Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 9

Утро следующего дня после нескольких пасмурных дней было на удивление ясным и солнечным. Я проснулся, с удовольствием потянулся ещё лёжа в кровати и улыбнулся. Жизнь хороша!

После вчерашнего триумфального возвращения отца, в воздухе, казалось, еще витал дух победы…и легкий аромат коньяка. На столе лежала обычная ученическая тетрадка «в клеточку», куда я вчера написал вариант восторженной статьи о технологическом прорыве отечественной науки. Я пробежал глазами текст, довольно хмыкнул и тихо, чтобы не разбудить спящих родителей, издал победный клич команчей.

Позавтракав на скорую руку, я сунул тетрадку во внутренний карман куртки и подумал, что пора обзаводиться портфелем, чтобы носить при себе важные бумаги. Летом выручал рюкзак, но с осени по весну, пока не наступит тепло, как-то с рюкзаком не удобно.

Предвкушая события, окрыленный новой идеей, я почти бежал на работу. Нужно было успеть показать главреду статью ещё до начала рабочего дня. Главное, чтобы он понял, насколько важно, чтобы статья об этом событии вышла первой именно в нашей газете. Думаю, мне удастся убедить Николая Семеновича и уже в ближайшем выпуске статья появится на страницах газеты.

Вспоминая свой журналистский опыт из прежней жизни, я понимал значимость рекламы. Очень важно подготовить почву, создать правильный общественный резонанс ещё до появления товара в продаже. Подогреть интерес. Ведь старт продаж очень важен — уверен, это тоже контрольная комиссия (особенно нынешние скептики) будет учитывать, причем очень внимательно.

На углу, у газетного киоска, я едва не столкнулся с высоким парнем в потрепанной косухе и с гитарным чехлом за спиной.

— О, Леннон, — удивился я. — Ты как тут оказался? Решил газеты почитать?

— Сашка! — он широко улыбнулся, озаряя все вокруг своим беззаботным видом. — Давно не виделись! Как ты?

— Да вот, времени совсем нет, буквально зашиваюсь, всё работа и работа, — ответил я, стараясь не оттолкнуть его своим нетерпением, всё-таки оказался он ту неспроста, явно поджидал кого-то. Возможно меня. — А ты как? Что нового в мире высокого искусства?

Леннон заметно оживился, его глаза заблестели. Похоже, ждал действительно меня. Хотя, учитывая нашу последнюю встречу, это показалось мне несколько странным. Но, может быть у него не осталось никого, с кем можно просто поговорить? А он явно был переполнен новостями.

— Да ты что, не в курсе? — начал он, азартно подергивая бровью. — У нас тут событие! Нашу Тучечку-Грозу в «Юности» напечатали! Представляешь! Целую подборку стихов!

— Правда? — искренне обрадовался я, — Здорово! Наконец-то ее заметили.

Я не стал сообщать ему, что тоже приложил к этому руку, познакомив её с нужными людьми. Но это события давно прошедших дней, хотя, если подумать, было это не так-то и давно. Но, после этого столько всего навалилось, что отодвинулось не просто на второй план, а почти в архив. «Кстати, что там с архивом?» — вспомнил я недавний пожар в библиотечном хранилище. Надо будет выяснить у Сидорина, есть ли какие-то новости.

— Да не то слово! — Леннон захлебнулся от восторга. — Теперь она наша звезда! Все, кто раньше кривился, мол, блажь это все, теперь наперебой знакомиться лезут, хвастаются, что с ней одним воздухом дышали. Говорят, в «Молодой гвардии» уже поглядывают на нее — книжку стихов хотят издать. Представляешь? Наша Тучечка — и солидный том в твердой обложке! Во, дает!

— А то, что Весна сказал не общаться с ней? — несколько ехидно спросил я, вспомнив, что Леннон в числе первых от неё отказался.

— Да пошел он! — отмахнулся Леннон, совершенно не потеряв при этом восторженного выражения лица. — Отзвездился Весна.

