Круг Времён

XXI

Царь Нилам сидел на троне, чуть наклонившись вперед. Перед ним танцевала обнаженная девочка-подросток, высокая и тонкая, с золотистыми кудрями, зелеными глазами и подвижными бедрами. Но царя она уже не волновала. Спору нет: ее гладкая нежная кожа, благоухающий рот, быстрый острый язычок, робкие прикосновения, глупый смех — были прекрасны, но это было в прошлом, а владыка с нетерпением ждал будущего. Оно уже готово было распахнуть окна и двери, и бесцеремонно ворваться в монотонную жизнь.

Лицо царя было сосредоточенным. Он чувствовал, как Грядущее рождается из глубин мертвой половины дворца, как Время, давно превратившееся в лед, готово растаять от жара новых мгновений.

Вдруг девочка-подросток сбилась с ритма.

Нилам нахмурился.

Танцовщица остановилась и испуганно посмотрела на потолок. Потом ее детские губы изогнулись в робкой улыбке.

Царь проследил за ее взглядом и увидел птицу.

Большую черную птицу с блестящим, лоснящимся, оперением. Птица металась, шумно хлопая крыльями, не в силах найти путь на свободу.

«Вот так и моя душа бьется в клетке бесконечно повторяющегося времени», — подумал владыка Терена.

— Черная птица! — визгливо воскликнул юноша, сидевший у подножия тропа.

Царь медленно встал.

Он смотрел на крылатую тварь, и не мог оторвать от нее взгляда. Из соседних залов послышались вопли. Пол вдруг заходил ходуном, по нему змеились трещины.

— Птица убивает нас! — заголосили подданные.

И в крылатое создание полетела посуда и куски пищи. Несколько трещин на потолке устремились навстречу друг другу, и через мгновение сошлись в одной точке. Раздался хруст. Вниз посыпались камни и дресва. И в месте пересечения изломов появилась дыра.

— Царь! — воскликнул шут.

Нилам опустил голову и увидел у своих ног уродца, который скрашивал ему однообразные будни. Карлик лежал на животе, изображая, будто барахтается в воде.

— О, могущественный из смертных, спаси нас! — глумливо заверещал шут. Но огромный кусок потолка оборвал его возглас — обрушился на спину и сломал позвоночник. Раздался шлепок, какой бывает, когда псам кидают на плиты пола сырое мясо, и из-под карлика стала растекаться кровавая лужа.

Прошло всего несколько мгновений — и труп карлика стал выглядеть, так, как будто он пару лун пролежал в воде. Раздавленное тело распухло, кожа местами полопалась. Один глаз вывалился из глазницы и болтался на кровавой ниточке возле рта с крошевом зубов.

Юная танцовщица, застывшая в последнем движении, истошно закричала.

Мертвый карлик повернулся к ней.

Девушка, обезумев от ужаса, споткнулась о вздыбившуюся плитку пола и упала. Железные пальцы мертвого шута сомкнулись на ее лодыжке.

Юная плясунья взвизгнула и попыталась вырваться. Рядом с ней грохнулся кусок потолка, осыпав точеную головку белой известкой. В беспамятстве девушка подняла его обеими руками, и, размахнувшись, опустила на череп шута. Раздался противный треск. Мозги брызнули в стороны. Девочка вскочила, оторвав шуту руку, которая все еще цеплялась за ее щиколотку, и бросилась прочь.

Царь спрыгнул с трона.

— Царь покидает нас! Мы обречены! — завопила служанка, стоявшая у трона с кувшином в руках.

Царь с удивлением обнаружил в своей руке золотой кубок. Он совсем забыл, что пил вино. Кубок был пуст.

Нилам усмехнулся и опустился на трон.

— Успокойтесь, презренные! — загремел его голос. — Ваш повелитель остается с вами! Круг времен разорван. Древнее пророчество сбылось!

Он протянул кубок съежившейся рабыне.

— Налей мне вина, женщина! Я хочу выпить за Исход Гекатонхейра!

Служанка тряслась от ужаса, руки ее дрожали, и пытаясь наполнить царский фиал, расплескала драгоценное вино на землю.

В иную пору ее приказали бы высечь за дерзость, но сейчас владыке было не до таких мелочей.

Нилам понял, что северный варвар исполнил порученное. Древняя тварь Гекатонхейр, был умерщвлен — и время покатилось по улицам Терена.

Не дожидаясь, пока служанка наполнит кубок, царь отбросил его — и выхватил у служанки кувшин. Запрокинув голову, обливаясь, он опустошил сосуд до дна.

— Подай мне меч! — воскликнул он, отшвырнув сосуд в сторону.

Рабыня метнулась за трон, и с трудом вытянула длинный меч из ножен. Царь с усмешкой наблюдал за ней. Она держала меч двумя руками, не зная, как его подать своему повелителю.

— Ну, что же ты? — изогнул бровь Нилам.

Девушка опустила меч острием в пол — и перехватила его за лезвие. Кровь потекла из ее ладоней. Сжав зубы от боли, она все-таки подняла меч и протянула рукоятью к царю.

Он выхватил оружие рывком, так что рассек ее ладони до костей. Брызнула кровь. Служанка вскрикнула. Царь быстро поднял меч — и одним ударом снес ей голову.

— Ты скверно держала меч, женщина, — вздохнул владыка Терена.

Голова покатилась в сторону толпы придворных, которые уже сцепились между собой в драке. Люди бились, не разбирая, кто мужчина, кто женщина, кто молод, кто стар. Все были одинаково беспощадны и яростны. Дрались всем, что попадало под руку — посудой, ножами, серебряными кубками, глиняными кувшинами со сладким вином. Царь, смеясь, сбежал по ступеням, и принялся крушить подданных мечом, отсекая руки, ноги, головы. Иногда лезвие вспарывало подданным животы — и тогда становилось видно, какая мерзость таится внутри бренного человеческого тела.