Круги рая

4

Свой очередной день в Городе я начал в чужой квартире. Лежал, вспоминая вчерашнее, и с силой тер виски. Голова тупо ныла, во рту пересохло. Делать ничего не хотелось, но я пересилил себя, сел и прислушался. За дверью тихо разговаривали.

Нужно было торопиться в мэрию и попытаться использовать свой, вероятнее всего, единственный шанс в поисках Печальных Братьев.

Я неслышно пересек комнату по пружинящему ковру и открыл дверь.

– Проснулся? – насмешливо произнесла светловолосая девушка с зелеными глазами и я с некоторым трудом вспомнил, что, кажется, именно она встретила меня вчера в прихожей.

Девушка сидела за круглым столом и помешивала ложечкой в чашке с коричневым напитком. Она была не одна. Два хмурых парня склонились над чашками по обе стороны от нее, а третий сидел ко мне спиной. Спина была широкая, плотно обтянутая белым свитером. Свитера были и на двух других парнях, у одного зеленый, у другого синий. И вообще эти двое очень смахивали друг на друга слегка вьющимися каштановыми волосами, резко очерченными упрямыми ртами, крепкими подбородками.

– Здравствуйте. Проснулся, – несколько смущенно ответил я.

– Садись, – сказала Светловолосая, отодвинула стул и выпорхнула из комнаты.

Пока я устраивался за столом, чувствуя себя неловко в этой бессловесной компании, она вернулась и поставила передо мной чашку.

– Помогает от головной боли, – с усмешкой пояснила она и вновь села на свое место.

Некоторое время все мы молча отхлебывали из чашек. Я украдкой взглянул на парня в белом свитере. У него были задумчивые и в то же время какие-то злые глаза, вздернутый нос и пухлые, почти девичьи губы.

– Бери, – Светловолосая придвинула ко мне тарелку с бутербродами и снова наша трапеза потекла в полном молчании.

Мы завтракали так тщательно и неторопливо, словно у нас была уйма времени и словно на подоконнике не лежала свежая газета со знакомым сообщением, напечатанным крупным шрифтом.

Наконец Зеленый и Синий отодвинули свои чашки, положили руки на стол и вопросительно посмотрели на девушку. Светловолосая аккуратно поставила чашку точно в центр блюдца и уперла подбородок в ладони. Белый продолжал неторопливо жевать бутерброд.

– Ну так что ты говорил о жертвах эксперимента? – спросила Светловолосая, внимательно рассматривая меня зелеными глазами.

– А разве я что-то говорил? – Провал в памяти был почти абсолютным.

– Говорил, говорил, – Светловолосая медленно покивала. – Я вот пригласила послушать, – она по очереди обвела взглядом насупленных парней.

Дело принимало занимательный оборот. Оказывается, в Городе кого-то еще что-то интересовало! За день до конца. Ну что ж, если есть желающие…

Я коротко поведал о теории колонизации иных миров и о том, как эта теория воплотилась на практике. Слушали меня внимательно, хотя Синий и кривил скептически губы.

– Город – подтверждение справедливости положения о если не биологическом, то социальном вымирании малых групп. Даже в автоматизированном раю. И в конечном итоге появляются Печальные Братья, решившие покончить с медленным угасанием одним ударом. Хотя, может быть, они избрали не самый лучший вариант, – подвел я итог и замолчал.

Мои слушатели переглянулись, но ничего не сказали. Девушка бросила быстрый взгляд на газету. Белый потер лоб и спросил:

– Что же ты предлагаешь? Какие варианты?

Голос у него был надорванным, словно вчера он много и громко кричал.

– А вот об этом будем думать вместе, вы и мы.

Светловолосая резко вздернула подбородок:

– Кто это – «мы»? Ты что, из другого теста?

– Я с Земли.

– Ах, с Земли? – Зеленый засмеялся. – А я-то грешным делом думал, с Сириуса.

– Не с Земли ты, парень, а с похмелья, – процедил Синий.

– Не знаю, откуда ты этого нахватался, но догадываюсь, – сказал Белый. – Книги мы тоже нашли кое-где. Ты вроде неглупый и должен понимать, что ничего уже не изменишь. Даже если бы ты на самом деле был с Земли. Мы-то 3емле не нужны и любая помощь будет бесполезна.

– Мы от вас не отстанем, – сказал я и поднялся. – Если есть желание – можете прогуляться на равнину. Там обломки моей капсулы. Спасибо за угощение.