— В смысле? — искренне удивился я.

— Ты что, не слышал? — практически прошептал Леннон и его глаза зажглись каким-то особым азартом.

— Что «не слышал»? — насторожился я, несколько раздражаясь, что он пытается меня заинтриговать в то время, когда у меня нет времени на игру «угадай сам».

— Вся тусовка на ушах, — продолжил Леннон, понизив голос, хотя на улице его никто не мог подслушать. — Новости. Неприятные. Про Весну.

— И что с ним? — стараясь оставаться спокойным, поторопил его я.

— Да влип, по самое не хочу, — Леннон покачал головой вроде бы с сожалением, но в его голосе слышалось некое злорадство.— Его заведующим сделали, а он проворовался. Не сильно, по мелочи, но у своих же. Подло это. Его еще не посадили, пока что, разбираются. Но с работы, ясное дело, вылетел как пробка. Уволили по статье с позором.

Я вспомнил, как по-барски, вальяжно, вел себя Весна во время прослушивания. Получив должность, сразу поставил себя выше других. Впрочем, он всегда считал окружающих ниже себя, у него не было друзей, была свита, прихлебатели, сбегающиеся на халявный портвешок.

— И, представляешь, Ленка его бросила! — продолжал фонтанировать новостями Леннон, видно, действительно ему поговорить больше не с кем. — Как только узнала, тут же слиняла, ещё до того, как шухер начался. Как крыса. Первая. Он после этого в запой ушел конкретный. Говорят, пропивает теперь свою гитару, бедолага.

— Жаль парня, — сказал я, чтобы просто как-то отреагировать, хотя в настоящий момент мне было глубоко напревать и на Весну, и на все его неприятности. — Но тут никто не виноват, он сам к этому шел.

— Ага, — вздохнул Леннон и улыбнулся. — Но что поделаешь. Не потянул. Ну, я побегу, репетиция. Заходи завтра вечером в парк, на наше место, Тучка будет читать новые стихи!

— Вы снова там собираетесь? — удивился я. — Теперь есть же где собираться. Целый дом творчества вам выделили.

— Ага, выделили, — ответил Леннон и вздохнул. — Но там каждое мероприятие надо согласовывать, приносить сценарий на одобрение. Представляешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Свободы нет. На тусовке главное импровизация.

— Вот ты понимаешь, — Леннон похлопал меня по плечу. — А они нет.

Как я понял, «они» — это кураторы, наблюдающие за соблюдением установленных ими же правил в доме молодёжи. Надо будет что-то с этим сделать, а то сам смысл идеи пропадает. Ведь есть же вариант проведения свободных диспутов, где каждый может высказать своё мнение. А не говорить по заранее составленному сценарию выученные слова, одобренные вышестоящими «одобрянтами».

Мы попрощались, и я, уже в несколько ином настроении, побрел в сторону редакции. Теперь у меня две темы для обсуждения с главредом. Первая, конечно же, это реклама будущей продукции и сообщение о техническом прорыве. Да, это важно. Но не менее важно и то, что рассказал мне Леннон.

Получается, что, кажущаяся поначалу перспективной идея создания Дома молодёжи на настоящее время обречена на провал. И одна из причин, проворовавшийся Весна. Странно, что не посадили. Неужели кто-то «отмазал»? Видимо имеются какие-то влиятельные связи.

А творческие ребята, едва только смирившиеся с установленными кураторами жесткими рамками, чтобы получить возможность нормально репетировать и выступать, могут лишиться всего из-за мелкой душонки Весны… Впрочем, этого следовало ожидать.

В кабинет главреда я вошел практически за несколько минут до начала рабочего дня. Уже не было той видимой эйфории на лице, которую, кстати, Николай Семенович не очень одобрял. Он всегда говорил, что журналист должен быть увлеченным, любознательным, но не излишне эмоциональным. «Открытый взгляд и холодный разум».

