Крылья Радуги

ХАЛЛА ШЕЛКА

Всему в этой вселенной есть пределы, и всему рано или поздно наступает конец. Эпохи и царствования сменяются, и звездная материя течет в пространстве блистающей рекой, поглощая прежние миры и порождая новые. Слишком многое здесь совершается помимо нас и без нашего желания. То же, над чем мы – как нам кажется – властны, зачастую капризно и коварно. Сегодня мы повелеваем миром, а завтра он не оставляет от нас даже праха. И все наши порывы так часто выливаются в тщету…

Мудрость – не в том, чтобы никуда не стремиться, мой повелитель, а в том, чтобы уметь верно оценить свои силы и вовремя остановиться на достигнутом. Тот, кто посягает на большее, теряет все, приобретенное за долгие годы жизни.

Мест, искаженных посещениями пузырей тьмы, становилось все больше по мере того, как истекал срок. Каждый их приход теперь был особенно мучительным для Айгататри. Пузыри источали странные волны, интенсивность излучения теперь была такой, что лишь плотные слои туманных облаков защищали колдунью от него.

Белая Ведьма стелилась по залам Айен-Шайю, сама подобная призрачному мареву. У нее оставалась последняя надежда, крывшаяся в Зале Шелка, и ей стоило больших усилий решиться проникнуть туда.

В зале царствовал волшебный шелк, какой во всем Даренларе могли делать лишь шахимейские водяные насекомые ланд-ла. Они плели свои гнезда из прочных фиолетовых нитей, блестящих, как застывшая смола. Никакие красители не брали ткань из этих нитей, и шахимейский шелк неизменно был темно-фиолетовым, будто густые сумерки. Молекулярная решетка вещества, из которого получались нити, генерировала особое поле, которое было сродни действию магических чар. Порождения зазвездного марева не могли проникнуть в Зал Шелка, даже сама Айгататри в броне своего могущества могла находиться там очень недолгое время и до сих пор не решалась ступить из галереи в загадочный фиолетовый сумрак. Но теперь, когда слуги под ее главенством обшарили весь Даренлар, у нее не было выбора. Если вещь, которую так упорно желали найти и уничтожить создания темноты, вообще существовала, она могла находиться только здесь, в Айен-Шайю, в заветном зале потомков Дагмара…

Айгататри материализовалась из тумана у входа в Зал, и плотная завеса, прикрывавшая резную арку, растаяла, пропуская ее внутрь. Бутон Обновлений был первой вещью, на которую обычно обращали внимание все входившие, потому что он был огромен и снежно, сияюще бел, так что на фоне фиолетовых шелковых занавесей и ширм казался почти бесплотным. Но сейчас он был мертв и не излучал энергии, и Белая Ведьма миновала его безо всякого интереса.

В зале находилось множество ширм. На одних густо располагались ритуальные вышивки, другие же были гладки и чисты. Потолок был сплошь заткан волшебной паутиной из шелковых нитей, которые переплетались особым образом, отражая и усиливая живущую здесь магию. Эта паутина причиняла Айгататри особенно жестокие муки, но уничтожить ее Ведьма не могла.

Во множестве не заметных большинству глаз искр и сгустков, пробегавших по залу, иногда встречались особенно крупные. Айгататри простерла щупальца – невидимые отростки, помогавшие ей находить источники энергии, – и, превозмогая дурноту, принялась искать. Здесь было много магических предметов и в каждом уголке, за каждой ширмой ощущалось присутствие сил, природу которых Ведьма не всегда могла определить. Шелк высасывал ее собственные силы, а она все не могла найти то, что ей было нужно, в этом медленно кипящем котле рассеянного повсюду волшебства. Так продолжалось довольно долго, прежде чем одно из ее чувствительных щупалец наткнулось на преграду плотного защитного поля. Айгататри приложила усилия в этом направлении – и испытала нечто вроде притупленного болью ликования: экран защиты лопнул, как мыльный пузырь, под мощным напором ее магии. За ним оказался ларец, на который тоже были наложены чары, но столь древние, что действенность почти угасла. Должно быть, эту вещь уже очень давно никто не трогал и она хранилась в Зале просто как старинная реликвия, как память о величественном предке…

Айгататри подхватила ларец кончиками своих живых волос, словно тысячами туманных пальцев, и выскользнула из Зала.

