людских секретов — наверное, очень важных, как я думаю.

— Но вы ведь даже не можете прочитать надпись!

— Ну и что?

— И сколько?

— Двести солов.

— Да вы смеетесь! — оскорбленно вскричала Алтея. — Вы что, держите меня за дурочку?

— Тогда семьдесят. Ну, и семь солов за раскрытие тайны надписи.

— Ваши тайны устарели и никому не нужны, даже если их прочесть. Моя цена пять солов.

— Ай-яй-яй! Неужели я буду отдавать такие ценности задаром первой попавшейся сумасшедшей, зашедшей в лавку!

Алтея торговалась долго и с упоением, но ниже сорока солов хозяин цену не опустил.

— Такая цена достойна осуждения! — бушевала Алтея. — Я заплачу ее только в том случае, если вы добавите к товару еще пару вещей менее ценных. Ну, например, этот ковер, и… и… эти канделябры.

Торговец схватился за голову. Он вытащил ковер, связанный из каких-то черных, русых и рыжеватых нитей.

— Это ковер плодовитости! — кричал он. — Он сделан из волос, взятых с лобков девственниц! А канделябрам шесть тысяч лет, они из пещеры первого короля Джона Соуландера! Словом за все три вещи — тысячу солов!

— Плачу сорок за все.

Торговец всучил Алтее в руки ятаган и рванул ворот рубашки.

— Прежде чем опорочить меня таким грабежом, убейте! В конце концов, еще через пару часов Алтея вышла из лавки, нагруженная канделябрами, плакеткой и ковром, за которые уплатила, по уверению Хайлира, вдвое больше, чем они стоили на самом деле. Тем не менее. Алтея была очень довольна своим приобретением.

На следующий день супруги снова взяли флиттер и пролетели высоко над Куху. Их взорам предстало полное запустение, горный народ отошел к Пол Пону для ритуального омовения. Фэйты быстро вытащили свои устройства, вернулись в космопорт и отбыли первым подходящим рейсом. Результаты их отчаянной миссии оказались весьма. удовлетворительными; им удалось записать некую потрясающую последовательность звуков, волны — чего? Мелодии? Динамических проекций? Запечатленную борьбу души? Никто не мог найти привезенным ими звукам соответствующего места и названия в таксономии музыки, никто не знал, куда поместить эти «Песни Куху», так они и стали называться.

— Но больше мы в такие сомнительные экспедиции не ввязывались, хотя именно с тех пор и развилась моя страсть к коллекционированию канделябров, — сказала Алтея. — Но хватит обо мне и о моих смешных пристрастиях. Сыграйте нам лучше еще какую-нибудь мелодию на своем рожке.

— Не сегодня, — ответил Майхак. — Из-за этой носовой флейты я начинаю чихать. Все дело в мундштуке. Нужны годы, чтобы поставить правильное дыхание. Но если я когда-нибудь и достигну этого искусства, то, вероятно, буду выглядеть вампиром с вывороченными ноздрями.

— |В следующий раз принесите, пожалуйста, вашу четырехструнку. Это гораздо более нежный инструмент, — попросила Алтея.

— Воистину. Я не рискую ни связаться с этим Суанезом, ни испортить себе нос.

— И все же вам не стоит оставлять свои занятия рожком. Если вы будете давать в нашем центре хотя бы один концерт в неделю, то привлечете большое внимание, вы сможете получать вполне неплохие гонорары. Во всяком случае, я так думаю.

Хайлир снова закашлялся.

— Если вы, конечно, стремитесь к славе и компартуре, то это ваш шанс. Вас тут же примет к себе Скиф — они обожают любую эксцентричность.

— Я подумаю о вашем предложении, — вежливо согласился Майхак. — И все же я никоим образом не рассматриваю свой лягушачий рожок в качестве средства улучшения финансовой карьеры. К сожалению, сейчас у меня только временная работа, на станции техобслуживания космопорта. Платят неплохо, но после окончания курсов в институте я, боюсь, на рожок у меня и вовсе не останется времени.

Заметив энтузиазм Джейро, которого мальчик никак не мог скрыть после этих слов гостя. Алтея и Хайлир сочли за лучшее не распространяться на эту тему. Как и классная дама их сына, они чувствовали, что страсть к космосу будет явно мешать в его академической карьере, на которую они все еще втайне надеялись.

Прошел месяц. Семестр в школе походил к концу, и вот-вот должны были начаться экзамены. А работы Джейро неожиданно стали из рук вон плохи, словно он разом лишился всего своего блестящего интеллекта. Вирц подозревала, что Джейро уже дал волю своим мечтам улетать в далекие и миры и забыл все остальное. Поэтому однажды утром после первого же урока пригласила его к себе в кабинет.

Вирц начала с того, что все, в общем, хорошо, но недостаточно хорошо.

— Твои работы всегда были блестящими, и все мы тобой гордимся. Откуда же теперь эта летаргия? У тебя все прямо из рук валится. В таком состоянии только бабочек ловить, а не учиться! Разве я не права?

— Вы правы, но…

Про «но» классная не стала слушать.