Николай Семенович был занят — просматривал гранки и слегка нахмурился, показывая, что я не вовремя. В любое другое время я так же молча вышел бы, ожидая вызова, когда он освободится, но сейчас у меня было срочное дело. Возможно мой материал пойдёт в этот номер, значит, гранки придётся переделывать. Так что я решительно вошел и положил перед ним слегка помявшуюся тетрадку.

— Это что? — коротко спросил он.

— Сенсация, — так же коротко ответил я.

Николай Семенович раскрыл тетрадку, пробежал глазами статью и уставился на меня широко раскрытыми глазами.

— Насколько достоверна эта информация? — только и спросил он.

— На сто процентов, — уверенно ответил я. — Лично видел документацию с подписями и печатями.

— Ты понимаешь, что это значит? — прошептал он, отодвигая гранки и хватаясь за телефон. — Срочно в номер!

Я улыбнулся, и почувствовал, как одна гора свалилась с моих плеч.

На утреннем собрании Николай Семенович ни словом не обмолвился о моей статье, предварительно взяв с меня обещание тоже молчать, лишь сообщил, что ранее запланированный репортаж о проведенном субботнике в Доме быта переносится в следующий выпуск, и дал задание срочно переделать гранки, вставив текст другой статьи. Такое бывало и раньше, поэтому особых недовольств не возникло, даже у верстальщиков, потому что объём нового текста полностью соответствовал удаляемому репортажу, а значит не надо менять всю верстку. Просто одно удалить, другое вставить и распечатать гранки на проверку главреду. «Всего то и делов!» — как любил говорить наш вахтёр.

Днём я выбрал время и сделал несколько заготовок для будущей статье о Доме молодёжи. Вышло несколько уныло, бесперспективно и спорно. Я понимал, что в таком виде статью в городской газете никто не напечатает. Значит, надо искать такие слова, чтобы было «в духе времени» и в то же время понятно, что нужны коренные перемены.

Выходя из редакции встретил Людмилу Ивановну, которая очень внимательно посмотрела на меня и сообщила, что статья выйдет в завтрашнем номере. Я почувствовал, что у неё есть ко мне какие-то вопросы, но не стал уточнять. Мало ли во что выльется простое вежливое высказывание в стиле «Как дела?», когда ожидаешь ответа «Нормально», а вместо этого получаешь получасовой слезливый монолог о неприятностях и личных переживаниях. Не готов я к этому. Поэтому просто кивнул ей, и поспешил на выход.

И всё же радостное сообщение о публикации перевесило чашу весов, на какое-то время отстранив мысли о неприятностях.

«Как интересно устроен мир, — подумал я, посылая улыбку вслед уходящему солнцу. — Как качели. То взлёт, то падение, и сразу снова взлёт. И не всегда понятно, что более приятно: ощущение невесомости при падении или перегрузки при взлёте?»

Возле подъезда на лавочке меня ждал Коля. Он крепко сжимал в руках какой-то предмет, завернутый в газету.

— Саша! — выдохнул он с некоторым облегчением, что всё-таки дождался меня. — Мне нужно тебе кое-что показать. Срочно.

— Что случилось? Шпион ушел? — насторожился я, но он лишь отрицательно мотнул головой.

— Хуже. Или… не знаю, что хуже. Пойдем, — он кивнул в сторону скамейки в глубине двора. — Подальше от чужих глаз и окон.

Устроившись на холодном металле, я поёжился. Кто это только придумал, металлические лавочки. Зимой на них холодно, летом они нагреваются на солнце так, что присесть невозможно. К тому же немилосердно ржавеют. Да, хулиганы их не поджигают, не вырывают доски, не вырезают сердечки с надписями типа «А+В=Л», как на деревянных лавочках. Зато металлические небезопасны, если кто-то ударится головой, травмы не избежать, а то и чего похуже. Да и надписей здесь хватает. Вон, свежевыцарапанное «Васька дурак». После пары дождей появится ржавчина и будет пачкать одежду всякого, кто захочет присесть. Тоже тема для статьи. Я вздохнул: похоже в любом предмете я вижу тему для публикации. Издержка профессии.