Как только она пересекла арку, боль отпустила, но стало заметным истощение. Ведьма еще не была уверена, что нашла именно то, что нужно, и поторопилась отомкнуть ларец. Крышка легко отскочила. Айгататри ожидала ослепительного блеска, вспышки или даже взрыва, но ничего этого не произошло. Она поднесла ларец к самым глазам – и не почувствовала, чтобы от лежащего в нем предмета исходила хоть какая-то враждебность.

Это действительно был Анкас – дивная вещица из мягко поблескивающего металла. Его не украшали ни инкрустации, ни россыпи драгоценных камней, но по удобной широкой рукояти, по уплощенному крюку к фигурному набалдашнику, завершавшему его вместо злого, колючего острия, текла тонкая, завораживающая взгляд чеканка. Айгататри читала знаки легко, как никогда не прочла бы письмена. Она увидела драконов – и впервые не почувствовала ни отвращения, ни опасности. Спираль Даренлара вилась внутри белесого зазвездного марева, напоминая косточку гигантского плода, или завязь цветка, или желток яйца огромной птицы. Жизнь, теплившаяся на жмущихся друг к другу звездах, была столь хрупка, что любое холодное дуновение тьмы несло ей гибель, но покров зазвездья – родного мира Айгататри, ее детища, ее обители и оружия – надежно защищал скорчившуюся внутри завязь Галактики от вмешательств извне. Так должно было быть, так было предназначено, и так было долгие и долгие циклы, пока память о великом предназначении Стража жизни не стерлась в мозгу Айгататри…

Ведьма увидела грифонов – таких, какими они были прежде, а не таких, какие служили ей, одурманенные чарами, и сфинксов, и множество прочих существ, до жизни и разнообразия которых ей никогда не было дела. Огромный Даренлар струился по округлой рукояти и по закруглению крюка стекал в Неопределенность, ибо на блестящем полированном набалдашнике не было изображено ничего, да и сам он, казалось, ежеминутно изменял форму, будто капля металла, готовая сорваться и упасть, исчезнуть неизвестно где.

Айгататри смотрела на Анкас, созданный неведомым мастером еще в те времена, когда Даренлара не было, и даже имени его еще не успело родиться. Возможно, этот рисунок и подсказал Дагмару черты его будущего мира…

Воздух вокруг знакомо и зловеще завибрировал. Айгататри чувствовала, как меняется окружающее ее пространство, плавясь и искажаясь, как оно вспухает и пучится под тяжестью напирающей агрессии. Но она не стала ждать, когда тьма прольется из созревших гнойников. У колдуньи не было никакого замысла, она просто повиновалась мгновенному желанию и, собрав оставшиеся после борьбы в Зале Шелка силы, захлопнула ларец и рванулась прочь из Айен-Шайю, прочь с Шахимеи, унося с собой сокровище Даренлара.

Ведьма летела, листая миры, преобразуя и вновь восстанавливая измерения, рассекая само течение времени. Она остановилась там, где на нее лег свет нежаркого дня и где вокруг большого водопада, не сводя с него внимательных глаз, на каменных берегах лежали и сидели сфинксы. Она приблизилась к водопаду, с отвращением глотая влажный воздух и чувствуя на не защищенных панцирем участках своего тела прохладные брызги. Вода грохотала, мощным потоком срываясь со скалы и рассыпаясь на множество более мелких водопадов. Над ними реяли радуги, такие яркие, что казалось, их легко можно потрогать руками.

Это место звалось Источником Благодати, и кроме водопада и небольшого пятачка каменистой суши вокруг него, в этом мире ничего не было. Откуда приходила река и куда именно низвергалась, не знал никто.

Ни один из сфинксов при появлении Айгататри даже не повернул головы. Они так долго лежали здесь, что, как заметила Ведьма, их лапы и нижние части туловищ, соприкасавшиеся с почвой, начали каменеть. Но она не испытывала к этим существам жалости: она вообще не знала, что это за чувство.

