Курс на СССР: В ногу с эпохой!

Глава 2

Новым генсеком на внеочередном заседании Пленума ЦК был избран Черненко. Честно сказать, по своей прошлой жизни я вообще Константина Устиновича не помнил. С Новым годом он советский народ не поздравлял, да и вообще, как-то уж слишком быстро умер. Говорят, считался неплохим аппаратчиком и консерватором, сторонником и продолжателем дела Леонида Ильича. С другой стороны, именно при Черненко началось реформа средней школы, о чем в мои годы многие старые учителя вспоминали с большой теплотой.

В целом, в стране ничего не поменялось. Начатые при Андропове реформы продолжили своё существование: открывались новые народные артели, частные парикмахерские, автосервисы, салоны. Хотя, слово «частный» в СССР не любили, и в разговорной речи заменяли на слова «личный», «домашний», «семейный». Все больше предприятий переходили на хозрасчет. С пьяницами, саботажниками, расхитителями и тунеядцами церемониться перестали, увольняли «на раз». И это стало настоящим ударом по этим асоциальным элементам, тем более, что статью за тунеядство никто не отменял.

«Не работаешь? А почему? Уволили и никуда на работу не берут? И этим ты оправдываешь своё беспробудное пьянство, хулиганские выходки, и безобразное поведение в семье? Дебоширишь? Ну что-же, мы тебе поможем… Добро пожаловать в принудительном порядке на Крайний Север». Такая политика государства, по отношению ко всем пытающимся сесть на шею другим, стала настоящим прорывом к исправлению человеческих пороков. Угроза реального переселения и принудительного трудоустройства многим поставила мозги на место.

Указанием вышестоящих органов, было предложено максимально осветить в прессе реформу средней школы. Уже в начале марта главред предупредил, что помимо основной работы добавляются командировки и составил график, распределив между нами имеющиеся в зоне нашего охвата школы и ПТУ. Первыми в моём графике значились два училища, причем, разной направленности: сельское, в пригороде — СПТУ-11, где учили на механизаторов и шоферов, и городское ПТУ-203, в котором готовили плотников и столяров, получившее неофициальное название «деревяха».

Перед тем, как отправляться в первую командировку, я ознакомился с историей и кое-какими доступными нормативными документами. Финансировались оба заведения из бюджета, причем достаточно хорошо, только вот вид у «деревяхи» явно этому не соответствовал. Посреди захламленного двора типовые учебные корпуса, с видавшим виды одиноким лозунгом «Слава рабочему классу» на фронтоне, выглядели довольно уныло. Выбитые стекла в окнах здания хозкорпуса с облезлой штукатуркой не добавляли позитива.

Встретил меня зам директора по УВР Александр Петрович Катков, лысеющий дядечка лет сорока пяти, в мятом костюме и роговых очках. Вместе мы прошли в обычный кабинет с канцелярскими столами, забитыми разномастными папками шкафами и портретом Ленина на стене. На одном из столов я увидел печатную машинку и телефон, возможно это место секретаря.

В кабинете какой-то педагог как раз распекал двух патлатых подростков в темно-синей ПТУ-шной форме, привычно-равнодушно-покаянно уставившихся глазами в пол. Мы вошли, но на нас никто не обратил внимания. Показательная экзекуция продолжилась.

— Ну, зачем же было в окна-то кидать? — едва не плача разводил руками педагог. — А? Я вас спрашиваю!

— Дык это… — один из парней приподнял голову и кивнул на второго. — Леха сказал, хрен попадешь. Я и бросил.

— Да я просто так сказал! — дернулся тот, кого назвали Лёхой. — И не просил кидаться.

Завуч прищурился:

— А шелуху от семечек кто в кабинете оставил? — продолжал дальнейшую «порку» педагог, так и не закончив выяснение первой провинности.

— Дак там все ели…

— Так! — рассердился педагог, но, услышав тихое покашливание Александра Петровича оглянулся и быстро закончил беседу. — В общем, так. Стекло вставить! Мусор убрать.

— Я свое уберу… а остальное.

— Убрать всё! — педагог перешел на крик. — Немедленно. Прослежу лично! А сейчас — вон.

