Куколка

- Ладно, теперь я ещё больше напуган, - сказал Крип.

Лекс рассказал ему, как всё изменилось, когда они оказались в закусочной и отказались принять предложенную им реальность. Она стала темнее и грязнее, отвратительным местом, полным трупов, крыс и мух.

- Похоже, наше неверие кого-то разозлило. О, тебе это не нравится? Я могу сделать намного хуже.

- Вот тогда дверь и исчезла, - сказала Су-Ли.

- Да, именно так. Этот кукловод, о котором мы говорим, изменил внешний вид закусочной, но это не помешало нам сбежать. Дверь исчезла, но она всё ещё была там. Мы прошли сквозь неё, хоть и не видели. Так что у его власти есть предел.

Наконец-то до Крипа дошло. Он сел. В темноте его глаза казались ещё ярче.

- Это значит, что если мы найдем место, откуда пришли, то сможем выбраться. Может быть, мы и не видим дороги, но она, скорее всего, существует.

- Возможно.

Су-Ли кивнула.

- Но найти дорогу назад будет проблематично. Этот город - настоящий лабиринт, и я думаю, мы все это заметили. Не думаю, что нам позволят её найти. Кукловод направит на нас ещё больше кукольных людей. Всё, что угодно, лишь бы не дать нам сбежать.

- Но если бы мы могли туда добраться.

- Даже если мы туда доберёмся, мы можем этого и не узнать, - сказала она.

- Я думаю, всё, что мы делали с момента аварии и до прибытия сюда, было тщательно спланировано, - сказал им Лекс. “Мы там, где оно хочет, чтобы мы были. Оно натравило на нас ту тварь, и когда мы от неё убегали предложило убежище — этот дом. Мы должны действовать, а не реагировать. Если не возьмём на себя ответственность за нашу судьбу, кукловод уничтожит нас, а потом отдаст на растерзание тем куклам.”

- Так когда же мы начнём действовать? - спросил Крип.

- Когда оно предпримет что-нибудь ещё, - сказала Су-Ли. “Мы можем покинуть этот дом прямо сейчас. Мы можем бегать кругами, но в конце концов мы снова будем просто реагировать. Что нам нужно сделать, так это дождаться его следующего шага, и как-то переиграть его. Это был бы первый шаг, я думаю.”

- Как вы думаете, когда это случиться? - спросил Крип.

- С минуты на минуту, - сказала Су-Ли. “Я почти чувствую, как это начинается.”

18

Крип не знал, что и думать о них. Всегда казалось, что Лекс и Су-Ли были на одной волне и могли легко общаться без слов. Но он не разделял их оптимизма и считал, что их безрассудные теории приведут их всех лишь к смерти.

Он встал и подошёл к окну.

Он ничего не видел, но это ничего не значило.

Его внутренности сжались в комок в ожидании сирены или чего-то подобного. Су-Ли сказала, что это вот-вот произойдёт, и он нисколько в этом не сомневался. Единственное, что его пугало, - какую форму оно примет.

- Интересно, живы ли ещё Рамона и Чазз, - сказал он.

- Если кто и остался в живых, так это Рамона, - сказала Су-Ли. – Она, наверно, сейчас ищет нас.

- И Чазза убить будет нелегко.

Крипу было наплевать на Чазза. Он не хотел его смерти, но все его мысли были о Рамоне.

Они находились в гостиной дома, который выглядел почти так же, как и все дома в квартале. Обычный дощатый двухэтажный домик. Они ещё не поднимались наверх и не спускались в подвал, и не было смысла рыскать там в поисках неприятностей.

Неприятности сами найдут нас и без всякой помощи.

Он достал зажигалку и щёлкнул ею, прыгающее пламя осветило комнату и дало ему возможность взглянуть на обстановку. Ничего необычного: диван, два кресла с откидными спинками и лампами рядом. Кофейный столик. Книжный шкаф. Большая старая стереосистема. И телевизор, как будто с музея, на четырех ножках, с выпирающими переключателями каналов и громкости, с выпуклым экраном и рожками антенн.

Пламя зажигалки начало жечь ему пальцы, и он выключил её.

- Заметили, какое всё старое? Одно лишь дерьмо динозавра, - сказал он. - Нет ничего новее 1960-х, ни мобильников, ни компьютеров. Даже видеомагнитофона нет.

- Всё сходится, - сказал Лекс. – Образ старых добрых 60-ых. Бьюсь об заклад, если ты подойдёшь к книжной полке, то не увидишь ничего выпущенного после 1965 года. Просто предположение.

Крип так и сделал. Он щёлкнул зажигалкой.

- Чёртова куча обзорных книг от "Ридерз Дайджест". Посмотрим... Убить пересмешника ... Агония и Экстаз ... Фрэнни и Зуи. Ну и старое дерьмо. То, что нас заставляли читать на уроках английского.

- Мне нравится Убить пересмешника, - сказала Су-Ли.

Лекс хмыкнул.

- Мне пришлось читать Фрэнни и Зуи в десятом классе. Наш учитель был одержим Сэлинджером.

- Разве не все учителя литературы одержимы им? - сказала Су-Ли.

- Большинство, за исключением моего учителя английского в одиннадцатом классе. Мистер Сприг. Он был большим поклонником Фолкнера. Одно упоминание имени Фолкнера вызывает у меня нарколепсию.

Крип не обращал на них внимания. Он не был заинтересован в обсуждении грёбаных книг. Больше всего его заинтриговал старый телевизор. Ему очень хотелось разобрать его и добраться до трубок. Когда он был ребёнком, его дядя Фрэнк коллекционировал старинные телевизоры, и у него была удивительная коллекция старых трубок. Крипу нравилось смотреть на них. Ему хотелось вскрыть этот и рыться в его внутренностях, пока он не найдёт эти трубки, как ныряльщик, вскрывающий устриц в поисках жемчужин.

Мир многое потерял, когда изобрели микросхемы, подумал он. Есть что-то такое в старых вакуумных трубках.

Что было вполне приемлемо для такого технаря, как он.

В темноте он неотрывно смотрел на мутные очертания телевизора, и самое странное было то, что он, казалось, не мог отвести взгляд. Он знал, что они были в трудном положении, действительно ужасной ситуации, но его глаза были прикованы к выключенному телевизору, и он не мог думать ни о чём другом.

Это было странно.

Это было более чем странно.

Перед его мысленным взором возникали чёрно-белые картинки передач, которые телевизор улавливал своими антеннами-рожками в старые добрые времена... зернистые, трепещущие образы вещей, которых он никогда не видел и никогда по-настоящему не хотел видеть. Мужчины курили трубки и читали газеты; женщины в фартуках трудились на кухне; дети были хорошо воспитаны и хорошо одеты. Это была эпоха, которую он не понимал. Но эти образы пленили его, и он как будто действительно смотрел в прошлое.

Что, чёрт возьми, происходит? спрашивал он себя, но в его голове не было ответов. Во всяком случае, ничего такого, что имело бы хоть какой-то смысл.

На экране появилась крошечная белая точка.

Не только Крип видел это, потому что Су-Ли ахнула.

- Какого чёрта? - сказал Лекс.

Теперь картинки исчезли из головы Крипа. Он, как и все остальные, смотрел на крошечную белую точку в центре выпуклого экрана. Она увеличивалась. Сначала с булавку, потом с четвертак и так далее. Затем на экране появились помехи.

Никто ничего не сказал.

Су-Ли сказала ранее, что она чувствовала, как что-то начинается, и это должно было быть оно или, по крайней мере, прелюдия. На экране появилась картинка, но она всё ещё была размыта и обесцвечена. Сначала было трудно сказать, на что они смотрят, но Крип знал, что старым трубкам требовалось время, чтобы прогреться. Изображение не будет HD качества, но оно проявится.

Он ждал вместе с остальными.

Изображение улучшилось. Оно всё ещё было зернистым, но стало достаточно чётким, чтобы они могли увидеть, что происходит. Телевизор показывал семью, сидящую за обеденным столом. Судя по всему, это была семья 1950-х годов. Мать, отец и двое мальчиков оживлённо беседуют. Звука не было, но иногда раздавался записанный смех. Когда передали горох и цыплёнка, мальчики развеселились. Они, по-видимому, придумали какую-то шутку, отчего их мать выглядела комично ошеломлённой, а отец раздражённым в стиле Опять мальчики за своё.

- Что-то знакомое, - сказала Су-Ли.

Лекс сглотнул.

- Да... я думаю, это Приключения Оззи и Харриет. Нам однажды показывали в средней школе.

- Каких это годов? - спросила Су-Ли. - Пятидесятых годы? Шестидесятых?

- Насколько я помню, оно длилось с пятидесятых по шестидесятые годы. Но их сыновья здесь маленькие, и, судя по обстановке, думаю, что этот эпизод относится к 50-ым.

- А какое это имеет значение? - спросил Крип.

- Может быть, кукловод пытается воссоздать мир до того, как что-то случилось

- Что случилось? - сказала Су-Ли.

- Трагедия. Что-то с городом или лично с ним. Я не знаю.

- Твои домыслы? - спросил Крип.

- Да, - признался Лекс.

Телешоу продолжалось, а Крип напряжённо сидел в мерцающем свете телевизора. Лица Су-Ли и Лекса были окрашены тусклым голубым сиянием. Какой в этом был смысл? Было ли это чьё-то любимое шоу или, как предположил Лекс, пародия на жизнь перед какой-то ужасной трагедией? Крипу было всё равно. Он просто хотел выбраться из города.

Камера сместилась от радостно спорящей семьи к арке позади них, которая, по-видимому, вела в стандартную гостиную 1950-х годов. Они увидели тёмно-серую фигуру, сидящую у стены. Она была призрачной и искажённой от плохо сфокусированной камеры. Перед ней стоял стол, на котором лежало тело женщины.

Крип был почти уверен, что это Даниэль.

Изображение было плохого качества, но он был уверен в этом. Эта уверенность была как ледяной клинок в его сердце. Тёмная фигура - один из кукольных людей, понял он, - что-то делала с телом. Существо вскрыло труп, обломало руки и ноги, как крылья у мухи, осторожно заменив их чем-то похожим на протезы, а внутренности шестерёнками и прочими механизмами. Затем кукольный человек взялся за её лицо. Он чистил, резал и, наконец, зашил его чёрной проволокой.

- Выключи, - сказала Су-Ли. - Пожалуйста, выключи телевизор.

Крип нажал кнопку включения/выключения, но это не помогло. Телевизор даже не был включен, и он ни к чему не был подключен. У него было такое чувство, что даже если бы у него в руке был молоток, он не смог бы разбить выпуклый экран.

Семейство Нельсонов ушло из-за стола.

Камера оторвалась от причудливых анатомических выкрутасов в гостиной и теперь смотрела на обеденный стол, показывая недоеденную еду на тарелках, недопитые стаканы молока, курицу и овощи, которые всё ещё дымились на подносах. Затем показала им стулья, отодвинутые от стола. Один из них был опрокинут, как будто кто-то уходил в большой спешке.

Камера быстро пролетела мимо единственного окна, где, за занавесками, горел свет - мерцающий отблеск костра. Но камера не тратила на это много времени. Теперь она вернулась назад, и они увидели тёмную кукольную фигуру, стоящую в углу, голова свесилась набок, как будто у неё была сломана шея.

Абсолютно неживая, в отличие от тела на столе

Крип почувствовал, как ледяной/горячий пот стекает по его лицу. То, что лежало на столе, неуклюже двигалось в направлении камеры, которая теперь, казалось, была неподвижна. Фигура прихрамывая подошла ближе. Одна из её рук раскачивалась как маятник, безвольная и мёртвая, другая отсутствовала.

- Это Даниэль, - сказала Су-Ли, и её голос дрогнул.

Фигура приблизилась. Она всё ещё была расплывчатой и не в фокусе, но не было никаких сомнений, что это была Даниэль... или то, что от неё осталось. Её длинные светлые волосы спадали на плечо извивающимися локонами. Её лицо было бледным, гротескным, сделанным из чего-то, что точно не было кожей, один глаз – чёрная щель, другой смотрел, как будто через отверстие резиновой маски.

Она попыталась что-то сказать.

Похожая на ткань материя её лица двигалась, как живая. Её рот был ужасно искривлён. Одна его сторона открылась, но другая осталась недвижима, как будто её зашили.

- ВЫКЛЮЧИ! - крикнула Су-Ли, садясь. - ВЫКЛЮЧИ ЭТУ ЧЁРТОВУ ШТУКУ!

Крип просто стоял, не в силах пошевелиться.

Единственный глаз Даниэль смотрел прямо на него, потом сместился на Су-Ли. Она продолжала говорить, и Су-Ли прижала руки к голове. Она была очень близка к нервному срыву.

Лекс вскочил, и экс-Даниэль проследила за ним взглядом.

Он подбежал к телевизору и изо всех сил пнул ногой по экрану.

Крип был уверен, что он не сломается, потому что именно так работают вещи в местах, подобных этому. Он был удивлен, когда экран покрылся трещинами. Даниэль медленно качала головой из стороны в сторону, как будто была разочарована, затем раскрыла свой ужасный рот и закричала. Хотя не было слышно ни звука, Крип слышал его эхо внутри своего черепа, пока не подумал, что это у него будет нервный срыв.

Лекс пнул экран ещё два раза прежде, чем он погас.

Осталась лишь белая точка, которая постепенно исчезала. Но прежде чем это произошло, Лекс нанёс телевизору последний, самый мощный удар. Раздались леденящие душу свистящие вздохи сотен голосов, которые, казалось, пронеслись по комнатам и затихли где-то внизу, в подвале.

И вот тогда-то всё и началось.

19

Рамона стояла и смотрела, как части кукол двигаются по земле. Руки стучали, туловища дрожали, ноги брыкались. Рты открывались и закрывались, шепча пронзительными, резкими голосами.

Ледяной пот пробежал по спине.

Конечности продолжали двигаться, как будто их поддувал ветер, заставляя дребезжать, щёлкать и дрожать. Пока она смотрела, торсы один за другим поднимались в воздух как будто их тянули невидимые нити. Десятки из них закружились в каком-то диком вихре, а затем соединились в единое целое, раскачиваясь и вращаясь под какую-то неслышную мелодию. Затем поднялись ноги. Те, которые были разбиты, восстановились.