Коля развернул плотный сверток и показал мне три книги с потрепанными корешками. Я посмотрел названия. «Основы электромагнитной совместимости радиоэлектронных средств», «Сверхширокополосные импульсы: теория и практика» и «Уязвимости полупроводниковых элементов в условиях мощного энергетического воздействия». Они показались мне знакомыми. Точно! Это же книги из списка украденных в библиотеке…

— Вот, нашел, разбирая хлам в своей комнате, — тихо, почти шепотом, начал Коля. — За батареей, в нише. Библиотечные книги. Я начал листать… И у меня волосы зашевелились! Это… это же готовый теоретический фундамент для создания оружия!

— Какого оружия? — я почувствовал, как у меня похолодело внутри.

— Оружия электронного подавления, — дрожащими пальцами он принялся нервно перелистывать страницы, останавливаясь на сложных графиках и формулах. — Вот смотри. Приведенные здесь результаты исследований объединяет общая тема: создание кратковременных, но невероятно мощных электромагнитных импульсов, способных вывести из строя чувствительную электронику. Не просто глушить сигнал, как обычные «глушилки», а физически сжигать микросхемы, транзисторы, стирать память. Представь себе разряд молнии, но не сфокусированный и направленный в землю, а распространяющийся во все стороны.

— Это как? — удивился я, пытаясь представить «объёмную молнию», расширяющуюся во всех направлениях.

— Вот. — Коля открыл одну из диаграмм. — Здесь показан принцип генерации сверхширокополосного импульса. Его главное преимущество в том, что он не привязан к определенной частоте. Он бьет по всему спектру одновременно.

Перед глазами у меня тут же возник ядерный взрыв, уничтожающий всё в радиусе поражения.

— Никакая защита, никакая фильтрация не поможет, если она не рассчитана именно на такой тип воздействия, — он горько усмехнулся. — А наши аппараты очень чувствительны, рассчитаны на улавливание слабых сигналов. Их входные каскады, усилители низкого шума для такого импульса станут идеальной мишенью.

Я мало что понимал из того, о чем рассказывал Коля. На его взгляд это было элементарно, но за гранью понимания для обычного человека, далекого от техники. Хотя у меня и были какие-то познания из прошлой жизни, но там был совсем другой уровень технологий, более высокий и… более примитивный.

— Вот представь вольфрамовую нить в лампе накаливания при скачке напряжения, — перешел Коля на более доступный язык и подчеркнул одну из строк.— Вот, глянь.

Постепенно картина стала вырисовываться, причем, чем дальше, тем более четче и пугающе. Неприятный холод пополз по спине.

— Ты хочешь сказать, что они готовят устройство, которое… — я с трудом подбирал слова.

— Которое сможет в радиусе, предположим, нескольких сотен метров, мгновенно превратить наши телефоны в бесполезные куски пластика с оплавленными кристаллами внутри, —закончил за меня Коля голосом холодным и бесстрастным, как у хирурга, ставящего смертельный диагноз. — Они не просто шпионят, Саша. Они готовят диверсию. Они понимают, что попытка остановить «Сеть» административно и украсть чертежи провалилась. Проект одобрен. Значит, его нужно дискредитировать. Устроить массовый сбой в день презентации или в момент запуска. Представь заголовки: «Новая революционная связь не выдержала испытаний и массово вышла из строя». Один такой инцидент, и проекту конец. Доверие будет подорвано на десятилетия.

— Но у них ничего не получится, — уверенно добавил я. — Они уже облажались, и не единожды. Первый раз, когда устраивали покушения на тебя и на отца. Потом, я в этом уверен, подкупили каких-то высокопоставленных чинуш, которые попытались ставить вам палки в колёса. Вспомни ту самую презентацию в Москве. Помнишь, кто особо неистовствовал, называя ваш проект полным бредом и антинаучной ересью, подрывающей социалистические устои?

