Вечером к дому подъехали скорая помощь и сверкающий мигалками полицейский УАЗ. Вопреки уверениям светловолосых русалок, говоривших, что стражи порядка обходят нашу многоэтажку стороной, товарищи полицейские навещали ее систематически. Не реже одного раза в неделю в нашем подъезде видели участкового или даже целый наряд.
Я стояла у окна, смотрела, как патрульные усаживают в машину какого-то тощего парня, и думала о том, что полиция, должно быть, игнорирует только колдунов, зато к обычным дебоширам приезжает очень даже охотно.
Парень, который сейчас отправлялся в отделение вместе со стражами порядка, был мне не знаком, однако я точно знала, с какого этажа его забрали – с девятого. В отличие от других этажей, где обычно царили тишина и порядок, на девятом жизнь кипела ключом. За три недели, что прошли с момента моего переезда в этот дом, я успела понаблюдать, как из его окон на улицу летели окурки и пластиковые стаканчики, услышать, как громко играет в тамошних квартирах музыка, и как эмоционально выясняют отношения их владельцы. Иногда такие разговоры заканчивались мордобоем, и тогда у нашего подъезда появлялись полиция и скорая.
Знакомиться с этими соседями у меня желания не было. Каждый из них выглядел и вел себя так, что его хотелось обойти стороной. В частности, на девятом этаже проживали два гостеприимных брата-алкоголика, любивших устраивать шумные домашние вечеринки, две склочные семейные пары, во всеуслышание объявившие друг другу вендетту, высокая полная девица, которую я ни разу не видела в трезвом состоянии, и темноволосая женщина средних лет, строгая и худая, как щепка.
Из всего этого общества строгая женщина казалась самой адекватной. Она всегда была аккуратно одета, при встрече с соседями вежливо здоровалась, и совершенно определенно принадлежала к компании Глафиры Григорьевны, сестер-русалок и вампира-налоговика. От нее в буквальном смысле веяло чем-то загадочным, а потому во время наших коротких встреч я не могла оторвать от соседки глаз.
Сама же соседка на меня никогда не смотрела. Судя по всему, она в принципе не любила смотреть кому-либо в лицо, ее взор всегда был направлен вниз или в сторону.
Тем не менее, поймать ее взгляд мне все же удалось, причем, не далее, как вчера вечером. Я разговаривала на улице по телефону и, поворачивая к подъезду, налетела на строгую даму, когда та выходила из-за угла. От неожиданности женщина выронила пакет, который несла в руках, и по асфальту тут же раскатились большие красные яблоки.
Я кинулась их собирать, а когда подняла голову, передо мной возникло длинное лицо с нежнейшей молочно-белой кожей и двумя огромными черными глазами. Эти глаза были так темны, что в первый момент показалось, будто на лице соседки зияют два провала, ведущих в самую бездну.
Я охнула и отшатнулась в сторону. А бездна неожиданно дрогнула – и превратилась в космос. Теперь это были два окна, через которые на меня смотрела сама Вселенная – с планетами и звездами, божественным светом и черными дырами.
По губам соседки скользнула быстрая улыбка.
На моей голове зашевелились волосы. А потом захлестнуло странное неприятное чувство, будто эта дама своими невероятными нечеловеческими глазами разглядела всю мою подноготную. Что сейчас, вглядываясь в мое лицо, она, как на ладони, видит мою душу, мое прошлое и будущее.
Яблоки снова полетели на землю. Я вскочила на ноги и, что было сил, бросилась к дому. Влетев же в квартиру, схватила карандаш и принялась рисовать.
Сердце билось, как сумасшедшее, в висках стучала кровь, пальцы ходили ходуном, а на бумажном листе штрих за штрихом возникала огромная птица с женским лицом и нечеловеческими всезнающими глазами.
Когда рисунок был закончен, карандаш выпал из ослабевших рук и укатился куда-то под стол, а я сама закрыла лицо ладонями и несколько минут сидела, пытаясь выровнять дыхание, сбившееся, будто я только что пробежала стометровку.
Когда руки перестали дрожать, я отняла их от глаз и внимательно вгляделась в только что нарисованный портрет.
Это был Гамаюн. Вещая птица, хранящая тайны мира, способная заглянуть в прошлое и предсказать будущее.
Я пошла в кухню, достала из шкафчика успокоительное, выпила сразу две таблетки. Затем взяла рисунок и отправилась на девятый этаж. Я понятия не имела, в какой квартире живет темноволосая соседка, поэтому намеривалась постучать во все, и таким образом найти нужную.
Стучать, между тем, не пришлось. Стоило выйти из лифта, как одна из дверей отворилась, и строгая женщина вышла мне навстречу сама.
Я молча подошла к ней вплотную и протянула свою картинку. Она взяла ее в руки, усмехнулась.
– Похожа, – соседка уважительно качнула головой. – Даже глаза такие, как на самом деле. Могу я взять этот рисунок себе?
– Да, – ответила я. – Возьмите, пожалуйста. И простите за яблоки.