Она издала тихий сдавленный крик.

Ноги прыгали вокруг неё, бледные и странно утолщённые, их шаровые суставы блестели в лунном свете. Она ждала, что они подойдут к ней, но этого не произошло. Они подпрыгнули в воздух, вращаясь вокруг общего туловища, а затем их тоже засосало в эту массу, и они прилипли к ней. Масса продолжала двигаться и раскачиваться, как и прежде, но теперь она шевелила бесчисленными голыми ногами манекенов, которые делали её похожей на какого-то ужасного паука, состоящего из человеческих частей. Кисти соединялись с руками, а затем тоже взлетали в воздух, поднимаясь, как на горячем столбе газа. Они кружили вокруг массива ног и туловищ и были втянуты в эту массу, становясь её частью.

Потом шепчущие головы.

Они подпрыгивали в воздух и закреплялись под невообразимыми углами на многочисленных объединённых торсах. Некоторые головы прилипали к животам и грудям, как жуткие украшения.

Затем это новое и почти неописуемое существо опустилась обратно на тротуар, шипя, щёлкая и жужжа. Оно приближалось к Рамоне маршем бесчисленных ног.

Она побежала.

Движимая ужасом, совершенно иррациональным страхом, она побежала по улице и завернула за угол. Она остановилась и прижалась к стене здания, чувствуя прилив адреналина. В течение нескольких секунд ничего не произошло, и хватка страха слегка ослабла. Прислушиваясь к собственному дыханию, она смотрела на пустые фасады маленьких магазинчиков на другой стороне улицы. Лунный свет был ярким, невероятно ярким. Она увидела МАГАЗИН ЦВЕТОВ, КАФЕ-МОРОЖЕНОЕ и, в самом конце улицы, ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА. Да, всё очень шаблонно, как и раньше.

Когда в последний раз ты видела магазины под названием "Всякая всячина"? Даже если это какой-то странный трёхмерный образ Стокса из 1960-х годов, подобные вещи должны были быть чем-то необычным уже тогда. Пережиток гораздо более раннего времени.

Она услышала, как кукла снова приближается, щёлкая множеством ног.

Она побежала.

Вдоль улицы, за угол, через переулок и через маленький парк, который она раньше не видела. Затем другая улица, ещё один поворот и она снова остановилась, её лёгкие горели, а по лицу струился пот.

Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк…

Боже, оно приближалось.

Это было невозможно.

Эта огромная неуклюжая тварь не могла догнать её так быстро, но это было так. Звук её шагов эхом отдавался в голове Рамоны, словно какофоническое тиканье гигантских часов, становясь всё громче и громче. И как только она это поняла, она посмотрела на другую сторону улицы и снова увидела это: ВСЯКАЯ ВСЯЧИНА. Рядом КАФЕ-МОРОЖЕНОЕ, а рядом с ним – МАГАЗИН ЦВЕТОВ.

Я не могла сделать грёбаный круг. Я просто не могла.

Либо весь этот чёртов город был одним большим замкнутым кругом, либо, опять же, её вёл, подталкивал в нужное направление тот, кто управлял этим местом. Он хотел сломить её страхом. Это было очень важно для него. Она должна быть сломлена. Он хотел загнать её до смерти, как собаку.

Щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк, щёлк-щёлк…

Звук был похож на тот, когда её преследовала толпа злобных детей-манекенов. Всё ближе и ближе. Как и прежде, Рамона знала, что есть только один способ разрушить чары. Она не могла убежать от него, она должна была бежать к нему. Это был единственный выход, независимо от того, насколько невыносимо пугающей была эта идея.

ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК…

Господи, оно было почти над ней.

Она видела, как из-за угла показалась его тень - невероятно огромное существо с тысячью ног, дрожащими руками и кивающими головами.

Медленно втянув в себя воздух, она пошла навстречу ему, прежде чем успела осознать всю глупость того, что собиралась сделать. Я не хочу, чтобы меня загнали до смерти. Она видела, как оно приближается, может быть, в сорока футах от неё, его тень уже касалась её и почувствовала холод, ужасный холод, как воздух из морозильника. Она побежала прямо на него, и оно выкрикивало её имя и ждало её, широко раскинув свои многочисленные руки, как будто хотело обнять, раздавить в своих объятиях.

Нет!

В десяти футах от него она развернулась. Она просто не могла этого сделать. Она не могла позволить этому ужасному существу овладеть ею. Оно схватит её, обхватит руками и прижмёт к себе, пока внутренности не выплеснутся изо рта, как красное желе.

Рамона проскочила между двумя зданиями, а затем оказалась на какой-то огромной огороженной территории. Тупик. Она увидела кучи мусора, старые бочки, неровные штабеля гниющих досок и брошенные машины. У них отсутствовали ветровые стекла и двери, капоты были подняты и заржавлены, моторные отсеки пусты, если не считать проросших сорняков. Ступив на обширные просторы свалки, она увидела сверкающие на свету разбитые бутылки, груды лысых шин и погнутые рамы старых велосипедов. Она обошла треснувшую ванну и перевёрнутый унитаз. Среди отбросов сновали какие-то твари, и она поняла, что это крысы.

С каждым шагом поднималось маленькое облачко чёрной пыли.

Пахло жаром, как от золы. Она моргнула, и всё на свалке начало тлеть. Всё произошло очень быстро. Не гореть, а тлеть, как будто настоящий костёр потух несколько часов назад, и от него осталась лишь удушливая вонь, горячий пепел и затяжной жар. Она чувствовала это даже сквозь подошвы своих туфель. Дерево обуглилось, шины расплавились до неузнаваемости, но всё ещё испускали жирный чёрный дым.

Мэм, пожалуйста, выслушайте меня, хорошо? Единственный Стокс на шоссе №8 сгорел дотла ещё в 1960-х годах.

Рамона вскрикнула, потому что это был не голос воспоминаний, эхом отдававшийся в её голове, а настоящий голос. Он прозвучал так, как будто кто-то говорил внутри одной из машин. Но она отказывалась пойти и посмотреть. Она не хотела этого видеть. Задыхаясь от удушливого запаха, она поплелась вперёд, обливаясь потом, ноги горели и болели, кожа была словно обожжена солнцем. Если она сейчас же не уберётся отсюда, то потеряет ориентацию от дыма и сознание впридачу.

Это был только вопрос времени.

Дым, казалось, становился всё гуще. Лунный свет отбрасывал невероятные тени на обгоревшие обломки. Она различила кое-что ещё в пепле, который теперь был по щиколотку глубиной. Части тела. Она думала, что это останки людей, сгоревших в огне, уничтожившем Стокс много лет назад ... но нет.

Это были части кукол.

Части детских кукол.

Маленькие ручки расплавились, тела сложились пополам и сплавились воедино друг с другом, десятки маленьких лиц смотрели на неё пустыми глазницами. И все они ухмылялись с каким-то жутким восторгом.

Несмотря на жару, Рамона почувствовала, как по спине у неё побежали мурашки.

Она стояла, раскачиваясь взад и вперёд, не в состоянии связать две мысли вместе. Тоненький голосок, где-то внутри её головы, шептал ей, что не жара, не усталость, не ужас этой ночи перемешали её мозг, как хорошо встряхнутый мартини, а тот, кто управлял этим местом, Кукловод. Оно, определённо, заслужило своё имя.

Неужели ты не понимаешь, Рамона? Этот старый мозготрах играется с тобой. Твоя стойкость и упрямство истощают его. Мучить тебя и, наконец, сломить – его главная задача. Здесь, на этой дерьмовой свалке первозданного и совершенного Стокса, оно хочет, чтобы ты умерла, прежде чем сбежишь, выяснишь больше и воспользуешься своими знаниями против него. Оно знает это, и ты тоже.

Еле переставляя ноги, как цыплёнок-гриль из старой телевизионной рекламы, она начала понимать, что внутренний голос прав. Туман в её мозгу мгновенно рассеялся, как будто свежий ветерок пронёсся через её череп.

Ты уже поняла, что этот город - Стокс до пожара.

Ты уже поняла, кто-то всем здесь управляет.

И ты знаешь, что сирена активирует этих тварей, и доносится с востока. Там эпицентр этого грёбаного ужаса. Кукловод, наверно, боится, что ты отследишь её источник и выведешь из строя.

Но времени на раздумья не оставалось, потому что земля раскалилась, воздух наполнился клубами жгучего дыма, и она, несомненно, была загнана в угол. У неё снова закружилась голова, и она начала видеть вещи, которые были либо чистой галлюцинацией, либо реальностью, либо какой-то причудливой комбинацией того и другого.

Она видела скелеты вокруг себя. Не идеальные, сверкающие хэллоуинские скелеты, а разбитые, пожелтевшие, а некоторые и почерневшие, как уголь, с широко раскрытыми челюстями замершими в беззвучных криках. Большинство из них валялись в отдалении у забора, но некоторые были совсем рядом. Не более чем в четырех футах от неё стояла древняя детская коляска, чьи колеса были затянуты паутиной, а ткань корпуса порвана и развевалась на ветру. И в ней был ребёнок, который был сожжён до самых костей. Его одежда расплавилась на крошечном скелете, превратившись в чёрные лохмотья. Самым безумным было то, что он всё ещё горел. Его чёрные кости дымились, языки пламени вырывались из глазниц и рта.

Она видела, как крысы роются в куче мусора. Жирные серые меховые мешки с крошечными красными глазками, похожими на драгоценные камни, сверкающие в лунном свете. Все они издавали странный звук, похожий на тиканье карманных часов.

Вдруг она услышала настойчивые удары в дверь. Звук доносился из маленькой ветхой хижины, стоявшей между мачтами двух обгоревших деревьев. С них посыпался пепел, со звоном оседая на металлической крыше хижины. Из дома, спотыкаясь, вышел мужчина, закрыв лицо руками. Он не горел, но чёрный дым поднимался от него извивающимися клубами. Вонь жареной плоти и палёных волос вызывала тошноту. Пройдя два-три фута, он споткнулся и рухнул на землю, рассыпавшись, как сигарный пепел.

Всё это было части паззла под названием Стокс, которые ей нужно было собрать вместе, если она хотела выбраться отсюда.

ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК, ЩЁЛК-ЩЁЛК.

Оно снова приближалось.

Рамона чуть не упала в обморок от отчаяния.

Она развернулась, закашлявшись от дыма, и увидела огромную тень, как из старого фильма нуар. Тень казалась такой же живой, как и то, что её отбрасывало — чёрное ползущее существо, всё увеличивающееся в размерах, выбрасывающее перед собой десятки тянущихся отростков. Затем на свалку вошло само существо - Франкенштейновское лоскутное одеяло из частей, пульсирующая колония голов, рук и неуклюжих ног.

- Это Рамона, - сказали многочисленные рты. - Это Рамона. Достаньте её, разорвите и сделайте частью нас. Прикрепите её голову на самый верх, чтобы она могла кричать вместе с нами…

Некоторые головы не пели в общем хоре. Они принадлежали различным животным, которые лаяли, рычали и шипели, клацая зубами и щёлкая челюстями.

Это существо - Франкенкукла, как прозвала его Рамона – надвигалось на неё, и Рамона поняла, что попала в ловушку. Единственным выходом был забор на другом конце свалки. Но добраться туда, учитывая жар и испарения, будет нелегко. Она чувствовала головокружение и тошноту, и, казалось, не могла ясно мыслить.

Просто стой на месте, всё это скоро закончится. Очень скоро.

Но она не могла этого допустить. Она побежала, её разум метался в голове, как птица в клетке. Она лавировала между остовами машин, перепрыгивала через заросшие сорняками коробки передач и споткнулась о ржавые трубы, упав в обжигающую золу. Боль была как приводящая в чувство пощёчина.

Забор был футах в тридцати, а может, и ближе.

Ты почти на месте. Поднимайся, твою мать, и беги!

Франкенкукла всё ещё выкрикивала её имя, преследуя её. Один раз она обернулась и посмотрела. При виде твари у неё чуть сердце не остановилось. В лунном свете оно было похоже на карикатурное чудовище, которое просто не могло существовать, гигантское объединение частей, которые, казалось, двигались независимо друг от друга, хотя и были частью единого целого. Ноги топали, руки тянулись вперёд, а головы мотались из стороны в сторону. Сплавленные торсы, казалось, пытались оторваться от общей массы.

Теперь тварь была в каком-то демоническом бешенстве, преследуя её.

Оно отшвырнуло с дороги бочки, перевернуло накренившуюся кровать и бросилось сквозь дымящуюся груду шин, поднимая облака золы. Оно схватит Рамону. И чем ближе оно подходило, тем больше приходило в ярость при мысли об этом. Его многочисленные, покрытые волдырями лица выдыхали клубы чёрного дыма.

Но и Рамона не сидела на месте.

Хоть её глаза слезились, дыхание скребло в горле, а пот оставлял дорожки на потемневшем от пепла лице, она увидела забор и пошла к нему, чувствуя головокружение, спотыкаясь и путаясь, но шаг за шагом продвигаясь вперёд. Оказавшись рядом с ним, Рамона вскочила на старый телевизор и перепрыгнула через забор. Она упала на травянистую лужайку с другой стороны, тяжело дыша и дрожа, слезы текли из её глаз.

Франкенкукла закричала.

Каждый из её многочисленных ртов издавал звук, похожий на крик десятков истерзанных детей. Затем она ударилась о забор, колотя и пиная его ногами. Рамона увидела верхушки голов прямо над забором. Тот начал разваливаться, вылетали ржавые гвозди и падали расшатанные доски.

- НЕТ! НЕТ! НЕТ, РАМОНА! НЕ ДЕЛАЙ ЭТОГО! - рты взывали к ней. “БУДЕТ ЕЩЁ ХУЖЕ, ЕСЛИ ТЫ ЭТО СДЕЛАЕШЬ! МЫ ХОТИМ ПОМОЧЬ ТЕБЕ, МЫ СДЕЛАЕМ ЭТО БЫСТРО, БЕЗБОЛЕЗНЕННО…”

- ДА ПОШЛА ТЫ! – крикнула Рамона.