В прихожей меня догнал вопрос кого-то из них:

– А где искать-то твою капсулу?

В вопросе мне послышалась насмешка и я быстро вышел, хлопнув все-таки на прощание дверью. Я не мог терять время на ненужные разговоры. У меня его почти не было.

Кабинет мэра оказался пустым. Сиротливо валялись пакеты вдоль стены, полированная пустыня стола была усеяна пеплом, ковер украшали многочисленные окурки.

Я вышел в коридор, планомерно обследовал помещения и наконец нашел то, что искал – лестницу, ведущую в подвал. Спустился по ступенькам, толкнул дверь и осмотрелся. Маленькая узкая комната была битком набита аппаратурой. На стене висела схема, сложного в ней ничего не было, и я довольно быстро разобрался, что к чему. Извлек иэ кармана универсальный ключ, который всегда носил с собой, и вскрыл корпус приемника – в общем-то, там подошла бы и обыкновенная отвертка. Сел у стены и стал ждать.

План мой был прост. Он пришел мне в голову еще вчера, только его осуществлению помешала та пьяная компания. Я очень рассчитывал на педантичность Печальных Братьев. Собственно, мне больше не на что было рассчитывать. Печальные Братья обязательно должны были позвонить сегодня и в последний раз дать материал для завтрашнего, тоже последнего, номера газеты. Я очень рассчитывал на педантичность Печальных Братьев. Я прекрасно понимал, что это последний шанс. Последняя попытка если не спасти Город, то хотя бы отсрочить приведение приговора в исполнение. Я должен был постараться убедить Печальных Братьев.

Надежда, конечно, слабая…

Медленно, в полной тишине, тянулись минуты. Я сидел, уронив голову на руки, и надеялся на чудо. Минуты неторопливо складывались в часы, и я почему-то представлял себе огромную белую перчатку, парящую в беспросветном сером небе. Перчатка методично передвигала костяшки на старинных счетах и они медленно растворялись в унылой серости.

Мне вспомнился старик, подвешенный за руки под окном, и стали понятны его слова. Старик тоже считал дни.

Внезапно мне стало казаться, что я поднимаюсь все выше над городом и вижу все, что творится на его улицах. Улицы были безлюдны и вдоль домов лежали одни черные маски. Маски покрывали землю, словно черный пепел, и между ними ходил кто-то в белом одеянии, наклонялся и раскладывал их аккуратными рядами. Он делал это очень долго и, кончив свое занятие, поднял руку с большим черным колокольчиком, потряс им – и сухой треск покатился над пустынными улицами.

Я вздрогнул, открыл глаза и не сразу сообразил, где нахожусь. В тишине пощелкивало печатающее устройство, а это значило, что кто-то передает материал для газеты. Я мигом оказался возле приемника, прильнул к мембране и, затаив дыхание, прислушался к приглушенному голосу. В мембране звучала обычная информация Печальных Братьев.

– Подождите! – крикнул я. – Я хочу с вами поговорить.

На том конце провода удивленно замолчали. Потом послышался далекий шепот и голос в мембране раздраженно произнес:

– Кто там балуется?

– Подождите, я хочу поговорить с вами, – повторил я, задыхаясь от волнения.

– Кто это?

– Простой человек. Обыкновенный человек. Я хочу встретиться с вами, Печальные Братья. Или вы боитесь?

Опять послышалось долгое-долгое перешептывание.

– Ты один?

– Да.

Томительное молчание.

– Безоружен?

– Да! Да!

Опять томительное молчание.

– Проверим, – пообещал голос.

Это была почти победа. Спина моя взмокла от пота, все вокруг, казалось, дрожало от грохота сердца.

– Что же вы молчите, Печальные Братья? Я один, я безоружен. Я просто хочу поговорить, хочу увидеть вас.

– Хорошо, – отозвался голос. – Жди на углу у «Подвальчика веселых сновидений». Встретим.

И все. В мембране стихло. Ноги дрожали, я задыхался в этой маленькой узкой комнатке. Я разогнулся и направился к выходу. И остановился, потому что за спиной вновь раздалось пощелкивание. Печальные Братья диктовали свое последнее сообщение. На этот раз я не стал им мешать.

Интересно, а касалось ли оно самих Печальных Братьев? Впрочем, что они могли сделать? Не больше других. Например, завалить две-три комнаты продуктами, которых хватит пусть даже на год. А дальше? И нигде, ни в одной квартире не видел я таких залежей, хотя за эти дни их вполне можно было создать. Зачем? Чтобы продлить агонию? Так не лучше ли сразу?..