Она кивнула и поманила меня в квартиру. Я осторожно переступила порог, готовая к чему угодно – хоть провалиться в жерло вулкана, хоть шагнуть в другое измерение.
Ничего такого, конечно, не произошло. Меня провели через обычную прихожую в гостиную и усадили на не менее обычный диван.
– Давненько я видящих не встречала, – сказала соседка, усаживаясь в кресло, и глядя куда-то в сторону. – Лет уж двадцать, наверное.
– Кто вы такая? – прямо спросила я.
– Меня зовут Сибилла, – ответила женщина. – Сибилла Генриховна.
– А я Алиса. Приятно познакомиться.
Она снисходительно улыбнулась. Мое имя, судя по всему, ей было известно.
– У вас удивительный взгляд, – тщательно подбирая слова, сказала я. – В нем будто весь мир. У меня от него все внутри перевернулось.
– Именно поэтому я стараюсь никому в глаза не смотреть, – Сибилла Генриховна достала из стоявшего рядом шкафчика коробку с леденцами монпасье. – Угощайся, Алиса.
– Спасибо.
Я взяла маленький зеленый леденец. Он был кисло-сладким и по вкусу напоминал грушу.
– Вы можете видеть будущее? – тихо спросила у соседки. – Как птица Гамаюн?
– И будущее, и прошлое, – кивнула она, тоже отправляя в рот конфету. – И вообще все, что угодно. Только я не Гамаюн, а его дальняя родственница. Я – оракул, Алиса.
– С ума сойти…
– Точно. Учитывая, сколько в мире происходит мерзости, свихнуться с такими способностями действительно недолго.
За стеной раздался громкий звук. Видимо, кто-то из неблагополучных соседей решил сломать стул или бухнуть об пол телевизор.
– Как же вы живете?
– Как-то живу, – она пожала плечами. – Раньше такие, как я, существовали уединенно – в пещерах, в лесных хижинах, на затерянных островах. В этом был смысл: когда находишься наедине с собой, чужие беды тебе не докучают. Теперь все по-другому. В городе, среди людей, можно быть более одиноким, чем в глухой пещере.
Так-то оно так. Но ведь одиночество – это так ужасно!
– Ваш дар велик и прекрасен, – сказала я. – Из него можно извлечь необыкновенную пользу.
– Нет в нем никакой пользы, – отмахнулась Сибилла Генриховна. – Если ты имеешь в виду, что мои предсказания могут изменить будущее и уберечь людей от несчастий, то ошибаешься. От судьбы не уйдешь, она настигнет тебя рано или поздно, так или иначе. Кому суждено умереть от рака, тот умрет от него, даже если будет знать об этом наперед. Кому предназначено встретить особенного человека, тот встретит его, даже если будет ходить по земле окружными путями. Каждый день перед людьми открываются сотни дорог, и каждая из них ведет к разному будущему. От этого разнообразия у меня здорово болит голова.
За стеной что-то разбилось. Сразу после этого в соседней квартире раздался громкий возмущенный крик.
– К тому же, люди склонны считать, что и с будущим, и с настоящим они разберутся сами, – продолжала женщина. – Без всяких советов и предостережений. Как по мне, они совершенно правы.
– А свое будущее вы увидеть способны?
– При желании, да. Хотя обычно у меня такого желания нет. Впрочем, иногда дар предвидения бывает полезен. Например, когда помогает предсказывать внеплановые аудиторские проверки. Мне, как главбуху, временами это бывает кстати.
Я улыбнулась. Соседка тоже.
– Вы сегодня посмотрели мне в глаза, – напомнила ей. – Что вы в них увидели?
– Перекресток, – серьезно ответила Сибилла. – Перекресток из тысячи дорог. И каждая из них способна тебя куда-то привести.
– Некоторые дороги заканчиваются тупиком.
– Нет, – она качнула головой. – Тупиков не бывает. Бывают повороты на другие дороги. Обычно они возникают, когда один путь пройден, и нужно шагнуть на следующий. Кому-то это сделать легко, а кому-то нет. Есть индивиды, которые не хотят верить, что легкий удобный путь закончился, и теперь следует выбрать новый, менее прямой и более тернистый. Они топчутся на месте, бьются о поворот головой, однако, в конце концов, все же сворачивают, куда надо. Заметь, куда им действительно надо, они отлично могут определить сами, без оракулов и подсказок.
Мы беседовали с ней около часа. С философских тем перешли к обсуждению погоды, потом выпили по чашке кофе и перемыли кости беспокойным соседям.
Сибилла Генриховна оказалась на удивление словоохотлива. Очевидно, ее одинокая жизнь была не столь интересна и весела, как ей хотелось представить, а потому наш разговор получился живым и даже забавным.
Когда же я засобиралась домой, соседка неожиданно задержала меня в прихожей.
– Будь осторожна с огнем, Алиса, – сказала она, по-прежнему глядя куда-то в сторону. – А еще непременно сходи к офтальмологу.
– К офтальмологу? – удивилась я. – Зачем?
Она улыбнулась и ничего не ответила.