Колдунья открыла ларец и вынула Анкас. Искушение внимательно посмотреть на него еще раз было велико, но она понимала, что нужно торопиться: время теперь все чаще выходило из-под ее контроля. Она уронила Анкас в бездну, туда, куда падала вода. Там было совсем темно, но один небольшой уступ выдавался из гладкого камня и был, хоть и слабо, но виден. Вода в этом месте, вдали от ввинчивающихся в темноту воронок, текла спокойнее, и Анкас лег на каменный выступ так естественно, словно испокон века лежал там. Айгататри обвела взглядом водопад и все, что его окружало, а затем, почувствовав приближение достаточно мощного временного вихря, растаяла, возвращаясь в Айен-Шайю.

Она оказалась там за миг до того, как первый из пузырей порвал пространственную ткань и уставился на нее своим бездонным зрачком. Ведьму жестоко хлестнуло болью: летая второпях к Источнику и обратно, она растеряла изрядную часть своего защитного тумана и у нее не осталось времени нарастить новый. Судя по тому, каким сильным было излучение на этот раз, все сроки, как и терпение тьмы, уже истекли.

Источник Благодати был чуть ли не самым загадочным местом в Великом Даренларе. Одна из последних гипотез говорит, что в ту пору творение Даренлара не было до конца завершено. Боги, явившиеся вслед за Дагмаром, чтобы помогать ему строить новый мир, уделили немало внимания отделке ядра галактики и того, что находилось близко к нему. Периферия привлекала их меньше, хотя и там встречается немало планет, красота которых близка к совершенству. Временами боги бывали рассеяны и просто-напросто забывали доделать ту или иную работу, случались и неудачи, и разочарования. Губить только что созданные миры представлялось слишком жестоким и нерациональным, ибо по прошлому опыту боги знали, что иногда именно из ошибочных созданий получаются самые интересные. С любопытством бывалых мастеров и легкомыслием детей они создали Великий Даренлар, забыв добавить кое-где окончательные штрихи или хотя бы убрать явные помарки, и спокойно отправились дальше, разгоняя по дороге тьму и играя солнцами.

Источник Благодати был не просто незавершенным миром. Он, скорее, был едва начат. Неведомой формы конечность божественного гения выписала на его полотне всего одну сцену, и в остальном Даренларе немного нашлось бы мест, которые могли соперничать с ней величием и красотой. Поток, летящий ниоткуда, исчезающий в никуда, неминуемо поражал воображение. Ниоткуда струился и свет, ибо место это нельзя было даже в полном смысле назвать планетой, а значит, у него и солнца своего не было. Но небо над водопадом имело зеленоватый цвет, через определенные промежутки времени оно вечерело, становясь темно-изумрудным, потом вновь начинало светлеть, и так цикл за циклом.

Магия творения была обречена смешиваться здесь с магией хаоса, вот почему Белой Ведьме удалось привязать сфинксов, мудрейших из жителей Даренлара, к этому водопаду, к этому небу, к этим ярким, почти осязаемым радугам. Сфинксы – одна из немногих рас-экстремумов: их культура основана на неких крайних чертах, которые в других цивилизациях не достигли такой остроты, а растворены в общем культурном котле. Сознание большинства сфинксов лишено парадоксальности. Если они не видят в чем-то закономерности, это причиняет им почти физические муки. Если логика не приводит к ответу, они способны надолго потерять волю к жизни. Источник Благодати – разве могла Айгататри подыскать лучший предмет, чтобы долго и методично сводить сфинксов с ума?

И вот, десятки их лежали и взирали на водопад, не в силах – да и не желая уже – постичь, откуда, куда и как падает этот сверкающий поток. Их не заинтересовал приход Айгататри, и когда, вскоре после ее исчезновения, в воздухе начало расцветать устье портала, ни один из сфинксов не выказал никакого интереса.

Дагмарид и Хапи явились в этот мир, еще не вполне оправившись от предыдущей катастрофы. Дагмаридом владела тревога, и одновременно он ощущал в себе столько странных, подчас противоречивых сил, что уже удивлялся, зачем ему понадобилось бежать. Он никогда не сталкивался с существами из зазвездья, не представлял их могущества и не чувствовал перед ними страха, особенно теперь, когда внутри него самого бурлила столь мощная энергия. Он немедленно повернул бы назад, чтобы встретиться с Айгататри лицом к лицу, но, к счастью, еще не успел понять, что путь, которым он сюда пришел, был проложен в пространстве им самим, и продолжал считать его одним из уже знакомых ему глейнеров.