Кукольный ужас набросился на забор с новой яростью, как Годзилла на Токио. Полетели доски, деревянные щепки и тучи опилок.

- ТЫ ТУПАЯ, ТУПАЯ, ТУПАЯ, НЕСЧАСТНАЯ МАНДА! – кричала Франкенкукла, сходя с ума от ярости. “КТО ТЫ ТАКАЯ, ЧТОБЫ НАРУШАТЬ РАВНОВЕСИЕ? КАК ТЫ СМЕЕШЬ ПРОТИВИТЬСЯ НАМ? ДА КЕМ ТЫ СЕБЯ ВОЗОМНИЛА, МАТЬ ТВОЮ?”

Но к тому времени Рамона уже была на ногах и бежала.

Когда она наконец остановилась, то сразу же прислушалась к приближению Франкенкуклы, но ничего не услышала. Она была рада, что ей каким-то образом удалось вырваться из делового квартала с его "Всякой всячиной".

Но она чертовски хорошо знала, что единственная причина, по которой ей удалось уйти, заключалась не в том, что она перехитрила Кукловода, а в том, что ему или ей наскучила погоня и её упорство.

Как бы то ни было, она была свободна.

20

Чазз замер прямо посреди улицы. Он упал на колени, пот стекал с его головы на асфальт, как капли дождя. Он был загнан до смерти и знал об этом, но, казалось, ему было всё равно. Он только понимал, что должен бежать дальше. Ему показалось, что он слышал телефонный звонок, но он не придал этому значения. Звук был тихим и далёким. А может его и вовсе не было. Звонок повторился сразу же с нескольких улиц.

Теперь он его прекрасно слышал.

Телефон всё звонил и звонил.

Зажав уши ладонями, он крикнул: "Ответьте наконец! Почему никто, блядь, не может ответить?”

Но причина этого была довольно очевидна: в этом городе не было людей. Но кто тогда звонил?

Всё это не имело никакого смысла.

Если только это не Рамона или кто-то другой, но Чазз в это не верил.

Телефон всё звонил и звонил.

Разве ты не понимаешь, звонят тебе.

Нет, нет, он не хотел думать об этом. Никто ему не позвонит, потому что некому. Боже, этот звук пронзал его череп и вызывал головную боль. Пустой город, вдруг раздаётся звонок. Почему это кажется ему знакомым? Может быть, он видел нечто подобное в старом телешоу, или вычитал из какой-то книги в старших классах?

Не важно, Чазз, - сказал ему внутренний голос. Звонок для тебя, и если ты не ответишь на него, телефон никогда не перестанет звонить.

Но он этого не сделает. Он уже принял решение. Это означало бы просто напрашиваться на неприятности, а сейчас у него их было более чем достаточно. Но если он не собирался отвечать... тогда почему он шёл в направлении звонка, выслеживая его источник? Это было неосознанное решение, абсолютно неподвластное ему.

Нет, ни хрена. Я этого не сделаю.

Он двигался в сторону звонка.

Я просто развернусь и побегу.

Он увидел что-то похожее на телефонную будку. Дверь была открыта, телефон стоял внутри, на выступе. Большой старый чёрный телефон с вращающимся диском. Боже, ну и дерьмо динозавра.

Ладно, ты нашёл его, а теперь уходи.

Но он не собирался уходить. Он видел, как его рука потянулась и подняла трубку. Она была тяжёлой. Ей можно вышибить кому-нибудь мозги, как в старом фильме.

Он поднёс её к уху.

Чазз услышал помехи, похожие на сильный ветер, дующий над пустыми полями и пустынными улочками. Он посмотрел на противоположную сторону улицы и увидел телефонные столбы, соединённые натянутыми проводами. Затем раздался медленный голос: “Чазз... мне не нравится, когда меня заставляют ждать. Когда я звоню, тебе лучше отвечать.”

Господи.

Он чуть не упал, но, как ни старался, не мог оторвать трубку от уха. Пустынные улицы вдруг стали казаться ещё более пустынными, тени - ещё более похожими на тени, а ночь - ещё более тёмной, словно тончайшее покрывало из чёрного похоронного шёлка.

- В чём дело, Чазз? Ты боишься? Ты в ужасе?

Так и было. Это был не просто телефонный звонок в пустом мёртвом городе. Ведь голос звонящего он уже слышал в том заброшенном доме, голос существа, которое он называл Матерью Пауков, женщиной с сотней ног. Он слышал, как она разговаривала с ним через дверь, и теперь она звала его, дразня своим скрипучим голосом.

- Ты хочешь, чтобы всё закончилось, Чазз?

С трудом переводя дыхание, он кивнул.

- Да... я просто... я просто хочу выбраться отсюда. Но я не знаю дороги. Я не могу найти дорогу. Я просто не могу её найти.

Матерь Пауков издала шипящий звук, который медленно превратился в нечто вроде воркования.

- Бедняжка, ты потерялся и одинок, и некому тебя обнять. Некому, кроме меня.

- Пожалуйста ... просто оставь меня в покое…

- О-о-о, - сказала она. “На самом деле ты этого не хочешь. Ты хочешь, чтобы мама пришла и обняла тебя. Вот что на самом деле тебе нужно.”

- Нет, я ...

Но это было правдой. Он мог говорить всё, что хотел, испытывая ужас и отвращение к твари на другом конце провода, но сам не был уверен в своих словах. Её голос звучал странно успокаивающе, словно его завернули в тёмный шёлк, в котором он мог бы проспать вечность. Мелодичное звучание голоса Матери Пауков уносило его куда-то далеко, заставляя чувствовать себя беспомощным, как младенец.

- Оставайся на месте, Чазз, и мама придёт за тобой.

Но он знал, что не может этого допустить. Он представил, как она связывает его и заставляет сосать один из сморщенных мешочков.

- Нет... держись от меня подальше. Я не позволю тебе прикоснуться ко мне.

- Твои слова ранят меня. Не ухудшай ситуацию, Чазз.

С этими словами телефон выскользнул у него из рук, и он вышел на улицу, не зная, в какую сторону бежать, потому что все улицы выглядели совершенно одинаково. Может быть, не имеет значения, куда он пойдёт, потому что все дороги ведут в самое сердце этого кошмара, где она ждёт его. Его ноги станут её ногами, его руки станут её руками, а его бьющееся сердце сделает её сильной и бессмертной…

Цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Она приближалась.

Она знала, где он, и теперь шла к нему.

Цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок, цок-цок.

Звук её бесчисленных ног отдавался эхом по улицам, отражаясь от фасадов зданий, становясь всё громче и громче.

Но она не шла по улицам.

Она ползла по крышам.

Он поднял глаза и увидел её ноги, перебирающиеся через карниз трехэтажного здания прямо через улицу. Он помчался прочь, выбирая направление исключительно наугад, не думая, просто зная, что ему нужно уйти, прежде чем она поймает его в ловушку. Потому что рано или поздно она это сделает.

21

Су-Ли ощущала лишь две вещи: запах и темноту. Запах шёл буквально отовсюду, сгущаясь и усиливаясь, наполняя её желудок волнами тёплой тошноты. Испорченное мясо, подумала она. Вот как это пахнет. Как грузовик, полный мяса, которое испортилось.

Что, конечно, не имело никакого смысла.

Даже если бы в доме была настоящая еда - в чём она сильно сомневалась после пережитого в закусочной, - она давно бы превратилась в пыль. Ничто не гниёт так быстро, за считанные секунды.

Во-вторых, темнота.

Да, здесь и раньше было темно, но не так, как сейчас. Что-то случилось. Даже лунный свет не проникал в комнату через окна. Ничего не было видно. Как будто на дом опустили гигантское покрывало, похожее на те, что используются для птичьих клеток по ночам.

Это лишь начало.

- Держитесь вместе, - сказал Лекс, потянувшись и взяв её за руку, когда она взяла руку Крипа.

Вонь становилась всё сильнее, и Су-Ли услышала, как Крип издал рвотный звук. Воздух был почти непригоден для дыхания. Это была не просто тьма, это была абсолютная чернота. Она окутала их, как чёрный туман. Все трое были словно положены в мешки для трупов; света для них больше не существовало.

- Пошли, - выдохнул Крип. - Давайте убираться отсюда к чёртовой матери.

- Нет, - ответила Су-Ли. “Именно этого от нас и ждут. Мы больше не можем бежать. Мы должны преодолеть это.”

Лекс сжал её руку, в то время как рука Крипа, казалось, стала ещё более вялой. Он понимал, что они хотели сделать, но у него не было настоящей веры в это, никакой веры в то, что это сработает. Но Су-Ли знала, что это сработает. Если бы только он доверял им.

Что-то коснулось её лица.

Это было лёгкое прикосновение, как будто муха коснулась одной щеки. Но она знала, что это не муха. Хотя она ничего не видела, она чувствовала, как что-то парит в воздухе прямо перед её лицом. Оно снова коснулось её щеки, и хотя ей ужасно хотелось закричать, она не сделала этого. Она просто сидела, слегка дрожа.

Запах и темнота не вынудили нас двигаться, поэтому Кукловод пробует что-то новенькое. И он будет продолжать свои попытки.

Что-то коснулось тыльной стороны её ладони.

Это было похоже на палец.

Кто-то или что-то стояло в темноте прямо перед ней. Она была почти уверена в этом. Она заставила себя успокоиться. Она не собиралась ломаться, не собиралась кричать. Его физическое присутствие было почти сокрушительным. Палец или что-то ещё коснулось её носа, потом губ. Оно провело линию от её подбородка вниз по шее к груди и остановилось там.

И всё же она не двинулась с места.

- Здесь кто-то есть, - сказал Крип.

И Су-Ли, и Лекс это уже знали. Они ждали. Они взяли себя в руки. Су-Ли сопротивлялась инстинктивной потребности пнуть то, что там было. По одному виску стекала капелька пота. Во рту у нее так пересохло, что она едва не плевалась пылью. То, что было перед ней, никуда не делось. Нет, оно приближалось всё ближе и ближе. Теперь его лицо находилось в нескольких дюймах от её собственного. Она чувствовала его горячее дыхание на своём лице. В нем чувствовался отчетливый затхлый запах, знакомый ей по древним сундукам, гниющим в сырых подвалах

Ты должна сопротивляться.

Это звучало великолепно в теории, но на практике было совершенно не так. Она едва дышала, боясь, что оно услышит её, что её растущий страх зарядит его, как аккумулятор.

Рядом с ней Крип ёрзал, издавая горлом стонущие звуки.

Дышащая тварь была теперь так близко к её лицу, что выдыхаемый ею воздух заполнял всё окружающее пространство и мешал сделать хотя бы вдох. Она была не дальше, чем в дюйме от него. Пальцы коснулись её шеи, медленно потянулись вниз по обнаженным рукам. Один из них коснулся её левой груди.

"Я могу это сделать", - лихорадочно думала она. Я не сломаюсь.

Затем существо, словно почувствовав это, просунуло руку между её ног, в то же время его холодные деревянные губы прижались к её собственным. Всё это было ужасно, но ещё хуже было то, что она почувствовала, как его язык скользнул ей в рот, только это был не язык, а что-то вроде сегментированного червя.

Она закричала.

22

Как раз перед тем, как Су-Ли закричала, Крип тоже почувствовал что-то в воздухе вокруг себя. Почти как энергия, текущая по тыльной стороне его рук покалывающими волнами, как статическое электричество. Что бы это ни было, оно нарастало, и именно этого он боялся больше всего: какую форму оно примет и сможет ли он противостоять этому, потому что он был на грани сумасшествия.

Что-то упало ему на колени, и он испуганно отбросил это свободной рукой.

Что-то ещё упало.

Оно задело его голову и скатилось на тыльную сторону ладони. С тихим вскриком Крип ударил по нему, чувствуя, как небольшой шарик лопнул под его ладонью растекаясь горячей слизью по его коже. Он вытер её о джинсы. К этому времени всё его тело было покрыто жирным потом. Ещё один предмет упал ему на колено, и когда он попытался скинуть его, тварь пробежала по его руке на крошечных, щетинистых ножках. Его левая рука сжала руку Су-Ли.

"Ты же знаешь, что это такое", - сказал он себе. Ты чертовски хорошо знаешь, что это такое.

Да, это были пауки. Кукловод прекрасно знал, что Крип их боится. Пауки. Но в Стоксе не было насекомых. Здесь вообще ничего не было. Всё было стерильно, как в городе, хранящемся под стеклянным куполом в музее. Насекомым и прочим ползучим тварям вход воспрещён. Он заметил это раньше. Стояла тёплая летняя ночь, и не было ни одного комара. Даже когда в закусочной зажёгся свет, мотыльков к ней не потянуло. Они должны были ползать по стеклу и кружиться сумасшедшими петлями, как они это обычно делали.

Но их не было.

И пауков тоже нет.

Но неверие давалась нелегко. Его фобия побеждала. Пауков стало больше. Они падали на него, а Крип извивался, бился и отбрасывал их прочь. Он хотел встать и уйти, но Су-Ли крепко держала его за руку. Ведь в этом была их сила, и он это знал. Он чувствовал это. Если Крип уберёт руку, они все обречены.

Больше на него не падали пауки.

Но он слышал, как они ползали вокруг него, повиснув на тонких нитях и потирая друг о друга свои многочисленные лапки. И кое-что ещё: высокий, едва слышный писк, который, как он знал, они издавали, когда общались друг с другом. Обычные пауки, вероятно, не делали таких вещей, но они не были обычными, и писклявые звуки, которые он слышал, были их голосами.

Они замышляют заговор, и ты это знаешь. Они обсуждают тебя и то, что они сделают, чтобы заставить тебя отпустить руку Су-Ли. Они покроют тебя и укусят одновременно. Они знают, что ты их боишься.

Рядом с ним Су-Ли напряглась и закричала.

Её тоже мучали, но он сомневался, что это были пауки. Один из них упал ему на волосы, и он вскрикнул. Другой пополз вниз по шее и забрался под рубашку. Другие облепили его руки. Он почувствовал, как крошечные ножки скользнули по его лицу, а гладкое круглое тельце прижалось к его губам, пытаясь проникнуть в рот.

