Кровавый дождь. Ключ к разрушению

Глава 4 Святая земля

Святая земля была карликовым городом-государством со своим правлением и уставом и занимала площадь восемьсот тридцать два квадратных километра. Территориально она граничила с Латвией и Литвой, а с запада омывалась Балтийским морем.

Духовным и правящим центром Святой земли считался замок Эль-Гаар.

Эль-Гаар лишь назывался замком, на самом деле это было скопление замков, резиденций и соборов, таких как Замок правительства, Собор первой берегини, Академия, Адъюнктура и гарнизон Святой гвардии.

Также Эль-Гаар служил резиденцией высшего духовного руководства Церкви. Церковью управлял патриарх.

Десятиметровая оборонительная стена, разделяющая город и Эль-Гаар, оказалась позади. Готическая архитектура ласкала взор.

В груди Михаила потеплело.

Он был дома.

Он искренне любил Эль-Гаар, ведь он вырос здесь.

Вот здесь, за колоннадой Собора первой берегини, он стрелял из трубки скрученными бумажными шариками в епископов и монахинь. Вот здесь – Михаил посмотрел на оборонительную стену – в десять лет он упал с крыши, когда хотел перелезть в город, и сломал руку. Вот здесь – Михаил бросил взгляд на огромный дуб в середине сквера – в пятнадцать он признался в любви своей учительнице, двадцатипятилетней монашке, которую в итоге из-за этого перевели за пределы стены.

В отличие от Марии и Рона, Михаил вырос здесь и не мог назвать своим домом другое место на Земле. Также он не мог себе представить, что занимался бы чем-то другим, кроме служения Святой земле.

Михаил прошел по колоннаде собора, фасад которого смотрел в сторону города и соединялся с оборонительной стеной Эль-Гаара.

Проходящие мимо люди неизменно здоровались с ним. Военные отдавали честь, священнослужители просто кивали. Михаил и без фотографий в прессе был знаменитой фигурой на Святой земле, но молва о нем теперь вышла и за пределы Эль-Гаара. И все из-за фотографий, просочившихся в прессу.

Мария махнула ему у древней вечноцветущей яблони в центре внутреннего дворика.

Именно здесь, по преданию, Господь ниспослал ангела с небес – первую берегиню, и на этом месте расцвела яблоня, которая спустя тысячелетия продолжала расти и цвела круглый год. Сейчас стояла глубокая осень, а она все равно цвела. Вокруг этой яблони и построили Эль-Гаар. Ее белоснежные цветы распространяли по двору нежный сладкий аромат – аромат дома.

Михаил улыбнулся и свернул, перепрыгнув перила колоннады. Ноги утонули в газоне.

– Ты разве не домой поехала?

Мария расстегнула верхнюю золотую пуговицу кителя.

– Меня вызвали как твоего зама. Ты ведь теперь у нас мировая знаменитость. На администрацию Эль-Гаара обрушились запросы СМИ об интервью с тобой. Ты направлялся к главэкзорцу? – Мария усмехнулась. – Даю зуб, что именно из-за этого.

Михаил закатил глаза. С детства он привык к повышенному вниманию и не собирался идти на поводу у любопытных зевак.

– Посмотрим, – уклончиво ответил он. – Сегодня вечером все в силе? В восемь в баре за нашим столиком?

Мария кивнула:

– Рон будет?

– Позвони ему, – махнул Михаил, удаляясь.

Он зашел в гарнизон Святой гвардии.

Мраморные стены гарнизона украшали огромные портреты берегинь. Одинаковые, они изображались по-разному. Первая берегиня Оливия на портрете сложила руки в молитве. Нити крупных жемчужин ниспадали с диадемы и прикрывали верхнюю часть лица. Обычно на портретах берегинь угадывались национальные костюмы тех мест, откуда они были родом, но неизменными оставались белоснежные волосы и пустые глаза.

Чаще всего их изображали с лицами, прикрытыми нитями бус, а из-за того, что треть берегинь были славянками по происхождению, многие считали символом берегинь кокошник.

Поднявшись на третий этаж, Михаил прошел мимо портрета берегини Феодосии. Она была изображена как богиня войны: кокошник, похожий на корону, был украшен камнями, которые тонкими струями спускались на лоб и плечи берегини; воинственный взгляд был устремлен вдаль, меч в руках вскинут для удара. Белое платье с широкими рукавами трепетало на ветру.

