Крылья Радуги

ХАЛЛА ПЕСКА

Когда я размышляю о прошлом, господин мой, я неизменно слышу тихий шорох, как от пересыпания мельчайших гранул. Некто, лишенный зримого образа, подходит ко мне и становится за моей спиной, наблюдая через плечо, как я перебираю свои сокровища – жемчуг детства, и самоцветы молодости, и золотистые рубины зрелости, и бриллианты поздней мужественности, после которых нет ничего ценнее сапфиров мудрости, но их еще не подарила мне судьба. И незримый наблюдатель тихо вторит мне, никогда не сбиваясь со счета.

Если верить легендам, некогда на Фечилии шумели обильные леса. В крошечных храмах, которые то и дело встречаются среди ярко-желтых дюн, потолки непременно расписаны звездами, как будто видимыми сквозь густые ветви деревьев, а по колоннам вверх взбираются нарисованные или искусно вырезанные в камне вьюнки и лианы с яркими, раздражающе пестрыми цветами. Пол же непременно голубой или темно-синий и глянцево блестит, напоминая поверхность пруда в безветренную погоду.

В ту пору, когда Дагмарид покинул Уштандару через уцелевший портал, на Фечилии уже не было мест, с которых художники могли рисовать подобные картины, и храмы, воздвигнутые за последние сто циклов, были в разной степени поражены вымыслом, подобно тому, как смертных к старости начинают разъедать недуги. Нарисованные цветы делались все вычурнее и неестественнее, листья и стебли – все схематичнее, озерную поверхность пола теперь пронизывали частой сетью золотые и серебряные прожилки, колонны уже едва ли напоминали стволы… Истина приносилась в жертву красоте, ибо времена лесов все дальше уходили в область легенд, а вокруг царствовали пески и бушевали жестокие ветры.

Портал с ладонью и солнцем вывел Дагмарида в один из таких храмов. Со стен на молодого пришельца смотрели странные создания, гуляющие среди небывалых деревьев; на изукрашенных крюках, поддерживаемые прочными узорными цепями, висели скульптуры. С потолка, изображавшего звездное небо – вокруг каждой звезды виднелся яркий радужный ореол, – струился мягкий, совсем не звездный свет.

Для существа, лучше знакомого с обычаями фечилийцев, быстро стало бы ясно, что храм давно никем не посещался. В нем царило запустение. Скульптуры были тусклы от пыли, глянцевый пол покрывал тонкий слой мелкого песка, приятно ласкавшего ноги после жесткого холодного пластика подземелий Уштандары. Священный куст в углу, символизировавшем Обитель Предков, чрезмерно разросся: тонкие ветви его без должного ухода переплелись и спутались уродливыми клубками. Мелкие желтые цветы почти все увяли, плоды второго урожая еще не вызрели, а плоды первого – уже гнили, в беспорядке валяясь вокруг покрытого длинными шипами подножия.

Хапи, для которого переход оказался сильным душевным потрясением, немедленно почуял пищу, очнулся и с радостным писком бросился к кусту. Дагмарид же изумленно оглядывался вокруг и проницательный взгляд его замечал замаскированные решетки кондиционеров, электронные панели, приводившие в движение небесный свод, трубки жизнеобеспечения, подведенные к священному кусту, крошечные ниши, в который прятались плоские уборочные автоматы, давно переставшие действовать, поскольку в их механизм проник песок… Опыт пока не позволял ему сделать надлежащие выводы: он уже видел подземный город, жизнь которого поддерживали машины и который был пустынен и безжизнен. Мысль о том, что здесь могут оказаться другие живые существа, кроме него и Хапи, не приходила Дагмариду в голову.

Его радужнокрылый друг между тем лакомился незнакомыми плодами. Это были ягоды суксуна, Дерева Живых и Мертвых. Первый урожай суксуна совершенно безвреден и часто используется для стимуляции роста детей и животных, если те отстают от сверстников, причем целебный сок сильно разбавляется и тщательно дозируется. Второй же считается священным: его собирают еще не вполне созревшим и готовят наркотический напиток, который открывает умирающим путь в Обитель Предков.

Хапи, перепуганный переходом, не в меру причастился валявшимися на полу сладкими ягодами. Живот его сильно раздулся, и он сделался таким тяжелым, что не мог летать, а только прыгал по полу, беспорядочно взмахивая крыльями. В конце концов он устроился на одной из безмолвно висящих фигур и задремал.

Дагмарид подошел к стене, на которой причудливо переплетались яркие цветы и ветви, осторожно протянул к ней руку… Где-то внутри, спрятанные за тайными панелями, тихо зашипели, срабатывая, теплоэлементы, стена растаяла, и в лицо юноши дохнул жаркий ветер пустыни.

Вокруг, насколько хватало глаз, простирался песок такого интенсивного желтого оттенка, что казалось, он сам источает свет. Два крошечных, но ослепительно ярких солнца украшали пыльный желтоватый небосвод, одно из них как раз проходило через зенит. Раскаленный воздух казался очень плотным, и каждый вдох застревал в горле, так что его приходилось с усилием проталкивать внутрь.