Он закричал, когда они начали кусать его, и ещё больше их упало на него. Он вскочил, царапая себя и отмахиваясь от них, вскрикивая от отвращения, когда их распухшие тела превращались в кашицу под его руками и вымазывали его своими сочащимися внутренностями. Он ползал по полу, почти без сознания, и сражался с ними, катаясь и шлепая себя по коже. Будь у него время, он бы содрал с себя кожу – настолько сильная у него была фобия.

Потом что-то схватило его.

Он почувствовал, как чьи-то руки схватили его и швырнули на пол с такой силой, что у него перехватило дыхание. Заострённые пальцы пригвоздили его к полу. Он пытался сопротивляться, вырываться, но это было бесполезно. Он вцепился в то, что держало его, и почувствовал, как соскальзывают его пальцы. Это было похоже на разрыв кожуры мягкого коричневого яблока. Когда он пару раз ударил тварь, то понял, что лицо само по себе не было мягким... но то, что было прикреплено к нему: десятки выпуклых наростов, которые лопались под его руками, выплескивая отвратительную жидкость ему в глаза.

Наросты были живыми.

Он чувствовал их крошечные шевелящиеся ножки.

То, что удерживало его, было облеплено паучьими яйцами. Многие он уничтожил своими ударами, но ещё больше раскрылось, вываливая на Крипа паучков, которые кусали его, сосали его кровь, пытались пробиться в его рот и ноздри, мешая дышать.

Он кричал до тех пор, пока его не покинул рассудок.

23

Лекс схватил Крипа и рывком поставил на ноги.

Крип набросился на него, как животное, брыкаясь, пинаясь и царапаясь, и Лекс ударил его по лицу с такой силой, что он упал обратно. Хотя он не мог видеть Крипа, он чувствовал, как тот съежился у его ног, стонал и всхлипывал, полностью сломленный тем, что Кукловод бросил на него.

- Нам нужно сохранять спокойствие, - сказал Лекс, выглядя как герой дешёвого ужастика и точно зная, как глупо это звучит.

Су-Ли была рядом с ним, практически сросшись с ним, а Крип дрожал у его ног. Они оба прошли через что-то, но он видел только абсолютную темноту. Затем Су-Ли закричала, как будто с неё живьём сдирали кожу, и Крип упал на пол, крича и извиваясь, не в силах даже говорить.

И что теперь? - спросил себя Лекс. И что теперь? Похоже, ты считаешь себя путеводной звездой, так что же дальше?

Он чуть не рассмеялся от этого. Если он был путеводной звездой, то очень тусклой. Су-Ли помогла Крипу подняться на ноги. Лекс задавал вопросы им обоим, и ответы были едва связными.

- Хорошо, - сказал он. – Нам нельзя разделяться.

Ещё одна мудрость из дешёвых ужастиков, но лучше чем ничего. Они держались за руки в темноте и ждали, что будет дальше, и когда это произошло, никто из них не ожидал этого. Начало светлеть. Не мгновенно, а очень медленно, как настраиваемая подсветка. Свечение было оранжевым, как у свечей, тусклым и колеблющимся, медленно разгорающимся.

Когда оно заполнило комнату, они увидели, что больше не одни.

Су-Ли ахнула.

Крип издал страдальческий звук.

А Лекс лишь вздохнул: “И что теперь? Что теперь, чёрт возьми?”

Он знал, что комната, которую он видел, не была той, в которой они были изначально. Здесь не было ни книжного шкафа, ни устаревшего телевизора, ни стереосистемы. Всё это исчезло. Они находились в какой-то мастерской, которая выглядела так, словно это была наполовину кукольная фабрика, а наполовину лаборатория Франкенштейна. Две стены были увешаны безволосыми кукольными головами и гладкими неокрашенными кукольными лицами, конечностями разных размеров, торсами детей и взрослых. Ни один из них не выглядел таким безжизненным, как следовало бы. Он почувствовал движение на лицах ... едва уловимое, скрытное, невозможное... но там, под восковой кожей, медленно и в то же время неторопливо двигались лицевые мышцы. Даже конечности двигались, пальцы разжимались, грудь вздымалась и опускалась в такт размеренному дыханию. Мерцающий оранжевый свет только усиливал это ощущение.

Он крепче сжал руку Су-Ли и руку Крипа, чья рука казалась вялой и резиновой.

"Будь бдителен", - предупредил он себя. Это очень важно. Частично шоу ужасов, частично урок истории.

Третья стена была увешана чем-то похожим на старинные, пожелтевшие анатомические гравюры. Лексу показалось, что он узнал несколько рисунков да Винчи - искусно выполненные исследования человеческого тела. Их было несколько десятков, все теснились в поисках свободного места, многие нависали друг над другом или перекрывали друг друга. Они были очень старыми, по большей части рваными и потрёпанными, выцветшими от старости. Здесь было всё - от детальных исследований человеческого черепа до мускульно-скелетной системы, нервной и кровеносной системы. Были также схемы, где органы заменялись невероятно сложными часовыми механизмами.

Там же находился и стол, что-то вроде верстака.

За ним сидела пожилая женщина, чьё лицо было иссохшим, с глубоко врезавшимися морщинами и отвратительно искривленным ртом. Её волосы были похожи на тонкую белую пряжу. Похоже, у неё не было глаз. На столе лежало тело. Тело ребенка или чего-то похожего на ребёнка, и она зашивала его, напевая мрачную меланхоличную мелодию.

Лекс не был уверен, что это был мёртвый ребёнок.

И не был уверен, что это была кукла.

Он был почти уверен, что это какой-то ужасный гибрид и того, и другого. Его голова была отделена от тела, из горла пучками свисали крошечные провода. Они были похожи на тонкие корешки какого-то растения. Его руки и ноги также были отделены от тела. Но именно лицо привлекло его взгляд - бледное и гладкое, обрамленное роскошными желтыми волосами, плотно сжатые губы, широко раскрытые голубые, совершенно незрячие глаза.

Голос у него в голове сказал: “Отвернись, о Боже, отвернись! Когда она закончит, он оживёт. Сядет и посмотрит на тебя своими мёртвыми лазурными глазками.”

Четвёртую стену занимали стеллажи, заставленные безымянными стеклянными банками и бутылками, заполненные неизвестными жидкостями и порошками, коробочками с шестерёнками, тонкими стальными трубками и катушками проволоки.

Лекс не сомневался, что перед ними кукловод этого ужасного места.

Эта женщина.

Её разум удерживал их здесь.

Он ожидал, что она развернётся к ним и признается в этом, но она этого не сделала. Она была слишком занята, собирая маленького мальчика. Ничто не могло помешать её работе, её одержимости и преданности своему ремеслу. Её руки были в постоянном движении, опытные и умелые. Прежде чем зашить туловище, она налила себе в руку из кувшина что-то розовое и живое и засунула внутрь. Затем начала прилаживать конечности на место с тщательным мастерством.

Тогда он понял, что женщина была в комнате не одна. Кукольные люди сидели на складных стульях, словно зрители. Мужчины в костюмах, а женщины в красивых платьях. Их мёртвые белые лица были похожи на резиновые маски, пустые глазницы уставились на старуху. У некоторых были пустые рукава, как будто им не доставало конечностей.

- Это безумие, - пробормотал Крип себе под нос. “Всё это чёртово безумие.”

Его голос прогремел в тишине, где единственные звуки издавали ловкие старушечьи пальцы. Это было похоже на крик в церкви. Эффект был мгновенным: старуха прекратила то, что делала. С ножницами в одной руке и хирургическим ножом в другой, она подняла взгляд своих пурпурно-красных ободранных глазниц. Кукольные люди повернули головы и посмотрели в сторону Крипа.

Один за другим они вставали.

Крип запаниковал и побежал.

Когда кукольные люди двинулись в их сторону, он выскочил в дверь и помчался по коридору. Лексу и Су-Ли ничего не оставалось, как последовать за ним. Попутно Крип открывал каждую дверь и вскрикивал. Из каждого дверного проёма появлялся кукольный человек, протягивая к нему мягкие пухлые руки. Он подбежал к двери в конце коридора, распахнул её и исчез за ней.

Лекс и Су-Ли последовали за ним, избегая протянутых рук. К тому времени, как они добрались до конца коридора и захлопнули дверь за собой, коридор был заполнен ожившими куклами.

"Опять нас загнали", - подумал Лекс, спускаясь вслед за Крипом в подвал. Теперь они загнали нас куда хотели.

24

После безумного побега со свалки, она пришла в себя еле ползущей по тротуару. Не бежала, не шагала, а ползла. Её лицо почернело от копоти, одежда посерела от пепла, она ползла по тротуару, подавленная шоком и последствиями чистого ужаса.

Наконец она остановилась.

Что ты делаешь?

Дело в том, что она не знала. К этому моменту она действительно ничего не понимала. Она очень сильно нуждалась в хорошей дозе реальности, но реальности не существовало в этом месте, и без неё она, казалось, не могла встать на ноги. Буквально.

Ладно. Остановись. Не думай об этом. Не пытайся найти в этом смысл. Для начала хотя бы встань.

Это потребовало некоторых усилий, но она справилась.

Она сняла своё грязное пальто, прислонилась к кирпичному фасаду здания и осмотрела улицу. Она ожидала снова увидеть те же витрины, но не увидела ничего подобного. Вместо этого над фасадами нескольких зданий висел гигантский плакат с надписью: "Добро пожаловать в исторический Стокс". Если это и должно было внушить страх, то имело обратный эффект: она начала хихикать. Хихиканье нарастало внутри неё, пока не превратилось в громкий смех, эхом разносящийся по пустым улицам. Вот это было смешно! Это была грёбаная комедия! Это должно было показать, что у кукловода очень плохое чувство юмора.

"Исторический Стокс", - подумала она. Исторический Стокс. О, это просто смешно!

Когда она наконец успокоилась, то выудила из кармана сигареты и зажигалку и закурила. Грязная, перепачканная пеплом и сажей, она вытащила сигарету и с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться.

Затем она увидела микроавтобус, замерший у обочины, и всё быстро стало очень несмешным.

Она проглотила свой страх, чертовски хорошо зная, что она не какая-то съежившаяся фиалка и не собирается становиться ею сейчас. Несколько глубоких вдохов. Секунду или две, чтобы расслабить мышцы. Несколько раз затянулась сигаретой. Порядок. Она не собиралась снова разваливаться на части, как тогда, на свалке. Ни за что, чёрт возьми.

Ты была близка к тому, чтобы измотать Кукловода. А потом ты его потеряла. Что ж, найди его и попробуй ещё раз. Не позволяй управлять собой. Действуй непредсказуемо и иррационально.

Микроавтобус.

Он должен был испугать её, заставить бежать пока не выдохнется. Но нет, она этого не допустит. Кукловод ожидал, что она побежит и спрячется в укромном месте, которое он приготовил специально для неё. И тогда начнётся настоящее веселье.

Рамона в последний раз затянулась сигаретой и бросила её.

Она крадучись двинулась по тротуару, держась в тени, словно стараясь не быть замеченной. В последний момент она попыталась убежать... а потом бросилась через улицу к микроавтобусу, схватила ручку водительской двери и распахнула её.

Сгорбленный человек сидел за рулем.

Сначала её охватил страх, но довольно быстро исчез. Он просто обмяк на сиденье. Казалось, он был безжизненным витринным манекеном, и не более того.

И всё же ... она действовала очень осторожно.

Она знала, как быстро они превращаются из инертных в активные.

Здравый смысл подсказывал ей убираться к чёртовой матери, но она проигнорировала его и поступила иррационально. Она схватила сгорбленного мужчину и вытащила из микроавтобуса, бросив на тротуар. Он разлетелся на куски. Она пнула его голову, и та покатилась в водосток.

Она ждала, что он придёт в движение, но этого не произошло.

Она прыгнула за руль и завела машину. Она была поражена, что всё прошло так гладко. Разве мощь Кукловода не распространяется на двигатели внутреннего сгорания? Или она опять попала в ловушку?

Похуй.

В последний раз сирена доносилась с востока, и именно туда она направлялась.

Знаете что, мистер Кукловод? подумала Рамона. Я иду за вашей задницей.

25

Она всё ещё была там.

Она всё ещё ждала его.

Чазз не мог видеть Матерь Пауков. Он не мог её слышать. И всё же он чувствовал её присутствие, чувствовал, как она приближается. Он был похож на уличный фонарь, а она - на мотылька. Она кружила вокруг него, подбираясь всё ближе и ближе, крадучись, скрываясь из виду, готовясь к прыжку.

Теперь он уже не бежал.

Он просто выбился из сил. Но он отказывался оставаться на месте дольше, чем на несколько секунд или даже минут. Каждый раз, когда он останавливался, он осматривался, пытаясь понять, где она может быть. Принюхивался, как ищейка. И каждый раз, когда он это делал, он думал: “Ты не сможешь убежать от неё. Ты не сможешь убежать. Это её город, и она решает, куда ведёт каждая улица.”

Время от времени он почти чувствовал на себе взгляд множества её глаз... если у неё вообще были глаза. От этого он покрылся холодным потом. И, однажды, несколько улиц назад, он был почти уверен, что слышал отдалённый стук огромного сердца. Мысленно он представил не Матерь Пауков, а просто огромное сердце, дряблое и чёрно-красное. Не обязательно её сердце, но, возможно, сердце города, скрытое чёрное бьющееся сердце, которое питало его. Он почти мог видеть канализацию и трубопроводы под землей - вздувшиеся от крови артерии и вены города.

"Ты сходишь с ума", - сказал он себе.

Это было правдой, и он знал это. Давным-давно было время, когда он отверг бы подобные мысли, как любой здравомыслящий человек. Но это время ушло, и реальность вместе с ним.

- Шевелись, - прошептал он себе под нос.

Чазз встал и огляделся. Он не слышал щёлканья Матери Пауков. Может быть, она отстала от него, но он ни на секунду в это не поверил. Он шёл по тротуару, смотря на двери домов, не в силах решить, обещают ли они убежище или источают угрозу. Он шёл десять, потом пятнадцать минут, но ничего не видел и не слышал. Он полностью выпрямился, перестав красться и прятаться как какой-то падальщик.

Он шёл более уверенным шагом.