Михаил поздоровался с секретарем главэкзорца. На огромной двери висела табличка: «Главэкзорц Амаэль Вердервужский».

Главэкзорцем на Святой земле называли министра обороны, и он был первым человеком после главнокомандующего канцлера Константина, отвечающего за Святую гвардию.

Секретарь вскочил со своего места в приветствии и потянулся нажать на кнопку связи с кабинетом, но Михаил, не дождавшись, сделал шаг и толкнул резную дубовую дверь.

Амаэль стоял вполоборота в белой рубашке и серых брюках у огромного стола. Телефон на столе звякнул и затих. Секретарь заглянул в проем:

– Извините, главэкзорц. Я не успел… – Михаил недовольно покосился на него. – Михаил Вердервужский к вам.

– Спасибо, Олаф.

Секретарь кивнул и аккуратно закрыл дверь. Амаэль снял с вешалки у книжного шкафа белую, расшитую золотыми шевронами парадную мантию главэкзорца и накинул ее на плечи. Округлившееся пузо выдавало, что он давно не тренировался.

Амаэль недовольно кинул взгляд на Михаила, заметив его вскинутую бровь.

– В очередной раз просить тебя соблюдать субординацию бесполезно? – пожурил он брата.

Михаил лишь фыркнул:

– А ты, я смотрю, все пухнешь. Бюрократия заставила прирасти к стулу? Когда в последний раз был на тренировке?

Амаэль закатил глаза и сложил руки на груди, отчего его и без того круглый живот выделился сильнее. Михаил всегда считал, что они с братом похожи: у обоих были одинаковые светлые волосы, только у Амаэля длинные, собранные в хвост на затылке. Михаилу казалось, что прической Амаэль подражал канцлеру. У Михаила же волосы были коротко подстрижены, взъерошены. Иногда он специально ими встряхивал, чтобы казалось, что он только что с кем-то дрался.

У Амаэля были умные, проницательные глаза, и Михаил надеялся, что его собственный взгляд был настолько же остер. Амаэль был старше Михаила на тринадцать лет, и он был ему больше чем брат. Второй отец. Михаил хотел быть похожим на старшего брата, но никогда бы ему не признался в этом. Кроме веса, конечно. Лишние двадцать килограммов никого не красят. Когда-то Амаэль был лучшим полевым гвардейцем, а теперь, после назначения главэкзорцем, превратился в бюрократического хомяка.

– Хочу тебя поздравить с успешным завершением сложной миссии, – произнес он и упал в кресло. На углу стола стояла чашка чая и блюдце с печеньями. Уловив взгляд Михаила, он предложил: – Будешь?

Михаил помотал головой и кинул взгляд в окно. Снаружи доносились выстрелы. Окна кабинета брата выходили на полигон, где тренировались студенты академии. Студенты стреляли по мишеням из пистолета с одновременным выставлением щита мантры, так, чтобы пуля попала в мишень из листа бумаги, но при этом не задела манекен сразу за ней. У многих получалось.

Тем временем Амаэль отодвинул кипу бумаг на другой край стола и не без труда нашел отчет Михаила.

– При штурме училища в Иране никто серьезно не пострадал – это великолепный результат.

– Служу Святой земле, – бесстрастно произнес Михаил, продолжая смотреть на полигон. – Следователи выяснили, почему там была начертана пентаграмма?

– Пока идут допросы. Сам понимаешь, в основном пострадавшие несовершеннолетние. Это усложняет процесс. – Михаил повернул голову. – Также выяснилось, что без вести пропали четверо юношей семнадцати-восемнадцати лет. По последним данным, они точно находились в здании при захвате заложников, но когда техникум был освобожден, их недосчитались.

Михаил нахмурился и, присев на стул, закинул ногу на ногу. Задумчиво почесал кончик носа.

– Пентаграмма и пропавшие юноши… Опять в этом замешан «Белый свет», как думаешь?

Амаэль кивнул и кинул ему отчет:

– Следственный отдел разобрал мантры на пентаграмме. Эту печать начертали при заложниках. По свидетельским показаниям, юношей заставляли становиться в центр. На кого печать реагировала, тех уводили. И угадай, на кого именно среагировала печать?

– Печать среагировала на пропавших юношей. Они искали тех, у кого есть зачатки силы экзорцистов?

Амаэль снова кивнул:

– Пока нам удалось скрыть информацию о пентаграмме. Наши службы и службы Ирана работают с родителями пропавших. И все же спасено много людей. Это громкое дело под прицелом внимания общественности. Ты засветился.