— Нужно оставить всякие нелепые мечты и задуматься о ближайшем будущем.

Джейро предпринял еще одну попытку побороться.

— Но ведь если я даже и попытаюсь вам что-то объяснить, вы все равно не поймете!

— Попытайся!

— Я не имею ни малейшей склонности к компартуре, потому что собираюсь отправиться в космос как можно скорее.

— Прекрасно, но откуда же такая бешеная необходимость? — не унималась Вирц.

— У меня есть на то серьезные причины. Джейро тут же подумал, что опять зашел в своей откровенности слишком далеко. Классная алчно прищурилась.

— Неужели? И какие же это серьезные причины?

— Это нечто важное. То, что необходимо сделать ради сохранения своего душевного здоровья, — монотонно пробубнил Джейро.

— Ах, вот как! И что же именно надо сделать?

— Я сам еще точно не знаю.

— Оно и видно. И куда же ты собираешься отправиться, чтобы выполнить сам не знаешь что?

— Этого я тоже не знаю.

Вирц попыталась сделать свой голос мягким и ласковым.

— Тогда зачем тратить на это силы, если ты даже не знаешь, чего хочешь?

— Для себя я это знаю.

— Тогда, если возможно, поделись и со мной.

— Потому… потому, что я мысленно постоянно слышу некие звуки! И больше ни о чем меня не спрашивайте!

— Нет, здесь нужно докопаться до сути. Ты имеешь в виду, что некий голос во сне дает тебе определенные инструкции?

— Да совсем не это! Никакие не инструкции, и слышу я их не во сне и вообще не ночью! Пожалуйста, могу я уйти?

— Конечно, Джейро. Но только после того, как мы во всем разберемся. Ведь это ненормально! Так, значит, ты слышишь голоса, которые дают тебе указания?

— Они не дают мне никаких указаний. И вообще это только один голос, и он пугает меня.

Вирц вздохнула.

— Ладно, Джейро. Можешь идти.

Но Джейро почему-то не воспользовался этим разрешением, а задержался и попытался убедить классную, что ничего действительно серьезного не происходит, он держит ситуацию под контролем. И лучше вообще забыть о том, что он только что ей тут наговорил.

Классная улыбнулась, похлопала его по плечу и сказала, что на досуге подумает обо всем этом. Джейро медленно повернулся и вышел.

Алтея, как всегда в институте, была очень занята, когда коммутатор на ее столе настойчиво запищал в очередной раз. Глянув на дисплей, женщина узнала сине-красные опознавательные знаки клуба Парнасец. Следом появилось узкое лицо Адоры Вирц.

— Простите за несвоевременный звонок, но случилось нечто, о чем, я полагаю, вам необходимо знать.

— С Джейро все в порядке? — испугалась Алтея.

— Да. Вы одни? Могу я говорить совершенно открыто?

— Я одна. Неужели опять какие-то конфликты с Хэйнафером Глокеншау?

— Насчет этого ничего сказать не могу. Мне кажется, Джейро просто его не замечает.

— В таком случае, в чем же дело? — Голос Алтеи зазвенел еще более испуганно. — Неужели он снова стал обзывать моего мальчика? Или дело дошло даже до кулаков? Он, что, убил его? Вы ведь знаете, что мы с детства учили Джейро избегать грубых силовых игр, которые возбуждают низменные инстинкты и по существу являются маленькими войнами!

— Да-да, но звоню я совсем по другому поводу. Я боюсь, что… что Джейро страдает нервной болезнью, которая может оказаться очень серьезной.

— О Господи! — выдохнула Алтея. — Я не могу в это поверить!

— К сожалению, я вынуждена сказать, что это правда. Он слышит какие-то внутренние голоса, которые дают ему определенные инструкции — возможно, о том, чтобы он отправился в космос, чтобы выполнить там какие-то поручения. Да и эту скудную информацию я выцарапала из него с большим трудом.

Алтея молчала. Действительно, в последнее время мальчик делал какие-то весьма странные замечания.

— Но что конкретно он сказал вам?

Вирц передала свой разговор с мальчиком, и Алтее оставалось только поблагодарить ее.

— Я надеюсь, все это останется между нами?

— Конечно! Но с бедным Джейро надо что-то решать.

— Я немедленно займусь этим.

Алтея позвонила мужу и рассказала все, что узнала от Адоры Вирц. Поначалу Хайлир был склонен воспринять это с большей долей недоверия. Но когда Алтея заявила, что сама слышала от него похожие разговоры, он согласился, что Джейро нуждается в серьезной профессиональной помощи. Хайлир решил сам провести некое исследование, и экран их связи погас.

Спустя полчаса Хайлир сам позвонил жене.

— Служба Здоровья дает хорошие отзывы о группе под названием Ассоциация ФВГ при Бантон-Хаузе в районе Целесия. Я позвонил туда, и нас уже ждут для встречи с доктором Файорио. Ты свободна?

— Разумеется.