Его мысли прояснились, и он начал думать менее инстинктивно и больше как человек. Ранее он бежал куда глаза глядят. Теперь, когда угроза не таилась за каждым углом, он начал думать, как найти остальных. Потому что, на самом деле, это было самое худшее... быть одному. Люди-манекены, Одноногая Леди и Матерь Пауков - все они, конечно, были ужасны, но от одиночества становилось ещё хуже.

Если бы рядом с ним был кто-то, например Рамона, он бы с радостью сражался вместе с ней (или с ним).

Забудь о Рамоне, тупица. Ты бросил её, когда та тварь схватила тебя. Ты сбежал. Ты показал ей, из чего ты сделан.

Он отказывался думать об этом.

Всё было совсем не так. И всё же мысль о том, что он трус, преследовала его и не отпускала. Она быстро разрасталась в его голове, пока не затмила все остальные мысли.

Он побежал.

Он знал, что бежит не от реальной угрозы, а от самого себя. Он метнулся за угол и врезался в одного из кукольных людей, и они оба упали.

Тварь оказалась под ним.

В те несколько секунд шока, прежде чем он смог подняться, он увидел, что это была Одноногая Леди. Её белый парик почти сорвался с головы и свисал набок, как тряпка. Её лицо было рыхлым и дряблым, глазницы заполняла бездонная чернота.

Чазз закричал и отшатнулся назад, ударившись головой о край здания и увидел искры в глазах. Хуже всего было то, что она пристала к нему. Он ударил её и оттолкнул, но она была прикована к нему. Они вместе покатились по тротуару, но он не мог отбросить её. Он оказался на спине, а она лежала на нём, не двигаясь и ничего не делая, просто мертвый манекен, сиамский близнец, от которого он не мог отделиться.

Он снова закричал, когда её ужасное лицо оказалось в нескольких дюймах от его собственного.

Её лицо рассекали огромные борозды, трещины и глубокие морщины. Чёрные швы тянулись от уголков её рта до лба, где они соединялись с более сложными стежками. Её лицо было словно сшито из трёх или четырех лиц. Швы были настолько тугими, что оттягивали губы от розовых дёсен и похожих на колышки зубов.

Но самым шокирующим было то, что она была жива, хотя и не двигалась. Она дышала, и он чувствовал глухое биение её сердца.

Он ошалело пытался освободиться от неё, но она цепко держалась за него.

Вскочив на ноги, он снова и снова бил её о кирпичную стену здания, пытаясь разбить вдребезги, но она была невероятно крепкой и упругой. Её голова подпрыгивала на обвисшей, дряблой шее, лицо касалось его лица, губы были холодными и жирными, как рыбьи внутренности.

Где-то в процессе она просто соскользнула с него, как сорванная кожа.

Он не побежал.

Он упал на задницу, бормоча что-то безумное, изо рта текла слюна, а из глаз слёзы. Он не думал, и ничего не делал. Просто ждал, пока она проснётся.

Казалось, больше ничего не осталось.

26

- Они остановились, - сказала Су-Ли, пытаясь выровнять дыхание в тёмной тесноте подвала. “Я их больше не слышу.”

- Это ещё не конец, - сказал Крип.

Лекс промолчал. Он полагал, что они не спустились бы в подвал, если бы не Крип, и это его не слишком радовало. У Крипа сдали нервы. Лекс не верил, что там, наверху, им грозила реальная опасность. Это было странно и тревожно, но настоящей угрозы не представляло. По опыту закусочной он знал, что они могли выйти в любое время, когда захотят. Независимо от того, как комната перестроилась, они всё ещё могли выбраться, потому что “настоящая” комната всё ещё была там, даже если её не было видно.

Теперь он уже не был так уверен.

И снова Кукловод ими манипулировал, загоняя в нужное ему место. У него было такое чувство, что наступило кратковременное затишье, пока сирена не завоет снова.

- Здесь что-то есть, - сказал он. - То, что Кукловод хочет, чтобы мы увидели или нашли.

Крип дрожал рядом с ним.

- Что нашли?

- Даже не знаю. Но, поверь, здесь нет ничего случайного.

Все трое стояли, прислонившись к стене у подножия лестницы. Лекс запер дверь в подвал, и кукольные люди некоторое время били и царапали её, прежде чем успокоиться. Он знал, что они всё ещё там, но они ничего не предпринимали. Затишье. Он подумал, что разумнее всего было бы улизнуть сейчас, пока они бездействуют. Скоро сирена зазвучит снова, и тогда начнутся настоящие неприятности.

Но этому не суждено случиться.

Он был почти уверен, что их будет около дюжины, замерших в коридоре, и у Крипа не хватит смелости двигаться среди них, даже если это означало свободу.

Так они и ждали, сидя плечом к плечу, не в силах вернуться и боясь углубиться в сам подвал.

Лекс, чувствуя себя злым и расстроенным из-за всего этого, сказал: “Как ты думаешь, что нам делать?”

- Откуда мне знать?

- Ты привёл нас сюда.

- У меня не было выбора.

- Ты мог бы действовать более разумно.

- Пошёл ты.

- Прекратите, - сказала Су-Ли. “Прекратите оба. Раз уж мы здесь, давайте посмотрим, что здесь есть.”

- Здесь кромешная тьма. Ни черта не видно.

- Воспользуйся зажигалкой, - предложил Лекс.

Крип, вздохнув, выудил её и протянул Лексу, не желая быть тем, кто навлечёт на себя гнев Кукловода. Лекс взял её и зажёг. Пламя было ярким и ровным. Они оказались в длинном узком коридоре. У стен было навалено много всякого хлама: стопки смоченных водой картонных коробок, старые велосипедные рамы и особенно отвратительного вида матрас, почти чёрный от пятен, как будто кто-то давным-давно истекал на нём кровью.

Удивительно, но на старом комоде стоял канделябр. В нём были закреплены три наполовину сгоревшие красные свечи. Как в старом европейском фильме ужасов

- То, что надо, - сказала Су-Ли.

Лекс зажёг свечи.

- Теперь мы можем притвориться, что мы пара тупиц в фильме про монстров.

Крип хихикнул, но в его смехе не было веселья, только медленно разгорающаяся истерика.

Лекс шёл впереди по коридору, чувствуя себя так, словно идёт по коридору в доме с привидениями на Хэллоуин, ожидая, что какой-нибудь упырь вот-вот выскочит на него. Он не думал, что это далеко от истины. В конце коридора была дверь, но на ней не было ни паутины, ни кровавых отпечатков рук. Ручка была очень старой, потускневшей и грязной от многочисленных прикосновений.

Он оглянулся на Су-Ли в тусклом свете свечи.

Неровный свет окрасил её лицо в оранжевый цвет, отбрасывая тени под глазами и скулами. Это придавало её азиатским чертам почти мистический и жестокий вид. Но он знал, что она не такая. Она была практичной и добросердечной.

Он взялся за ручку без всякой голливудской драмы и распахнул дверь. То, что он увидел там, было почти тем, что он ожидал увидеть. Не совсем, конечно, потому что он не мог знать, но это не было сюрпризом.

- Коробки, - сказала Су-Ли.

Крип не согласился: “Гробы. Это гробы.”

Лекс и Су-Ли посмотрели друг на друга, а затем снова на коробки. Да, гробы. Но не современные, над которыми скорбят люди, а дешёвые сосновые коробки, которые, опять же, были похожи на инвентарь из фильма ужасов. Точнее, фильм из Хаммеровской серии, подумал Лекс. Невесты Дракулы или Влюблённые Вампиры. Один из тех, которые его мама всегда смотрела, когда он был ребенком. Их было двенадцать или пятнадцать, сложенных в беспорядочную кучу, как будто их сбросили сверху.

- Закрой дверь, - сказал Крип. - Просто закрой.

Но Лекс не был уверен, что всё будет так просто. Он был почти уверен, что им нужно открыть несколько таких коробок, иначе их никогда не выпустят отсюда. Он сказал Су-Ли то же самое.

- Да, может быть, - сказала она. “Но если мы это сделаем, разве мы не позволим снова манипулировать собой?”

- Возможно.

- Никаких может быть, - запротестовал Крип.

И всё же, когда Лекс вошёл туда, они последовали за ним. Когда он снял первую крышку, они придвинулись ближе, чтобы лучше видеть. То, что он увидел, было им самим. Манекен самого себя. На нём даже была его одежда. Именно так он и будет выглядеть в кукольном обличье: губы вытянуты в прямую линию, глазницы - глубокие отверстия, просверленные в гладком и белом лице, пальцы сцеплены на животе, как у покойника в гробу. Он не был живым в обычном смысле слова. Больше похоже на то, что оно ждёт, своего часа, чтобы ожить.

Это было ужасно... и в то же время странно интригующе. Он не мог отвести глаз, хотя ему хотелось кричать.

Крип отступил от ящика на шаг.

- Закрой эту чёртову крышку, чувак. Я не могу на это смотреть.

Лекс решил, что это довольно мудрый совет.

Он с грохотом поставил крышку на место, почти уверенный, что тварь проснётся в любой момент. К счастью, этого не произошло.

- Нам лучше проверить другие, - предложила Су-Ли.

- К чёрту всё, - сказал Крип. - Просто остановись, ладно? С меня хватит. Вам двоим нужно научиться вовремя останавливаться.

Они не обращали на него внимания.

Они сняли ещё две крышки. Су-Ли поймала себя на том, что смотрит на манекен Крипа, который был почти идентичен ему, за исключением насмешливой ухмылки на лице.

Лекс нашёл кукольный экземпляр Су-Ли.

Её копия была ещё более интригующей, чем его собственная. Фарфорово-белое лицо в обрамлении длинных чёрных волос было безупречно, высокие скулы, полные губы. В отличие от его имитации, у этой были глаза. Не совсем человеческие глаза, больше похожие на желеобразные шары тёмной жидкости, которые, казалось, наблюдали за ним. Копия была идеальной, даже более совершенной физически, чем сама Су-Ли. Он дотронулся до её лица, и оно оказалось не пластмассовым, не деревянным, не восковым, а каким-то очень мягким, почти шёлковым. Прикосновение принесло осязательное удовольствие, и он не хотел отдёргивать руку. У него возникло сильнейшее желание провести рукой по выпуклостям её груди.

- Что ты делаешь? - спросила его Су-Ли.

- Кукла кажется почти живой, - сказал он ей.

Казалось, он не может остановиться. Прикосновение было приятным, даже эротичным, как будто само действие наполняло его мозг эндорфинами. Ему нужно было положить на неё обе руки и почувствовать каждый изгиб.

Затем Су-ли потянула его назад.

И на мгновение он почувствовал ярость, неконтролируемую ярость. Ему хотелось ударить её. Она словно лишала его величайшей радости, которую он когда-либо испытывал. Потом это прошло, и он просто растерялся.

- Оно пошевелилось, - сказал Крип тихим голосом. - Когда она оттащила тебя, кукла пошевелила рукой.

"Оно не хотело прерывать контакт", - подумал Лекс. Каким-то образом оно питалось мной, вытягивая жизненные силы.

Су-Ли, практичная и решительная, закрыла крышку и сделала то же самое с другими ящиками. С глаз долой, из сердца вон.

- Нам нужно выбираться отсюда, - сказала она. “У нас мало времени, так что не тратьте его зря. Пойдёмте.”

Она повела их вверх по лестнице, отпирая дверь подвала и держа перед собой канделябр. Коридор был пуст. Кукольных людей нигде не было. Никто не насторожился. Су-Ли теперь была главной, и они полностью доверяли ей. Она потянула Лекса за руку, и он потащил Крипа за собой. Мастерская исчезла. Теперь это была просто гостиная - образ из 60-ых.

Су-Ли подвела их к входной двери, поставила канделябр в сторону и вышла в ночь. Лекс и Крип последовали за ним. Они вместе стояли на крыльце.

- И что теперь? – сказал Крип.

- А теперь мы убираемся отсюда, - сказала Су-Ли с уверенностью, с которой нельзя было спорить.

Когда они вышли на улицу, завыла сирена, словно предупреждая об опасности.

27

Шёл дождь из пепла.

Дворники бешено вращались, но никак не могли очистить ветровое стекло. Это было всё равно что заблудиться в чёрный снегопад. Пепел летел густой и тяжёлый, облепляя фары и лобовое стекло, пока она не была вынуждена остановить микроавтобус.

Ей ничего не оставалось, как переждать.

Она сидела, натянув рубашку на лицо, чтобы не дышать. Даже внутри кабины пепел был повсюду, покрывая сиденья, приборную панель и руль, оседая на пол, как глубинный морской ил. Через десять минут Рамона тоже была покрыта им. Но даже так, внутри машины было намного лучше, чем снаружи, где он налетал, как чёрная метель.

Она ждала

И ждала.

Что, если это будет продолжаться часами? Несколько дней? Тебя похоронят заживо, - подумала она.

Но она знала, что это не продлится слишком долго. Кукловод тратил очень много энергии, чтобы создать эту иллюзию. Очень правдоподобную иллюзию — можно было дотронуться до пепла, почувствовать его, вдохнуть и задохнуться от него, но всё равно это была иллюзия.

Она съежилась на сиденье, дыша через рубашку, и надела тёмные очки, чтобы эта дрянь не попала ей в глаза. За последние пятнадцать минут температура в кабине поднялась по меньшей мере на двадцать градусов, и она уже начала потеть, одежда липла к телу, как мокрые тряпки. Она стёрла пот со лба, оставив жирные разводы пепла.

Это было отвратительно.

Если это когда-нибудь закончится, ей придется часами отмокать в ванне.

Она ждала, прислушиваясь к тому, как пепел стучит снаружи машины, словно песок. Казалось, этому не будет конца, и она чувствовала всё большую клаустрофобию, микроавтобус всё больше и больше походил на гроб, в котором её медленно хоронили заживо, на ящик, погружающийся в чёрные глубины зыбучих песков. Даже когда всё закончится, а она не была уверена, что это когда-нибудь произойдет, она будет погребена под многими футами чёрного пепла, и если она откроет раздвижную дверь микроавтобуса, то утонет в горе пепла.

Но это было лишь её разыгравшееся воображение.