Амаэль придвинул к Михаилу стопку газет на разных языках. Михаил кинул на них взгляд. На первых страницах всех изданий мелькало его лицо. Одни и те же фотографии были везде: он выносил девочку на руках. Михаил сжал челюсти.

– Это поднимает рейтинг Святой гвардии и Святой земли в целом. Союз хочет, чтобы именно вы были на параде. Теневой отряд – сейчас новость номер один в мире.

– Амаэль, но мы ведь не шуты, пусть молодняк тратит время на парады. К тому же надо расследовать похищения… – Тяжелый взгляд брата заставил Михаила замолчать. Ему было дозволено многое, но он чувствовал тонкую грань между дозволенной ему дерзостью и беспрекословным исполнением приказов. Это решение брата не подлежало обсуждению.

– Следственный отдел уже этим занимается, – оборвал Амаэль пререкания. – Звонки прессы со всего мира не прекращаются. Я созвал пресс-конференцию через два часа. Ты обязан будешь там присутствовать со мной. Сейчас общественное мнение – все для нас. Современный демократический информационный мир требует считаться с мнением масс. Чем выше будет наш рейтинг, тем больше власти и влияния на мировой арене мы получим. Поэтому да, пресс-конференции – важная часть нашей работы.

Михаил поджал губы. Старомодный телефон затрезвонил. Амаэль снял трубку:

– Пусть заходит, – произнес он и кивнул Михаилу на дверь, мол, разговор окончен.

Михаил встал с неудобного стула.

Дверь открылась снаружи, и он столкнулся в проеме с патриархом и настоятельницей. Даже Михаил не знал возраст патриарха, а на вид ему было лет сто: сгорбленная спина, седая длинная борода; кожа на лице была изрезана морщинами и усыпана пигментными пятнами. Он поднял блеклые глаза.

– Добрый день, патриарх, – поздоровался Михаил и коротко склонил голову. – Настоятельница.

– Михаил, мальчик мой! – воскликнул патриарх. Голос его был не по возрасту мелодичен и тверд. – Давно ты не приходил на причастие.

Михаил улыбнулся и прошмыгнул мимо них.

– Михаил. Подожди, – вышла за ним настоятельница и, встревоженно заглянув в его глаза, дотронулась до щеки. – Все в порядке?

Настоятельница была ниже его на голову. Он обхватил ее руку на своей щеке и тепло улыбнулся. Настоятельница заменила ему умершую мать. Ее теплота и забота вырастили и превратили его в мужчину. Она знала полутона его эмоций и безошибочно распознала тревогу. Михаил любил ее и оберегал так же, как и она его когда-то. Конечно же, он ничего ей не сказал.

– Почему ты спрашиваешь? Все, как обычно, отлично.

Он подмигнул ей, махнул брату и патриарху.

Патриарх был его духовником с детства. Еженедельные исповеди, причастия, вечные церковные праздники и посты – все это было частью его детства. Но чем старше он становился, тем реже ходил в храм. А когда он начал служить в Святой гвардии и выезжать непосредственно в горячие точки, то окончательно разочаровался в вере.

Тяжесть и грусть сжали сердце. Взгляд зацепился за бирюзовую крышу великого храма.

Вера. Что было в этом слове для него? Михаил затруднялся ответить на этот вопрос. Когда-то давно он верил в существование Бога. Точнее, не так. Ему с детства говорили, что Господь есть и Он следит за всеми.

Но теперь он окончательно разочаровался в нем. Если бы Бог существовал, Он бы не допустил, чтобы гибли дети, Он бы не допустил всей той несправедливости, что видел Михаил. Если Он и был на самом деле, то Он создал и бросил человечество на произвол судьбы… или же Бог был просто чертовым садистом.

Михаил обреченно покосился на зал, полный журналистов. Пресс-секретарь хлопотала возле него, информируя, какие вопросы будут задавать журналисты. Михаил слушал ее вполуха. Он презирал политиков, журналистов и не хотел играть в их лицемерные игры.