Проходя мимо зала к выходу из мэрии, я обнаружил, что дверь в зал распахнута настежь, хотя я ее закрывал. Я заглянул туда и увидел, что из кабинета мэра тянется завеса сизого дыма.

Мэр занимался ежедневным делом: сидел за столом, курил и читал газету. Пепел со стола он стряхнуть не удосужился. На мгновение оторвав глаза от газеты, он взглянул на меня и вновь погрузился в свое занятие.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Все гуляешь, приятель? – ответил он рассеянно. – Чего же вчера не зашел?

– Не сумел. Но я только что говорил с Печальными Братьями. По телефону, в типографии. Сегодня с ними встречусь.

Мэр с иронией посмотрел на меня, поднялся, взял со стеллажа какие-то бумаги, бросил на стол и принялся перебирать. Видно было, что делает он это абсолютно бесцельно, лишь бы убить время.

– Давай, действуй, – сказал мэр. – Встречайся, говори. Чем не занятие?

Я понял его. Он уже смирился. Он уже был готов к финальной сцене и теперь пальцем о палец не ударит, чтобы постараться что-то изменить.

– А эвакуацию организовать вы не думаете? – спросил я его.

Мэр пожал плечами:

– А зачем? Если надо – они и там достанут.

Убеждать его в чем-либо было бесполезно. Да и некогда мне было его убеждать.

– Я пошел.

– Будь здоров, приятель. Привет Печальным Братьям.

Мэр потянулся к стеллажам за очередными бумагами, дым от зажатой во рту сигареты лез ему в глаза и он недовольно морщился.

Я закрыл тяжелую дверь с завитушками и вышел из мэрии. Я хорошо понимал, что мои шансы составляют величину, бесконечно близкую к нулю. У «Подвальчика веселых сновидений» меня, конечно, встретят. Сначала долго будут рассматривать из какого-нибудь окна, пока не убедятся, что я действительно один. Один я им ничего сделать не смогу. Если замысел Печальных Братьев серьезен – я им не помешаю. Если же они задумали грандиозную, хоть и не очень веселую шутку, то задержат меня до тех пор, пока вдоволь ею не насладятся. Чтобы я не старался убедить людей в том, что это не более, чем шутка.

Впрочем, Печальные Братья, конечно, знали не хуже меня, что никого и ни в чем мне убедить не удастся. Ну вот, в порядке эксперимента…

У подъезда стоял пожилой мужчина в строгом черном костюме. Он держал за волосы большую куклу с голубыми глазами. Пока я подходил, мужчина медленно оторвал у нее ногу в белой туфельке, повертел перед собой, словно не зная, что с ней дальше делать – и бросил на тротуар. И принялся за вторую.

Я поздоровался, но ответа не получил. Послышался негромкий хруст – и вторая нога последовала за первой.

– Я знаю, как найти Печальных Братьев, – сказал я, наблюдая, как он выкручивает у куклы руку.

Ответа опять не последовало. Мужчина с печальным лицом молча и сосредоточенно продолжал свое занятие.

– Я знаю, где их искать, – повторил я на всякий случай, уже понимая всю бесполезность разговора. Впрочем, я понимал это еще до его начала. – Можно им помешать.

– Туда нам и дорога, – недружелюбно ответил истязатель кукол.

Он подержал сломанную игрушку еще немного, отшвырнул, серьезно посмотрел на меня печальными глазами и скрылся в подъезде.

Вот и все. Глас народа, как говорится…

И все-таки я должен был использовать последний шанс.

На улицах было на удивление много людей. Они поодиночке стояли у подъездов, сидели на тротуарах, бесцельно бродили вдоль домов. Они ждали.

Мне вспомнился старый рассказ: однажды всем приснилось, что через день они умрут. Думаете, кто-то пытался сопротивляться? Нет, вечером все просто легли спать. Здесь получалось нечто похожее.

Унылое серое небо цеплялось брюхом за крыши домов, тишину нарушало лишь шарканье подошв по тротуару. Люди ждали.

– Послушай, друг! – произнесли рядом и я очнулся от невеселых размышлений.