Переглянувшись исподлобья, проштрафившиеся ученики вышли из кабинета, а педагог наконец-то обратил на нас внимание, повернувшись с таким видом, будто готов продолжить воспитательную беседу с нами.

— Это корреспондент из газеты, — поспешил представить меня Александр Петрович.

— А! Из газеты… — разочарованно-равнодушно произнёс педагог и, не сказав ни слова вышел из кабинета.

— Ну и сами видите, какой контингент! — развел руками Александр Петрович поспешно устроился за одним из столов, кивнув мне на единственный свободный стул, стоящий у противоположной стены — Да вы садитесь…

— Спасибо, — я придвинул стул поближе к столу, и внутренне ухмыльнулся, заметив, как насторожился зам директора по УВР.

— И это ведь не вчера все началось, — он пригладил редкие волосы. — С семьдесят второго года, с постановления «о завершении перехода ко всеобщему среднему образованию молодежи и дальнейшем развитии общеобразовательной школы». С тех пор аттестат зрелости для всех обязательный! Хочешь, не хочешь, а изволь после 8-го класса продолжать учебу, даже если не тянешь! Выгнать из школы никого нельзя. Вот и тянут в школах лодырей, наглецов да тупых до восьмого класса. А потому куда их? Конечно, к нам, в ПТУ. Знаете, как нас в народе расшифровывают? «Помоги тупым учиться». Но главная беда не в этом. Главное — контингента катастрофически не хватает, даже такого! У нас, к примеру, сорок процентов некомплект. Мало кто хочет идти к нам добровольно. Дошло до того, что отправляют по направлению, как по приговору суда, с угрозами, что, если откажешься, поставим на учет в милицию, как неблагонадежного элемента. А я ведь помню, лет пятнадцать назад в училища конкурс был! И далеко не всех еще брали… Эх, были времена.

И Александр Петрович погрузился в ностальгические воспоминания о лучших временах ПТУ. Он так вдохновился, что, казалось, даже внешне преобразился. Его костюм каким-то образом уже не выглядел таким мятым и неопрятным, а просто «слегка потерявшим вид», глаза за толстой роговой оправой азартно блестели, даже волос на голове стало как-то больше. Было видно, что поговорить и пустить пыль в глаза он был большой мастер, поэтому я безжалостно прервал поток его красноречия, вернув его к теме нашего разговора.

— То есть, вы считает, реформа образования давно назрела? — быстро спросил я. — Вот о ней и поговорим.

— О реформе? — Катков запнулся на полуслове, растерянно оглянулся, как бы в поисках поддержки, но, как бы с удивлением обнаружив, что кроме нас двоих в кабинете никого нет, и обреченно улыбнулся. — О реформе? Можно и о реформе. Да-да, конечно же можно! Все не об училище…

Его взгляд снова потух, костюмчик примялся, волосы потускнели и прилипли к черепушке сальными прядями.

— Вы бы вот какие предложения туда внесли? — начал я опрос с главного.

— Ну-у… — развел руками завуч. — Много чего. Даже и такое, о чем и говорить-то нельзя.

— Не волнуйтесь, — я постарался его успокоить. — Сейчас Вы можете говорить всё, что думаете. Это просто беседа. Прежде чем опубликовать, я согласую с вами текст. И, если Вы посчитаете что-то лишним, это будет исключено из статьи.

— А-а, ну, если так… — он снова улыбнулся и воспрянул духом. — Знаете, я вот считаю, что среднее образование нужно далеко не всем! Зря его сделали обязательным. Ну, не хочешь учиться, работать иди!

— А, если в криминал пойдут? — задал я вопрос, волновавший многих. — Тут ведь хоть чем-то заняты.