Пресс-секретарь – что это за должность такая? Почему гвардейцы Святой земли должны переживать о том, что о них думают люди в мире? Но он знал, что Святая земля существовала на пожертвования туристов и паломников. Но главный доход составляли отчисления дружественных стран, с которыми у Святой земли были заключены договоры. Это были сто пятьдесят государств, большинство признанных стран. По договору, за который они должны были платить ежегодный взнос, гвардейцы Святой земли предоставляли свои услуги для решения конфликтов. Армия Святой земли была одной из самых малочисленных в мире, но даже один гвардеец благодаря своей силе мог переломить ход войны, ведь они были живым оружием. И этим оружием за плату мог воспользоваться каждый. Элитные, благородные гвардейцы Святой земли становились козырем во многих конфликтах. Если они сражались на чьей-то стороне, то над ее головой вырисовывался ореол праведности.

Фраза «правда за нами» обретала совсем другой смысл.

Михаила передернуло. Он нервничал.

Амаэль, сверкая золотыми нашивками на белой мантии, поравнялся с братом и криво усмехнулся, увидев его кислую мину. Михаил помотал головой, признавая поражение.

Амаэль первый зашел в зал, пресс-секретарь проследовала за ним. Михаил обреченно скривился, отряхнул китель, который давно не доставал из шкафа, и расправил плечи.

Репортеры встретили их вспышками камер. Михаил сел за стол рядом с пресс-секретарем и придвинул к себе микрофон. Репортеры успокоились и замерли в ожидании.

– Добрый день. Спасибо, что собрались, – произнесла пресс-секретарь. – Сегодня у вас есть возможность задать вопросы главэкзорцу Амаэлю Вердервужскому и кап-экзорцу первого ранга Михаилу Вердервужскому.

– Добрый день. Святая земля рада приветствовать вас здесь. Вчера, двадцать девятого октября, гвардейцами Святой земли была проведена спецоперация по защите и освобождению мирного населения. Были уничтожены одиннадцать террористов. Террористы переданы спецслужбам Ирана. Один из пострадавших при штурме час назад скончался в больнице. В него попала автоматная пуля. Также пострадали пятнадцать учеников и четыре работника техникума, но они стабильны. Пропали четыре ученика, к их поискам приступили государственные службы Ирана. Проверяется их причастность к атаке. Гвардейцы действовали в соответствии с уставом Святой земли – четко, быстро, с минимально возможными потерями. Я закончил. Теперь вопросы.

Журналисты вскинули руки. Амаэль кивнул одному из них, тому передали микрофон.

– Добрый день. New Times. Хочу поздравить вас с успешным окончанием миссии. У меня вопрос к кап-экзорцу Михаилу, если можно.

Амаэль криво ухмыльнулся и кинул взгляд на него.

Михаил, прочистив горло, придвинул к себе микрофон и осторожно произнес:

– Конечно. Какой вопрос?

– Вы считаетесь одним из сильнейших гвардейцев Святой земли. Так ли это? Как лично вы оцениваете работу Теневого отряда?

– Все гвардейцы хорошо подготовлены и готовы служить Святой земле, рискуя собственными жизнями.

Михаил кивнул другому репортеру.

– Morny. Как вы думаете, если бы сегодня берегиня возродилась, чтобы она сказала о Святой земле? Была бы она довольна тем, как она поменялась?

Молчание накрыло зал. Задумчивый взгляд Михаила поднялся с лиц репортеров на картину, на которой была изображена берегиня Виктория. Ее пустые глаза смотрели прямо на него. Как же Михаил не любил все это. Репортеры, любопытные люди, сующие нос куда не надо.

Его губы сжались в полоску и растянулись в подобие улыбки.

«Ты не должен грубить», – напомнил он себе.

– Святая земля семьсот лет назад и сейчас – это две разные организации. Сравнивать их не имеет смысла. Тогда мы боролись с демонами, сейчас главный враг человечества – сами люди. Если бы берегиня возродилась, возможно, она бы смогла исцелить этот мир от тьмы, так же как когда-то смогла избавить его от демонов. Но я сомневаюсь… Хотя, возможно, она бы смогла вернуть веру потерявшим ее людям, – произнес он, имея в виду себя, и уловил заинтересованный взгляд брата.

Вопросы посыпались один за другим. Михаил начал расслабляться и вести себя более резко и фривольно, чем обещал себе. Амаэль периодически вмешивался в интервью, сглаживая углы. Когда все закончилось, Михаил встал со своего места, с удивлением обнаружив, что весь вспотел. Он чувствовал себя опустошенным и уставшим.

«Надеюсь, Амаэль больше не попросит меня участвовать в подобном фарсе. Как он вообще подписался на все это, став сначала замом, а потом главэкзорцем?»