Дагмарид отвернулся от пышущего жаром горизонта, и стена замкнулась за его спиной. Он подошел к кусту, ягодами которого лакомился Хапи, и, сорвав несколько маленьких грушевидных плодов, положил их в рот. Это были ягоды второго урожая, в них еще ощущалась терпкость незрелости, но они неплохо освежали, и он съел их почти полную горсть, не зная, что тем самым на время стирает для себя грань между живым и мертвым мирами. Он успел дойти до середины небольшого зала, прежде чем все вокруг заволокло золотистым туманом, в котором то и дело пробегали разноцветные искры.

Когда туман рассеялся, Дагмарид обнаружил, что стоит в комнате, показавшейся ему смутно знакомой. Там были пестрые блестящие занавеси, а на полу лежали мягкие ковры, на которых причудливо переплетались звери, растения и узорные буквы. Вокруг было множество людей, один из них, одетый ярче прочих, подошел к Дагмариду и нежно обнял его, как будто они были давно и близко знакомы. Юноша открыл рот, чтобы расспросить, где они и кто их окружает, но звуков в этом мире не было, только жесты, запахи и краски.

Они с незнакомцем дошли до арки, за которой начинались следующие покои, и проходя мимо окна, юноша увидел снаружи рощи красноватых деревьев, поле, где трепетали от ветра огромные розовые грибы на тонких, как трава, ножках, и скалу напротив, на которой был нанесен рисунок – семипалая ладонь, держащая солнце…

Незнакомец подтолкнул Дагмарида к выходу и улыбнулся на прощанье. Когда юноша проходил под аркой, разделявшей разные комнаты, перед ним мелькнуло мгновенное виденье. Он узнал желтую пустыню с двумя солнцами, и на него повеяло нестерпимым жаром.

Он оказался в зале, полном зеленого света. Стены зала были сплетены из зеленых побегов, зеленый мох упруго стлался под ноги, и сквозь многочисленные щели сквозило ароматами свежей травы и влажной почвы. В зале никого не было, но почему-то хотелось задержаться, а то и остаться навсегда. Дагмарид замер, чувствуя, что здесь он должен узнать или найти что-то важное для себя, но его окружали только свет и безмолвие. Он подождал немного и двинулся дальше.

В следующей комнате к его ногам хлынула вода. Он стоял на узком невысоком парапете из гладкого серого камня, а зал перед ним был подобен озеру. Оно казалось неглубоким, на дне его, под прозрачной упругой массой, шевелились, сплетаясь и расплетаясь какие-то разноцветные нити. Дагмарид огляделся и увидел на стенах странные тени. Они двигались, вырастали и уменьшались, по ним временами пробегали солнечные блики. Тени жили своей жизнью, не принадлежали никому и никого не напоминали. Они ежеминутно меняли очертания, и трудно было понять, те же это создания или уже другие. Они были неприятны ему, но он не чувствовал в них угрозы…

Потом эта комната пропала – и на юношу нахлынула душная темнота. В ней было что-то от запустения, царящего на поверхности Уштандары, что-то от смерти и безнадежности. Когда глаза привыкли к слабому, почти несуществующему свету, Дагмарид увидел, что комната сплошь затянута темной, гладкой, словно лоснящейся тканью. Она была одновременно плотной и нежной, прочной и почти невесомой, прохладной, как вода. Ее присутствие завораживало.

В глубине зала он увидел странный белый призрак и шагнул вперед, чтобы разглядеть его получше. Призрак шевельнулся, как будто тоже заметив его, даже вроде бы двинулся ему навстречу… Но кто-то схватил юношу сзади за плечи и бросил на пол.

Дагмарид содрогнулся всем телом от резкой боли и неожиданного холода… И очнулся.

Несколько мгновений он глядел на все сквозь тот же золотистый туман, который поглотил реальность в самом начале видений. Постепенно клубы тумана приняли очертания двух фигур. Одна из них имела сероватый оттенок, слегка напоминающий камень, другая же – ярко-золотой. Каждое существо было покрыто чешуей, имело четыре пары конечностей, на самой верхней из которых виднелось по три пальца. Больших выпуклых глаз было два, но каждый из них делился на несколько секций и прикрывался сверху и снизу прозрачными кожистыми веками. Между глазами помещался клюв, а под ним – крошечное речевое отверстие. Стоя, существа опирались на мощные хвосты, а спереди на туловище кожа их имела три больших поперечных складки. Словом, это были нху-бици-ури, одна из самых таинственных рас Фечилии. Про них говорят, что они очень набожны и храмов в их стране больше, чем обитаемых жилищ. Между тем известно, что ни один из храмов не был воздвигнут ими самими, они лишь слуги древних богов и пилигримы.

Дагмарид ничего этого не знал и рассматривал непонятные существа с изумлением и гневом: было похоже, что при падении он повредил себе плечо.

Между собой нху-бици-ури общались на забавном шепелявом языке, но мысленная речь их была понятна юноше.