— Да-а… — хитро улыбнулся он. — А милиция на что? Пусть она сама и следит за своими неблагонадежными, а не скидывает заботы на наши плечи. Поверьте, ведь потенциальные лодыри и сами не учатся, и другим не дают. А это как раз подрывает авторитет ПТУ. Давно пора поднимать престижность профессионального образования, а не превращать нас в подобие колоний на несовершеннолетних правонарушителей. Вот у нас почему контингента не хватает? Потому что нормальные сюда не идут. Именно потому, что основные — это те самые потенциальные криминальные элементы. Выгнать мы их не можем, так как связаны этим самым «всеобщим средним», и научить не можем, потому что они игнорируют любые занятия. Дошло до того, что стали «жить по понятиям», «работать западло». И это в столь юном возрасте! Вот и бегут от нас нормальные ребята, которые и хотели бы получить профессию столяра, плотника. Вот у нас была группа краснодеревщиков. И где она теперь? Сократили, в связи с отсутствием желающих… Можете представить, что нет желающих получить дефицитную и денежную профессию?

Наша беседа была долгой и плодотворной. Со многим я готов был поспорить, с точки зрения своего долгого опыта в будущей жизни, но понимал, что сейчас такое невозможно. Поэтому просто слушал, кивал, выражал эмоции. Думаю, главное в нашей беседе было то, что я перенаправил мировоззрение собеседника из ностальгии по прошлому в будущее. Думаю, он по-другому посмотрит на учебный процесс, и вспомнит, что он главный по Учебно-Воспитательной Работе и в свете современной реформы получил новые возможности.

Сельское ПТУ внешне выглядело намного лучше, ухоженное, как на картинке. Но я давно перестал верить первому впечатлению, больше доверяя скрытым фактам.

Моложавый, с пышной темной шевелюрой, директор в синем вельветовом пиджаке и джинсах встретил меня у входа, и сразу потащил знакомиться с учебными корпусами и территорией, попутно решая какие-то вопросы.

— Здрасьте, Георгий Викторович! — здоровались проходившие мимо подростки.

— Здравствуйте, ребята! Алексей, «шассик» вчера починили?

— Ага! Там колесо только осталось завулканизировать.

— Молодцы!

— Георгий Викторович, здрасьте! — бросились к нему красивые девушки в коротких юбках. — Ансамбль сегодня будет?

— Будет, будет. Приходите!

— Ого! У вас тут и девчонки! — удивился я. — А что за ансамбль?

— Самодеятельность, — улыбнулся директор. — В армии занимался когда-то… И вот тут решил. Купили аппаратуру и вот… репетируем. Даже джаз можем!

— Здравствуйте, Георгий Викторович.

— Здравствуйте… Ну, что, пойдемте, покажу, как у нас всё тут устроено.

По всему видно было, что директора здесь уважали и побаивались. И ведь было, за что уважать. Светлые коридоры с репродукциями картин известных художников, просторные кабинеты с полированными столами-партами и густо-зелеными классными досками. Телевизоры… и даже видеомагнитофон. Японский!

— Вообще-то, у нас три таких, — скромно признался директор. — Финансирование, что и говорить, хорошее. Да и ребята почти все от колхозов стипендию получают. Восемьдесят рублей! Для подростка — шутка ли? Потому и рычаги влияния на них имеются. Вот и дисциплиной в порядке. Вот только мая я всегда жду со страхом…

— А что так? — я удивленно моргнул.

Георгий Викторович махнул рукой:

— Понимаете, у нас в мае полевая практика начнется. А там соблазны! Второй, третий курс у нас уже сами трактора гоняют, мастера не особо присматривают… А там бабуси уже на дороге ждут! Целая засада.

— Засада? — удивился я.

— Ну, огороды-то всем пахать надо! Ладно еще, «Т-150», он большой, в личный огород плохо влазит. А вот если «Т-40»… Да даже и «Беларусь», но тут надо виртуозно…

— Так в чем же беда-то? — не понял я.

Директор покачал головой и горестно махнул рукой.

— Бабули с ними самогонкой расплачиваются. Ну, какая еще в деревне валюта? Так я поговорил с местными, чтоб лучше деньгами платили, а то издам приказ о запрете под угрозой отчисления из училища. Конечно, такого приказа я издавать не мог бы. Но кто об этом знает.

— Правильное решение, — одобрил я. — Значит вопрос решен?

— Всё не так просто, — снова вздохнул директор. — Ну, много-то наши не брали, максимум «трешницу». А уж совсем одинокой бабусе могут и просто так вспахать, в порядке шефской помощи.