Находясь в таком смятении чувств, Дагмарид поднял глаза и увидел то, что уже многие десятки циклов созерцали сфинксы – рвущийся с неба пенный водопад, не имеющий ни начала, ни конца. Зрелище это озадачило юношу. Не обращая внимания на предостерегающий возглас Хапи, который только теперь обнаружил, что лежащие по берегам странной реки фигуры – живые, Дагмарид подошел к самому краю бездны, где всего за несколько мгновений до него стояла Айгататри, и посмотрел вниз. Он ощутил благоговейный трепет, увидев, что вода, срываясь меж каменных стен, клокоча и пенясь, постепенно обращается в далекие густые звездные россыпи и исчезает. Древней магией повеяло на него, и в этом дыхании было что-то такое манящее и опьяняющее, что он, наделенный силой, но не владеющий ею в совершенстве, откликнулся на этот зов и покачнулся на краю…

Он падал и падал, и вода хотела убить его холодом, а воздух быстро редел. Это было отдаленно похоже на путь через портал, потому что тело его делалось неустойчивым, а разум помутился. В отчаянье он ухватился рукой за выступ, но тот оказался ненадежен, и рука Дагмарида соскользнула, и в ней остался лишь какой-то твердый предмет, казавшийся более теплым, чем вода. Дагмарид взглянул на него и увидел, что это крюк с острым жалом, сверкающим так, словно оно было из огня. Он размахнулся и всадил его в отвесную каменную стену, и та подалась, как масло, потому что сама была уже наполовину иллюзорной. Падение его остановилось, и теперь он висел, стараясь обуздать рассудок, а вода все обрушивалась на него сверху, отнимая дыхание и вымывая плоть…

Потом сверху упала тень, показавшаяся ему очень большой. Это случилось как раз в тот миг, когда он, почти совладав с собой, рванулся вверх в надежде, что ему удастся зацепиться крюком чуть выше и так постепенно выбраться из бездны. Но тень помешала ему, он вновь соскользнул и падение возобновилось.

Дагмарид почувствовал резкую боль в плечах. Ему казалось, что теперь он движется не вниз, а вверх. Он поднял голову, но не смог разглядеть над собой ничего, кроме мерно дышащей темноты. Но вскоре по глазам ударил свет, в агонизирующие легкие хлынул воздух, и Дагмарид увидел отверстие, куда падала вода, где-то далеко внизу. Его не слишком бережно – скорее неумело – опустили на жесткую почву, и он наконец рассмотрел своего спасителя.

Это был Хапи. Хапи, ставший крупным настолько, что теперь у него доставало сил носить на себе своего господина, как тот когда-то носил его. Хапи, размах крыльев которого мог заслонить треть неба в этом незавершенном мире. Хапи, чье недовольство неосторожностью Дагмарида тут же было выражено на всех языках Фечилии сразу.

Еще не вполне веря в свое спасение, юноша опустил взгляд и посмотрел на вещь, которую по-прежнему сжимал в руке и на которую струилась кровь из его плеч, пораненных когтями Хапи. Она была прекрасна. И, рассматривая украшавшую ее живую чеканку, он вдруг выхватил взглядом тот кусок божественного плана, где был изображен Источник Благодати, но не такой, каким он был сейчас, а такой, каким ему полагалось стать по завершении творения. И, очарованный красотой чужого замысла, Дагмарид осмотрелся кругом, ища, чего здесь недостает…

Его сила разлилась и вспыхнула, озаряя темноту за пределами Источника, и из этой темноты проступили новорожденные холмы. Где-то, он даже сам не вполне понял, где, зажглось солнце, а Река наконец легла в завершенное русло. Мир на глазах приобретал очертания. В его тайной утробе хватало загадок, но самая главная его тайна исчезла, чары спали, и сфинксы заворчали, поднимаясь с земли, с трудом отрывая от почвы начавшие каменеть лапы и шерсть на брюхе. Они оглядывались в недоумении и, казалось, уже не помнили, где находятся и как долго.

Но это было не важно, потому что сейчас они видели, как молодой бог разбрасывает по холмам диковинные цветы, а в небе парит дракон – пусть не такой огромный, какими были существа, уничтоженные Айгататри, но все же сродни им, пусть иной окраски, но с такими же радужными крыльями, – и в приветственном кличе его пробужденным исполинам послышались торжество и лукавство.