Об Ассоциации ФВГ Хайлиру рассказал Мел Свуп, директор Службы Здоровья. Руководство ассоциации состояло из трех известных практикующих врачей: докторов Файорио, Уиндла и Гиссинга. Все они имели прекрасные репутации, были приверженцами традиционной науки, но при необходимости смело пользовались новейшими процедурами и лекарствами. Помимо своего членства в Ассоциации все трое имели высокий социальный статус, их клубы говорили о мощной компартуре своих членов. Доктор Файорио состоял в Вал Верде, доктор Уиндл в Палиндроме, а доктор Гиссинг принадлежал сразу к нескольким клубам, наиболее значимым из которых считался Лемур, отличавшийся одновременно непредсказуемостью и храбростью своих членов. Что же касается их внешнего вида, то все трое очень отличались друг от друга. Доктор Файорио был полный, круглый и розовый, как хорошо выкормленный младенец; доктор Уиндл, старший группы, казалось, весь состоял из углов торчащих локтей и коленей; надо лбом у него поднимались глубокие желтоватые залысины, глубоко уходящие в остатки каштановых волос.

И, наконец, доктор Гиссинг выглядел воздушным, подвижным, словно ртуть, гибким, как тростинка, и на голове у него волновалось поле белого одуванчикового пуха. В своей рабочей характеристике он описывался как «весьма похожий на маленькую садовую дриаду, которую надо искать спрятавшейся меж анютиных глазок или моющей ножки в поилке для птиц». Тот же журнал описывал вообще всю Ассоциацию как «крайне своеобразное объединение, дающее гораздо больше, чем простая сумма его частей».

Хайлир и Алтея прибыли в Бантон-Хауз уже через час и обнаружили перед собой внушительное здание из розоватого камня, черного железа и обилия стекла под сенью семи лангаловых деревьев.

Фэйты зашли и были тут же препровождены в кабинет доктора Файорио. Едва супруги вошли в кабинет, навстречу им поднялся крупный мужчина в хрустящем белом жилете. Дружелюбными синими глазами он живо осмотрел своих посетителей.

— Профессоры Хайлир и Алтея Фэйт? Я доктор Файорио. Прошу вас, присаживайтесь.

Фэйты сели в предложенные им кресла.

— Как вы знаете, мы пришли, обеспокоенные здоровьем своего сына, — начал первым Хайлир.

— Конечно, я уже просмотрел заявку. Но ваша информация несколько туманна.

Хайлир, который всегда крайне болезненно относился к своим описаниям, тут же обиделся и пошел неправильным путем.

— Уж какую имеем. Я попытался изложить факты наиболее ясно, вероятно, это мне не удалось.

Доктор Файорио понял свою ошибку.

— Конечно! Разумеется! Я никоим образом не хотел упрекнуть вас, поверьте!

Хайлир признал чужую ошибку коротким кивком головы.

— Джейро замечен, так сказать, в некоторых странностях, которые мы не можем объяснить, и потому пришли к вам за профессиональной помощью.

— И правильно сделали. Сколько лет вашему сыну?

— Лучше рассказать историю с самого начала. — И Хайлир изложил события жизни Джейро с того момента, как тот был спасен ими неподалеку от Вайчинг-Хиллз и до настоящего времени. — Надо иметь в виду, что у ребенка шестилетний провал в памяти. Не могу утверждать, но мне кажется, что этот «голос» является пережитком именно того периода.

— Хм. Может быть, и так, — протянул Файорио и задумчиво потер свой круглый розовый подбородок. — Я хотел бы вызвать своего коллегу доктора Гиссинга. Раздвоение личности — это его специализация.

Появился доктор Гиссинг, подвижный, даже несколько суетливый человек с встревоженным любопытствующим лицом. Как и говорил Файорио, он очень заинтересовался случаем с Джейро.

— Есть ли у вас описание того лечения, которое мальчик получал в клинике Шронка?

— Нет, — Хайлир произнес это с таким видом, будто был готов уже вовсю защищаться от нападок доктора Гиссинга. — Было не до того, мальчику едва спасли жизнь.

— Понятно, понятно! — воскликнул Гиссинг. — Я уверен, что вы все сделали правильно.

— Но в любом случае потребуются новые исследования, — заметил Файорио.

— Это очень интересный случай, — подтвердил Гиссинг и, мило улыбнувшись Фэйтам, вышел.

— Тогда решено. Когда мы можем привести мальчика? — поспешно сказала Алтея.

— Завтра утром в это же время вас устроит? Алтея согласилась.

— Я не могу выразить свое облегчение после того, как мы вверили эту проблему в ваши руки.

— Остается еще один вопрос, — напомнил Файорио. — Я говорю о гонораре, который мы хотим получить с не меньшим желанием, чем вы — сделать его минимальным. Скажу честно: мы не рвачи, но и задаром не работаем, так что, я думаю, мы с вами все же придем к взаимно выгодному соглашению.

— С этим проблем не будет, — гордо ответил Хайлир. — Как вам известно, мы работаем на факультете Эстетической философии. Мы перешлем деньги через казначейство Службы Здоровья.

— В этом казначействе уж такие крохоборы, — фыркнул Файорио. — Они никогда не преминут при случае прикарманить сол-другой. Впрочем, это не имеет значения. Надеюсь завтра увидеть вашего мальчика!