— Да и лишняя практика не помешает, — поддержал его я, увидев, что он начинает хмуриться.

— Прошлым летом дело уголовное завели! — с отчаянием произнёс он. — Сказали, «нетрудовые доходы»… Хорошо хоть условно получили. Но! Парни до сих пор с судимостями ходят. А парни то хорошие! Активные, и в ансамбле, и в смотре песни и строя, и… Я вот думаю, нельзя ли им помочь? Может быть, через вас, через прессу, получится?

— Можно попробовать, — заверил я. — Особенно в свете декабрьского постановления о создании частного предпринимательства. А кто следователь?

— Ой, как там его… — Георгий Викторович задумчиво посмотрел в окно, на черную дымящуюся трубу кочегарки. — Вальяжный такой… молодой. Капитан.

— Случайно, не Зверев?

— Точно, Зверев! — закивал директор. — Константин… Сергеевич. Да, он! А вы, что же, знакомы?

— Так, слегка… Но про ваших ребят я у него спрошу. Обещаю! И попробуем все эти «левые» вспашки как-то узаконить. Времена-то сейчас другие. Хорошие времена!

— Девчонки там, у-ух! — заливал у крыльца редакции мой коллега Серега Плотников. — Все, как на подбор, красотки! Не маляры-штукатуры, а какие-то манекенщицы! А их «путяга» настоящий Дом мод! «Монтана», «Ливайсы» и прочее. Наша «Селена» тоже.

Федя, водитель, и новый молоденький грузчик Егор, слушали, открыв рот.

— И с чего ж они так поднялись-то? — докурив, поинтересовался шофер.

Плотников понял вверх указательный палец:

— С практики! Нынче же сделка везде. Хозрасчет. А девчонки трудяги, пашут. Чего ж не пахать-то, коли нормальные деньги сами в руки плывут?

— Этак туда по осени конкурс будет, не хуже, чем в МГИМО! — подойдя к ним ближе рассмеялся я.

Серега тоже хохотнул:

— Ну, а чего ж?

— Э, стоят, лясы точат! — рассерженно выглянула из подсобки завхоз, Людмила Ивановна. — Феденька, Егор! А ну, давайте-ка живо за тиражом!

Вечер восьмого марта мы с Наташей пришли в гости к Гребенюку и Валентине. Они по-прежнему снимали квартиру вместе, и считали себя практически семьёй. Мы купли шампанское и две бутылки болгарского вина, Наташа сделала очень вкусный торт из печенья, творога, молока и какао с народным названием «шалаш». Валентина, хоть и была очень загружена работой на производстве как дизайнер, и вообще, была «Селене» почти главная, тоже не ударила в грязь лицом, и как раз к нашему приходу поставила в духовку картофельную запеканку с фаршем и майонезом. Я начал исходить слюной еще в подъезде.

Международный женский день мы решили встретить спокойно, в кругу самых близких, практически по-домашнему. И я хорошо понимал почему. После похищения, Валентина как-то нервно относилась к большим компаниям малознакомых людей. Хотя, вообще-то, она держалась тогда молодцом! Притворилась слабой и покорной, даже плакала… Потом быстренько освободилась от веревки на запястьях, даже арматуру где-то нашла. Которой едва меня не заколола. Хорошо, я увернулся. Да, и мы с Гребенюком вовремя подоспели. И Сидорин со своими людьми.

Сидорин, модно прикинутый офицер КГБ, кстати, получил внеочередную звездочку на погоны. Думаю, наше сотрудничество выгодно обоим. Я уже многим был ему обязан, но ещё больше хотел задать вопросов и кое о чем рассказать. Точнее, кое о ком. Поверит ли он мне? И, главное, найдёт ли он способ добраться до высокопоставленного шпиона?

— О чем задумался, эй? — Наташа помахала ладонью перед моими глазами. — Оставь все свои заботы, праздник же!