– Оно смотрит на нас, – сказал сероватый, с любопытством изучая Дагмарида. – Давай спросим, что оно такое.

– Глупец! – отвечал золотистый. – Оно лишено разума. Ты что, не видишь, как хищно и плотоядно оно нас разглядывает? Давай выманим его наружу и убьем. Храм осквернен, боги захотят от нас жертвы.

– Как оно могло сюда забраться? – размышлял первый. – Двери не впустили бы сюда неразумное создание… О!

Он застыл, потому что как раз в этот момент Дагмарид окончательно потерял терпение и послал незнакомцам сильный мысленный импульс.

Золотистый вздрогнул и отскочил в сторону, упруго оттолкнувшись хвостом.

– Оно нам угрожает! – завопил он. – Жрец Приппис, назад!

– Мы еще не жрецы, Армаппис, – флегматично возразил сероватый. – Нечего приписывать себе почести, которые выпадут нам только после того, как это паломничество закончится…

– Тебе они могут и не выпасть, если оно тебя сожрет! – ворчливо отозвался Армаппис, но, видя, что Дагмарид не собирается нападать, неохотно вернулся.

– Ты понял, что оно сказало? – поинтересовался Приппис. – Мне показалось, оно считает нас… э-э… не слишком разумными.

– На себя пусть посмотрит! Если оно такое умное, как случилось, что его освежевали? Где его защитный покров, хотел бы я знать!

– Оно говорит… Надо же! Оно говорит, что всегда было таким. Похоже, это существо из очень непрактичной породы: ему приходится наматывать на себя тряпки, чтобы не погибнуть от холода.

Армаппис изогнул свой хвост, явно изображая презрение.

– Воистину, боги более всего благоволят к нашему народу! – произнес он торжественно. – Я только не пойму, для чего они настряпали и наделили мозгами еще такую тьму всякой живности… Эй, чучело! Ты, случайно, не из презренных ми-раджа-ти?

– Понятия не имею, – мрачно отозвался Дагмарид. – Там, откуда я пришел, мне некому было рассказать об этом.

Приппис некоторое время молча разглядывал находку.

– Мы должны отвести его на побережье, – решительно сказал он наконец.

– Тухлые яйца Ша-шунги! – возмутился его товарищ. – Ты рехнулся! Мы потратим на скитания не меньше цикла, если потащимся к морю сейчас, когда до него тысяча минн пути! Боги не станут ждать нас.

– Боги велят, чтобы каждое существо, наделенное разумом, находилось при своей семье. Мы должны помочь ему найти своих. Это будет богоугодным делом. Тогда, может, тебе простится то, что ты ел мясо в День Священных Плодов.

Армаппис, до этих слов настроенный очень воинственно, тут притих.

– Ты думаешь, это нам зачтется? – спросил он не слишком доверчиво. – Великий Даренлар! Когда я думаю, сколько нам придется тащиться до моря, а потом назад… Впрочем, ведь на побережье тоже есть храмы… Ладно, так тому и быть. Ох, Приппис, вечно ты попадаешь в истории! Не хотел я идти в паломничество с тобой, и не пошел бы, если бы Наставники не посчитали, что я должен благотворно на тебя влиять. Забирай это и пошли…

Произнося последние слова, сварливый послушник невежливо ткнул сидящего на полу Дагмарида в бок своей жесткой чешуйчатой ногой.

И тут же огненная молния ударила ему в лицо. Воздух наполнился пронзительным воинственным воплем. Армаппис бестолково замахал верхними конечностями и сам заверещал. Приппис поднял руку, в ней блеснуло что-то металлическое…

– Сюда, Хапи! Оставь его, ко мне! – закричал Дагмарид. Вылетевшая из непонятного оружия зеленая искра обожгла чешуйчатую шкуру, Армаппис взвыл от боли. А Хапи, успевший увернуться, уже вцепился в плечо Дагмарида. Юный бог тоже взвыл, ибо это было поврежденное плечо, а Хапи за то время, что они провели в храме, успел потяжелеть чуть ли не вдвое.

– Еще одно! – сказал изумленно Приппис, убирая оружие. – Это твой приятель? И тоже разумный? Хм…Похоже, кое-что он действительно понимает. Пусть ведет себя смирно, не то нам придется его связать.

Он пригляделся к Хапи повнимательнее.

– Мне кажется, я где-то уже видел такие создания… Если вспомню, где, может, мы гораздо быстрее найдем ваш дом. Армаппис, оно не опасно – если ты, конечно, не будешь вести себя агрессивно.

– Я?! – чуть не задохнулся второй нху-бици-ури, возмущенно дергая хвостом. – Это я веду себя агрессивно? Ты забыл, что меня приставили к тебе исключительно для умиротворения твоего мятежного духа! Нет созданий под луной, более миролюбиво настроенных, чем я. И если эта тварь бросится на меня еще раз, я ей…

Он внезапно осекся, наткнувшись на взгляд Дагмарида. Хапи ехидно зашипел и показал врагу длинный оранжевый язык.