— Да, запомнил я там одного ярого противника, — задумчиво вспоминал Коля. — Я ещё подумал, причем здесь наука, технический прогресс и нарушение устоев социализма. Едва не задал этот вопрос, но твой отец вовремя меня одернул.

— Да, у отца чутьё на провокационные вопросы, — улыбнулся я. — А то неизвестно как бы всё это повернули. Могли бы не только проект заморозить, но и из партии шугануть.

Коля так широко раскрыл глаза, что мне стало его искренне жаль. Да, понимаю, в то время исключение из партии было равносильно гражданской казни. Исключенный из партии человек становился изгоем и мало кто находил силы хотя бы просто жить.

— Ты главное не волнуйся, — улыбнулся я, пытаясь его успокоить. — Я постараюсь что-нибудь придумать.

А что придумать? Сообщить Сидорину? Черт, во ведь новости… И в самом деле, если телефоны в первый день продаж начнут выходить из строя тут такое начнется! Кому нужны бесполезные кирпичи, которые не работают? Сарафанное радио сделает свое дело — телефоны перестанут покупать. А комиссия, что дала одобрение… она скорее всего просто спихнет весь провал на отца и Колю. И дадут им срок… за дискредитацию советской власти и попытке подорвать строй…

— Я обязательно что-нибудь придумаю, — более решительно сказал я.

— И чем скорее, тем лучше, — попросил Коля.

Коля собрал книги и отказался заходить к нам домой, хотя я заманивал его вкусным ужином. Конечно, у него же теперь есть собственная комната и заботливая старушка, которая к тому же, как оказалось, довольно-таки вкусно готовить из продуктов, которые ей регулярно приносит Коля. Этакая взаимовыручка.

Ещё подходя к двери, я услышал громкий звонок телефона. Быстро открыв дверь я схватил трубку.

— Алло?

— Александр? — в трубке прозвучал тревожный, старческий голос, который я сразу узнал. Иван Михайлович, дед Наташи. — Это ты?

— Да, Иван Михайлович, — ответил я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

Он замолчал, словно собираясь с мыслями. Мне показалось, что в его тоне что-то было не так. К тому же, он никогда не звонил мне домой.

— Саша, скажи честно… — старик говорил медленно, как бы тщательно подбирая слова. — Наташа у тебя?

Ледяная тяжесть мгновенно сдавила грудь в предчувствии беды.

— Нет, — выдавил я, и мой собственный голос показался мне чужим. — Я… я ее с того самого дня не видел. Что случилось?

Из трубки донесся тяжелый, сдавленный вздох.

— Вот ведь… — прошептал Иван Михайлович. — Звонила сейчас ее подружка, Ленка. Спрашивала, где Наташа. Сказала, что они вместе уезжали из общежития на выходные домой. Она видела, как Наташа села на поезд. А вчера она должна была вернуться! Вчера вечером! Сегодня у них был зачет, а Наташа так и не появилась. Вот я и подумал, может она у тебя…

Я попытался осознать, что сказал Иван Михайлович. Получается, что почти три дня никто не знает, где находится Наташа. Я попытался отогнать накатывающуюся панику, но сам понимал: она пропала.

— Иван Михайлович, вы уверены? — с надеждой спросил я, хотя понимал, что Наташа не из тех, кто заставит деда переживать зря, не предупредив. — Может, к кому-то заехала?

— Нет, Саша, — решительно возразил старик, но его голос дрогнул. — Она бы позвонила! Обязательно бы позвонила… Я уж и в милицию звонил, дежурному. Говорят, «рано бить тревогу, взрослый человек, наверное, задержалась». А у меня сердце чует… Чует недоброе!

Мое сердце тоже почуяло недоброе.