Она обняла меня за плечи, её длинные золотисто-каштановые локоны упали мне на грудь… сразу стало так хорошо, спокойно, приятно…

— О, они обнимаются уже! — громко возвестил Гребенюк, появившийся на пороге комнаты с фужерами в руках. — Стоило на минуту оставить… Валь! Я разливаю уже…

— Иду-иду! — прокричала из кухни Валентина.

— Жду-жду… — в тон ей прокричал Сергей, и, подмигнув, тихо и покорно добавил. — Чего уж.

Несмотря на всю Серегину брутальность, худенькая красотка Валентина была в этой паре главной, что очень нравилось матушке Гребенюка, тете Вере.

Девчоночки нынче принарядились: хоть и дома, а все же таки праздник! Наташа надела короткую джинсовую юбку и ослепительно белую блузку с кружевами. На шее красовались бусы из темного янтаря, мой подарок. На Валентине же было изящной темное платье с голой спиною… конечно, не до такой степени голой, как у актрисы Мирей Дарк в фильме «Высокий блондин в черном ботинке», но, все-таки…

— Валентинка! — вытаращил глаза Гребенюк и не подумав ляпнул. — Ты в таком платье по улице не ходи, украдут,

Девушка сразу же напряглась, видать, вспомнила похищение, сырой темный подвал… крыс…

— А давайте выпьем, наконец! — я поспешил исправить неудачный комплимент. — Серый! Открывай!

Выстрелив, шампанское игриво перетекло в бокалы…

— Ну, дамы — за вас!

Мы выпили стоя. Потом уселись за стол и набросились на оливье. Общались. Валентина рассказывала про свою фирму, про новые модели, про подготовку к заключению контракта с польской «Одрой» и индийским «Милтонзом».

— А еще надо лететь в Ташкент! Понимаете, у них там хлопок не такой, как в Египте… Надо чтоб выращивали египетский, тогда будет отличная ткань…

Ташкент… Знаменитые «хлопковые дела», начатые еще при Андропове, вовсе не остановились. Как по секрету поведал мне Сидорин, ответственные за многомиллионные приписки так и сажались, никто реабилитирован не был, мало того, уже начались посадки в Москве.

— А потанцуем! — Гребенюк включил сверкающий двухкассетный «Шарп»…

Заиграла музыка. «I stand by you», шикарный медляк «Arabesque»…

Я обнял Наташу за талию…

Как хорошо, что она приехала! Как хорошо, что мы встретились. Как хорошо, что я вообще — здесь… Ведь там, в прошлой своей жизни, я вообще не знал Наташу, даже понятия не имел о том, что такая девушка существует. А она училась в Ленинграде, вышла замуж, да там и осталась… Кстати, и о Метели я понятия не имел, но, тут понятно, «высший свет», негде было пересечься, по неформальным тусовкам я в прошлой жизни не шарился. Метель… Что-то давно ее не было видно. Как и ее папаши-шпиона! Ну, с тем-то все понятно, после гибели сообщника Метелкин затаился, залег на дно и не предпринимал никаких активных действий. Даже меня не беспокоил! Что было, вообще-то, не худо…

— Ой! — всплеснув руками, Валентина умчалась на кухню и уже оттуда позвала Гребенюка. — Сереж! А ну, помогай, давай.

Запеканка, слава Богу, не подгорела… Ну, если только так, чуть-чуть припеклась, отчего стала только вкуснее!

Я проводил Наташу домой. Мы долго стояли в подъезде, целовались… Потом зашли, посидели с дедом… Маму я поздравил еще с утра.

Девятое марта была пятница, рабочий день, но я все же смог отпроситься, чтобы проводить Наташу на ленинградский автобус. Она обещала звонить.

Шел мокрый снег, прямо валил хлопьями, налипая на проводах и прохожих. Из пышечной пахло так вкусно, что я не выдержал, заскочил. Повезло, очередь всего-то три человека.

— Мне дюжину, с собой!

Обнаглел, конечно, кто ж столько даст в одни руки? Максимум шесть.

— Дюжину? — молоденькая продавщица в ярко-голубом халатике улыбнулась мне, как родному. — Пожалуйста! Вам во что завернуть? Пудрой посыпать? С вас девяносто шесть копеек.

— Пожалуйста!