Прошло еще некоторое время, прежде чем войско Дагмарида было собрано в окрестностях Шахимеи. Время это не было велико, но за него успели вновь ожить глейнеры, и планеты Великого Даренлара снова услышали вести друг о друге. Отряды самых разных существ ожидали знака Дагмарида, чтобы ринуться в битву с порождениями зазвездья. Из жителей Даренлара на стороне Белой Ведьмы оставались только грифоны, которых Айгататри связала нерушимой клятвой, и даже сфинксы не могли посоветовать, как освободить их от нее. Грифоны, в свою очередь, ждали знака Айгататри и старались ожесточить свои сердца, чтобы воспоминания о былом братстве с другими расами Даренлара не мешали им исполнить свой долг. Туманные создания, слуги Ведьмы, реяли над планетой, заслоняя ее плотным покровом и мощным защитным полем, любое действие против которого возвращалось усиленным во много раз…

Дагмарид посмотрел на Анкас в своих руках. Острый крюк, когда-то помогший ему удержаться от падения в бездну, теперь превратился в блестящую гладкую каплю, и казалось, она чуть подрагивает, готовясь сорваться. Он смотрел в ее искривленную зеркальную поверхность и видел странные тени, похожие на проплывающие призрачные облака, и его прежние планы показались ему ошибочными.

– Если мы ударим по их заслону, как собирались, мы станем прахом, – сказал он Джамасу, вожаку сфинксов, с которым часто советовался, что предпринять. – Быть может, у Айгататри было не так много времени, чтобы помешать нам собрать воинство, но меня тревожит, что за все прошедшие четверть цикла она никак не проявляла себя. Ее шпионы вялы и безвольны, ее слуги пассивны. Она могла бы разметать наши эскадры еще в самом начале, когда они только стягивались вместе, на свой страх и риск, и перемещались почти ничем не защищенные. Она словно бы заранее решила только обороняться, и, зная, что ее оборона способна испепелить любое нападение, могу сказать, что это не такое уж неразумное решение. Что скажешь ты, мой советник?

– Господин, – отвечал Джамас, – твои лазутчики слишком слабы, чтобы проникнуть врагу в тыл, а тех, кто сильнее их, заслон Айгататри уничтожит. Мы можем выжидать, пока Ведьма сама предпримет что-либо, но это ожидание может длиться вечно.

И Приппис, недавно посвященный жрец с Фечилии, склонил голову, признавая справедливость этих слова.

– Ты прав, – задумчиво согласился молодой бог. – Я сам пойду туда, потому что у других нет шансов вернуться живыми.

Джамас пытался отговорить его, но все было напрасно.

Путь через портал, который Дагмарид на сей раз создал вполне осознанно, привел его прямо в логово колдуньи, в бывшую цитадель Рансана – в Айен-Шайю. Владея Анкасом, он знал, каким был этот дворец до вторжения Айгататри, и теперь с болью и удивлением рассматривал то, что осталось от прежнего великолепия. Краски поблекли, многие украшения осыпались, то там, то здесь попадались загадочные искривленные участки, от которых веяло опасностью, правда, уже старой, словно выдохшейся… Было тихо и гулко, и стелившийся под ногами тонкий слой неприятного сухого тумана походил на вечно клубящуюся пыль.

Белой Ведьмы нигде не было, и чем дальше продвигался Дагмарид, тем больше Айен-Шайю напоминал ему какое-то огромное и причудливое место для погребения, более печальное и странное, чем кладбища и склепы всех рас, с которыми он познакомился за последнее время.

Видимая беспорядочность и извилистость коридоров оказались обманчивы, и в конце концов он вышел к магической завесе, отделявшей галерею от Зала Шелка. Она рассеялась при его приближении, он вошел в фиолетовый сумрак, и глаза его различили множество мелких русел, по которым, как кровь по капиллярам, струилась магическая энергия, тропинок, по которым ползли, словно забавные насекомые, разноцветные искры, целые звездные скопления магических предметов… Он случайно наткнулся на стену и ощутил, как в глубине зала что-то дрогнуло, отзываясь на судорогу механизма, скрытого внутри этой стены. Он присмотрелся и разглядел выпуклый знак, который раньше, видимо, должен был приводить в действие какой-то автомат, но после многих циклов неподвижности расстроился и уже не работал. А потом Дагмарид отодвинул шелковый экран и уже обычным зрением увидел Бутон Обновлений, и прозрачную колбу в его середине, и странное белое марево внутри нее. Он шел между ширм вдоль обтянутых темным шелком стен, и бледная фигура в центре колбы делалась все яснее, хотя края ее все равно оставались размыты и туманны.