Снизу вверх смотрел на меня задумчивыми глазами карлик. Карлик очень смахивал на гофмановского Циннобера. Голова его торчала прямо из плеч, короткое туловище походило на бочонок и неуверенно держалось на сравнительно длинных и тонких ножках. Его костюм состоял из короткой жилетки, из-под которой высовывалась грязная майка, и брюк, кончавшихся где-то на полпути между коленями и босыми ступнями. Тонкие губы карлика растянулись в грустной извиняющейся улыбке.

– Сегодня ночью ко мне пришли сожженные руки, – доверчиво сообщил Циннобер и часто заморгал. – Я лежал, не мог заснуть, а они открыли дверь – и ко мне. – Карлик замолчал и вздохнул. Откровения его были вполне в стиле Гофмана. – Ползли, ползли, уцепились за одеяло и прямо на грудь. Вот сюда. – Карлик ткнул пальцем в грязную майку. – Пошевелились, прижались ладошка к ладошке и затихли. Так всю ночь мы и пролежали.

Циннобер снова вздохнул и грустно и выжидающе посмотрел на меня. Надо было что-то ответить.

– А потом они ушли?

Карлик заморгал еще чаще и окинул меня взглядом, полным удивления.

– К-как ушли?.. – пробормотал он, запинаясь, и с сожалением покачал непомерно большой головой, покрытой редкими кустиками седых волос. – Ты разве не видишь, друг? Вот же они, под плащом.

Он распахнул жилетку и еще раз продемонстрировал ветхую майку. Глаза наши встретились и я прочитал в его взгляде тихое сострадание. Он сочувствовал моей слепоте.

– Голубая Танцовщица умерла, а я так ее любил, – кротко признался карлик, подтягивая короткие брюки. – Я бы отрезал ее руки и тоже положил на грудь… Но ее спрятали, и никто не хочет сказать, где… Ты не знаешь, друг? – В голосе Циннобера звучали мольба и надежда.

Я развел руками. Мне было очень плохо. Я ничем не мог ему помочь. Никому не мог помочь.

– Жаль, – Циннобер вздохнул, ссутулился и, отойдя от меня, сел на край тротуара. Время от времени он осторожно проводил рукой по груди, словно опасаясь, что его воображаемая жуткая ноша может исчезнуть.

Я двинулся дальше по улице, искренне не желая больше ни с кем встречаться, и вдруг ощутил какую-то неустроенность. Мне показалосъ, что я упустил некий важный момент, не доделал что-то, отправившись к «Подвальчику веселых сновидений». Кстати, не спросил у мэра, где искать этот «Подвальчик»…

Немного поразмыслив, я понял, что хотел бы увидеть Равнодушную.

Тогда, в тот уже бесконечно далекий вечер, когда я попал к ней домой, Равнодушная зарыдала. Сидела, съежившись в кресле, уткнувшись лицом в широкий рукав черного платья, и плечи ее вздрагивали. Я хотел встать, подойти к ней, как-то успокоить – но не успел. Девушка подняла заплаканное лицо, резко отбросила назад черные волосы и презрительно сказала:

– Думаешь, боюсь? Нисколько! Только не нужно было предупреждать. Тогда бы он не ушел…

Я понял, что она говорит о том, чей бокал остался недопитым в одной из комнат.

– Тогда бы вместе… До самого конца… – прошептала девушка и с силой провела ладонью по глазам. – А, что говорить! Получил свои газеты – и проваливай.

«Одиночество, – думал я, шагая к „Приюту уходящих в никуда“. – Они все здесь страшно одиноки…»

В «Приюте», кажется, ничего не изменилось. Царству теней не было никакого дела до гибели Города. Троица в углу воспринималась уже как часть интерьера и у меня возникло сомнение: действительно ли люди там сидят? Или это большие заводные куклы для придания бару особого колорита?

Кстати, одного не хватало в баре. Не хватало Равнодушной. Сердце мое болезненно сжалось. Неужели?..

Из-под кресла у стены торчали чьи-то ноги в джинсах. Я быстро наклонился, вгляделся. Неизвестный лежал ничком, уткнувшись головой в сложенные руки, и сопел.

Я выскочил из тихого бара и бросился к подъезду. Влетел на лестничную площадку, распахнул дверь, прошел через анфиладу комнат и, тяжело дыша, остановился перед последней. Осторожно постучал. Не дождался ответа и постучал снова. В комнате было тихо. Тогда я решительно открыл дверь и вошел. Медленно обвел глазами зеркало, окно, пустые кресла, кровать под красным балдахином. Сказал негромко, чего-то пугаясь:

– Здесь есть кто-нибудь?