Однако, подорожали нынче пышки. Раньше стоили пять копеек, но отпускали только по шесть штук в одни руки, да и надо было выстоять в очереди полчаса, а то и час. Нынче, выходит, по восемь. И бери, сколько хочешь, почти без всякой очереди.

— Девушка, а если б я тридцать штук взял?

— Да пожалуйста, хоть пятьдесят! — рассмеялась она. — Мука есть, напекли бы…

Ага… понятно…

За прилавком на стене висела новенькая табличка «собственник трудовой коллектив». Артельная, значит, пышечная. Потому и так. Надо же, и тараканов потравить умудрились!

Войдя в кабинет, я положил кулек с пышками на стол… Тут же появился Плотников и потянул носом:

— Ого! Пышечки!

— Угощайся! Чайник только поставь… да позови всех.

— Сделаем! — потерев руки, Серега потянулся за кофейником. — Да! Тебя шеф зачем-то спрашивал. Вот только что.

Вечерело. До конца рабочего дня оставалось меньше часа. Впрочем, в редакции частенько задерживались и дольше.

Пригладив волосы, я заглянул в кабинет шефа:

— Николай Семенович, звали?

— А, Саша! — главред выглядел несколько растерянно. — Тут из милиции недавно звонили. Из дежурной части.

— Из милиции⁈

— Я думаю, по твою душу, — редактор протер очки. — Понимаешь, там у них какая-то девушка, задержанная, буянит. Грозится отцом и… прессой! Говорит, всех в нашей газете знает. Пьяная! Требует представителя прессы!

— Девушка? Грозится…

Я уже начал догадываться, только что вчера вспоминал. Мол, давно не видел… Да и дальше бы не видать!

— А как зовут? Ну, задержанную?

— Да не помню. Марина, кажется. Ты бы заехал, глянул. Может, и впрямь, знакомая. Это недалеко, на Кирова, у кафе «Айсберг»… Десятый автобус, кажется.

Отделение милиции располагалось в отдельно стоящем здании чуть в глубине квартала. Его легко можно было распознать по стоящим рядом со входом ярко-желтым милицейским машинам с мигалками, и зарешеченным окнам. Отделение, как отделение, обычное.

Поднявшись по лестнице, я сразу услышал доносившийся из-за решетки заплетающийся голос, показавшийся мне знакомым.

— Да я вас всех! Да мой папашка! Да вы все…

Дальше послышался отборный мат, затыкай уши!

Ну да, она. Кому ж еще быть-то? Я заглянул в окошко дежурки и представился.

— Я из «Зари». У вас тут некая Метелкина Марина…

— Есть, есть, такая! — дежурный, круглолицый усатый капитан, обрадовано подскочил на стуле. — Голосистая деваха. Вон, слышите, орет?

— Вы б ее домой отвезли, что ли…

— Так не хочет! — капитан растерянно развел руками. — Ругается. Прессу зовет… А отец у нее и вправду шишка. Вы бы ее как-то…

— Да знаю я, — вздохнул я протяжно, борясь с желанием сбежать отсюда, предоставить дежурному самому разбираться с папашей-шишкой. — Хорошо. Впустите?

— Да-да. — обрадованно подскочил он. — Заходите… ага…

Маринку в длинном бордовом платье, порванных колготках и наброшенной на плечи дубленке вывели из камеры. И растекшаяся по всему лицу тушь вызвала бы жуткий приступ зависти у глэм-рокеров группы «Кисс».

— О! Саня! — она пьяно провела рукой по моей груди и смачно икнула. — Ну-у, привет, Золотая рыбка…

Кивнув дежурному, поспешившему ретироваться в свою каморку, Метель тут же полезла ко мне целоваться. Пахло от нее… м-да-а-а…

— Марина, Марина, — корректно отстраняясь, чтобы не вызвать у неё приступ агрессии прошептал я. — Что ж ты так накирялась-то?

— А я так хочу! — девушка пошатнулась и выругалась. — Вчера, м-между прочим, был женский день! И я… в этом… в «Айсберге»… А там Весна со своей… лахудрой. А я ей в морду х-х-хотела… Но, промахнулась! Ниче… в следующий раз. Запомнит, сука, надолго. Эх… Жаль мне, конечно… время ухо-одит…

— Марин, — примирительно предложил я. — Поедем домой?