Ведьма плавала за прозрачной оболочкой, как будто подвешенная на невидимых нитях, ее белые глаза были открыты и слепо смотрели перед собой, а на уродливом лице лежала печать пугающего величия. Она была огромна, и тьме пришлось изрядно потрудиться, чтобы поместить ее внутрь колбы, предназначенной для существ совсем иной породы. Было ли это насмешкой или чем-то вроде попытки следовать ритуалу, Дагмарид не знал. Волосы ведьмы колыхались, словно за толщей прозрачного пластика все время дул ветер. Впрочем, возможно, так и было.

Дагмарид смотрел на Айгататри, чувствуя только жалость, потому что разум ее был уже разрушен комой, а вся колоссальная мощь – напрасна. Колдунья была жива, ничто на свете не могло уничтожить ее телесно, кроме существ, которых она извела первым делом, когда явилась в этот мир. По замыслу тьмы, ей предстояло занимать эту капсулу вечно, внушая жителям Галактики страх и нарушая их покой всплесками бунтующей, неконтролируемой энергии. Когда-нибудь один из таких бунтов мог бы уничтожить Даренлар…

Дагмарид протянул руку, очарованный и любопытствующий. Анкас, про который он успел позабыть, коротко звякнул о твердый прозрачный покров, и на блестящем наконечнике заиграл сочащийся сверху свет. Повинуясь неожиданному магическому импульсу, Айгататри смежила веки, а потом вновь подняла их. Взгляд ее стал почти осмысленным. Мгновение она и Дагмарид смотрели друг на друга, а потом в широкую щель под затянутым магической паутиной потолком скользнул Хапи и приземлился в зале, разметывая крыльями ширмы и шелковые экраны. Он принял блик Анкаса за призывный знак своего господина и явился на помощь. Огромные жесткие лапы, царапая, заскользили по полу, одно крыло легко мазнуло по знаку на стене… Еще прежде, чем вновь обернуться к Цветку, Дагмарид уже понял, что сейчас произойдет.

Лепестки Бутона поползли выше, плотно обхватывая колбу, внутри которой возник и все ускорял вращение аннигиляционный вихрь. Айгататри могла погибнуть лишь от встречи с драконом, а на свете нет машин надежнее, чем механизмы судьбы…

Спустя мгновение колба была пуста, и плотный туманный заслон над Шахимеей тоже вскоре развеялся.

И так случилось, что тьма и хаос не смогли разрушить то, что создавали многие циклы боги и смертные – Великий Даренлар. Он был сохранен судьбой для новых достойных дел, и даже расу драконов удалось возродить, хотя новые драконы, конечно, отличались от тех, что некогда погибли в схватках со слугами Айгататри. Грифоны, освобожденные от тягостной клятвы, вернулись на свою родную планету и долго оставались там, потому что сами назначили себе такое наказание за былую неосмотрительность. А когда срок этого наказания миновал, Джетсан, потомок Рансана, сын Дагмарида Вернувшего Драконов, ласково принял их в Айен-Шайю…

Сам же Вернувший Драконов и Хапи, которого теперь называли не иначе как Крылья Радуги, недолго задержались в Галактике после победы. Зазвездное марево, искаженное вторжениями тьмы, уже не могло служить Даренлару надежной защитой и требовало исправления. И молодой бог отправился туда верхом на своем драконе, а потом двинулся дальше в поисках родного племени, ибо умение сообща создавать миры привлекало его больше всего.

Божественный Анкас остался на Шахимее, его острие со временем само собой покрылось изысканной чеканкой, смысл которой может постичь не всякий. Подвиги Дагмарида и его потомков запечатлены там, и с каждым циклом узорная вязь становится гуще и тоньше, но – видят боги! – когда мой господин возмужает и достигнет расцвета, там и для его деяний найдется место.

Здесь кончается сказание об Айгататри, Дагмариде Вернувшем Драконов и Хапи по прозванию Крылья Радуги.