В ответ не раздалось ни звука. Я пробрался к кровати и отодвинул край балдахина. Сначала мне показалось, что на кровати лежит только длинное черное платье, но я тут же понял, что ошибся. Девушка лежала ничком, как тот неизвестный в баре, спрятав голову под подушку, – и у меня опять болезненно сжалось сердце. Опоздал…

Едва я дотронулся до ее плеча, как Равнодушная резко сбросила подушку с головы, быстро села и подобрала под себя ноги. Волосы ее спутались, бледное лицо было страдальческим и злым, а под глазах легли темные круги.

– Ты что? – зло сказала девушка. – Тебе чего надо?

Мне хотелось ее обнять. Я отступил на шаг и облегченно вздохнул:

– Mне показалось…

– А мне наплевать, что там тебе показалось! – выкрикнула девушка и ударила кулаком по подушке. – Наплевать! Убирайся отсюда!

– Я иду к Печальным Братьям.

Девушка вздрогнула. Я видел, что она поверила мне сразу и безоговорочно. Она соскочила на пол, подошла ко мне, подняла бледное лицо и спросила шепотом:

– Можно я с тобой? Глаза им выцарапаю! – В шепоте ее звучали боль и ненависть. – Горло им перегрызу! Задушу…

– Нет, я пойду один.

Девушка подступила еще ближе.

– Не за то, что они задумали. А за то, что предупредили. Зачем, скажи, зачем?

Что я мог ей сказать? Что я мог ей объяснить?

– Я иду, чтобы убедить их отказаться от этой затеи.

Девушка оторопело посмотрела на меня, медленно откинулась назад и захохотала.

– Не… нор… мальный! – проговорила она, задыхаясь от смеха. – Ненормальный! Вы посмотрите на него, на спасителя и защитника! Убедить! Ха-ха-ха!..

– Э-эх, люди-человеки беспомощные, – я махнул рукой. В конце концов, в чем она была виновата? В чем они все были виноваты? – Где тут у вас «Подвальчик веселых сновидений»?

Девушка продолжала смеяться, не слушая меня. Кажется, у нее начиналась истерика.

– Где «Подвальчик веселых сновидений»? – крикнул я так, что в высокой вазе загудело.

Девушка резко оборвало смех и торопливо ответила:

– На окраине. У самой равнины. Кажется, сорок третий сектор. Или сорок второй.

– Хорошо. Найду.

Я повернулся и зацепился ногой за стул. Стул с грохотом повалился на пол. Я перешагнул через него и вышел из комнаты.

Да, они ни в чем не были виноваты. Да, они были жертвами. Но как же быстро они сдались! Ведите их к пропасти – и они пойдут за вами, и бросятся вниз головой. Привыкли к тому, что блага сами падают им в руки… Небожители…

Я быстро шагал вдоль серых домов, отыскивая взглядом цифры на стенах.

– Все, все в «Подвальчик веселых сновидений»! – завопили нестройные голоса. – Выпьем за освобождение! Выпьем за гибель!

Я резко остановился, словно наткнулся на невидимую стену. Невдалеке улица переходила в равнину, а напротив, через дорогу, вчерашняя компания с криками толпилась у входа в бар.

– Я жил в чудесном мире! – вопил лиловый толстяк, продираясь вперед. – И завтра снова буду там!

– Пей, пей, не жалей! – визжала фиолетовая женщина, повиснув на сутулом парне в серых лохмотьях.

Звенели бутылки, разбиваясь о тротуар, кто-то кричал, а кто-то заходился в хохоте, и зычно ревел полуголый верзила с залитым кровью лицом:

– За нашу смерть!

– За нашу смерть! За смерть! – подхватили нестройные голоса, закривлялись потные лица, и люди, сбиваясь в кучу, потянулись в дверь бара.

…Хрустело стекло под ногами. Я медленно ходил вдоль серого дома – вперед и назад – и мне было грустно. «Мгла! Мгла!..» – неслось из «Подвальчика» вперемешку с хохотом и рыданиями.

Я расхаживал очень долго. Темнело, кое-где в окнах начали зажигаться огни. Из-за угла вышел высокий широкоплечий человек. Он медленно приближался, и белый свитер пятном выделялся в сумерках. На лице человека чернела маска. Я, замерев, напряженно ждал, когда он подойдет.

Человек замедлил шаги и произнес знакомым надорванным голосом:

– Ну, пошли, что ли, спаситель.

– Рад приветствовать Печального Брата, – ответил я и не узнал своего голоса.