Даже сейчас пеплопад медленно прекращался. Она едва слышала, как его частички оседали на крыше микроавтобуса. Она подождала ещё минут десять, пока снаружи не воцарилась мёртвая тишина, зная, что это может означать только одно из двух: либо микроавтобус полностью похоронен, либо пепельная буря наконец закончилась.

Она приоткрыла окно на дюйм, и пепел посыпался внутрь, покрыв её чёрной копотью.

Она открыла окно ещё на несколько дюймов.

Её не похоронили заживо.

Она открыла дверь и шагнула в мир, выкрашенный в чёрный цвет. Пепел доходил ей до икр. Она двигалась сквозь него, отбрасывая облака сажи с каждым шагом, пока удалялась от микроавтобуса в странный, почерневший мир. Это был истинный сожжённый Стокс. Он был похож на пластмассовую игрушку, которую заскучавший ребёнок облил жидкостью для зажигалок и поджёг.

То, что она видела, был город после пожара.

Небо казалось тёмным от копоти, лунный свет проникал сквозь дым и пепел. Кварталы выгорели дотла, от зданий остались одни лишь фундаменты. От некоторых домов не осталось ничего, кроме одной-двух закопченных труб, похожих на лишённые ветвей деревья, чёрные колья, на которых сжигали ведьм. Она видела на улицах остовы сгоревших машин, похожие на высохшие, искорёженные панцири насекомых, которые можно найти на подоконниках заброшенных домов. Из пепла торчали груды тлеющих кирпичей и горящих досок, опрокинувшиеся телефонные столбы и кусты, которые не загорелись, а просто засохли от палящего зноя.

Сплошной хаос.

То, что привлекло её внимание, было похоже на развалины какой-то фабрики на вершине холма, который возвышался над самим городом.

Затем, так же быстро, как и появился, мираж исчез.

Стокс снова был чист и непорочен, не осквернен и не разрушен. Улицы были чистыми, окна сияли лунным светом, а воздух был свежим.

Единственным доказательством того, что вообще что-то произошло, была сама Рамона, чёрная с головы до ног, с волосами, полными пепла. Она вдохнула чистый воздух, не удивляясь тому, как преобразился город.

Она побрела дальше.

Свет.

Она увидела мерцающий синий свет, исходящий с другой стороны улицы. Все телевизоры в витрине магазина работали. Опять же, это было похоже на клише из старого фильма. Она пошла туда, зная, что Кукловод хочет этого. Шесть или семь старых телевизоров показывали одну и ту же программу — чёрно-белый выпуск новостей, изображение было зернистым и нечётким. Ведущий новостей в строгом костюме и галстуке-бабочке, с блестящими от геля волосами, держал в руках кипу бумаг, а на столе перед ним стоял громоздкий хромированный микрофон “Unidyne”.

Картинка изменилась. Теперь телевизоры показывали ужасный пожар, дома и здания, охваченные пламенем, чёрный дым, поднимающийся в небо. Затем картинка снова переключилась на ведущего, комментирующего происходящее. Образ ведущего сменился надписью на экране:

ПРОПАЛИ БЕЗ ВЕСТИ

За этим последовали размытые чёрно-белые фотографии, на которых она разглядела себя и Чазза, Крипа и Даниэль, Лекса и Су-Ли. Образы продолжали повторяться. Кукловод пытался напугать её, и это у него неплохо получалось. Самым тревожным было то, что эти фотографии были сделаны не при жизни, а после смерти. Каждый из них лежал нагишом на столе в морге. Их лица выглядели дряблыми, глаза запавшими.

Рамона отвернулась.

Она злилась, обезумела от ненависти и жажды расплаты. Вдруг завыла сирена, а это означало, что ситуации снова накаляется. Напрягшись, стоя посреди улицы, она ждала этого.

28

Когда раздалась сирена, Одноногая Леди проснулась... по крайней мере, она снова была жива. Чазз видел, как это произошло. Это было похоже на какой-то трёхмерный галлюцинаторный спецэффект, только это была не фантазия, это было реально.

Неужели это происходит на самом деле? Неужели я действительно вижу это дерьмо?

Сначала Одноногая Леди лежала как сломанная марионетка в груде тряпья, конечности раскинуты в стороны, голова свешивалась набок, пальцы растопырены, рот открыт, как будто в ожидании, что в нём совьёт гнездо воробей.

А потом… начали происходить разные вещи. С грохотом, похожим на шуршание палочек и шариков в коробке, Одноногая Леди встала. Она стояла сгорбившись, со скрюченным, как у старой леди, позвоночником, свесив голову на плечо. Она балансировала на одной ноге, её деревянная нога слегка покачивалась, как будто могла отвалиться в любую секунду. Жизненная сила заполняла её, превращая то, что несколько мгновений назад выглядело как деревянная кукла, во что-то живое и, возможно, органическое. Она наполнялась жизнью, как воздушный шарик воздухом.

Голос в его голове сказал: "Беги, пока не лишился рассудка полностью".

Но он не побежал.

На самом деле он вообще ничего не сделал. Он просто смотрел на неё, чувствуя себя совершенно беспомощным. Одноногая Леди не делала никаких угрожающих движений, и он не мог отвести от неё глаз. Она смотрела на него, хотя у неё не было глаз, а он смотрел на неё. Он чувствовал себя добычей. Однажды, на уроке биологии, он видел, как мистер Берри бросил мышь в клетку любимой крысиной змеи по имени Герман. Поначалу мышь была очень рада тому, что выбралась из тесной картонной коробки, в которой её принесли из зоомагазина. Она прыгала и резвилась от неожиданной свободы ... потом она увидела Германа. Она вжалась в угол клетки, дрожа от чистого ужаса, когда Герман медленно, неумолимо двинулся в её направлении.

Чазз чувствовал себя точно так же, как та мышь.

Может быть, у Одноногой Леди и не было глаз как таковых, но в дырах её лица было что-то живое, и оно уставилось прямо на него. Она смотрела на него, как Герман на мышь, готовясь нанести удар.

Чазз знал, что должен что-то предпринять.

По крайней мере, встать с задницы и использовать свою врождённую силу и скорость. Но он не сделал этого или чего-то ещё, потому что был выжат как лимон. Он чувствовал себя как одна из тех грязных тряпок, которые его мачеха вешала на верёвку после того, как хорошенько вычистит пол в кухне. Он был вялым, промокшим и неспособным к действию.

Одноногая Леди просто стояла. Она была одета в какой-то заплесневелый халат или сорочку, потрепанную чёрную тряпку, больше напоминающую вороньи перья.

- Хорошие мальчики будут вознаграждены, - сказала она, её голос эхом отдавался в его голове. - Плохие мальчики будут наказаны.

Она сделала несколько шагов в его сторону, потом ещё несколько. "Тук-тук, тук-тук, тук-тук", - постукивал её колышек. Она шагнула прямо в лунный свет, и он по-настоящему рассмотрел её лицо, глубокие морщины, разрезы и швы, обесцвеченные десны и жёлтые зубы-иголки, губы, похожие на сухую луковую шелуху. Он знал, что это не ткань, а какой-то материал вроде мешковины, тонко сотканный, но живой. Плоть отслаивалась, распадалась на части, нити и ленты свисали вниз, как пряди волос. Из одного шва тянулась дорожка засохшей крови.

Ты хочешь увидеть своих друзей? – раздался голос Одноногой Леди в его голове, зная, что именно этого он хочет больше всего. - Да? Ну, есть только один способ найти их, и это я. Я могу отвести тебя к ним. Всё, что тебе нужно сделать, это взять меня за руку, и я уведу тебя от страха к свету. Я познакомлю тебя с той, кто создаёт и разрушает, той, кто вознаграждает тех, кто не убегает, как испуганные маленькие мальчики. Просто возьми меня за руку.…

Его собственный голос в голове сказал ему, что, либо он придёт в себя и придёт очень быстро, либо возьмёт её за руку и погрузился глубже в трясину этого кошмара, пока лёгкие не наполнятся чёрным илом, а сердце чёрным ужасом, и он не утонет, как кирпич. Это был решающий момент.

Одноногая Леди протянула ему руку ладонью вверх. Он мог видеть металлические стержни или кости, выпирающие под кожей.

Он встал.

Он знал, что будет делать.

Он собирался отбросить этот грёбаный манекен и убраться отсюда к чёртовой матери. Таково было его намерение. Поэтому он сильно удивился, когда протянул руку и сжал её резиновую ладонь, почувствовав, как её извивающиеся пальцы обвили его кисть, как щупальца, которые никогда не отпустят.

Он закричал в последнем приступе отчаяния.

Но было уже слишком поздно.

Слишком поздно.

29

Кукольные люди приближались.

Не один или два, а целые толпы, притягиваемые со всех сторон, как металлические опилки к магниту. И этим магнитом был их дом. Су-Ли, Крип и Лекс смотрели, как они приближаются, ковыляя, шатаясь и еле плетясь, но никогда не сворачивая с намеченного пути.

"Мы утонем в них", - подумал Крип. Их так много, что мы будем похоронены в них заживо.

- Нам лучше вернуться в дом, - сказал Лекс. “Это похоже на осаду.”

Но Крипу эта идея не понравилась.

- К чёрту! Давайте убежим!

- Мы не можем убежать. Нам некуда бежать, - напомнила ему Су-Ли.

Она была права. Он знал, что она права. Они были пойманы в ловушку, и снова их решения принимались за них, и они реагировали, а не действовали так, как она и Лекс сказали ранее.

- Пошли, - сказала Су-Ли. - Возвращайтесь в дом. Это всё, что мы можем сделать.

Лекс начал пятиться вместе с ней, но Крип не последовал за ней, потому что увидел выход. Наконец-то нашёлся выход.

- Крип, - сказала она. - Пошли в дом.

Но он яростно замотал головой. Очевидно, они этого не видели, иначе думали бы о том же, о чём и он.

- Смотрите! - он сказал. “Вон там!”

Они ничего не заметили.

Господи, она была прямо там! Дальше по улице! Машина, вашу мать! Как они могли этого не видеть? Старый седан ещё с тех времён, когда не изобрели рулевые противоугонные устройства. Завести эту старую рухлядь не составит проблем. У него был с собой перочинный нож, и это всё, что ему нужно.

- Машина! - воскликнул он. “Вон там! Смотрите!”

Но они уже увидели её, и было очевидно, что эта идея им не нравится. Он знал, о чём они думают: ловушка. Кукловод (как Лекс любил называть его, или её, или оно) поставил машину там, чтобы они по глупости запрыгнули в неё. Крип знал, что, наверно, так и есть, особенно в этом месте, где не было машин, но, чёрт возьми, он был напуган и больше не мог нормально мыслить. Ему нужно было выбраться отсюда. Пусть ему придётся драться с одним-двумя манекенами по пути, это всё равно стоило того.

Убирайся к чёртовой матери из этого проклятого дома и попытайся пережить на колёсах эту Ночь оживших мертвецов.

Он сорвался с места и побежал к машине.

Лекс и Су-Ли окликнули его, но к тому времени кукольные люди уже приближались со всех сторон, и у них не было шансов догнать его. И это было хорошо, потому что он не собирался прятаться в этом грёбаном доме, дожидаясь, пока эти твари доберутся до него.

Позади него Лекс и Су-Ли всё ещё кричали.

Они будут чувствовать себя по-настоящему глупо, когда он подъедет на машине и вытащит их оттуда к чёртовой матери. Приблизившись к машине, он увидел, как один из кукольных людей поднялся из-за неё, как наполняемый газом воздушный шар. Это был человек, чье лицо покрылось белой маслянистой краской, как будто находилось под раскаленной лампой. У него не было глаз, но это не мешало ему смотреть прямо на Крипа.

Он оглянулся через плечо.

Лекс и Су-Ли вернулись в дом, и улицы заполнились кукольными людьми. Теперь пути назад не было, они были повсюду. Он был один и либо делал то, за чем пришёл, либо ...

Кукольный человек проковылял вокруг машины, его рот открывался и закрывался резким, механическим движением, как будто его челюсти приводились в движение пружиной, как у марионетки. А может, так оно и было. Крип подёргал дверцу со стороны водителя. Заперто. Это вызвало приступ паники. Он перебежал на другую сторону, кукольный человек был всего в нескольких футах от него. Пассажирская дверь тоже была заперта.

Но задняя дверь была открыта.

Крип залез в машину, захлопнув дверь на замок. Он быстро заблокировал другую заднюю дверцу и вздохнул с облегчением. Кукольный человек безрезультатно колотил в окна.

Бей сколько хочешь, придурок. Автомобильные стекла легко разбиваются только в кино.

Сейчас, он хотел лишь завести этот кусок дерьма. Это должно было сработать, и он знал это. Он почти видел, как это происходит у него в голове. Это было единственное, что заставило его задуматься, потому что в реальной жизни всё никогда не шло так гладко, особенно у него.

Какого чёрта?

Сначала он этого не заметил, но теперь понял: салон машины был полностью обесцвечен. Он был чёрно-белым, как в старом фильме. В свете луны его руки были кремового цвета, а сама машина пестрела разными оттенками серого.

Он подтянулся, чтобы перелезть через сиденья, решив, что не будет думать о том, что это может означать. Это была просто игра лунного света, и у него, чёрт возьми, не было времени волноваться из-за такого дерьма. Нужно было спешить.

Ключи были в замке зажигания.

Ключи в грёбаном замке зажигания!

Он начал перебираться через сиденья. Несколько кукольных людей приближались к машине.

"Ну и хрен с вами", - подумал он.

И тут что-то ударило его.

В машине с ним никого или ничего не было, но он почувствовал, как что-то вроде руки ударило его прямо в грудь и отбросило на заднее сиденье. Может быть, это была не совсем рука. Может быть, это было что-то более похожее на волну силы. Как бы то ни было, это имело физическое воздействие.

Крип поднялся.

Тупой придурок! Ты знал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но всё равно пошёл на это!

Охваченный паникой, ожидая, что невидимая рука снова ударит его, он потянулся к ручке двери... но её не было. Это было похоже на заднюю часть полицейской машины, без ручек. Он попытался открыть замок, но тот был оплавлен. Он попробовал открыть другую дверь. У неё тоже не было ручки. Он осмотрел передние дверцы, зная, что там тоже не будет никаких ручек, потому что ловушки так не работают. Крип оказался в ловушке типа Тараканий мотель - тараканы регистрируются, но не выписываются. Тогда он потерял самообладание, колотя в окна до боли в кулаках, зная, что не выйдет, но, как животное в клетке, он не мог смириться с этим.