— С тобой хоть на край света! — Метель опять полезла целоваться. — Тем более, родоков нету! Мать в Москве, папашка в Австрии. Давно уже.

Метелкин в Австрии? Понятно, почему его давно не видно… Так испугался гибели сообщника, что решил вообще за бугор свалить?

— Сейчас, — освободился я из её объятий и посмотрел на дежурного. — Я такси сейчас найду.

— Не надо такси, — всполошился дежурный, опасаясь, что я сбегу, а проблемная девица останется на его попечении. — Мы вас на своем транспорте… С мигалками, с сиреной!

— Нет уж, — решительно отказался я. — Мы лучше на такси.

Провожали нас почти всем отделением. Трое милиционером стеной встали на крыльце, с твердым намерением ни за что не пустить нас обратно. Я посмотрел на окна — там тоже выглядывали сотрудники. Видно, слух о высокопоставленной задержанной всех основательно напряг. Думаю, после нашего отъезда, у них появится повод пропустить по рюмочке…

Консъерж увидев Маринку лишь головой покачал. Впрочем, не так уж и удивленно, видно, за последнее время привык. Просто констатировал факт.

Знакомая квартира, огромная прихожая, фотографии с видами зарубежных городов на стене.

— Так… — Метель, сбросив дубленку на пол, плюхнулась в кресло и скомандовала. — Помоги раздеться!

Я стащил с нее сапоги и расстегнул платье…

Господи! Какой же перегар… Наверняка, коньяк в три горла хлестала. Да еще намешала с вином.

— Мне, — понюхав свои руки сморщилась Марина. — Мне надо принять ванную…

Сбросив платье, она осталось в одних колготках и, ничуть не стесняясь своей наготы, двинулась в сторону ванной. Впрочем, она и трезвая не отличалась особой стеснительностью.

— Нет уж, — решительно возразил я. — Утонешь еще… Пошли-ка лучше под кран!

Втащив пьяную девчонку в ванную, сунул голову под кран и включил воду… Хотел поначалу холодную, да пожалел. Не воду, Метель.

— А ну-ка, нагнись, — грубо скомандовал я. — Подставляй голову!

— Н-не надо так со мной разговаривать, — попыталась снова начать доминировать мажорка, но я включил холодную воду и направил ей в лицо. — Уй, холодно… Ай!

Смыв с лица руины косметики, вытер Маринку полотенцем и усадил в кресло:

— Халат есть какой-нибудь?

— Там… в шкафу…

— Колготки сама снимай!

В углу, на тумбочке, стоял большой цветной телевизор и — рядом с ним — импортный видеомагнитофон и кассеты. «Греческая смоковница», «Крестный отец», «Челюсти». Ничего особенного. Но, на то время — ого-го!

— Д-давай… посмотрим… — Метель в накинутом на плечи халате потянулась к кассетам. — О-о! Тут есть такое… Такое! Ты обалдеешь, клянусь!

Ага, обалдею, как же! От чего там балдеть-то?

— Кассет у тебя много.

— А то!

— Видеосалон открой!

— Чего-чего?

— Ложись, говорю…

— А ты со мной посидишь? Рядом…

Пришлось присесть на край дивана. Маринка быстро заснула. Точнее, вырубилась. Накрыв её одеялом, я осторожно вышел из квартиры, защелкнув дверь с французским замком.

На следующий день коллеги скинулись и отправили меня в пышечную. Думаю, это может стать хорошей традицией — совместное чаепитие между делом на работе. Та же симпатичная девчонка с улыбкой упаковала мне полтора десятка горячих пышек, и я поспешил в редакцию.

Взвизгнув тормозами, рядом затормозила бордовая «Волга»! Распахнулась задняя дверца…

— Здравствуй, Саша! Залезай… — светски пригасил Виктор Сергеевич Метелкин, высокопоставленный чиновник, предатель Родины и шпион.

Вот вам и Австрия!