Кукольные люди уже собрались вокруг машины.

Десятки безглазых белых лиц прижимались к окнам, пока он не смог разглядеть ничего, кроме этих мрачных лиц, лиц из треснувшего дерева и пластика, плавящегося воска и мешковины.

Они все ухмылялись.

Они все смеялись.

Именно тогда, когда слезы покатились по его лицу, а мысли, казалось, разлетелись в разные стороны, он услышал, как звякнули ключи, висевшие в замке зажигания. Он ясно видел, как они двигались. Машина тронулась с места. Кукольные люди отступили, когда седан отъехал от бордюра.

Машина катила по улице, а Крип бил в заднее стекло, пока не исчез в ночи.

30

Стоя посреди улицы, Рамона услышала нечто такое, что заставило её подпрыгнуть. Это был не слишком громкий звук. Просто грохот, как будто что-то упало, но в тишине он был громким и неожиданным, и она знала, что это лишь начало чего-то страшного.

Минуту назад ты была в бешенстве. Ты была готова сразиться с кем угодно. Где теперь этот гнев? Где эта решимость?

Она и сама не знала. Он просто ... исчез. Он высох внутри неё, испарился, оставив её дрожать одну в этом адском городе, в этом извращенном сне, и она честно не знала, что с этим делать.

Да, это так. На восток, на восток. Вот откуда всё это берётся. Отследи его источник. Ты поймёшь, что должна сделать.

И да, она это знала.

Конечно, это был очень простой план, но выполнить его будет совсем не так просто, и она это знала. Она услышала ещё один грохочущий звук, и на этот раз он донёсся сверху, как будто что-то упало на крышу. Она слышала, как что-то катится вниз. Затем оно ударилось о тротуар в трёх футах от неё. Предмет приземлился с мясистым стуком и лопнул, как тыква, забрызгав её слизью и чем-то вроде волокнистой ткани.

Это была голова.

Не человеческая голова, а кукольная... и всё же она была очень похожа на человеческую. Рамона вскрикнула и начала стряхивать с себя ошмётки. Боже, как же отвратительно. Это были не осколки древесины или пластика; это была плоть и кровь, хоть и сама мысль об этом была невозможна.

Бум, бум.

Теперь упало кое-что другое. Рука. Рука манекена. Она приземлилась в трёх футах от Рамоны и поползла в её сторону. Упала ещё одна рука, потом ещё одна. Чья-то нога опустилась и застучала по тротуару. Затем рука, другая голова — на этот раз пустая, катящаяся, как мячик, в её сторону.

Шёл дождь из кукольных частей.

Ещё одна голова упала рядом с ней. Женская голова с грязными светлыми волосами. Она чуть не задела Рамону. Она катилась по тротуару, кровь с булькающим звуком вырывалась из её рта.

Но это невозможно, сказал голос в голове Рамоны. Это всего лишь голова манекена, а манекены не кровоточат, они неживые и не могут кровоточить, потому что они не живые, не живые, не живые…

Но оно было живым.

Забрызганное кровью лицо дёргалось, рот пытался произнести её имя, и она знала это.

Части кукол теперь падали повсюду. Некоторые из них разбивались при ударе, но большинство остались целыми. Рамона стояла, слушая, как они падают вокруг неё, не зная, что делать. Она должна выбраться отсюда, но в каком направлении ей бежать? Чем дольше она колебалась — весь этот дождь частей тела продолжался меньше минуты — тем больше конечностей и голов скапливалось вокруг. Лишь там, где она стояла, ничего не падало, но вскоре она будет поймана в ловушку на своём маленьком островке в океане живых частей тела.

Головы выкрикивали её имя. Ноги прыгали в её направлении, руки ползли, а кисти двигались, как пауки-альбиносы.

В нескольких футах от неё упала женская голова и покатилась в её сторону. У неё были выпученные белые глаза и взъерошенные рыжие локоны, челюсти открывались и закрывались.

- РАМОНА, - взвизгнула она. - РАМОНА! РАМОНА! РАМОНА! РАМОНА!

Рамона закричала, не в силах больше сохранять спокойствие, когда ещё больше голов покатилось к ней, выкрикивая её имя. Что-то ударилось о её плечо и вцепилось в него. Кукольная кисть, горячая и дряблая. Её пальцы вонзались в плоть, когда она поползла к горлу. Рамона сорвала её и отбросила. На неё свалилось ещё что-то. Маленькие существа, которые извивались в её волосах, как черви. Снова закричав, она вырывала их вместе с прядями волос. Это были пальцы. Они ползали по её голове, один из них скользнул по шее и пополз вниз по спине.

Она извивалась, вырывая пальцы из волос и отшвырнув один из них, который пытался влезть ей в рот. Она боролась, визжа от ощущения как другой палец прокладывал себе путь в ложбинку между её грудями, а тот, что шёл вдоль спины, добрался до её узких джинсов. Опустившись на колени, забыв обо всём остальном, она расстегнула молнию на джинсах и стянула их, схватив палец, который пытался попасть в её прямую кишку.

Части тела набросились на неё.

Одна кисть схватила её за запястье, другая скользнула вверх по бедру. Ещё несколько пальцев погрузились в её волосы. Один из них протиснулся между её губ, и она прикусила его, превратив в мерзкую кашицу. Задыхаясь от тошноты, она выплюнула остатки.

На раздумья не оставалось времени.

Части тела окружали её, и не оставалось времени ни на что, кроме побега. Переполненная абсолютным ужасом, она вырывалась на свободу, сбивая всё со своего пути и пнув в сторону голову, которая выкатилась из тени. Она вырвала ещё несколько пальцев и бросилась в первую попавшуюся дверь, ведущую в магазин часов. Дверь была открыта, как она и предполагала, потому что в Стоксе никто не запирал свои двери, как в старые добрые времена 1960 года.

Когда она вошла в дверь магазина, кисть сжала её горло. Рамона упала на колени, ломая кукольные пальцы, и наконец оторвала кисть, которая была скользкой от какого-то тёплого выделения, похожего на пот.

Но это не может быть пот, ты же знаешь, что она, чёрт возьми, не может потеть, она никак не может потеть…

Рамона бросила кисть на пол и топтала её до тех пор, пока та не развалилась. Её глаза вылезли из орбит, зубы сжались, а кровь закипела от паники.

Он перестала двигаться.

Она вцепилась в стеклянный прилавок, заставленный часами, пытаясь отдышаться, удержаться от того, чтобы не сойти с ума.

Тук-тук-тук.

Онемев от ужаса, она оглянулась и почувствовала, как у неё подкашиваются колени. Кукольные лица. Вот что она увидела. Десятки сияющих белых кукольных лиц ударялись в зеркальные стекла окон, прижимаясь ртами к стеклу, как улитки, цепляющиеся за стенки аквариума.

Они толпились у окон, все с сосущими ртами миноги и дикими глазами, красными, как спелые вишни. Уставившись внутрь, обводя пространство магазина похотливым, дьявольским взглядом, они наблюдали за ней. Глаза смотрели на неё, как огни кораблей-призраков, надвигающихся из тумана.

Лиц было так много, что они полностью закрывали окна, рты сосали стекло с отвратительными, слюнявыми звуками младенцев. Все они были продолговатыми и искаженными, сделанными из какой-то белой волнистой ткани, которая не могла удержать свою форму. Они раздувались и сдувались, вечно меняясь и мутируя, как изображения в комнате кривых зеркал.

Рамона подавила безумное желание захихикать и, спотыкаясь, прошла в какую-то мастерскую. С головокружением, почти в шоке, она упала на пол и лежала там, дрожа. Горячий пот катился по её лицу, зубы стучали. Это было уже слишком. Она сходила с ума и радовалась этому. Не было смысла бороться; лучше просто смириться и тихо сойти с ума.

Всё ещё почерневшая от копоти, липкая от пота и пепла, с расстегнутыми штанами и без пальто, с разорванной рубашкой, с болью в голове от вырванных волос, она закрыла глаза.

Нет, Рамона, не засыпай. Ты не можешь сейчас заснуть.

Но было уже слишком поздно. Усталость и травмы опустошили её, и она почувствовала, как её разум погружается во тьму. Через несколько секунд после того, как она предостерегла себя от этого, она уже спала.

31

Как только они вошли в дом, Су-Ли закричала. Она чувствовала слабость и головокружение, полностью подавленная иррациональным ужасом. Она прислонилась к стене, бледная и дрожащая с головы до ног.

Она позвала Лекса, но его нигде не было видно.

Она чертовски хорошо знала, что арка, ведущая в гостиную, должна была быть прямо перед ней, но её там не было. И, что ещё хуже, Лекса тоже. Там, где он стоял, была стена, как будто она находилась в каком-то карнавальном доме с привидениями, с раздвижными дверями и потайными ходами.

- ЛЕКС! - крикнула она. - ЛЕКС!

Но ответа не было, только её голос возвращался к ней из дюжины разных мест, отдаваясь эхом, но не теряя своей громкости. Это было физически невозможно, но продолжалось до тех пор, пока ей не пришлось закрыть уши руками.

Когда эхо умолкло, она снова смогла думать логически. То, что она видела, было своего рода физической иллюзией, как в закусочной. Лекс, вероятно, был где-то поблизости. Сделав глубокий вдох, Су-Ли вытянула руку в направлении, где видела его последний раз и коснулась какой-то куклы. Что-то похожее на влажный мохнатый рот прикусило её палец.

Ты испугана, твой страх питает Кукловода энергией. Просто постарайся успокоиться.

Она попыталась, но безрезультатно. Она не могла побороть жгуче-белый ужас, который волнами пробегал по её телу. Чтобы победить его, ей придётся убедить себя, что стены не заставлены людьми-манекенами, а значит, ей следует прикоснуться к ним, пройти сквозь них и добраться до Лекса.

Невозможно.

Совершенно невозможно.

Она попробовала ещё раз и чуть не подавилась собственным страхом. Он заполнил её горло, как тёплая рвота. Нет, нельзя было думать о чём-то большом, таком всемогущем, таком поразительно реальном. Встретиться с ним лицом к лицу было выше её понимания. Ей нужно было двигаться. Дрожа, она поплелась по коридору, позволяя ему увести себя прочь, надеясь, что движение и расстояние каким-то образом истощат эту мрачную иллюзию, пока реальность не вернётся. Коридор, казалось, поворачивал влево и вправо, назад и вперёд, медленно сужаясь, пока её не охватила клаустрофобия.

Впереди был свет ... тусклый, мутно-жёлтый, но всё равно свет.

Она шла к нему, двигаясь теперь быстрее, и когда добралась до него, ей пришлось прижать кулак ко рту, чтобы не закричать снова. Свет исходил от кукольных людей, которые выстроились вдоль стен в каком-то средневековом видении ада. Каждая пара глаз светилась, как рождественские лампочки, и, как поняла Су-Ли, причина тому была в том, чтобы она поняла, насколько была слабой и незначительной по сравнению с ними.

Их рты были широко раскрыты, как будто они кричали... кричали от осознания того, кем были. Её уши не слышали крики, но в её сознании они были пронзительными и истеричными.

Она ковыляла дальше, задыхаясь, её голова была наполнена криками мёртвых, проклятых и безумных, её глаза бешено вращались в глазницах, рассматривая кричащие лица и сюрреалистическую, пугающую архитектуру их тел: безвольные конечности и скелетообразные тела, раскрытые, чтобы показать сложные механические внутренности и металлический каркас.

Что-то внутри Су-Ли разрывалось между смехом и криком от того, что она видела, от всех этих злобных, насмешливых, глазеющих кукольных лиц, которые смотрели со всех сторон. Так много, очень много. Глядя на них, она чувствовала, как её сердце превращается в осушенное болото, в котором не осталось ничего, кроме чёрной грязи и гниющего органического мусора. Мысленно она видела, как её душа покидает тело, подобно тысяче мерцающих светлячков, вылетающих изо рта.

Ты не можешь сейчас потерять голову. Ты не можешь! Лекс пытается найти тебя, так что постарайся помочь ему!

Да, она понимала, что это важно, но это не ослабляло её клаустрофобии. С каждой минутой она становилась всё сильнее. Теперь коридор, казалось, был полностью сделан из кукольных людей. Они вырастали из стен, как пятнистые грибы - бугристые, выпуклые и теснящиеся, искусственные лица выталкивались наружу, как расширяющиеся мыльные пузыри, пока полностью не заслоняли стены. Они, казалось, множились вокруг неё через какое-то извращённое деление, лица разделялись на ещё больше лиц, которые снова делились на ещё больше. Она смотрела немигающими, испуганными глазами, как лицо улыбающейся женщины-манекена распахнулось со звуком треснувшей скорлупы, и четыре, а затем пять сморщенных кукольных личиков появились, как голодные цыплята, овальные рты открывались и закрывались, всасывая воздух.

Это происходило снова и снова, когда лица и тела разрывались, чтобы извергнуть множество кукольных младенцев, всё ещё блестящих от отвратительной внутриутробной слизи.

Су-Ли снова подавила желание закричать и рассмеяться одновременно, чтобы выпустить наружу накатывающее безумие. Вот каково это – сходить с ума. Ей казалось, что её разум превратился в тёплую, тающую массу, которая вот-вот вытечет из черепа через уши.

Множество голов вокруг неё, казалось, раздувались, как воздушные шары, живые, но инертные, одушевлённые, но безжизненные, их пронзительные крики разносились по коридору и толкали её далеко за пределы здравого смысла.

Их горящие глаза, казалось, следили за ней, заглядывая глубоко в душу.

Даже наклонный потолок сверху теперь состоял из висящих манекенов. Лица, похожие на демонических бабуинов, ухмылялись над головой, свисающие конечности раскачивались взад и вперёд в каком-то неслышимом ритме, острые пальцы, похожие на иглы, касались её головы и оставляли царапины на шее.

Самым разумным было бы вернуться обратно, но теперь пути назад не было. Позади неё стены сомкнулись, запечатав проход кукольными частями, а стены впереди всё сужались и сужались. Она бежала, спотыкалась, падала, вставала, снова падала, лица становились всё ближе, а пальцы, словно корни деревьев, путались в её длинных волосах. Изогнутые рты звали её по имени и умоляли присоединиться к ним.

Упав в очередной раз, она подняла глаза и увидела вздувшийся живот кукольной женщины. Он был разрезан, как анатомическая модель, чтобы показать кукольный плод внутри, висящий вверх ногами в амниотическом мешке. Это была пластмассовая неживая вещь ... и всё же она сосала большой палец с чавкающими звуками. Когда он повернул своё сморщенное, безглазое лицо к Су-Ли, она отползла на четвереньках, издавая горлом болезненный стон.

Это иллюзия, сказала она себе.

Это иллюзия, созданная для того, чтобы расшатать твой рассудок, усилить страх и тем самым усилить власть Кукловода. И ты это знаешь. Ты всё это знаешь, но продолжаешь вестись на это. Ты продолжаешь реагировать вместо того, чтобы действовать. Это была дурацкая идея бежать по этому коридору, и ты знала это, но всё равно так сделала.

Эта мысль её остановила. Господи, она ползала на четвереньках, как животное, как какой-то крот, копошащийся под землей. Она встала. Выпрямилась во весь рост. Она должна думать о том, как выбраться из этой передряги, пока не стало ещё хуже... если это вообще возможно. Путь назад был закрыт. Или, по крайней мере, так казалось. А что, если это вовсе не так? Что же тогда?

Су-Ли развернулась и пошла обратно тем же путем, которым пришла.

Кукольные существа, которые были стенами её тесного маленького мира, сразу же начали волноваться. Они тряслись и дрожали. Пальцы сжались, конечности задёргались, рты начали издавать низкий стонущий звук.

И всё же она не остановилась.

Она разрушала тёмные чары этого места.

По-другому и быть не могло.

Она продолжала двигаться, теперь уже быстрее, и проход начал открываться. Она несколько раз моргнула, чтобы убедиться в этом, Но, да, он открывался.

Это не может быть так просто.

Но, возможно, так оно и было. Она почти поверила в это, пока не увидела чёрную неуклюжую фигуру, вышедшую из прохода. В том, что это был один из кукольных людей, она сомневалась не больше, чем в том, что он пришёл за ней. Она нарушила правила маленькой игры Кукловода и теперь будет наказана.

Она начала отступать назад, её решимость улетучивалась.

Нет, нет, нет! - предупредила она себя. Не отступай! Не поддавайся страху! Неужели ты не понимаешь? Иллюзия рассеивается, карточный домик вот-вот рухнет, так что эта ... эта ... тварь была послана, чтобы усилить кошмар! Не сдавайся! Кукловод настолько силен, насколько ты его себе представляешь!

Как будто прочитав её мысли, существо издало низкое горловое рычание.

Су-Ли задрожала.

Оно хотело, чтобы она дрожала, ему нужно было, чтобы она дрожала, потому что чем больше она дрожала, тем смертоноснее оно становилось. Её страх был горячим воздухом, который раздувал его. Без этого оно было всего лишь сморщенным резиновым мешком... но даже знание этого не помогало, потому что она была сильно напугана. Она могла видеть только неуклюжую тёмную тень, неуклонно движущуюся в её направлении, но ужас, который она внушала, был очень реальным, подкрепляемым злобным рычанием. По мере того как оно приближалось, светящиеся глаза кукольных лиц гасли один за другим. Оно несло с собой тьму, движущуюся стену черноты.

Она буквально не могла этого вынести.

Когда гас свет, люди-куклы, выстроившиеся вдоль стен, также переставали двигаться. Это выглядело так, словно эта тварь вытягивала из них жизнь. Су-Ли не видела полностью морды существа, лишь его длинные и скрюченные зубы в гаснущих огнях.

32

Зазвонили часы.

Растревоженная Рамона проснулась в темноте часовой мастерской. Она подпрыгнула и затряслась. Все чёртовы часы в здании звонили — дедушкины и кукушкины, юбилейные и будильники. БИНГ, БИНГ, БИНГ! БОНГ! БОНГ! БОНГ! По лавке разносилось эхо от звона, трели и ударов. Эффект был не просто ошеломляющим, но и шокирующим.

Это что-то предвещает, подумала она.

На самом деле, зажав уши руками и немного успокоившись, она знала, что это может означать только одно: Кукловод хочет, чтобы она проснулась. Оно не хотело, чтобы она отдыхала. Оно не хотело, чтобы она засыпала. Оно хотело, чтобы она была измотана и нервничала, потому что иллюзии работали бы намного лучше, если бы она была физически и умственно истощена.

Но дело было не только в этом.

Она была полна решимости проследить этот кошмар до его источника, который находился где-то на востоке, и этого нельзя было допустить. Кукловод бросил на неё Франкенкуклу, а затем обрушил на неё дождь из частей манекенов. Оно не остановится ни перед чем, чтобы запугать её, сбить с толку, причинить боль и, возможно, даже убить.

И Рамоне очень нужно было помнить об этом.

Разум, стоявший за всем этим, был не только изворотлив, но и хитёр, коварен и чрезвычайно опасен.

Но эти часы, эти чёртовы часы …

Рамона сидела, понимая, что должна что-то предпринять, поскольку звон, казалось, заполнял её череп, причинял боль ушам и даже вызывал боль в зубах, если такое было действительно возможно. Это сведёт её с ума, как наверно отчасти и было задумано.

Не думая и не планируя ничего, она быстро поднялась на ноги, больше всего взволнованная и разозлённая.

- ЭТО НЕ СРАБОТАЕТ! - крикнула она, перекрывая шум. “ЭТО НЕ СРАБОТАЕТ! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ, ГРЯЗНЫЙ СУКИН СЫН? ЭТО НИ ХРЕНА НЕ СРАБОТАЕТ! Я ИДУ ЗА ТОБОЙ, И ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ МЕНЯ ОСТАНОВИТЬ!”

Она ожидала, что её неповиновение обрушит на неё ад, возможно, в виде неистовой кукольной армии... но этого не произошло. То, что произошло, было настолько неуловимым, что она чуть не пропустила это. В самом воздухе часовой мастерской что-то изменилось, как будто атмосферное давление резко возросло или уменьшилось. Волосы у неё на затылке встали дыбом, как будто она была в самолёте, набирающем высоту.

А потом ... часы остановились.

Тишина, сменившая какофонию, была почти оглушительной.

Рамона вызывающе стояла, как бы говоря Кукловоду попробовать что-нибудь ещё, потому что она быстро приспосабливается и готова драться.

Но ничего не произошло.

"Не сиди здесь и не жди этого", - сказала она себе. Не давай ему времени на создание новых ужасов.

Жалея, что у неё нет фонарика, потому что в магазине было так невыносимо темно, она обошла прилавок, осторожно войдя в заднюю комнату, которая была чёрной, как погребённый гроб. Здесь должна быть дверь. Чёрный ход. Она пыталась быть непредсказуемой. Это было очень важно, и она это знала. Поэтому она развернулась и пошла обратно в магазин к входной двери.

Она всмотрелась в тёмные улицы.

Они были пусты, совершенно пусты, и в этой пустоте таилась угроза. Она не видела кукольных людей. На стекле всё ещё остались липкие пятна от их сосущих ртов, и Рамона не могла притворяться, что сама мысль об этом её не очень беспокоит.

Она открыла дверь.

Всё ещё держась за неё, она сделала два шага и позволила своему инстинкту принять решение за неё. Он велел ей выйти через чёрный ход. Она снова развернулась и вошла в лавку. Достала сигареты и закурила. Пламя её сигареты превращало тени в живые, разумные существа, которые скользили по стенам вокруг неё, прятались в углах и ползали по циферблатам часов.

Она стояла у витрины и курила.

Её инстинкт и женская интуиция были перегружены, и она это знала. От этого у неё покалывало кожу, а кровь превращалась в горячий пар.

Она пыталась вновь ощутить изменения в атмосфере.

Что-то будет в воздухе, когда оно решит нанести удар, когда оно пошлёт новый ужас, чтобы мучить её. Это, опять же, будет неуловимо, но всё же будет, и она должна быть готова почувствовать это. Это был ключ к разгадке.

Но она ничего не чувствовала.

Она сделала несколько затяжек и бросила сигарету. Та ударилась о циферблат часов и рассыпалась дождём искр, оставив пепел тлеть на деревянном полу. Пусть это проклятое место сгорит дотла, подумала она. Рамона снова зашла в заднюю комнату и щёлкнула своей зажигалкой. Она не удивилась, что комната изменилась. В Стоксе всё было так, как вы и предполагали. В мерцающем свете зажигалки она увидела дедушкины часы с торчащими наружу внутренностями, препарированные часы с кукушкой и верстаки, заваленные запчастями: маятники, колонные колёса, пружины, шестерни и зубья.

Многое из этого использовалось и при создании кукольных люди, подумала она.

За верстаками и полками с деталями была ещё одна дверь.

Пламя обожгло ей пальцы, и ей пришлось выключить зажигалку. Она снова осторожно двинулась между часами и верстаками, стукнувшись бедром о стол. Она потянулась в темноте к двери... но её там не было.

Дерьмо.

Она снова почувствовала что-то в воздухе. Что-то должно было произойти, и она почувствовала, как дрожь пробежала по её рукам. Ей казалось, что её внутренности втянулись в грудь, словно ища защиты в грудной клетке. У неё пересохло во рту. Её глаза расширились. Она пошатнулась и чуть не выронила зажигалку. Она щёлкнула ей.

Господи.

Несколько кукольных людей стояли вокруг неё образуя полукруг. Судя по всему, это были женщины. Они были совершенно голые, как раздетые манекены, сделанные из какого-то гладкого белого материала, их груди были просто выпуклостями без сосков. Они были лысыми, по их блестящим черепам бежали крошечные трещинки, а глаза казались чёрными дырами. Их рты двигались, открываясь и закрываясь, как будто им нужно было что-то сказать.

Одна из них издала какой-то воркующий звук и протянула к Рамоне свои белые пальцы. Рамона оттолкнула её руку, кисть куклы вывалилась из запястья и с грохотом упала на пол. У них всех мгновенно расширились рты, превратившись в чёрные пропасти, и они закричали с высоким пронзительным воем.

- Нет! - закричала Рамона, когда они все потянулись к ней.

Никакой пощады. Когда их холодные руки схватили её, она обезумела, как дерущаяся кошка, отбиваясь и брыкаясь, когда они царапали её, вырывая пряди волос и крича ей прямо в лицо. Она сбила с ног двух из них, обезглавила третью, а когда четвёртая схватил её сзади, она издала вопль, развернулась, схватив куклу за руки, и сделала бросок. Кукольная женщина разбилась вдребезги о стену. Рамона сражалась с ними в темноте, вырываясь из их хваток и натыкаясь на верстаки и полки.

Потом вой прекратился.

Она вытащила из кармана зажигалку и щёлкнула. Тени отпрянули, оранжевое пламя отразилось на стенах. Кукольные женщины исчезли. Рамона поворачивалась то в одну, то в другую сторону, ища их, её разум балансировал на грани безумия.

Потом позади неё: дыхание.

И хихиканье.

Затем что-то ударило её, и она упала на колени, искры вспыхнули в её глазах. Она почувствовала, что падает на пол. Она потеряла сознание.

Не прошло и нескольких минут, как она открыла глаза.

В её голове раздался голос: "Что произошло?”

Путаница мыслей. Тревога. Шок. Она получила сильный удар по затылку. Это она уже знала. И она знала, что находится в ужасной опасности... но удар по голове вкупе с усталостью сделал её слабой, а тело - онемевшим. Она открыла глаза, и они тут же закрылись.

Что-то было у неё на груди, и она чувствовала, как маленький холодный рот жадно посасывает её левую грудь.

Вскрикнув, она села и взмахом руки сбила тварь. Она услышала, как что-то грохнулось на пол. Что бы это ни было, сейчас оно ползло к ней. Оно издавало какой-то булькающий звук, от которого к её горлу накатывала тошнота.

Зажигалка.

Она всё ещё сжимала её в левой руке. Она щёлкнула ей, и в комнате стало светло. Она увидела, как существо ползёт к ней по полу. Оно было похоже на распухшего младенца, безволосого, с обесцвеченной плотью. У него не было ни глаз, ни носа, только ухмыляющееся чёрное отверстие вместо рта. Оно передвигалось спазматическими рывками, как какой-то слизняк из ада. Его дыхание - потому что, да, оно определённо дышало - было неровным.

Рамона уже была на ногах, зажигалка дрожала в её руке.

Она попятилась и ударилась о стену. Нет, не стену, а дверь. Она чувствовала, как ручка упирается ей в спину. Когда этот дёргающийся, голодный маленький ужас почти настиг её, она на ощупь открыла дверь, и в комнату хлынул лунный свет.

Вот тогда-то эта тварь прыгнула.

Как паук, оно приподнялось и оттолкнулось от пола, и она пнула его изо всех сил. Оно разлетелось на куски, которые продолжали извиваться и дребезжать.

Но к тому времени она уже выскочила за дверь, на ходу застёгивая рубашку, не уверенная, что она вообще в здравом уме.

33

В темноте седана, который медленно ехал в неизвестном направлении, Крип всё глубже и глубже погружался в бездны собственного сознания. Сколько времени он просидел на заднем сиденье, дрожа и бредя, он не знал. Только внезапно, как будто в его мозгу зажёгся свет, сознание вернулось, и он услышал голос в своей голове, говорящий: "Какого хрена ты делаешь? Ты ждёшь, что мама придёт и прогонит Бугимена?”

Он выпрямился на сиденье.

Он не был самым храбрым и спокойным из людей даже в лучшие времена, и сейчас его нервы звенели, как колокольчики на ветру. Он боялся действовать. Он боялся не действовать. Как бы то ни было, ситуация была не из лучших: он сидел в большом чёрном автомобиле, который ехал по тёмным улицам города-призрака, как катафалк похоронной процессии.

Он решил, что это, вероятно, не так уж далеко от истины.